Очерки истории кибернетики в СССР

Очерк пятый. Невостребованная альтернатива рыночной реформе 1965 года

Итак, что собой представляла идея общегосударственной автоматизированной системы управления экономикой, которую В. М. Глушков назвал главным делом своей жизни?

Суть идеи ОГАС состояла в следующем. Уже к началу 60-х годов стало очевидно: поток экономической информации стал таким мощным, что обрабатывать его вручную или с помощью имевшейся в то время примитивной счетной техники больше не представляется возможным. Особенно остро эта проблема стояла в условиях плановой экономики. Все нужно было просчитывать наперед, и желательно в деталях. Это одна сторона вопроса. Другая проблема заключалась в том, что сама система сбора экономической информации и принятия решений после их обработки нуждалась в срочной модернизации. Замена устаревшей техники на новую, более совершенную никак не разрешала проблемы. Американцы в области электронно-вычислительной техники в 50-е годы существенно обгоняли нас (а по части машин, предназначенных для экономических расчетов у нас вовсе ничего не было), но это нисколько не снимало у них экономических проблем. Периодические экономические кризисы в странах капитализма не исчезали от того, что там применялось много машин для экономических расчетов.

Наше преимущество было в том, что социалистическая экономика не знала рыночной стихии по причине отсутствия частной собственности на средства производства. В. М. Глушков предложил использовать это преимущество для кардинальной перестройки системы управления народным хозяйством на базе ее автоматизации. Идея поначалу была принята. В 1963 г. вышло Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР, в котором была отмечена необходимость создания в стране Единой системы планирования и управления (ЕСПУ) и Государственной сети вычислительных центров. Позже понятие ЕСПУ в официальных документах трансформировалось в ОГАС (Общегосударственная автоматизированная система планирования и управления в народном хозяйстве).

На основании этого постановления развернулась широкая работа. Были созданы несколько научно-исследовательских институтов, среди которых ЦЭМИ (Центральный Экономико-математический институт), были разработаны основные принципы будущей системы. Предлагалось создать единую государственную сеть вычислительных центров (ЕГСВЦ)[63], оборудовать ее мощными электронно-вычислительными машинами, которые позволили бы обрабатывать всю поступающую информацию. Вот как виделась ее структура:

«Структура единой государственной сети должна органически сочетать территориальный и отраслевой принципы, быть инвариантной по отношению к возможным изменениям структуры органов планирования и управления.

Наиболее целесообразной, на наш взгляд, представляется трехступенчатая структура этой сети. Низовая ступень должна быть образована из кустовых вычислительных центров, пунктов сбора и первичной обработки информации, а также ВЦ предприятий и некоторых исследовательских организаций. Основные вычислительные мощности сосредотачиваются в нескольких десятках крупных опорных центров с мощностью каждого центра порядка 1–1,5 млн операций в секунду. Эти центры должны быть расположены в местах наибольшей концентрации потоков экономической информации и обслуживать прилегающую к ним территорию. Кроме того, они должны функционировать в режиме единой вычислительной системы, что крайне важно для организации оптимального народнохозяйственного планирования. Третьей ступенью единой государственной сети вычислительных центров должен стать головной центр, осуществляющий оперативное руководство всей сетью и непосредственно обслуживающий высшие правительственные органы»[64].

Так получилось, что именно в связи с ОГАС советское руководство оказалось перед альтернативой: по какому пути идти – либо по пути совершенствования системы планирования производства в масштабах всей страны, либо по пути возврата к рыночным регуляторам производительных сил. Виктор Михайлович в своих воспоминаниях говорит о том, что этот вопрос решался не так уж просто. Очень долгое время высшее руководство колебалось. Сам факт того, что Виктору Михайловичу поручили возглавить комиссию по подготовке материалов для постановления Совмина по ОГАС, говорит очень о многом.

По не до конца сегодня понятным причинам вместо этого было принято постановление, давшее начало пресловутой экономической реформе 1965 года, основной идеей которой было сделать рынок основным регулятором производства. Вот что пишет один из глашатаев рыночной реформы 1965 года А. М. Бирман в брошюре «Что решил сентябрьский пленум»: «Теперь основным показателем, по которому будут судить о работе предприятия и… от которого будут зависеть все его благополучие и прямая возможность выполнять производственную программу, является показатель объема реализации (т. е. продажи продукции)[65]».

