Очерки истории российской внешней разведки. Том 5

47. Они помогали создавать атомный щит Родины

Давно отгремела Великая Отечественная война 1941–1945 годов, растаял лед холодной войны, но до сих пор сохранилась в людских сердцах память о тех людях, которые отстояли свое Отечество от фашистского нашествия. До сих пор благодарные потомки несут цветы к могилам героев.

Наш рассказ о героях военных и первых послевоенных лет. Они не ходили в атаку, не бросались на дзоты, не захватывали «языков». Они носили шляпы и галстуки, а иногда надевали и смокинги. Но так же, как и герои на полях сражений, рисковали жизнью во имя Родины и человечества. Им тоже давали ордена и медали… Но только к концу XX столетия их ратный труд был по достоинству отмечен — к сожалению, для некоторых посмертно.

15 июня 1996 года был опубликован Указ Президента Российской Федерации о присвоении звания Героя России:

1. Квасникову Леониду Романовичу (посмертно).

2. Яцкову Анатолию Антоновичу (посмертно).

3. Крогер Хелен (посмертно). (Ее мужу, Питеру Крогеру, — Моррису Коэну звание Героя России было присвоено 20 июля 1995 года).

4. Барковскому Владимиру Борисовичу.

5. Феклисову Александру Семеновичу.

Кто они, эти герои, за что получили это высокое звание? Все они — сотрудники внешней разведки. Все они получили звание Героя России за оказание помощи советским ученым в создании атомной бомбы, тем самым лишив Соединенные Штаты Америки монополии на смертоносное оружие.

Нетрудно представить себе, какие это имело последствия для всего международного сообщества.

Немного предыстории. К концу 1939 года ученые пришли к выводу, что уран-235 — это тот элемент, на базе которого можно создать оружие огромной силы. Но тогда эта идея казалась делом весьма отдаленного будущего.

Однако в том же 1939 году советские ученые Курчатов, Флеров, Харитон, Зельдович и другие пришли к выводу, что создание атомного оружия — это идея не столь уж далекого будущего. Сотрудники Института химической физики Яков Зельдович и Юлий Харитон провели расчеты цепных реакций и определили порядок критической массы урана-235. Она составила около 10 килограммов. В лаборатории ядерной физики в Физико-техническом институте, который возглавлял академик А.Ф. Иоффе, Георгием Флеровым и Константином Петраковым в 1940 году было зарегистрировано спонтанное, без облучения нейтронами, деление тяжелых ядер урана.

В этой связи Академия наук постановила считать ядерную физику одним из своих кардинальных направлений.

Вскоре в Чикаго физику Э. Ферми, эмигрировавшему из Италии, удалось осуществить ядерную реакцию. Научно-техническая разведка СССР — тогда очень маленькое подразделение, которое возглавлял Леонид Романович Квасников, — отметила, что ученые США и Англии стали заниматься этой проблемой. А когда началась война в Европе, Квасников обратил внимание на то, что со страниц американских журналов, как по команде, исчезли имена видных ученых, ранее регулярно печатавших статьи по проблемам ядерной физики. Стало ясно, что исследования по урану засекречены по военным соображениям.

В конце 1940 года Квасников явился инициатором направления в резидентуры в США, Англии и Германии директивы с указанием приступить к получению сведений о создании атомного оружия.

Нападение Германии на СССР сделало эту задачу еще более актуальной. Обладание новым оружием могло существенно изменить ход военных действий. Союзники СССР имели наиболее полные сведения по расщеплению атома, но не собирались ими делиться с СССР. Вот почему в Англию и США были направлены сотрудники разведки, которые обладали нужными научно-техническими знаниями.

Первым в Указе о присвоении звания Героя России стоит имя Леонида Романовича Квасникова. Он родился 2 июня 1905 года в семье железнодорожника на небольшой станции Узловая Тульской губернии. Трудовую деятельность начал в 17 лет рабочим. В 1926 году окончил в Туле железнодорожный техникум и стал помощником машиниста, а затем машинистом паровоза.

