…Рахмани хрипел, пытаясь освободиться от удавки. Позади лязгнул металл, что-то мокрое ударило воина в спину, и петля ослабла.
— Дом Саади, беги!
Ловец еще не успел понять, кто на них накинулся, но ноги уже понесли его инстинктивно вверх, по стволу кривого, змеящегося дерева. Дерево росло вплотную к дороге. Ловец даже не скинул петлю с горла, настолько быстро все происходило.
Врагов оказалось, по меньшей мере, пятеро. Двое тут же легко погнались за Саади по черному скользкому стволу, двое накинулись на Кой-Коя, а один, самый неуклюжий, радостно причмокивая, занялся мешком с Зашитыми губами.
Возможно, четверо из них когда-то были людьми. Потерявшись в Проклятом городе или позабыв условия договора, они так и не смогли умереть. Первым лез, выкрикивая хриплые угрозы, солдат неизвестной армии, в форменных лохмотьях, с деревянной ногой и ржавым трезубцем вместо правой руки. Из его беззубой пасти при каждом вопле выплескивалась черная дымящаяся жижа. За служивым спешила широкоплечая чернокожая женщина с распущенными зелеными волосами. Очевидно, женщина недавно утонула, в ее кожу вцепились рачки, по глазам ползали улитки. Вместо одежды несчастная утопленница нарядилась в рваный гобелен. Она не удержалась на скользком стволе, свалилась в грязь и принялась с невероятной ловкостью швырять железные обломки и куски пушечных ядер. Второй ее бросок едва не стоил Рахмани жизни.
Саади пустил им навстречу ревущего фантома, вооруженного громадным кривым бебутом. Второго фантома он заставил прийти на помощь перевертышу, а сам спрыгнул с дерева в другую сторону. И очень вовремя — пузырящаяся тварь желтого цвета, без головы, но со ртом в животе, четырьмя лапами тащила в кусты самое ценное — подарок Слепых старцев, приманку для Трехбородого.
— Дом Саади, береги ноги! — «Глаз пустоты» вращался, как маленький вихрь, отгоняя своих брызжущих ядом противников. Его удары достигали цели, но нежить не собиралась сдаваться. На глазах Рахмани один из противников Кой-Коя отрастил новую кисть, а другой ловко исчез в одном месте, чтобы тут же возникнуть позади перевертыша. К счастью, маленькому проводнику пока хватало ловкости.
Саади хлестко полоснул огнем по серым бородавчатым лапам. Зверь с пастью в животе взвыл, но не выпустил мешок с Зашитыми губами. Это никак не мог быть человек или даже дэв, рожденный в одном из миров Уршада. От его шкуры несло чужими берегами, а от его ядовитого выдоха у Саади потемнело в глазах. Рахмани ударил молниями с обеих рук, не рассчитал силы и сам отлетел назад. Безголовый демон лишился половины тела, но из его разорванного живота не вылилось ни капли крови. Он уронил мешок и тут же, вращаясь ужом на грязной земле, стал подбираться к добыче сохранившейся бескостной конечностью.
Позади на дороге послышался скрип и перестук колес.
— Дом Саади, мельник едет! Нам нельзя его упустить!
— Что я должен сделать? — Молодой воин отбил очередную атаку утопленницы. После выплеска огня руки свело судорогой. Мертвецы на дыбах дружно хохотали и гремели цепями. Кто-то шумно плескался в грязи за обочиной.
— Нам надо ухватиться за его телегу! Без мельника мы не пройдем дорогу Висельников!
Солдат с деревянной ногой разрезал фантома трезубцем и продолжал бить его до тех пор, пока призрачный воин не развалился окончательно. Зато утопленницу так легко обмануть не удалось. Она одной левой ручищей отшвырнула своего фантома в кусты, а сама с рычанием прыгнула к настоящему Рахмани.
— Эй, красавчик, поцелуй меня! — защебетали с виселицы женщины, подвешенные вверх ногами.
— Куда ты так торопишься, милашка? — пробасила их товарка, игриво обнажив покрытую рубцами старческую грудь.