Теоретические истоки этой реформы достаточно прозрачны. В конце 50-х – начале 60-х годов система управления советским народным хозяйством начала сильно пробуксовывать. Уже с 1954 года начали усиленно внедряться те или иные формы децентрализации якобы с целью повышения местной инициативы. 1956 год, XX съезд стал этапным в этом отношении. На нем были приняты специальные решения по этому поводу. Масса управленческих функций передавалась от центральных органов республиканским министерствам. Апофеозом этого этапа реформ было учреждение совнархозов и разделение партийных органов на промышленные и сельские.

Несостоятельность такого рода решений стала очевидна достаточно быстро. Со смещением Хрущева совнархозы ликвидируются, но проблема остается. Выросшее и невероятно усложнившееся народное хозяйство настоятельно требует изменений в системе управления. Собственно, над ОГАС Глушков начал работать по поручению А. Н. Косыгина еще в 1962 году. Сейчас сложно судить, насколько это поручение было связано с принятием новой программы КПСС, согласно которой к 1985 году собирались построить коммунизм. Дело в том, что, например, предложения Глушкова о разработке системы безденежных расчетов с населением, без каковой никакой коммунизм немыслим, каждый раз настойчиво отвергались. Но с упразднением совнархозов нужно было срочно решать вопрос, в каком направлении должно идти изменение системы управления. До последнего момента проект Глушкова о создании единой системы управления народным хозяйством на базе вычислительной техники оставался основным. Но в этот самый последний момент он был отвергнут. Предпочтение было отдано внедрению рыночных механизмов управления народным хозяйством.

Было бы неверно представлять, что В. М. Глушков был единственным человеком, кто выдвигал идею усовершенствования централизованного управления народным хозяйством на базе электронно-вычислительной техники. Очень многим людям стало ясно, что нужна не децентрализация управления, которая лишает СССР основного преимущества перед США и Западной Европой, а совершенствование методов централизованного управления на базе достижений научно-технического прогресса.

В 1955 году, Академия наук СССР подготовила предложения о создании системы вычислительных центров для научных расчетов. Во многом она была реализована. Немного позже концепцию единой системы вычислительных центров для обработки экономической информации выдвинул академик В. С. Немчинов. В 1959 году А. И. Китов, руководитель Вычислительного центра при Министерстве обороны СССР (позже он стал одним из ближайших сотрудников В. М. Глушкова в деле внедрения АСУ в оборонных отраслях), предложил идею создания единой автоматизированной системы управления для Вооруженных Сил и народного хозяйства страны на базе вычислительных центров Министерства обороны.

Тогда эти идеи не нашли реализации, но в этом направлении было очень много сделано. Были созданы машины, многие из которых уже не уступали американским (например, лебедевская М-20 в 1958 году была принята Государственной Комиссией с аттестацией «самая быстродействующая в мире», это при том, что в ней было в пять раз меньше ламп, чем в соответствующей американской ЭВМ «Норк»)[66]. Были отработаны механизмы связи между машинами. К примеру, машина, установленная на исследовательском судне в Атлантическом океане передавала по радио данные прямо в Киевский вычислительный центр, где эти данные обрабатывались. А применение ЭВМ в системе противоракетной обороны позволило нам вырваться в этой области на много лет вперед по сравнению с американцами[67]. Объединение средств вычислительной техники в единую систему, которая бы обслуживалась высококвалифицированными специалистами, было важно еще и для того, чтобы как-то смягчить наше отставание от США в производстве этой техники. В 1964 году вряд ли у кого-либо из серьезных руководителей производства или науки могло возникнуть сомнение, что будущее именно за электронно-вычислительной техникой. Именно поэтому идея ОГАС поначалу была встречена с полным пониманием.

Тем более непонятно, каким образом могло случиться так, что предпочтение в самый последний момент было отдано проекту так называемых «экономистов». Люди, которые выступили инициаторами «реформы», были мало кому известны, они свалились как снег на голову и сразу стали играть едва ли не ключевую роль в советской экономической науке. Например, Е.Г.Либерман, статья которого в «Правде» «План, прибыль, премия» считалась научным «обоснованием» реформы и по имени которого ученые, отнесшиеся к реформе скептически, назвали ее «либерманизацией», до этого был скромным профессором одного из харьковских вузов и ничем особым не прославил себя в области экономической науки.

Очень интересно, что деятельность «рыночников» была четко направлена именно против проекта Глушкова. Притом аргументы были иногда просто смехотворными и дикими. Например, авторы рыночного проекта соблазняли Косыгина тем, что, дескать, их экономическая реформа вообще ничего не будет стоить, т. е. будет стоить ровно столько, сколько стоит бумага, на которой будет напечатано постановление Совета Министров[68], и даст в результате больше, чем очень дорогой и требующий невероятного напряжения усилий всей страны и полной реконструкции старой системы управления народным хозяйством проект В. М. Глушкова. Но именно эти аргументы сыграли роковую роль в том, что программа подведения технической базы под существующую в то время плановую систему управления экономикой была отодвинута в сторону, а была принята программа, которая обеспечила поворот к сползанию экономики в пучину рыночной анархии.

