Охота за «Красным Октябрём»

Бухта Окракок

Ночь была безлунной. Караван из трех кораблей вошёл в бухту со скоростью пять узлов сразу после полуночи, чтобы воспользоваться особо высоким сизигийским[39] приливом. Первой шла «Поги», потому что у неё была наименьшая осадка, за ней следовал «Красный Октябрь», и замыкал процессию «Даллас». На постах береговой охраны по обеим сторонам бухты находились морские офицеры, сменившие «береговиков».

Райану разрешили подняться на вершину рубки — благородный жест Рамиуса, должным образом оценённый Райаном. После восемнадцати часов, проведённых внутри «Красного Октября», Джек испытывал лёгкий приступ клаустрофобии, и ему было приятно снова увидеть мир — даже если этот мир представлял собой всего только тёмное пустое пространство. На «Поги» горел лишь тусклый красный свет, который исчезал, стоило посмотреть на него дольше нескольких секунд. Райан видел перистую дымку, поднимающуюся от воды, и звезды, играющие в прятки с облаками. Резкий западный ветер, достигающий двадцати узлов, дул со стороны моря.

Бородин отдавал короткие односложные команды, ведя субмарину по каналу, который приходилось углублять каждые несколько месяцев, несмотря на огромный мол, построенный у северного берега. Вести лодку было нетрудно, поскольку беспорядочная двух-трехфутовая зыбь не оказывала ни малейшего воздействия на ракетоносец водоизмещением в тридцать тысяч тонн. Райан был благодарен судьбе за это. Чёрная вода успокоилась, и, когда они вошли в прикрытое берегами пространство бухты, к ракетоносцу примчалась резиновая лодка типа «зодиак» с подвесным мотором. — Эй, на «Красном Октябре»! — донёсся голос из темноты. Райан с трудом различал серые ромбовидные очертания «зодиака», да и то лишь потому, что за его кормой вскипала белая пена.

— Позволите ответить, капитан Бородин? — спросил Райан и увидел ответный кивок. — Говорит Райан. У нас на борту двое раненых. Один в тяжёлом состоянии. Нам немедленно нужны врач и группа хирургов. Вы поняли меня?

— Двое раненых и вам нужен врач, поняли. — Райану показалось, что он видит фигуру человека, держащего что-то у лица и слышит треск радиопередачи. Впрочем, на ветру различить это было трудно. — О'кей. Врач вылетает к вам, «Красный Октябрь». На «Далласе» и «Поги» есть санитары. Они могут оказать помощь?

— И как можно быстрей! — тут же ответил Райан.

— Понятно. Следуйте за «Поги» ещё две мили и ждите.

«Зодиак» стремительно развернулся и исчез в темноте.

— Слава Богу, — выдохнул Райан.

— Вы есть — как это? — верующий? — спросил Бородин.

— Да, конечно. — Этот вопрос не должен был удивить Райана. — Чёрт возьми, ведь нужно верить во что-то.

— Но почему, капитан Райан? — Бородин рассматривал «Поги» в огромный ночной бинокль.

Райан задумался, прежде чем ответить.

— Видите ли, если вы ни во что не верите, то в чём смысл жизни? Это значит, что Сартр, Камю и все остальные, кто думают так же, правы — мир это хаос, жизнь бессмысленна. Я отказываюсь верить в это. Если вам нужен более разумный ответ, у меня есть пара знакомых священников, которые будут рады поговорить с вами об этом.

Бородин не ответил. Он отдал команду в микрофон на мостике, и корабль повернул на несколько градусов вправо.

Ударная подлодка «Даллас»

В полумиле за кормой «Красного Октября» Манкузо стоял на мостике, прижимая к глазам бинокль ночного видения,[40] усиливающий слабый ночной свет. Рядом, пытаясь разглядеть, что происходит впереди, напрягал зрение лейтенант Манньон.

— Боже милостивый, — прошептал Манкузо.

— Вы были правы относительно этого, шкипер, — пробормотал Манньон, его била дрожь от ночного холода и напряжения. — Откровенно говоря, я тоже не уверен, что все происходит на самом деле. Вон мчится «зодиак». — Манньон передал капитану портативное радио, используемое при швартовке.

— Вы слышите меня? — донеслось по радио с «зодиака».

— Говорите, это Манкузо.

— Когда наш друг остановится, я хочу, чтобы вы переправили на него десять человек, включая своего санитара. С русской подлодки передали, что у них двое раненых и требуется медицинская помощь. Выберите хороших моряков, капитан — русским нужно помочь с управлением. Только позаботьтесь, чтобы это были люди, умеющие держать язык за зубами.

— Вас понял. Десять человек, включая санитара. Конец связи.

Манкузо наблюдал за тем, как надувная лодка помчалась к «Поги».

— Хочешь отправиться на русский ракетоносец, Пэт?

— Ещё бы, сэр. А вы сами? — спросил Манньон. Манкузо задумался.

— Думаю, Чеймберз справится с «Далласом», всего сутки, а? — рассудительно произнёс он.

На берегу морской офицер говорил по телефону с Норфолком. Здание поста береговой охраны было заполнено почти одними офицерами. Рядом с телефонным аппаратом стояла фиберглассовая коробка скремблера, так что можно было разговаривать с КОМАТФЛОТом по кодированному каналу, гарантированному от прослушивания. Офицеры находились на посту всего два часа и должны были скоро покинуть его. Всё должно выглядеть как обычно и не привлекать внимания. Снаружи адмирал и два капитана первого ранга рассматривали тёмные очертания кораблей через приборы ночного видения. На их лицах застыло торжественное выражение, как у прихожан во время мессы.

Черри-Пойнт, Северная Каролина

Капитан третьего ранга Эд Нойз расположился в комнате отдыха врачей. Он служил в госпитале на авиабазе корпуса морской пехоты в Черри-Пойнт, Северная Каролина. Ему, квалифицированному хирургу по оказанию срочной помощи на месте происшествия, выпало дежурить три ночи, чтобы потом четверо суток на протяжении всего Рождества отдыхать. Ночь выдалась спокойной. Однако…

— Док?

Нойз поднял голову и увидел капитана морской пехоты в форме военной полиции. Врач был знаком с ним. Военная полиция доставляла в госпиталь немало пациентов, пострадавших при несчастных случаях. Нойз отложил медицинский журнал, который читал.

— Привет, Джерри. Сейчас кого-то привезут?

— Док, мне велено передать вам, чтобы вы собрали всё необходимое для срочной операции. На это у вас две минуты, затем я отвезу вас на аэродром.

— Что за операция? — Нойз встал.

— Этого мне не сказали, сэр, просто передали, что вы куда-то полетите, причём один. Я знаю только, что приказ поступил с самого верха.

— Чёрт возьми, Джерри, но я ведь должен знать, что за операция мне предстоит, чтобы собрать всё необходимое!

— Заберите все, что есть, сэр. Мне нужно доставить вас к вертолёту.

Нойз выругался и вошёл в отделение травматологии. Там его ожидали ещё два морских пехотинца. Он передал им четыре стерильных комплекта, наборы заранее упакованных инструментов. Поскольку врач не знал, какие лекарства понадобятся, то решил взять как можно больше, в том числе и две ёмкости плазмы. Капитан помог ему надеть плащ, и они поспешили к выходу, где их ожидал джип. Через пять минут джип подъехал к вертолёту «Си-стэллион», двигатели которого уже ревели.

— Что происходит? — поинтересовался Нойз у полковника дивизионной разведки, стараясь понять, куда делся сержант, обычно руководящий погрузкой.

— Полетим над заливом, — объяснил полковник. — Нам нужно высадить вас на подлодке, где есть раненые. Вам будут помогать два санитара. Это все, что мне известно. О'кей?

Нойзу оставалось только согласиться — иного выбора не было.

«Си-стэллион» взлетел сразу же, как только задвинулась дверца. Нойзу не раз приходилось летать в этих вертолётах. Он сам налетал двести часов за штурвалом вертолёта и триста — самолёта. Нойз относился к той категории врачей, которые слишком поздно поняли, что профессия лётчика не менее привлекательна, чем профессия врача. Он старался летать всякий раз, когда представлялась такая возможность, и часто оказывал медицинскую помощь членам семей пилотов, позволяющих ему сидеть на заднем сиденье «фантома» во время тренировочных полётов. На этот раз он заметил, что «Си-стэллион» летит не на крейсерской, а на предельной скорости.

