Охота за полярными конвоями. Скандинавский плацдарм Третьего рейха.

1. Экономическое, политическое и военное значение территории Норвегии в качестве плацдарма в планировавшейся Германией борьбе против СССР и Великобритании

Когда началась Вторая мировая война, Норвегия официально заявила о своем нейтралитете. Незадолго до начала военных действий норвежское правительство, по согласованию со шведским и финляндским, отвергло пакт о ненападении с фашистской Германией, предложенный А. Гитлером[38].

В самом начале войны Норвегия получила от английского правительства устное обещание военной помощи в случае опасности[39]. Гитлеровская же дипломатия охотно подчеркивала заинтересованность Германии в строгом нейтралитете скандинавских стран[40]. Правительство Норвегии не считало положение угрожающим и поэтому усиления своей обороны, по сравнению с мирным временем, практически не производило. Больше внимания обращалось на создание запасов дефицитного сырья.

Начавшиеся военные действия, особенно на море, негативно сказались на интересах Норвегии: суда гибли, грузы конфисковывались. Но вместе с тем норвежские фирмы усиленно торговали с обеими воюющими сторонами. Последние, главным образом англичане, зафрахтовали основную часть громадного торгового флота Норвегии. Заключение Норвегией соглашений с Германией и особенно с Англией об условиях торговли военного времени затянулось почти до нападения.

Английский историк Д. Батлер пишет, что в начале 1940 г. Германия была весьма заинтересована в том, чтобы Норвегия продолжала оставаться нейтральной и можно было по-прежнему пользоваться ее территориальными водами[41]. В дневнике начальника Генерального штаба сухопутных войск Германии Ф. Гальдера 1 января 1940 г. записано:

Кроме того, в начале 1940 г. Германии было невыгодно начинать ведение операций в Норвегии, так как основное внимание она сосредоточила на подготовке к нападению на Францию, а норвежская операция вела к распылению сил, растягиванию фронта. На совещании в ставке А. Гитлера 21 февраля 1940 г. предварительно были определены сроки вторжения в Норвегию, исходя из результатов проведения наступления на Западе[43]. К такому же выводу приходит и Д. Батлер. «Даже с точки зрения немецкого морского штаба имелись сильные доводы против оккупации Норвегии, хотя захват этой страны дал бы новые базы флоту и авиации для действий против Англии, он не оказал бы решающего влияния на операции в Атлантическом океане, имевшие для англичан решающее значение. Кроме того, охрана протяженного побережья Норвегии от превосходящих английских военно-морских сил была бы чрезвычайно трудным делом и отвлекала бы германский военно-морской флот от основных задач. Поэтому оккупация скандинавских стран не входила в первоначальные планы Гитлера»[44].

Из материалов Нюрнбергского процесса следует, что еще 2 сентября 1939 г. германское правительство в памятной записке, врученной министру иностранных дел Норвегии германским посланником в Осло, дало следующее заверение: «Германское правительство полно решимости ввиду дружеских отношений, существующих между Норвегией и Германией, ни при каких обстоятельствах не наносить ущерба целостности и неприкосновенности Норвегии и уважать территорию норвежского государства. Делая это заявление, германское правительство, естественно, ожидает со своей стороны, что Норвегия будет соблюдать полный нейтралитет в отношении Германии и не потерпит нарушения норвежского нейтралитета какой-либо другой стороной. Если позиция королевского норвежского правительства отличается от этого и такое нарушение нейтралитета третьей стороной будет осуществлено, то германское правительство тогда, очевидно, будет вынуждено обеспечить интересы империи в соответствии с требованиями возникшего в результате этого положения»[45]. Такие же заверения прозвучали и в речи А. Гитлера 6 октября 1939 г.[46] Эти заверения германской стороны были не чем иным, как дипломатическим ходом, прикрывающим планы агрессии против Норвегии.

Захват Скандинавского плацдарма входил и в планы Англии и Франции. После начала Второй мировой войны англо-французское политическое и военное руководство большую часть своих усилий направило на то, чтобы использованием Скандинавского плацдарма, с одной стороны, направить дальнейшую агрессию Германии на Восток — против Советского Союза и, если возникнет необходимость, принять в ней участие, с другой — захватить удобные позиции на фланге Германии, навязать ей борьбу на выгодном для себя театре военных действий. У. Черчилль, как военно-морской министр, 16 декабря 1939 г. высказал ряд замечаний, касающихся норвежской проблемы.

Немецкое командование придавало большое значение захвату приморского плацдарма в Северной Европе, который создавал бы благоприятные предпосылки для успешного ведения войны на северном европейском театре военных действий против коалиции западных союзников, имевших превосходство на море. Обладание Скандинавским плацдармом давало Германии возможность в какой-то мере компенсировать свою слабость на море посредством широкого применения береговой авиации на морских коммуникациях в Северном, Норвежском и Баренцевом морях.

Первые сведения о намерениях фашистской Германии вторгнуться на Скандинавский полуостров относятся к 1934 г., когда командование вермахта еще только намечало стратегию войны в Европе. Еще в 1934 г., свидетельствует Б. Лиддел Гарт, А. Гитлер в очень тесном кругу поделился своими соображениями относительно внезапного захвата главных портов на Скандинавском полуострове путем нанесения ряда одновременных ударов силами небольших морских десантов, действующих под прикрытием авиации. Удобные места для высадки десантов указывали бы агенты в Скандинавских странах, а десантные операции начались бы под предлогом защиты этих стран от агрессии со стороны других держав[48].

Немцы вели в Норвегии военно-политическую и экономическую разведку задолго до начала войны. Уже с конца 1937 г. норвежская тайная полиция следила за некоторыми германскими гражданами, которые, приехав в Норвегию, выдавали себя за лиц разных профессий и неофициально собирали разведданные[49]. Обострение международной обстановки перед началом Второй мировой войны побудило отделение Абвера в Гамбурге ускорить создание германской агентурной сети в странах Скандинавии для наблюдения за движением судов в Северном, Балтийском и Норвежском морях. Особое внимание было уделено прибрежным городам Норвегии.

У норвежских берегов постоянно «дежурили» немецкие траулеры, число которых доходило до пятидесяти[50]. С ранней весны до поздней осени, под предлогом несения сторожевой службы во время рыбопромыслового сезона, германские корабли заходили в норвежские территориальные воды, особенно в Северной Норвегии. Так, весной 1938 г. у северного побережья Норвегии «дежурили» крейсеры «Кельн» и «Лейпциг»; летом этого же года у норвежских фьордов появились эскадренные миноносцы «П. Якоби» и «Б. Хайнеман», которые направлялись на север для десятидневных маневров[51]. Газета «Арбейдер бладет» 2 марта 1938 г. по этому поводу писала:

В материалах Нюрнбергского процесса имеется документ под названием «Меморандум адмиралу Ассману; публикации не подлежит». Это письмо главнокомандующего ВМФ Германии адмиралу К. Ассману. В частности, в этом документе говорилось:

В отличие от западных союзников руководство Германии не расценивало Скандинавский плацдарм как район вспомогательной стратегии. Оно считало его одним из важнейших и необходимых условий для ведения войны против союзников в Европе. Поэтому и планы Германии в отношении Скандинавского плацдарма носили в целом независимый от западных союзников характер и преследовали свои цели.

Таким образом, в борьбе на морских коммуникациях против Англии создание Скандинавского плацдарма имело свое определенное экономическое, политическое и военное значение еще до начала войны против Советского Союза и, естественно, оправдало себя в борьбе против конвоев, идущих в Советский Союз.

Оценивая значимость Скандинавского плацдарма, Германия руководствовалась и экономическими соображениями.

Для развития военной промышленности Германии огромное значение имела железная руда, которая вывозилась из скандинавских стран. После вступления Англии в войну с Германией положение с импортом резко изменилось. Блокируя Германию, британское Адмиралтейство организовало проверку грузов торговых кораблей: суда нейтральных государств должны были заходить в английские порты, где производился досмотр грузов. Грузы, направлявшиеся в германские порты, задерживались, а грузы, вывозившиеся из Германии, конфисковывались. В конце 1939 г. Адмиралтейством было издано распоряжение, по которому товары, перевозившиеся на судах нейтральных государств, рассматривались как контрабанда и конфисковывались[54]. Даже американский посол в Лондоне заявил протест английскому министерству иностранных дел по поводу задержания американской почты на судах нейтральных государств[55].

