По крыше и стёклам машины начинает барабанить дождь.
Чувствую себя той самой тучей, которую разрывают на части сверкающие внутри молнии…
Сегодняшний вечер… Испытанный ранее адреналин… Гилл, вызвавший во мне безусловное восхищение… Его слова о том, что он меня хочет… Твёрдые плечи под моими пальцами… Внешность… Соблазнительная улыбка… Горячие губы…
Я. Хочу. Его.
Хотя бы поцеловать. Всего лишь поцеловать…
Ничего страшного от этого не случится, верно?
Обычный поцелуй, который, я рассчитываю, утолит ту нестерпимую жажду, что иссушает нутро, превращая его в знойную пустыню.
Я закрываю глаза и выдыхаю тихий стон, когда горячие пальцы Гилла, забравшись под кофту, касаются кожи. Он с нажимом скользит ими по спине, вынуждает меня прогнуться и шепчет в шею:
— Ну же, ведьма. Отдай мне долг.
Я сглатываю сухость и смело выдыхаю:
— Забери его сам.
Гилл замирает на мгновение, а затем, тяжело выдохнув, что-то вроде «стерва», вытаскивает одну руку из-под кофты и обхватывает пальцами хвост моих волос. Тянет вниз, а сам подаётся вперёд. Жар влажных губ жалит кожу. Тяжёлое и шумное дыхание кружит голову. Пьянит…
— Ну же, Гилл, — произношу я, как в бреду. — Забери свой долг…
— Я… не остановлюсь… на одном поцелуе, ведьма.
— Тебе придётся, — нахожу я силы не согласиться.
— Что так? — горячо шепчет он. — Бейсбольная форма — обязательное условие?
Меня бросает в холод от его слов. Напоминает о том, какого Гилл на самом деле мнения обо мне. Остужает пыл и возвращает на место рассудок.
Я стискиваю зубы и отталкиваю Гилла от себя. Нахожу рычаг открывания дверцы и бросаю, прежде чем вырваться под дождь:
— Пошёл ты!
Слышу, как он, чертыхнувшись, бросается за мной:
— Проклятье, стой!
Холодные капли дождя остужают горящее лицо, дорожками скользят за шиворот, в считаные секунды утяжеляют вес одежды.
Я стремительно направляюсь к остановочному павильону, но на полпути Гилл ловит рукав моей кофты и резко разворачивает к себе лицом. Рычит:
— Что не так, ведьма?
— Меня зовут — Сабрина! — рявкаю я.
— Вернись в машину, Сабрина, — цедит он сквозь зубы.
Струйки дождя скатываются по его рассерженному лицу, цепляются мерцающими в свете луны каплями за красивые губы, которые я ещё секунду назад жаждала ощутить на своих. Футболка липнет к телу, как вторая кожа. Я могу разглядеть каждый чёртов изгиб его мускулистого торса.
Чёрт, ну почему меня так нестерпимо к нему тянет?
Я стискиваю зубы и сжимаю кулаки, а затем шиплю:
— С чего ты взял, что знаешь обо мне хоть что-то? Кто дал тебе право меня судить? Унижать? И оскорблять? Кто ты, Гилл? Чёртов Бог?!
— Не надо, Сабрина, — жёстко усмехается он. — Не строй из себя святую. Ты ни чёрта не святая!
— А кто вообще святой? Может быть, ты, Гилл? — тоже усмехаюсь я. — Очнись, этот мир давно погряз в грехах! Тщеславие — ни о чём тебе не говорит?
— Считаешь меня тщеславным? — взлетают брови. Он усмехается в сторону и вновь смотрит на меня: — Тогда какое название у твоей слабости, Сабрина?
Я вспыхиваю, но сдерживаю клокочущую в груди злость. Делаю глубокий вздох и выдыхаю:
— Убирайся. Садись в свою крутую тачку и упивайся собственным величием. У тебя это хорошо получается.
— Да, и мне нужны зрители.
С этими словами этот кретин резко склоняется и закидывает меня на своё плечо. Мир переворачивается. Я дергаюсь, но безуспешно — у парня стальная хватка. Он стремительно идёт к машине, затем открывает дверцу и бросает меня на сидение, как мешок картошки. Я пытаюсь отпихнуть от себя его руки, пытаюсь извернуться, но он пригвождает меня к месту одной рукой, а второй защёлкивает ремень безопасности. Рычит, не обращая внимания на мои проклятья:
— Ещё скажи, что умеешь варить ведьмовские отвары от простуды.