В 1934 году окончил механический факультет Московского института химического машиностроения (МИХМ). Год работал на Чернореченском химкомбинате в г. Дзержинске Горьковской области, а после этого поступил в аспирантуру Московского института химического машиностроения. В 1938 году, будучи аспирантом, принимал участие в работе специальной комиссии Наркомата оборонной промышленности по обследованию заводов, выпускавших боеприпасы. Внес несколько предложений по автоматизации операций по производству артиллерийских снарядов, которые были внедрены в производство.

Л.Р. Квасников по своим данным мог бы стать крупным ученым или инженером. Но в сентябре 1938 года его направили на работу в органы государственной безопасности.

Путь в разведке Квасников начал с должности старшего оперуполномоченного отделения научно-технической разведки (НТР). В то время неоднократно выезжал в служебные командировки в Германию и Польшу. В период с 1939 по 1942 год был заместителем, а затем начальником отделения НТР. По свидетельству очевидцев, которые знали Л.Р. Квасникова по совместной работе в то время, по натуре он был неразговорчивым, несколько замкнутым человеком, но заботливым и справедливым по отношению к товарищам.

Квасников не порывал связь с наукой и следил за появлением новых научных достижений. Это позволило ему дать своевременную направленность разведывательным поискам.

В сентябре 1941 года один из членов «кембриджской группы» передал лондонской резидентуре сборник документов, посланных «урановым комитетом» премьер-министру У. Черчиллю. Из документов следовало, что Великобритания и США начинают практическую работу по созданию атомной бомбы. Центр исследований был перенесен за океан. Поэтому было принято решение о направлении Л.Р. Квасникова в командировку в США, чтобы он мог там непосредственно наладить работу по добыванию информации об атомном оружии, возглавив научно-техническую разведку в Нью-Йорке.

В январе 1943 года новый руководитель НТР выехал в Америку. В Нью-Йорке Квасников проявил высокий профессионализм и глубокое понимание всего круга проблем, над которыми работали его сотрудники. Из резидентуры в Центр в большом объеме поступала документальная информация и образцы техники по авиации, радиолокации, химии, медицине, представляющие значительный интерес для отечественной промышленности, работавшей на нужды фронта.

Квасникову нередко приходилось принимать решения, руководствуясь здравым смыслом и считая, что на месте ему виднее, чем кому-то другому за десятки тысяч километров от Нью-Йорка. Основной заботой становилась атомная проблема. Под руководством Квасникова были добыты важные материалы по использованию атомной энергии в военных целях. О предстоящем испытании атомной бомбы нью-йоркская резидентура информировала Центр заблаговременно. Когда 16 июня 1945 года над пустыней Нью-Мехико поднялся гриб атомного взрыва, основные данные, касающиеся устройства атомной бомбы, материалов, применяемых при ее конструкции, уже находились в распоряжении советских ученых.

После успешного завершения командировки Квасников в ноябре 1945 года на американском пароходе «Натан Toy сон» покинул США. Резидентом НТР был официально назначен А.И. Раина. Но он вернулся в Москву в первой половине 1946 года. Вместо него в качестве и.о. резидента оставался А.А. Яцков.

Вернувшись на Родину, Квасников продолжал работу в центральном аппарате разведки. С 1948 по 1963 год он являлся бессменным начальником отдела НТР. Именно в этой должности проявились его блестящие организаторские способности. Квасников первым в разведке четко определил и сформулировал цели и задачи, стоящие перед научно-технической разведкой Советского Союза. Под его руководством НТР добилась серьезных успехов в решении этих задач.

Л.Р. Квасников, к сожалению, был вынужден много времени тратить на то, чтобы отбиваться от некомпетентных указаний тогдашнего руководства КГБ, которое не всегда понимало специфику научнотехнических задач, а порой и требований конспирации. Берия, например, потребовал представить ему списки всей агентуры отдела с указанием фамилий и мест работы агентов. Квасников, получив указание, всячески тянул с его выполнением, давал другие списки, будто не понимал, о чем идет речь.

В 1953 году Берия приказал Квасникову сократить аппарат НТР на 50 %, потом оставшуюся половину — еще на 50 %. «Уволенные» сотрудники, однако, по ходатайству Квасникова получали зарплату по отдельному списку, а не в кассе. В результате удалось сохранить 70 % уникального личного состава НТР.

