Она проснулась в темноте

Глава пятая (Продолжение рукописи Элси Мюррей)

Эйлин не упала в обморок при виде трупа. Она только пошатнулась и, чтобы не упасть, прислонилась к дверному косяку, закрыла глаза и, не открывая их, стала пятиться назад, пока ногами не почувствовала край кровати.

Тяжело опустившись на кровать, она подняла веки. С того места, где она находилась, черты мужского лица были неразличимы, она видела только его волосы. Каштановые волосы, очень редкие, вокруг нарождающейся лысины. Молодая женщина, пристально глядя на розоватую кожу черепа, чувствовала возрастающее смятение. Этот мужчина, одетый в легкий летний костюм, был ей совершенно не знаком.

Эйлин отвернулась, смотреть на эту картину было выше ее сил. Тошнота подступала к горлу, она постаралась ее подавить и собрала всю свою силу воли, чтобы поразмыслить логично и по порядку.

Похолодев от ужаса, она осмотрела свои руки и белую комбинацию, но не нашла никаких следов крови. Она еще не знала, как был убит этот человек. Не знала даже, кто он. Она не знала…

Боже мой! Боже мой! Боже мой!

Закрыв лицо руками, она повалилась на постель, сотрясаемая конвульсивными рыданиями. Когда ее слезы иссякли, она чувствовала себя совершенно разбитой, но сознание прояснилось, и теперь она знала, что надо делать.

Прежде всего уйти из этой комнаты в надежде, что никто не видел, как она сюда пришла. Но сначала она должна убедиться, что не оставляет за собой никаких следов.

Но вот досада — она не могла найти свою сумочку. Она поискала всюду и не заглянула только в ванную комнату. Это было выше ее сил. Однако необходимо себя заставить.

Она подошла к зеркалу и в отчаянии посмотрела на свои растрепанные волосы, помятое и залитое слезами лицо. Если бы она могла отыскать гребень и пудреницу! Ее сумочка! Найти бы ее…

Нельзя было терять ни минуты. Она обула туфли и твердым шагом направилась к двери ванной. Прежде чем взглянуть на труп, она поискала выключатель и зажгла свет.

Затем склонилась над лежащим человеком. Увидела бледное восковое лицо с застывшими чертами и впалыми щеками. Он был свежевыбрит. На вид ему между тридцатью и сорока годами. На лице просматривалось странное и неприятное выражение хитрости и жестокости. Эйлин подумала, что никогда теперь не узнает, было ли это результатом смерти, или он имел такой отталкивающий вид и тогда, когда она входила вместе с ним в отель.

Причина смерти была очевидна. На горле у него зияла широкая рана от очень острого ножа или бритвы.

Молодая женщина подняла голову и осмотрела маленькую ванную комнату. Ванна была пуста, сумка могла находиться либо в аптечном шкафчике, либо под телом мертвеца. Держись за дверную притолоку, Эйлин наклонилась, чтобы открыть шкафчик, и ничего там не нашла.

Она готова была отказаться от поисков, но инстинкт самосохранения придал ей необходимые силы. Она схватила труп за плечи и потащила в комнату.

Сумки не было видно, но на кафельном полу появился отпечаток тела, отмеченный спекшейся кровью.

Теперь карманы… Их надо обшарить. Сумочка достаточно маленькая и могла там поместиться. Кроме того, прежде чем уйти, Эйлин следовало попытаться установить личность своего ночного спутника. Узнать бы его имя… Если ей удастся собраться с мыслями и все вспомнить до появления полиции… может быть, тогда она сумеет уничтожить следы своего пребывания на месте преступления.

Коробка спичек в левом кармане, немного спичек — в правом. Ничего во внутреннем кармане… Стоя на коленях возле трупа, отвернувшись в сторону, Эйлин механически делала свою жуткую работу.

Но все было напрасно. Ни ключа, ни бумажника, никаких документов, удостоверяющих личность.

Кажется, этот человек так и останется для нее незнакомцем.

Эйлин подумала, что она стала чужой сама себе. Однако ей придется продолжать жить… мучимой страхом от мысли, что она преступница.

Нет, нет! Убить она была неспособна. Правда, эти последние минуты доказали ей, что она могла делать то, что еще накануне казалось невозможным. Но убийство? Нет… К тому же, если бы она зарезала этого человека в беспамятстве, куда она запрятала оружие? А сумка, куда она пропала?

Конечно, она могла оставить свою сумочку где-нибудь или потерять ее еще до того, как пришла в отель. Но где орудие убийства? Не в комнате. Полицейские не будут знать, что, когда она пришла в себя, ножа в комнате не было. Они ей не поверят на слово, если она поклянется, что у нее в руке не было ножа.

Теперь ей придется взвешивать все свои действия и слова. Ничего не оставлять на волю случая. Ничего! Когда узнают, что она была подругой убитого, все ее показания могут обернуться против нее.