В этой связи советское правительство сделало заявление английскому правительству следующего содержания:

Вторая мировая война показала, что такие способы и формы вооруженной борьбы, как борьба на морских коммуникациях с помощью экономической блокады (досмотр судов, конфискация грузов и т. п.), оказались малоэффективными и не дали желаемых результатов.

Германия для укрепления своей военно-экономической мощи широко использовала экономику оккупированных стран. Она вывозила из этих стран стратегическое сырье и продовольствие и заставляла на себя работать промышленность этих стран. Еще в 1936 г. А. Гитлер, выступая перед представителями высшего руководства Германии с обзором ее экономического положения, говорил:

В Германии находились богатые залежи железных руд с малым содержанием железа, но практически не хватало руды с большим содержанием железа. Разработка собственных железно-рудных месторождений, хотя и с меньшим содержанием железа, могла, безусловно, вывести Германию из затруднения. В 1936–1939 гг. намечалось поднять добычу собственной железной руды до уровня, который покрывал бы хотя бы половину потребностей страны. Но к 1939 г. эта задача не была решена. Германия (в пределах границ 1937 г.) могла обеспечить себя своей железной рудой всего на 30 %. Захват Австрии и Чехословакии в 1938 г. увеличил эту возможность до 35 %[58]. Все это говорит о том, что к моменту нападения на Скандинавские страны Германия не имела необходимого количества железной руды и оставалась зависимой от ввозимой железной руды из Швеции.

Беседуя 9 ноября 1937 г. с военным министром Германии В. фон Бломбергом, главнокомандующим ВМФ Э. Редером, главнокомандующим ВВС Г. Герингом, министром иностранных дел К. фон Нейратом, А. Гитлер заявил:

Вооруженная борьба на морских коммуникациях между Германией и Англией развернулась с первых дней Второй мировой войны. Англия стремилась сохранить свои морские и океанские коммуникации и в то же время парализовать коммуникации Германии, блокировать ее. Она учитывала большую зависимость Германии от привозного стратегического сырья и продовольствия, а поэтому делала все возможное, чтобы изолировать ее от внешних рынков.

О зависимости Германии от импорта можно судить по многим показателям. В 1938 г. удельный вес импорта сырья Германии к общему потреблению составлял: нефти — 66 %, железа — 69 %, меди — 88 %, каучука, хлопка, никеля, марганца, хромитов и олова — 100 %, бокситов — 90 %, шерсти — 90 %. До войны Германия ежегодно импортировала около 57 млн. тонн сырья и продовольствия, из них 29 млн. тонн доставлялось по морю[60].

Одной из важнейших особенностей военной экономики фашистской Германии во Второй мировой войне было то, что она базировалась на ограблении оккупированных стран.

После начала войны в сентябре 1939 г. в руководстве Германии возникли серьезные разногласия по вопросам развития промышленности. Гитлеровское правительство считало, что Германия экономически подготовлена к войне наилучшим образом. Сдвиги в экономике в худшую сторону, вызванные войной, наиболее отчетливо проявились в такой важной отрасли промышленности, как черная металлургия. Согласно подсчетам имперского объединения производителей стали с начала войны по август 1940 г. включительно выплавка стали в результате закрытия заводов в Сааре уменьшилась на 200–220 тыс. тонн в месяц[61]. Это сокращение общей выплавки стали не могло быть возмещено за счет присоединения Восточной Силезии, так как в других частях Германии, особенно в важнейших из них — в Рейнской провинции и в Вестфалии, — ее производство также уменьшилось.

С началом войны Германия значительно увеличила свой сырьевой потенциал в результате развития производства на присоединенных, а также оккупированных территориях. Почти каждая из присоединенных, оккупированных или попавших в сферу германского влияния стран открывала новые возможности для получения важного промышленного сырья и материалов. Так, в Австрии имелась железная руда; в Чехословакии — марганцевая руда, серный колчедан и древесина; в Польше — уголь, свинец, медь; в Румынии — нефть; в Венгрии — бокситы и серный колчедан; во Франции — уголь и т. д.[62]

В первые месяцы войны уровень производства вооружения в Германии был низок. В начале наступления на Польшу в Германии ежемесячно производилось около 700 самолетов, 60 танков, 1750 автомашин и 1 или 2 подводные лодки[63]. До конца 1941 г. в области производства вооружений решающих изменений не произошло.

До начала войны Германия провела перестройку своей экономики на военный лад, значительно увеличила производственную мощность военной промышленности, создала государственные органы по руководству экономикой страны. Гитлеровская Германия, готовясь ко Второй мировой войне, в известной мере учитывала опыт Первой мировой войны, которая показала возросшее значение экономики в вооруженной борьбе. Поэтому еще до войны Германия мобилизовала все материальные и людские ресурсы на нужды войны, создала большие государственные запасы стратегического сырья и продовольствия, поставила под государ-ственный контроль все сферы деятельности военного производства. По официальным данным, за период с 1933 по 1938 г. выпуск военной продукции в Германии увеличился почти в десять раз, выпуск машиностроительной продукции — в четыре раза[64]. Особенно возросло производство важнейших воен-но-стратегических материалов. Например, выплавка алюминия возросла с 9 тыс. тонн в 1932 г. до 194 тыс. тонн в 1939 г.[65]

За несколько лет до Второй мировой войны Германия стала резко увеличивать накопления государственных запасов необходимого военно-стратегического сырья. Это осуществлялось за счет внутренних ресурсов и усиления импорта. Так, например, импорт меди в 1938 г. по сравнению с 1913 г. увеличился на 50 %, железной руды — на 70 %, нефти — почти в четыре раза и т. п.[66] Но в руководстве Германии понимали, что эта заблаговременная подготовка к войне не дает больших преимуществ в длительной, затяжной войне. Поэтому правительство Германии планировало закончить войну в короткий срок, дополнительно рассчитывая улучшить экономическое положение за счет экономики оккупированных стран. Причем запасы для предстоящих военных действий делались в основном в форме готовой боевой техники, боеприпасов и снаряжения, а не в виде запасов, хранящихся на складах.

В «Меморандуме об экономической подготовке к войне» А. Гитлер писал:

Несмотря на имевшиеся запасы, к началу Второй мировой войны Германия была обеспечена черными металлами на 50 %, цветными — на 20 %, жидким топливом — на 30–40 %, причем в 1938 г. Германия 62 % всего стратегического сырья и 46 % всего продовольствия импортировала из заокеанских стран (Канады, Латинской Америки)[68].

Начав Вторую мировую войну, германские вооруженные силы к лету 1941 г. оккупировали двенадцать европейских стран и захватили их запасы сырья и промышленных товаров, установили контроль над экономикой этих государств. До 1941 г. было захвачено в оккупированных странах и вывезено в Германию различного сырья на 9 млрд. фунтов стерлингов[69]. Важную роль в снабжении сырьем играло использование ресурсов и производственных мощностей оккупированных стран. В производстве многих важных видов сырья доля оккупированных стран составляла 20 % и более[70].

Насколько поставки из неоккупированных стран облегчали положение с сырьем, полностью не установлено. Особенно важными были поставки железной руды и некоторых видов материалов из нейтральных стран в 1943 г., особенно из Португалии и Швеции. И только после ряда поражений Германии на фронтах правительство Швеции в 1944 г. приняло решение о сокращении поставок железной руды в Германию.

14 октября 1939 г. в Вене министр финансов Германии В. Функ заявил:

«Действительно во время войны многое развивается иначе, чем предусмотрено, а в этой войне это происходит в особенно больших масштабах, причем в весьма благоприятном для Германии направлении. Поэтому ранее намеченные планы сейчас должны быть значительно изменены, исходя из того, что экономическая жизнь не нуждается в столь большой перестройке, как это предусматривалось мобилизационными планами»[71].

Вдохновленное первоначальными успехами в войне руководство Германии считало, что не нужно в полную силу развивать производство вооружения, рассчитывая обойтись без значительного напряжения сил.

Руководство фашистской Германии, планируя вторжение в Скандинавию, понимало, что после оккупации экономическое обеспечение этих стран неизбежно ляжет на экономику Германии. «Необходимо снабжать их, — указывал в конце февраля 1940 г. отдел обороны страны в своих «Соображениях о политических и административных мероприятиях при оккупации Норвегии, Дании и Швеции», — по меньшей мере, в таких пределах, чтобы объем их поставок стратегических товаров Германии сохранился и, по возможности, был увеличен. Однако снабжение их должно ложиться на империю возможно меньшим бременем»[72].

