Я выхожу из крохотной ванной комнаты и возвращаюсь в спальню ведьмы. Её самой здесь уже нет. Поднимаю с пола джинсы и, одеваясь, оглядываю обстановку, на которую ранее не обратил никакого внимания. Что понятно.
Стены с обоями с рисунком мяча и биты оклеены плакатами с изображением монстров из популярных аниме-мультфильмов. Их компанию разбавляют привычные постеры из фильмов ужасов. Я хмыкаю, замечая ещё и уродливые игрушки, разбросанные то тут, то там.
Подхожу к высокому и широкому шкафу, полки которого ломятся от количества книг. Дайте угадаю, они все в жанре ужасов? Приглядываюсь и понимаю, что ошибся — не все. В личной библиотеке любительницы ужастиков присутствуют и книги из классики. В том числе русской и польской.
Точно, тогда в библиотеке ведьма изучала биографию Толстого.
Иду дальше и на письменном столе обнаруживаю раскрытый блокнот, заметки в котором привлекают моё внимание.
«Согласно представлениям некоторых религий (в том числе христианства), одержимость — состояние, в котором человек подчинён одному или нескольким демонам или бесам, дьяволу».
Слово «дьявол» подчёркнуто жирной линией, от него тянется нарисованная стрелка к другой заметке: «Главный герой не осознаёт, что одержим, потому что дьявол искусно играет с его разумом?»
Похоже, кто-то пишет книгу?
Я отчего-то улыбаюсь, откладываю блокнот и иду вниз.
Сворачиваю сразу на кухню, потому что слышу, как хлопают дверцы шкафчиков. На Сабрине домашние шорты и широкая майка, её волосы влажно блестят после душа, а тёплые носки, благодаря которым она скользит по плитке, перемещаясь, добавляют её образу сексуальный уют. Если такой есть.
В общем, я снова её хочу.
Но от меня не укрывается то, как напрягаются её плечи, когда она понимает, что на кухне больше не одна.
Я гашу в себе неуместный голод и замечаю свои вещи аккуратно сложенными на одном из стульев. Пока я натягиваю на себя футболку, Сабрина вежливо интересуется:
— Чай или кофе?
— А горячего благодарного поцелуя великолепному любовнику в меню нет?
— Нет, но я могу заглянуть в кладовую и найти там пинок под зад.
Я тихо смеюсь и подхожу к ней ближе:
— Спасибо, обойдусь.
Хочу обнять её со спины, собрать губами с голого плечика капельки воды, сбежавшие с волос, но ведьма разворачивается ко мне лицом, а в её руках огромная кружка с кофе. Сабрина неловко мне улыбается, избегая смотреть в глаза, и предлагает:
— Давай всё же обработаем твою руку.
Я предпочёл бы, чтобы она снова обработала меня. Но, похоже, у кого-то появились угрызения совести. Жалеет? Или не понравилось? Может, я всё же сделал ей больно, не сумев сдержаться?
— Сабрина…
— Да, я сама этого хотела, но давай не будем это обсуждать. Мне… неловко, если сможешь понять.
Я кретин, знаю. Но то, что, возможно, она прямо сейчас призналась в том, что её первый нормальный секс был со мной, вынуждает меня чувствовать себя особенным. Глупость несусветная, да. Но приятная.
Я серьёзно киваю и иду вслед за ней, чтобы сесть за стол. Есть и другие важные моменты, которые нам стоит сейчас обсудить.
Пока Сабрина вымачивает ватный тампон в перекиси, я откланяюсь на спинку стула и настоятельно прошу:
— Сабрина, если эти двое вновь объявятся, а меня не будет рядом… Просто назови им моё имя, ладно?
— Нет.
Нет?
Меня поражает то, с какими упрямством и простотой она произнесла это короткое слово. Я подбираюсь и пытаюсь поймать её взгляд:
— Не глупи, ведьма, слышишь? Ты не должна пострадать из-за меня.
— Я и не пострадаю, — дергает она плечами. Подтягивает к себе по столу мою руку и аккуратно прижимает тампон к сбитой коже. Я морщусь от неприятных ощущений, а Сабрина продолжает: — Потому что с этого дня буду носить в кармане газовый баллончик.
Как у неё всё, однако, просто.
— Сабрина, в следующий раз их может оказаться больше двух человек.
— И что? — наконец, смотрит она мне в глаза. Во взгляде сквозит злость. — Предлагаешь подставить тебя? И как я потом буду с этим жить?
— Брось, что они мне сделают? — отшучиваюсь я.
— Ты не бессмертный, Гилл, а они не остановятся на одном ударе. Я знаю — чувствовала это в настрое того урода.
Я чешу бровь пальцем свободной руки, сдерживая поднимающуюся по пищеводу злость. На ситуацию, на козла, который точит на меня зуб, на себя и, разумеется, на Сабрину.
Отнимаю руку и подаюсь ближе к упрямой девчонке:
— Ты просто назовёшь им моё имя, услышала меня?
