Октябрь, который ноябрь

Глава третья Цветочницы-попрыгуньи

— Ну, если ничего не забыли, тогда — вперед! Нас ждут великие возлереволюционные дела! — провозгласила оборотень.

— Хорошо, что ты мирозданье предупреждаешь. Пусть заранее вздрогнет и подожмется. Но я очень прошу — можно поосторожнее? Сосредоточься, не отвлекайся, попадем мирно, спокойно.

— Слушай, Екатерина, с возрастом ты становишься все ворчливее и ворчливее, — намекнула межмировая проводница. — Если знаешь кого-то надежнее по части Прыжков, так не стесняйся, просись к тем таинственным виртуозам. Я ничуть не обижусь. Но помни, что полную гарантию прибытия к месту назначения дает только скромная старенькая коки-тэно!

— Угу, старенькая ты… В том-то и дело, что ты к своей гарантии еще что-то норовишь дополнительно прицепить.

— Так это в тренде! Бонусы, милые сюрпризы и мимишные презенты — ну кто сейчас без них обходится? Не капризничай. Или тут кто-то кота за хвост тянет, побаиваясь Прыжочка?

Прыжков Катрин действительно опасалась. Дом, семья, политика местная, политика континентальная, виды на урожай, а тут вдруг выпадаешь из всего, пытаешься переключиться — это само по себе непросто. А мыслишки о том, что можно и вообще не вернуться… До сих пор, конечно, возвращалась, иной раз глубокими обходами и кругами, но возвращалась. Нет смысла нервничать, Лоуд — действительно прыгунья, как говориться, «от богов». Другое дело, боги эти крайне сомнительные и шкодливые.

— Ты ни о чем не думай, глаза закрой и считай баранов. Или свинок, как у вас в долине заведено некоторыми суровыми личностями, — великодушно посоветовала оборотень. — Я тебя за благородную длань придержу, живо передерну, охнуть не успеешь. Багаж не забываем!

Багажа у шпионок было не чрезмерно: небольшой чемоданчик с оружием и оборудованием, плетеный короб-сундучок с «перекусом» на первое время и здоровенная корзина с цветами. Насчет последнего шпионки немало подискутировали — уж очень объемный и яркий груз. Но Лоуд заверила, что все встречные-поперечные только эти цветы и будут замечать. А это немаловажно, ибо товарищ капитан — дамочка яркая, приметная, натуральный георгин-переросток, причем никакой маскировке не поддающийся в принципе. И как люди с такой навязчивой внешностью пытаются в шпионы наниматься?!

Катрин отвечала, что как раз она никуда не пытается наняться, это ее все время нанимают или мобилизуют. В общем-то, опыта в маскировке и отводе глаз у Лоуд имелось заведомо больше, идея с цветами могла сыграть, хотя возни с ними…

— Померзнут ведь, там практически ноябрь.

— Так укутаем, — заверила оборотень, заботливо расправляя тряпочку на корзине. — А померзнут, я новых прихвачу. У меня знакомцы на мелкооптовой базе, по гроб жизни мне обязаны за одну житейскую ситуацию. Прям рыдают: «возьми, да возьми». Надо же уважить, мне уже неудобно отказываться.

За что оборотню должны «по гроб жизни», где та цветобаза находится — гадать было бесполезно. Оборотень вела столь «прыгучую» жизнь, что любая блоха от зависти сдохнет.

Торчать над берегом моря, среди чистого песка и убаюкивающего шума прибоя с багажом, цветами и брехливой профессоршей — занятие бессмысленное.

— И что? — пробормотала Катрин.

— Да щас. Вот волна временного перестроения накатит…

Шутит или вправду так чувствительна напарница, Катрин осознать не успела — ее цапнули за руку, песок под ногами сменила каменная мостовая, в горле мгновенно запершило от смены воздуха. Дышать стало куда неприятнее, но главное…

— Это что?!

— М-да, даже излишне точно, — озадаченно признала Лоуд.