Залив Памлико

«Поги» остановилась примерно в то время, когда вертолёт поднялся с аэродрома Черри-Пойнт. «Красный Октябрь» повернул на правый борт и остановился рядом, к северу от неё. Их примеру последовал и «Даллас». Через минуту у борта «Далласа» вновь появился «зодиак», он медленно подошёл к русскому ракетоносцу, до предела нагруженный людьми.

— Эй, на «Красном Октябре»!

На этот раз отозвался Бородин. Он говорил по-английски с акцентом, но вполне понятно.

— Кто вы?

— Я — Барт Манкузо, командир ударной подлодки «Даллас». Со мной наш санитар и несколько членов моей команды. Прошу разрешения подняться на борт, сэр.

Райан заметил гримасу на лице старпома. Бородину впервые пришлось на деле столкнуться с последствиями происшедшего, и было трудно ожидать, чтобы он не испытывал некоторых колебаний.

— Разрешаю — да, разрешаю.

«Зодиак» подошёл к выпуклому борту ракетоносца. Из надувной лодки на палубу поднялся матрос и закрепил носовой фалинь.[41]

За ним последовали десять человек, причём один из них направился прямиком к рубке.

— Капитан? Я — Барт Манкузо. Мне передали, что у вас на борту есть раненые.

— Да, — кивнул Бородин. — Это наш командир и английский офицер, у обоих огнестрельные ранения.

— Огнестрельные ранения? — удивился Манкузо.

— Поговорим об этом позже, — резко вмешался Райан. — Пусть ваш специалист займётся ими.

— Конечно. Где люк?

Бородин что-то скомандовал в микрофон, и через несколько секунд на палубе, у основания рубки, появился свет.

— У нас не врач, а всего лишь опытный санитар. Он — прекрасный специалист. Через пару минут сюда доставят санитара с «Поги». Кстати, а вы кто такой? — Манкузо посмотрел на Райана.

— Это шпион, — ответил Бородин, не скрывая иронии.

— Джек Райан.

— А вы?

— Капитан второго ранга Василий Бородин. Я — как это называется — старший помощник, да? Заходите в боевую рубку, капитан. Извините меня, мы все очень устали.

— Не вы одни, — улыбнулся Манкузо.

В рубке было тесно. Манкузо сел на комингс.

— Капитан, хочу сказать, что за вами было очень трудно следить. Считайте это комплиментом вашему профессиональному мастерству.

Слова Манкузо вызвали совсем не ту реакцию, которой ожидал командир американской подлодки.

— Вы следили за нами? Но каким образом?

— Я доставил сюда парня, который сумел сделать это. Можете поговорить с ним.

— Что будем делать дальше?

— Нам передали с берега приказ принять врача и затем погрузиться. Далее будем ждать дальнейших указаний. На это потребуются сутки, может быть, двое. Думаю, всем нам отдых пойдёт на пользу. После этого мы доставим вас в хорошее безопасное место, и я лично угощу вас самым лучшим итальянским ужином, который вы когда-нибудь могли отведать. — Манкузо улыбнулся. — У вас в России есть итальянские рестораны?

— Нет, и если вы привыкли к хорошей пище, питание на «Красном Октябре» может вам не понравиться.

— Попробуем исправить положение. Сколько людей у вас на борту?

— Двенадцать. Десять советских офицеров, один англичанин и вот этот шпион. — Бородин с холодной улыбкой посмотрел на Райана.

— О'кей. — Манкузо сунул руку в карман и достал портативное радио. — Говорит Манкузо.

— Я на связи, шкипер, — отозвался Чеймберз.

— Приготовьте пищу для наших друзей. Двадцать пять человек, в расчёте на двое суток. Пришлите хорошего кока. Уолли, я хочу как следует покормить этих парней. Понятно?

— Слушаюсь, шкипер. Конец связи.

— У нас хорошие коки, капитан. Жаль, что мы не встретились на прошлой неделе. У нас была лазанья, в точности как готовила моя мама. Не хватало только кьянти.

— У них есть водка, — заметил Райан.

— Только для шпионов, — сказал Бородин. Через два часа после перестрелки Райана начало трясти, и Бородин дал ему водки из медицинских запасов. — Нам говорили, что на ваших подлодках очень уж балуют подводников.

— Пожалуй, — кивнул Манкузо. — Но мы проводим под водой шестьдесят-семьдесят суток за один выход в море. Это ведь трудно для команды, правда?

— Давайте спустимся вниз, — предложил Райан.

Все согласились. Становилось холодно.

Бородин, Райан и Манкузо спустились вниз и увидели, что, как и раньше, американцы собрались на одной стороне центрального поста, а напротив стояла группа русских офицеров. С появлением капитана Манкузо обстановка стала более оживлённой.

— Капитан Бородин, вот этот парень, который сумел найти вас. Подойди сюда, Джоунзи.

— Это оказалось совсем непросто, — возразил Джоунз. — Можно заглянуть в ваш гидролокационный отсек?

— Бугаев. — Бородин подозвал к себе корабельного офицера электронной службы. Советский капитан-лейтенант повёл американского акустика на корму.

Джоунз обвёл взглядом оборудование гидролокационного поста. «Каменный век», — пробормотал он. На всех приборах виднелись вентиляционные жалюзи для охлаждения. Господи, подумал Джоунз, неужели они до сих пор пользуются электровакуумными лампами? Он достал из кармана отвёртку и решил убедиться в этом.

— Вы говорите по-английски, сэр? — спросил акустик.

— Да, немного.

— Можно посмотреть на коммутационные схемы вот этих приборов?

Бугаев недоуменно покачал головой. Ещё ни один рядовой матрос — только однажды его мичман — не интересовался коммутационными схемами. Он снял папку со схемами с полки на передней переборке.

Джоунз сравнил кодовый номер прибора, который ему захотелось проверить, с соответствующим разделом в папке. Развернув схему, он с облегчением понял, что омы остаются омами во всём мире. Затем провёл пальцем по странице и снял лицевую панель, чтобы заглянуть внутрь.

— Каменный век, мегакаменный век до предела! — Джоунз был настолько потрясён, что заговорил на профессиональном слэнге.

— Скажите, а что такой «мегакаменный век»?

— О-о, извините, сэр, это выражение, которым мы пользуемся на флоте. Я не знаю, как перевести его на русский. — Джоунз подавил улыбку и снова склонился над схемой. — Сэр, вот это маломощная установка, работающая на высокой частоте, верно? Вы используете её для поиска мин и тому подобного?

Теперь потрясение испытал Бугаев.

— Вас обучали, как обращаться с советским оборудованием? — спросил он.

— Нет, сэр, но я много слышал о нём. — Разве это не очевидно? — подумал Джоунз. — Это установка, работающая на высокой частоте, для неё требуется мало энергии. Для чего же ещё можно её использовать, сэр? Значит, это маломощный прибор на частотной модуляции, используемый для поиска мин, работы подо льдом и при швартовке, верно?

— Верно.

— У вас есть «гертруда», сэр?

— «Гертруда»?

— Подводный телефон, сэр, для переговоров с другими лодками. — Почему этот парень ничего не знает?

— А-а, да, но он находится в центральном посту, и к тому же он не в порядке.

— Понятно. — Джоунз снова посмотрел на схему. — Мне кажется, что я смогу смонтировать на этой крошке модулятор и превратить её в «гертруду». Может оказаться полезным. Как вы думаете, ваш шкипер разрешит это?

— Я спрошу его. — Он ожидал, что Джоунз останется в гидропосту, но молодой акустик пошёл следом за ним в центральный пост. Капитан-лейтенант рассказал о предложении акустика Бородину, а Джоунз тем временем говорил с Манкузо.

— У них небольшой прибор на частотной модуляции, похожий на старые «гертруды», которыми мы пользовались в школе акустиков. У нас есть запасной модулятор, и я смогу, наверно, без труда смонтировать его минут за тридцать, — объяснил акустик.

— Вы не возражаете, капитан Бородин? — спросил Манкузо. Бородину казалось, что события развиваются слишком быстро, несмотря на то что предложение было вполне разумным.

