Охота на Уршада

32 Бронзовая стража

Прощаясь с Кой-Коем, Рахмани снова и снова проживал тот далекий день в Проклятом городе руссов, когда они дрались спиной к спине. Правда, тогда спину парсу прикрывал совсем другой «глаз пустоты»…

Разглядывая железного прыгуна, Рахмани пропустил песчинку, когда на них напали. Мхи и папоротники постоянно шевелились среди надгробий, а над головой ухмылялась странно близкая рябая луна, но не та полновесная Укхун, что любовно освещает степи Хибра. Эта изможденная красавица словно рожала болотные огни, а ее огонь высвечивал на лицах и руках прожилки сосудов.

— Дом Саади, снизу!

— Йоо-хэй! — Что-то схватило воина за колено.

— Дай, дай, дай, гы-гы-гы!..

«Глаз пустоты» снова оказался на высоте. Он распластался на мокрой тропе, полностью потеряв устойчивую форму, чтобы песчинку спустя возникнуть на обочине в облике шестирукого демона Вирабхадра с загнутым клинком в каждой руке.

— А, вот вы где, сладенькие охотнички? — сипло каркнула тварь с железным хоботом, усаживаясь на ближайшем могильном камне.

Рыхлая почва под сапогами Рахмани взорвалась тысячей грязных брызг. Две костяные лапы ухватили парса за ноги, он отсек их мечом, но кто-то уже хватался позади за мешок. Могильные камни стали раскачиваться, точно гнилые зубы. С пронзительным скрипом отворилась решетка на склепе, оттуда выскользнуло нечто мокрое, в червях и улитках.

Рахмани четко провел двойную «нижнюю петлю», бебут послушно снял гнилое мясо с двоих зубастых карликов, сросшихся головами. Чьи-то отрубленные костяные конечности подпрыгивали во мху, как рыбы, лишенные воды. Посреди лужицы внезапно вынырнула чья-то плешивая, усыпанная язвами голова и выстрелила в перевертыша узким острым языком.

— Это момо, могильные кровопийцы! — успел крикнуть перевертыш, перед тем как на него бросились сразу трое. — Им нужны Зашитые губы, береги мешок!

Саади крутанулся на пятке, выпустил двоих фантомов, сам вскочил на холку ближайшей каменной горгульи. Неподвижная до того скульптура предательски зашевелилась, ее основание пошло пузырями, увлекая ловца в бездну. Из-под соседнего камня лезли двое лохматых существ в прогнивших насквозь цилиндрах, разбитых пенсне и с явной претензией на светский лоск.

Саади выпустил им навстречу еще одного фантома с мечом, соскочил обратно на тропинку, но… тропинки уже не было. Вместо кривой тропы возникла круглая площадка, на глазах заполняющаяся темной водой. С протяжным скрипом с крыши склепа соскочил некто без головы, в ржавых доспехах. Из мрачных дверей склепа дохнуло мертвящим холодом, Саади еле успел отпрыгнуть. Там, где он только что стоял, болотная вода превратилась в ком грязного льда.

Кой-Кой в теле шестирукого демона бился с карликами в цилиндрах, у каждого из них оказался внушительной длины палаш. Кроме того, перевертышу пыталась откусить ногу опрятная старушка в кисейном платьишке и с веревкой на шее. Каждый удар перевертыша достигал цели. Он бил, отскакивал на два шага, пропускал над собой звенящее зазубренное лезвие палаша, другое пропускал под собой и успевал отрезать старушке очередной кусок ее мертвой плоти.

Из могильного холмика выскочил крупный короткошерстный зверь, нечто среднее между павианом и бурым медведем. Легко вращая обоюдоострой секирой, павиан неспешной трусцой припустил за человеком.

Рахмани тем временем отразил два мощных выпада безголового рыцаря. Призраки момо оказались чрезвычайно изобретательны, по части использования чужих личин они могли бы легко превзойти перевертыша. У безголового под латами выросли сразу три дополнительные руки, и каждая вооружилась длинной пикой. Рахмани скользнул влево, легко отвел мечом колющий удар, пропустил противника мимо, добавив ему скорости, и наотмашь рубанул сверху. Меч отскочил от наплечника, не принеся никакого вреда. Рыцарь замер по колено в воде, из-под рыжих колец кольчуги высунулась еще одна рука и метнула в парса нож…

Нож в полете отбил перевертыш. Лезвия мелькали в его руках, как спицы самой искусной вязальщицы. Его недавние противники безуспешно пытались собраться из разрозненных кусков.

— Дом Саади, нам их не одолеть! Призывай огонь!

Рахмани выпрыгнул из болотной жижи за мгновение до того, как черные рты склепов выдохнули очередную порцию льда. Приземлился парс уже на ровный каток, под которым скрючилась еще одна старушка с бантиком. Безголовый рыцарь застрял во льду, он махал всеми лишними конечностями, но не мог продвинуться ни на шаг.

