Один год до Пробуждения

История Сергея Рубцова

Мой кризис начался в конце 2005 года, всё закрутилось где-то в ноябре. Какие-то встречи, видео с сатсанга Пападжи… Меня спрашивали: «Просветлённый Пападжи или нет?» Я говорил: «Я знаю только состояние «самадхи», а Просветлённый он или нет, не знаю. Какая вам разница? Пахать надо!» Я всё время делал практику «иных языков»: днём и ночью, когда не спал. Утром просыпаюсь: ещё мысли не появились, а я уже та-та-та…

В конце января 2006 года я сидел в кресле и читал книгу Пападжи. Дочка играла, жена сидела на полу и что-то делала. Помню момент, когда жена взяла ползавшую дочку, притянула её к себе (я заметил это краем глаза, и мне это показалось странным — жена как бы защищала дочку от чего-то, хотя никакой видимой угрозы не было). Я в это время читал разговор Пападжи с человеком, который много лет занимался духовными поисками, побывал во многих ашрамах, но не добился никаких результатов. И вдруг что-то произошло! Совершенно неожиданно! (Перед этим всё вокруг на мгновение затихло, как бы остановилось, но тогда я даже внимания на это не обратил, не придал никакого значения.) Сам момент я описать не могу — нет для этого слов, — только последствия, когда я увидел снаружи и внутри себя беззвучный «атомный взрыв». Он был похож на атомный гриб из документального фильма про ядерные испытания… Пространство всколыхнулось — я это реально почувствовал и увидел как внутри себя, так и снаружи, и меня… расщепило! — ум-тело и Я. Мгновенно пришло понимание-знание (именно так, одним словом!): «Неважно, что делает тело, я знаю, КТО Я! Неважно, о чём думает ум, я знаю, КТО Я!» Я всё понял — мгновенно понял, что произошло, что случилось! За какие-то доли секунды понял! Это понимание было за пределами слов, логики и вообще всего, но я знал, что это Просветление… Я смеялся и плакал: «Каким же я раньше был дураком, как я не понимал, что Просветление — это так просто! Это так просто! Так просто…» После этого смеёшься не переставая. Смеёшься или плачешь от понимания того, что Просветление — это так легко, а ты был таким глупым! Место в книге Пападжи, на котором это случилось, я отметил карандашом.

Раньше я был уверен: описать можно всё что угодно. Но после произошедшего «события» я знаю: Это описать невозможно! Всё, о чём я здесь пишу, очень и очень приблизительно, а сам момент Просветления я вообще описать не могу — он от меня ускользнул! Эмоции? Чудо, радость, «свершилось!», освобождение… Тысячи восклицательных знаков не передадут того, что я чувствовал…

Просветление — это очень просто! Мастера говорят: «Гуру, Гуру, Милость Гуру». Да! Да! Гуру, только Гуру! Я никаких усилий вообще не прикладывал. Всё произошло САМО! Всё произошло абсолютно неожиданно для меня! Впрочем, я бы и не смог ничего сделать…

Я, искатель истины, всегда находился в полном неведении относительно того, чего ищу. Просветления? Да! Но что это такое? Для меня цель поиска всегда была обозначена опосредованно: либо через тех, кто достиг, либо через тех, кто сам ещё ищет, а когда говорит о Просветлении, то только передаёт чужие слова. Но не существует полузнания: либо Я — Атман и Знаю это, либо полное Неведение.

Просветлённый — это нищий, у которого есть всё, потому что никакие земные блага, никакие материальные ценности не могут заменить и одной миллионной доли того, что имеет Просветлённый. Это вне понимания, вне ума [5].

____________________

Вскоре мы решили навестить Рубцова и посмотреть, где он живёт.

Мы дошли до его дома, но Сергея там не было. Были только Вероника с Ксюшей. Перед нашим приходом они что-то делали по хозяйству, а теперь пили чай, сидя на бревне возле дома. Мы присоединились к ним. Чашек не хватило, и я пошёл за ними в дом. Когда зашёл, увидел странную вещь: в комнате стояла палатка. Внутри дома, в жилой комнате стояла кровать, а рядом — раскрытая палатка, в которой, судя по всему, семья Рубцовых ночевала. Меня это очень удивило. Я взял кружки и понёс их девчонкам. Мы стали пить чай и говорить о том, как Рубцов живёт и о чём думает. Вероника сказала, что ему никто не помогает, что тело у него болит и делать он ничего не может, а ищущие думают только о себе.