Что же представляла из себя экономика Норвегии? Норвегия в довоенное время относилась к тем странам Северной Европы, которые были наименее экономически обеспечены и наиболее зависимы от импорта. Норвегия в 1938 г. занимала первое место в Европе по импорту на душу населения. Главными торговыми партнерами Норвегии являлись Англия и Германия, на долю которых приходилось до 50 % всего товарооборота. Германия вывозила из Норвегии редкие металлы, древесину, рыбу, продукты животноводства[73]. Также через ее территорию экспортировалась в Германию шведская железная руда. В Норвегии отсутствовали собственные источники нефти, угля. И если до 1940 г. поставки этого сырья могли осуществляться из других стран, то после оккупации поставки угля зависели только от Германии.

Таким образом, захват Норвегии не только не выводил фашистскую Германию из затруднений в вопросах обеспечения топливом, но и добавлял заботу об обеспечении топливом оккупированной страны.

Могла ли Германия рассчитывать на промышленный потенциал Норвегии? Норвегия относилась к странам со слаборазвитым машиностроением. Об этом говорилось в докладе германской имперской группы «Промышленность» в феврале 1941 г.: «У Норвегии, за определенными исключениями, нет значительной собственной промышленности»[74]. Норвежская промышленность специализировалась, главным образом, на добыче сырья и производстве полуфабрикатов, оставаясь, в то же самое время, в сильной зависимости от ввозимого оборудования. Большое значение для Германии имел торговый флот Норвегии. Тоннаж торговых судов Норвегии в несколько раз превышал потребности страны во внутренних перевозках, поэтому большая часть норвежских судов арендовалась другими государствами. Примерно 95 % общего тоннажа было занято международными перевозками. Следует отметить, что норвежский торговый флот был наиболее современным. Из состава судов в 1939 г. танкеры составляли около 40 % всего торгового флота Норвегии[75].

Главными портами Норвегии являлись Осло и Берген. На Северном море важнейшими портами были Ставангер и Хагесунн; на Норвежском — Тронхейм, Олесунн, Намсус, Нарвик, Тромсе; на Баренцевом — Хаммерфест, Вадсе и Киркенес. Все эти порты могли быть использованы в качестве баз для военных кораблей[76].

После захвата Норвегии немцы вывозили из страны в первую очередь цветные и редкие металлы: медь, молибден, ванадий, алюминий, серный колчедан. Из продовольственных товаров — рыбу, рыбопродукты, продукты животноводства. Из Норвегии, которая до войны ежегодно ввозила из других государств 75 % потребляемого зерна, 100 % сахара, 25 % растительного масла, 16 % кормов, немцы конфисковали все запасы муки, мяса, рыбы. Только за полтора года оккупации Норвегии они забили 25 % коров, 30 % свиней, 50 % птицы[77].

Норвегия поставляла Германии электроэнергию по подводному кабелю и обслуживала морские сообщения с Германией своими судами.

В целом норвежский «вклад» в германскую экономику был, по сравнению с другими оккупированными странами Запада, не велик: в военную промышленность он составлял менее 1 %, а в судостроение — 2 %[78].

Безусловно, промышленный потенциал Норвегии должен был сыграть определенную роль для Германии, но ее сильная зависимость от импорта и ограниченные запасы энергоресурсов не позволяют считать определяющим ее экономическое значение в планах агрессии Германии против Норвегии.

В начале Второй мировой войны Норвегия стремилась, как и в Первую мировую войну, придерживаться политического нейтралитета. Предметом особых забот правительства в условиях начавшейся войны было урегулирование торговых и других отношений с враждующими странами таким образом, чтобы ни та, ни другая сторона не смогла упрекнуть его в одностороннем предпочтении.

Внешняя политика Норвегии на протяжении осени 1939 г. приняла известный проанглийский характер. Это выразилось в заключении союзом судовладельцев соглашения с Англией об использовании норвежского морского тоннажа. Но в начале Второй мировой войны норвежское правительство отказалось от военной помощи со стороны Англии в случае нападения Германии[79].

Стратегические и экономические интересы Германии, не готовой к длительной войне и зависящей от иностранных поставок важнейших видов сырья, диктовали германскому правительству заинтересованность в скандинавском нейтралитете. Германия была заинтересована в максимальной свободе нейтрального судоходства и в нормальных, то есть близких к мирным, условиях нейтральной торговли. Ее вполне устраивала и возможность для торговых судов воюющих стран пользоваться территориальными водами Скандинавских стран, а для их боевых кораблей — заходить в эти воды хотя бы на короткий срок. Эту позицию германского министерства иностранных дел разделяло в 1939 г. командование сухопутных сил, хотя было и немало сторонников создания Скандинавского плацдарма путем захвата Норвегии. Морская война с Англией, планируемая с 1938 г., требовала овладения широкой полосой морских баз на Атлантическом побережье, вне пределов Северного моря. Норвегия в этом отношении подходила лучше всего.

Командующий германским военно-морским флотом адмирал Э. Редер уже 10 октября 1939 г. представил А. Гитлеру тщательно подготовленный доклад, включавший пункт о базах в Северной Норвегии[80].

Обе стороны — Германия и Англия — исходили из задач защиты собственных морских путей и нарушения путей противника. Эти задачи и пересеклись в Норвегии. Окончательно вопрос решили экономические соображения, а именно необходимость гарантий непрерывного ввоза руды из Швеции.

Для самой Норвегии большую трудность представлял вопрос сохранения нейтралитета в условиях возможного нападения не только со стороны Англии и Германии, но и со стороны СССР. Так, 11 декабря 1939 г. посланник Норвегии в СССР Э. Масенг сообщал в МИД, что результаты Советско-финляндской войны могут затронуть территорию Северной Норвегии, при этом в послании не приводилось каких-либо конкретных фактов. В послании от 14 декабря 1939 г. Э. Масенг рекомендует своему правительству не только избегать любых конфликтов в отношениях с Советским Союзом, но и провести военную и дипломатическую подготовку на случай нападения СССР на Норвегию. Дипломат считал, что такое нападение исключить невозможно, даже в случае полного нейтралитета Норвегии[81].

Не случайно 20 января 1940 г. на открытом заседании Стортинга представители всех партий единодушно заявили о том, что все политические разногласия должны быть отметены в настоящее время и всеми силами надо поддержать меры правительства сохранить нейтралитет Норвегии. Сессия Стортинга ежегодно ассигновывала 200 млн. крон для сохранения нейтралитета[82].

Оборонная политика норвежского правительства по-прежнему имела своей целью подготовить армию и флот лишь к отражению нарушений нейтралитета, а в случае агрессии крупных сил — лишь к демонстративному сопротивлению. Особенно уязвимым было положение Норвегии вследствие активных операций воюющих держав в Северной Атлантике и в силу постоянного использования немецкими торговыми судами норвежских территориальных вод.

О незащищенности норвежского нейтралитета свидетельствует случай с кораблем «Альтмарк» 14 февраля 1940 г. Этот крупный немецкий танкер входил в состав германского военного флота в качестве вспомогательного служебного корабля. 14 февраля он был замечен в норвежских водах, севернее Тронхейм-фьорда. Норвежские военные власти пропустили танкер без должного досмотра. Его командир скрыл от норвежских властей, что на борту корабля находились английские военнопленные. Танкер был пропущен через зону военной гавани Берген, несмотря на отказ капитана «Альтмарка» подвергнуться досмотру при повторном требовании высших норвежских военно-морских властей, которые предполагали наличие на борту судна военнопленных. «Альтмарк» шел в норвежских водах под норвежским эскортом. 16 февраля он был замечен английскими военными самолетами и кораблями, которые вынудили его войти в Йоссин-фьорд, еще покрытый льдами. Там танкер остановился под защитой норвежских торпедных катеров. Но затем он был взят на абордаж английским эсминцем. Танкер получил сильные повреждения, а часть экипажа погибла в перестрелке. Англичане освободили 303 военнопленных. Норвежские торпедные катера не оказали английскому эсминцу никакого сопротивления[83]. Таким образом, международное право нейтралитета в морской войне было по очереди нарушено всеми тремя сторонами: немцами, норвежцами и англичанами.