Оторопев, я перестаю сопротивляться:
— Что-что?
— Или у тебя особый ведьмовский иммунитет? — бросает он и захлопывает дверцу.
Не могу поверить… Этот эгоист, что, переживает о том, что я могу простудиться? С ума сойти.
— Ладно, — бросаю я, когда он занимает соседнее сидение. — Буду премного благодарна, если ты подбросишь меня до дома.
Щёлкает блокировка, заводится двигатель, машина сдаёт назад, а Гилл равнодушно замечает:
— Ко мне ближе.
Мои брови ползут вверх, внезапное волнение только подливает масла в огонь моей злости. Я смотрю прямо перед собой, скрещиваю руки на груди и говорю сквозь зубы:
— Ты сильно ошибаешься, если думаешь, что я сделаю хотя бы шаг в твой дом.
— То есть теперь ты испугалась? — усмехается он. — Не переживай. Примешь горячий душ, высушим твою одежду, я накормлю тебя и отвезу домой.
— С чего вдруг такое благородство? — зябко ёжусь я, представив ощущение сухой и тёплой одежды.
— Ты тоже знаешь обо мне далеко не всё, — глухо отвечает он.
Я поджимаю губы, потому что мне нечего на это ответить, и отворачиваюсь к окну.
Больше мы не произносим ни слова, и лишь мягкое шуршание шин по асфальту, проносящийся смазанным пятном пейзаж снаружи да косые струйки дождя по стеклу разбавляют наше тяжёлое молчание.
Но вскоре дождь остаётся позади. Мы врываемся в район с высотками, а дождя как будто и не было. Я оборачиваюсь за спину и вижу редкое явление: отдаляющуюся стену из дождя. Улыбаюсь. И, разворачиваясь обратно, ловлю на себе изучающий взгляд серых глаз. Гилл тут же смотрит на дорогу и глухо, скорее самому себе, замечает:
— Начинаю понимать этих кретинов. Проклятые ямочки…
Он снова о Хейге и Фрейзере? Неужели… Неужели я действительно нравлюсь Дереку в том самом плане?..
Плохо, если так. Очень-очень плохо.
Гилл въезжает в подземный гараж одной из высоток и паркуется в месте, где написано белой краской слово «Пентхаус».
Я хмыкаю — ну ещё бы.
Гилл смотрит на меня некоторое время, я не шевелюсь, и тогда он насмешливо спрашивает:
— Мне снова закинуть тебя себе на плечо, ведьма?
— Ты живёшь один?
Не знаю, зачем мне эта информация, но мне интересно узнать об этом кретино-красавчике больше.
Его губы растягивает лукавая улыбка.
— Совершенно, — кивает он и выходит из машины.
Я наблюдаю за тем, как он направляется к лифту, который находится прямо перед элитным парковочным местом, как его большой палец жмёт на кнопку вызова, как металлические, сверкающие чистотой и дороговизной двери разъезжаются в стороны, как Гилл заходит внутрь и его высокая и стройная фигура отражается в зеркалах.
В серых глазах горит вызов.
Сердце тревожно ускоряет бег, когда я его принимаю.
Я быстро отстёгиваю ремень, выбираюсь из машины и захожу в лифт к Гиллу. Почему я спешу? Боюсь передумать, потому так будет правильно, но я слишком заинтригована, чтобы поступать правильно.
Все мы иногда отказываемся слушать доводы рассудка, повинуясь зову сердца.
Блестящие двери закрываются.
В голове мгновенно рождается сцена: Гилл толкает меня спиной на зеркала, а следом набрасывается, как голодный зверь на свою добычу. Сексуальное напряжение между нами находит выход. Мы сплетаемся телами так тесно, что трудно дышать…
Но Гилл, к счастью или к сожалению, ничего такого не делает.
Лишь стоит рядом и сводит с ума жаром своего тела, который я ощущаю даже сквозь мокрую одежду.
Минуты превращаются в часы, а напряжение всё нарастает и нарастает.
Когда уже мы поднимемся на этот чёртов последний этаж?!
Я дёргано срываюсь с места и буквально вываливаюсь на площадку, когда чёртовы двери открываются, и, разинув рот, разглядываю дорогущую обстановку в квартире, в которую, оказывается, попадаю.
Гилл усмехается и проходит мимо меня.
Я поражена блеском металла и стекла в панорамных окнах. Поражена ощущением огромного пространства и свободы, которое оно даёт. Мне нравится современная мебель и разнообразие всяческой техники. И мерцание воды в бассейне за стеклянной стеной.
