Охотник на оборотней

Тулеевская область, дачный кооператив «Журавушка», спустя четыре дня

Степан Прокопчук с обнаженным торсом лихо орудовал тяпкой по ровным грядам картофельной ботвы. Высокий, мускулистый, темноволосый, он умел вогнать небольшой гвоздь в доску без молотка, только ладонью. Петр, тоже без майки, с садовым шлангом в руке, равномерно поливал уже окученные кусты «второго хлеба» для россиян, после пшеницы. Сейчас пришел черед Степана махать тяпкой, до этого то же самое делал Петр. Младший брат ходил со шлангом переминался среди посадок. За их слаженной работой с любовью наблюдала мама — Алевтина Семеновна. Ей едва перевалило за пятьдесят, и это была бойкая, слегка полноватая женщина с мягким взглядом. Всю жизнь она трудилась бухгалтером, давно уже занимая должность главбуха на госпредприятии. В отличие от мужа и отца своих сыновей — Прокопчука Андрея Ивановича, в свободное время Алевтина Семеновна с удовольствием занималась садоводством. Копала грядки, высаживала рассаду, небезуспешно проводила селекцию различных сортов овощей и фруктов. В эти выходные она попросила сыновей помочь в окучивании небольшого поля картофеля на загородном участке семьи Прокопчукых. Все члены семьи договорились, что выходные проведут вместе, на даче. Помогут в работах по саду, братья пойдут купаться, пожарят шашлыки и выпьют прохладной водки, забыв на время тяготы городского бытия. Телефоны с удовольствием отключили, чтоб побыть в тишине и беседах.

Степан с силой выдохнул воздух, распрямился, и оперся на черенок тяпки.

— Мама! — позвал он.

Женщина отложила книгу и спокойно посмотрела на младшего сына.

— Вот растолкуй мне такую вещь, ма! Зачем ты возишься с картошкой на даче, когда сколько труда и сил отнимает ее выращивание?! А ради чего?

Алевтина Семеновна внимательно слушала. Она знала, что парень сейчас выдаст

какую-нибудь теорию. Так и вышло.

— Вот я не «просекаю», в чем выгода-то? Вспомни прошлый год. Мы с Петей набили мешками с клубнями для посадки наши автомобили. Я — «Тойоту», он- «Девятку». Набили под завязку. Еле тащились тогда. Аж рессоры трещали под тяжестью! Добрались. Сколько мы тогда этих мешков притаранили?

— Я не помню, сынок.

— А я помню: в оба автомобиля, включая багажник, вошло двенадцать мешков. Сколько раз мы ездили, чтобы поле подготовить к посадке до этого? Много! Засадили все двенадцать мешков. Потом колесили, и не раз, чтобы прополоть будущий урожай. Ездили каких-то жуков колорадских и прочих гадов, да гусениц травить. И вот подходит время собирать урожай. И что мы в итоге получили? Помнишь, сколько мешков нам удалось собрать и загрузить в овощехранилище у гаража?

— Не помню, сынок. А что?

— А то, что весь урожай составил восемнадцать мешков! Да-да! Восемнадцать, а не сто восемнадцать! А ведь сколько мы бензина жгли, машины использовали под грузом немалым, землистым. Закупали, поливали и дышали ядами от вредителей, окуривали, гоняли дачных воров и гнули спины! Получается, из-за пяти мешков картошки! Из-за пяти!

— Прошлый год, сынок, на картофель повсюду неурожай выдался.

— Может быть. Но зачем за пять мешков такой объем работы делать? Ты бы нам только намекнула, мы бы тебе целую «Газель» картофеля купили бы и в овощехранилище загрузили! Тебе бы совсем не пришлось бы ничего делать! Что на это скажешь, мама?

— Знаешь, Степа, я и сама могу купить себе достаточное количество картофеля! И даже сверх того. Но вот скажи, что это будет за картофель?

— Да обычная это будет картошка! В земле.

— А на вкус, Степа, на вкус?

— А чего на вкус? Картофельный у нее будет вкус. Вот и все! Не клубничный же!

— А вот здесь ты не прав, Степа! Я же химией всякой ботву на участке почти не поливаю, удобрения мы используем — настоящий навоз. Даже гусеницы у нас, что жрут листья, не мутанты какие, а обычные мерзкие прожорливые гусеницы! И вкус у нашей не как у покупной, неизвестно где выращенной и чем опрыскиваемой! Ты же никак не определишь без оборудования, тестов, где конкретно выращивали покупной картофель! Может, эти клубни с грядки из-под Чернобыля? Я, конечно, утрирую, но согласись, что домашняя продукция — много безопаснее! Потом мы же собираемся здесь все вместе. Папа бессонницей не страдает на воздухе. Стоит это того?

Степан взглянул на старшего брата. Тот улыбался.

— А ведь стоит это того, мама! Стоит! — с горяча согласился Прокопчук-старший. Ты права, мама!

