29

Путь до самолёта, на котором Рагнар прилетел на остров, прошёл в мрачной тишине. Мы шли молча. Именно, что шли. Машин здесь не было, от того дорога и казалось более длинной, но тишина никак не тревожила. Не казалась неловкой. Просто… на каком-то подсознательном уровне я чувствовала, ещё рано. Рано говорить. Рано спрашивать. Ни тогда, когда нас окружают посторонние.

Всю дорогу Рагнар не выпускал меня. Положив руку на плечо прошёл рядом. Словно боялся, что снова исчезну или сбегу. Стоит мне чуть отодвинуться и пальцы сжимаются. Ещё немного и в кожу вонзятся.

— Рагнар… больно, — шепчу еле слышно, однако до него доходит и хватка слабеет.

Он даёт немного пространства. Слегка отпускает, чтобы могла спокойно ходить. Совсем руки не убирает, но и этого достаточно чтобы хоть немного осмотреть место, где была последние два дня.

На улицу меня естественно не выпускали. Всю красоту острова, а точнее то, что было доступно, я смотрела через окно.

Высокие пальмы. Сгустки деревьев. Кустов. Всё сплелось воедино. Среди толстых ветвей разносились шебетания птиц. Нет шума машин, улиц. Нет привычных звуков мегаполиса.

— Нравится? — вдруг спрашивает Рагнар, когда мы уже оказываемся на пустынном берегу, где стоит его самолёт.

Железная птица совсем не вписывается в дикую обстановку острова.

— Здесь красиво, — отвечаю искренне.

Говорю без каких-либо задних мыслей. Просто делюсь мнением на очевидность. Ответ же Рагнар застаёт врасплох.

— Захочешь и мы ещё сюда прилетим. Когда хмыря этого не будет.

Он про своего отца?

С недавних пор отношения Люциуса и Рагнара заинтересовали меня. Их ссоры и причины споров. Ведь очевидно же, что отец любит его. По своему, но любит. Иначе не стал бы вытворять подобные махинации с похищением, ради одной лишь встречи с сыном. А иной причины я не видела. Не для шутки же он так делал. Я плохо знакома с Люциусом и всё же, что-то мне подсказывает, что он не менее занят работой для этого.

О своих мыслях и вопросах, я собиралась поговорить с Рагнаром наедине. Не в окружении многочисленной охраны, которая не сводила с нас глаз. Это было частью их работы — смотреть за нами, но мой разговор не предназначался для посторонних ушей.

Мне не дают и слова сделать. Рагнар совсем с цепи срывается, когда самолёт взлетает, а мы на борту остаёмся одни. Вся охрана резко куда-то исчезает. Словно под землю провалились.

— Думал рехнусь без тебя, — не спрашивая ничего, сгребает меня в охапку.

Я упираюсь ладонями ему в грудь. Выходит машинально. Просто в защитном рефлекс, от неожиданности и поднимаю голову. Меня словно ударяет током.

Дважды.

Сперва от его взгляда. Жуткого. Жадного. Голодного. И какого-то тоскующего. Наверно я правда начинаю сходить с ума, раз мне кажется, что он скучал по мне.

Второй раз, когда набрасывается на мои губы.

— Постой… — вырываюсь. — Да подожди ты. Я хочу спросить.

— Потом спросишь. Я изголодался по тебе.

И он ест. Пожирает меня всю до основания. Вопросы улетучиваются. Кажутся такими неважными.

Неважно, как нашёл меня. Неважно для чего искал. Хотя для чего искал я примерно понимаю, но и это кажется второстепенным по сравнению с тем, что я впервые в своей жизни ощущаю себя кому-то нужной. По настоящему нужной, иначе бы Рагнар не стал преодолевать столь огромное расстояние. Ведь так?

Он с ненавистью смотрит на платье, которое дал мне Люциус. Снимает с меня. Не срывает. Не рвёт. А именно снимает. И снова впервые. Наверно потому что, другой одежды у меня сейчас с собой не было.