— Дом Саади, сзади! — Перевертыш вел бой, как это принято у его хитрого народа. Он превратился в одного из нападавших — угловатого детину с рябой рожей обожженного, и, пользуясь замешательством противника, нанес два страшных удара прыгающими лезвиями. Два серпа на долю песчинки выскользнули из локтевых пружинных карманов и снова убрались внутрь. В следующее мгновение перевертыш начал распад. Вначале он породил одного обожженного, затем второго, третьего… Только в отличие от фантомов парса каждый из двойников Кой-Коя был уязвим и нужен хозяину. И существовать они могли очень короткое время; один из придворных поэтов левантийского эмира назвал древнее искусство перевертышей «убийственным веером». Действительно, сказал себе Рахмани, это чертовски похоже на то, как раскрывается и трепещет веер в дамских руках…
Обожженный детина, который в обычном мире давно бы скончался от своих страшных ран, с ворчанием рухнул на колени. Его голова скатилась с плеч, но продолжала изрыгать проклятия.
Шепча формулу, Рахмани развернулся к утопленнице, и очень вовремя. Безумная наяда уже валилась на него, растопырив когти. По скромным прикидкам, она весила раза в два больше, чем худощавый парс.
Рахмани сместился в сторону, выпустил двоих свежих фантомов. Он чувствовал, что это последние, на большее сил не хватит. В драке с обыкновенными бойцами, даже с рыцарями Плаща, четырех фантомов достаточно, чтобы хозяин успел скрыться или перезарядить огнестрельное оружие. Учитель не рекомендовал слишком часто вызывать двойников — любое боевое волшебство походит на палку о двух концах. Причем тот конец, который во время боя не заметен, бьет больнее. Кроме того, он выбирает для удара неожиданные точки тела и души.
Слепой учитель вспомнил случай, когда огнепоклонник выпустил восьмерых послушных фантомов, а спустя неделю у него навсегда отнялись ноги. Другой ученик сопровождал караван. В лесу напали разбойники, и горячий парень совершил непоправимое — он приказал фантому нанести смертельный удар. Ничего страшного не произошло, ни в первый день, ни спустя неделю. Но когда перепуганный ученик добрался до святых пещер, оказалось, что его никто не помнит и он никого не может узнать. Огнепоклонник, посвященный в тайны магии, не смеет своими руками совершать убийства людей, так записано в склепах невидимыми перьями на серой паутине. Совершивший тяжкий грех расплатился потерей памяти. Его приютили в родной семье, он так и жил в Исфахане, но мальчишки прозвали его «глупым Додо». Он так и не узнал родителей, наставников, жрецов и никого из бывших друзей. Рахмани тоже в детстве дразнил несчастного человека, но только пройдя все ступени Посвящения огню, узнал о его проступке и наказании.
Фантомы могут убивать, но не людей…
Брат-огонь сорвался с ладоней. Фиолетовая молния разрезала страшную женщину надвое. Молния такой силы неизбежно приводит к головным болям, к сердечным спазмам и судорогам. Старцы сто раз предостерегали юного ученика, но непросто быть хладнокровным и взвешенным, когда на тебя летит разъяренное чудовище!
Утопленница горела, изрыгая чудовищные богохульства сразу на четырех языках. Рахмани замедлился, лишь на долю песчинки он ослабил внимание, да и то только потому, что кожа на руках стала похожа на один сплошной ожог.
И тут его повалили подсечкой. Тот мертвяк, которого вроде бы успокоил Кой-Кой.
Пятый мертвец плюнул на перевертыша и кинулся к упавшему Рахмани. Вместо Рахмани на земле его ждал двойник, воин успел откатиться в сторону. Закусив губу от боли, он снова призвал огненного брата. Раскаленный шар остановил висельника в прыжке, до земли долетели только чадящие ошметки. Воин снова перестарался. Он впервые серьезно испытывал брата-огня в бою. Первые признаки завтрашней ломящей боли уже прокатились по суставам и сжали сердце. Однако хватило сил выпустить еще одного фантома.
Одноногий солдатик принялся всерьез рубиться с фантомом, и дрались бы они еще долго, но, к счастью, подоспел Кой-Кой. Перевертыш молниеносно превратился в копию мертвеца, с такими же ржавыми вилами вместо кисти и, вдобавок, с поющим клинком. После атаки перевертыша существо в военной форме уже не поднялось. Оно стало дымящейся грудой смрадной плоти.
— Непросто прикрывать твою спину, — рассмеялись четыре Кой-Коя. Веер снова схлопнулся, перевертыш отряхнул черную кровь с заговоренных клинков.
Женщины-жабы улюлюкали в клетке. Впереди дорогу перебежали три скользящие тени, похожие на пришибленных собак. Но в бой ввязываться не стали, растворились в чахлых кустиках. Высоко над головой, в ясном небе, невозмутимо взмахивая плавниками, проплыла дюжина воздушных рыб. Острые глаза парса различили даже золоченые гербы на каретах. Наверняка безумно дорогие рыбы принадлежали какому-то королевскому двору. За небесным караваном следовала стая чаек-прихлебателей…
Тем временем грохот подков и скрип колес приблизился вплотную, хотя Саади никого не замечал. Он видел лишь криво ухмыляющиеся рожи на виселицах.