Шпионки, задрав головы, стояли перед каменным столбом. В смысле, перед колонной розового гранита псевдоантичного столбовидного вида. Венчал ее ангел, придерживающий крест — впрочем, снизу, от подножья скульптура угадывались лишь своей смутно-зеленоватой патиной.

— Почистить не могли? — возмутилась Лоуд. — Политический режим еще старый, а отношение к скульптурам атеистическое как будто…

Критическое замечание было прервано перепуганным воплем:

— Стой! Откуда за оцеплением?!

Вопил юнкер, порядком шокированным необъяснимым явлением двух гражданских лиц женского пола за периметром ограды постамента.

— Солдатик, мы так, одним глазком на красотищу глянуть, — заверила Лоуд.

— Стоять! — юнкер неловко сдергивал с плеча длинную винтовку.

Катрин двинула напарницу коленом пониже спины и шпионки устремились к ограде, стараясь оставить монумент между собой и взволнованным воином. Рослая шпионка взлетела на полутораметровую бронзовую решетку, подхватила заброшенную корзину цветов. Помогать собственно оборотню не требовалась — опыта в убегании профессору было не занимать.

— Стоять, чертовы бабы! — донесся стук затвора.

Нарушительницы спрыгнули и немедля надбавили ходу.

— Стрелять буду! — истошно вопили в спину.

— Не надо! Мы нечаянно! — отозвалась Лоуд, взмахивая здоровенной цветочной корзиной. — Служивый, случаем своей барышне розочек не возьмешь? Недорого отдам…

Юнкер отозвался невнятно, но сугубо неодобрительно…

— Молодой, а грубый, — осудила оборотень.

Вообще-то, Дворцовая площадь практически пустовала. Кроме Александрийского столпа, четырех замысловатых фонарей-стражей по его сторонам и пятого вполне живого и нервного часового, поблизости никого не было. Дальше, вдоль зданий дворцов громоздились то ли недостроенные баррикады, то ли груды стройматериалов, толклись фигуры в шинелях, вот несколько человек двинулись наперерез беглянкам…

— Курс меняем! — прошипела Катрин.

Дамы устремились в сторону Певческого моста, там вояки оказались повеселее — под свист и улюлюканье, шпионки выскочили к Мойке. Задерживать их никто не пытался, но всякие заманчивые предложения высказывались громогласными казачками в изобилии.

По набережной спешили прохожие, мрачные, торопливые, но гражданские, не озадаченные отловом подозрительных личностей. Беглянки замедлили ход, дабы не выделяться.

— А бегать ты не разучилась, — отметила Лоуд, поправляя сбившуюся тряпку на пестрой цветочной корзине.

Катрин не ответила. Свернули на Волынский, проверились — «хвост» не прицепился.

— Не орешь, что даже немножко странно, — продолжила намекать оборотень. В теплом платке, темной юбке, скособоченная дурацкой корзиной она вписалась в городскую атмосферу мгновенно и уверенно.

— Орать я не буду, даже и не надейся, — пробормотала Катрин. — Но вообще ты дура.

— Чего это «дура»?! Вообще какое-то убогое обзывательство. Вот не ожидала от благородной воспитанной дамы…

— А ты ожидала, что мы как прыщ перед Зимним вскочим? Это что, очень смешно было?

— Да чего тут смешного? Я вообще не люблю, когда на меня винтовкой щелкают. Неприятный случился сюрпризец, да.

— А какого…?!

— Откуда мне знать? В теории перемещения внутри временных пространств зияет уйма белых пятен. Мы в тот тихий проездик у Конюшенной метили? Так вот он проездик. Ничего страшного, чуть прошлись, прогулялись.

— Ну, да, профланировали, — Катрин в ярости перекинула багаж из руки в руку — чемоданчик оказался на редкость неудобным.

— Случайность, она на то и случайность. Кстати, я в прошлый раз на Дворцовую площадь заходила, там атмосферка была как-то поприветливее. Народ бродил, юнкера табунками, все оживленные, общались. Вообще-то я тогда насчет ударниц любопытствовала — так оказалось, они на тебя вообще не похожи.

— Неужели?