— Приедем домой, сожгу его, — обещает, подхватит под ягодицы и вместе со мной садится в кресло.

— Это подарок твоего отца, — напоминаю и получаю шлепок.

— Единственный мужик, который будет тебе дарить барахло — я. О других даже не думай.

Рагнар не дает ответить. Не даёт как-то оспорить его слова. Затыкает рот в очередном поцелуе.

Я хватаю широкие плечи. Обнимаю. Сильней прижимаюсь. Голова идёт кругом от его напора. От силы с которой целует меня. Кусает. Имеет мой рот языком.

Стону и тут же резко вздрагиваю. Его рука перемещается и пальцами касается меня между ног.

— Всё ещё болит? — будто с неохотой отрывается от моих губ.

— Не так сильно, но…

— Не тяни, — приказывает. — Говори, как есть.

Рагнар сильно возбуждён. Признаюсь. Сама виновата. Надо было сразу сказать, что еще испытываю боли между бёдер, но совсем потеряла способность говорить. Да и он не дал слова вставить.

— Я не смогу. Не выдержу, — признаюсь с опаской.

— Хорошо, — вдруг соглашается спокойно. — Тогда на колени.

— А если зайдут? — с опозданием вспомнила, что мы не дома. Не в его спальне, а в самолёте, где в каждую секунду может кто-то зайти.

— Вспомнила, когда уже с голой задницей осталась? — усмехается, но без злобы. — На колени, мелкая.

Он приказывает — я исполняю. Подрагивая от страха, быть увиденной. Пойманной в столь неподобающем, откровенном виде, становлюсь на колени. Опускаюсь между крепких ног и тянусь к ремню.

Боюсь или нет. Похищали меня или нет, но уплату отцовского долга никто не отменял. Надо выплачивать, что положено. Исполнять свои прямые обязанности, из-за которых и оказалась с Рагнаром.

Настрой меняется. Возбуждение спадает с меня и он это улавливает. Чует странным образом. И знает по какой причине эти изменения. Кажется, будто он понимает меня лучше кого бы там ни было.

— Никто сюда не сунется, мелкая, — обещает Рагнар, поглаживая по голове, а глаза темнеют гуще, чем небо ночью. — Я ведь говорил, что эгоист. Я не делюсь своим. И увидеть свою женщину такой… никому не дам.

Я цепенею. Замираю в удивление.

Свою женщину?

— Чего застыла? — гладит по щеке.

Осторожно. Нежно. Бережно. Точно боиться навредить. И от этой его осторожности страшней, чем от самого ужасающего кошмара.

Я расстегиваю кожаный ремень. Обнажаю затвердевшую, разгорячённую мужскую плоть. Обхватываю насколько возможно. Насколько позволяет наша с Рагнаром разница в размерах.

Веду несколько раз ладонью по всей длине. Вены набухают. Специально медленно, тягуче облизываю головку. Издеваюсь над голодным зверем. Слизываю белую каплю. Ласкаю тяжелые яйца. Вбираю в рот. Лижу их. Сжимаю в руке.

Член набухает. Увеличивается в размерах. Вены пульсируют, после чего наконец прекращаю пустое представление.

Смыкаю губы вокруг головки. Заглатываю. Посасываю. Ещё немного и втягиваюсь в процесс. Стону, когда его пальцы вплетаются в мои волосы. Одобрительно гладят, а после сжимаются. Тянут. Называют на здоровенный орган.

Задыхаюсь от столь мощных толчков. Впиваюсь ногтями в его бёдра, чтобы не упасть. Дурею от вкуса его плоти. От запаха Рагнара. Он ощущается повсюду. Терпкий. Дикий. Первобытный. Сводящий с ума.

Член заполняет горло. Растягивает до предела. Заставляет задыхаться после каждого нового толчка. Слёзы текут по щекам в рефлексе.

