Окопная правда чеченской войны

Записки пехотного лейтенанта

«Лимонка» № 5 январь 1995 г.

13 января. Я пишу это все в полуподвале. Окна выбиты. Пишу на планшете. Поминутно грохочут орудия, тяжелые пулеметы, подо визжат, падая сверху, мины. Повсюду грязь, густая и жирная, развезенная гусеницами танков, колесами грузовиков. Запах гари, запах свалки, пустыря, — там, где жили, но уже не живут. Мои ребята воняют крепко и неприятно, две недели в бою, не то что бани, горячей водой не мылись со дня прибытия сюда. Сам я воняю тоже.

Мне 24 года, и это моя первая (я верю, что выживу), но не последняя война. Думаю, что их будет еще много. Что я чувствую? Если не сплю сутки, то херово, а если высыпаюсь — нормально. Первые трупы, которые я увидел в моей жизни, это было вчера, моих солдат Андрея и Сашки. У Сашки там, где живот, было какое-то болото — смесь тряпок, куртки его, крови и вывалившихся набок внутренностей, вываленных в грязи, в агонии он несколько раз перевернулся. Лежал на боку, каска съехала на глаза. Меня удивила моя, ну как бы это сказать, бесчувственность. Правда и то, что времени не было, шла атака. «Атака» так звучит, что видишь перед собой поле Второй мировой, и там бегут во весь рост и кричат «Ур-ра-а!» многие сотни русских мужиков. А тут в Грозном ничего такого, просто наше подразделение сумело уложить трех снайперов на окрестных высотных домах и сделало бросок на этот самый подвал в двухстах метрах от нашего прежнего КП. Перебежками, используя местность, где угол дома, где дерево и любую яму, мы двинулись. Первым попал к окнам подвала рядовой Стрельцов. Кинул в окно две гранаты, так спокойно, и потом, сам зачем-то туда прыгнул. Я их учил ведению городской войны немного, два дня, тому, что сам знаю. Ну, хотя бы они знают, что перед окном и дверью не стоять, обходить окна и любые отверстия в стене пригибаясь. А он прыгнул. И много очередей после этого там внутри. «Та-та-та-та-та!», дробно так.

Я был уверен, что «Стрельцу» хана. Что вынесем мы его за руки, за ноги. Но там все стихло. И рядовые Егоров и большой парень такой Иван через другие окна запрыгнули. И хохот слышен. Я с бойцами обнаружил их: обнимаются и что-то вроде славянского «кола» пляшут все трое. А «чехи», — так у нас их называют, — шесть трупов. В разных позах. Кто у окон, кто в углу. Где гранатами не достал, там огнем поразил.

Посмотреть на этого Стрельцова, ну трудно сказать, что такой сумасшедший. Тихий, скорее, тип. Роста среднего, худющий. А вот оказалось, у человека солдатский талант. Что это такое, никто не знает. Вернее, компоненты ясны. Малая чувствительность: к взрывам, осколкам, пулям, минам, дерьму, грязи, вони, холоду. Взяв подвал, мы прочесали дом. Кое-где он вяло горит. Я поставил на верхних этажах по три бойцах и совершил нарушение дисциплины. Выпил с бойцами за взятие этого блядского дома, полуподвал и за ребят — Сашку и Андрея. За упокой души, что называется.

14 января. Из КП батальона вызвали и показали. Злее будешь. Труп неизвестного нашего бойца, замученного «чехами». Вместо глаз, сухие струпья крови, один висит на щеке, из глазницы на каком-то сухожилии или нерве. Другая щека и лоб обожжены: это его сигаретами, гады.