— Это к слову. Ты вообще уникальная, тут спору нет. Я о том говорю, что ситуация явно поменялась. В худшую сторону, — озабоченно поведала многоопытная оборотень.

— Именно поэтому мы здесь.

— Вот и я говорю — мы здесь. А с площадью — случайность. Если думаешь, что я нарочно всякие шмондецовые шуточки шучу…

— Не думаю. Но было бы круто, если бы нас мгновенно подстрелили. Так быстро меня на прицел вообще еще не брали.

— А у меня случалось, — призналась Лоуд. — Иной раз так вляпаешься… Впрочем, о чем вспоминать? То было, когда я еще не напрактиковалась. Ладно, идем по плану…

Действительно, без эксцессов пересекли Невский. В скверике Катрин переложила один из пистолетов под одежду — между прочим, носить крупное, почти полуторакилограммовое оружие за поясом юбки, крайне неудобно.

— Ну, вот сейчас тебе-то определенно полегчало, — отметила ехидная оборотень. — Злая, вооруженная, только и ищущая повод пальнуть — нормальная Светлоледя на тропе войны, все скальпы наши! О, помнишь, как мы про ирокезов шпакам втирали?

— Это ты втирала, а я вместе с ними охреневала, — усмехнулась Катрин.

И действительно: обычно начинается все по-идиотски — традиция такая. Но, тем ни менее, успеха мы иногда достигаем. Но сначала нужно добраться до квартиры и позавтракать. Желательно, плотно и незамедлительно. Прыгаем-то мы по старой памяти натощак.

3-й Рождественский. Дом двухэтажный. Первый этаж — конурка прислуги и обивочная мастерская — мастерская ныне пустует, ворота тесного двора заперты наглухо. Второй этаж — квартира домовладелицы и крошечные номера-пансионы, в количестве трех штук. Вход к ним с другой стороны, с хозяевами жильцы не пересекаются, да и вообще номера не пользуются спросом — дорого и вид отвратительный. Зато при желании из номера можно попасть во двор, на хозяйскую половину, на чердак и крышу, с возможностью перехода оттуда на соседний дом — потенциально пять вариантов отхода.

— Как описывали, так и есть, — признала Катрин, озирая многообещающие домовладение.

— Да, удачно подвернулось, — согласилась оборотень. — Полезная у меня память. Да и твои не подкачали.

Подготовку к операции, пусть и скомканную, все же провели. Что-то успело ФСПП, чем-то помогли иные бывшие коллеги. Для начала есть на что опереться.

Невысокая, замученная жизнью, экономка-управляющая, она же «прислуга за все», отзывавшаяся на Лизавету, дважды перечла письмо хозяйки — там сухо поручалось принять давешнюю знакомую Екатерину Олеговну Темпорякову, коя срочно прибыла в Петроград по семейной юридической надобности. Сама хозяйка дома уже год разумно пребывает за границей, перепроверить — она ли автор письма сложно, а почерк недурно имитировала компьютерная программам.

— Темпорякова, вдова, — кратко представилась Катрин. — Дела покойного мужа пытаюсь завершить, насчет пенсии и вообще.

— Да разве ж сейчас чего добьешься, — вздохнула Лизавета, с сомнением вертя письмо.

— Вот и я говорю — все эти хлопоты — безнадега! — немедленно подтвердила помолодевшая и попростевшая Лоуд. — Даром на билеты потратились. Такие деньжищи!

— Это моя племянница, — пояснила Катрин. — Цветочками приторговывает, в оранжерее на паях растит, заказец у нее тут был, завезла с оказией. Времена смутные, страшновато даме в одиночку разъезжать, вот и решили сообща приехать. Знали бы что в Петербурге так… нехорошо, не рискнули бы.

— Совсем плохо в городе, — закивала тщедушная экономка. — Хлеба нет, каждый день стрельба, а сегодня ночью, говорят, и жечь дома принялись.

— Ничего, к нам не сунутся. Я так визжать умею — лошади глохнут! — заверила боевитая «л-племянница». — На Москве-реке с паровым катером соревновалась — у меня гудок громче. Верно говорю, а, теть Кать?

