Как-то утром, когда Роберта только легла в постель и постаралась заснуть после ночного дежурства, к ней в комнату заглянула Синтия. Ночка выдалась не из легких. Пациент из 117-й не спал, и его раздражало все на свете. Кроме абсцесса в ухе и острого синусита обследование показало почечную недостаточность на фоне общего ослабления организма. Выходило так, что Харперу Фиску уже давно было пора обратиться в клинику. Теперь жизненные силы понемногу возвращались к больному, и мистер Фиск начал требовать, чтобы ему предоставили письменные принадлежности и усадили на стул. Роберта устроила его в кровати так, чтобы он мог пользоваться подставкой, а он тем временем костерил больницы и докторов в целом и это заведение с его штатом в частности. На время оставив в покое медработников, писатель принялся покрывать листочки каракулями, но вскоре в приступе ярости порвал их на мелкие клочки. Роберта предложила свою помощь, но он поглядел на нее как на умалишенную.
— Я знаю секретарское дело, — объяснила она ему. — Может, я не слишком быстро стенографирую, но зато мой почерк легко читается. И печатать тоже умею. Я пользуюсь обычной бизнес-системой Грегга, так что ваша секретарша или машинистка вполне сможет перепечатать текст.
— Великолепно! — сердито хрюкнул он.
«И к чему все это?» — подумала Роберта.
Фиск сбросил бумагу и карандаш на пол и заорал:
— Беритесь за блокнот, чего ждете-то?
Роберта подобрала раскиданные письменные принадлежности и уселась около кровати.
— Я готова, мистер Фиск. — Рука ее в ожидании замерла над чистым листком бумаги.
Неугомонный пациент диктовал битых два часа, и Роберте оставалось только диву даваться, отчего его пьесы пользуются такой популярностью. Абракадабра какая-то. Неожиданно Фиск замолчал.
— А теперь посмотрим, так ли вы хороши, как говорили. Читайте.
Дело оказалось не из легких. Некоторые слова были совершенно незнакомы Роберте, но она проговаривала строчку за строчкой, каждую секунду ожидая услышать приказ выкинуть эту белиберду, а еще лучше сжечь. Но пациент дослушал до самого конца и разразился довольным смехом:
— Вот это да! Это нечто, скажу я вам! А теперь давайте-ка садитесь за печатную машинку. Немедленно. Хочу взглянуть на это собственными глазами.
— Не могу, мистер Фиск. — Роберта отрицательно покачала головой. — Я ваша медсестра, а не секретарша.
— Черт бы побрал этих медсестер! — заверещал больной. — Печатайте давайте! А то уволю!
— В таком случае я уже уволена, потому что не намереваюсь печатать эти заметки ни сейчас, ни когда бы то ни было, — тихо, но твердо проговорила она. Мужчина долгое время пытался испепелить ее взглядом, а Роберта все думала, не вскочит ли он с постели и не понесется ли по коридору, ведь было три часа ночи.
— На сегодня вполне достаточно, — скомандовала она, наконец.
— Вы действительно так думаете? Да кто вы такая, чтобы решать, достаточно мне или недостаточно?!
— Абсолютно никто, мистер Фиск, но так уж получилось, что я ваша медсестра, и в мои обязанности входит следить за тем, чтобы вы четко выполняли предписания врача и чтобы не навредили самому себе, а тем более не усугубили свое положение и не пустили лечение коту под хвост. Конечно, вам решать, хотите ли вы уехать домой через пару недель или зависнуть тут на неопределенное время. И вот еще что: ярость не идет на пользу вашему сердцу. Пульс у вас и так уже зашкаливает, и я не удивлюсь, если и температура тоже поднялась.
Фиск по-прежнему не сводил с девушки взгляда, но выражение лица переменилось. Он удивленно приподнял брови и осклабился:
— И это вы говорите мне! Ладно, леди, будем считать, что мы квиты, согласны? Положите заметки сюда, я отдам их Марте, когда она придет в следующий раз. Она позаботится о том, чтобы их напечатали. — Больной широко зевнул. — Вы правы, я устал больше, чем мне казалось.
