Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599

Шекспир за работой

Имя Джеймса Шапиро, профессора Колумбийского университета, одного из самых авторитетных биографов Шекспира, практически не известно русскому читателю, в то время как он автор таких интеллектуальных бестселлеров, как «Сломанные копья, или Битва за Шекспира» (2005), «1606. Уильям Шекспир и год Лира» (2015) и др.

Биография Шекспира на протяжении нескольких столетий остается предметом для спекуляций, горячих споров, поддельных документов и оспоренных свидетельств. Опровергая теории о Бэконе, Рэтленде, Марло и других претендентах на авторство шекспировских пьес, стратфордианцы, к которым несомненно принадлежит и Джеймс Шапиро, используют доказательные факты, связывая воедино биографическое и художественное. Основываясь на документальных свидетельствах, Шапиро предлагает новый исследовательский ход, повествуя не о жизни и творчестве английского драматурга в целом, но пытаясь восстановить события одного лишь года, шаг за шагом объясняя, какими были будни лондонского драматурга конца XVI века.

«Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599» — книга, которая вписывается в большей степени в ряд шекспировских биографий (Ст. Гринблатта, П. Акройда, Ч. Николла, М. Вуда и др.^[22]), нежели литературоведческих исследований, приобретших в XXI веке особую популярность. Безусловно, эссеистический стиль изложения и ориентация на широкий круг читателей диктуют свои условия, среди них — сознательное упрощение исторических и/или литературоведческих фактов. Опираясь на архивный материал (рукописи, книги историков — современников королевы Елизаветы, государственные акты и т. д.), Шапиро стремится не только приблизить к широкому читателю Шекспира-человека (на самом деле, о нем известно крайне мало), но и воссоздать атмосферу конца XVI столетия, когда англичане, с одной стороны, опасались вторжения испанского флота, с другой — вынуждены были решать ирландский вопрос, а с третьей — замерли в преддверии неминуемой смены монарха.

В книге Шапиро четыре части — четыре времени года. В 1599 году Шекспир создает такие пьесы, как «Генрих V», «Как вам это понравится», «Юлий Цезарь», «Гамлет». Рассказывая о каждой из них, Шапиро убеждает читателя в том, что между ними есть неразрывная связь — прежде всего на уровне образности.

Зимой 1599-го в Лондоне происходит немало событий. Неожиданно умирает знаменитый поэт Эдмунд Спенсер — он недавно вернулся из Ирландии с новостями для Тайного совета. Граф Эссекс отправляется в Ирландию с целью подавить восстание. Шекспир пишет хронику «Генрих V». Его труппа исполняет при дворе вторую часть «Генриха IV», дополненную новым прозаическим эпилогом, в котором, как показывает Шапиро, проявляется художественное кредо Шекспира.

Весной Театр, переместившись на другую сторону Темзы, обретает новое имя — Глобус, на открытие которого Шекспир пишет трагедию «Юлий Цезарь». Летом в пиратском поэтическом сборнике «Страстный пилигрим», изданном У. Джаггардом, выходят в свет несколько сонетов под именем Уильяма Шекспира, а сам драматург, закончив пьесу «Как вам это понравится», отправляется домой, в Стратфорд, решать дела, связанные с наследством его предков, а также с фамильным гербом. Осенью самовольно оставивший Ирландию граф Эссекс впадает в немилость королевы. Шекспир же, тщательно изучив эссе Монтеня, вышедшие в английском переводе, и эссе У. Корнуоллиса, начинает работу над «Гамлетом».

Несмотря на детальное воссоздание исторического фона, Шапиро прежде всего интересует биография Шекспира как драматурга (тогда как большинство современных биографов пишут о жизни Шекспира как таковой, а не о его творческой биографии) — какие книги тот читал, какие проповеди слушал, с какими драматургами и актерами имел дело — в книге детально показан фрагмент его жизни от демонтажа Театра в декабре 1598-го до открытия Глобуса осенью 1599-го. Портрет Шекспира, созданный Шапиро, по его же признанию, — это по большей части портрет Шекспира за работой («От автора»). Шапиро рисует образ драматурга, далекого от разгульной лондонской жизни, его герой — домосед, проводящий время за чтением Плутарха, Холиншеда и Монтеня.