Как вспоминал один из подчиненных Квасникова, «Леонид Романович никогда не рубил сплеча. Проштрафившемуся сотруднику давал время исправиться. Были случаи, когда уволенному сотруднику, который был способен хорошо работать, он помогал устроиться на гражданке».

Такого же мнения о Квасникове были и другие сотрудники, пришедшие вместе с ним в отдел НТР.

При реализации разведывательной информации Квасников поддерживал тесный контакт с учеными-атомщиками, а также с министрами и руководителями профильных предприятий. Характерно, что все они относились к нему с величайшим уважением.

В 1963–1966 годах Квасников работал старшим консультантом при начальнике ПГУ КГБ по научно-технической разведке. В декабре 1966 года вышел на пенсию.

За достижение высоких результатов полковник Л.Р. Квасников был награжден орденом Ленина и другими орденами.

Умер Квасников 15 октября 1993 года и похоронен с воинскими почестями на Ваганьковском кладбище в Москве.

Анатолий Антонович Яцков родился 31 мая 1913 года в г. Аккерман (ныне г. Белгород-Днестровский в Молдавии).

В 1914 году семья переехала на жительство в Центральную Россию. Учебу Анатолий Яцков продолжил в Большой Грибановке, на Тамбовщине. Работал на местном сахарозаводе, а затем переехал в Москву, где устроился чернорабочим. Жил в бараках на Нижних Котлах, строил гаражи на Хамовническом плацу, слесарил в мастерской и одновременно учился.

В 1937 году А.А. Яцков окончил Московский полиграфический институт и работал инженером-технологом на столичной картографической фабрике им. Дунаева. Активно занимался парашютным спортом.

В 1939 году был рекомендован на работу в органы государственной безопасности. После окончания специальной разведывательной школы некоторое время работал в центральном аппарате разведки, а перед началом Великой Отечественной войны был направлен стажером в резидентуру внешней разведки в Нью-Йорк.

В США Яцков приехал в феврале 1941 года и был определен в Генеральное консульство СССР в Нью-Йорке. Как говорил сам Анатолий Антонович, «атомной тематикой пришлось заниматься с конца сорок второго — начала сорок третьего года».

Работать по атомной тематике было сложно в связи с очень жестким режимом на объектах. Ряд специалистов считали, что нужно помогать Советскому Союзу, с которым союзники имели соглашение о военном сотрудничестве. Эта их точка зрения не изменилась и после того, как Германия была побеждена. Они опасались, что монополия США на атомную технологию может стать причиной возникновения военного конфликта, тогда как наличие атомного оружия у СССР создаст необходимый противовес.

На расспросы, не было ли страшно, когда добывали документацию по атомной бомбе, Яцков отвечал: «Мы сравнивали свой риск с тем, которому подвергались наши сверстники на фронтах войны с фашистами, в партизанских отрядах. Да, была забота, тревога, чтобы не было срывов, провалов. Было удовлетворение от того, что справились с этим делом, несмотря на отдельные отчаянные моменты, которые скорее переживали наши связники, перевозившие секретные материалы».

Касаясь полемики в средствах массовой информации относительно роли разведки и ученых в создании советского атомного оружия, А.А. Яцков говорил: «Конечно, закрытость темы породила ряд недоумений. Когда академик Александров, который тогда не занимался вплотную этими проблемами, уверял, что ученые все сделали сами, то, видимо, он не был в курсе обстоятельств, которые в полном объеме были известны лишь академику Курчатову, руководившему так называемой лабораторией № 2 и который получал то, что мы по его просьбе добывали».

«С другой стороны, было бы преувеличением, — говорил Яцков, — утверждать, будто разведка сама создала атомную бомбу, — это, конечно, ерунда. Бомбу делали ученые, специалисты, техники, опираясь на научный и экономический потенциал страны».

«Важно, конечно, было то, — добавлял Яцков, — что добытой разведкой информации отвечала степень подготовленности советских ученых. Разумеется, если бы ту же информацию получило какое-нибудь развивающееся государство, эффект был бы иным. А в целом противопоставлять советских разведчиков и ученых неправомерно».