Роберта опустила подушку и подоткнула одеяло. Ухо заживало, цвет лица явно улучшился, и все указывало на скорое выздоровление. Девушка прикинула в уме, как бы ей досталось, окажись у него действительно мозговая опухоль и проведи он в постели несколько месяцев. Иногда ей даже казалось, что мистер Фиск разочарован тем, что диагноз не подтвердился, и в душе ему стыдно за ту шумиху, которую он устроил по поводу, как ему казалось, весьма незначительного недуга.
— Ты что, только недавно вернулась, Син? — спросила Роберта, сев в кровати. — Если хочешь поболтать, то закрой, пожалуйста, окно.
— Да нет, я пришла в начале четвертого, — ответила Синтия, с шумом захлопнув окно. — Мы здорово повеселились, Боб, и угадай, кого я встретила в Коринфе, в «Космополитен»! Ту самую куколку, за которой ты ходила прошлой зимой, ну, как ее, вдова эта… Пола… Пола Винслоу. И угадай, с кем она была! Вот новости так новости, так что лучше ляг, а то с кровати свалишься!
— Ну и с кем же она была?
— С доктором Николсом!
— С кем, с кем? Что ты сказала?!
— Я сказала, с его сиятельством преподобным доктором Николсом. Я не хотела, чтобы он меня заметил, и думаю, что он вряд ли видел меня. Хоумер — умный малый, понятливый, и мы все время держались в противоположном конце зала. Правда, там и так было не протолкнуться. Ну, что скажешь?
— Думаю, ты ошиблась, Син, — выразила протест вконец обескураженная Роберта.
— Ничего я не ошиблась, крошка моя. Я за ним в оба приглядываю после того, как на прошлой неделе застала его в бельевой с Деланд за весьма интимной беседой, — продолжала тем временем Синтия. — То ли наша Мадонна такая шустрая, то ли они старые знакомые. Что касается меня, так я больше склоняюсь к последнему варианту. Погоди, вот шеф узнает, тогда посмотрим, Боб. Полетят клочки по закоулочкам. Говорят, он без ума любит свою племянницу.
Роберта не могла вымолвить ни слова. Только на прошлой неделе Стэн валялся у нее в ногах, умоляя выполнить свое обещание помочь ему справиться со своими чувствами и подарить ему дружбу. Умолял ее поехать с ним в Вейланд к пациенту, но она наотрез отказалась. Из мести? Это вряд ли. Роберте пришлось признать, что себе самой она не доверяла больше, чем ему. Его очарование до сих пор не переставало действовать на нее, и она едва могла противостоять искусу. Конечно, отец учил ее сражаться со всякими трудностями, в том числе и с такими, смотреть им в лицо, но девушка интуитивно чувствовала, что лучше будет просто уйти в сторонку и не испытывать судьбу. Она предлагала ему свою дружбу. Святая наивность! Это не правда — просто не может быть правдой, что у нее есть силы оградить его жену от боли и не дать разрушить его карьеру. Какая глупая идея! Как бы то ни было, Роберта была убеждена, что он по чистой случайности оказался с миссис Винслоу в «Космополитен». Не могли они быть вместе, даже в одной компании. А что касается «весьма интимной беседы» в бельевой, про которую упомянула Синтия, так это все разыгравшееся воображение подруги.
— Шла бы ты спать, Син, — посоветовала она подруге, укладываясь на подушку. — У тебя жар, и прошу тебя, никому не повторяй этого бреда. А то проблем не оберешься. Все равно никто тебе не поверит. И прошу тебя, перед выходом открой окно.
— Ах, так! — поднялась Синтия. — Ты мне не веришь? Видно, нет. Значит, мне нечего больше тебе сказать. Но не удивляйся ничему, что будет происходить в больнице, Роберта Камерон.
