Глава двенадцатая

В то утро Эвери Бирк, обычно разочарованный и озлобленный Дон Жуан, был крайне доволен собой. Он валялся на мятых грязных простынях в своей постели на третьем этаже дома без лифта, вперившись взглядом в яркую эротическую картинку, украшавшую потолок спальни. Время от времени он принимался насвистывать веселую песенку.

Зрелище голых женщин, резвящихся над головой, всегда погружало Эвери Бирка в сладострастное восхищение. Художником, который создал этот шедевр, была женщина с лошадиной физиономией, наделенная еще большими, если это было возможно, сексуальными комплексами, чем он сам. Она провела сорок два тусклых, нескончаемых года в деревушке штата Индиана в ожидании того момента, когда ее мамаша соизволит скончаться и оставит ей небольшое наследство, которое позволит ей пойти на приступ художественных цитаделей Нью-Йорка.

Растерянная и вместе с тем очарованная большим городом, эта девственница имела счастье встретить Эвери Бирка, который оказался единственным, кто восхищался ее талантом и взял на себя труд соблазнить ее.

Чтобы доказать ему свою признательность, она поселилась у него на пару недель, а затем покончила с собой, проглотив содержимое бутылки лизоля.[1] За эти две недели она расписала потолок над кроватью, где впервые вкусила плотские радости.

В это утро Эвери созерцал непристойные формы и думал о том, что дама похожа на Элси. Бесстыдство этой картины увеличивало его удовольствие. Элси завопила от ужаса при виде этой грубой и неуклюжей мазни, когда Эвери удалось как-то раз напоить ее и затащить в свою квартиру, вопреки отвращению, которое он внушал молодой женщине.

Тогда она нанесла ему непростительное оскорбление, отказавшись лечь к нему в постель.

Тем хуже для нее. Элси сама выбрала свою судьбу и заслужила то, что с ней случилось. Накануне она ушла из банкетного зала вместе с Бреттом Холлидеем, этим гнусным одноглазым типом. А сегодня утром была мертва. Справедливость — не пустое слово.

Это было отвратительно. Он не находил других выражений, чтобы охарактеризовать поведение Элси. Она буквально бросилась на шею этому типу. И что у него было такого, чего нет у других? Эвери — его самолюбие находило в этом облегчение — был не единственным, отвергнутым этой дамочкой. Кривляка, смотревшая на всех свысока, сама же не написала ни одного романа. А с Холлидеем она спрятала все свои когти и рассыпалась в любезностях. Кто такой, в конце концов, этот Холлидей? Провинциал, который высидел несколько строк в устаревшем жанре. Из тех историй, какие могли иметь успех лишь во времена наших предков.

Жалкий тип! Ему что-то около сорока, этому Холлидею. Может быть, именно поэтому Элси так и выкладывалась перед ним. Мужчина в этом возрасте не очень опасен, и женщина может делать с ним все, что захочет. Да, конечно, именно по этой причине она предпочла его молодым мужикам, которые ждали ее благосклонности.

Сильный стук в дверь прервал размышления Эвери. Он вылез из постели и, не потрудившись натянуть на потертую пижаму халат, пошел открывать.

Конечно, это фараоны. Они порекомендовали ему не уходить; сказали, что придут взять показания на дому. Эвери ответил, что абсолютно ничего не знает, кроме того, что он видел, как Элси Мюррей и Бретт Холлидей ушли под ручку.

Может быть, стоило прилично одеться, чтобы принять их. Но какое это имело значение! Писатель — богема и не обязан подчиняться протокольным законам. Инспекторам это было известно, они засомневались бы в его талантливости, найдя одетым, словно конторского служащего.

Босиком, со взъерошенными волосами, Эвери Бирк открыл дверь и очутился перед мужчиной высокого роста с озабоченным лицом, в костюме табачного цвета, с панамой на голове.

Итак, они соблюли приличия и прислали к нему детектива, а не увальня в форме без какого-либо понятия о литературных джунглях.

— Входите, — сказал Бирк. — Я немного заспался сегодня, надеюсь, мой туалет вас не шокирует.

— Ничуть, — возразил Шейн. — Я пришел получить у вас некоторые сведения.

Он подавил гримасу, очутившись в прокуренной и смрадной атмосфере маленькой квартирки с наглухо закупоренными окнами, будто наружный воздух был отравлен.

— Я не смогу вам многое рассказать, — важно заявил Эвери. — Я уже сообщил по телефону все, что знал. Садитесь.