Как, например, доказать, что она находилась в состоянии, близком к коматозному, и не знала, что произошло? У нее не было никаких доказательств. Во время предыдущих ее припадков ни по каким признакам нельзя было понять, что у нее в мозгу образовалась пустота. Самые близкие друзья не замечали этого.

Люди, впервые видевшие ее накануне, могли бы, не нарушая клятвы, засвидетельствовать, что она, хотя и была немного пьяна, но полностью владела собой.

Ее случайный спутник, видимо, разделял это убеждение. Сам убийца не мог быть уверен в том, что она ничего не видела и не слышала в то время, когда он совершал свою кошмарную работу.

Но в таком случае, почему он ушел, оставив столь опасного свидетеля? Нет сомнения, он вошел в комнату в то время, когда она безжизненно лежала на постели, и сказал себе, что ее нечего опасаться.

Все эти гипотезы ни к чему не приводили, и Эйлин прогнала их. Самое важное — уничтожить все признаки ее пребывания в комнате, а затем уйти из отеля незаметно.

Она сняла наволочку с подушки и тщательно вытерла все предметы, до которых могла дотронуться. Затем дрожащими пальцами пригладила волосы перед зеркалом, немного приведя в порядок свою прическу.

Она заколебалась, взявшись рукой за дверную ручку, так как понимала, что вместе со своими отпечатками пальцев она уберет также и отпечатки убийцы. Но как быть? Она протерла ручку и повернула ее, дверь отворилась — значит, уходя, преступник ее просто прикрыл.

Эйлин мгновение постояла неподвижно, потом после секундного колебания тщательно вытерла наружную ручку. Вновь охваченная неуверенностью, она призвала на помощь все свое мужество. Это было решающее и бесповоротное мгновение: она пересекала своеобразный Рубикон. Когда она уйдет из отеля, у нее не останется больше шанса вызвать полицию и рассказать всю правду в надежде, что ей поверят.

Она чуть было не уступила соблазну побежать к телефону. Разве бегство — не признание виновности?

Возможно. Ну и пусть. Эйлин не хотела подвергаться такому риску. Если она уйдет, у нее еще сохранится шанс избежать преследования. Если же останется, кто поверит в ее историю?

Обернув руку наволочкой, она закрыла дверь и запомнила номер комнаты — 318. Когда она выйдет на улицу, то узнает название отеля.

Красная лампочка освещала табличку «лестница». Молодая женщина открыла дверь и использовала тот прием, который страх подсказывает преследуемым существам: поднялась выше на один этаж, потом еще на три. Скомкав наволочку, она бросила ее в темный угол лестничной площадки пятого этажа.

На шестом слабо освещенный коридор был пуст. С бьющимся сердцем она быстро прошла его. За закрытыми дверями мирно спали люди — то тут, то там из открытых оконцев над дверью доносился храп. Наконец она дошла до лифта и нажала кнопку вызова. Она не знала, который час, но, конечно, было очень поздно. Приличная женщина не выходит из отеля среди ночи — без пальто, без сумочки, с растрепанными волосами.

Те, кто ее увидят, будут о ней неважного мнения. Она выпрямилась и с вызывающим видом подняла подбородок. Она всего лишь жалкая шлюха — вспомнила она с горечью. Что же ей стесняться, если лифтер или дежурный примут ее за проститутку, возвращающуюся домой после работы?

Лифт остановился, дверь открыл старый сморщенный негр в синей ливрее с красными разводами. Насколько Эйлин могла судить, он даже не взглянул на нее.

Небольшой вестибюль освещался двумя лампами. Эйлин с высоко поднятой головой вышла из кабины лифта и уверенным шагом направилась к вращающейся входной двери. Дежурного не было на месте. Большие часы показывали без десяти три.

Эйлин вышла наружу и очутилась на пустынном тротуаре. Ветер освежил ее пылающие щеки. Она подняла глаза к неоновой вывеске и прочла: «Отель Галсион».

Это название вместе с номером комнаты врезалось ей в память. Что это за район? Она не имела ни малейшего представления. Дома были элегантны и ухожены. Пройдя несколько шагов, она увидела табличку, из которой узнала, что находится на Мэдисон авеню, очень далеко от своей квартиры.

Она огляделась и с радостью увидела такси. Шофер, заметив ее призывной жест, подъехал к тротуару.

— Я должна предупредить вас, что при мне нет денег, — сказала молодая женщина, прежде чем сесть в такси. — Я потеряла свою сумку. Если согласитесь отвезти меня на Двадцать шестую улицу, вы подниметесь со мной в мою квартиру, и я расплачусь с вами.

— Садитесь, мадам, — сказал тот усталым голосом. — Что с нами будет на этой земле, если мы откажемся помогать друг другу?

Таксист открыл дверцу, и, пока Эйлин усаживалась, он, надавив на стартер, продолжал конфиденциальным тоном:

— Вот оно — несчастье этого города. Люди не разговаривают друг с другом. Если у кого-нибудь случается несчастье, никто ему не протянет руку.