— Мельник едет, дом Саади! Вставай скорее! Добей эту тварь… — Казалось, голос перевертыша лился из шести мест сразу. Распавшись на части, подобно убийственному вееру, перевертыш не сразу возвращался в обычное состояние. — Я слышал о таких, дом Саади! Это выкормыш циклопов, пес Бирюзовой стражи. Если его не добить, он снова отрастит лапы и будет преследовать нас!
Безголового демона юный парс жег медленно и осторожно. От останков повалил такой смрад, что перевертыш стал дышать через рукав. Там, где на обочине растекалось серое тело, жухла и умирала трава.
— Что это за твари? — Воин приблизился к последнему сопернику Кой-Коя. Тот, хоть и обезглавленный, удивительно энергично кружил на месте, размахивая порыжевшей секирой.
— Оборви его муки, дом Саади, он страдает, — посоветовал перевертыш, снова собираясь воедино. — Проклятый город никому не дает умереть спокойно. Сдается мне, дом Саади, нам не придется здесь отдыхать. Очень плохо, что ты пользовался огнем, боевая магия здесь запрещена…
Они побежали между двух шеренг из виселиц, дыб, крестов и иных жутких инквизиторских орудий, на которых корчились в чем-то провинившиеся жители города Сварги.
Перед высоченной аркой из чистейшего хрусталя их нагнал мельник. Битком набитая телега, подпрыгивая на огромных, обитых бронзой колесах, с веселым скрипом везла товар в сердце Гиперборея. Путешественники еле успели отпрыгнуть в сторону. Только что казалось, будто телега катится неторопливо, но она просвистела, как пушечное ядро. Бородатый, кряжистый мельник сидел на облучке, зажав в руке вожжи. Вместо коней дикую повозку влекли пойманные северные ветра. Рахмани обдало холодом, ресницы склеились, на бровях повис иней.
— Дом Саади, хватайся!
Разгоряченного парса не надо было упрашивать дважды. Он подпрыгнул и мертвой хваткой вцепился в борт. Ему показалось, что ветром немедленно сдернет с ног сапоги или сорвет со спины мешок. Все, что находилось по сторонам дороги, слилось в пляске зарниц. Опытный проводник Кой-Кой сказал правду — мельник притормаживает только раз, перед магической аркой у дороги Висельников. Дальше он снова разгоняется так, что догнать не могут даже самые шустрые птицы. Конечно, в Проклятый город можно войти и пешком, но дорога опасна и займет не одну зарю. Дорога не просто опасна, она периодически исчезает…
Спустя бесконечно долгое время парсу удалось перебраться через борт. Он застрял в узком пространстве между жесткой боковиной и стеной из крепко набитых мешков. Зерном от груза не пахло. Рахмани упирался ногами, изо всех сил сжимал свой узелок, оружие и мешок с посылкой старцев. Перевертыш тоже перевалился через борт, съежился в углу.
Нежно-лазурное небо потемнело. Стена кратера, по которой совсем недавно спускались друзья, незаметно отодвинулась за горизонт. Зато город впереди поднялся, вырос, как молодой бамбук. Там мерцали огни, перелетали с места на место, на зубчатых стенах играли отсветы костров, диковинные дома пыхтели разноцветным дымом через прорези печных труб.
— Кой-Кой! — Юный парс попытался крикнуть, но жестокий ветер сдул его слова в сторону, как сдувает он легкие пушинки. — Кой-Кой, что он везет в мешках?! Ты слышишь меня? Мой Учитель говорил мне, что на его мельнице мелят вовсе не зерно…
«Глаз пустоты» приблизил ухо почти вплотную, покивал, зажмуриваясь.
— Да, мельник отвозит верховным магам в Гиперборей измельченное и перетертое время. Благодаря запасу времени у них всегда есть возможность подсыпать лишнего или переждать беду в прошлом. Но ты даже не вздумай… я пошутил! Разрежешь мешок — нам конец!
— А ты не слышал, чтобы он кому-то продал?
— Кусочек времени? — расхохотался перевертыш. — Ты представляешь, что станет с твердью, если каждый начнет пользоваться личным временем? Деды обгонят внуков, вчерашний день прорастет в завтрашний… Нет уж, дом Саади, пусть гиперборейцы и дальше хранят свой секрет…