Генри Уэйд был толст и плешив, его несколько подбородков и очки в роговой оправе придавали ему обманчиво добродушный вид процветающего издателя или ученого. Но он не являлся ни тем, ни другим. Он возглавлял отдел судебной медицины в ранге инспектора, и его улыбчивость иногда маскировала ум, острый в деле.
Когда Миллер вошел в его маленький офис в дальнем конце лаборатории, он нашел Уэйда за столом. Тот строчил отчет, покрывая бумагу красивыми наклонными буквами. Почерк составлял предмет его особой гордости.
Он обернулся и улыбнулся:
— Хэлло, Ник! Я как раз ожидал, что ты появишься.
— Есть что-нибудь для меня?
— Боюсь, что немного. Иди сюда, я тебе покажу.
Миллер прошел за ним в лабораторию, кивком здороваясь с техниками. На столе у окна лежало платье девушки, аккуратно разложенное.
Уэйд начал перебирать одну за другой детали одежды.
— Чулки хорошо известной фирмы и продаются везде, а белье она купила у «Маркса и Спенсера», сейчас все девушки в стране носят такое.
— Ну а что насчет платья?
— Дорогое, но в разумных пределах, однако опять же от известной фирмы, и такие можно купить дюжинами в магазинах. Но только одна интересная деталь. Прямо под ярлыком изготовителя была нашивка с именем, так вот ее оторвали.
Он поднял платье, указывая на это место пинцетом, и Миллер кивнул:
— Я заметил.
— У меня возникло некое подозрение, и мы сравнили кусочек, который остался прикрепленным к платью. Моя догадка оказалась справедливой. Это именная нашивка, ты, должно быть, видел такие. Маленькая белая нашивка, с именем, вышитым красным. Родители покупают их для школьников или студентов, которые уезжают учиться.
Миллер кивнул:
— Тысячи людей делают так, в том числе и моя невестка. Она нашивает такие ярлыки на каждую вещь своих двух мальчишек. И это все?
— Нет… еще одно. Когда мы проверяли соскобы из-под ногтей, то обнаружили очень небольшое количество масляной краски. И на платье тоже нашли одно или два пятна краски.
— Художница? — спросил Миллер.
— Нельзя сказать точно. Множество людей в наши дни пишут маслом как любители. — Генри Уэйд улыбнулся и похлопал его по плечу. — Не придавай этому особого значения, дружище Ник! Не придавай особого значения.
Грант уже вставал из-за своего письменного стола, когда в дверь заглянул Миллер.
— У вас найдется минутка?
— Прямо сейчас? — Грант снова сел за стол и закурил. — Как идут дела?
— Да не очень хорошо. Но есть кое-что, о чем я хотел бы узнать больше. Что вам известно о человеке по имени Вернон?
— Макс Вернон? Тип из Лондона. Купил у Фолкнера казино и букмекерские конторы. — Грант пожал плечами и продолжал: — Немного. Шеф представил его мне на балу, который устраивали консерваторы. Явно джентльмен. Привилегированная закрытая школа и все такое.
— Включая его традиционный итонский галстук. — Миллер подавил в себе сильное желание рассмеяться. — Он наехал на Чака Лэзера.
— Что он сделал? — недоверчиво спросил Грант.
— Чистая правда, — ответил Миллер. — Я болтал с Лэзером возле его казино, когда подъехал Вернон с двумя громилами — Карвером и Стрэттоном. Парочка — не водевильные комики, можете мне поверить. Вернон хочет заполучить долю в клубе «Беркли». Он за все, конечно, заплатит, все будет прилично и легально, но Чак Лэзер ни в какую…
Грант сразу стал другим человеком, как только нажал одну из клавишей внутренней телефонной связи.
— Отдел информации? Немедленно свяжитесь с архивом в Лондоне. Я хочу знать все, что у них есть, о Максе Верноне и двух людях, которые работают на него, Карвере и Стрэттоне. Высшая степень важности. — Он снова обернулся к Миллеру: — Что произошло?
— Ничего особенного. Вернон не произнес ничего, что можно хоть в малейшей степени вменить ему в вину. Наоборот. Он предлагает вполне легальный бизнес.