На вопрос: «Ваше отношение к атомному оружию?» — Яцков ответил: «Чувство у меня такое: это оружие появилось значительно раньше того, когда оно должно было бы появиться. Общество на нашей грешной земле еще устроено так, что доверять ему такую страшную силу было рано. И его появление — это скорее не источник радости, а дополнительная тревога. Появляется опасность атомного шантажа, угроза, что тебя обгонят, придумают нечто еще более изощренное. И просто возможен человеческий промах, случайности рокового рода».

В командировке Яцкову выпала задача обеспечивать мероприятия по добыче особо секретной информации по созданию атомного оружия, операции, получившей кодовое название «Энормоз».

25 апреля 1945 года военный министр США вручил тогдашнему президенту записку, в которой говорилось: «Через четыре месяца мы завершим работу над оружием, которого не знало человечество». Хозяин Белого дома знал: речь шла об атомной бомбе. Однако знал об этом не только президент США. Подробно осведомлены об этом были и те лица, которым посвящен этот рассказ, а стало быть, и лица, ответственные за состояние советских вооруженных сил и безопасность страны.

После заграничной командировки Анатолия Яцкова руководители отдела составили на него служебную характеристику, в которой писали:

«В довольно сложных условиях оперативно и грамотно решал поставленные перед ним задачи Центра. Скромен, интеллигентен и выдержан. Работу хорошо знает и любит. Умеет вербовать и воспитывать своих помощников. Самостоятелен. Делу Родины предан.

Учитывая, что Яцков за шесть лет работы в нью-йоркской резидентуре не был расшифрован спецслужбами противника, находился вне их подозрения, полагали бы возможным с учетом знаний английского и французского языков использовать его впредь на работе в одной из загранточек».

Благодаря резидентуре НТР, в состав которой входил Яцков, советская разведка получила в США ключевые расчеты, схемы и чертежи по Манхэттенскому проекту (производство американцами атомной бомбы).

Яцков по возвращении из США некоторое время работал в центральном аппарате, а затем был направлен на работу заместителем резидента во Францию.

Вернувшись из Западной Европы, Яцков возглавлял факультет в Краснознаменном институте КГБ СССР им. Ю.В. Андропова (ныне Академия внешней разведки). Пользовался исключительным уважением у слушателей и преподавателей за свою честность, прямоту в суждениях.

В 1985 году полковник Яцков вышел в отставку. Однако продолжал поддерживать тесную связь с коллективом, часто выступал перед молодыми сотрудниками разведки. В прессе появлялись его статьи, воспоминания и рецензии.

«Нашу бомбу, — писал Яцков в одной из статей, — создали ученые, инженеры, рабочие, а не разведка. В невероятно сложных условиях и в короткие сроки они сумели создать атомный щит для Родины. Сведения, добытые разведкой, только ускорили эту работу».

За большой вклад в дело обеспечения безопасности полковник А.А. Яцков был награжден орденом Октябрьской революции, многими другими орденами и медалями.

Скончался Анатолий Антонович 26 марта 1993 года, похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.

В списке героев есть и женщина. Ее настоящее имя — Леонтина-Тереза Петке. Родилась она в штате Массачусетс (США) 11 января 1913 года в семье выходца из Польши Владислава Петке. Рано стала принимать участие в политической деятельности. Вступила в компартию США, была профсоюзной активисткой.

Со своим будущим мужем Моррисом познакомилась на антифашистском митинге в Нью-Йорке. Моррис к тому времени возвратился из Испании, где участвовал в борьбе с франкистами и был ранен. Отважный американец покорил сердце девушки, и в 1941 году они поженились. Узнав о связях мужа с советской разведкой, Леонтина без колебаний согласилась помогать ему в тайной деятельности.

В годы войны она стала работать в качестве агента-связника резидентуры в Нью-Йорке. Моррис был мобилизован в американскую армию и направлен в Европу для участия в боевых действиях. В конце войны был демобилизован, и оба продолжили сотрудничество с советской внешней разведкой. Начиная с 1943 года резидентура в Нью-Йорке приступила к сбору информации о так называемом «Манхэттенском проекте», о работах ядерного центра в Лос-Аламосе по созданию атомной бомбы. Еще перед тем, как 16 июня 1945 года было проведено первое испытание, в Москве уже знали об основных данных, касающихся устройства бомбы, которые помогали советским ученым создавать свое собственное атомное оружие. Это была рискованная работа, и Леонтина проявляла при этом удивительную находчивость и самообладание.