— Да, пусть он займётся этим.

— Шкипер, сколько времени мы останемся здесь? — спросил Джоунз.

— День-другой. А почему это тебя интересует?

— Видите ли, сэр, в этой лодке вроде бы недостаёт вещей, необходимых для удобства людей. Может быть, перевезти сюда телевизор и видеомагнитофон? Пусть русские приятно проведут время, понимаете, устроим им как бы поездку по Соединённым Штатам.

Манкузо рассмеялся. Им хотелось узнать о русском ракетоносце как можно больше, но впереди у них много времени, а предложение Джоунза могло заметно ослабить напряжённость между русскими и американцами.

— Действуй, только возьми его из кают-компании.

— Понял, шкипер.

Через несколько минут «зодиак» доставил санитара с «Поги», и Джоунз отправился на «Даллас». Постепенно офицеры начали разговаривать между собой. Двое русских пытались побеседовать с Манньоном и с любопытством смотрели на его волосы. Они ещё никогда не видели чернокожего.

— Капитан Бородин, мне приказано взять из центрального поста какой-нибудь предмет, который можно было бы опознать как принадлежащий вашему кораблю. — Манкузо ткнул пальцем. — Можно снять вот этот указатель глубины? Я поручу одному из своих людей поставить запасной с нашей лодки. — Он заметил на приборе отчеканенный инвентарный номер.

— Зачем?

— Не имею представления, но таков приказ.

— Валяйте, — ответил Бородин.

Манкузо приказал одному из своих старшин взяться за дело. Старшина достал из кармана разводной гаечный ключ и отвинтил гайку, удерживающую циферблат со стрелкой.

— Он чуть больше нашего, шкипер, совсем немного, так что я смогу поставить на его место наш глубиномер. По-моему, у нас есть запасной. Я поверну его в противоположную сторону и сделаю разметку в метрических единицах.

Манкузо передал ему портативный радиопередатчик.

— Свяжись с Джоунзом и передай, чтобы он прихватил его с собой.

— Слушаюсь, шкипер. — Положив прибор на стол, старшина поставил стрелку на место.

«Си-стэллион» не рискнул совершить посадку, хотя такое искушение и появилось у пилота — палуба казалась достаточно большой. Вместо этого вертолёт завис в нескольких футах над ракетной палубой, и врач спрыгнул прямо в руки двух матросов. Через мгновение сбросили медицинские сумки, которые он взял с собой. Полковник остался в хвостовой части и задвинул дверцу. Вертолёт медленно развернулся и полетел обратно на юго-запад. Его массивный винт поднимал с поверхности воды брызги.

— То, что я видел, действительно было тем самым? — спросил пилот по внутренней связи.

— Тебе не показалось, что на ней все задом наперёд? Я считал, что у ракетоносцев пусковые установки расположены позади паруса, а тут они перед ним, верно? И ещё я заметил, что руль торчит за парусом, а значит, на корме, — недоуменно отозвался второй пилот.

— Это была русская подлодка! — сказал пилот.

— Что? — Посмотреть ещё раз было уже поздно, вертолёт находился в двух милях от ракетоносца. — Но парни, которые стояли на палубе, не были русскими.

— Вот ведь сукин сын! — изумлённо выругался майор. — Верно! — С ума сойти, а рассказать об этом он никому не сможет. Полковник из отдела разведки объяснил все чётко и ясно: «Вы ничего не видели, ничего не слышали, ни о чём не помните, и потому не вздумайте говорить с кем-нибудь».

— Я — доктор Нойз, — представился капитан третьего ранга. Они находились в центральном посту. Нойз впервые оказался на подводной лодке и с любопытством оглядывался вокруг. Все стены помещения занимали приборы, причём надписи на них были не на английском. — Что это за корабль?

— «Красный Октябрь», — ответил подошедший Бородин. На кокарде его фуражки сверкала красная звезда.

— Что здесь происходит, черт побери? — потребовал объяснения Нойз.

— Док, — Райан взял его за руку, — на корме два ваших пациента. Почему бы вам сначала не заняться ранеными?

Нойз последовал за ним в медпункт.

— И всё-таки, что все это значит? — спросил он уже спокойнее.

— Русские только что потеряли подводную лодку, — объяснил Райан, — и теперь она принадлежит нам. Но если вы вымолвите об этом хотя бы слово…

— Я слышу вас, но не могу поверить.

— Вам и не нужно верить. Я знаю, вы хирург, но в чём специализируетесь?

— Грудная хирургия.

— Отлично. — Райан вошёл в медпункт. — Вот человек с огнестрельным ранением, который нуждается в срочной помощи.

На столе лежал обнажённый Уилльямз. Вошёл матрос с сумками медикаментов. На «Красном Октябре» оказался запас замороженной плазмы, и два санитара уже ввели лейтенанту двойную дозу. Дренажная трубка была уже на месте.

— Ранение груди девятимиллиметровой пулей, — объяснил один из санитаров, после того как представился сам и представил своего коллегу. — Мне сказали, что дренажная трубка была введена десять часов назад. Рана в голову не столь серьёзна, хотя и выглядит плохо. Правый зрачок немного расширен, но это не опасно. А вот с грудью дело обстоит плохо. Послушайте, как он дышит, доктор.

— Показания? — Нойз искал в сумке свой стетоскоп.

— Пульс нитевидный, сто десять. Кровяное давление восемьдесят на сорок.

Нойз прослушал грудь Уилльямза стетоскопом и нахмурился.

— Рана рядом с сердцем. У него левый травматический пневмоторакс. Там скопилось не меньше кварты жидкости и, судя по его дыханию, развивается застойная недостаточность. — Нойз повернулся к Райану. — Вам лучше уйти. Понадобится вскрыть грудную клетку.

— Примите все меры, доктор. Это хороший человек.

— Все хорошие, — заметил Нойз, снимая китель. — Давайте мыть руки, парни.

Райан подумал, поможет ли молитва. Похоже, у Нойза была хватка хирурга. Райан надеялся, что так оно и есть на самом деле. Он заглянул в капитанскую каюту, где после всех введённых лекарств спал Рамиус. Рана в ноге перестала кровоточить. Судя по всему, санитары приняли меры. Нойз займётся им после того, как прооперирует Уилльямза. Райан вернулся в центральный пост.

Бородин чувствовал, что он больше не командир, и это ему не нравилось, хотя он испытывал от этого какое-то облегчение. Две недели постоянного напряжения да ещё перемена планов и нервное потрясение, связанное с перестрелкой, подействовали на капитана сильнее, чем он мог ожидать. Положение казалось ему не особенно приятным — американцы старались вести себя предельно корректно, но всё же подавляли русских своей оперативностью. Единственное, что утешало, — офицерам «Красного Октября» больше не угрожала опасность.

Через двадцать минут вернулся «зодиак». На борт ракетоносца поднялись два матроса, чтобы разгрузить доставленные мороженые продукты и помочь Джоунзу с его электронным оборудованием. Потребовалось несколько минут, чтобы уложить все по своим местам, и матросы, которые понесли продукты в носовые отсеки, вернулись потрясёнными — в морозильнике они обнаружили два мёртвых тела и один труп, превратившийся в глыбу льда. Пока не было времени отправить на берег убитых в перестрелке.

— Привёз все, что нужно, шкипер, — доложил Джоунз, передавая старшине глубиномер.

— А это что? — спросил Бородин.

— Это, капитан, модулятор, чтобы изготовить «гертруду». — Джоунз показал небольшую коробку. — А остальное — цветной телевизор, видеомагнитофон и несколько видеокассет. Шкипер решил, что вам всем неплохо расслабиться, познакомиться с нашей страной, понимаете?

— Видеокассеты — это фильмы? — Бородин покачал головой. — Фильмы, как в кино?

— Да-да, — улыбнулся Манкузо. — Что ты привёз, Джоунзи?

— Сэр, я привёз «Инопланетянина», «Звёздные войны», «Большого Джейка» и «Хондо». — Джоунз был явно тенденциозен при выборе, чтобы продемонстрировать русским определённые стороны американской жизни.

— Примите мои извинения, капитан. У нашего акустика своеобразный вкус, — улыбнулся Манкузо.