— Он знал, кто вы такой?
— Нет, пока Лэзер не представил нас друг другу.
Грант поднялся и прошел к окну.
— Мне это совсем не нравится.
— Но тут определенно возникают интересные возможности, — заметил Миллер. — Я насчет тех домов, которыми владел Фолкнер на Гасконь-сквер. Его рэкет с девочками по вызову. Вернон и это забрал?
— Интригующая мысль, — тяжело вздохнул Грант. — У вас получается, что никогда не идет дождь, а всегда только ливень. Попытайтесь узнать и загляните сюда часа в три. К тому времени я что-нибудь получу из архива.
Когда Миллер вернулся в свой отдел, то застал молодого констебля крутящимся вокруг его стола.
— Я получил сообщение для вас, пока вы беседовали с начальством, сержант.
— От кого?
— От Джека Брэди. Он звонил из католической церкви Святой Джеммы в Уолтамгейте. И хочет, чтобы вы приехали туда к нему так скоро, как только сможете.
— Что еще?
— Да, он просил передать вам, что думает, будто опознал девушку.
В маленькой церкви тускло горели огни. В мерцании свечей под алтарем казалось, что фигура Святой Девы плавает в темноте.
Миллер никогда не посещал эту церковь и задержался, ожидая, пока Джек Брэди преклонит колени и благоговейно перекрестится. Мужчина, которого они пришли повидать, стоял перед алтарем в молитве. Когда он поднялся на ноги и направился к ним, Миллер увидел, что он очень стар и его седые волосы серебрились под рассеянным светом.
Брэди сказал:
— Отец Райан, это сержант Ник Миллер.
Старик улыбнулся и пожал ему руку. Рукопожатие получилось на удивление твердым.
— Мы с Джеком старые друзья, сержант. Лет пятнадцать или даже больше вели команду боксеров в клубе для мальчиков при миссии Доксайд. Может быть, мы присядем в галерее? Жаль, что нет солнца. Была такая холодная зима.
Брэди открыл дверь, и отец Райан прошел вперед. Он сел на полированную деревянную скамью, с которой открывался тихий дворик с рядами кипарисов у высоких стен ограды.
— Я так понимаю, что вы готовы помочь нам в нашем расследовании, отец?
Старик утвердительно кивнул:
— Могу я еще раз взглянуть на фотографию?
Миллер передал ему фото, и на некоторое время, пока отец Райан изучал его, воцарилось молчание. Потом он тяжело вздохнул:
— Бедная девочка. Бедная маленькая девочка!
— Вы знали ее?
— Она называла себя Джоанной Мартин.
— Называла себя?
— Да, именно так. Но я не думаю, что это ее настоящее имя.
— Могу я спросить почему?
Отец Райан улыбнулся:
— Так же как и вы, я работаю с людьми, сержант. Знаю природу человека. Скажем так, это развивает интуицию.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, — кивнул Миллер.
— Она впервые пришла в мою церковь месяца три назад. Я сразу же заметил, что она не такая, как другие. Этот район приходит в упадок, большая часть домов перенаселена, наниматели постоянно меняются. Джоанна — несомненно, продукт другого, более устроенного мира. Она выглядела чужой здесь.
— Можете сказать нам, где она жила?
— Она снимала комнату у миссис Килрой, моей прихожанки. Это недалеко отсюда. Я дал констеблю Брэди адрес.
Тот факт, что он использовал полный официальный титул, подчеркивало новый поворот в их отношениях. Он как бы готовил себя к ответу на вопросы, которые, как он знал, неизбежно последуют.
— Я понимаю, отец, это может создать для вас трудную ситуацию, — мягко сказал Миллер. — Но на девушку навалились проблемы, и она дошла до полного отчаяния, что и заставило ее уйти из жизни таким путем… Можете ли вы пролить какой-то свет на них?
Брэди осторожно прокашлялся и потоптался. Старик отрицательно покачал головой:
— Для меня тайна исповеди является абсолютной. Вы наверняка знаете об этом, сержант.
Миллер кивнул:
— Конечно, отец. Я не буду принуждать вас больше. Вы и так нам очень помогли.