Для понимания того, как такое могло случиться, очень важно понимать, что представляла собой политэкономическая наука в это время. То, что состояние ее весьма печально, показала уже дискуссия по поводу проекта учебника политэкономии, состоявшаяся в 1951 году. Часть экономистов просто не могли взять в толк, что существуют объективные экономические законы, отменить которые или обойти их не под силу даже ЦК КПСС. Эти люди требовали директивного упразднения торговли и денег. Другие же экономисты, наоборот, ратовали за легализацию и даже, лучше сказать, канонизацию товарных отношений, которые сохранялись на то время по причине недостаточной развитости производительных сил нашего общества, наличия наряду с государственной и колхозно-кооперативной собственности, далекой от возможности обеспечения коммунистического изобилия производительности труда и т. п.

Причиной такого положения дел было, в первую очередь то, что и те и другие ученые-экономисты, при всей противоположности их взглядов, страдали одним и тем же недостатком: они не имели, как выразился в «Экономических проблемах социализма в СССР» Сталин, «достаточного марксистского воспитания»[69], то есть не владели диалектикой, были, в основном, эмпириками.

А поскольку социализм с точки зрения экономической – это, в первую очередь, переход от товарного производства к нетоварному, непосредственно общественному, то в нем присутствуют и старые формы, и приходящие им на смену новые. Соответственно, есть достаточно эмпирического материала как для не умеющих думать сторонников товарности, так и для их «братьев по разуму» из числа так называемых «нетоварников». В «Экономических проблемах» достается и тем, и другим. Сталин разъясняет, что задача социализма состоит в преодолении товарного характера производства, но это преодоление не может произойти по субъективному желанию вождей, партии или народа в целом. Оно невозможно без учета объективных экономических законов. Но главной целью коммунистической партии в условиях социалистического этапа развития общества, в чем ни у кого не должно было оставаться никакого сомнения, – считает Сталин, – является все-таки переход к коммунистическим, нетоварным формам.

Очень характерно, что эта мысль не нашла понимания даже у ближайших соратников Сталина. Автор одной из самых основательных и объективных биографий Сталина Ю. В. Емельянов обращает внимание на интереснейший факт. Он считает, что «Экономические проблемы социализма в СССР» вообще не нашли поддержки у членов Политбюро. После того, как Сталин ознакомил их с содержанием брошюры, практически все они постарались воздержаться от высказывания своего мнения. Не будет лишним привести достаточно большую цитату из книги Емельянова:

«Как утверждал Микоян, он был настроен критически против ряда положений брошюры Сталина, как только ознакомился с ее содержанием. «Прочитал ее, и был удивлен: в ней утверждалось, что этап товарооборота в экономике исчерпал себя, что надо переходить к продуктообмену между городом и деревней. Это был невероятно левацкий загиб. Я объяснял его тем, что Сталин, видимо, планировал осуществить построение коммунизма в нашей стране еще при своей жизни, что, конечно, было вещью нереальной». По словам Микояна, «вскоре после дискуссии на даче в коридоре Кремля мы шли со Сталиным, и он с такой злой усмешкой сказал: «Ты здорово промолчал, не проявил интереса к книге. Ты, конечно, цепляешься за свой товарооборот, за торговлю». Я ответил Сталину: «Ты сам учил нас, что нельзя торопиться и перепрыгивать из этапа в этап, и что товарооборот и торговля долго еще будут оставаться средством обмена в социалистическом обществе. Я действительно сомневаюсь, что теперь настало время перехода к продуктообмену». Он сказал: «Ах так! Ты отстал! И именно сейчас настало время!» В голосе его звучала злая нотка. Он знал, что в этих вопросах я разбираюсь больше, чем кто-либо другой, и ему было неприятно, что я его не поддержал. Как-то после этого разговора со Сталиным я спросил у Молотова: «Считаешь ли ты, что настало время перехода от торговли к продуктообмену?» Он ответил, что это – сложный и спорный вопрос, то есть высказал свое несогласие»[70].

Еще более характерно, что большинство экономистов – авторов вышедшего уже после смерти Сталина, но готовившегося еще под его контролем учебника по политэкономии 1954 года, позже проявили себя как активные сторонники рыночных преобразований в экономике. Каким-либо образом дистанцировались от «рыночников» разве только Д. Т. Шепилов и А. И. Пашков.