— Люда, ради бога, не позорь перед людьми, хватит глупости болтать, — поджала губы тетушка. — Да вы, Лизавета, не беспокойтесь, мы на три дня, максимум на четыре, и немедля домой.

Из глубины комнатушки, больше похожей на дворницкую, выбралась маленькая тень с котенком на руках и тут же стеснительно спряталась за юбки мамы. Девчушка оказалась крошечной копией Лизаветы, хотя куда уж, казалось, миниатюрнее.

— Ух ты, кто тут есть! — восхитилась «л-племянница», немедля выдрала из корзины огромную розу и одарила обомлевшего ребенка.

— Что вы, куда Ниночке такую редкость?! — испугалась хозяйка. — Это же так дорого.

— Ничего, мы еще вырастим, — заверила великодушная профессор от цветоводства. — Только не уколись, там шипищи, ого!

— Не уколюся, — прошептала девчонка, не спуская очарованных глаз с великолепного цветка.

Катрин отсчитала задаток за комнату.

— Уж не знаю, удобно ли вам будет, — вновь засомневалась Лизавета. — Вы дама из благородных, а у нас скромненько, да и… В первом номере жених-приказчик с девицей проживают. Сомнительные жильцы, вот только…

— Вот только иных сейчас и вообще не сыщешь, понятное дело. Платят хоть исправно? — заинтересовалась л-племянница.

— Как сказать, — вздохнула экономка.

— Ничего, будут безобразничать, я взвизгну, — решила Лоуд. — Верно я говорю, тетя?

— Люда, ты знаешь, я скандалов не терплю, — напомнила Катрин.

Видимо, тон был слишком, гм, не вдовий — Лизавета вздрогнула.

— Какие скандалы?! Откуда?! — л-племянница подхватила корзину и сундучок, устремилась к входной двери. — Я в номер! Самовар-то будет? Ой, сколько дел, а я ж еще в синематограф хотела.

— Вы на Людмилу внимания не обращайте, — доверительно попросила Катрин. — Безотцовщина, воспитание ужасное, но, в сущности, добрая душа, хотя и шумная. Ох, дал бог племянницу. Ах, пусть и троюродная, но все же родная кровь.

— Я понимаю, — робко закивала экономка. — Живите. Не «Астория», но клопов у нас нет!

— Вот это главное, — Катрин вздохнула, погладила девочку по серым волосикам:

— Нина, значит? Хорошее имя. А наша на годика два помладше будет. Скучает, уж, наверное…

Переходя по улице к узкой двери «номеров», Катрин подумала, что мама Ниночки на редкость не подходит характером к хлопотливой должности управляющей мини-гостиницей. Тут в кармане передника заряженный «бульдог» нужно носить, а жильцов пинками периодически воспитывать.

На крутой лестнице оказалось темновато, а стоило начать подниматься, как стало еще темнее. Катрин глянула наверх — на верхней площадке стоял бухой взъерошенный джентльмен — судя по виду, не просохший со вчерашнего.

— У, ты какая… — пошатываясь, отметил абориген.

— Сударь, застегните брючата и свалите в комнату, — посоветовала вдова. — Иначе…

Она пояснила, что будет иначе — слушатель, похоже, понял не все, но счел за благо исчезнуть.

— А что мы так сразу и материмся? — заинтересовалась лежащая на кровати оборотень.

— Сосед мне не глянулся. Удобно?

Лоуд поерзала на кровати:

— Не особо. Но спать можно. Слушай, я как вижу такую койку, так мне сразу хочется шарики с прутьев спинки свинтить. Прям непреодолимо!

— Это нормально. Всем хочется свинтить. Вон — тут на две кровати всего три шара осталось, да и те облезлые.

— Хочешь, все на твою накрутим, будешь лежать и любоваться? — благородно предложила оборотень. — Завтракаем и по плану?

— Да, съездим на место, потом решим.

Позавтракали недурно, хотя обои в пятнах навевали уныние, а меню было странновато: роскошнейшая рыбина из конгерских коптилен, печенье «Юбилейное», хрустальная вазочка с паштетом непонятно из чего, и лоток с сырыми куриными яйцами.