Боже, а эти огни раскинувшегося внизу города?..
С ума сойти…
Я вздрагиваю, когда тишину пространства разрывает мистическая мелодия в стиле тяжёлого рока. Меня немного удивляет, что телефон не промок вместе с одеждой. Ощущаю досаду и отвечаю на вызов Тины:
— Да?
— Ты куда пропала, Саби? — на фоне её голоса слышен глухой шум дождя. — Чёртов ливень всё испортил! Где ты? Промокла, наверное, уже до нитки…
— Со мной… всё в порядке. Езжай домой, я тебе потом всё расскажу.
— То есть ты не на холмах? И с тобой всё хорошо?
Я различаю в её голосе беспокойство, смешанное с облегчением, и улыбаюсь:
— Да. Увидимся завтра, ладно?
— Ладно. До встречи.
— Ванна в моей спальне, ведьма, — голос Гилла вынуждает меня вздрогнуть по новой. Я разворачиваюсь к нему лицом, вижу его стоящим в широком проёме на фоне огромной кровати. Он успел переодеться в сухие вещи: белоснежная футболка и серые домашние штаны. Парень кивает себе за плечо и продолжает: — Одежду можешь бросить на пол, я закину её в сушилку. Халат и полотенце на кровати.
С этими словами он вновь идёт мимо меня и насмешливо бросает, когда я не двигаюсь с места:
— Подглядывать не буду. На ужин: паста с копчёностями.
Я слежу глазами за его спиной, вижу, как она скрывается за стенами кухни, и решительно направляюсь в спальню, закрыв за собой двери.
Горячий душ, после холодного ливня, как отдельный вид удовольствия.
А сухое полотенце и тёплый махровый халат? Просто блаженство.
Я просушиваю феном не только волосы, но и своё нижнее бельё. Ходить в одном халате перед кретино-красавчиком-Гиллом — недальновидно. Учитывая то, как он на меня действует. Остальную одежду я подхватываю в руки и выхожу из спальни. Иду искать Гилла.
Он по-прежнему на кухне, и то, что я вижу…
Когда он сообщил о том, что на ужин паста, я и мысли не допустила, что готовить её он будет сам. Богатые парни, вроде него, наверняка, привыкли к тому, что всю грязную работу за них делают другие. Звонок в дорогущий ресторан и всё готово. Но Гилл…
Он бросает помешивать то, что томится в сковороде, накрывает её крышкой, подхватывает деревянную плошку и размешивает ею что-то кипящее в кастрюльке. На его лице отражается гармония с самим собой, поза расслабленная, словно ему здесь и сейчас до простого комфортно.
Чёрт, чем ты ещё меня приятно удивишь, Гилл?
И как это скажется на моём к тебе отношении?
— Сказал же: бросить на полу, — ворчит он, возвращая меня в реальность. Откладывает плошку на столешницу и направляется ко мне: — Давай свои тряпки, непослушная ведьма.
Он вновь соблазнительно улыбается, перехватывая мои вещи. Чёрт, он эту улыбку перед зеркалом тренировал, доводя эффект от неё до совершенства, верно? Его пальцы специально задевают кожу моих запястий, оставляют тёплый след. Я одёргиваю руки и иду к стеклянной стене.
Там я и стою, разглядывая открывшуюся глазам панораму ночного города, вплоть до того момента, пока Гилл не сообщает, что паста готова.
Я занимаю барный стул за высоким прямоугольным и полым островком по середине кухни, Гилл ставит передо мной дымящуюся и ароматно благоухающую тарелку с пастой и посыпает её натёртым сыром. Тот тут же аппетитно тает на горячих макаронах и копчёностях, источая потрясающий запах.
— Кто научил тебя готовить? — сужаю я глаза на Гилла, который занимает стул напротив меня.
— С чего ты взяла, что я умею? — усмехается он. — Сначала попробуй.
Я выразительно хмыкаю и подхватываю вилку.
Лучше скажите мне, чего он не умеет? Что-то же, чёрт, должно быть. А то раздражает.
Паста, разумеется, пальчики оближешь. Я за считанные секунды расправляюсь со своей порцией, и Гилл благодушно подкладывает мне ещё, при этом не забывая отметить:
— Ест и не толстеет. Сомнений не осталось.
— По поводу? — хмыкаю я.