Л. А. Леонтьев оказался одним из самых ярых пропагандистов рыночных реформ. Поддерживал рыночников и яростно критиковал «антирыночников»[71] К. В. Островитянов, поддерживал рыночные преобразования Л. М. Гатовский[72], всячески выступал против ОГАС, но нисколько не противился рыночной реформе В. Н. Старовский.

«Нетоварники» к этому времени группировались в основном вокруг кафедры политической экономии экономического факультета Московского государственного университета им М. В. Ломоносова. Скорее всего, именно по этой причине их интересовали скорее методологические вопросы, проблемы истории политэкономии в СССР и вопросы преподавания политэкономии в вузах. В 1963 году они выпустили двухтомный «Курс политической экономии»[73] для университетов, который стал крупным событием в деле преподавания политической экономии, но, разумеется, никак не мог повлиять на принятие политических и экономических решений руководством партии и государства.

На конференции по применению математики в экономике 1964 года, материалы которой были опубликованы под названием «Экономисты и математики за круглым столом»[74], практически не звучала марксистская точка зрения на этот вопрос. Если там и выступили некоторые экономисты, примыкающие к «нетоварникам», такие, как М. В. Колганов и А. Я. Боярский, то они выступили не как самостоятельная группа со своей точкой зрения. Мало того, они сосредоточились на критике отдельных недостатков «математиков», тем самым объективно расчищая дорогу «рыночникам». Полностью посвятил свое выступление критике идей Л. В. Канторовича и С. Г. Струмилин.

А в основном спорили между собой откровенные рыночники и «математики», которые на поверку все тоже оказались рыночниками. Например, один из главных «математиков», на котором и сосредоточился основной огонь критики со стороны рыночников, акад. Л. В. Канторович прямо говорит о несостоятельности претензий к нему Е. Г. Либермана, будто бы он не принимает прибыль как основной показатель работы предприятий[75].

Фактически выступления сторонников ОГАС академиков Н. П. Федоренко[76], М. В. Глушкова[77], А. А. Дородницына[78] оказались гласом вопиющего в пустыне. Характерно, что «Вопросы экономики» посвятили освещению трех этих выступлений меньше полутора страниц, в то время как акад. Канторовичу выделили 6 страниц. Видимо, точка зрения создателей ОГАС просто не интересовала советских экономистов.

Еще продолжала работать комиссия по созданию ОГАС, еще ее создатели надеялись, что соответствующие документы будут приняты на самом высоком уровне (собственно, сама конференция собиралась именно в связи с предстоящим принятием этого проекта), но экономисты были полностью уверены в том, что решение вопросов совершенствования управления будет осуществляться исключительно на путях замены «административных» методов «экономическими», а «применение математики» будет носить подчиненный характер. Вот как об этом говорил ведущий этого круглого стола член-корр. АН СССР, один из авторов учебника политэкономии 1954 г. Л. М. Гатовский: «Мы идем к созданию более совершенного экономического механизма с последовательным применением хозяйственного расчета и материальных стимулов… Математика позволяет намного совершенствовать применение механизма стимулирования, усилить его действенное, своевременное и активное реагирование на ход воспроизводства в народнохозяйственных интересах»[79]. При большом желании в этих словах можно было увидеть стремление если не вывести систему централизованного планирования народного хозяйства на новый уровень за счет ее автоматизации и применения математического моделирования, то, по крайней мере, большое желание экономистов сотрудничать с математиками и кибернетиками. На самом деле, подавляющее большинство из них уже было одержимо «гениальной» по своей простоте идеей: нужно сделать прибыль главным критерием деятельности социалистических предприятий – и все проблемы снимутся сами собой. Глушков со своей идеей суперсложной и супердорогой ОГАС не вызывал у этих «специалистов» ничего, кроме раздражения и озлобления. Просто в 1964 году они не могли выступать против этой научно обоснованной и очевидно своевременной идеи открыто. Но вот что напишет о ней один из идеологов реформы А. М. Бирман в 1965 году в своей брошюре «Что решил сентябрьский пленум»:

«Одни товарищи считали, что ничего существенно менять не надо, все должно остаться так, как было, но только нужно улучшить работу плановых, финансовых и других органов. Нужно оснастить их электронно-вычислительными машинами, расширить применение математики. Это будто бы позволит указанным органам полностью охватить все народное хозяйство и обеспечивать его нормальное развитие»[80]. Другими словами, авторов проекта ОГАС, не особо стесняясь, представляли этакими ретроградами, которые, видите ли, «считали, что ничего существенно менять не надо». Значит, те, кто предлагает перевести управление на новую научнотехническую основу и привести его в соответствие с поставленной партией задачей перехода к коммунизму, – ретрограды, а те, кто предлагает вернуться к старым дедовским рыночным методам управления, подчинить производство достижению наибольшей прибыли, а труд – материальному стимулированию, – передовики прогресса. Точно такое же смешение понятий – где вперед, где назад, где прогресс, а где банальная деградация, где лево, где право, где коммунизм, а где мелкобуржуазные иллюзии – навязывалось и в эпоху перестройки. И точно так же, как в эпоху перестройки, тогда, в середине 60-х, эта нахально навязываемая путаница не вызвала никакого возмущения ни со стороны партийного руководства, ни со стороны партийных масс.

Просто к этому времени доводы разума уже не требовались. ОГАС была похоронена более надежным путем: путем подковерных интриг и фантастических обещаний. Это было похоже на всеобщее помутнение умов. Сумасбродная идея насчет того, что стоит сделать прибыль главным критерием деятельности предприятий – и все проблемы социализма решатся автоматически, высказанная заштатным харьковским профессором Евсеем Григорьевичем Ли-берманом, самым крупным научным трудом которого к этому времени являлась изданная в 1950 году двухсотстраничная книжечка «Хозрасчет машиностроительного завода»[81], а все остальные «научные труды» исчерпывались десятком тонюсеньких брошюрок методического характера, вдруг неожиданно «овладевает массами» академиков, членкоров, не говоря уж о более мелкой политэконо-мической братии.

В лагере рыночников быстро оказались и те, против кого эти рыночники еще недавно яростно выступали. Так, например, главным объектом критики со стороны рыночников в 1964 году была теория оптимального планирования и управления народным хозяйством, за которую Л. В. Канторович с В. В. Новожиловым и В. С. Немчиновым в 1965 году получат Ленинскую премию. Но уже очень скоро В. С. Новожилов не только не будет противиться рыночным реформам, но и будет стараться всячески подчеркнуть свою приверженность им. Мало того, в предисловии к книге умершего еще в 1964 году В. С. Немчинова «Общественная стоимость и плановая цена» он напишет, что последнему «несомненно, принадлежит ведущая роль в обосновании хозяйственной реформы 1965 года»[82]. И можете не сомневаться, что Новожилов нисколько не кривил душой. Достаточно просмотреть вынесенные на обложку основные идеи изданной сразу после смерти автора книги В. С. Немчинова «О дальнейшем совершенствовании планирования и управления народным хозяйством»[83]. Вот некоторые из них:

• Старые методы планирования не отвечают новым задачам;

• Внедрять экономические методы руководства;

• Главный критерий – прибыль:

• Приблизить цены к стоимостному уровню и т. д.

Лозунг насчет «главного критерия», несомненно, на совести редакторов – автор книги более осторожен с оценкой роли прибыли, – но, хоть в качестве и не самого главного критерия эффективности производства, а всего лишь одного из «коллективных стимулов», он признает ее благотворное влияние на экономику социализма.

Сегодня даже сложно представить, каким диссонансом на этом фоне должна была прозвучать книга академика С. Г. Струмилина «Наш мир через 20 лет»[84], призванная, по задумке автора, послужить делу популяризации основных идей Программы КПСС, объявившей, что к 1985 году у нас в основном будет построен коммунизм. Автор доступно и увлекательно показывает перспективы советского общества в связи с реализацией Программы строительства коммунизма. Книга была рассчитана на самого массового читателя. Но, видимо, автор ошибся в главном. Никто к этому времени не собирался особо вспоминать о недавно данных обещаниях. Наивного академика, надо полагать, сочли опасным утопистом, лишенным чувства реальности. Только этим можно объяснить, что эта замечательная книга о коммунизме, которую с большой пользой для себя мог бы прочитать даже каждый старшеклассник, была издана смехотворным по тем временам тиражом в 22 тыс. экземпляров.

