Тиана
Теперь я понимаю, что чувствуют люди, когда знают, что вот-вот умрут.
Мужчина, стоящий передо мной, не мой муж.
От Армани, в которого я влюбилась, не осталось и следа.
Даже мафиози нигде не видно.
Человек, держащий пистолет, соткан из ярости и боли, насилия и мести, потерь и страданий.
С ним невозможно договориться.
Признаю, запись звучит невероятно реально. Слышать голос другого мужчины рядом с моим в такой интимной обстановке — травмирует.
Я не могу перестать качать головой, глядя на Армани. Боль и мучительное выражение предательства в его глазах ощущаются как миллион порезов на моей душе.
Мои брови сводятся вместе, когда я говорю:
— Я бы никогда не причинила тебе такой боли. Я скорее вырву собственное сердце, чем поступлю так с тобой.
Он продолжает смотреть на меня, связь, которую мы разделяли, разорвана, а любовь, которую он испытывал ко мне, исчезла. В мгновение ока он превратился из любви всей моей жизни в опасного незнакомца.
Это безумие.
Ужасающий страх, невыносимая сердечная боль и чистое отчаяние наполняют мою грудь и покрывают кожу тонким слоем пота.
Не могу поверить, что это происходит.
Когда мой взгляд скользит по лицу Армани, я наблюдаю, как все эмоции исчезают из его глаз.
Матерь Божья.
Нет.
Его глаза становятся такими темными, почти черными, а голос обманчиво мягким, когда он спрашивает:
— Ты трахалась с ним на моей кровати?
— Нет!
Я отступаю от него на шаг, чувствуя себя зверем в клетке, на которого вот-вот начнет охотиться худший вид хищника.
— Когда ты с ним познакомилась? — Он делает расчетливый шаг ко мне. — Пока я надрывал задницу ради нас?
Я качаю головой, и прежде чем успеваю ответить, он спрашивает:
— Где ты вообще нашла время? — Он агрессивно усмехается. — Значит, пока я думал, что ты здесь, дома, ты тайком действовала у меня за спиной?
Будет ли иметь значение то, что я скажу?
— Я этого не делала, Армани.
Он поднимает руку и смотрит на пистолет. Проходят мучительные секунды, прежде чем он засовывает его обратно за пояс брюк.
Надеясь, что он успокоится и мы сможем поговорить разумно, я спрашиваю:
— Могу я приготовить тебе кофе? Если мы сядем и поговорим…
Леденящий душу взгляд Армани устремлен на меня.
— Ты заплатишь за то, что предала меня. Я убью твоего любовника у тебя на глазах и заставлю тебя стоять в луже его крови.
Боже Милостивый.
Он резко выдыхает, и на мгновение кажется, что его сейчас стошнит.
— Мне нужно выпить, блять, — рычит он, вытирая лицо ладонью. — Cristo, я даже смотреть на тебя не могу.
Ненависть в его голосе — разрушительная сила, разрывающая в клочья все счастливые моменты, которые мы разделили.
С сокрушительной душевной болью я смотрю, как Армани отворачивается от меня и покидает наш дом.
Я обхватываю рукой живот, отчаянно хватая ртом воздух. Мое тело сотрясается в конвульсиях, и я бегом добегаю до туалета в самый последний момент. Я выплевываю все, что есть в моем желудке, пока желчь не обжигает мне горло.
Падаю на пол, и из меня вырываются рыдания.
Мой идеальный мир продолжает катиться в черную дыру, пока не остается лишь тяжкое беспокойство и страх, что Армани убьет меня.
Если бы я получила подобную запись, услышав Армани с другой женщиной, я бы тоже в это поверила. Большинство улик против меня.
Я ничего не могу сказать или сделать, чтобы защитить себя.
Я видела, что происходит, когда мистер Асланхов выпивает, чтобы ‘успокоиться’. Это всегда приводило к противоположному эффекту.
Мой ребенок.
Поднявшись на ноги, я бросаюсь в спальню. Хватаю сумку с верхней полки и беспорядочно бросаю в нее одежду и туалетные принадлежности.
Паника растет с каждой минутой, потраченной на сборы, и, не выдержав напряжения, я закрываю сумку и спешу на кухню.
Я беру список покупок, прикрепленный магнитом к холодильнику, и пишу короткую заметку, а затем хватаю телефон и запихиваю его в сумочку.
Это все, что я успела взять с собой.