Отлично! У тебя есть еще какие-либо вопросы, сынок?

— Пока нет, ма.

— Тогда, я почитаю книгу дальше?

— Конечно, ма.

— А вы покушать желаете, мальчики?

— Конечно, ма! — ответил за двоих Степан.

— А подождать — можете?

— Конечно, ма! — теперь уже Петр опередил шустрого младшего брата.

Алевтина Семеновна спокойно вернулась к чтению. Погода на улице радовала душу и зрение. Солнце припекало не сильно, но несло приятное тепло. Оба брата с удвоенной энергией принялись окучивать зеленые кусты.

Г. Тулеевск, через несколько часов.

Подходя к своему дому, Петр увидел у подъезда машину «Скорой помощи». «Опять бабе Мане стало плохо?» — с беспокойством подумал молодой человек. Он уже подходил к подъезду, когда дверь открылась и в проеме показался санитар в белом халате. Он и еще медбрат несли носилки, а следом шли еще несколько человек из медицинского персонала. Сыщик с ужасом узнал женщину на носилках: лицо любимой тети Юли выглядело бледным, каким-то безжизненным.

— Быстрее! Быстрее! — командовал врач бригады «скорой». — А вы не мешайте проходу бригады! — прикрикнул он параллельно на Прокопчука.

— Что с ней? — только и успел выдохнуть сыщик.

— А вы ее родственник? — на секунду задержался доктор.

— Да.

— Сердечный приступ! Больше сказать пока ничего не могу. Быстрее, ребята, быстрее!

Юлию Удовиченкову поспешно, но аккуратно погрузили в кузов. Хлопнули двери, взвыла сирена, и машина тронулась в сторону больницы. Обескураженный Петр всматривался в темный проем входа в подъезд, откуда появился Юрий Удовиченков. Он шел, шаркая, еле передвигая ноги. Совершенно стеклянные глаза смотрели в никуда. Мужчина проследовал мимо соседа, даже не заметив его. Сыщик подбежал к Юрию, потряс за плечо:

— Что с тетей Юлей? Что с тетей Юлей? Дядя Юра!

Основательно поседевший мужчина, как под гипнозом, прошептал:

— Станислава убили! Снайпер убил! Этот поганый наш «вашингтонский» снайпер!

— Как убил?! Когда убил?! — расширил от ужаса глаза оперативник.

— Вчера, около полуночи, на Веерной набережной. Опять Веерная.

— Что там делал Стас? — в шоке вскричал Прокопчук.

— На «Хонде» катался. В новой амуниции.

— Как?! Я же вас предупреждал! Я требовал! Как он мог выехать?!

— Я… Я…. Я ключи у него забрал. Генератор снял. А сами мы, как и вы, на дачу уехали. А у него, оказывается, дубликаты были. Генератор ему друг, Сенька, одолжил. Не послушался. Не послушался! В голову его прямо! В новый шлем! Прямо на ходу! Что ж за изверг такой этот убийца, Петя? А? Мы тебе, Степке звонили, а у вас телефоны не отвечают. Что ж за изверг такой, а?

Петя глотал слюну, слезы выступили на глазах. Он вспомнил, как и сколько раз они со Станиславом играли вместе. Как хулиганили и даже дрались в детские годы, но всегда непременно мирились. Он сжал зубы.

— Найди его, Петя! Найди! Заклинаю тебя, найди! Найди! — бубнил отец убитого студента и талантливого программиста. — Найди! Найди!

— Обязательно! Обязательно, дядя Юра! Этот ублюдок или ублюдки заплатят за все! — с ненавистью прошипел Прокопчук.

— Да-да, — плакал мужчина.

— А с тетей Юлей что случилось?

— Сердце у нее сдало после известия.

— Они успеют ее спасти, дядя Юра! Успеют! Я уверен, дядя Юра! Верь мне! Я же редко ошибаюсь, ты помнишь? Ты помнишь?! — причитал Петр.

— Да… Да… Ты редко… Надеюсь, что успеют. Надеюсь…

Удовиченков, пошатываясь, пошел вперед.

— Погоди, дядя Юра! Погоди! Ты куда собрался? Я с тобой побуду сегодня! — молодой человек кинулся к убитому горем родителю, и просто близкому человеку и наставнику.

— Мы звонили…Звонили… Абоненты отключены…

На следующий день Петр рассматривал на мониторе фотографии с места убийства сделанные цифровым фотоаппаратом. Распластанное посредине проезжей части тело молодого человека, новый синий шлем, что видел сыщик на стеллаже в коридоре квартиры Удовиченковых, новая амуниция, перчатки. Оперативник сжал кулаки до хруста в бессилии что-либо изменить. Обыск окрестностей и милицейская засада на той стороне реки Ольховка, в лесном отрезе над Веерной набережной, опять не дали результатов. Молодой следователь до крови прикусил губу и сжал веки.