Еще раньше, в начале ноября 1939 г., норвежские власти освободили американский корабль «Сити оф Флинт», захваченный кораблями ВМФ Германии; потом, в нарушение собственных правил нейтралитета, не задержали немецкий танкер «Вестервальд» и пропустили его через внутренние морские воды военного порта Берген. В декабре 1939 г. в норвежских территориальных водах или вблизи них затонули после взрыва три корабля: два английских и один греческий. Можно было предположить, что это были действия немецких подводных лодок[84].

Известно, что главнокомандующий ВМФ Германии адмирал Э. Редер был самым активным сторонником захвата Норвегии. В этом плане он имел сильного союзника в лице начальника внешнеполитического управления имперского руководства НСДАП А. Розенберга. В приложении № 1 к докладу о работе иностранного отдела партии с 1933 по 1940 г. «Политическая подготовка военной оккупации Норвегии в военные годы 1939–1940 гг.» было записано:

Был предложен план государственного переворота, в результате которого должны были быть немедленно захвачены некоторые важные центры в Осло, в то же время германский флот вместе с германскими войсками должен был начать действовать на подступах к Осло тогда, когда его призвало бы новое норвежское правительство[86].

Главком ВМФ адмирал Э. Редер предложил А. Гитлеру встретиться с В. Квислингом. Если бы его план был одобрен, то Верховное командование Вооруженных сил (ОКВ) получило бы разрешение планировать совместно с В. Квислингом подготовку и проведение оккупации либо мирными средствами (сама Норвегия вызовет германские войска), либо с использованием силы.

А. Розенберг писал в своем дневнике, что во время беседы В. Квислинга с А. Гитлером тот настойчиво подчеркивал, что «он предпочитал бы полный нейтралитет со стороны Норвегии»[87].

Эта заинтересованность руководства Германии в нейтралитете Норвегии в то время объяснялась тем, что оно, опираясь на В. Квислинга и разветвленную нацистскую агентуру, готовило в Норвегии «мирную операцию» — захват власти норвежскими фашистами. В. Квислинг не сомневался в успехе, так как считал, что в стране у него есть не менее 200–300 тыс. приверженцев, которые обеспечат успех переворота[88]. Это, по мнению немецкого историка В. Хубача, создавало у фашистского руководства Германии уверенность, что «Норвегия может быть присоединена к Германии с помощью национал-социализма»[89], то есть более тонким методом, чем вооруженная агрессия.

Политическая проблема Норвегии была окончательно решена не столько дипломатическим путем, сколько путем вооруженной интервенции, но тем не менее планирование ее выдвинуло ряд стратегических проблем.

Необходимые условия для оккупации Германией Норвегии сложились уже в начале войны между Германией с одной и Англией и Франции с другой стороны в сентябре 1939 г. при нейтральной позиции со стороны Советского Союза. СССР проявил свой нейтралитет полным невмешательством в дело оккупации Норвегии и определенной помощью Германии, заключавшейся в том, что гарнизон Нарвика вынужден был бы прекратить сопротивление через несколько недель после оккупации, если бы не транспортное судно «Ян Веллем», прибывшее в Нарвик через территориальные воды Советского Союза.

Из этого можно предположить, что советское правительство предпочло видеть в Норвегии немцев, а не англичан.

После принятия решения о нападении на Норвегию А. Гитлер поручил так называемому «рабочему штабу», организованному в начале января 1940 г., определить, насколько возможной была оккупация Норвегии с точки зрения континентальной стратегии Германии. Прежде всего надо было определить, было бы вообще желательным наступление на побережье Норвегии, имевшее большую протяженность, ввиду существовавшей угрозы со стороны Англии и Франции, и не отвлекло бы оно Германию от разгрома основного противника. Следует отметить, что при этом вряд ли были учтены все последствия, особенно политические. Никаких консультаций в германском министерстве иностранных дел не было.

Данных о каких-то других планах, кроме плана оккупации Норвегии целиком, не сохранилось. Возможным вариантом мог быть план только закрепления на побережье, от Осло до Нарвика.

Норвежское правительство считало, что захват Чехословакии Германией в 1938–1939 гг. показал, что сильная оборона бесполезна для малой страны и не спасет ее от вторжения агрессоров, а потому мало занималось укреплением своей обороноспособности. Правительство Норвегии полагало, что вооруженные силы призваны «…самое большее, воспрепятствовать выводу Норвегии из состояния нейтралитета… Должны не вести войну, но сделать все возможное, чтобы удержать страну вне войны»[90]. Военные мероприятия норвежского правительства ограничились тем, что были мобилизованы все военнообязанные летчики и моряки, но в наземные войска было призвано очень небольшое количество военнослужащих. Несмотря на дополнительные ассигнования, не хватало оружия и боеприпасов, малочисленными и устарелыми были боевые корабли. Так, например, в 1935 г. в состав ВМФ Норвегии вошел лишь один корабль — минный заградитель «Олав Трюгвассон» и еще 2 сторожевых корабля находились в постройке[91]. Особенно неудовлетворительным было состояние важного в условиях Норвегии средства обороны — береговой артиллерии.

Естественно, такая позиция вполне устраивала руководство фашистской Германии и ее вооруженные силы.

С целью сохранения своего нейтралитета после начала военных действий между Германией и Англией Норвегия вступила по инициативе обеих воюющих сторон в торговые переговоры с ними. Переговоры с Англией и Германией велись одновременно в Осло. Кроме того, Норвежский союз судовладельцев вел переговоры в Лондоне с английским министерством морского транспорта. Англия зафрахтовала основную и лучшую часть норвежского торгового флота, в том числе большинство танкеров. Торговое соглашение с Германией состоялось 23 февраля 1940 г.[92]

Политическое значение Норвегии определялось ее отходом от традиционного внешнеполитического курса. До начала нападения Германии Норвегия придерживалась политики нейтралитета, стремясь остаться в стороне от конфликта между Англией и Германией.

Захват Норвегии вооруженными силами Германии не был случайным. В действительности вопрос о захвате Норвегии был тесным образом связан с внешнеполитическими замыслами в общей стратегии Германии, с ее планами ведения Второй мировой войны.

Идея включения Скандинавских стран в войну на северном ТВД прозвучала в работе немецкого адмирала В. Вегенера[93] еще до нападения Германии на СССР. Суть ее заключалась в том, чтобы расширить действия ВМФ за пределы Северного моря, сосредоточив их на главных коммуникациях Англии и в Атлантике. Для этого ВМФ должен был иметь открытый выход в океан и располагать достаточным количеством баз вне Германии. В. Вегенер считал, что в Первой мировой войне немецкий ВМФ оказался в стратегической пустоте. Чтобы избежать этого, он предлагал ряд действий, которые должны были предпринять армия и флот. Пунктом 3 таких «действий» было овладение южной частью Норвегии. Кроме того, В. Вегенер считал важным при овладении Норвегией открытие возможностей в отношении задач пресечения северных коммуникаций России[94].

Эти взгляды В. Вегенера, который считался «революционером» германской стратегической мысли, восприняло руководство ВМФ фашистской Германии в лице адмиралов Э. Редера, К. Деница и Р. Карлса[95]. В частности, адмирал Э. Редер считал, что только овладение ВМБ и опорных пунктов в Норвегии даст германскому флоту действительно большие преимущества для ведения неограниченной войны. Разрабатывая в феврале 1939 г. программу широкого строительства ВМС, немецкое военное руководство для решения задач такого флота рассматривало и разветвленную систему базирования, и наличие многочисленных и хорошо защищенных от доступа противника бассейнов, где можно было бы осуществлять значительную по масштабам программу испытаний вновь построенных кораблей и подготовки личного состава ВМС. Огромное по своей протяженности побережье Норвегии с его многочисленными незамерзающими фьордами предоставляло Германии уникальные возможности, в которых немецкое командование видело залог успеха в предстоящей войне на море.

Следует отметить, что в военно-морских кругах фашистской Германии отсутствовало единство в вопросе о захвате баз в Скандинавии. Вопреки мнению адмиралов Э. Редера, К. Деница, Р. Карлса и других высших чинов флота, начальник штаба Руководства войной на море адмирал О. Шнивинд и начальник оперативного отдела штаба Руководства войной на море К. Фрике предлагали пока воздержаться от захвата баз на севере, ссылаясь на большие трудности в проведении подобной акции. Оперативный отдел штаба Руководства войной на море составил докладную записку «Мнение по вопросу о захвате опорных пунктов для ведения войны в Северном море», которая была 9 октября 1939 г. подписана О. Шнивиндом и К. Фрике[96]. В ней, в частности, говорилось о том, что, несмотря на явную стратегическую ценность Тронхейма, операция подобного рода является очень рискованной вследствие растянутости коммуникаций и угрозы превосходящих сил английского флота. Также указывалось, что подобный захват может привести к тяжелым политическим последствиям, которые могут свести к нулю все выгоды от приобретения подобной базы.