— Крыша течёт, крыльцо скрепит. Воду далеко таскать. Ещё за Ричкой надо следить (Ричард — сын Рубцова). Я потихоньку что-то делаю, но этого явно недостаточно.

Говорила Вика от сердца, и я проникся её словами. Рубцов всё время таскал Ричи за собой. Оксана, его жена, уехала со старшей дочкой в Новосибирск по делам, и Рубцов был один. К тому же я действительно видел, что ходит он с трудом, но не знал почему. Несмотря на это, Рубцов всем своим видом показывал, что помощь ему не нужна.

— А почему он ничего не говорит? Почему не попросит о помощи? — спросил я.

— Ну, такой он человек. Всю жизнь сам. Не привык просить ни у кого.

— А он вообще хоть кем-то интересуется или ему всё равно, что с нами происходит?

— Конечно, не всё равно. Спрашивает обо всех у меня. Как тот? Как этот? Он переживает за всех очень. Он всё видит. Зря вы думаете, что он не замечает ничего. Он всем говорит, что для Пробуждения делать надо, но никто же его не слушает.

— А много работы вообще? Что делать нужно?

— Да куча всего…

— Так давай попробуем хотя бы какой-то список составить и ребятам показать? Никто ведь не знает об этом, все его боятся и подойти не могут. Наверняка кто-нибудь захочет помочь — просто людям надо знать, что делать.

— Давай. Я тоже так думаю.

И мы принялись составлять список. Насчитали пунктов пятнадцать. Какие-то дела были крупные, вроде утепления стен, какие-то — мелкие, вроде ремонта крыльца. Пока мы составляли список, пришёл сам Сергей Рубцов. Он явно понял, чем мы занимаемся. Поздоровался. Мне очень понравилось, что он заметил наше «тимуровское» начинание. Чтобы усилить эффект, я стал спрашивать, уточнять у него напрямую: «Что нужно делать?», «Правильно ли мы записали?» — и далее в том же духе. Рубцов отвечал. Я был очень горд собой: наконец-то Гуру меня заметил. Рубцов позвал всех в дом пить чай. Мы сказали, что уже попили, но с удовольствием попьём ещё раз. Все переместились в дом. Сергей что-то рассказывал и был заметно теплее и ближе, чем обычно. Мне это было приятно, и я с удовольствием что-то спрашивал, пытался, как мог, поддержать беседу, лишь бы его прекрасное расположение духа никуда не улетучилось.

— Смотрите — радуга! — внезапно сказал Рубцов.

Мы посмотрели в окно. Там и правда была очень яркая и красивая радуга. Кто-то предложил:

— Пойдёмте на улицу.

И мы пошли. На улице выяснилось, что радуга полная.

— Второй раз в жизни вижу полную радугу, — сказал Сергей улыбаясь.

У меня на душе было очень хорошо, оттого что он улыбается, что не хмурится и не ворчит. Я готов был пить чай, смотреть на радугу — всё что угодно, лишь бы он улыбался… И тут мы увидели, что радуги две. Одна над другой. И обе были полными.

— Просто чудеса какие-то, — сказал Сергей. — Надо срочно сфотографировать.

Фотоаппарата ни у кого не было. Кто-то пытался фотографировать на телефон, а я думал: это наверняка знак того, что я на верном пути.

На радостях я починил ступеньку у крыльца. Она была слишком длинной и прогибалась под тяжестью ступавшего на неё человека. Нужно было вставить подпорку, чем я и занялся. Постарался сделать хорошо, потому что был наслышан про историю с крышей и другие попытки как-то помочь Сергею. Он увидел, чем я занят, но никак не отреагировал. Сказал только: «Да брось её, хрен с ней», — или что-то вроде этого. Но я доделал своё дело. Можно было ещё много чего сделать, но я решил: на сегодня хватит. Во-первых, Рубцов заметил список и понял, что я им интересуюсь, а во-вторых, я починил крыльцо, и это он тоже заметил. Решив, что я и так уже молодец и перенапрягаться не стоит, я гордо понёс список в ашрам.