Сейчас Бородин удовлетворился бы и «Броненосцем Потёмкиным». Он с трудом стоял на ногах от усталости.

В корму поспешил кок с охапкой продуктов в руках.

— Кофе будет готов через несколько минут, сэр, — сообщил он Бородину по пути в камбуз.

— Нельзя ли чего-нибудь посущественней? — попросил Бородин. — Мы весь день ничего не ели.

— Приготовьте пищу! — крикнул Манкузо в сторону кормы.

— Слушаюсь, шкипер. Вот только разберусь с этим камбузом.

— Двадцать минут, сэр, — посмотрел на часы Манньон.

— Мы взяли на борт всё, что может потребоваться?

— Да, сэр.

Джоунз подсоединил провод, накоротко обходящий регулятор импульсов в акустическом усилителе, к модулятору. Всё было даже проще, чем он ожидал. Он взял с «Далласа» микрофон и теперь подключил его к акустической системе, прежде чем подать питание. Пришлось подождать несколько секунд, пока прогреется аппаратура. Джоунзу не приходилось видеть столько электровакуумных ламп с тех самых пор, как он много лет назад ездил вместе с отцом ремонтировать телевизоры.

— «Даллас», это Джоунзи, слышите меня?

— Слышим, — донеслось в ответ, нечётко, как в радиотакси, но вполне различимо.

— Спасибо. Конец связи. — Акустик выключил импровизированный подводный телефон. — Видите, как просто?

Неужели это рядовой матрос? И даже не знакомый с советскими приборами? Ни черта себе, подумал офицер-электронщик «Красного Октября». Ему и в голову не пришло, что этот прибор почти ничем не отличался от устаревшей американской системы с частотной модуляцией. — Сколько лет вы служите акустиком?

— Три с половиной, сэр. Я поступил на флот сразу после того, как меня выставили из колледжа.

— И всем этим вы овладели за три года? — недоуменно спросил капитан-лейтенант.

— Что в этом трудного? — пожал плечами Джоунз. — Я занимался радиотехникой с мальчишеских лет. Не будете возражать, если я включу музыку, сэр?

Джоунз решил проявить особое внимание к русскому. У него была единственная кассета с записью русской музыки — сюита из «Щелкунчика», и он привёз её с собой вместе с записями Баха. Молодой акустик любил слушать музыку, копаясь в электронных схемах. И вот теперь предвкушал блаженство. Перед ним были разложены схемы всех русских акустических устройств, к которым он прислушивался в течение трех лет, и масса времени, чтобы разобраться в них. Бугаев с изумлением наблюдал, как пальцы Джоунза под музыку Чайковского пробегают по страницам с интегральными схемами.

— Пора погружаться, — напомнил Манньон в центральном посту.

— Да. С вашего разрешения, капитан Бородин, я помогу вашим офицерам открыть клапаны. Проверим… все люки и лазы задраены. — На пульте погружения, заметил Манкузо, использовалась такая же система сигнальных и аварийных лампочек, как и на американских подлодках.

Он ещё раз все проверил. Батлер и четверо его самых опытных старшин уже занимались атомным «чайником» в кормовом отсеке. Принимая во внимание обстановку, всё выглядело неплохо. Только если офицеры «Красного Октября» вдруг передумают, это может коренным образом изменить положение. Однако «Даллас» будет вести непрерывное акустическое наблюдение за подводным ракетоносцем. Если «Красный Октябрь» начнёт двигаться со своим преимуществом в скорости в десять узлов, «Даллас» успеет перекрыть ему выход из залива.

— Мне кажется, капитан, мы готовы к погружению, — сказал Манкузо.

Бородин кивнул и дал сигнал к погружению. Гудок оказался таким же, как и на американских подводных лодках. Манкузо, Манньон и один из русских офицеров занимались сложной системой клапанов, позволяющих заполнить цистерны. «Красный Октябрь» начал медленное погружение. Через пять минут он покоился на дне залива, под семьюдесятью футами воды над вершиной рубки.

Белый дом

В три часа утра Пелт позвонил в советское посольство.

— Алекс, это Джеффри Пелт.

— Как поживаете, доктор Пелт? Позвольте выразить искреннюю благодарность от имени советского народа и от себя лично за спасение нашего матроса. Несколько минут назад мне сообщили, что он пришёл в сознание и врачи надеются на его полное выздоровление.

— Да, мне тоже сообщили об этом. Между прочим, как его зовут? — Пелт пытался понять, разбудил он советского посла или нет. Судя по голосу, Арбатов не спал.

— Андрей Катышкин, старшина первой статьи, повар, родом из Ленинграда.

— Да, теперь вспомнил. Алекс, мне передали, что нашему спасательному судну «Пиджен» удалось снять почти всю команду с ещё одной советской субмарины недалеко от Каролинских островов. Её название, по-видимому, «Красный Октябрь». Это хорошая новость, Алекс. А плохая заключается в том, что лодка взорвалась и затонула до того, как нам удалось спасти остальных. Погибли почти все ваши офицеры и двое наших.

— Когда это случилось?

— Вчера, ранним утром. Извини, что не сумел сообщить раньше, но на «Пиджене» вышел из строя радиопередатчик, как мне объяснили, в результате подводного взрыва. Ты ведь знаешь, как такое случается.

— Да, конечно.

Пелт не мог не восхититься самообладанием Арбатова. В его голосе не было заметно и намёка на насмешку.

— Где они сейчас? — спросил посол.

— «Пиджен» плывёт в Чарлстон, это в Южной Каролине. Оттуда мы отправим ваших подводников самолётом прямо в Вашингтон.

— Значит, подводная лодка взорвалась? Ты уверен в этом?

— Да, один из членов её команды утверждает, что реактор вышел из строя и лодка подверглась радиационному заражению. Просто повезло, что рядом находился «Пиджен». Он шёл к побережью Виргинии, к той вашей подлодке, что затонула раньше. Мне кажется, Алекс, что вам следует обратить внимание на техническое состояние своего флота, — заметил Пелт.

— Я передам в Москву вашу рекомендацию, доктор, — сухо ответил Арбатов. — Вы можете сказать мне, где это случилось?

— Я могу оказать вам даже более реальную помощь. Мы высылаем туда корабль с глубоководной лодкой для осмотра обломков. Если хотите, можете послать своего офицера в Норфолк, и мы переправим его на корабль, чтобы он сам мог убедиться в случившемся. Это вас устраивает?

— Вы говорите, что потеряли двух своих офицеров? — Арбатов старался выиграть время, удивлённый столь великодушным предложением.

— Да, офицеры со спасательного судна. Зато нам удалось спасти сто ваших моряков, Алекс, — произнёс Пелт, словно оправдываясь. — Это что-нибудь да значит.

— Действительно, доктор Пелт. Я запрошу Москву. Как только получу ответ, сразу свяжусь с вами. Вы будете у себя в кабинете?

— Совершенно верно. До свиданья, Алекс. — Пелт положил трубку и посмотрел на президента. — Вы считаете, все прошло хорошо, босс?

— Побольше искренности. Джефф. — Президент вытянулся в кожаном кресле. Поверх пижамы на нём был халат. — Ты считаешь, они клюнут на приманку?

— Клюнут. Русские обязательно захотят убедиться в гибели своего ракетоносца. Вопрос в другом — удастся ли нам обмануть их?

— По мнению Фостера — удастся. Все кажется вполне реальным.

— Гм-м. Ну что ж, во всех случаях мы получили их ракетоносец, — заметил Пелт.

— Да. Думаю, сообщение об агенте ГРУ было ошибочным, в противном случае они отправили бы его вместе со всеми. Мне нужно увидеть капитана Рамиуса. Господи! Надо же так напугать всех аварией реактора. Немудрёно, что ему удалось отправить всю команду с подлодки!

Пентагон

Скип Тайлер откинулся на спинку кресла в кабинете командующего морскими операциями, пытаясь расслабиться. Пост береговой охраны при входе в залив был оборудован телевизионной камерой, способной вести съёмку при плохом освещении. Заснятую видеокассету доставили вертолётом в Черри-Пойнт и оттуда на реактивном истребителе «фантом» переправили на авиабазу Эндрюз. Теперь она была у курьера, автомобиль которого только что остановился у главного входа в Пентагон.