Но уже в первые месяцы войны руководители ВМФ Германии считали необходимым приобретение баз в Норвегии с целью улучшения стратегических позиций для ведения войны против Англии. Лишь впоследствии, с конца ноября, к этому прибавились еще и экономические соображения, связанные со стремлением сохранить для Германии пути снабжения шведской железной рудой.

Историк К.А. Гемцель делает вывод о том, что для главкома ВМФ Германии адмирала Э. Редера главной причиной интереса к Норвегии являлись не поставки железной руды, а возможность получить удобный выход в Атлантику для немецкого флота[97].

В материалах Нюрнбергского процесса имеется документ «Захват баз в Норвегии» от 3 октября 1939 г[98]., в котором Э. Редер уточнял возможность получения баз в Норвегии с целью существенного улучшения стратегических и оперативных позиций.

В документе оценивались возможность использования норвежских портов в качестве баз, оценивался объем необходимых работ при их переоборудовании для нужд базирования немецкого ВМФ, их оборонительные возможности и, наконец, возможность их захвата германскими войсками[99].

В другом документе, написанном адмиралом К. Деницем и озаглавленном «Базы в Норвегии»[100], рассматривались вопросы конкретного использования баз в Норвегии для нужд ВМФ. Например, при создании базы в Тронхейме рассматривались возможности поставок горючего и прочих видов снабжения, проведения ремонта, размещения команд подводных лодок, а также оценивалась противовоздушная оборона баз[101].

Учитывая преимущество ВМФ Англии над германским, блокаду морских коммуникаций Англии предполагалось проводить в основном подводными лодками. Строительство необходимого количества подводных лодок для военно-морских сил было для Германии вопросом времени. За решение же задачи — обеспечить свободный выход германского флота из Северного моря в Атлантику — адмирал Э. Редер взялся в начале октября 1939 г. В директиве своему штабу он указал на необходимость, как можно скорее убедить А. Гитлера в том, что флот нуждается в военно-морских базах на севере, и приказал немедленно изучить, какие пункты в Норвегии наиболее подходят для создания таких баз и каким путем ими можно овладеть. По мнению адмирала Э. Редера, совместного дипломатического давления Германии и Советского Союза было бы достаточно, чтобы овладеть базами «мирным путем».

Спустя немного времени было установлено, что наиболее подходящими пунктами для использования в качестве ВМБ являются Тронхейм и Нарвик. Однако ответ на вопрос о том, можно ли ими овладеть и следует ли это делать, был отрицательным. Когда начальник штаба Руководства войной на море беседовал об этом с начальником Генштаба сухопутных войск, последний заявил, что труднодоступная местность, плохие коммуникации и растянутые пути снабжения представляют почти непреодолимые препятствия для осуществления операции по овладению базами с суши. Кроме того, в случае если такая операция будет предпринята, всей военной промышленности Германии придется переключиться на обеспечение нужд армии. В результате строительство подводных лодок приостановится и использовать базы будет невозможно.

Германский штаб Руководства войной на море вначале тоже не проявлял активности в этом отношении. Он признавал, что базы на норвежском побережье представляли бы в будущем большую ценность для ВМФ. Однако в данный момент эти базы можно было бы использовать только для подводных лодок, да и то с оговорками, потому что их удаление от Германии и уязвимость коммуникаций, связывающих эти базы с ней, весьма ограничивают возможности их использования. Овладение такими базами насильственным путем нанесло бы Германии политический ущерб и лишило бы ее тех преимуществ, которыми она пользуется, пока Норвегия нейтральна.

Какие же возможности с военной точки зрения предоставляла Норвегия в случае ее оккупации?

Норвегия расположена в западной и северной частях Скандинавского полуострова. Она вытянута в виде длинной узкой полосы с северо-востока на юго-запад более чем на 13 градусов широты. Ширина территории Норвегии различна: на юге она достигает 430 км, далее, к северу, в Нурлане, сужается до 6 км, а затем, к Финмарку, расширяется до 260 км. Протяженность береговой линии Норвегии равняется 3400 км[102]. С юга страна омывается водами залива Осло и пролива Скагеррак, с запада — Северным (до мыса Стадт) и Норвежским (севернее этого мыса) морями, на севере — Баренцевым морем.

На расстоянии 1000 миль от Эгерсунда до Нордкапа, вдоль побережья Норвегии, проходит хорошо защищенный и укрытый фарватер между материком и многочисленными прибрежными островами. Этот фарватер служил Норвегии морским путем со времен викингов. Северный выход из фарватера находится по восточную сторону острова Магерей (северная оконечность этого острова — мыс Нордкап). Фарватер прерывается лишь в тех местах, где кораблям приходилось идти открытым морем: у полуострова Стадт (у южной границы Норвежского моря), у полуострова Буд и у входа с моря в Вест-фьорд. Кроме того, несколько участков фарватера имеют открытый характер, допускающий проникновение на них со стороны открытого моря. Таким образом, проходящие по нему корабли и суда практически защищены от ударов со стороны моря.

Норвежское море принадлежит к наиболее глубоким морям Европы. Почти вся его площадь занята глубинами более 1000 м. Плавание в Норвежском море осложняется частыми штормами, плохими условиями видимости, а в зимнее время — льдами и полярной ночью.

Германия не упустила возможности воспользоваться фарватером как во время Первой, так и Второй мировых войн. Немецкие корабли и суда пересекали проливы Скагеррак и Каттегат под прикрытием своей авиации, входили на фарватер и по нему шли до пункта, который избирали на выходе в Атлантику. Однако использование фарватера военными кораблями имело второстепенное значение. Основная цель использования фарватера — вывоз железной руды из Швеции через норвежский Нарвик. Германия ежегодно импортировала 15 млн. тонн железной руды, при этом — 75 % руды вывозилось из Скандинавии (главным образом из Швеции)[103]. Корабли английского флота были не в состоянии помешать использованию этого пути, так как не могли прорваться через Скагеррак.

Чрезвычайная изрезанность берегов Норвегии имеет большое стратегическое значение. Шхерный характер побережья делал возможной организацию сильной, далеко вынесенной в море береговой обороны. Многочисленные фьорды и заливы глубоко и густо прорезают все побережье Норвегии. Многие фьорды вдаются в глубь страны на 100 км и более. Самые крупные из них находятся в Вестлане: Согне-фьорд (320 км), Хардангер-фьорд (172 км), Букн-фьорд, Нур-фьорд и в Финмарке, где среди других выделяются своей величиной Варангер-фьорд (120 км) и Порсангер-фьорд (100 км). На юге далеко в глубь страны вдается Осло-фьорд (100 км)[104]. Располагавшиеся в Осло-фьорде морские крепости Хортен и Оскарсборг представляли собой прекрасную стратегическую защиту на подступах к столице Норвегии со стороны моря.

На побережье Норвегии располагалось достаточное количество портов, пригодных для стоянки крупных кораблей, имевших относительно развитую инфраструктуру, таких как Варде, Киркенес, Хаммерфест, Тромсе, Нарвик, Тронхейм, Берген, Ставангер, Кристиансанн и Осло.