Тем не менее человеческое Шекспиру было отнюдь не чуждо. Шапиро подчеркивает: Шекспир долгие годы жил на два города и играл две разные социальные роли: в Стратфорде его знали как инвестора, владельца одного из самых роскошных домов города (Нью Плейс), зажиточного горожанина, державшего в своих амбарах внушительные запасы солода (За его продажу Шекспир планировал выручить неплохие деньги, см. главу 12 — «Арденский лес»), а в Лондоне — как популярного драматурга и автора медоточивых сонетов. Не случайно, пишет Шапиро, в комедии «Как вам это понравится» появляется эпизодический персонаж — лукавый крестьянский парень по имени Уильям, дела которого идут вполне себе неплохо (V, 1).

По жанровой принадлежности книга Шапиро наследует традиции исторических романов Вальтера Скотта^[23]. Шапиро передает атмосферу лондонской жизни конца XVI века, обсуждая с читателем новости и сплетни большого города: проповеди и памфлеты, курьезные случаи театра придворного и общедоступного, культуру и жизнь площади, на которой лежит «печать <…> неофициальности и свободы»^[24] во всей ее речевой полноте — с клятвами и проклятиями, пересудами, криками торговцев и глашатаев города, проповедями у Креста Собора св. Павла…

Книга обрамлена Прологом и Эпилогом, словно перед нами пьеса из елизаветинских времен. Пролог переносит нас в морозное декабрьское утро 1598 года: вооруженный отряд направляется в Шордич, лондонское предместье, чтобы самым решительным образом поставить точку в тяжбе с арендодателем за здание Театра. Это поворотный пункт в карьере не только Слуг лорда-камергера, но и их постоянного автора — Уильяма Шекспира. Воссоздавая контекст событий, Шапиро-повествователь рассказывает читателю в деталях, как 28 декабря 1598 года Театр, разобранный по бревнышку, был переправлен через Темзу в другую часть Лондона, — развенчивая миф о том, что строительные материалы якобы везли на санях по замерзшей Темзе, а затем возвели вновь за очень короткий срок.

С точностью очевидца автор рассказывает читателю о демонтаже здания Театра («Пролог»):

В шестой главе мы наблюдаем за возведением стен Глобуса, и не раз возникает ощущение, будто рассказ ведется от лица Питера Стрита, бригадира, руководившего строительными работами. Речь самым подробным образом идет о заливке фундамента, замене поврежденных брусьев и работе распиловщиков, особенностях облицовки здания Глобуса. Совсем не случайно в комментариях к книге появляется работа Бальтазара Жербье о технологии строительства в XVII веке — вероятно, Шапиро изучил целый ряд специализированных работ такого рода^[25].

Еще один ярчайший пример — демонтаж витражных стекол в Часовне Гильдии на Чёрч-стрит в Стратфорде и их замена обычным стеклом в начале 1570-х годов. Шапиро и здесь воссоздает объемную картину — мы видим не только стекольщика и толпу зевак, но и уличных мальчишек (возможно, среди них был и маленький Шекспир?), которые, разинув рты, подбирают с земли цветные камушки с изображением Пресвятой Девы Марии или святого Георгия, последние свидетельства католицизма в Англии. По той же причине городские власти принимают решение забелить католические фрески часовни. Воссоздавая контекст 1570-х, Шапиро-романист предполагает, что любознательный Уилл, знавший к тому времени имена святых, представлял в своем воображении на забеленных стенах собора:

В книге Шапиро подробно описано и путешествие Шекспира из Лондона в Стратфорд весной 1599 года. Еще со времен Джона Обри известно, что Шекспир бывал в родном городе хотя бы один раз в году («Не was wont to go to his native country once a year»^[26]). Выезжая из Лондона, Шекспир прекрасно знал: его ожидает путь более чем прозаичный — несколько дней пути по ухабистой дороге в жестком седле, а вечерами — отдых в таверне, кишащей блохами. Бывало, Шекспир присоединялся к Ричарду Гринуэю, известному лондонскому перевозчику, и они коротали время, предавшись беседе…

В один из весенних дней 1599 года мы оказываемся вместе с Шекспиром в центре Стратфорда. Жизнь в провинции кипит — городок все еще отстраивается после пожаров 1594–1595 годов. Как знать, судачили пуритане, возможно, на жителей обрушилась кара Господня за грехи и осквернение церковных праздников. На самом деле, поясняет Шапиро, главный виновник пожаров — маленькие мастерские, использовавшие уголь для производства солода. Подобно Шекспиру автор книги всегда смотрит на ситуацию с двух сторон — изнутри, как если бы он был современником драматурга, и отстраненно, с позиции сегодняшнего историка и/или филолога.