Сабрина теряется от холода, прозвучавшего в моём голосе, но за одно мгновение берёт себя в руки и огрызается:
— Не глухая.
Она отворачивается и скрещивает на груди руки, а я киваю и пододвигаю к себе её кружку с кофе. Делаю глоток и тут же морщусь от слишком приторного вкуса. Она туда, что ли, целый мешок сахара высыпала?
Возвращаю кружку и перехожу к другой теме. Ещё более неприятной для неё.
— О поисках той мрази.
— Гилл…
— Нет, послушай, Сабрина, — прошу я и поднимаюсь со стула, чтобы присесть на корточки возле неё и обхватить бёдра руками. — Я уже предпринял некоторые меры, которые должны помочь с поиском. Необходимо время, но в конце концов, мы узнаем, кто был тем ублюдком… Я лишь прошу тебя довериться мне. Ты не должна проходить через это одна, слышишь? Позволь мне быть рядом.
Сабрина поворачивает ко мне лицо, долго вглядывается в мои глаза, а затем выдыхает:
— Тебе пора, Гилл.
— Сабрина…
— Тренировка вот-вот закончится, скоро домой вернётся отец — тебе правда пора.
— Ты вполне успеваешь ответить на мою просьбу.
— Хорошо, — кивает она. Поджимает губы и отворачивается в сторону: — Я по-прежнему не хочу, чтобы ты вмешивался. После того, что произошло сегодня в студгородке, тем более.
— Хочешь сказать, что эта мразь не заслуживает наказания? — глухо рычу я.
— Хочу сказать, что ты слишком импульсивен для решения таких задач. Сначала научись контролировать свои эмоции.
— Да ты шутишь, — усмехаюсь я, выпрямляясь. — Этого ублюдка убить мало!
— Пусть так, но тем, кто его убьёт, точно не будешь ты!
Я всматриваюсь в синие глаза, метающие молнии, замечаю, как раскраснелось от злости её упрямое лицо, как часто вздымается грудь под свободной футболкой.
Наивно полагает, что она что-то решает в этом вопросе. Глупая ведьма.
— Это мы ещё посмотрим, — насмешливо бросаю я.
Подхватываю куртку и иду вон.
Пока я еду домой, более или менее успокаиваюсь, но в холле многоэтажки меня ждёт новое расстройство — Фиона Лец.
Замечаю макушку девчонки в одном из кресел и иду к ней. Падаю в кресло напротив, но тут же подбираюсь, потому что правая сторона лица Лец выглядит сплошным синяком.
Сегодня день такой? Праздник кулака или что?
— Я думала ты на тренировке, — флегматично замечает Лец. — Или я не заметила, как быстро пролетело время?
Зрачки стеклянные, речь медленная, а движения вялые. Всё ясно.
— Ты под кайфом.
— Разумеется, под ним. Как бы я ещё смогла терпеть эту боль?
— Кто это сделал?
— В моей жизни мало, что изменилось, Гилл, — усмехается она. — Всё те же, по тому же месту.
— Твой отец ещё жив?
— Эта падла и меня переживёт.
— А что мать, сестра? Они по-прежнему всё терпят?
— О, так мило, что ты, наконец, о них спросил, — с сарказмом растягиваются губы. — Марта, слава Богу, в этом году укатила в колледж, в другой штат, подальше от этого ублюдка. А мать… Мать сдохла ещё год назад.
— Проклятье. Сочувствую, Фиона.
— Засунь его себе в задницу, мудак, — огрызается она. — Она была слабой. Трусихой. Пусть теперь и горит в аду. Вроде как, только туда попадают самоубийцы.
Я тру подбородок ладонью, потому что не представляю, что сказать. Ситуация дерьмовая. И жизнь у неё дерьмовая. И мне не даёт покоя мысль, что мы с отцом приложили к этому руку.
— Почему ты не свалишь от него, Лец?
— Куда? На помойку? — отталкивается она от спинки, но тут же падает обратно, отворачиваясь в сторону: — Впрочем, туда мне и придётся идти. Сегодня он выкинул меня на улицу вместе с вещами.
Я непечатно ругаюсь, только сейчас заметив баул с вещами у её ног. Цель её визита перестала быть тайной. Но как же меня это раздражает!
— Я не пущу тебя к себе, Лец, прости.
— Пару дней, Гилл, — вновь подаётся она ко мне. — Отойду от побоев и что-нибудь придумаю, обещаю. И, пожалуйста, не забывай, что ты мне должен.
— И, похоже, никогда не расплачусь.
Я снова чертыхаюсь, а Лец поднимается на ноги и начинает заваливаться на меня. Успеваю подняться и закинуть её руку себе за шею. Подхватываю сумку.
— Ты же помнишь, что я умею быть благодарной, мой сладкий?
— Засунь её себе в задницу, — усмехаюсь я.