Варде. Порт располагался в северной части входа в Варангер-фьорд, на острове того же названия, отделенном узким проливом от северо-восточной оконечности Скандинавского полуострова. Портовые постройки группировались по берегам двух бухт. Порт имел три гавани. Северная гавань являлась главной и лучшей гаванью Варде. Она защищалась с севера двумя молами. Южная гавань была доступна для малых судов (сторожевых кораблей, тральщиков). В проливе между островом и материком глубины позволяли заходить кораблям с большой осадкой. Стратегическим преимуществом считалась близость порта к границам Советского Союза.[105]

Киркенес. Являлся базой доставки всех сухопутных грузов для войск. Порт хорошо был защищен от ветров, имел два рейда с глубинами от 6 до 30 м. Причалы располагались вдоль полуострова, обеспечивая разгрузку до 10 судов. В порту и на рейде могли одновременно находиться до 25 транспортов водоизмещением до 4000 тонн. В порту имелся запас топлива для судов, механические и судоремонтные мастерские. В районе Киркенеса имелись большой сухопутный аэродром (Хебугтен) и гидроаэродром.[106]

Хаммерфест. Служил маневренной базой легких, дозорных и эскортных сил. Располагался на острове севернее Тромсе. Был приспособлен для хранения больших запасов топлива. Имел посадочную площадку для гидросамолетов.[107]

Тромсе. Располагался в северной части Норвегии на острове того же названия, на коммуникационной линии, идущей от Нарвика шхерным путем на север. Тормсе служил главной базой ВМС в Северной Норвегии, здесь располагался штаб командующего обороной северного побережья страны. На Тромсе базировались легкие надводные силы, включая и миноносцы. Порт являлся пунктом формирования и отправления конвоев, идущих далее на север и северо-восток Норвегии. Располагавшийся в проливе Тромс-зунд, порт имел три гавани и два рейда с глубинами от 9 до 15 м. На рейдах могли стоять корабли большого водоизмещения (до 16000 тонн). В районе Тромсе имелся гидроаэродром.[108]

Нарвик. Располагался у восточной оконечности Уфут-фьорда, являвшегося продолжением Вест-фьорда. Со стороны моря подходы к Нарвику были прикрыты группами островов. От входа в Уфут-фьорд до Нарвика около 40 миль. Сам порт находился в глубине бухты с глубинами до 30 м. Длина причальной линии до 2000 м, глубина у стенок от 6 до 9 м. Подходы к порту защищались береговыми батареями. Ремонтные возможности порта были ограниченны.[109]

Тронхейм. Порт располагался в глубине фьорда одноименного названия в 40 милях на восток от входа в него с моря. Глубина на рейде до 30 м, наибольшая глубина у стенок в гавани до 7 м.[110]

Берген. Являлся прибрежным портом. Якорные стоянки на рейде на глубинах 25–50 м. У причальных стенок глубины до 7 м. Гавань не замерзает даже в самые суровые зимы.[111]

Ставангер. Находился у южного входа на внутренний шхерный фарватер, в глубине Букн-фьорда, и представлял удобную стоянку для больших кораблей. Глубина на рейде 30–40 м, во входе в порт 12–40 м, у стенок — 9 м. Гавань не замерзает.[112]

Кристиансанн. Был одним из главнейших портов Южной Норвегии. Город и порт располагается на западном берегу фьорда, глубоко врезавшегося в материк в направлении на север. Как правило, гавань и порт в течение зимы остаются свободными ото льда. Глубины на рейде до 40 м, длина причальных линий — 1400 м с глубинами от 6 до 15 м.[113]

Осло. Главный город и порт Норвегии. Гавань была хорошо укрыта от северо-западных и северо-восточных ветров. Зимой (январь — февраль) в глубине фьорда появляется лед и навигация обеспечивается ледоколами. Глубина на рейде от 9 до 24 м, длина причальных линий — 11 км с глубинами от 5 до 10 м. Имелись сухопутный и морской аэродромы. Порт был хорошо защищен береговыми батареями.[114]

Трудность ведения боевых действий на территории Норвегии была обусловлена слабым развитием железнодорожного транспорта, причем железнодорожная сеть была развита только в Южной Норвегии. Сообщение с северными районами осуществлялось по воздуху и морем. Воздушные трассы в основном проходили вдоль побережья. Опасность обледенения самолетов возникала круглогодично. В Северной Норвегии эта опасность была значительно большей, чем в Южной (она увеличивалась из-за резко меняющейся температуры при переходе из районов с малой облачностью в районы сплошной облачности).

Устройство гидроаэродромов и посадочных площадок в глубине фьордов, между скалами, осложнялось наличием сильных местных восходящих и нисходящих потоков и порывов ветра.

Стратегическое значение Норвегии определялось ее выгодным географическим положением. Она имела морскую границу с Северной Германией, где располагались все ВМБ и крупнейшие индустриальные центры Германии, а с севера граничила с Советским Союзом. Расстояние до Мурманска составляло всего 110 км, а расстояние от побережья Норвегии до Англии — 490 км[115]. Это давало огромные преимущества ВВС той страны, которая овладевала Норвегией, так как позволяло контролировать Баренцево, Норвежское и Северное моря и давало возможность нанесения ударов по важным сухопутным объектам.

Основное значение Скандинавского плацдарма заключалось в его географическом положении, которое обеспечивало его использование Германией как против западных стран, так и против Советского Союза.

2. Изучение Германией будущего театра военных действий в Заполярье и создание баз в Арктике

В 1931 г. созданное в Германии международное общество «Аэроарктика» с целью научного исследования решило применить в Арктике лучший на тот момент в мире дирижабль LZ-127 — «Граф Цеппелин». Научным руководителем экспедиции было предложено стать директору Института Севера в Ленинграде Р.Л. Самойловичу.

Хотя экспедиция считалась международной, но из 46 участников только четыре представляли Советский Союз (профессор Р.Л. Самойлович, профессор П.А. Молчанов — аэролог, инженер Ассберг — спецкор ТАСС, Э.Т. Кренкель — радист), два человека — США (лейтенант Смит, исследователь Эльсворт) и один — Швецию (доктор Лунгдаль — земной магнетизм). Остальные 39 членов экспедиции представляли Германию[116]. Вся измерительная аппаратура была предоставлена двумя крупными немецкими фирмами — «Фотограмметри» и «Карл Цейсс». Основные командные посты в экспедиции заняли немцы (командир и три его помощника), аэрофотосъемкой руководили немецкие инженеры.

В самом начале организации полета в связи с недостаточно ясными целями советское правительство настояло на том, чтобы полет не преследовал какие-либо цели политического характера. Другим условием, с которым дирижаблю был разрешен полет и аэрофотосъемка над арктическими морями, было твердое обязательство германской стороны передать Советскому Союзу все копии отснятого материала.

Полет дирижабля проходил по маршруту Берлин — Ленинград — Архангельск — Баренцево море — Земля Франца-Иосифа — Северная Земля — Таймыр — Новая Земля — Архангельск — Ленинград. Все советские полярные радиостанции получили приказания безотказно обслуживать аэронавтов метеосводками и другими сведениями[117].

На Земле Франца-Иосифа была проведена съемка отдельных островов архипелага. В северной его части благодаря дирижаблю было точно установлено, что нанесенные на карту два острова в действительности не существуют. В дальнейшем аэрофотосъемка производилась на Северной Земле, Таймырском полуострове и Новой Земле. Проводились наблюдения чисто географического порядка, геомагнитные, навигационные, аэрологические и метеорологические. Для исследования атмосферы запускались зонды.

Исходя из маршрута полета, можно сказать, что главной целью полета дирижабля, с попутным изучением условий поведения этого воздушного корабля в специфических арктических условиях, было обследование малоизвестных в Западной Европе районов Советской Арктики и, в частности, аэрофотосъемка ее территории.

Руководитель научной части экспедиции профессор Р.Л. Самойлович так оценил результаты полета:

Советскому Союзу материалы экспедиции предоставлены не были, под предлогом засветки всех фотопленок, хотя в 1933 г. общество «Аэроарктика» опубликовало часть материалов. Впоследствии выяснилось, что результаты аэрофотосъемки, сделанной с дирижабля, оказались в распоряжении военного руководства Германии в виде карт обширных пространств советских арктических морей. Исходя из этого, вся экспедиция предстает совсем в другом свете, чем она описывалась в свое время в рекламе общества «Аэроарктика»[119], и этот полет был использован не столько в научных целях, сколько в целях воздушной разведки будущего театра военных действий.

С приходом к власти А. Гитлера интерес командования ВМФ Германии к советской арктической зоне резко возрос.

Исследования северных морей лучшими немецкими специалистами: гидрографами, гляциологами и физиками, изучавшими распространение радиоволн в высоких широтах, выполнялись в ходе научных плаваний под предлогом охраны рыболовства. В них участвовали крупные военные корабли, такие как крейсера «Кенигсберг», «Кельн» и ряд других. Эти плавания совершались в арктической зоне Атлантики, Норвежском и Баренцевом морях в 1936–1937 гг.