Звякнуло стекло, хлопнула дверь, и Роберта поняла, что Синтия обиделась на нее за такую реакцию на последние сплетни, а девушка не сомневалась, что это именно сплетни, и ничего более. Однако многочисленные вопросы продолжали терзать Роберту, но она так устала, что была не в состоянии думать и вскоре заснула.
С той самой ночи у Роберты больше ни разу не возникало проблем с Харпером Фиском. Он, конечно, бывал и резким, и капризным, но Роберте удавалось без особого труда уломать его, и в итоге великий драматург выполнял все ее требования. Однако с Остин дело обстояло как раз наоборот. Каждый вечер она заявляла, что вымотана до предела, сыта по горло этим нытиком и уходит, но с утра неизменно вновь появлялась в дверях с видом мученицы, добровольно идущей в пасть изголодавшегося льва. Роберта никак не могла взять в толк, почему Остин, с ее умением избавляться от особо неприятных случаев, продолжала, как на каторгу, ходить в 117-ю, и, поразмыслив, пришла к выводу, что виной всему Марта.
После выздоровления Харпера Фиска Роберту перевели на ночные дежурства в отделение педиатрии. Девушке нравилось работать с детишками. Обычно после кружки воды на ночь и компрессов маленькие пациенты спали как убитые и не доставляли никаких хлопот.
На второй или третий день работы с детьми Роберта получила записку от Сильвии Николс с приглашением на чай. Несмотря на то, что доктор Николс уже давно жил в Гарсдене, она видела его жену всего несколько раз, и то мельком. Те медсестры, которым удалось пообщаться с ней, говорили, что она очень милая, но хрупкая, словно цветок, но, кроме мисс Моррисон, которая была без ума от бедняжки, по-настоящему ее никто не знал.
Роберту пугала предстоящая встреча. Но может быть, есть смысл познакомиться с Сильвией поближе. Вдруг это поможет ей хоть отдаленно понять чувства Стэна и его тревоги? И вот однажды днем Роберта решилась. Она тщательно оделась и пошла пешком по направлению к особняку Холмсов, от души надеясь на то, что Стэна дома не будет. Куда как проще встретиться с Сильвией один на один.
Ее тут же проводили в гостиную — не очень большую и весьма милую, уютную комнатку, в которой горел камин и повсюду стояли цветы. Жена Стэна вышла ей навстречу с распростертыми объятиями. Сильвия оказалась невысокой девушкой с бледно-золотистыми волосами и огромными, по-детски наивными голубыми глазами, хотя Роберта точно знала, что ей уже около тридцати. И только горькая складочка вокруг рта говорила о том, что она не так наивна, как кажется, и что боль и страдания сопровождают ее долгие годы. Сильвия усадила Роберту на диван и присела рядышком.
— Дядюшка Док так много говорит про вас, мисс Камерон, что я решила непременно познакомиться с вами. Вот и муж упоминал, что давно вас знает, говорит, вы с ним встретились однажды летом, когда он ездил на пару дней отдохнуть. Он был так рад, когда узнал, что вы тоже тут работаете. Я уже давно подумывала пригласить вас к себе, но вы, наверное, уже слышали, что здоровье мое — не очень, я бы и рада сделать что-нибудь, да только тело часто подводит. Надеюсь, вы простите меня.
— Что тут прощать, миссис Николс? — сказала Роберта вслух, а про себя подумала: «Ну, как можно не любить ее?» — Этой зимой дел в больнице было невпроворот, и не только у меня — у всех нас.
— Знаю. Девчонки у вас такие замечательные! Дядя Док считает, что у него лучшие медсестры во всем мире!
— А мы уверены, что у нас самый лучший шеф, — тепло улыбнулась Роберта. — Именно из-за вашего дяди я и решила приехать сюда, в «Больницу Ребекки Мор». Мне тут очень нравится. Мы все так гордимся, что работаем с ним.
Смех Сильвии Николс походил на тихий перезвон серебряных колокольчиков.
— Ну, теперь, когда мы обменялись любезностями, давайте поговорим про нас, вы не против? Про меня сказать почти нечего, кроме того, что я жена Стэна, а вы — вы живете такой полной, насыщенной интересными событиями жизнью. Почему вы решили стать именно медсестрой?