Отец Райан встал и протянул руку:
— Если я могу как-то еще поспособствовать, не колеблясь приходите ко мне.
Брэди уже направился прочь, и Миллер пошел за ним, но остановился в нерешительности:
— Еще одно, отец. Я понимаю, что возникнут определенные трудности с похоронами из-за того, как наступила эта смерть.
— Не в этом случае, — твердо ответил отец Райан. — Здесь есть несколько смягчающих обстоятельств. Я хочу обсудить это персонально с епископом. Могу сказать с некоторой определенностью, что не предвижу больших затруднений.
Миллер улыбнулся:
— Я доволен.
— Извините меня, что я так спрашиваю, но мне кажется, вы проявляете какую-то личную заинтересованность в этом деле. Ответьте, почему?
— Я вытащил ее из реки собственными руками, — нахмурился Миллер. — И не могу этого забыть. Знаю только одно: я хочу схватить того, кто виноват в ее смерти.
Отец Райан вздохнул:
— Многие считают, что священники совершенно отрешены от мирской жизни, однако я ежедневно сталкиваюсь с людскими слабостями, и гораздо чаще, чем обычный человек встречает испытаний на своем пути в течение всей своей жизни. — Он мягко улыбнулся. — И все-таки я верю, что у большинства людей доброе сердце.
— Хотел бы я согласиться с вами, отец, — грустно сказал Миллер. — Хотел бы согласиться.
Он повернулся и быстро пошел к воротам, где его ожидал Джек Брэди.
Миссис Килрой оказалась крупной неприятной дамой с торчащими огненно-рыжими патлами и тонкими губами, которые выглядели немного шире, чем на самом деле, из-за оранжевой губной помады, но при этом ее рот напоминал отвратительный разрез.
— У меня приличный дом, никаких неприятностей, — твердила она, поднимаясь по лестнице.
— И нет никаких неприятностей, — успокаивал ее Брэди. — Мы только хотим взглянуть на комнату, где жила девушка, и задать вам несколько вопросов.
Они вошли в длинный узкий коридор с потрепанной ковровой дорожкой, постеленной на линолеуме. Хозяйка привела их к запертой двери в дальнем конце и, вытащив связку ключей, открыла ее, пропустив полицейских вперед.
Комната оказалась сверх ожидания большой. И обставлена мебелью красного дерева в викторианском стиле. Полуприкрытые тяжелые портьеры на единственном окне заглушали шум уличного движения, и он доносился будто из какого-то другого мира. Узкий луч солнечного света, падающий на пол, несколько оживлял потускневшие краски старого индийского ковра.
Всюду здесь царила аккуратность и чистота, что тоже вызывало удивление. Кровать убрана, одеяла сложены стопкой на краю, а крышка туалетного столика протерта. Миллер вытащил два пустых ящика, потом снова задвинул их и обернулся:
— И именно в таком виде вы нашли комнату сегодня утром?
Миссис Килрой кивнула:
— Она приходила ко мне в комнату прошлым вечером, примерно в девять часов.
— Она собиралась уходить?
— Не знаю. Сказала, что уедет сегодня.
— И не объяснила почему?
Миссис Килрой покачала головой:
— А я и не спрашивала. Меня больше интересует, чтобы жильцы вносили недельную плату, как договорено.
— И она платила?
— Без звука. У меня никогда не возникало с ней забот в связи с оплатой. Не то что другие.
Во время этого разговора Брэди ходил по комнате, проверяя все полки и шкафы. Потом он повернулся и покачал головой:
— Все пусто, хоть шаром покати.
— Выходит, что девушка забрала все свои вещи с собой, когда уходила. — Миллер обратился к миссис Килрой: — Вы видели, как она уходила?
— Последний раз я видела ее в половине десятого. Она постучала ко мне в дверь и сказала, что ей необходимо сжечь какую-то рухлядь. Спрашивала, можно ли отнести вещи в подвал, где стоит печь центрального отопления.
— А вы спускались туда после ее ухода?
— Нет нужды. Там автоматическая система подачи топлива. Требует проверки раз в два дня.
— Ясно. — Миллер подошел к окну и раздвинул занавеску. — Давайте вернемся к моменту, когда вы видели ее в последний раз. Она была озабочена или возбуждена?