Надо полагать, что В. М. Глушков, который тоже воспринял партийную программу всерьез и сразу предложил соответствующую программным задачам систему управления народным хозяйством, тоже не выглядел реалистом в глазах чиновников – как государственных и партийных, так и научных. Многие экономисты его и в самом деле считали технократом-утопистом. Но утопистами оказались как раз экономисты со своими рецептами лечения социализма рынком. Напротив, идеи Глушкова оказались полностью обоснованными и технически легко реализуемыми. Скажем, когда Глушков предложил в качестве эксперимента в рамках одного района заменить деньги электронными счетами на каждого трудящегося, идею закопали, поскольку, мол, техника еще не позволяла это реализовать. На самом деле, это был предлог. Дело здесь было не в технике, а в экономике. В конце концов, Глушков, который предложил эксперимент, немного лучше разбирался в возможностях вычислительной техники, чем те, кто отклонял эксперимент. Не прошло и двух десятилетий, как бумажные деньги стали на Западе массово заменять электронными деньгами. В условиях рыночной экономики дальше пойти, конечно, нельзя. Но в условиях советской экономики, планируемой из единого центра, можно было организовать учет и контроль за мерой труда и потребления и без опосредования деньгами, даже электронными. То же самое касалось и такого же аргумента против ОГАС – недостаточной будто бы мощности машин и ненадежных способов хранения информации. Все эти технические проблемы были легко разрешены даже немного раньше, чем планировал крайне щепетильный и осторожный в прогнозах Глушков.

В. М. Глушков предложил ОГАС, но принято было решение идти по пути усиления рыночных отношений. Однако на этом пути СССР не мог соревноваться с Западом, хотя бы уже потому, что рыночное благополучие Запада строилось на безжалостной эксплуатации ресурсов третьего мира, в то время как СССР, наоборот, этому третьему миру постоянно помогал. Мы могли соревноваться с Западом только на условиях дальнейшего обобществления производства, для которого и предлагал Глушков ОГАС в качестве технической основы. Но победило мнение «экономистов». Сегодня время окончательно подтвердило полную правоту Глушкова. В его будто бы «технократической утопии» на самом деле было неизмеримо больше реализма, чем в эмпирических построениях экономистов-ры-ночников.

К большому сожалению, нередко и по вине биографов Виктора Михайловича Глушкова, ОГАС воспринимается как сугубо техническая вещь, некий прототип Интернета, который так и не был в Советском Союзе воплощен на практике по вине бюрократов. Но это – неправда, как в отношении Глушкова, так и в отношении ОГАС, по крайней мере, того, как она задумывалась ученым изначально. А задумывалась она им как техническая основа для полной революции в области управления, а не просто как еще одно средство связи или СМИ.

В книге В. Моева «Бразды управления», которая представляет собой одно большое интервью с ученым, Виктор Михайлович Глушков выдвигает идею, согласно которой человечество пережило в своей истории два, как он выражается, пользуясь языком кибернетики, информационных барьера, порога, или кризиса управления. Первый возник в условиях разложения общинно-родового хозяйства и разрешился с возникновением, с одной стороны, товарно-денежных отношений, а с другой – иерархической системы управления, когда старший начальник управляет младшими, а те уже – исполнителями.

Начиная с 30-х годов двадцатого столетия, считает Глушков, становится очевидным, что наступает, второй «информационный барьер», когда уже не помогают ни иерархия в управлении, ни товарно-денежные отношения. Причиной такого кризиса оказывается невозможность даже множеством людей охватить все проблемы управления хозяйством. Виктор Михайлович говорит, что, по его расчетам, в 30-х годах для решения проблем управления нашим тогдашним хозяйством требовалось производить порядка 10¹⁴ математических операций в год, а на то время, когда шел разговор, то есть в средине 70-х, – уже примерно 10¹⁶. Если принять, что один человек без помощи техники способен произвести в среднем 10⁶ операций, то есть 1 миллион операций в год, то получится, что необходимо около 10 миллиардов человек, для того, чтобы экономика оставалась хорошо управляемой. Дальше хотелось бы привести слова самого Виктора Михайловича:

«Отныне только «безмашинных» усилий для управления мало. Первый информационный барьер, или порог, человечество смогло преодолеть потому, что изобрело товарно-денежные отношения и ступенчатую структуру управления. Электронно-вычислительная техника – вот современное изобретение, которое позволит перешагнуть через второй порог.

Происходит исторический поворот по знаменитой спирали развития. Когда появится государственная автоматизированная система управления, мы будем легко охватывать единым взглядом всю экономику. На новом историческом этапе, с новой техникой, на новом возросшем уровне мы как бы «проплываем» над той точкой диалектической спирали, ниже которой, отделенный от нас тысячелетиями, остался лежать период, когда свое натуральное хозяйство человек без труда обозревал невооруженным глазом.

Люди начали с первобытного коммунизма. Большой виток спирали поднимает их к коммунизму научному»[85].