— Сама точно не знаю, — ответила Роберта. Слова «жена Стэна», произнесенные таким гордым и счастливым тоном, взбаламутили все ее мысли. — Мне кажется, я всегда мечтала об этом.
— А я мечтала о полетах, но мое глупое сердечко держит меня на земле. Я даже ни разу не летала на самолете. А вы? — Летала, несколько раз. Я хотела стать стюардессой, но семья взбунтовалась, вот и пришлось отказаться. Родственники знают, как встать между девушкой и ее мечтой и как заставить ее изменить свои планы.
— Вам повезло, у вас есть семья. Мой отец умер, когда я училась на первом курсе колледжа. Но я рада, что он знал Стэна и одобрил мой выбор. Мне кажется, именно это подтолкнуло меня к тому, чтобы так скоропостижно принять его предложение, хотя мы дружили с самого детства и, как я полагаю, любили друг друга задолго до того, как начали осознанно подходить к своим чувствам. Папа всегда восхищался инициативностью и амбициозностью в других. Может, потому, что жизнь не требовала от него ни первого, ни второго.
«Старая история, — подумала Роберта. — Я уже слышала ее однажды, только вот обстоятельства были несколько другими. Тогда Стэн любил меня и хотел жениться на мне». Но, слава богу, отвечать Роберте ничего не пришлось. Как раз в это время появилась горничная с чаем, и разговор плавно перетек в другое русло. Вскоре Роберта поняла, насколько Сильвия одинока и как ей хочется просто поболтать хоть с кем-нибудь. Юная леди забрасывала ее многочисленными вопросами, но редко слушала ответы.
— Расскажите мне, как вы познакомились с моим мужем, мисс Камерон, — неожиданно попросила Сильвия, но тут же смущенно засмеялась. — Считаемте меня глупышкой? Наверное, так оно и есть, особенно в том, что касается Стэна. Мне было семь, когда я впервые заметила, как он смотрит на меня сквозь ограду. Он был таким красивым мальчиком и… и… ну, таким одиноким и в то же время ужасно гордым. С того самого дня я стала его рабыней, а он — моим Галахардом. — Она снова рассмеялась и накрыла хрупкой ладошкой руку Роберты. — У меня такое чувство, будто мы лет сто уже знакомы. Давай дружить, Роберта. У меня так мало подруг, ведь я мало могу предложить, а дружба — это не только когда берешь, но и когда отдаешь что-то взамен.
Роберта пожала нежную ладошку.
— Я буду рада стать вашей подругой, миссис…
Но Сильвия не дала ей закончить, приложив палец к губам.
— Зови меня просто Сильвия. Я надеюсь, что ты будешь часто забегать ко мне поболтать немного. Стэн такой занятой, днями и ночами пропадает на работе… я его так мало вижу. И мне так одиноко, — еле сдержала она вздох, заглушив его несколько неестественным смехом. — Никогда не выходи замуж за доктора, Роберта, — предупредила ее Сильвия, — ну, если только ты понятия не имеешь, что такое ревность.
Роберта тоже засмеялась:
— Милая моя, у меня даже в мыслях нет выходить за кого бы то ни было замуж, а уж меньше всего за доктора. Мы, медсестры, по горло сыты мужчинами, в том числе и докторами.
Сильвия как-то разом погрустнела и теперь выглядела на все свои двадцать восемь или двадцать девять лет.
— Как бы мне хотелось иметь ребенка, Роберта, — вздохнула она. — Я хотела разорвать помолвку, как только узнала, что никогда не смогу родить, но Стэн отказался бросить меня. Может, я и эгоистка, может, не стоило поддаваться на его уговоры, но я так его люблю!
В голове у Роберты помутилось. Надо хоть что-то ответить на это.
— Что, если усыновить… — пробормотала она, отгоняя навязчивую мысль: «Стэн обманул меня».