Занимавшийся проблемами военного изучения морей Арктики немецкий теоретик ВМФ Германии П. Эберт в 1936 г. отмечал:

Морские и воздушные операции в Северной Атлантике и в полярных морях во многом зависели от достоверных прогнозов погоды. С началом войны международный обмен метеорологическими наблюдениями был прекращен, и соответствующие данные стали передаваться каждой стороной только в своих интересах. Таким образом, Германия лишилась всех данных, поступавших с Запада и Севера и имевших решающее значение для предсказания погоды, которая приходила с Запада.

Как только разгорелась «Битва за Атлантику», Германия начала широкое метеорологическое наступление в высоких широтах. Регулярно с аэродромов оккупированной Норвегии поднимались в воздух «Юнкерсы» и «Хейнкели» — разведчики погоды. Они летали на северо-запад к Ян-Майену и Шпицбергену, а после того как Германия напала на Советский Союз, стали летать и на северо-восток, на Новую Землю и остров Вайгач. Самолеты летали на разных высотах от 100 до 3000 м, дальность полетов составляла до 3000 км[121]. Цель была одна — разведка метео- и ледовой обстановки в Северной Атлантике и в Баренцевом море.

В море посылались специально оборудованные траулеры для проведения метео- и ледовых наблюдений. Так, например, в сентябре 1940 г. рыболовный траулер «Заксен» был направлен для метеонаблюдений к побережью Восточной Гренландии и несколько недель подряд сообщал о состоянии погоды в ледовой обстановке. В начале 1941 г. этот же траулер в течение трех месяцев проводил метеонаблюдения в районе острова Ян-Майен. Сводки погоды от траулеров регулярно сообщались в морской штаб в Тромсе. Организатором таких наблюдений был видный синоптик доктор Р. Гольцапфель.

В дополнение к траулерам для сбора сведений о погоде отправлялись и подводные лодки. Они вели метеоразведку в море, причем им было строжайше запрещено атаковать вражеские корабли. От них требовалось только одно: через определенные промежутки времени выходить в эфир и максимально быстро, чтобы не быть запеленгованными, передавать закодированные сведения о погоде в районе плавания.

С самого начала войны немецкие метеорологи активизировали работу по созданию «автоматов погоды». Были разработаны два типа таких станций. Морские «автоматы» устанавливались в море на якорях и давали сведения о температуре и давлении воздуха. Заряда аккумуляторных батарей таких станций хватало на два месяца. Наземные автоматические станции передавали еще информацию о направлении и скорости ветра и могли работать при температуре воздуха до -40 °C, а питания им хватало на девять месяцев. Передатчики станций автоматически включались 3–4 раза в сутки. Наземные станции доставлялись самолетами и судами. Их устанавливали на Шпицбергене, Ян-Майене, острове Медвежий и на Новой Земле[122].

Чтобы избавиться от капризов автоматики, от несовершенства наблюдения с траулеров и подводных лодок, от эпизодичности, связанной с полетами метеосамолетов, было решено организовать постоянные метеостанции на пустынных берегах отдаленных арктических островов и архипелагов. Метеокорабли погибали, автоматические радиометеостанции выходили из строя, полеты самолетов не восполняли регулярных наблюдений. Летом 1941 г. руководителем германской метеослужбы адмиралом Ф. Конрадом был разработан план секретной германской метеорологии. Суть ее заключалась в следующем. Нужно было высадить собственные метеоотряды в самых отдаленных и наиболее важных в синоптическом отношении районах Северной Атлантики и Заполярья. В этих районах можно было круглый год вести метеонаблюдения. Если бы такой отряд запеленговали, то в полярную ночь туда было не добраться ни по морю, ни по воздуху, а с периодом таяния льдов такой отряд можно было эвакуировать. Осенью в ту же точку можно было доставить другую группу. Первая такая операция — «Бутон» — проводилась на северо-западном побережье Шпицбергена. Эта станция существовала с осени 1941-го до августа 1942 г.

О секретных метеорологических пунктах ВМС Германии в Арктике известно немного. Учитывая значение данных о погоде для военно-морских и военно-воздушных сил, германское командование приняло решение создать специальные опорные пункты в отдаленных районах арктических островов и побережья. Известно десять таких пунктов:

«Почка». Существовал в 1941–1942 гг. Два парохода доставили на остров Шпицберген барак и снаряжение для метеорологического отряда из шести человек. В августе 1942 г. отряд был эвакуирован.

«Орешник». Метеоотряд был доставлен в 1942 г. подводной лодкой на Шпицберген. После обнаружения в 1943 г. был вывезен подводной лодкой.

«Крестоносец». Был создан в 1943–1944 гг. на севере Шпицбергена. Отряд и снаряжение были высажены с подводной лодки и парохода. Отряд существовал до июня 1944 г.

«Эспадрон». Был создан в 1944 г. на северо-восточной части Шпицбергена. Отряд был доставлен пароходом и подводной лодкой и существовал до сентября 1945 г.

«Деревянный глаз». Существовал в 1942–1943 гг. на восточном побережье острова Гренландия, куда был доставлен метеорологическим судном «Заксен». Судно было затерто льдами и весной, после обнаружения, было потоплено. Часть отряда попала в плен, часть была вывезена немецким самолетом.

«Виолончелист». Метеоотряд существовал в 1943–1944 гг. на востоке Гренландии. Отряд был доставлен на остров пароходом «Кобург», который был затерт льдом недалеко от берега и получил сильные повреждения. Отряд размещался на берегу в снеговых хижинах, но весной был обнаружен и в начале июня эвакуирован на самолете.

«Эдельвейс -1». Метеоотряд был доставлен пароходом «Кединген» и подводной лодкой в 1944 г. к восточному побережью Гренландии. После того как подлодка безуспешно атаковала находившийся в районе высадки американский ледокол «Нордленд», пароход был потоплен ледоколом, и отряд был взят в плен.

«Эдельвейс-2». Первоначально метеоотряд должен был отправиться на Землю Франца-Иосифа, но после гибели «Кедингена» его послали в Гренландию. Метеорологическое судно «Экстерштейне» с участниками экспедиции благополучно добралось до берега, но затем было замечено и захвачено. Весь личный состав отряда попал в плен.

«Арктический волк». Метеоотряд существовал в 1944–1945 гг. на острове Надежды у Шпицбергена. Отряд доставлен подводной лодкой в октябре 1944 г. и снят после войны.

«Кладоискатель».[123]

Наиболее полная информация имеется об одной такой метеостанции — «Кладоискатель». Двенадцать лет спустя после полета дирижабля «Граф Цеппелин» летом — осенью 1942 г. на Земле Александры, архипелага Франца-Иосифа, высадилась метеогруппа в составе десяти человек. Она была снабжена исключительно точными картами. Станция была построена основательно и надолго. Были построены утепленные блиндажи, радио- и метеостанции, имелись моторные лодки. Вокруг помещений были вырыты окопы, установлены пулеметные и минометные гнезда для ведения круговой обороны. Были приняты все меры безопасности: постройки были замаскированы, крыши блиндажей выкрашены белой краской. В задачу станции входило не только снабжение метеосводками и сообщениями о ледовой обстановке для немецких кораблей, подводных лодок и самолетов, но и радиоперехват, дешифровка радиограмм, радиопеленгование союзных и советских конвоев. В результате несоблюдения санитарных норм весной 1943 г. весь личный состав отравился мясом и потребовал срочной эвакуации. Из Норвегии на Землю Александры прилетел самолет, чтобы забрать людей, но при посадке повредил шасси, и после того, как прилетевший другой самолет сбросил колесо, удалось эвакуировать весь личный состав. О тяжелом положении с обстановкой на метеостанции можно судить по тому, что, когда в 1951 г. на Землю Александры высадился отряд геологов, они обнаружили брошенное оружие, боеприпасы, метеожурналы и другие документы. Покидая станцию, немцы не успели заминировать оставляемое жилье, механизмы, склады[124].

В 1932 г. из Архангельска на архипелаг Земля Франца-Иосифа дважды совершал рейсы ледокольный пароход «Малыгин». На острове Гукера, в бухте Тихой, была высажена очередная партия зимовщиков во главе с И.Д. Папаниным. Вместе с советскими зимовщиками на этой станции работал немецкий ученый доктор И. Шольц. В следующем рейсе находились иностранные туристы, среди которых был секретарь международного общества «Аэроарктика» профессор В. Брунс, выполнявший специальное задание по исследованию условий посадки дирижаблей в арктических областях[125].