Особый сюжет книги — отношения Елизаветы и графа Эссекса. Наряду с Шекспиром, они также становятся главными героями повествования. Шапиро рисует портрет королевы на закате правления, показывая ее коварство, скупость и вздорность. Опираясь на воспоминания французского посланника де Месса (ими же воспользовались впоследствии П. Акройд и Дж. Гай^[27]), Шапиро подробно воссоздает детали туалета королевы, ее кокетство, а также болезненное отношение к старости. Елизавета в 1599-м, по мнению Шапиро, — увядающая Клеопатра, все еще верящая в свои чары.

В первой главе книги «Уилл против Уилла» на основе заметок путешественников, таких как Т. Платтер и П. Хенцнер, Шапиро описывает убранство дворца Уайтхолл (где Шекспиру не раз приходилось бывать), уделяя особое внимание покоям королевы, — мы видим позолоченный потолок ее опочивальни, кровать из орехового дерева с серебряным пологом, экзотическую купальню с устричными раковинами и камнями, по которым стекает вода. Шапиро также приоткрывает для читателя коллекцию сокровищ дворца, поражавшую англичан и путешественников своим разнообразием. Здесь и бюст Аттилы, и заводные часы с изображением «эфиопа верхом на носороге», и «солнечные часы в форме обезьяны», и портреты реформаторов церкви, и новые карты, и глобус, и многое другое. Безусловно, одна из самых ярких страниц романа — описание того, как Шекспир, спешащий на спектакль своей труппы в Уайтхолле, украдкой рассматривает убранство дворца, проходя из одного зала в другой.

Граф Эссекс показан в книге Шапиро как самый амбициозный фаворит Елизаветы, мечтавший возродить в Англии рыцарскую культуру, вернув ей былую славу. Не случайно во время похода в Ирландию Эссекс устраивает праздник в честь Ордена Подвязки и делает это с невиданным размахом, тем самым демонстрируя верность рыцарским идеалам. Закат рыцарства совпадает в Англии с началом ее имперских устремлений — позднее новоиспеченные рыцари Эссекса, разочаровавшись в военных кампаниях, обратятся к торговым экспедициям, за которыми будущее. Иллюстрируя эту мысль, Шапиро приводит слова знаменитого мореплавателя Ричарда Хаклута из «Основных плаваний <…> английской нации» — теперь Англию будут прославлять не рыцари, но торговцы и моряки^[28]. Описывая его деятельность, Шапиро подмечает маленькую, но важную деталь: Хаклут прекрасно понимал, куда дует ветер перемен, и потому, готовя к печати второй том своего сочинения уже во время опалы Эссекса — после провала военного похода в Ирландию, — просит снять с обложки портрет бывшего фаворита.

В хрониках отражается давний интерес Шекспира к рыцарскому кодексу. Так, в первой части «Генриха VI» драматург показывает его обесценивание — граф Толбот в гневе срывает с Фальстафа Орден Подвязки, а затем предается рассуждениям о былой воинской доблести англичан. Мысль о закате рыцарства находит отражение и в «Гамлете» — Шапиро комментирует сцену, в которой Гамлету сообщают о пари Лаэрта и короля по поводу предстоящего поединка — Лаэрт ставит на кон «шесть французских рапир и кинжалов с их принадлежностями» против «шести берберийских коней» короля (V, 2; перевод М. Лозинского).

Шапиро полагает, что на Рождество 1599 года при дворе скорее всего исполняли шекспировскую хронику «Генрих IV», где с самых первых строк Шекспир затрагивает еще одну актуальную для лондонцев тему — войны с Испанией. По сохранившимся государственным документам эпохи Шапиро реконструирует историю несостоявшегося вторжения. Описывая приготовления англичан к вторжению испанцев, Шапиро использует очень удачное, исполненное иронии, словосочетание — Невидимая армада (The Invisible Armada), перифраз знаменитой — Непобедимой армадой разгромленной англичанами в 1588 году. Фраза восходит к комментариям Ф. Бэкона к историческому труда У. Кемдена «Анналы» (на лат., 1615), поясняет в Библиографическом комментарии сам Шапиро.