— И дядя Док, и Стэн — оба против. Говорят, что я не справлюсь, не вынесу постоянной радости и тревог, которые приносят дети.
«Господи, как же девчонка одинока! — подумала Роберта. — Неужели Стэн не замечает этого? Почему он таскается по танцам, когда должен быть здесь, рядом со своей женой?» И росток сомнения, совсем недавно укоренившийся в ее сознании, выбросил первые листочки и принялся расти на глазах.
— Но ведь ты вскоре поправишься, окрепнешь, — сказала она вслух. — Было здорово встретиться с вами, миссис… с тобой, Сильвия. Обещаю заходить, как только появится свободное время, а если я тебе понадоблюсь, передай записку с дядей или оставь сообщение в сестринском общежитии. — Роберта поднялась. — Мне пора бежать. И спасибо за чай, надеюсь, я смогу отплатить тем же.
Роберта вернулась в больницу донельзя озадаченной. Возможно ли такое, чтобы женщина жила бок о бок с мужчиной и настолько ошибалась в его чувствах к ней? Или Стэнли отличный актер, гораздо лучше, чем она себе представляла? Как ему удалось скрыть от жены тот факт, что он не любит ее, что его сердце принадлежит другой девушке — если это, конечно, действительно так? И вообще, как можно не любить Сильвию? Она такая нежная, такая милая, такая хрупкая. Роберта погрузилась в депрессию. Надо было увольняться из «Ребекки Мор» и не слушать ничьих увещеваний. Может, даже теперь еще не поздно.
В тот вечер она долго просидела у постели мальчика, который ужасно скучал по дому, и рассказывала ему сказки до тех пор, пока ребенок не заснул. На его ресничках все еще блестели слезинки, и дыхание оставалось прерывистым. Но слезы вымотали малыша, и он наверняка долго проспит. Бедняжка! Ничего, привыкнет к гипсу на спине, тогда станет полегче. В подобных случаях первые дни всегда были самыми тяжелыми, и медсестры боялись их как огня. Но через некоторое время пациенты начинали относиться к своему положению философски и даже испытывали от него некоторое удовольствие. В палате было еще двое детей с гипсом, и оба спали как ангелочки.
В два часа ночи тишину разрезала сирена дежурной «скорой помощи», а следом за ней потянулись и остальные машины из больничного гаража. Роберта подошла к окну, пытаясь разглядеть, что там такое происходит. Ночь выдалась на редкость темной — на небе ни звездочки. В квадратах света у приемного отделения время от времени мелькали белые униформы медсестер. Наверное, где-то случилась крупная авария. Роберта пробежала глазами по спящим деткам и выскользнула в коридор. У окна стояла Клара Бовен, Роберта присоединилась к ней, и они стали вдвоем наблюдать за отъезжающими машинами.
— Авария, наверное, — вынесла свое предположение Роберта.
— Пойду узнаю, — предложила Клара и заторопилась прочь.
Отсутствовала она недолго и вернулась с новостями о крушении поезда на Центральной железной дороге в четырех милях от Гарсдена. Никто не знал, насколько серьезна авария, поэтому отправили на место происшествия всех врачей и медсестер, которых сумели разыскать.
— Так нечестно, Камерон, — пожаловалась Клара. — Почему меня не взяли? Я никогда не видела, как поезд сходит с рельсов!
— А я и видеть не желаю. — Роберту передернуло. — Я по горло сыта рассказами о последнем таком случае, и, поверь мне на слово, с нас сто потов сошло, пока мы разгребались с покалеченными и умирающими, а их все везли и везли. Это тебе не пикник.
Клара всегда искала случай пощекотать нервы. Она мечтала стать оперирующей медсестрой, но доктор Холмс не любил ее. Слишком уж она увлекалась зрелищем, даже забывала, зачем находится в операционной.
Машины возвращались и через некоторое время снова уносились прочь. Лифт раз за разом останавливался на этаже, где располагались операционные. Звуки были негромкими, приглушенными, но Роберта как наяву представляла себе творящуюся там суматоху.