— Накидала из провизии чего под руку подвернулось, мы с тобой все равно не чревоугодницы, — пояснила оборотень, зажевывая ломоть рыбы, зажатый между парой печений.

— Я поняла. Но паштет любопытный. Из чего он все-таки сочинен?

— Понятия не имею. Изъяла исключительно в знак протеста. А то они меня по кухне и чуланам вздумали гонять. Удивительно негостеприимный замок попался, да. Ты не боись, он, паштет, вообще не портится. Даже интересно. Я думала, банка с каким-то секретом необыкновенной хрустальной консервации. Так нет, наживка стухла вмиг.

— Надеюсь, это не та вазочка, не наживочная?

— Нет, ту Блекхук закопал. Он привередливый, вроде некоторых.

На Выборгское шоссе катили довольно долго. От сгоревших остатков дома еще несло дымком, зевак осталось немного — собрались табунком мальчишки, их отгоняли двое унылых милиционеров с неуклюжими винтовками и неприятно-белыми повязками на рукавах. Лоуд немедля принялась строить глазки служителям временного правопорядка, а Катрин обошла пожарище, прогулялась по березовой рощице. Увлекшиеся л-флиртом милиционеры не обратили на даму в черном особого внимания.

Через полчаса шпионки встретились на шоссе и двинулись к дожидающемуся извозчику.

— Что так долго? — поинтересовалась Лоуд. — На мне уж жениться хотели.

— Оба?

— Нет, один женатый. Страшно расстроился, бедняга, осознал, что поторопился и обмишулился. Так чего там? Следы, улики, отпечатки копыт?

— Затоптано все. Многовато народу толклось, да еще подводы подъезжали, видимо, трупы вывозили. Вот нашла, — Катрин показала гильзу.

— И чего это значит? Давай-давай, рассказывай, знаешь же — я в огнестреле не сведуща.

— Да ничего не значит. От немецкого пистолета, я таких гильз порядком навидалась. Здесь «парабеллумов», конечно, поменьше, но тоже отнюдь не редкость.

— А в газетке «расстрел из пулеметов, сотни пуль истерзали застигнутых врасплох жертв еще до охватившего все строение всепоглощающего адского пламени». Брехуны!

— Если и были пулеметы, то стреляли, наверное, с машин, прямо с шоссе. Хотя как-то все странно. Может, жертв прямо в доме убили? Стрельба накоротке, кто-то выбежал, добили снаружи. Там на траве пятна крови остались.

— Если в упор, да за столом, то это чужаки. В смысле, наши коллеги, из пришлых, — авторитетно заявила Лоуд. — Здешние за столом только ругаются, ну, могут по роже двинуть. Консерватизм и партийная дисциплина! Потом-то, конечно, и по-иному приноровятся, но то попозже будет.

— Хрен его знает. Нам бы материалы следствия глянуть, но пока их добудешь… долгая возня. Да и есть ли они, те материалы? В нынешней смутной ситуации могли толком и не оформлять.

— Это да. У вас, у людей, вечный бардак с делопроизводством. Между прочим, я в университете всю эту бюрократию вообще упразднила. Дабы не уподобляться! Ладно, значит, пока здешнюю пальбу обдумываем, а сами по списку упрыгиваем?

— Именно что упрыгиваем, — засомневалась Катрин. — Что-то я нервничаю из-за твоего легковесного подхода к перемещениям.

— А ты не нервничай и все будет хорошо. Главное, мы все продумали, а черный траур так вообще тебе очень к лицу. Что, кстати, будет отвлекать потенциальных клиентов.

— Не в клиентах дело. Безнадежные у нас перспективы. Как на снегу каллиграфией заниматься — придет весна, в смысле, вот эта осень — все истает, одни лужицы останутся.

— Вот совершенно с тобой согласна! Глупейшие и наивнейшие у тебя идеи, — с величайшей готовностью подтвердила оборотень. — Но раз ты думала, напрягалась, лоб свой гладкий морщила, то отчего не попробовать? Убедимся, что глупо и вот потом перейдем на мою тактику.