Я сразу понял, что не собираюсь пока делиться с Добролюбовым всей информацией. Да, мужик он хороший. Но кто знает, как отреагирует, когда ему станет известно о сокровищах? И вообще следует разобраться сначала, что ему от меня понадобилось.
— Да мы с ним и не общались особо. Он, как из виллиса вылетели, развязал верёвку на руках и напал. Ну, я опередил его. Предложил по-честному сразиться, — рассказал я оперативнику.
— На пистолетах, что ли? — удивился Добролюбов.
— Нет, конечно. На катанах — японских мечах. Я, когда его взял в плен, при нём была одна. Ну, а другая у меня в машине валялась. Тоже трофей. Ну, в общем…
— Интересно, уголком рта усмехнулся оперативник. — Откуда ты приёмы фехтования так хорошо знаешь?
— Это допрос? — нахмурился я. Что-то не нравится мне, когда столько вопросов задают. Да не просто из любопытства. Явно к чему-то клонит товарищ лейтенант, но темнит, как Малевич со своим «Квадратом».
— Никоим образом, — улыбнулся оперативник. — Просто появилась оперативная информация, что офицер, с которым ты схлестнулся, был непростым человеком.
— Да? — сделал я вид, что не понимаю, хотя уже начал догадываться. — И что в нём такого особенного?
Добролюбов помолчал. Решал, видимо, стоит со мной делиться или нет.
— Он тебе, случайно, перед смертью ничего такого не рассказывал?
Я сделал вид, что усиленно вспоминаю. Даже лоб наморщил. Потёр подбородок, будто проверяя, не слишком ли сильно отросла щетина. Нет, не должна была. Перед тем, как мы с Зиночкой окунулись в омут физических удовольствий, я тщательно побрился. Негоже девушке нежную кожу портить своей наждачкой.
— Он мне рассказывал только об истории своего рода. Видимо, впечатлить хотел. Про своих предков, которые у него были сплошь военными. Генерал на генерале. Даже при Порт-Артуре один участвовал, — сказал я.
Про катану ни слова. Иначе отберёт. Скажет нечто вроде «это важная улика», и прощай, творение Мицуи Хара, которого вдохновляли духи предков. Мысленно я ещё попросил у оперативника прощения за своё решение молчать. Но прежде надо понять, какое в задуманной им игре место отводится для меня. Быть пешкой или разменной монетой не собираюсь. Не для того переродился в новом теле, чтобы меня использовали, как презерватив.
Добролюбов, кажется, поверил. Тогда настал мой черёд вопросы задавать. Всё-таки у нас беседа, а не допрос.
— А что случилось-то? Может, скажешь? — снова поинтересовался я таким тоном, что вроде бы и не слишком мне интересно. Скорее, любопытно просто.
— Лейтенант Сигэру Хаяши, согласно оперативным данным, владел информацией о ценностях, которые китайские товарищи собирались переправить в СССР по железной дороге накануне японского вторжения, — сказал Добролюбов. — Но нам известен лишь маршрут, по которому двигался состав. В каком-то месте он потерпел крушение. Японцы его взорвали, не зная о содержимом одного из вагонов.
— Что же там было? Какие такие ценности? — уточнил я.
Оперативник пожевал губами, раздумывая.
— Учти, Алексей. Я не имею права тебе разглашать эти сведения.
— Ну, ладно тогда…
— Но я сделаю это, поскольку видел тебя в деле, — твёрдо сказал Сергей. Мне стало приятно.
— Слушаю внимательно, — ответил ему.
Добролюбов прочистил горло. Потом заговорил спокойно и буднично, словно рассказывал об ассортименте в продуктовом магазине:
— Если переводить на рубли, то сумма получится астрономическая. Ценности — это буквально. Золотые слитки, ювелирные изделия, драгоценные камни, огромные суммы в долларах. Есть информация, что там даже золотые царские червонцы имеются. Словом, много чего. Всё это было спрятано в бронированном контейнере, который перевозил отдельный вагон. После того, как он пропал, японцы пытались его искать. Сигэру — один из тех, кто руководил поисковой операцией.
— Но ведь я встретил его, когда он командовал отрядом камикадзе, — заметил я.
— Всё верно. Поскольку миссию он благополучно провалил, ему был предоставлен выбор: или увольнение из императорской армии и возвращение домой с позором, или отважная смерть на поле брани. Он выбрал второе. Эх, жаль, что сведения об этом человеке к нам поступили слишком поздно… — оперативник с досады махнул рукой, достал пачку папирос. Вытащил одну, дунул в неё, чтобы сбить табачинки с мундштука, но перестарался, и всё содержимое вылетело из папиросной трубочки.