Миссис Килрой отрицательно покачала головой:
— Она вела себя как всегда.
— И все-таки она покончила жизнь самоубийством менее чем через три часа после визита к вам.
— О, сжалься над ней, Боже! — В голосе миссис Килрой звучал неподдельный ужас, и она быстро перекрестилась.
— Что еще вы можете сказать о ней? Все же она снимала у вас комнату почти три месяца.
— Да, верно. Она появилась у порога как-то вечером с двумя чемоданами. Так случилось, что у меня пустовала комната, и она предложила мне вперед оплату за целый месяц.
— И что вы о ней думаете?
Миссис Килрой пожала плечами:
— Она действительно отличалась от всех. Слишком леди для такого района, как наш. Я никогда не задаю вопросов, всегда занимаюсь только своим делом, но если бы кто-то рассказал мне интересную историю о ней, послушала бы.
— Отец Райан не уверен, что Джоанна Мартин ее настоящее имя.
— А что тут удивительного?
— Чем она зарабатывала себе на жизнь?
— Она вовремя платила деньги и никогда не создавала для меня неприятностей. Чем занималась — это ее дело. Только вот что — у нее здесь наверху стоял мольберт. Она писала масляными красками. Я как-то спросила у нее, учится ли она живописи, но она ответила, что это просто хобби.
— Часто она уходила, например, ночью?
— Она могла уходить и отсутствовать всю ночь или несколько ночей подряд, как я понимаю. У всех моих жильцов есть свои ключи. — Женщина пожала плечами. — Она могла выходить гораздо чаще, чем я.
— Кто-нибудь заходил к ней?
— Не замечала. Она держалась очень замкнуто. Единственно, что помню, — это то, что Джоанна временами выглядела очень нездоровой. Как-то раз мне пришлось даже помочь ей подняться по лестнице. Я хотела пригласить врача, но она заявила, что это просто месячные неприятности. Потом я видела ее вечером, и она выглядела отлично.
Наверное, именно такое действие оказывал на нее укол героина, и Миллер вздохнул.
— Что еще?
— Я не уверена… — Миссис Килрой поколебалась. — Если у нее вообще могла быть подруга, так это девушка из четвертого номера — Моника Грей.
— Почему вы так говорите?
— Я видела, как они вместе выходили, чаще всего по вечерам.
— Она сейчас здесь?
— Насколько я знаю, она работает в одном из клубов, где играют в азартные игры.
Миллер обернулся к Брэди:
— Мне надо с ней поговорить. А вы попросите миссис Килрой указать вам, где находится печь отопления. Посмотрите, что там такое.
Дверь за ними закрылась, Миллер стоял в комнате и вслушивался в тишину. И ничего не отличало эту комнату от других. Она не имела лица. Вроде как бы ее обитательницы здесь вовсе и не было. Но что он на самом деле знал об этой девушке? К этому моменту только массу противоречивых фактов. Столь хорошо воспитанная девушка — и пришла жить в такое место, как это. Ревностная католичка — и решилась на самоубийство. Воспитанная и интеллигентная — и в то же время наркоманка.
Ему никак не удавалось собрать все воедино. Пройдя по коридору, постучал в четвертый номер. Ему сразу же ответили, он открыл дверь и вошел.
Она стояла перед зеркалом спиной к двери и одевалась. Насколько Ник заметил, девушка успела надеть только пару чулок и темные трусики. Глядя в зеркало, Миллер подивился ее грудям, таким высоким и твердым. Ее глаза расширились.
— Я думала, что это миссис Килрой!
Миллер быстро отступил обратно в коридор и затворил дверь. Через мгновение снова открыл ее, девушка стояла уже в старом нейлоновом домашнем халате с поясом и смеялась:
— Попробуем снова?
Она говорила с легким ливерпульским акцентом, грубым, но не отталкивающим голосом. Слегка вздернутый нос придавал ей какое-то мальчишеское очарование.
— Мисс Грей? — Миллер достал удостоверение. — Сержант Миллер, отдел по расследованию криминальных преступлений.