Пока рыцарь откапывал из замерзшей грязи свое оружие, павиан совершил безумный прыжок. В надежде захватить заветный мешок он метнул впереди себя секиру. Саади развернулся к нему очень вовремя, так как секира, вылетев из лапы павиана, разделилась в полете на четыре части.

— Быстрее, дом Саади! Их тут много!

Огнепоклонник успел выпустить двоих фантомов, на большее не хватило сил. Секиры с ужасным воем принялись рубить призрачных парсов, оба призрака сражались стойко, но надолго их не хватило. Третью секиру Рахмани встретил огнем. Расплавленный металл стек ему под ноги, не долетев буквально шаг. С четвертым топором схлестнулся «глаз пустоты» и немедленно остался без двух мечей.

— Дом Саади, береги мешок! Береги губы! Зашитые губы их освободят…

Рахмани уже видел краем глаза, как замшелые изваяния медленно покидают насиженные места и замыкают их в кольцо. Змея с четырьмя рогами с хрустом вытягивала свое каменное крошащееся тело из длинного барельефа. Квадратный человек в латах ковылял, таща за собой кусок своего же постамента. Женщина с двумя лицами изнутри отперла решетку на окошке усыпальницы, в ее глазах ворочались мутные дымные воронки.

— Отдай нам сладосссти, миленький…

— Отдай… мы заплатим тебе…

Саади отрубил еще одну лапу, тянувшуюся к нему из-под земли. Все его фантомы рассыпались, потеряв связь с хозяином, это произошло слишком быстро.

Слишком быстро! В Проклятом городе двойники не сумели даже толком взмахнуть оружием…

— Отдай ссссладенькое…

— Хочешь сотню девочек, красавчик?..

Рахмани плюнул в павиана огнем, только после этого перевертышу удалось отбить удары свободно летающего топора. Двуручный сияющий топор упал на лед и тут же с шипеньем погрузился в него, словно был раскален добела. А может, так оно и было?

Загоревшийся момо потерял облик обезьяны и медведя, он зигзагами помчался между могил, издавая тонкий вой, и вскоре пропал из виду. Прочие момо не реагировали на фантомов, они настойчиво подбирались к своей главной добыче. Рахмани проверил мешок, поудобнее перехватил меч и без особых ухищрений отрубил пару тянувшихся к нему рук. Он кружил, безуспешно подыскивая место, куда прислониться спиной. Как назло, нигде рядом не нашлось надежной стенки.

Еще два карлика в котелках ринулись ему под ноги.

— Ах ты, змеиное семя! Берегись, они позади!

Кой-Кой разрубил своими голубыми клинками двоих мертвяков, третий с ядовитым шипением убрался в папоротники. Рахмани не успевал разглядеть противников, он кружился, оберегая тяжелый мешок за спиной. Внезапно лужа брызнула ему в лицо жирной грязью, ровная земля вздыбилась холмом, оттуда выкатились еще трое человекоподобных существ. Одновременно произошло совсем уж странное событие — на кладбище опустилась темнота. Но эта темнота не означала заката лун или местных отражений Короны, к земле стремительно приближалось само небо. Тучи висели буквально в десятке локтей над головой парса и продолжали наливаться дождевой мощью. Редкий моросящий дождик грозил превратиться в тропический водяной обвал. Неподалеку в куст ударила молния.

— Никак Трехбородому хижинку подыскали? — прошипел тощий момо, издевательски ударив по серебряной клетке ногой.

Его приятель, похожий на огородное пугало, с двумя серебряными колышками в черепе, стремительно нагнулся и ухватил меч парса зубами. Третий лупил по земле хвостом, больше похожим на саблю.

Саади, чертыхаясь, потянул меч на себя, но половины лезвия уже не было. Вместо превосходной стали бугрилась и пенилась желтая вонючая масса. Момо заржал, разинул пасть, желтая пена падала оттуда клочьями.

— Отдай нам Зашитые губы, мальчик!

— Отдай нам губы и проваливай…

Рахмани отшвырнул бесполезный клинок и выставил впереди себя ладони.

— Дом Саади, только тихо, — предупредил Кой-Кой, в прыжке отрубив нелюди хвост. — Бронзовая стража не потерпит огнепоклонника.

— А как же от них отбиваться? Пальцем? — ощерился Рахмани.

Лишившись хвоста, приземистый житель подземелий тут же принялся отращивать следующий. Его тощего приятеля перевертыш с левой руки разрубил пополам.

— Эхма, кутерьма! — кто-то грузный и страшно вонючий прыгнул Саади на спину. Охотник почувствовал, как острые клыки безуспешно пытаются прокусить брамицу. Он дважды ударил позади себя кинжалом — никакой реакции, кроме утробного хохота. Мертвецов не пугала даже заговоренная сталь Кой-Коя.