— У меня пакет, который я должен лично передать адмиралу Фостеру, — заявил энсин, спустя несколько минут. Секретарь показал на дверь кабинета.

— Доброе утро, сэр! Это для вас, сэр. — Энсин передал Фостеру запечатанную кассету.

— Спасибо. Можете идти.

Фостер вставил кассету в видеомагнитофон. Телевизор был уже включён, и изображение появилось на экране через несколько секунд.

Тайлер стоял рядом с командующим и ждал, пока адмирал отрегулирует изображение.

— Ничего себе… — пробормотал он.

— Ничего себе, — согласился Фостер.

Изображение, мягко говоря, было паршивым. Телевизионная камера ночного видения не может дать чёткого изображения, потому что одновременно усиливает и окружающий свет, так что многие детали кажутся размытыми. Но и того, что они увидели, было достаточно: огромный подводный ракетоносец, парус которого был сдвинут в сторону кормы значительно дальше, чем обычно у западных подлодок. Рядом с ним «Поги» и «Даллас» казались карликами. В течение пятнадцати минут оба молча смотрели на экран. Если бы изображение постоянно не дёргалось, снятый фильм был бы таким же интригующим, как испытательная картинка на телевизионном экране.

— Ну вот, — произнёс Фостер, когда фильм закончился, — мы заполучили русский подводный ракетоносец.

— Неужели он действительно у нас? — улыбнулся Тайлер.

— Скип, вас ведь должны были назначить командиром «лос-анджелеса»?

— Да, сэр.

— Мы в долгу перед вами, капитан, в неоплатном долгу за все это. Недавно я решил проверить и выяснил, что офицера, пострадавшего при исполнении служебных обязанностей, не обязательно увольнять в отставку, за исключением тех случаев, когда он явно не в состоянии исполнять свои обязанности. Несчастный случай при возвращении со своей лодки относится, мне кажется, именно к первой категории. У нас уже были командиры подводных лодок, у которых не хватало ноги. Я сам пойду к президенту с просьбой, сынок. Понадобится год работы, чтобы восстановить утраченные навыки, но, если вы все ещё хотите стать командиром подводной лодки, клянусь Господом, я добьюсь этого.

У Тайлера подогнулись колени. Придётся изготовить новый протез, о чём он и без того думал уже несколько месяцев, и затем пройдёт несколько недель, прежде чем он привыкнет к нему. Затем год — целый год — работы по восстановлению навыков, необходимых для того, чтобы снова выйти в море…

— Спасибо, адмирал. — Тайлер покачал головой. — Вы не представляете, как много ваше предложение значит для меня. Но я вынужден отказаться. Все уже позади. У меня другая жизнь, другие обязанности, и я не хочу занимать чьё-то место. Знаете что, разрешите мне осмотреть этот ракетоносец — и мы в расчёте.

— Это я вам гарантирую. — Фостер надеялся именно на такой ответ, был почти уверен в нём. А жаль. Тайлер, подумал адмирал, мог бы стать отличным кандидатом на адмиральские звезды, если бы не нога. Ну что ж, никто не утверждает, что жизнь — справедливая штука.

Подводный ракетоносец «Красный Октябрь»

— Похоже, что все у вас идёт как надо, — заметил Райан. — Никто не возражает, если я придавлю ухо где-нибудь?

— Придавлю ухо? — недоуменно спросил Бородин.

— Посплю.

— А-а, понятно. Займите каюту доктора Петрова, напротив медпункта.

По пути на корму Райан заглянул в каюту Бородина и нашёл там бутылку водки, которую старпом в своё время «освободил» из медицинских запасов. Напиток был безвкусным, хотя и достаточно приятным. Койка Петрова была узкой и жёсткой, но Райана это уже не беспокоило. Он сделал несколько глотков и лёг на койку, не снимая формы, которая приобрела такой вид, что ей уже ничто не могло повредить. Через пять минут он крепко спал.

Исследовательская подлодка «Си-клифф»

Лейтенант Свен Джонсен обратил внимание, что система очистки воздуха работает недостаточно хорошо. Продлись насморк ещё несколько дней, и он не заметил бы этого. «Си-клифф» только что миновал отметку в десять тысяч футов, и заниматься такими мелочами они будут уже после того, как всплывут на поверхность. Опасности в этом не было — система жизнеобеспечения имела не меньше резервных устройств, чем космический «шаттл». Это вызывало лишь лёгкое раздражение.

— Мне ещё не доводилось опускаться на такую глубину, — небрежно заметил капитан Игорь Каганович.

Доставить его сюда оказалось не так-то просто. Сначала пришлось перебросить капитана с «Киева» на «Тараву» вертолётом «хеликс», затем флотский вертолёт «си-кинг» доставил его в Норфолк. Далее он перелетел на другом вертолёте на корабль ВМФ США «Остин», который со скоростью двадцать узлов шёл к точке с координатами 33 градуса северной широты и 75 градусов западной долготы. «Остин» представлял собой док для десантных кораблей — большое судно, на корме которого находилась крытая камера. Обычно он использовался для десантных судов, но сегодня там находился «Си-клифф» — специальная подлодка, рассчитанная на глубоководные погружения, с экипажем из трех человек. Её пришлось доставить самолётом из Вудс-Хола,[42] штат Массачусетс.

— К этому надо привыкнуть, — согласился Джонсен, — но после тут уже глубина не имеет значения — пятьсот футов или десять тысяч. Погибнешь от трещины в корпусе одинаково быстро, только в последнем случае останется меньше обломков для следующей подлодки, которая будет пытаться обнаружить останки.

— Продолжайте в таком же радостном духе, сэр, — сказал помощник механика первого класса Джесс Овертон. — Что там на гидролокаторе?

— Пока ничего, Джесс.

Джонсен плавал с помощником механика уже два года. «Си-клифф» был их детищем — особо прочная исследовательская подводная лодка, которой обычно пользовались для океанографических работ, включая установку или ремонт датчиков СГАН. На такой подлодке с экипажем в три человека нет места строгой дисциплине. Овертон не был особенно образованным или разговорчивым человеком, а если уж разговорчивым, то не слишком вежливым. Зато в управлении миниподлодкой ему не было равных, и тут Джонсен вполне доверял Овертону. На долю лейтенанта выпало общее руководство операцией.

— Нужно поработать с системой очистки воздуха, — заметил Джонсен.

— Это верно. Фильтры нуждаются в замене. Я собирался заняться ими на будущей неделе. Мог бы заменить их сегодня утром, но решил, что запасная проводка в системе управления важнее.

— С этим я, пожалуй, согласен. Как слушается?

— Послушна, как девственница. — Улыбка Овертона отразилась в толстом лексане[43] иллюминатора перед его креслом. Управлять «Си-клиффом» было непросто из-за его неуклюжей формы. Создавалось впечатление, что подлодка догадывается, чего от неё хотят, только не знает, как это сделать. — Какова площадь поиска?

— Очень большая. По словам капитана «Пиджена», взрыв разбросал обломки чертовски далеко.

— Это уж точно. Глубина три мили, а течение могло унести их куда угодно.

— Название лодки «Красный Октябрь», капитан? Мне, вроде, говорили, что это ударная подлодка типа «Виктор»?

— Вы действительно так называете наши подлодки этого типа, — уклончиво ответил Каганович.

— А как у вас называется этот тип лодок? — спросил Джонсен. Ответа не последовало.

Что тут за странные тайны? — подумал Джонсен. Неужели название типа подлодок имеет какое-то значение?

— Включаю экран локатора. — Джонсен перевёл несколько систем в активный режим, и по «Си-клиффу» разнеслись импульсы высокочастотного гидролокатора, установленного на днище подлодки.

— Вижу дно, — произнёс лейтенант. На жёлтом экране очертания морского дна казались белыми.

— Из дна ничего не торчит, сэр? — спросил Овертон.

— Пока нет, Джесс.

В прошлом году они вели поиск в нескольких милях от этого района и едва не напоролись на корпус корабля «Либерти», потопленного в 1942 году немецкой подлодкой. Остатки корпуса покоились на массивном валуне, и острый нос торчал кверху. Столкновение наверняка кончилось бы трагически для подлодки, и потому оба члена экипажа теперь проявляли особую осторожность.