На следующее утро я собрал всех ребят и произнёс пламенную речь. Выставил Рубцова чуть ли не немощным стариком, а ищущих — кровопийцами, присосавшимися к его слабому телу. Кто-то промолчал, а кто-то сказал, что приехал сюда практики делать, а не брёвна таскать. Позже выяснилось, что промолчавшие уже имели опыт помощи Сергею, почему-то в этом опыте разочаровались и теперь помогать не хотели. Были и те, кто, как Андрей Сорокин (у него Рубцов останавливался в Москве), видел в поведении Рубцова некий план Гуру, не покладая рук борющегося с нашими непомерно большими эго. Андрей сказал, что может взять список себе, а если у кого-то возникнет желание помочь, пусть обращается к нему, он «даст работу». Андрей сделал много: провёл электричество в баню и к туалету, с нашей помощью вымостил дорожку от ашрама до туалета и бани, позаботился о множестве разных мелочей. О своих трудовых подвигах он каждый раз докладывал Рубцову, на что Рубцов совершенно никак не реагировал. Я бы уже со стыда сгорел, наверное, но Андрюха держался. Глядя на наш быт и труд как сторонний наблюдатель, а не участник, я вижу, что на Алтае мы играли в Просветление. Играли в Гуру, играли в Помощь Гуру, играли в Практику. Нам всё было интересно. Даже затея с зимовкой была частью игры. Мы решили, что недостаточно круто просто приехать на Алтай, нужно ещё и остаться здесь зимовать, тогда боги, несомненно, увидят наш подвиг и обратят на нас внимание. Слава богам, они увидели в нашем подвиге глупость и послали Атмана, который посеял в наших наивных головах сомнения. Зимовать мы не остались, но успели подумать о том, где снять или даже купить дом и сколько дров нужно запасти, чтобы не замёрзнуть. Крутило нас в связи с этим решением жутко. Но мы по-честному решили остаться, а потом так же по-честному ехать в Москву, оправдав себя тем, что раз по-честному, значит, вся нужная работа уже проделана, и можно уже не оставаться.

Но некоторые ребята, решившие остаться, не передумали. Это были Андрей с Машей, Вероника и Артём. Они усиленно готовились к зимовке: запасали дрова, крутили банки с огурцами и помидорами и варили варенье, которым периодически угощали нас, чему мы были несказанно рады.

Всё было как-то уныло и обречённо. Бесила работа по хозяйству и перспектива её выполнения. Антон делал дорожку до бани, а я снова спала без задних ног. Рубцов тоже странный: на всех ворчал, говорил, мол, делайте, что хотите. Грустные, мы пошли смотреть дом, в котором он живёт, и прилегающий участок, на котором планировалось построить ашрам. Поговорили с девочками — с Ксюшей и Вероникой — о тяжёлой участи ищущих, составили список дел, которые нужно сделать для семьи Сергея. Когда он пришёл, мы помогали ему, дополняли список, пили чай и любовались радугой. На волне этой мимолётной сонастройки были готовы опять кинуться давать денег, покупатьмашину, которая нужна была его семье для зимовки, и вообще что угодно. Помогать по хозяйству не хотелось совсем. Этот диссонанс (дать денег, но не делать идиотскую работу) выводил из себя.

Приготовили в общем доме ужин. Антон пошёл провожать Сергея — вернулся с огромными глазами и потерянный. Говорит, что у него возникло чувство жалости. Что оно бесит, это неправильное чувство, что на нём дела не делаются, что энергия не течёт к Рубцову. Мы поговорили, и стало легче.

Пошли к Атману. Он подвёл итог нашим метаниям, заявив, что у нас своя голова и мы можем делать всё, что нам нравится, никого не слушая, — только своё сердце. Вышли мы с невероятным чувством облегчения, с пониманием, что мы в очередной раз получили какой-то урок. Мы полны энтузиазма. Мы со всей ясностью увидели, как, словно в известной притче, вместо того чтобы для познания Истины пятнадцать минут спрашивать себя перед зеркалом «Кто я?», мы, посчитав, что это слишком просто, хотели двадцать пять лет мыть конюшни, чтобы потом вернуться к этому же вопросу. Поняли, что не хотим строить ашрам, что хотим и с удовольствием поможем людям, Гуру — кому угодно, если они попросят это сделать и если у нас будет искреннее желание делать. Мы поняли, что ценим и любим Атмана и от души хотим помочь ему делать то, чего он хочет. А он всем сердцем хочет помогать людям Пробудиться.

Иногда в ашрам из своего ссыльного домика приходил Атман, и я не упускал возможности с ним пообщаться. Расспрашивал его про Путь, про самадхи и про то, как он себя чувствует после Просветления. Серёга был совсем не похож на Рубцова и Молдованова. Если к Рубцову было вообще не подойти, а к Молдованову подойти можно было, но с трудом, то Серёга был «своим парнем» и говорил про Пробуждение по-простому и не стеснялся в выражениях. Его язык был мне понятен, и я просил рассказать ещё. Вот его история Пробуждения.