Перевертыш умело дрался своими фамильными голубыми кинжалами, ни на миг не прекращая защищать своего нанимателя. Каждый его удар попадал в цель, во все стороны летели ошметки, с хрустом ломались полусгнившие кости. Однако на смену упавшим поднимались новые бойцы.

— Дом Саади, их не берет ни сталь, ни бронза, нужны заклинания Матери мертвых.

— Я не колдун, ты же знаешь! Ах, дьявол, получай!.. И ты — тоже, на тебе, скотина! Ты же знаешь, Кой-Кой, что человек, не рожденный магом, сгорит за пару месяцев, если начнет творить формулы…

— Тогда бей их огнем!

— Ты говорил мне, что во время бронзовой стражи…

— Во время любой стражи тебе не стоит обнаруживать себя, — простонал перевертыш, растекаясь лужей под клыками очередной бестии, — твой брат-огонь пострашнее любой магии. Но сейчас… ах, ты, гад!.. сейчас не до споров, нас просто сожрут!

Рахмани кинул запасной меч в ножны, сосредоточился, призывая покровителя. На пару песчинок ветер стих, прекратились шипение и хохот, момо отпрянули назад, словно почуяв опасность.

Но ненадолго.

Мгновение — и они с хохотом ринулись на беззащитного, как им показалось, человека.

Рахмани выкинул впереди себя ладони. Четверо ближайших мертвецов вспыхнули жирными факелами, прочие с воем подались назад. Рахмани бросился на помощь Кой-Кою. Перевертыш был ранен в трех местах, он держался из последних сил, используя фамильную магию.

— Со мной… все в порядке… береги мешок…

Они снова подбирались, ползли под землей, расталкивали замшелые камни. А из черного зева склепа собиралось выбраться на свет нечто отвратительное. Оно еще не дотянулось до верхних ступеней, но у Саади начали искрить пальцы и волосы, как всегда случалось перед встречей с необычайно сильной магией.

— По поющим нитям твоим, по спирали бесконечных миров твоих, проведи меня верного…

На изрытой тропе возник очередной холмик. Тяжело дыша, перевертыш и человек прижались друг к другу спинами. Голубые серпы на локтях Кой-Коя были наполовину изгрызены, точно их поел древоточец.

— Аша Вашихта, премудрый, дважды по сорок раз шепчу я славу именам посвященным, проведи и направь меня, верного…

Человек успел чуть раньше. Золотая гудящая стена огня опередила гнилостный ледяной выдох болота. Воющий хор голосов забился на высокой ноте. Рахмани разворачивался, исступленно выкрикивая слова молитвы. Его руки превратились в молнии. Брат-огонь рвался наружу с той первобытной яростью, с какой гулял по твердям десятки тысяч лет назад, когда никто не мог его остановить, кроме воды…

Поток синего пламени с ревом заткнул перекошенную пасть склепа, ворвался внутрь, выжигая себе путь среди подземных лабиринтов. Раскалившиеся камни крошились и оседали с криками боли, почти как живые…

— Достаточно, хватит, хватит, дом Саади!

Рахмани ослабил напор.

Кой-Кой еле успел подхватить свою поклажу и серебряную клетку, чтобы они не угодили в пламя. В радиусе сорока локтей от тропы не уцелело ничего. Болотная вода вскипела, мрамор усыпальниц оседал порошком. Жирная копоть хлопьями опускалась на тлеющую землю. Дотла выгорели корявые деревья, кусты и папоротники. Тропинки между надгробий спеклись в блестящую корку. От момо осталось несколько жалких кучек золы. Дальше, за гранью сплошного пожарища, брат-огонь с ревом пожирал все, до чего мог дотянуться. Кренились полусгнившие кресты, раскалывались мраморные изваяния, у химер отпадали крылья и головы. Искусственные холмы оседали со стоном, окончательно погребая под собой то ли живых, то ли мертвых обитателей. От жара у самого Рахмани затлели брови.

— Кто здесь играет с огнем?

Рахмани еле сумел сдержаться. В голубом свете рябой луны, сияя бронзой, высились четыре стражника. Двухголовый пес беспокойно принюхивался к золе. Зеркальная чаша на локте крайнего стражника роняла скупые серебряные слезы.

— Клетка? Вольный охотник? — грозно спросил командир стражи. — Забирай свое барахло, ты пойдешь с нами, — не дожидаясь возражений, циклоп повернулся и зашагал через кусты.

— Покорись, дом Саади. Любое сопротивление страже оборачивается здесь на себя. И молись, чтобы они меня не заметили, — вполголоса произнес плащ, уютно устраиваясь на широких плечах молодого парса.