В июне 1939 г. в Карском море в гидрографической экспедиции находилось советское зверобойное судно «Мурманец». На борту судна находились якобы научные сотрудники Ленинградского Арктического института, говорившие по-немецки. Несколько отдельных партий этой экспедиции работали на архипелаге Норденшельда и островах Свердруппа, Сидорова и Геркулес. Промеры глубин в районах плавания производились эхолотом, специально установленным перед выходом в плавание на «Мурманце». Его индикаторная часть находилась в обособленном отсеке, и экипаж зверобойного судна был лишен возможности видеть данные промеров. После окончания экспедиции все партии были собраны вместе и высажены на Диксоне[126].

Подобные немецкие исследовательские партии работали на островах Белый и Вилькицкого. Никакие результаты этих экспедиций советской стороне переданы не были.

Данные, полученные немецкими исследователями Арктики, получили практическое использование во время перехода немецкого рейдера «Комет» по Северному Морскому пути. По согласованию с советским правительством, было решено в течение арктической навигации 1940 г. провести операцию под кодовым названием «Фалль Грюн», организовав переход на восток до Берингова пролива специально подготовленного судна. Такая операция была успешно проведена. «Комет», избегая встреч с другими судами и минуя обычные морские пути, почти ежедневно менял места якорных стоянок. Команда судна занималась гидрографическими работами и сбором плавника для подкрепления трюмов и бортов в случае ледовых сжатий. Специалисты радиослужбы проводили радиоперехваты переговоров между советскими военными кораблями и ледоколами, содержание которых после дешифровки немедленно докладывалось капитану и передавалось в Берлин.

В результате прохождения «Комета» полученные во время проводки сведения о навигационном оборудовании Северного Морского пути позволили германскому штабу Руководства войной на море заблаговременно развернуть систему радиометеостанций на арктических островах Северного Ледовитого океана, в том числе на архипелаге Шпицберген, в нарушение Парижского договора 1920 г.

Данные о советских полярных станциях в Арктике, организация их радиосвязи, результаты промеров глубин в проливах были обобщены немецкими специалистами и уже в 1941 г. изданы секретным приложением к «Наставлению о плавании в арктических морях»[127]. Это в значительной мере способствовало проведению активных операций немецкого флота на морских путях в Арктике, особенно в начальный период войны.

Не последнюю роль в переходе на Дальний Восток «Комета» и в изучении немецкими военными моряками Северного Морского пути сыграло создание секретной «Базис Норд», располагавшейся в губе Большая Лица с октября — ноября 1939 г. по 5 сентября 1940 г. на территории Советского Союза. Результатом переговоров с советским правительством явилось то, что уже 17 сентября 1939 г., то есть спустя полмесяца после начала войны, в Мурманск вошли два немецких вспомогательных судна с грузами для предполагаемой базы снабжения. Но вместо Мурманска Германии на выбор были предложены две незамерзающие бухты: залив Териберка, в 30 милях к востоку от входа в Кольский залив, и Западная Лица, в Мотовском заливе. Германский штаб Руководства войной на море 11 октября 1939 г. поручил военно-морскому атташе Германии в Москве установить, насколько подходят предложенные советским правительством бухты у Кольского полуострова для базирования немецких судов. В ответной телеграмме военно-морской атташе Германии сообщил, что залив Териберка недостаточно защищен от непогоды и не совсем подходит для создания там передовой базы флота. Немецкое командование остановилось на районе бухты Западная Лица, которая получила условное наименование «Базис Норд». «Базис Норд» была выбрана еще и потому, что туда немецкие корабли могли заходить скрытно практически в любое время года. Эти уединенные места (бухты) редко посещались посторонними судами и поэтому больше подходили для оборудования морских баз. Передовую базу флота с мастерскими и складами немцы собирались соорудить в самые короткие сроки.

Вторжение в Норвегию было предрешено, и немецкие адмиралы прекрасно понимали необходимость иметь пункты снабжения и заправки кораблей в Арктике. К началу операции по высадке десанта в Северной Норвегии, в Западной Лице, по сути в режиме ожидания, находились несколько транспортов и три танкера с задачей обеспечить топливом направленную в Нарвик для высадки десанта флотилию немецких эскадренных миноносцев. Известно, что британский флот оказал противодействие проходу этих танкеров из советских территориальных вод в район боевых действий, из-за чего после высадки десанта германские эсминцы остались без топлива и вынуждены были задержаться в Нарвике в ожидании прибытия других танкеров из Германии. Таким образом, использование Германией базы в Западной Лице свелось практически к нулевому результату. Надежды немецкого военно-морского командования на снабжение флотилии эсминцев только с «Базис Норд», без запасного варианта снабжения их топливом, привели в итоге к гибели всех кораблей, что стало чувствительной потерей для Германии.

После оккупации Норвегии военно-морская база в Западной Лице, по сути лишь место временной стоянки судов, потеряла всякое значение и стала ненужной.

Кроме решения задач обеспечения метеоданными, немецкое командование организовало в районах Арктики временные опорные пункты для отстоя подводных лодок, временные базы заправки горючим и промежуточные аэродромы для самолетов-разведчиков и грузовых самолетов, доставлявших горючее для подводных лодок. Используя данные экспедиции 1931 г. на дирижабле «Граф Цеппелин» и перехода рейдера «Комет» летом 1940 г., в проливе Кембриджа (бухта Нагурского) была организована база для ремонта подводных лодок, действующих в Карском море. Здесь немцы могли заряжать аккумуляторные батареи подводных лодок и получать последние разведданные. В конце 1941 г. они построили взлетно-посадочную полосу и радиостанцию на острове Междушарский (у входа в губу Белушья), такие же полосы они соорудили и на мысах Константина и Пинегина. Отсюда немецкие самолеты контролировали практически весь бассейн Карского моря. Кроме того, на этих мысах можно было достаточно легко организовать приемные пункты для доставленного продовольствия и горючего для подводных лодок, использующих залив Ледяная Гавань как передовой или маневренный опорный пункт.

В конце июля 1943 г. на северо-восточном берегу острова Новая Земля был создан опорный пункт для заправки гидросамолетов-разведчиков (в 60 км от мыса Желания).

Если в 1942 г. все немецкие подводные лодки, действующие в Баренцевом и Карском морях, управлялись с берегового командного пункта Группы «Норд» (командующим подводными силами в Норвегии), то в 1943 г. руководство группой подводных лодок, для более оперативного управления, осуществлял старший из командиров находившихся там лодок. Эти подводные лодки для отдыха экипажей использовали совершенно безлюдные места: залив Волчий на архипелаге Норденшельда, район мыса Спорый Наволок, бухту Слободскую в Енисейском заливе в устье реки Лены, остров Вардроппера и необитаемый район в шхерах Минина, где была установлена радиостанция для выдачи целеуказаний подводным лодкам. В Арктике в 1944 г., используя секретные опорные пункты и базы, действовало двенадцать немецких подводных лодок, причем шесть из них были направлены в Карское море и объединены в ударную группу «Грайф». Некоторые подводные лодки были оборудованы специальной аппаратурой радиоразведки и имели в составе экипажей соответствующих специалистов. Эти лодки действовали в районе моря Лаптевых, а опорным пунктом для стоянки, радиоразведки и отдыха экипажей являлась база в районе острова Кубе или на одном из островов Дунай[128].

Таким образом, из рассмотренного экономического, политического и военного значения Норвегии как стратегического плацдарма можно заключить:

1) по своему военно-экономическому потенциалу Норвегия не представляла значительного интереса для Германии, за исключением поставляемой через ее территорию шведской железной руды;

2) с внешнеполитической точки зрения, Норвегия, будучи нейтральной страной, была не в состоянии защитить свой нейтралитет от угрозы захвата как со стороны Германии, так и со стороны Англии;

3) основная ценность Скандинавского плацдарма заключалась в его важном стратегическом положении. Географическое положение плацдарма позволяло использовать его в самых различных направлениях. Германские вооруженные силы могли с него блокировать восточное побережье Англии, северные порты Советского Союза, осуществить вторжение сухопутных сил в северные районы СССР и в то же время прервать морские сообщения между Западом и Востоком.

Поэтому не случайно рейхскомиссар Норвегии Й. Тербовен после захвата страны в апреле 1940 г. заявил о том, что Норвегия занимает решающее положение для всего Севера как в стратегическом, так и в политическом отношении[129].