— О'кей, начинаю принимать импульсы, отражающиеся от чего-то. Прямо по курсу, разбросаны веером. До дна ещё футов пятьсот.

— Понял.

— Гм-м. Вот что-то большое, футов тридцати длиной, девять или десять шириной, в направлении на одиннадцать часов, расстояние триста ярдов. Сначала пойдём туда.

— Слева от нас, включаю прожекторы.

Вспыхнули полдюжины мощных прожекторов, и подлодка сразу оказалась внутри световой сферы. Вода рассеивала световую энергию, и свет проникал не дальше, чем на десять ярдов.

— Вот и дно, точно, как вы сказали, мистер Джонсен, — заметил Овертон. Он остановил спуск и проверил плавучесть. Почти идеально нейтральная, отлично. — Течение начнёт быстро истощать аккумуляторы.

— Какова его скорость?

— Узла полтора, скорее, два, в зависимости от очертаний дна. Как и в прошлом году. Думаю, что сможем маневрировать примерно час, самое большее полтора.

Джонсен согласился с механиком. Океанографы все ещё не смогли выяснить природу этих глубоководных течений, которые меняли, казалось, своё направление без всяких видимых причин. Странно. В океанских глубинах скрывается немало тайн. Поэтому-то Джонсен и решил стать океанографом, разгадать некоторые из них. Это куда интереснее, чем зарабатывать на жизнь на поверхности. Поиски на трехмильной глубине не казались Джонсену работой.

— Вижу что-то блестящее на дне прямо перед нами. Хотите, чтобы я захватил этот предмет?

— Попробуй.

Они пока не увидели блестящий предмет ни на одном из трех телевизионных мониторов «Си-клиффа», которые были направлены соответственно прямо вперёд и под углом в сорок пять градусов вправо и влево.

— О'кей. — Овертон сунул правую руку в телемеханическую перчатку «уолдо» — именно в управлении механическим манипулятором никто не мог сравниться с ним.

— Видишь, что это такое? — спросил Джонсен, крутя ручки настройки телевизионной камеры.

— Какой-то прибор. Можете выключить прожектор номер один, сэр? Его свет ослепляет меня.

— Выключаю первый. — Джонсен наклонился вперёд и щёлкнул выключателем. Прожектор номер один, дающий освещение для носовой камеры, погас.

— О'кей, бэби, постарайся не двигаться… — Левой рукой механик управлял подлодкой, а правая скрывалась в перчатке «уолдо». Теперь только он видел цель. Улыбающееся лицо Овертона отражалось в лексане иллюминатора. Его правая рука быстро двигалась.

— Готово! — торжествующе воскликнул он. Механическая рука прижала поднятый прибор с циферблатом и стрелкой к мощному магниту, прикреплённому к носу «Си-клиффа», перед тем как подлодка начала погружение из кормовой камеры «Остина». — Можете снова включить прожектор, сэр.

Джонсен включил прожектор, и Овертон поднёс свой улов к носовой телевизионной камере.

— Видно, что это?

— Похоже на глубиномер. Только не такой, как наши, — заметил Джонсен. — Узнаете, капитан?

— Да, — тут же отозвался Каганович. Он глубоко вздохнул, силясь сделать несчастное лицо. — Это один из наших приборов. Не могу рассмотреть номер, но он изготовлен в Советском Союзе.

— Положи его в корзину, Джесс.

— Одну минуту. — Механик повернул механическую руку, положил прибор в корзину, приваренную к корпусу, затем вернул манипулятор в прежнее положение. — Со дна поднимается облако ила. Давайте всплывём немного.

Когда «Си-клифф» приблизился к самому дну, струя воды, отбрасываемая гребными винтами, разметала тончайший наносный ил. Овертон увеличил питание, подаваемое на моторы, и поднялся на двадцать футов над дном.

— Сейчас лучше. Видите, какое сильное течение, мистер Джонсен? Добрых два узла. Придётся сократить срок пребывания у дна. — Было заметно, что течение гонит облако ила влево, причём довольно быстро. — А где большая цель?

— Прямо по курсу, в сотне ярдов. Давайте посмотрим, что это такое.

— Точно. Идём вперёд… Вот ещё что-то, похожее на нож мясника. Подобрать?

— Нет, пошли дальше.

— Расстояние?

— Шестьдесят ярдов. Скоро увидим её.

Оба офицера заметили предмет на телевизионном экране в тот же момент, что и Овертон. Сначала это было спектральное изображение, которое исчезало, подобно остаточному изображению на сетчатке глаза. Но тут же оно появилось снова.

Овертон догадался первым.

— Чёрт возьми! — воскликнул он.

Предмет был больше тридцати футов длиной и казался похожим на идеально круглый цилиндр. Подлодка подошла к нему сзади, они увидели кольцо и внутри него четыре конусообразных сопла, выступающих примерно на фут.

— Это ракета, шкипер, целая гребаная русская атомная ракета!

— Удерживай лодку на месте, Джесс.

— Слушаюсь. — Механик снизил скорость.

— Вы сказали, что это «Виктор», — повернулся к русскому офицеру Джонсен.

— Я ошибся. — Губы Кагановича дёрнулись.

— Давай подойдём поближе, Джесс.

«Си-клифф» двинулся вперёд, к самому корпусу ракеты. Буквы были несомненно кириллицей, хотя лодка находилась слишком далеко, чтобы рассмотреть серийный номер. Это было новое сокровище Морского царя, баллистическая ракета СС-Н-20, «морской ястреб», со своими восемью боеголовками индивидуального наведения, каждая мощностью в пятьсот килотонн.

Каганович постарался запомнить маркировку на корпусе ракеты. Его проинструктировали перед вылетом с «Киева», поскольку, являясь офицером разведки, он был лучше знаком с американским вооружением, чем с советским.

Как удачно, подумал он. Американцы позволили ему опуститься в одной из своих новейших исследовательских подлодок, и он уже запомнил расположение приборов в ней. А теперь ещё они сами выполнили порученную ему задачу. «Красный Октябрь» погиб. Оставалось только передать полученную информацию адмиралу Штральбо на «Кирове», и флот сможет уйти от американского побережья. Пусть теперь американцы ходят в Норвежское море и занимаются там своими глупыми играми. Посмотрим, кто окажется там победителем!

— Пометь это место, Джесс.

— Слушаюсь. — Овертон нажал на кнопку и выпустил акустический транспондер, который будет отзываться только на кодированный акустический сигнал американского локатора. Позднее они вернутся обратно с тяжёлым подъёмным оборудованием, захватят тросом ракету и вытащат её на поверхность.

— Это — собственность Советского Союза, — напомнил Каганович. — Она находится в международных водах и принадлежит моей стране.

— Тогда забирайте свою долбаную ракету сами — если сможете! — огрызнулся американский моряк. — Извините, мистер Джонсен.

Он, должно быть, переодетый офицер, решил Каганович.

— Мы вернёмся за ней, — сказал Джонсен.

— Вам не удастся поднять её. Она слишком тяжёлая, — возразил капитан.

— Пожалуй, вы правы, — улыбнулся Джонсен.

Каганович был не против того, чтобы американцы считали, будто одержали победу. Все могло обернуться хуже. Намного хуже.

— Будем продолжать поиски остальных обломков? — спросил он.

— Думаю, лучше вернуться назад, — решил Джонсен.

— Но вам приказали…

— Мне приказали, капитан Каганович, вести поиски погибшей ударной подлодки типа «Виктор». Вместо этого мы нашли место гибели ракетоносца. Вы обманули нас, капитан, и наша любезность на этом заканчивается. Полагаю, вы получили, что вам нужно. Позднее мы вернёмся за тем, что нужно нам.

Джонсен потянул за ручку и сбросил балласт из железных чушек. Теперь у «Си-клиффа» появилась тысяча фунтов положительной плавучести. Они больше не могли оставаться на глубине, даже если бы захотели.

— Домой, Джесс.

— Слушаюсь, шкипер.

За всё время подъёма к поверхности внутри подлодки никто не произнёс ни звука.