Сегодня можно этому удивляться, можно сожалеть, но фактом остается то, что уже подготовленный проект постановления Совета Министров о начале работ по разворачиванию ОГАС был отодвинут в сторону, а вместо него было принято предложение «экономистов», открывшее эпоху перехода советской экономики на рыночные рельсы.

Характерно, что борьбу против Глушкова вели те же издания и учреждения, которые потом стали главными органами перестройки. Насквозь лживая, явно заказная статья одного из руководителей Института США и Канады, в которой писалось о том, что в странах Запада спрос на электронно-вычислительную технику будто бы падает, была опубликована именно в «Известиях», которые позже становятся главным печатным рупором антисоветских сил. А вот еще одно свидетельство подобных приемов борьбы за «демократию и рынок», наводящее, кроме всего прочего, на мысль, что кампания лжи кем-то инспирировалась и координировалась. В январе 1975 года, во время встречи на заводе киевском заводе «Арсенал» Глушкову был задан следующий вопрос:

«В журнале «ЭКО» (№ 4 за 1974 г.) говорится, что в Англии использование ЭВМ для управления производством считают неэффективным. Как Вы относитесь к такому утверждению?»

Ответ академика был однозначен:

Пусть это утверждение остается на совести журнала «ЭКО». Англия такого мнения не разделяет. Я совсем недавно встречался с английскими специалистами, которые, напротив, считают, что в настоящее время невозможно было бы управлять английской экономикой, если бы остановить компьютеры»[86].

Важно заметить, что именно журнал «ЭКО» оказался одним из провозвестников перестройки. Именно там еще в 1986 году появились самые первые перестроечные статьи, открыто направленные против централизованного планирования и рьяно пропагандирующие рынок.

После того, как вместо начала работ по ОГАС, было принято решение о так называемой экономический реформе 1965 года, ОГАС не была отброшена полностью. Глушкову было порекомендовано просто «понизить уровень», то есть заняться внедрением управляющих систем на предприятиях и в отраслях, чтобы потом в дальнейшем соединить эти системы в единую систему. С точки зрения «системного мышления» это казалось равнозначным. На самом деле это было не так. Это прекрасно понимал и Глушков и многие другие ученые.

Например, директор Центрального экономико-математического института академик Н. П. Федоренко еще в 1964 году в период подготовки проекта постановления Совмина СССР по ОГАС говорил следующее:

«Зачастую специалисты по экономико-математическим методам просто копируют путь, который был пройден капиталистическими странами, путь внутрифирменного, разрозненного внедрения этих методов в практику. Путь этот был неизбежен для капиталистических стран, но для социалистического государства не только недостаточен, но и вреден, так как приведет к большому распылению материальных и трудовых ресурсов и не позволит соединить в единую систему множество «местных» подсистем»[87].

Интересно, что руководство партии и правительство пошли именно по этому «вредному» пути. Притом не только в области информатизации, но и в экономике вообще. Потихонечку хозяйство в целом начало разваливаться на «местные подсистемы», вплоть до того, что отдельное предприятие объявляется первичной единицей социалистического хозяйства.

К слову, на этом заседании Президиума Академии наук СССР, на котором выступал Федоренко, выступил и В. М. Глушков. В своем выступлении он высказал ряд критических замечаний в адрес руководства ЦСУ СССР. Он утверждал, что ЦСУ не внедряет передовые системы сбора и обработки информации, что оно ориентирует свою работу на старые счетно-аналитические машины, что не стимулирует развитие вычислительной техники, препятствует тому, чтобы информация становилась гибкой и оперативной[88].

Позже, когда решалась судьба ОГАС, именно руководитель ЦСУ СССР В. Н. Старовский яростнее всех выступил против проекта, что во многом и предрешило его печальную судьбу[89].

Усилиями Глушкова в 1971 г. идея ОГАС снова оказывается на некоторое время в центре внимания всего советского общества и руководства страны. Как уже говорилось, хотя в 1965 году идея ОГАС так и не была принята к реализации в общегосударственном масштабе, тем не менее проводились очень большие работы по внедрению АСУ на предприятиях оборонных министерств.

В 1971 году по рекомендации Глушкова Председатель Совета Министров СССР А. Н. Косыгин посетил институт Данильченко, для того чтобы познакомиться на месте с тем, что уже сделано. Знакомство с проведенными работами произвело на предсовмина огромное впечатление. В то же время выяснилось, что внедрение электронно-вычислительной техники в дело управления предприятиями встречает на своем пути очень много препятствий. Одной из главных причин торможения оказалось непонимание важности этого дела руководителями разных уровней.