Ее улыбка моментально погасла, на глаза набежали тени, и она отступила назад, в комнату, приглашая его войти.
— Что я натворила на сей раз? Неправильная парковка или еще что-нибудь?
Этот был такой момент, когда прямой вопрос в лоб дает наилучшие результаты, и Миллер решил испытать прием.
— Я занимаюсь расследованием обстоятельств смерти Джоанны Мартин. Кажется, вы ее знали.
Это возымело эффект физического удара. Девушка пошатнулась, потом повернулась, ощупью нашла кровать и упала на нее.
— Мне кажется, вы дружили, — продолжал Миллер.
Она незрячим взором посмотрела на него, потом вдруг вскочила, оттолкнула и бросилась в ванную комнату. Он стоял, нахмурившись, и вдруг услышал стук во входную дверь. Открыв ее, увидел стоявшего за ней Джека Брэди.
— Есть результаты? — спросил Миллер.
Брэди держал в руках старую парусиновую сумку.
— Я нашел много всякого в ящике для золы. Вот, например, что это такое?
Он вытащил треугольный кусок металла, почерневший и скрученный от пребывания в огне, и Миллер нахмурился:
— Металлический уголок от чемодана.
— Именно так. — Брэди взял сумку в правую руку. — Если все это обломки и кусочки от ее вещей, то, похоже, она сунула в топку все, что имела.
— Включая и чемодан? Она и на самом деле ничего даже случайно не оставила. — Миллер вздохнул. — Ладно, Джек. Забирайте все это в машину и везите в управление. Посмотрите, нет ли там чего для нас. Я недолго задержусь здесь.
Он закурил, подошел к окну и посмотрел в садик с задней стороны дома. За его спиной открылась дверь ванной и появилась Моника Грей.
Она выглядела немного лучше, прошла и присела на край кровати.
— Простите. Для меня это просто шок. Джоанна была прекрасным ребенком. — Она немного замялась, а потом спросила: — Как, как это случилось?
— Она прыгнула в реку. — Миллер дал ей сигарету и зажег ее. — Миссис Килрой сказала мне, что вас связывали дружеские отношения.
Моника Грей глубоко затянулась и с наслаждением выдохнула дым.
— Я бы этого не сказала. Мы иногда ходили с ней в кино, и она заглядывала ко мне на чашку кофе, благо так случилось, что наши двери оказались рядом.
— И вы никогда не выходили с ней в какое-то другое время?
— Я просто не могла — я работаю ночами. Я крупье в казино на Гасконь-сквер — казино «Фламинго».
— То, которое принадлежит Максу Вернону?
Она кивнула.
— Вы бывали там?
— Очень давно. Расскажите мне о Джоанне. Откуда она приехала?
Моника Грей покачала головой:
— Она никогда не обсуждала свое прошлое. Всегда казалось, что она живет только настоящим.
— А чем она зарабатывала на жизнь?
— Да ничем, насколько мне известно. Она проводила много времени за рисованием, но это лишь ради удовольствия. Единственное, что я знаю, — она никогда не испытывала недостатка в деньгах.
— А что насчет приятелей?
— Насколько я знаю, она их не имела.
— А это не кажется вам странным? Она ведь привлекательная девушка.
— Верно, но ее мучили проблемы. — Она помолчала, решая, стоит ли говорить, но потом все-таки продолжила: — Если вы видели ее тело, то, наверное, сами поняли. Она же наркоманка.
— А вы как об этом узнали?
— Я как-то зашла к ней в комнату, чтобы занять пару чулок, и застала ее, когда она делала себе укол. Она просила меня никому не говорить об этом.
— А вы что сделали?
Моника Грей пожала плечами:
— Не мое дело, каким образом она ловит кайф. Конечно, чертовски стыдно, но я ничего не предприняла, чтобы помочь ей.
— Она католичка, — сказал Миллер. — Вы знали об этом?
Моника кивнула:
— Ходила в церковь почти каждый день.
— И все-таки она лишила себя жизни, предварительно сожгла все, чем владела, в топке центрального отопления, там, внизу, и оборвала ярлык с именем с платья, в котором утонула. И это только случай, что нам удалось проследить за ней столь далеко. Но представляется, что о ней никто ничего не знает. Вам не кажется это странным?
