Автомат хлопает в моих руках. Ни черта не вижу, куда стреляю: впереди только поломанные деревья и кусты торчат. Но знаю: враг там, впереди. Слева и справа раздаются частые одиночные выстрелы. Моя штурмовая группа продвигается к опорнику, охватывая его с трёх сторон. Осторожно двигаюсь вперёд, в любую секунду готовый схлопотать пулю. Надеюсь, броник выдержит прямое попадание из калаша с такого-то расстояния.
Тяжело дышу. Чтобы сюда добраться, пришлось основательно побегать по лесополосе. Приближаемся к опорнику. О том, что он здесь, нетрудно понять по мусору: обрывки бинтов, банки из-под консервов, какие-то пакеты. Выглядит, словно здесь помойка. В земле виднеются норы. Не окопы, не блиндажи. А именно норы, будто тут кроты поселились размером с человека.
— Всё чисто! — слышу по рации.
— Всё тихо. Не стрелять! — приказываю бойцам.
— Выходите на землю! Ложитесь на землю все! — кричит мой заместитель. Он с группой бойцов подобрался ближе всех к позиции врага. А вот, наконец, и его окопы.
— Хотите остаться в живых — ложитесь на землю, оружие сбрасывайте сюда!
Внезапно рядом раздаётся короткая очередь. Матерюсь, но не вижу, кто и почему.
Стрельба прекращается. Подхожу к своим. Пять моих встали рядком, как расстрельная команда. Стволы опущены в окоп.
— Не стрелять! — приказываю снова и кричу тем, кто шевелится в блиндаже. Ну, скорее это просто несколько брёвен, брошенных через окоп. Оттуда медленно выбирается солдат с поднятыми руками. Сначала грязные ладони появляются, затем сам.
— Выходите, ложитесь на землю! — приказываю.
— Выходим, ложимся на землю, вашу мать! — орёт мой зам.
Приближаюсь. Вижу: в окопе неподалёку ещё двое. Один лежит, на спине у него «муха». Руки выставил перед собой, растопырив пальцы. Второй медленно кладёт автомат рядом.
— Давай сюда! — кричу ему. — Вытащи сюда!
Прислушиваюсь: неподалёку похлопывают выстрелы.
— Ты один? — кричу отдавшему автомат. Он сидит в какой-то яме, присыпанной сверху ветками, и кажется, что там может быть кто-то ещё.
— Да.
— Останься с ними, — приказываю бойцу из своего отряда. Сам спрыгиваю в окоп. Иду дальше. Новая нора.
— Здесь кто есть? — спрашиваю.
Тишина в ответ.
— Пожалеем! Пожалеем, говорю! Не ссыте, выходите, никто вас не обидит! — это я тем, что остались позади.
Дальше по окопу не пройти — обвалился наполовину. Поворачиваюсь к пленному:
— Слушай! Куда они побежали все? Туда? По дороге?
Он отвечает, — слышно плохо на фоне выстрелов, но это наши бьют скорее для острастки, чтобы отступившие поняли: сюда лучше не возвращаться. Приходится подойти к нему, присесть.
— Ну, они просто убежали. Кинули позицию, — говорит чумазый солдат. Хотя чего там. Мы все тут выглядим, как черти из ада.
— Ладно. Держи их на прицеле, — говорю своему бойцу и двигаюсь дальше.
Неподалёку шлёпается мина. Пригибаюсь, слушая, как по шлему шлёпаются куски земли.
— Передай по рации, что всё уже! — ору одному из своих и добавляю крепкое выражение. Иначе арта так и будет долбить по этой позиции, нас накроет.
Медленно иду по окопу дальше. Осторожненько, неспеша. Внимательно смотрю под ноги. Кое-где в грязи даже мины валяются. Целые, между прочим. Видать, расколбасило взрывом ящик, вот они и высыпались, а поднимать некому. Слева вижу ещё один блиндаж.
— Есть кто, выходи? Живой есть кто? Выходи, не тронем! — кричу туда, чуть выглядывая из-за угла. Внутри шевеление. — Давай, выходи! Не ссы, не тронем. Обещаю! Подними руки, вылазь давай!