Корабль ВМФ США «Остин»

Час спустя капитан Каганович поднялся на мостик «Остина» и попросил разрешения послать радиограмму на «Киров». Это было согласовано заранее, в противном случае Каганович получил бы отказ. Скоро всем стало известно, что это за потонувшая подводная лодка. Советский офицер передал серию шифрованных фраз вместе с серийным номером глубиномера. С «Кирова» тут же поступило подтверждение, что донесение получено.

Овертон и Джонсен наблюдали за тем, как русский офицер поднялся на борт вертолёта, захватив с собой якобы поднятый со дна прибор.

— Не понравился он мне, мистер Джонсен. Да и фамилия его напоминает о ком-то… Но мы ведь обвели его вокруг пальца?

— Мне надо помнить, что с тобой никогда не следует играть в карты, Джесс.

Подводный ракетоносец «Красный Октябрь»

Райан проснулся, проспав шесть часов кряду. Он услышал музыку, которая показалась ему очень знакомой. С минуту он лежал на койке, пытаясь вспомнить, где её слышал, затем надел ботинки и пошёл в кают-компанию.

Это был «Инопланетянин». Райан вошёл как раз в тот момент, когда по тринадцатидюймовому экрану телевизора, стоявшего на переднем краю стола, побежали титры с именами актёров и других участников съёмок. В кают-компании сидели почти все русские офицеры и трое американцев. Кое-кто из русских вытирал глаза. Джек налил себе чашку кофе и присел у края стола.

— Понравилось?

— Прекрасный фильм! — заявил Бородин.

— Мы смотрим его уже второй раз, — усмехнулся Манньон. Один из русских офицеров быстро заговорил что-то на родном языке. Бородин перевёл его слова.

— Он спрашивает, все ли американские дети ведут себя так… свободно. Я верно говорю, Бугаев?

— Раскованно, — перевёл Бугаев, не совсем правильно, но достаточно близко.

— Я таким не был, — рассмеялся Райан, — но действие фильма происходит в Калифорнии, а жители там немного чокнутые. По правде говоря, дети обычно так себя не ведут, по крайней мере я никогда не видел этого, а у меня их двое. В то же самое время мы стараемся воспитывать детей более самостоятельными, чем это считают нужным делать советские родители.

Бородин перевёл слова Райана, а затем сообщил ответ русского офицера.

— Значит, не все американские дети такие хулиганистые?

— Только некоторые. Америка — не идеальная страна, господа. Мы допускаем немало ошибок. — Райан решил всякий раз, когда это возможно, говорить правду.

Бородин снова перевёл. На лицах присутствующих отразилось сомнение.

— Я сказал им, что фильм снят для детей и его не следует воспринимать слишком буквально. Это правильно?

— Да, сэр, — сказал Манкузо, который только что вошёл в кают-компанию. — Это детский фильм, но я смотрел его пять раз. Добро пожаловать обратно, Райан.

— Спасибо, капитан. Насколько я понимаю, у вас все идёт гладко.

— Да. Думаю, нам всем нужно было расслабиться и снять напряжение. Придётся объявить Джоунзи ещё одну благодарность. Привезти все это — отличная мысль. — Он сделал жест в сторону телевизора. — У нас масса времени для серьёзных вещей.

В кают-компанию вошёл Нойз.

— Как Уилльямз? — спросил Райан.

— Он выкарабкается. — Нойз наполнил свою чашку. — Пришлось оперировать на открытой грудной клетке. Три с половиной часа. Ранение в голову оказалось поверхностным. Обильное кровотечение, но таковы все головные ранения. А вот рана в груди едва не прикончила лейтенанта. Пуля прошла буквально в миллиметре от околосердечной сумки. Капитан Бородин, кто оказал первую помощь лейтенанту Уилльямзу?

Старпом показал на молодого офицера.

— Он не говорит по-английски.

— Скажите ему, что он спас Уилльямзу жизнь. Дренажная трубка дала лейтенанту шанс выжить. Без неё он умер бы.

— Вы уверены, что он останется жив? — снова спросил Райан.

— Разумеется, Райан. В конце концов я зарабатываю этим себе на жизнь. На выздоровление потребуется некоторое время, и будет лучше, если он попадёт в настоящий госпиталь, но сейчас все идёт нормально.

— А как капитан Рамиус? — спросил Бородин.

— С ним никаких проблем. Он всё ещё спит, так что я не спешил, зашивая ему рану. Спросите молодого человека, где он освоил правила первой помощи.

Бородин перевёл вопрос врача.

— Он говорит, что любит читать книги по медицине.

— Сколько ему лет?

— Двадцать четыре.

— Скажите ему, что, если он захочет стать врачом, я объясню, как за это взяться. Раз он уже и так знает, что нужно делать в такой ситуации, может статься, он сумеет зарабатывать этим на жизнь.

Молодой офицер выглядел польщённым и спросил, сколько зарабатывают врачи в Америке.

— Я на военной службе, так что получаю немного. Сорок восемь тысяч долларов в год, включая летнюю надбавку. На гражданке я зарабатывал бы намного больше.

— В Советском Союзе врачи получают зарплату заводского рабочего, — заметил Бородин.

— Может быть, этим и объясняется их невысокая квалификация, — пожал плечами Нойз.

— Когда капитан будет в состоянии принять на себя командование? — спросил Бородин.

— Я продержу его в постели весь день, — ответил Нойз. — Не хочу, чтобы у него снова началось кровотечение. А вот завтра он сможет двигаться, только осторожно. Нельзя чрезмерно нагружать ногу. С ним все в порядке, господа. Капитан пока ещё слаб от потери крови, но быстро оправится. — Нойз говорил с такой уверенностью, словно цитировал законы физики.

— Мы очень благодарны вам, доктор, — сказал Бородин.

— Мне платят за это, — пожал плечами Нойз. — А теперь можно задать вопрос? Что здесь происходит, черт побери?

Бородин засмеялся и перевёл вопрос врача своим товарищам.

— Мы все хотим стать американскими гражданами, — ответил он.

— И привели с собой подводную лодку? Вот это да! Сначала мне казалось, что это какое-то… не знаю, в общем что-то странное. Да, поразительная история. Впрочем, я вряд ли смогу рассказать её кому-то.

— Совершенно верно, доктор, — улыбнулся Райан. — Вряд ли.

— А жаль, — пробормотал Нойз, возвращаясь в медпункт.

Москва

— Итак, товарищ адмирал, вы докладываете нам о полном успехе? — спросил Нармонов.

— Да, товарищ генеральный секретарь, — кивнул Горшков, обводя взглядом тех, кто собрались в подземном командном пункте. Это был узкий круг лиц, правда, к ним присоединились командующие родами войск и председатель КГБ. — Начальник разведки флота адмирала Штральбо сообщил, что капитан первого ранга Каганович получил разрешение американцев спуститься к месту взрыва на борту их глубоководной исследовательской подлодки. Американцы сумели взять со дна один из приборов, уцелевших при взрыве, — глубиномер. Все приборы на лодке имели маркировку и номер поднятого глубиномера немедленно сообщили в Москву. Нет никаких сомнений, что он с «Красного Октября». Каганович увидел также баллистическую ракету, силой взрыва выброшенную из ракетоносца. Это несомненно СС-20. «Красный Октябрь» потоплен, так что мы выполнили поставленную перед нами задачу.

— По чистой случайности, товарищ адмирал, а не в соответствии с планом, — напомнил Михаил Александров. — Ваш флот не сумел обнаружить и уничтожить ракетоносец. Насколько я понимаю, у товарища Герасимова есть информация для нас.

Николай Герасимов был новым председателем КГБ. Он уже проинформировал членов Политбюро и теперь намерен был ошеломить этих павлинов в расшитых золотом мундирах. Ему хотелось увидеть их реакцию. У КГБ были свои счёты с ними. Герасимов вкратце изложил донесение, полученное от агента Кассия.

— Этого не может быть! — раздражённо произнёс Горшков.

— Не исключаю, — вежливо согласился Герасимов. — У нас тоже есть подозрение, что это — тщательно продуманная дезинформация. Сейчас наши оперативные агенты ведут её проверку. Тем не менее, есть любопытные подробности, подтверждающие эту гипотезу. Позвольте мне изложить их, товарищ адмирал.