Рагнар отпускает всего на секунду. Даёт сделать глоток воздуха.

— Займись яйцами, — приказывает грубо. — Языком двигай.

Я продолжаю исполнять. Выполняю его прихоть и как ненормальная возбуждаюсь от собственного унижения. От того, что стою в ногах у своего единственного хозяина, пока он жёстко вдалбливается в мой рот. Бьётся безжалостно и со вкусом. Натягивает на себя. Имеет в своей любимой неистовой форме.

По другому кажется Рагнар и не умеет. Даже, когда девственности меня лишал и старался быть нежным, его природный нрав рвался наружу.

Нежность палача больше походит на животную. Такой она и является.

— Хорошая девочка, — отстраняет от себя.

Тянет за волосы. Запрокидывает мою голову и разряжается. Кончает на лицо, грудь. Грубо втирает своё семя вокруг сосков и вонзается в губы. Без отвращения. Без брезгливости. Целует, как зверь, получивший самую желанную добычу.

— Голодная, — не спрашивает. Констатирует.

— Нет, я… — пытаюсь отрицать.

Знаю, что глупо. Ему и так все известно, а признаться не могу. Не буду. Никогда по собственной воле не признаюсь.

— Сука всегда голодная по своему кабелю, — перебивает резко.

— Рагнар, — вспыхиваю.

— А что не так? — смеётся. — По делу сказал. Ты — моя сука. Я — твой кабель. Идеальная пара.

Трётся носом и вдруг подхватывает. Усаживает на соседнее кресло, а сам становится на колени передо мной.

Он на коленях?

— Что ты делаешь?

— Сиди смирно, — закидывает мои ноги себе на плече.

Его дыхание опаляет низ живота. Крупные ладони поглаживают бёдра. Раздвигают ноги ещё шире, а губы накрывают лоно.

— Рагнар, что ты… ахъ, ааахъ.

Я инстинктивно вцепляюсь в его волосы, когда его язык раздвигает складки и проходит по плоти.

Что он делает?

— Рагнаааар!..

Невозможно. Нереально. Аморально. Чувствовать его губы там. В себе. Его язык. Его дыхание. Его грязные касания.

Я выгибаюсь. Тянусь. Пробую сдвинуть ноги, но хозяин не даёт. Терзает. Истязает. Рисует языком во мне порочные узоры. Заставляет сгорать. Умирать от новых, прежде незнакомых ощущений. И даже борода не приносит дискомфорта или неприязни. Лишь обостряет эмоции.

Кусаю губы, ладони. Впиваюсь ногтями в кожаное сиденье. Пытаюсь заглушить истошные стоны, но они вырываются. Пронизанные безумием срываются с уст.

— Ах, ах… мммм, ахъ, Раг… Рагнар.

Жилистые пальцы впиваются в бёдра. Оставляют новые следы его рук. Звериное рычание доносится откуда-то из вне. Из совсем иного мира. Будто хищник наслаждается вкусом пойманной добычи.

Кажется я теряю сознание и снова пробуждаюсь, когда зубы не крепко смыкаются вокруг какой-то плоти. Нет боли. Только череда взрывов в голове и мой громкий крик.

Тело бьется в судорогах. Рагнар ещё на коленях. Лижет следы моего удовольствия. И делает с таким видом, словно ему не неприятно. Не противно.

Как он…

— Зачем ты… Зачем ты это сделал? — спрашиваю, едва переведя дыхание.

— Захотел, — простой ответ.

Иного ждать и не следовало.

— Ты раньше этого не делал, вот я и удивилась.

— Я раньше этого никому не делал, — усмехается. Гладит по щеке. — Считай девственности меня лишила. Теперь мы на равных.

— Нет, не на равных, — парирую. — Ты то у меня во всём у был первым.

— И последним, — звучит, как обещание и закрепляется поцелуем.

Загрузка...