Опираясь на работы известного историка, современника Шекспира Джона Стоу, исследователь восстанавливает события августа 1599-го, когда англичане усиленно готовились к обороне столицы. Мы оказываемся в Лондоне, оцепленном английскими солдатами и освещенном 24 часа в сутки. Чтобы враг не смог незаметно проникнуть в город, на улицах — сверху — протянуты веревки: на них висят фонари и свечи. Остро стоит вопрос и об обороне Темзы.

Бытовая и социальная жизнь Англии в книге Шапиро показаны мастерски, однако историческое часто перевешивает литературное; в литературоведческой составляющей своей книги Шапиро скорее обобщает накопленный опыт предшественников, нежели предлагает читателю новое прочтение пьес. Порой при чтении книги возникает ощущение, что, следуя заветам «нового историзма», биограф слишком увлечен историческими параллелями и потому смотрит на историю исключительно с точки зрения того, как она могла отразиться в текстах Шекспира, отбрасывая все остальное^[29].

Самый важный вопрос, возникающий при чтении книги, — почему 1599? Ответ опять же не нов и сформулирован задолго до Дж. Шапиро. 1599-й для Шекспира — время напряженного творческого поиска. Драматург уже хорошо известен в Лондоне, фразы из его пьес повторяет весь город — и простой люд, и знатные вельможи.

Последний год XVI века принес англичанам немало волнений. Не имея достоверных источников информации, елизаветинцы не понимали, что происходит и кому верить. По мнению Шапиро, именно театр становится в это время их надеждой и опорой, местом силы и отдохновения. Шекспир беседует со зрителем отнюдь не об отвлеченных событиях древнего Рима или средневековой Вероны — он ставит в своих пьесах социальные проблемы, волновавшие каждого елизаветинца. Не случайно в улучшенной версии эпилога ко второй части «Генриха IV», которую анализирует Шапиро, появляется новая, важная для Шекспира мысль — о партнерстве зрителя и драматурга, а также аналогия между театральным товариществом и акционерным обществом. Публика — «любезные кредиторы», а следовательно, она разрешает своему заемщику работать так, как ему хочется, выдав ему своеобразный кредит доверия (глава первая — «Уилл против Уилла»).

Шекспир писал прежде всего для своего зрителя, а не для читателя, — для зрителя партера и для образованных вельмож, и потому перед ним стояла сложная задача — заинтересовать разные слои публики. Новый театр — Глобус — даровал Шекспиру возможность воспитать нового зрителя, привить ему новый вкус.

К концу 1590-х Шекспир осознает: старый тип драматургии исчерпал свои возможности, и нужно либо искать новые жанры, либо иначе трактовать старые (как это произойдет, например, с жанром трагедии мести). Один из поводов для обновления — конфликт Шекспира с ведущим комиком его труппы, клауном Уильямом Кемпом, мастером импровизационного жанра, любителем джиг и морисовой пляски, протанцевавшим однажды путь от Лондона до Норича, прыгая по кочкам и по дорожной грязи. Кемп, любимец публики, был прекрасно известен в Лондоне ролью Фальстафа в «Генрихе IV» и «Виндзорских насмешницах» и полицейского пристава Кизила в комедии «Много шума из ничего».

С уходом Кемпа из труппы, как известно, изменятся и шуты шекспировских спектаклей. Их будет играть Роберт Армин, новый актер труппы. Именно ему Шекспир поручит роль Жака-меланхолика в комедии «Как вам это понравится», где столкнет два амплуа — клауна и шута; впоследствии Армин сыграет могильщика в «Гамлете». Если Кемп славился даром импровизации и часто веселил публику, то Армин был острослов и любил развлекать публику, одновременно наставляя ее. Одна из самых блистательных его ролей — остроумный шут Оселок из «Как вам это понравится». Для Оселка Шекспир даже вводит романтическую линию (в конце пьесы Оселок находит счастье с деревенской девушкой Одри), которой всегда так противился Кемп.