Неоднократно работа супругов Коэнов оказывалась под угрозой раскрытия. Приходилось временно прерывать с ними связь. В 1948 году они были включены в группу, которой руководил разведчик-нелегал В. Фишер, ставший известным под именем Рудольфа Абеля. В 1950 году в связи с предательством в его группе Коэны были вывезены в Москву. Здесь Леонтина получила специальную подготовку для работы радистом-шифровальщиком. А в 1954 году супруги с новозеландскими паспортами на имя Питера и Хелен Крогеров прибыли в Лондон, где начали работать в нелегальной группе, которой руководил К. Молодый (псевдоним «Бен»). С 1955 по 1960 год резидентура Бена получила и передала с помощью Коэнов-Крогеров в Москву большое количество секретнейших материалов, касавшихся британских программ вооружений, в том числе ракетного оружия.

В связи с предательством группа была раскрыта, а Крогеры арестованы. 13 марта 1961 года суд приговорил Хелен Крогер к 20 годам тюремного заключения, несмотря на то что в ходе процесса ее причастность к советской разведке не была доказана.

Хелен-Леонтина содержалась в особо тяжелых условиях, подвергалась тягчайшим унижениям. Здоровье ее было серьезно подорвано. Но ничто не сломило ее стойкости, преданности делу и людям, с которыми она работала.

В 1969 году состоялось освобождение Леонтины и ее мужа: они были обменены на агента британских спецслужб Д. Брука и 25 октября прибыли в Москву. Здесь состоялась их встреча с В. Фишером и К. Молодым.

Леонтина и ее муж продолжали трудиться в управлении нелегальной разведки. Она была награждена орденами Красного Знамени и Дружбы народов.

23 декабря 1993 г. Леонтины не стало. Моррис скончался 23 июня 1995 года. Супруги похоронены на Новокунцевском кладбище в Москве.

Героем России 15 июня 1996 года стал Владимир Борисович Барковский. Родился он 16 октября 1913 года в г. Белгороде Курской губернии в семье служащих.

После окончания средней школы в 1930 году работал слесарем на заводе и учился на вечернем рабфаке. В 1934 году стал студентом Московского станкоинструментального института. Активно занимался планерным и парашютным спортом в Московском студенческом аэроклубе. Закончил летную школу ОСОАВИАХИМа и как пилот был приписан к истребительному полку ПВО г. Москвы.

В 1939 году, окончив институт, был призван на службу в органы государственной безопасности и направлен в специальную разведывательную школу. И уже в конце 1940 года был направлен на работу в Англию в качестве оперативного сотрудника лондонской резидентуры по линии научно-технической разведки. Вот как он рассказывает об обстоятельствах того времени:

«В 1937–1938 годах органы государственной безопасности существенно пострадали от распространившихся на них репрессий. Ликвидировались целые резидентуры, многие разведчики стали жертвами произвола, агентуру стали подозревать в двурушничестве. Словом, в преддверии войны с Германией разведка была существенно ослаблена.

Понимание того, что вести войну, не имея эффективной разведки, нельзя, привело к решению Политбюро ЦК партии о мерах по усилению разведывательной деятельности в странах «оси» и в других ведущих капиталистических государствах, пополнению разведки кадрами из партийного и советского аппарата и о переходе к стационарной подготовке разведчиков. Так возникла Школа особого назначения. Это позволило приступить к собиранию сил, необходимых для вступления разведки в войну во всеоружии. Эти силы пополнились выпускниками ШОН набора 1939 и 1940 годов, среди которых оказался и автор этих воспоминаний, направленный на работу в английское отделение 5-го отдела ГУГБ НКВД.

С настроением не оплошать я выехал в Лондон в конце ноября 1940 года после непродолжительной стажировки в английском отделе МИД СССР. Примечательным моментом перед выездом из Москвы явилась беседа с В.М. Молотовым. В доброжелательном тоне, хотя и несколько суховато в силу присущих ему черт характера, Молотов рассказал о положении в Англии, о состоянии англо-советских отношений, о политических задачах нашего посольства в Великобритании. Указал, что предстоит серьезная работа, учитывая традиционную недружественную политику ее правящих кругов в отношении Советского Союза.