— Она вообще странная девочка. И никогда не делилась тем, что у нее на душе.
— Отец Райан думает, что Джоанна Мартин — не настоящее ее имя.
— Если и так, мне она не открывала своего секрета.
Миллер кивнул, повернулся и прошелся по комнате. И вдруг он остановился. Его внимание привлек лист бумаги на стене, испещренный набросками моделей. Некоторые рисунки сделаны пером и чернилами, другие — акварелью. Рисунки свидетельствовали о настоящем таланте их автора.
— Это ваши? — спросил он.
Моника Грей встала и подошла к нему:
— Да. Нравятся?
— Очень. Вы ходили в колледж искусств?
— Два года. Это прежде всего и заставило меня переехать сюда.
— И почему же вы оставили учебу?
Она грустно улыбнулась:
— Сорок фунтов стерлингов в неделю во «Фламинго» и кредит на одежду.
— Привлекательная альтернатива. Ну, не буду вас больше задерживать. — Миллер подошел к двери и оглянулся. — Только еще одно. Вы понимаете, что, если я не разыщу ее семью, я буду вынужден попросить вас сделать формальную идентификацию?
Она встала и, побледнев, глядела на него, а он закрыл дверь и начал спускаться по лестнице. Внизу на стене висел таксофон, а возле него стоял Брэди и набивал трубку.
Он быстро поднял голову и спросил:
— Что-нибудь хорошее?
— Думаю, что нет, но у меня предчувствие, что мы ее еще увидим.
— Я съездил в управление. Там сообщение для вас от Чака Лэзера. Он использовал фотографию, которую вы ему дали, и пришел с одним зарегистрированным наркоманом, продавшим ей пару таблеток у круглосуточной аптеки на Сити-сквер около полуночи. Если вы гарантируете, что не заберете его, он готов сделать заявление.
— Очень хорошо, — кивнул Миллер. — Вот и займитесь этим. Я подвезу вас к Корк-сквер, и вы пойдете к Чаку. А мне надо прежде всего позвонить.
— Что-нибудь особенное?
— Только догадка. Девушка любила рисовать, мы установили это. Другое — тот ярлычок с именем, который она оборвала с платья, распространен среди студентов. Я подозреваю, что здесь может быть связь.
Он отыскал нужный номер и поспешно набрал его. Почти сразу ответил женский голос:
— Колледж искусств.
— Пожалуйста, соедините меня с регистратурой.
После небольшой паузы приятный голос с шотландским акцентом произнес:
— Гендерсон слушает.
— Отдел по расследованию уголовных преступлений. Сержант Миллер. Я провожу следствие по поводу смерти девушки по имени Джоанна Мартин, и у меня есть веское основание проверить, не являлась ли она студенткой вашего колледжа в течение последних двух лет. У вас много времени займет такая справка?
— Не более тридцати секунд, сержант, — твердо ответил Гендерсон. — У нас самая совершенная система учета. — Через мгновение он сказал: — Сожалею, но студентки с таким именем не значится. Если хотите, я проверю более давние годы.
— Нет смысла, — ответил Миллер. — Судя по ее возрасту. — Он положил трубку и заметил, обращаясь к Брэди: — Еще одну возможность можем вычеркнуть.
— Ну а что теперь? — спросил тот.
— Я все думаю об идее отца Райана, что Джоанна Мартин — это не настоящее ее имя. Если так, то она может быть занесена в список пропавших людей под каким-то другим именем. Идите и поговорите с Чаком Лэзером, а я зайду в Армию спасения и посмотрю, не даст ли нам что-нибудь разговор с Мартой Броадриб.
Брэди ухмыльнулся:
— Только смотрите, не закончить бы вам боем в барабан по воскресеньям!
Но Миллер не имел сил улыбнуться в ответ, и когда он спускался по лестнице к машине, его лицо оставалось печальным и серьезным. В лучшие времена хороший сыщик действовал, ведомый инстинктом и серьезными фактами, а в этом случае было что-то нехорошее, гораздо более серьезное, чем виделось на поверхности вещей. Это ему подсказывали весь его опыт и тренировка.