Обращаясь к жанру хроники, размышляя над событиями национальной истории, Шекспир модернизирует этот жанр, фактически создавая его заново. Восприятие истории постоянно меняется, и потому, с его точки зрения, нельзя восхвалять героизм англичан прошлого, не учитывая опыт современности. Параллели с современностью возникают в хрониках нередко — например, исследователи не раз обращали внимание на сопоставление вторжения Генриха V во Францию и кампании Эссекса в Ирландии. Новизна шекспировской трактовки, подчеркивает Шапиро, прежде всего в том, что хронику пронизывает мысль о современном положении дел в Ирландии. В финале пьесы Шекспир открыто возвращает зрителя к современности, приглашая его подумать о военной кампании Эссекса и о том дне и «добром часе», когда войско Эссекса вернется из Ирландии в Лондон (см. Пролог к пятому акту). Шекспир не случайно противопоставляет патриотическое движение оппозиционному, выступающему против войны как таковой, — он видит свою цель не в утверждении одной точки зрения, но в сплочении нации, чьи отцы и сыновья умирают сейчас на поле боя. Пьеса о военных победах предков должна поддержать англичан сегодняшних, дать им надежду на будущее в трудный для страны момент.

Сталкивая в своей книге разные точки зрения на войну в Ирландии, приводя примеры из переписки аристократов, а также из народных баек и пересудов, Шапиро убеждает читателя в одном — англичане были настолько обескуражены последними событиями, что не знали, как реагировать на противоречивые новости. Именно об этом говорит Молва в Прологе ко второй части «Генриха IV» («На языках моих трепещет ложь…»). Так, шекспировский театр начинает исподволь формировать общественное мнение, становясь центром внимания и отражая перемены, витавшие в воздухе, — от Реформации и войны в Ирландии до далеких ост-индских замыслов.

На риторику шекспировских хроник оказали большое влияние проповеди Ланселота Эндрюса, одного из самых красноречивых ораторов своего времени. 21 февраля 1599 года, в Пепельную среду, Эндрюс читает Великопостную проповедь в Ричмонде — на следующий день после того, как шекспировская труппа сыграла во дворце спектакль, и накануне военного похода Эссекса в Ирландию. О том, что Шекспир слышал проповедь Эндрюса, полагает Шапиро, свидетельствуют две идеи из «Генриха V», отсутствующие в сюжетных источниках пьесы и, вероятно, почерпнутые из проповеди. Во-первых, оправдание церковью наступательной войны. В хронике Шекспира Епископ Кентерберийский, полагая, что для вторжения есть законные основания, благословляет короля на войну: «Властитель мой, / Восстаньте, взвейте наш кровавый стяг!» (I, 2). Во-вторых, война — время молитвы, воззвания к Богу, ибо победа всегда в руках Господа. То же самое говорит перед битвой при Азенкуре и Генрих V: «Твоя десница, Боже, / Свершила все! Не мы, твоя десница» (перевод Е. Бируковой, IV, 8).

Пожалуй, с точки зрения исторических параллелей убедительнее всего центральная глава книги, посвященная «Юлию Цезарю», — «Разве нынче праздник?». Шекспир создает «Юлия Цезаря» во времена религиозного раскола в Англии и решения важнейшего вопроса о престолонаследии. В это время Англию накрывает волна покушений на жизнь Елизаветы. В «Юлии Цезаре» Шекспир, занимая позицию вненаходимости, показывает, к каким непредсказуемым последствиям это может привести. В начале трагедии он приводит доводы за освобождение Рима от тирана, а в развязке показывает беспорядки и смятение в обществе после его устранения. Тиран — нарыв на теле государства (метафора елизаветинского времени), однако, избавившись от одного диктатора, государство не способно излечиться, поскольку его место непременно займет другой, подобно Фортинбрасу в «Гамлете».

В «Юлии Цезаре» Шекспир не только задается вопросом об этическом выборе граждан, но и показывает перемены в обществе, рожденные религиозными противоречиями — в частности, постоянными изменениями в национальном календаре, а также перестройкой внутреннего убранства церквей. Согласимся с метафорой Шапиро: пожалуй, лучше всего о взглядах Шекспира на религию расскажут стены часовни Гильдии в его родном городе, на которых сквозь побелку проступают католические фрески.

Не случайно, полагает Шапиро, в начале пьесы звучат два вопроса, столь насущные для елизаветинцев, — разве нынче праздник? и какой же — государственный или религиозный? Неужели Цезарь хочет использовать религиозный праздник для достижения политических целей?