— Ты прямо как Глеб Жеглов, — усмехнулся я, вспомнив такой же эпизод в «Место встречи изменить нельзя».
— Это ещё кто? — нахмурился Добролюбов.
Я замялся на мгновение.
— Да так, знакомый один. В московской милиции служит.
— А… ну-ну… — задумчиво произнёс оперативник.
Мы замолчали. Во мне боролись два чувства. Первое — ничего Добролюбову не говорить. Он типичный честный советский мент, воспитан на военной дисциплине, и если узнает о сокровищах, не раздумывая отдаст приказ сдать их государству, как положено. Под опись, протокол, с понятыми и прочее. Но тут есть заковыка. Не верю я чиновникам. Даже в сталинские времена существовали (то есть они есть и теперь) такие, кто слишком любит роскошь.
Вот прямо сейчас, в августе 1945 года, пока вся наша страна зализывает кровавые раны, военные и гражданские начальники всех мастей отправляют на восток из Германии целые составы с барахлом. Ну вот на кой чёрт, спрашивается, этим людям все эти немецкие гобелены, мебель ручной работы, антикварные вазы, статуэтки, часы и другие предметы, не говоря уже о драгоценностях? Нет, ладно, если бы это выставляли на продажу. Тем же западным ценителям. Устраивали аукционы по типу Сотбис, а деньги направляли на восстановление страны. Так нет же, барахло оседает по подмосковным дачам и столичным квартирам!
Нет, не хочу, чтобы и эти сокровища раздербанили. Тут мне пришла в голову интересная мысль. А что, если я использую их, чтобы получить более точную информацию о том, как Япония собирается обороняться? Ведь если Хиросимы и Нагасаки не случилось, значит, есть несколько вариантов развития событий. Самый очевидный — Квантунская армия не сдастся в плен, как это было в моём сентябре 1945 года, а постарается эвакуироваться домой. И там прямо сейчас, предвидя высадку наших войск, уже вовсю готовят оборонительные рубежи.
Я задумался. Добыть их будет непросто. Это тебе не вскрыть сейф в кабинете полковника Кудасова, как сделали мстители в великолепной кинотрилогии. Тут надо выходить на высокопоставленных военных японской армии. А кого из них я знаю? Никого. Совершенно. Вон, был Сигэру, да и того пришлось на ноль помножить. Значит, мне должен помочь Добролюбов. Но как ему объяснить, что я не собираюсь передавать ценности советским властям?
— Сергей, а что бы ты сделал, если бы нашёл те сокровища? — спросил я, стараясь говорить как можно небрежнее, будто разговор был всего лишь о чём-то не слишком важном.
Оперативник взглянул на меня с лёгким недоумением, но всё же ответил спокойно:
— Как это что? Отдал бы государству, конечно, — в голосе звучала уверенность, словно для него это был единственный правильный ответ.
Я на секунду замер, обдумывая следующую фразу, и затем осторожно продолжил:
— А как насчёт… более хитрого хода?
Добролюбов сразу нахмурился, глядя на меня так, будто не верил своим ушам.
— Что за ерунда, Оленин? — пробормотал он, прищурившись, словно высматривал во мне врага народа, японского шпиона и прочую предательскую сволочь в одном лице.
Я улыбнулся, понимая, что не стоит торопиться, но желание ввести его в суть дела пересилило.
— Ну, вот представь, — начал я медленно, — что, если бы у нас появилась возможность использовать ценности для выхода на высшее японское командование?
Сергей на мгновение задержал взгляд на мне, видимо, пытаясь уловить мои намерения.
— Зачем нужно на него выходить? — он говорил медленно, слова словно продирались через его внутреннее сопротивление.
— Эти сокровища, если использовать их с умом, могли бы стать рычагом влияния. Мы могли бы сначала узнать об их расположении, а потом использовать как средство подкупа, чтобы заполучить важные сведения — о военно-морских скрытых базах, о тайных передвижениях войск и техники, расположении военных объектов. Оружейных заводов, например. Ну, или обменяли бы часть золота на карту оборонительных укреплений в полосе высадки нашего десанта.
Сергей нахмурился ещё сильнее, а потом осторожно потёр подбородок, всё ещё обдумывая мои слова.