А перед глазами мгновенно встаёт та, благодарность которой я принимал бы снова и снова. Очень много, мать его, раз. Вот только что-то мне подсказывает, — и из-за этого в груди неприятно свербит, — что сегодняшняя акция была разовой.
Я подвожу Лец к дверям лифта, захожу с ней в зеркальную кабину и, немного покопавшись, прикладываю к сканеру ключ-карту. Через несколько минут мы заходим в мою квартиру.
И здесь меня ожидает ещё один, проклятье, сюрприз.
Хейг слышит наши шаги и разворачивается от окна к нам. Натянутая улыбка меркнет, когда он видит ту, что на мне виснет. Идёт в нашу сторону:
— Лец?
— Боже мой, милашка-Логан! — реагирует та настолько бурно, насколько позволяет её состояние.
Я бросаю её сумку у дивана и на него же опускаю девчонку. Выпрямляюсь.
— Какого… — Хейг переводит на меня с Лец озадаченный взгляд.
Я не отвечаю, и так всё должно быть ясно. Иду на кухню и бросаю по дороге:
— Ты что здесь забыл, Лог?
Он идёт за мной. У меня в голове, как на репите, крутится одна единственная мысль.
Я буквально только что переспал с его бывшей подружкой.
Ну что я за друг, после этого?
— Ты же сам приглашал меня на выходные, — не удивляет его моя грубость.
Я беру стакан и открываю кран с холодной водой:
— На позапрошлые, придурок.
Логан усмехается и смотрит в сторону гостиной:
— Лец? Как так вышло, Тай?
— Объявилась около двух недель назад и вьёт из меня верёвки, — морщусь я. — А я и рад вестись из-за грёбанного чувства вины.
— Ты всего лишь человек, Тай, — понимающе кивает Лог и обхватывает моё плечо пальцами. — И не самый плохой, хочу заметить.
Я усмехаюсь и подношу стакан ко рту.
Это он ещё не знает самого важного.
Проклятье, какого хрена Лог припёрся? Что Лец, что он случились в моей жизни до обидного не вовремя.
Я отбрасываю стакан в мойку и иду на воздух. В груди жжёт. Да и в целом мне как-то хреново.
Присаживаюсь на лежак и обхватываю голову руками. Бесит. Всё вокруг жутко бесит.
Лог садится на лежак, стоящий рядом, вглядывается в сумрак вечера вдали, а затем спрашивает:
— Давно видел Сабрину? Как она?
Я усмехаюсь, а затем в памяти вспыхивает момент, где её ударили.
Ведьма была бы в полном порядке, не свяжись со мной. А может, и не была бы. Но ей точно не угрожали бы те уроды.
— Зачем ты приехал, Лог? — смотрю я на друга.
Он кивает и нервно улыбается. Переводит взгляд на меня, но тут же его отводит:
— У меня не выходит из головы то, что с ней случилось. Не выходит из головы собственная глупость… Я даже не могу вспомнить о чём думал год назад. Почему не ответил на её звонок или сообщение. Почему решил быть настолько категоричным… Тай, мне кажется, я по-прежнему к ней что-то чувствую. Словно та влюблённость всегда сидела во мне, но, после того случая, я спрятал её как можно глубже. И теперь… — Логан сжимает кулаки и удручённо качает головой: — Я всё думаю и думаю: как бы оно сложилось, не будь я таким кретином? Это не даёт мне покоя… Нам с Сабриной было… здорово вместе, понимаешь? Я хочу… попробовать. С чистого листа. Иначе эти сомнения, незнание и предположения съедят меня до костей.
Твою мать. Это форменное издевательство.
— Не слишком ли поздно ты очнулся, Лог? — сухо спрашиваю я.
Друг вскидывает на меня взгляд, всматривается:
— Что ты имеешь ввиду? Она что-то говорила тебе? На счёт меня?
Я поднимаюсь на ноги, подхожу к кромке бассейна: вода в нём мерцает золотом заходящего солнца. Поднимаю глаза на ярко-оранжевый диск. Через пару мгновений глазам становится больно.
— Нет, — отвечаю я наконец. — Не говорила. Но я считаю, что ей сейчас не до романтических отношений. Она пытается найти того урода. Но я против. Нужно действовать самим. Найти ту мразь и наказать.
Логан долго молчит, я не мешаю.
— Похоже, у тебя и план уже есть? — ровно спрашивает он. — Я могу помочь?
— Помоги, — киваю я и разворачиваюсь к нему лицом. — Достань мне номера тех бейсболистов, которые выпустились из университета в прошлом году.
Лог кивает, тоже поднимается на ноги и подходит ко мне:
— Не думал, что тебя тоже настолько сильно гложет вина перед ней. Но две головы всегда лучше, чем одна. Мы найдём этого ублюдка.
Я усмехаюсь и бросаю, прежде чем уйти:
— Но я бы на твоём месте не сильно рассчитывал на то, что это поможет тебе её вернуть.