Мой маленький кораблик

Можно сказать, что в походе единственным моим верным и надежным другом был каяк. Поэтому нельзя не рассказать о нем подробнее.

Если взять краткие технические характеристики, то каяк мой — это самодельная разборная одноместная каркасно-надувная лодка весом 8,5 кг, если на нем надета легкая оболочка, в просторечии называемая «шкурой», и 9,5 кг — с более толстой. Предвидя большое количество протаскиваний каяка по камням мелководий, на Чукотку я решила взять «шкуру» потолще.

Каяк имеет длину 3,65 м, максимальную ширину — 0,6 м и максимальную высоту — 0,3 м. Основной груз в каяке лежит в кормовой части, т. к. половину носовой части занимают ноги каякера. Я считаю, что лодка моя довольно вместительная и люблю похвастаться тем, что в ее корму свободно влезает гитара (правда, не самая большая из существующих на свете, на чем я обычно уже не акцентирую внимание).

Весь продольный набор каяка разбирается на четыре равные по длине части около 90 см длиной. «Шкура» легко складывается, баллоны сворачиваются в 2 маленьких компактных рулончика. Все это дает возможность легко переносить и перевозить судно в разобранном виде.

Итак, каяк мой легкий и вместительный, непотопляемый и просто транспортируется, что дает независимость. Но, главное, каяк дарит мне ощущение полета. Каяк помогает мне сливаться со стремительным потоком бурной реки, чувствовать ее характер. Он дарит мне ощущение легкости и свободы.

Одиночный сплав по речкам очень увлекателен сам по себе. Лично меня он приводит в восторг. Уверенность в себе, в своем мастерстве каякера позволяет при любой возможности, не попадая в зависимость от компании, хватать легкий каяк и отправляться на реку, получая удовольствие от сплава с преодолением препятствий и от встречи с природой.

А весенний сплав по половодной речке, когда мутный поток несет тебя через затопленные деревья и кусты, осыпающиеся пыльцой, когда прозрачный лес пронизан светом и синим небом, когда на освобождающихся от снега солнечных теплых склонах появляются сплошные ковры хрупких разноцветных подснежников, когда величественный хор птиц не смолкает даже днем, отовсюду слышится бормотание тетеревов и урчание лягушек, когда можно проплыть в таких местах, где летом легко перепрыгнуть с берега на берег! В эти быстротечные ясные дни весны невозможно усидеть в городе. И я не представляю себе наступление весны без сплава.

Перед прохождением сложного порога, который осматриваешь с берега, нередко возникает легкий мандраж. Но как только я сажусь в каяк, ко мне возвращается спокойствие и уверенность. Я распираю ноги в упорах, натягиваю фартук и становлюсь единым целым с моим корабликом. Как лошадь чувствует настроение седока, так и каяк способен выполнять любые трюки, на которые настроится его хозяин. Я верю в надежность моего каяка, и он не подводил меня.

В моем каяке я чувствую себя комфортно и могу долго сидеть в нем, не чувствуя усталости, мне не составляет труда между основным делом — греблей — ловить рыбу спиннингом и вытаскивать больших рыбин, подцепляя их подсачеком, ведь все снасти всегда под рукой на носу лодки под веревочной обвязкой.

От воды меня отделяет лишь тонкая «шкура» каяка, и удары о камни всегда заставляют сжиматься мое сердце — не повредился ли мой конь. Я всегда забочусь о каяке: убираю с жаркого солнца, чтобы не раздулись и не лопнули баллоны, поддуваю в них воздух перед спуском на воду и периодически в течение сплава, чтобы «шкура» всегда была натянута и хорошо скользила. На Чукотке я даже не оставляла каяк у воды, а приносила его поближе к палатке. Как-то спокойнее, когда он рядом…

Каркас каяка, его внутренний скелет, был сделан из моей первой байдарки, промышленного «Тайменя»-двойки. Вернее, от «Тайменя» были использованы только прямые дюралюминиевые трубы, которые пошли на изготовление продольного набора каркаса. Его для меня сделали мои друзья Серега Булычев и Саша Чуркин.

Шпангоуты же (поперечные элементы каркаса) я сгибала сама. Однако, сделаны они были из гимнастических обручей (в 1994 году еще были некоторые проблемы с добыванием необходимых труб, продольный набор некоторые умельцы делали, например, из лыжных палок).

Труба обручей была слишком мягкой и вскоре, на различных падунах, в мощных струях порогов, я поломала поочередно почти все дуги шпангоутов. (То, что я могу делать их своими руками, снимало с меня чрезмерный страх за повреждение судна и давало большую раскованность в порогах.) Для их починки в походных условиях мы прибегали к различным ухищрениям — подыскивали ветви жесткого можжевельника, повторяющие изгибы шпангоута, накладывали деревянные шины, распирали кильсон и мидельвейс (части продольного набора) деревянными чурбачками или (на скорую руку) котлами, если они подходили по высоте. Дома я планомерно меняла сломанные дуги на новые, сделанные из более жестких труб, и к путешествию по Чукотке от первоначальных шпангоутов осталась лишь одна нижняя дуга первого шпангоута.

Кильсон мой также ломался, заменялся новой трубой, чинился, терял идеальную прямизну, чуть загибался к носу винтом. Стрингеры и привальники (части продольного набора) были погнуты и выпрямлены, еще когда служили каркасом «Тайменю», путь которого, как и каяка, был тернист. В «шкуре» каяка они также терпели крушения, гнулись, но не ломались, мы выпрямляли их непосредственно на маршруте, раскаляя в пламени костра, гнули на коленке или используя стволы деревьев в качестве рычага. Трубки были закопченными, не идеально ровными, со вмятинами, но проверенными, боевыми, надежными.

В майском походе, последнем рейде каяка перед Чукотским путешествием, во втором мощном падуне карельской реки Уксунйоки (порог Мельница, перепад высоты не меньше двух метров) корму каяка согнуло на 90 градусов. Кильсон, пару привальников и шпангоут сломало. Наш реммастер умелец Шурик за час реанимировал, казалось, безнадежное тело каяка, наложив деревянные и металлические шины, обмотав их резиновым жгутом, поставив деревянные распорки и подклеив некоторые дырки. На починенном каяке я смогла в этот же день успешно пройти следующий мощный падун.

Итак, каркас моего каяка был легко ремонтируемым. И был надежен в сложных порогах вплоть до возможности прыжков с мощных водопадных сливов. Но, конечно, он не был застрахован от поломок при навале его центральной части на камень или бревно, когда струя бьет, давит равнозначно на нос и корму, ломая каяк о препятствие. И от гибели под сплошным завалом из бревен. Последнее на Чукотке мне явно не грозило.

На моем каяке я прошла многочисленные речки Средней полосы России, Ленинградской области, Карелии, Кольского. Урик и Онот в Саянах (с Амбартагольскими щеками и Нижним каньоном), Мзымту на Кавказе по большой воде (без Греческого ущелья и Ахцу). У меня был опыт и одиночных сплавов, и «снежных», и «ледовых». К Чукотскому путешествию я была уверена в своем мастерстве каякера.

Каркасно-надувные каяки ныне вытесняются цельнолитыми полиэтиленовыми судами. Они тяжелы и неразборны, но могут иметь любую причудливую форму, жестко держать ее и не ломаться в водопадах. Да, они гораздо надежнее при экстремальном сплаве, но их вряд ли можно использовать в длительных автономных пеше-водных путешествиях. Я верю, что легкие каркасные каяки, ведущие отсчет своей жизни от времен наших далеких предков, алеутов и эскимосов, никогда не канут в Лету.

Загрузка...