При этом, Глушков никогда не прекращал работать над проблемами ОГАС. Возьмем хотя бы идею безденежного распределения, о которой как руководители партии и государства, так и официальные политэкономы вообще старались помалкивать. При подготовке первого проекта ОГАС, часть, касающуюся этого вопроса, сразу исключили из рассмотрения как преждевременную, а все подготовительные материалы приказали уничтожить.

Тем не менее Виктор Михайлович продолжал работать над этой проблемой, не сомневаясь, что ее время придет, при этом полностью осознавая всю сложность вопроса, в том числе и то, что эта форма распределения будет вводится не сразу, и то, что она далеко не у всех встретит восторженный прием. Ведь, кроме официальной зарплаты, у многих еще оставались «левые» источники доходов.

Поэтому В. М. Глушков предложил для начала правильно организовать распределение с помощью денег, разделив денежное обращение в сфере распределения на два сектора, в одном из которых вращались бы только «честные» деньги, в другом – остальные. Для этого он предложил организовать специальные банки. Свою идею Глушков излагает в интервью с В. Моевым. Процитируем кусочек из книги «Бразды управления».

«Давайте условимся, что на личные счета в банке будут приниматься перечисления только от официальных организаций, выплачивающих людям вознаграждение за труд. Снять со своего счета наличные вы можете, но внести туда наличными нельзя…

…Если банк, будучи включен в систему автоматизированных безналичных расчетов, начнет принимать деньги только от официальных организаций, где люди получают зарплату, в этот кругооборот никак не могут попасть заработки частные и сомнительные. Декретно, в один день и час истребить все так называемые «левые» операции с деньгами невозможно. Но после предложенной меры обращение их замкнется в своем ограниченном кругу. Из первого «официального» круга, что ли, круга обращения во второй деньги переходить могут – достаточно вам снять часть своего заработка с банковского счета, а вот из второго круга в первый они уже никогда не вернутся»[90].

Таким образом можно добиться четкого разделения обращения «честных» и «скользких» денег для того, чтобы потом можно было постепенно ликвидировать этот «теневой» сектор вообще. Этого, по мнению Глушкова, вполне можно добиться через всесторонний учет с помощью широкого распространения электронновычислительной техники реальных потребностей людей и научного анализа их пожеланий, а также путем создания и всемерного развития и поощрения системы потребительских ассоциаций по месту жительства, которые бы демократическим путем, а не через систему государственного контроля и принуждения (милиция, ОБХСС и т. п.) регулировали потребление товаров, не являющихся предметами первой необходимости.

Кому-то такие предложения могут показаться слишком смелыми и даже фантастическими, по крайней мере, такими, которые если и браться реализовывать, только постепенно, не сразу. Приблизительно так получилось с ОГАС в середине 60-х. Ее не отвергли принципиально, но решили реализовывать не сразу, а постепенно. У Глушкова на сей счет было свое, глубоко обоснованное мнение. Он говорил следующее:

«У нашего государства с первых лет существования копился замечательный опыт осуществления крупнейших целевых социально-экономических программ. Возьмите нэп, индустриализацию, коллективизацию – вот он, опыт единственно правильной стратегии осуществления больших проектов!

В чем суть?

Начинается с принципиального и радикального решения – быть по сему! В нем очерчивается весь объем задуманной перестройки и – что очень важно – полный срок, в течение которого она должна быть осуществлена. Это заставляет всех настроиться решительно, отбивает охоту вставлять палки в колеса, кивая на разного рода трудности, шероховатости, встречающиеся по ходу дела…

Таким образом, большой проект обязательно должен начинаться с генерального и самого «решительного» о нем решения.

А вот воплощение этого проекта вполне может быть и, скорее всего, должно быть постепенным, расчлененным на этапы.

Главное – не откладывать поиски в долгий ящик, не относить к фантазиям то, что мы можем осуществлять реально»[91].

К сожалению, партия поступила наоборот – отнесла к фантазиям то, что можно и обязательно нужно было осуществить реально – идею перевода централизованного управления хозяйством на новую техническую и научную базу, и взялась осуществлять то, что на самом деле оказалось безграмотной и вредной фантазией – идею управления единым динамично развивающимся народнохозяйственным комплексом страны, уже прошедшей половину пути к коммунизму, с помощью архаичных рыночных методов, от которых к этому времени давно отказались капиталистические монополии.

Великолепный шанс, который давало нашей стране внедрение ОГАС, не был использован, и политика насильственного внедрения рыночных методов управления закономерно привела наше хозяйство к печальному концу.