Передо мной появляется солдат. Руки подняты, на голове шлем. Явно иностранный.
— Ты один там?
— Да.
— Ложись здесь, — показываю перед собой. Ну, лечь-то он не сможет — узко, присел с поднятыми руками, положил ладони на стенку окопа. Нет, мимо тогда не пройти. Приказываю лечь в проход, ведущий к блиндажу. Он быстренько ползёт туда, тут же кричу:
— Оружие вытащи! — как-то я про него забыл.
— Нема у меня оружия, — говорит солдат, брякнувшись на живот и приподняв голову и ладони.
— Чем ты стрелял?
— Оно там, — махнул рукой неопределённо в сторону.
— Лежи здесь спокойно, — бросаю ему. Надо двигаться дальше. Этот опорник врага наш, а сколько их ещё рядом? С дронов заметили порядка трёх-четырёх. Моей штурмовой группе до конца светового дня надо бы ещё хоть один зачистить. Потом вернёмся к своим.
В этот момент над головой вдруг стал нарастать грохот. Это авиация. Тут правило просто: если ты его слышишь, значит, он уже улетел.
— Ложии-и-и-ись! — чей-то истошный вопль. Падаю на дно окопа, закрывая голову руками. Раздаётся мощный удар, словно по земле огромный молот бахнул. Меня аж подбрасывает. В следующую секунду яркая вспышка…
Я открыл глаза и сразу почувствовал, что что-то не так. Вокруг меня был полумрак, свет проникал через маленькие щели в стенах, воздух насыщен запахом сырости и земли. Первое, что ощутил — это холод и жёсткость деревянного настила подо мной. Попытался сесть, но тело протестовало: мышцы ныли, а голова гудела. Пришлось себя заставить. Осмотрелся. Ни царапины. Чудо, что ли, приключилось? Помню же, как летуны нас обрадовали ФАБами. Сотками, кажется.
Оглянувшись, я понял, что нахожусь в каком-то помещении, похожем на сарай. Хотя нет, это же… блиндаж, что ли? Вроде бы похож на наш, то есть моего штурмового отряда, только этот какой-то другой. Ни одной знакомой вещи. Другие есть, а современных — ни одной. Может, меня к медикам оттащили? Но нет, тогда бы уж я в медицинской «мотолыге» сейчас трясся. Или уже в палатке лежал.
Странный блиндаж какой-то. Я такие в кино видел про Великую Отечественную. Узкое пространство, стены которого сделаны из грубо сколоченных досок, прикрытых мешковиной, защищающей от земляной пыли. В углу тускло светила лампа из артиллерийской гильзы со сплющенным наконечником, её мерцающий свет бросал дрожащие тени на стены. Я вдохнул запах керосина, смешанный с «ароматами» крепкого мужского пота, табачного дыма и какой-то кислятины. Вдоль одной из стен стояла скамья. На столе в центре лежала газета крупным названием — «Суворовский натиск», стояли несколько видавших виды кружек.
Поначалу мне показалось, что это сон. Очень странный и неприятный. Я попытался ущипнуть себя, но боль была слишком реальной. Посмотрел на руки и увидел, что они покрыты грубой кожей, чёрной в местах сгибов, морщинами и мозолями — это были не мои руки. Поднёс к лицу, принюхался: бензин, машинное масло. Пахнет, как от механика. От меня же должно разить землёй и порохом.
Тревога начала накатывать, но заставил себя успокоиться, стараясь осмыслить происходящее: «Что это за место? Как я сюда попал?» Ничего в голову не пришло. Попытался встать, но голова закружилась, и снова сел, опираясь на лежанку. Тоже странная. Голые доски, поверх — суконная шинель.
Вдруг дверь блиндажа распахнулась, и внутрь вошёл парень, держа в руках небольшой котелок с чем-то горячим. Я сразу обратил внимание на его форму: военная, полёвка. Но не современная, а старая: на голове пилотка со звездой, гимнастёрка, ремень, галифе, заправленные в сапоги.