В Лондон я прибыл в начале февраля 1941 года. Европейский путь был тогда закрыт из-за начавшейся Второй мировой войны, и ехать пришлось через Японию, Гавайские острова, США и вокруг Ирландии в Ливерпуль. Здесь мне довелось принять боевое крещение в полном смысле этого слова. После того как нас устроили в отеле ожидать ночной поезд на Лондон, начался налет немецкой авиации на Ливерпульский порт. Еще днем мы ходили по городу, и вид развалин произвел удручающее впечатление. Теперь же от грохота зениток и разрывов бомб, воя сирен, прямо скажу, человеку, привыкшему к мирной жизни, стало страшновато, но я невольно поддался удивительно спокойному отношению англичан к этому событию и понял, что им свойствен стоицизм, мужество и, как я потом убедился, патриотизм и постоянная готовность постоять за свою страну и рисковать перед лицом опасности. Понял я и то, что отныне этот «шумовой оркестр» будет неизбежным спутником моей жизни и деятельности в Англии, с которым придется считаться, ведя разведывательную работу. Как ни странно, это успокаивало.

В отличие от нью-йоркской резидентуры, лондонская начала свою работу практически с нулевой отметки, ибо в начале 1939 года по указанию Берии она была ликвидирована, а агентурная сеть оставлена на произвол судьбы. Ее надо было оживлять, и в ноябре 1940 года прибыл новый резидент — Анатолий Вениаминович Горский. Он начал свою работу с восстановления связи с «кембриджской пятеркой».

Выход на первую встречу с агентом запомнился на всю жизнь. Получив адрес, данные об агенте и пароль, я прибыл к месту его жительства, но половины его дома не существовало — накануне был налет на Лондон немецких бомбардировщиков. Я взялся помочь какой-то пожилой женщине вытащить ее вещи из-под обломков. В завязавшемся разговоре она сообщила, что в их доме жило несколько европейцев, которых переселили в дом на соседней улице. Там и был найден объект моего интереса.

За этим агентом последовали другие, стал накапливаться опыт ведения разведки в сложных условиях.

Лондонская резидентура явилась пионером в разведывании проблем создания атомного оружия, которое можно считать целой эпопеей в научно-технической разведке, и причастность к ней составляет, по справедливости, предмет гордости всех тех, кто добывал для страны нужную информацию.

Резидент Горский поручил выполнение этой задачи одному из членов «пятерки». В сентябре 1941 года тот передал Горскому подборку материалов. Из них явствовало, что создание атомной бомбы в Англии приняло практические очертания. В подборке были подробные сведения о создании и деятельности «уранового комитета», о технологии производства урана-235, о конструкции атомного заряда атомной бомбы пушечного типа, об исследовательских и промышленных центрах страны. С одобрения Объединенного комитета начальников штабов предполагалось создать атомную бомбу в течение двух лет.

Принеся эту информацию, Горский, учитывая ее насыщенность технической терминологией, поручил мне, как инженеру, подготовить для Центра обзорную телеграмму. Это было мое первое, может быть, еще не осознанное по степени важности соприкосновение с проблемой атомного оружия. Позже я принял на связь агента, непосредственного участника исследований, проводившихся в Англии. На первой же встрече он оживленно стал мне втолковывать значение точного определения величины сечения захвата нейтронов атомами урана-235 для успешного протекания реакции деления. Обнаружив, что все это находится за пределами моего понимания, он поинтересовался, как я думаю строить свою работу с ним дальше. Я предложил передавать ему вопросы наших специалистов, а он будет готовить ответы. Он сказал, что предпочел бы в моем лице иметь дело с человеком, который в состоянии осмысленно участвовать в обсуждении передаваемой им информации. И предложил мне купить американский учебник «Прикладная ядерная физика». Пришлось «сесть за парту». Эта учеба стоила бессонных ночей, но мы оба были довольны, когда однажды он сказал, что теперь со мной можно иметь дело.