Шапиро солидарен с другими исследователями в том, что, говоря о древнем Риме, Шекспир сравнивает его с современной Англией^[30]. В книге не раз звучит мысль о том, насколько Елизавета дорожила родством древнего Рима и Англии, — фасады дворца Нонсач были расписаны сценами из истории Древнего Рима, а говоря об истории Вудстока, елизаветинцы всегда подчеркивали, что дворец появился во времена правления Юлия Цезаря. Даже Брута и Антония, беседующих с толпой после убийства Цезаря, Шекспир, по мнению Шапиро, представляет себе не на Римском форуме, а на кафедре у Креста святого Павла.

В своей книге Шапиро развивает известную мысль о том, что в шекспировских пьесах 1599 года чувствуется желание драматурга преодолеть жанровые штампы и условности, обновить тип конфликта, сделав акцент не на внешнем, а на внутреннем. Так, в хронике «Генрих V» Шекспира интересуют не столько противоречия между Генрихом и французским дофином, сколько расхождение между тем, что происходит на сцене, и тем, как Хор комментирует события. Тот же акцент сделан и в «Гамлете», и в «Как вам это понравится».

Главы 12 и 13, посвященные комедии Шекспира «Как вам это понравится», одни из самых удачных и интересных в книге. Особенно это касается трактовки Арденского леса в контексте шекспировской биографии. Об интерпретации Ардена написано немало статей, но из них большая часть связана скорее с социальной проблематикой пьесы, нежели с биографией Шекспира. Опираясь на статьи А. С. Дейли, Шапиро показывает, что основное место действия (Арденский лес) отнюдь не случайно^[31]. Арден — место детских воспоминаний драматурга, овеянное легендами; в 1599 году Шекспир пытается получить наследственный герб и вернуть утраченное наследство по линии матери, предки которой — из древнего рода Арденов. К концу XVI века Арденский лес давно потерял былое великолепие, большая его часть была вырублена из-за огораживания земли, практики, широко применявшейся во времена Шекспира. «Арденский лес постигла та же участь, что и католические фрески в церкви и часовне Стратфорда, забеленные краской, — место бескрайнего леса, богатого тайнами и преданиями, заняли пастбища и просеки», — пишет Шапиро.

В комедии «Как вам это понравится» образ Ардена двояк: перед нами Арден идеализированный, с детства существовавший в воображении Шекспира, и Арден настоящий — частично вырубленный лес времен Елизаветы. По мнению Шапиро, даже в двух разных изображениях Арденского леса в этой пьесе — зеленом лесе прошлого и вырубленном, огороженном и убыточном для экономики страны лесе настоящего — проглядывают черты двух разных вариантов арденского наследства Шекспира. Мечты о героическом прошлом его семьи и ее связи с Арденами, корнями уходящей к тем временам, когда лес обладал былым великолепием, столкнулись в сознании Шекспира с реальностью — с тем, что на самом деле его предки с обеих сторон были всего лишь земледельцами (глава 12, «Арденский лес»).

Основная же идея одиннадцатой главы («Нет условностям!») — в том, что любви главных героев — Орландо и Розалинды — препятствуют не родители девушки или соперник, как принято в жанре комедии, — но сам Орландо, мыслящий заученными клише. Орландо пишет стихи, восхваляющие Розалинду, которые та с презрением отвергает. Шекспир показывает, что между истинной поэзией и фальшивой та же непреодолимая преграда, что и между настоящим чувством и неискренним. В «Как вам это понравится» драматург обновляет жанр комедии за счет интериоризации конфликта.

В стихотворении «Памяти возлюбленного мной мастера Уильяма Шекспира», опубликованном в Первом Фолио (Шапиро цитирует его в самом начале книги — «От автора»), Бен Джонсон называет Шекспира «душой своего века» и «чудом нашей сцены» («I therefore will begin: Soul of the age! / The applause! delight! the wonder of our stage!»). В своем исследовании Шапиро неоднократно уверяет в этом читателя: Шекспир горячо отзывался на современные события, создавая не столько пьесы, интересные для публики, сколько «краткие летописи» своей эпохи.

В попытке доказать, что Шекспир не сошел к нам с другой планеты и автором гениальных творений является именно он, романист порой забывает о той точке зрения Шекспира, которую сам неоднократно подчеркивает, — позиции вненаходимости Шекспира, его нарочитого остранения, выводящего зрителя и читателя из «автоматизма восприятия»^[32]. Безусловно, Шекспир принадлежит не только елизаветинской эпохе, но и всему миру, и потому, по слову Гете, «несть ему конца»…