Он освободил единственное кресло от брюк и грязной сорочки, которые валялись на нем, а сам уселся на диван, покрытый шалью кричащих тонов.

— Хотите что-нибудь выпить? Думаю, что у меня есть немного джина, а если хорошо поискать, то, наверно, можно найти остатки муската.

— Нет, спасибо, — сказал Шейн. — Что вы знаете об Элси Мюррей?

— Почти ничего. Я ее встречал время от времени. У нее не было писательского таланта, но амбиций хоть отбавляй. Нашего брата, удачливых писателей, всегда осаждают дебютанты. Вначале это внушает некоторую гордость. Но потом хочется прогнать их палкой.

— Кто она такая? — нетерпеливо спросил Шейн. — Кто были ее родители? К какой среде она принадлежала?

— Этого я совсем не знаю. Ее родители… среда? У меня такое впечатление, что девицы типа Элси не подчиняются законам природы. Они являются плодом бесполого размножения.

— Ладно, — Шейн как мог скрывал свое раздражение. — Итак, вы ничего о ней не знаете. Расскажите мне о том, что произошло вчера вечером. Вы утверждаете, что видели, как она ушла вместе с неким Бреттом Холлидеем.

— Да. Провинциальный тип, который проник в наши круги. Кажется, пишет, хотя и не имеет никакой известности. У него глаз прикрыт черной повязкой просто-напросто для того, чтобы привлекать внимание.

— Мы достаточно знаем о Холлидее, — прервал его Шейн. — Нам нужны сведения об Элси Мюррей.

— Холлидея арестовали? — спросил Бирк. — Он не хочет признаваться, что надоедал этой бедняжке весь вечер и дал ей выпить больше, чем она может выдержать? Когда она напивается, то, кажется, не соображает, что делает, и…

— Кто вам об этом сказал? — резко спросил Шейн.

— Не помню. Ходят такие слухи. Во всяком случае, было противно смотреть, как он выламывался, чтобы очаровать эту несчастную. Когда они ушли вместе, я подумал: «Берегись, Элси, этого старого сатира!»

— Ваши мысли нас не интересуют. Нам нужны факты, — прервал Шейн. — Что вы можете еще сказать об Элси?

— Это очень нескромный вопрос, — жеманно сказал Бирк, притворяясь смущенным. — Порядочный мужчина не должен на него отвечать.

Шейн поднялся со строгим выражением лица.

— У меня нет времени на пустые разговоры. Где я могу получить нужные мне сведения?

— Я — американский гражданин, и у меня есть права. Вы не можете…

— Я не могу? Черт побери! Сейчас мы это увидим.

Правая рука Шейна хлестнула Бирка по щеке, и тот рухнул на диван.

— Говорите! Быстро!

— Я подам жалобу, — пробормотал перепуганный романист. — Вы не…

Его фраза закончилась криком. Шейн схватил его за воротник пижамы, вынудил подняться и влепил ему еще одну оплеуху, такую же звонкую, как и первую.

— Довольно шуток, — сказал он сурово, со сверкающими глазами. — Где я могу узнать больше об Элси Мюррей?

Эвери Бирк отчаянно забарахтался, слезы унижения полились по щекам.

— Это впервые в моей жизни, — простонал он, — впервые…

Шейн отступил на шаг и поставил его на ноги. Его кулак оказался в нескольких сантиметрах от лица Бирка.

— У вас есть несколько секунд, чтобы назвать мне имя. Если будете упорствовать, я заставлю вас проглотить все ваши зубы.

Он явно был готов сделать это. Эвери Бирк не мог ошибиться. Какая несправедливость! Вместо того чтобы поблагодарить его, с ним обошлись так грубо. Он считал себя героем. Ведь если бы он не выдал Бретта Холлидея…

— Обратитесь к Лью Рекеру, — пробормотал он, пошатываясь. — Он знал ее лучше меня, поскольку утверждает, что спал с ней. Я не очень в этом уверен. Лью имеет привычку хвастаться…

Шейн с отвращением швырнул его на диван, Эвери забился в угол, закрыв побитое лицо руками.

Детектив достал записную книжку.

— Адрес?

Эвери сказал. Квартира в доме на Мэдисон.

Дверь за рыжим детективом захлопнулась. Оставшись один, романист заплакал горькими слезами, спрашивая себя, почему судьба так к нему несправедлива.

Загрузка...