Позже появилась потребность в создании агентурной сети из непосредственных участников соответствующих исследований. Один из них по собственному почину вышел через своего знакомого на Горского и в декабре 1941 года передал свой первый материал. После изучения и проверки он был завербован в 1942 году. Второй агент работал в системе «уранового комитета». Третий агент был завербован мной. Таким образом возникла компактная, но эффективная агентурная сеть этого профиля.

Вообще агентурная сеть лондонской резидентуры, как она сложилась в предвоенные годы, состояла из людей, близких нам идейнополитически, начавших и продолжавших сотрудничать с нами исходя из морально-нравственных соображений, людей пунктуальных, инициативных и мужественных.

Вспоминается, как резидент решил однажды вознаградить агента, добывавшего исключительно ценные сведения о радиолокации. Зная этого человека, я понимал, что ни денег, ни ценных подарков он не возьмет. Остановились на обеде. В ресторане он был явно рассержен, почти ничего не ел и не пил, а на мой вопрос, чем объясняется его поведение, ответил: «Сейчас у вас идет битва за Сталинград, мы поставляем вам военную технику и материалы, вы оплачиваете поставки валютой, а ты тратишься на такие пустяки, как этот обед. Прошу в дальнейшем воздержаться от подобных поступков».

Работа в лондонской резидентуре была хорошей школой для накопления опыта разведывательной деятельности. И в моем становлении как разведчика большую роль играли оба резидента: Анатолий Вениаминович Горский (в 1941–1943 гг.) и Константин Михайлович Кукин (в 1943–1946 гг.). В 1946 году окончилась моя командировка и я вернулся на Родину».

После возвращения на Родину В.Б. Барковский находился на руководящих должностях в центральном аппарате научно-технической разведки. Затем возглавлял резидентуру в Нью-Йорке, пройдя путь от рядового разведчика до резидента, а позже став заместителем руководителя НТР.

В последующем он посвятил себя преподавательской деятельности, являясь профессором одной из кафедр Академии внешней разведки. Кандидат исторических наук. В 1984 году Барковский вышел в отставку по возрасту.

Барковский награжден орденом Красного Знамени, тремя орденами Трудового Красного Знамени, орденом Отечественной войны II степени, орденом Красной Звезды, «Знак Почета», многими медалями и знаками.

В плеяде Героев России, получивших это звание в 1996 году, находится Александр Семенович Феклисов. Он родился 9 марта 1914 года в г. Москве в семье железнодорожного стрелочника.

После семилетки учился в фабрично-заводском училище, затем на рабфаке и одновременно работал на заводе.

В 1939 году окончил Московский институт инженеров связи и был призван на работу в органы государственной безопасности. В январе 1941 года командирован в США в качестве оперативного работника нью-йоркской резидентуры.

За это время трижды был в длительных командировках. Феклисов проработал в органах государственной безопасности 35 лет.

Первый раз находился в США в командировке с января 1941-го по сентябрь 1946 года. В начальный период Феклисов использовался для налаживания работы радиоприемника резидентуры и установления прямой связи с Москвой. Осуществил затем две вербовки и после этого был включен в работу НТР.

В это же время американцы приступили к созданию производственных объектов для изготовления атомной бомбы. За пять лет работы в США Феклисову удалось выполнить целый ряд ответственных заданий Центра по добыванию секретной информации по линии научно-технической разведки.

С сентября 1947-го по апрель 1950 года Феклисов находился на работе в Англии. Он сумел получить секретные документы относительно создания атомного оружия, а также сведения о работе по созданию водородной бомбы.

Третья заграничная командировка Феклисова была снова в США, она продолжалась с августа 1960-го по март 1964 года. На этот раз Феклисов возглавлял резидентуру в Вашингтоне. Это были годы яростной антисоветской и антикоммунистической пропаганды, опасного Карибского кризиса 1962 года.

В 1974 году Александр Семенович Феклисов в звании полковника вышел в отставку, оставаясь служить в разведке в качестве консультанта до середины 1986 года.

Полковник А.С. Феклисов награжден многими орденами, медалями и знаками.

Таковы вкратце судьбы разведчиков-атомщиков, которые каждый на своем месте внесли неоценимый вклад в создание советскими учеными отечественной атомной бомбы, ставшей надежным щитом безопасности государства. Их имена сохранит история.