— И что? Думаешь, они пойдут на контакт? Что ты собираешься делать — отправиться прямо к ним в штаб? — усмехнулся оперативник.
— В штаб я к ним поехать, понятно, не могу, — усмехнулся я, — но найти какие-то выходы на их командование вполне можно попытаться.
Сергей вскинул бровь.
— Как? — в голосе сквозила смесь любопытства и подозрения. Он явно не ожидал, что у меня есть готовый план.
Я наклонился ближе, понизив голос:
— Слышал о таком человеке, как Кейдзо Такеми?
Сергей чуть прищурился, потом отрицательно помотал головой.
Я рассказал, что Такеми был завербован нами, когда работал в Госсовете Маньчжоу-Го. Высокопоставленный чиновник, он передавал важные сведения, пока его не раскрыли. Тогда он бежал к нам, прихватив с собой жену — беременную японку по имени Ханако. Она, кстати, осталась с ним, несмотря на угрозы, что ему могут не доверять даже у нас.
— Такеми, говоришь? — задумчиво повторил Сергей. — С его уровнем доступа к информации и связям мы могли бы через него что-то разузнать.
— Точно, — я кивнул, — он ведь раньше мог контактировать с высшими чинами. И если нам удастся убедить его помочь, сокровища могут послужить не просто ценностью, а серьёзным аргументом, чтобы привлечь внимание с их стороны. Конечно, риски есть: японцы за голову Такеми и его жены готовы были многое отдать.
— Думаешь, он согласится? — Сергей продолжал хмуриться, но в глазах уже горел интерес. — Или его жена?
— Ханако… Она женщина твёрдого характера. Понимает, за что борется её муж, и разделяет его выбор. Мы могли бы предложить им часть золота в качестве вознаграждения или гарантировать защиту. Если мы свяжемся с ним и у него ещё есть свои связи, это может сработать.
Сергей долго молчал, смотрел куда-то мимо меня, будто обдумывая все последствия, прежде чем заговорить.
— Хочешь сказать, что мы обернём сокровища против тех, кто ими когда-то желал завладеть?
— Именно. Только… есть одна проблема.
— Какая?
— Надо сначала найти этого Кейдзо Такеми, — сказал я.
— Вот тебе и на. Я думал, он на нашей территории давно. Ты же сказал, что он убежал с той стороны?
— Верно. Только возникла проблема.
— Ну как же без этого-то! — хмыкнул оперативник. — Что за проблема?
— Когда Ханако перевезли к нам, у неё начались сложные роды. Чтобы спасти мать и плод, их срочно самолётом отправили в Хабаровск. Кейдзо в это время находился в управлении разведки фронта. Потом он вернулся, и ему сообщили, что жену увезли. Он сразу решил, что это неспроста. Будто её СМЕРШ взял в заложницы и арестовал, чтобы выбить из него признательные показания. Мол, ты не только на нас, но ещё и на японцев работал.
— А на самом деле? Он что, правда был двойным агентом?
— Да хрен его знает, — пожал я плечами. — Вот это нам и надо выяснить.
— Ну, предположим, мы его найдём. Хотя… тайга большая. Где искать?
— Наверняка к жене поближе рванул. Может, постарается их обить, — предположил я.
— Так Ханако родила или нет?
— Понятия не имею. У тебя возможностей больше. Вот и пробей по своим каналам.
— Попробую. Так, и какой план?
— Находим сокровища. Потом Кейдзо Такеми. Сводим с женой. Говорим с ним по душам. Объясняем: она и правда будет заложницей, пока не сделаем то, что нам надо. Ну, а дальше просим его, так сказать, по-свойски помочь нам с получением информации.
Добролюбов посмотрел на меня и усмехнулся.
— А ты не так-то просто, старшина Оленин. Ощущение такое, словно и не старшина ты вовсе, а засланный казачок.
— Кем же, интересно? Японцами, что ли?
— Ну… — оперативник отвёл взгляд.
— Не дури, Серёга, — строго сказал я. — Будь я врагом, так не подставлял бы свою башку под пули. Крутил бы себе баранку, жрал пайку и жил более-менее спокойно.
Добролюбов прочистил горло и сказал виновато:
— Прости, дружище. Сам понимаешь, мы в СМЕРШ. Наша задача — искать шпионов. А ты предлагаешь ими стать.
— Риск — благородное дело, — подмигнул я оперативнику. Он кисло улыбнулся в ответ.