— Эй, Лёха, ты как? — спросил он, явно обеспокоенный. — Мы уже думали, что с тобой что-то случилось.
Я не сразу понял, что он обращается ко мне. Лёха? Это явно не моё имя. Меня Владимиром зовут. Позывной — «Волга». Я напрягся, стараясь вспомнить, что произошло. Ну да, мы взяли опорник, потом нагрянули летуны. Скорее всего, наши. Бахнуло пару раз, и вот я тут… Невероятно, но, похоже, переместился назад во времени. И теперь нахожусь в теле другого человека — этого самого Алексея.
Чушь собачья! Такого не бывает!
— Да… всё в порядке, — пробормотал, пытаясь не выдать своего замешательства. — Просто немного голова кружится.
— Тебе надо поесть, — сказал он, протягивая котелок. — Здесь у нас не ресторан, но еда хоть какая-то. К тому же, ты пропустил завтрак. И вообще. Надо меньше по жаре шляться без пилотки. Тут тебе не Германия!
Отдав мне еду, незнакомец ушёл.
Я взял котелок и увидел внутри густую овсяную кашу, густо сдобренную кусками тушёнки. Пахла еда достаточно аппетитно, но выглядела немного сомнительно. Мало ли, кто её готовил. А, ладно, голод не тётка. Осознав вдруг, что сильно проголодался, и с трудом откусив кусок чёрствого ржаного хлеба, который лежал рядом, начал есть. Еда была холодной, и металл котелка неприятно холодил пальцы. Овсянка оказалась жирной и вязкой, но я не мог оторваться, чувствуя, как с каждым глотком ко мне возвращаются силы. Правда, чтобы всё проглотить, потребовалось взять кружку и прихлёбывать. Хорошо, внутри оказался кем-то недопитый чай.
Не успел доесть, как вернулся мой кормилец.
— Мы уже собираемся на задание, — продолжил он, будто не уходил. — Надеюсь, ты пришёл в себя? Давай уже, поспеши, твою тачанку всё равно везти больше некому.
Тачанку? Слово-то какое древнее. Там что, правда телега с пулемётом?
Я кивнул, понимая, что пока не могу ничего объяснить и должен следовать течению событий. Присмотрелся к погонам на форме бойца. Чёрный фон, красная окантовка. Две широкие полосы в виде буквы Т. Небольшие вышитые танки. Если правильно помню, передо мной старшина танковых войск. Ну, а раз погоны, а не лычки и прочие ромбы, значит, сейчас позже 1943 года. Но где мы вообще находимся? Какое время?
Старшина ушёл, оставив меня одного. Я отодвинул котелок, отхлебнул ещё чая (хотя по вкусу это был скорее травяной отвар), взял газету в руки и начал читать. Всё-таки что может быть интереснее для бывшего опытного журналиста, чем работа коллег почти вековой давности? Я всегда, приезжая в другой регион, раньше покупал местные издания. Там, где они ещё остались, конечно. Теперь их сетевые почти всюду заменили.
«Суворовский натиск», пятница, 25 мая 1945 года. Поздравление Сталина редакции «Комсомольской правды» с 20-летием, передовица «Великая армия советского народа». Здесь восхваление армии, одолевшей немецкий фашизм. Так, это понятно. На второй полосе статья «Дисциплинарное взыскание», про героя Великой Отечественной материал «Над потоком», третья полоса — «Продовольственное положение в Берлине и Дрездене». Ну и так далее.
Получается, сейчас конец мая 1945 года.
Задумался, вернулся к каше. Пока доедал, в голове мелькали сотни мыслей. Как здесь оказался? Смогу ли вернуться домой? И кто такой этот Алексей, в чьё тело я, по-видимому, попал? Придётся играть его роль, пока не найду ответы. Ощупал нагрудный карман. Обнаружил в нём потрёпанную красноармейскую книжку. Раскрыл и прочитал: Оленин Алексей Анисимович. Старшина. Наименование части: «13 отб УКР „СМЕРШ“ ЗАВО». Ого! Так я служу в СМЕРШ⁈ Вот это уже интересно!