Беги, Тиана. Пока он не вернулся и не убил тебя и твоего нерожденного ребенка.
Я бросаюсь вниз по лестнице и, боясь столкнуться с Армани на улице, бросаю свой багаж в лодку. В течение ужасающей минуты я изо всех сил пытаюсь завести мотор, и когда он наконец-то с ревом оживает, я всхлипываю от облегчения.
Направляя лодку по водному пути, я плыву в центр Венеции, чтобы успеть на поезд.
Куда я пойду?
Что буду делать?
Моя грудь разрывается от невыносимой боли, когда приходит осознание того, что я потеряла.
Я потеряла человека, вокруг которого строила все свое существование. Любовь всей моей жизни.
Я не могу найти в себе силы возложить вину на Армани. Мне больно за ту боль, которую ему пришлось испытать.
Я оплакиваю удивительного человека, которого у меня украли.
Я оплакиваю то счастье, которое было у меня с ним, но которое было жестоко вырвано у меня.
Я никогда больше не почувствую его поцелуев. Он никогда больше не обнимет меня. Я никогда больше не займусь с ним любовью.
Тяжесть утраты грозит лишить меня рассудка и бросить в бездонную яму отчаяния.
Я почти ударяю лодку о берег и вытираю слезы, чтобы разглядеть, куда плыву. Въезжая в оживленный канал, мне приходится снизить скорость и маневрировать между другими лодками и гондолами.
Мое беспокойство резко возрастает из-за потери времени, ведь в любой момент Армани может понять, что я ушла, и отправиться за мной.
Дыхание перехватывает, и я стараюсь следить за тротуарами в поисках хоть какого-нибудь признака Армани.
Не могу поверить, что это происходит.
Это слишком больно. Больнее, чем все, что я пережила в прошлом.
Достигнув платформы, ведущей к железнодорожной станции, я наугад припарковываю лодку и вылезаю. Вытаскиваю свой багаж на тротуар и бегу.
Необходимость добраться до безопасного места и защитить своего неродившегося ребенка заставляет меня бежать быстрее.
Я продолжаю оглядываться через плечо и врезаюсь в женщину, которая проклинает меня по-итальянски. Я даже не извиняюсь, а продолжаю мчаться к железнодорожной станции.
Когда я подхожу к билетному автомату, достаю кредитную карточку Армани и покупаю билет в один конец до Милана. Это недалеко от границы со Швейцарией, где живет Миша.
Схватив билет, я бросаюсь к банкомату и вставляю кредитку в щель. Лихорадочно оглядываясь по сторонам, и снимаю все наличные, какие только можно, пока не исчерпан дневной лимит.
Я запихиваю все это в сумочку и спешу к поезду, забираясь на борт. Запыхавшись и находясь в опасной близости от приступа паники, я нахожу свое место и плюхаюсь на него.
Багаж.
Я встаю и запихиваю его в купе, а затем снова сажусь на свое место.
Иисус.
Мой разум путается, а эмоции в хаотичном беспорядке, пока я пытаюсь отдышаться. Шок продолжает сотрясать меня с силой цунами.
Армани считает, что я предала его. Это единственное, что он ненавидит больше всего и никогда не простит.
Это убило его любовь ко мне.
Это превратило его в монстра, который, вероятно, никогда не перестанет охотиться за мной.
Я обхватываю себя руками за талию и наклоняюсь вперед, из меня вырывается беззвучный крик. Отчаянно нуждаясь в утешении, я начинаю раскачиваться, пытаясь унять душевную боль.
Не в силах утешить себя, я переключаю внимание на своего еще неродившегося ребенка.
Шшш…Мама не допустит, чтобы с тобой что-нибудь случилось. У нас все будет хорошо. Обещаю.
Мое сердце болезненно сжимается, тоска по Армани уже овладела мной.
Я хочу, чтобы моя жизнь стала прежней.
Я хочу, чтобы мой муж вернулся домой и заключил меня в свои объятия.
Я хочу разделить с ним трапезу. Хочу чувствовать его тело поверх своего.
Я хочу, чтобы все вернулось к тому моменту, когда мы были счастливы в последний раз.
Я просто хочу, чтобы Армани обнял меня и сказал, что все будет хорошо.
Но этого не произойдет.
Я отдала ему все, а он выбросил меня, словно я ничто — и все из-за записи.
Кто стоит за этим?
Кто настолько жесток и ненавистен, что хочет уничтожить нас?