Гилл качает головой, мол, это не важно, а затем облокачивается на столешницу и подпирает кулаком подбородок, чтобы пристально наблюдать за тем, как я ем. Меня смущает его жадный взгляд, но паста слишком вкусная для того, чтобы я обращала на это внимание.
Когда, закончив, я отодвигаю от себя тарелку, Гилл, криво улыбнувшись, поднимается на ноги и медленно обходит стол. То, как он говорит и что, вызывает во мне тревогу и ускоряет пульс:
— Время десерта.
Я зажмуриваюсь и непроизвольно задерживаю дыхание, когда Гилл останавливается позади моей спины. Его ладони ложатся на мои плечи. Он разворачивает меня прямо на стуле к себе лицом. Я тяжело выдыхаю, готовлю себя к тому, чтобы сбежать. Но… Его тёплые пальцы приподнимают мой подбородок, а у уха раздаётся горячий шёпот:
— Все мысли только о том, как я забираю твой долг…
И у меня они о том же…
Я сглатываю сухость, а Гилл подхватывает меня за талию и легко пересаживает на стол. Ножки стула с шумом скользят по паркету, когда Гилл сдвигает его, чтобы замереть между моих ног. Его пальцы находят узел ремня на халате и тянут в сторону. Я тревожно дергаюсь, обхватываю его руки своими и распахиваю глаза.
От тёмного взгляда напротив сердце ухает в пропасть.
— Не бойся, я помню, что мне придётся остановиться, — выдыхает Гилл.
Это сумасшествие, но я ему верю и отпускаю его руки.
Пальцы задевают кожу живота, когда Гилл медленно распахивает полы халата, вызывают острые мурашки и заставляют закрыть глаза.
— Проклятье, — глухо шепчет Гилл. — Ты… потрясающая, ведьма.
В следующую секунду его ладони, скользнув по спине под халатом, ложатся на мои лопатки, а губы обжигают кожу груди. Я выдыхаю сладкий стон. Ощущения настолько волнительные и приятные, что кружится голова. Даже, если бы я могла… Будь у меня хоть капля воли для того, чтобы оттолкнуть его… Я не стала бы.
Горячие губы поднимаются выше, ласкают ключицы, а затем шею. Мне трудно дышать. Тому, что томится во мне, накаляется, как лава в жерле вулкана, необходим выход. Я цепляюсь пальцами в мускулистые плечи, забираюсь под рукава футболки, чтобы почувствовать жар и гладкость кожи. Гилл рычит мне в шею.
Ещё одно сладкое мгновение, и его губы жадно накрывают мои.
Облегчение жаркой волной омывает низ живота, закручивается там мучительной истомой. И неожиданно перерастает в жажду такой силы, что у меня буквально плавятся кости.
Гилл углубляет поцелуй, прижимает меня к себе ещё теснее. Словно и ему всего этого катастрофически мало.
Я ощущаю его твёрдое желание, и от этого всё становится только хуже.
Мы целуемся с болезненным отчаянием, с пожирающей нас страстью, жадно и глубоко.
Пока оба не выдыхаемся.
Дышим часто, прижавшись лбами друг к другу, в ушах звенит беспокойная кровь, а нутро выворачивает неутолённое желание…
И тогда Гилл пальцами скользит вниз. Задевает пупок и опускает их ещё ниже. Я втягиваю живот. Стискиваю пальцы на крепкой шее. Калейдоскоп ощущений буквально рвёт меня на части.
Нельзя… Но нестерпимо хочется…
Внутреннее раскалённое пламя вырывается наружу глухим стоном, когда сильные пальцы проникают под резинку белья и касаются самого сокровенного.
Гилл тут же набрасывается на мои губы, чтобы ловить моё наслаждение ртом.
Умелые и нежные касания его пальцев за считанные секунды доводят меня до исступления. Напряжение, наконец, взрывается и выбрасывает меня из собственного тела.
Сладкие спазмы освобождают нутро и голову. Омывают сладкой негой внутренности. Расслабляют нервы.
Никогда не чувствовала себя настолько хорошо…
Я роняю голову на часто вздымающуюся грудь Гилла и пытаюсь заставить себя собраться. Совсем скоро, уверена, я начну жалеть о том, что позволила себе настолько расслабиться в его компании.
Но я даже не догадываюсь, что приступлю к этому прямо сейчас.
Гилл обхватывает пальцами мои скулы, ловит взгляд и хрипло произносит:
— Итак, ведьма. Ты молчишь о том, что я участвую в гонках, а я помалкиваю о том, что ты кончила на моём кухонном столе. Договорились?