Начнём с того, почему американцы допустили нашего офицера на борт одной из своих самых совершенных исследовательских субмарин? Затем, почему они вообще согласились сотрудничать с нами, спасли нашего матроса с «Политовского» и, более того, сообщили нам об этом? Они тут же допустили к нему наших людей. Почему? Почему не спрятать этого матроса, не использовать в своих целях и затем не избавиться от него? Сентиментальность? Не думаю. Третье. До того времени, когда они нашли матроса, их морские и воздушные силы мешали нашему флоту самым агрессивным и подчёркнутым образом. И вдруг все прекратилось, а через сутки они стали лезть из кожи вон, чтобы оказать помощь в этой операции по «поиску и спасению».

— Потому что Штральбо принял умное и смелое решение воздержаться от ответных мер, несмотря на их провокации, — ответил Горшков.

— Может быть, — вежливо кивнул Герасимов. — Это было действительно разумное решение адмирала. Для кадрового военного не так-то просто подавить свою гордость. С другой стороны, мне кажется вполне возможным, что примерно в это же время американцы получили информацию, переданную нам Кассием. Далее, я думаю, что американцы испугались нашей реакции, если бы мы заподозрили, что вся операция осуществлена Центральным разведывательным управлением. Теперь нам известно, что несколько спецслужб империалистических стран пытаются докопаться до причины действий нашего флота.

За последние два дня мы тоже с максимальной быстротой провели собственное расследование. Нам удалось выяснить, — Герасимов заглянул в лежащие перед ним документы, — что на верфи базы подводных лодок в Полярном работают двадцать девять польских инженеров, занятых главным образом в отделах технического контроля, что проверка переписки ведётся крайне слабо и что капитан Рамиус не повёл свой ракетоносец в Нью-Йорк, как он угрожал в письме, якобы написанном им товарищу Падорину, а находился в момент взрыва в тысяче километров к югу.

— Очевидно, Рамиус хотел дезинформировать нас, — возразил Горшков. — Он одновременно бросил вызов и намеренно ввёл нас в заблуждение. По этой причине мы и расположили корабли нашего флота у всех американских портов.

— И не сумели обнаружить его, — негромко бросил Александров. — Продолжайте, товарищ Герасимов.

— Независимо от того, в какой порт он якобы направлялся, — продолжил Герасимов, — в момент взрыва он находился в пятистах километрах от ближайшего, и мы уверены, что он мог добраться до любого из них, если бы отправился прямиком. Согласитесь, товарищ адмирал, вы сами проинформировали нас в своём первоначальном сообщении, что «Красный Октябрь» в состоянии достичь американского побережья за семь дней после выхода в море.

— Для этого, как я подробно объяснил на прошлой неделе, ему нужно было идти на предельной скорости. Командиры подводных ракетоносцев предпочитают поступать иначе, — сказал Горшков.

— Принимая во внимание судьбу «Политовского», я понимаю это, — заметил Александров. — Но разумнее предположить, что человек, который предал родину, бросится бежать прочь, как вор с места преступления.

— Прямо в одну из ловушек, которые мы расставили, — огрызнулся Горшков.

— Ни одна из них не принесла желаемого результата, — произнёс Нармонов.

— Я не утверждаю, что все это соответствует действительности, равно как и не говорю в данный момент, что донесение Кассия не является дезинформацией, — закончил Герасимов, стараясь говорить бесстрастно и спокойно, — но у нас достаточно косвенных доказательств для того, чтобы провести тщательное расследование всех аспектов этого дела Комитетом государственной безопасности.

— Проблемой безопасности на моих верфях занимается морская разведка и ГРУ, — сказал Горшков.

— Теперь всё будет по-другому. — Нармонов огласил решение, принятое два часа назад. — КГБ проведёт расследование этого позорного случая по двум направлениям. Одна группа проверит информацию, полученную от нашего агента в Вашингтоне. Вторая будет исходить из того, что письмо, написанное Рамиусом — якобы написанное Рамиусом, — подлинное. Если это был заговор предателей, он мог осуществиться лишь в том случае, если Рамиус сумел при существующих инструкциях и правилах сам выбирать офицеров для своего корабля. Комитет государственной безопасности доложит нам о желательности продолжать — или нет — подобную политику, о существующем уровне влияния командиров на карьеру своих офицеров и о влиянии командования на партийный контроль на флоте. Думаю, наши реформы нам следует начать с того, что надо чаще переводить офицеров с одного корабля на другой. Если офицер остаётся на одном корабле в течение длительного времени, совершенно ясно, что трудно разобраться с его лояльностью, с тем, кто на деле руководит его судьбой.

— То, что вы предлагаете, подорвёт боеготовность моего флота! — стукнул кулаком по столу адмирал Горшков. И эти слова были его ошибкой.

— Речь идёт о флоте советского народа, товарищ адмирал, — поправил его Александров. — Партийном флоте.

Горшков знал, как возникла эта идея. Нармонов все ещё нуждался в поддержке Александрова. Это укрепляло позицию генерального секретаря и ослабляло позиции многих, сидящих вокруг стола. Но чьи именно?

Падорина возмутило предложение председателя КГБ. Какое дело этим паршивым шпионам до военно-морского флота? Или до партии? Все они коррумпированные оппортунисты. Андропов продемонстрировал, чего хочет КГБ, и теперь этот щенок Герасимов нападает на вооружённые силы, которые защитили страну от империалистов, спасли от клики Андропова и всегда преданно стояли на страже интересов партии. Но разве такого не случалось и раньше? Подобно тому как Хрущёв сместил Жукова, человека, сделавшего Хрущёва генеральным секретарём, когда покончили с Берией, вот и теперь эти мерзавцы противопоставят КГБ военным, тем самым военным, что обеспечили их собственную безопасность…

— Что касается вас, товарищ Падорин… — продолжал Александров.

— Слушаю вас, товарищ академик, — встрепенулся адмирал. У Падорина не было выхода. Главное политическое управление дало окончательное согласие на назначение Рамиуса, что и решило исход дела. Если Рамиус действительно оказался предателем, то Падорин совершил грубейшую ошибку, но если Рамиус всего лишь пешка в чьих-то руках, то Падорин вместе с Горшковым виноваты в том, что предприняли поспешные и непродуманные действия.

Нармонов подхватил мысль Александрова:

— Товарищ адмирал, мы считаем, что меры, принятые вами в тайне от всех и направленные на то, чтобы обеспечить безопасность подводного ракетоносца «Красный Октябрь», были успешными — если только, разумеется, капитан Рамиус ни в чём не виновен и лично потопил корабль вместе с офицерами и теми американцами на борту, которые, несомненно, пытались похитить наш новейший ракетоносец. В любом случае, пока КГБ не проведёт осмотр приборов, изъятых с места катастрофы, будем исходить из того, что подлодка не попала в руки противника.

Падорин несколько раз растерянно моргнул. Его сердце учащённо билось, и в левой половине груди он чувствовал острую боль. Неужели его оправдали? Но почему? Причину он понял лишь через несколько секунд. Он ведь политработник, в конце концов. Если партия хочет установить над флотом партийный контроль — вернее, усилить его, потому что флот всегда находился под контролем партии, — то Политбюро не может позволить себе устранить высшего представителя партии в командовании флотом. Теперь он превратится в вассала этих людей, и в особенности Александрова. Падорин решил, что с этим можно примириться.

А вот положение Горшкова станет весьма уязвимым. Пусть пройдёт несколько месяцев, но Падорин не сомневался, что у советского флота появится новый главнокомандующий, человек, личная власть которого будет недостаточной, чтобы принимать важные решения и формулировать политику развития флота без одобрения Политбюро. Горшков приобрёл слишком большой авторитет, стал слишком крупной фигурой, и партийные вожди не захотели, чтобы такой могущественный человек стоял во главе военно-морского флота.

Меня не тронут, подумал Падорин, поражённый таким везением.

— Товарищ Герасимов будет работать совместно с отделом политической безопасности вашего управления, проверять методы вашей работы и давать советы, направленные на её улучшение.

Итак, он становится агентом КГБ с адмиральскими звёздами? Ну что ж, ему сохранили жизнь, должность, дачу, а через два года он уйдёт в отставку. Цена не столь уж высока. Падорин остался вполне доволен.