Откинувшись на спинку сиденья, закрыв глаза, Эйлин Феррис слушала его пространные рассуждения. Бегство оказалось легким, и она поздравила себя за расторопность. Ею руководило, видимо, подсознание. Тут у нее промелькнула мысль, что шофер мог удивиться таким исключительным обстоятельствам: женщина без гроша останавливает его в три часа ночи, а когда он услышит, что поблизости в гостинице было совершено убийство, то сделает выводы. И, конечно, запишет ее адрес.

Она даст адрес Дорис, а не свой. Дорис одолжит ей денег и поможет восстановить цепь событий. Дорис была на вечере у Барта. Они с Джимом Кочраном лизались у бара, в то время как Эйлин пила свой третий мартини, который оказался для нее фатальным. Да, Дорис — решение всех ее проблем. Эта мысль пришла в голову неожиданно, сама собой. Ее просьба к Дорис одолжить ей денег на такси будет отличным предлогом, чтобы разбудить ее и вызвать на сердечный разговор, не дожидаясь утра.

Она прервала монолог шофера, назвала номер дома Дорис и весь оставшийся путь наслаждалась отдыхом, в котором так нуждалась.

Квартира Дорис выходила окнами в маленький дворик, куда попадали прямо с улицы по каменной лестнице. Эйлин вышла из такси и обернулась к шоферу:

— Вы не хотите пойти со мной, чтобы быть уверенным, что я не уйду не попрощавшись?

— Если вам хочется меня надуть, давайте! Это меня не разорит.

Эйлин прошла по ступенькам лестницы и позвонила. Квартира казалась темной. Она долго держала палец на кнопке, не получая ответа. Наконец окно возле двери открылось, и испуганная Дорис спросила:

— Кто там?

— Эйлин Феррис. Я потеряла сумку, и у меня нет ни гроша, чтобы заплатить за такси. Я хотела одолжить у вас два доллара.

— Эйлин! — воскликнула Дорис странным тоном, и после некоторого колебания горячо продолжила: — Ну конечно, дорогая. Подождите минутку, я сейчас найду свой кошелек. Вы уверены, что вам хватит двух долларов?

— О да! Я должна ему только девяносто центов, но хочу дать хорошие чаевые, потому что он мне поверил в трудную минуту.

— Одну секундочку.

Дорис отошла от окна, но света не зажгла. Минуту спустя она вернулась и протянула деньги через открытое окно.

— Поторопитесь вернуться домой, если хотите успеть еще немного поспать. Надеюсь, завтра вы расскажете мне обо всех своих приключениях. Дорогая, что это был за тип, которого вы так жарко целовали перед самым вашим уходом?

— Пригласите меня выпить стаканчик, и мы побеседуем.

— Я падаю от усталости, — возразила Дорис, проглотив зевок.

— До завтра.

Эйлин не стала настаивать и вышла на улицу. Она протянула деньги шоферу и попросила его вернуть ей пятьдесят центов.

Она дала ему отъехать, так как не хотела, чтобы он знал ее настоящий адрес. Пройдя несколько шагов по тротуару, она вдруг заметила машину марки «меркьюри», принадлежащую Ральфу, которая стояла почти напротив квартиры Дорис.

Она задрожала от возмущения. Так вот в чем дело! Поспешность Дорис избавиться от нее теперь понятна. Ральф и Дорис!

Она опять подошла к двери и нажала на кнопку звонка. На этот раз ей пришлось долго ждать. Внутри послышался слабый шум, и форточка возле двери осторожно приоткрылась.

— Эйлин! — воскликнула Дорис испуганно и немного раздраженно. — Я устала и хочу спать, я же вам сказала.

— Я хочу с вами поговорить, — категорично заявила Эйлин. — Откройте дверь.

— Ни за что. Мне кажется, вы пьяны.

— Я абсолютно трезва, но сомневаюсь, что вы можете сказать о себе то же самое, — не сдавалась Эйлин. — Я отпустила такси и хочу с вами поговорить.

— Уходите. Не открою.

— Я буду звонить до тех пор, пока вы не решитесь мне открыть, даже если придется провести всю ночь у вашей двери.

— Ну и ладно, звоните! — в ярости крикнула Дорис. — А я пойду спать.

Она со стуком захлопнула окно.

Эйлин нажала на кнопку звонка и не отпускала. Она не слышала звонка, но знала, что он заливается в доме. Она вообще ничего не слышала, но в то же время представляла себе с горькой иронией, каким боязливым шепотом переговаривались между собой те, в спальне.

Звонок не умолкнет до тех пор, упрямо сказала себе Эйлин, пока Дорис не решится открыть.

Может ли Ральф удрать с другой стороны? Например, через окно? Конечно нет. Во всяком случае, если память не подводит Эйлин, дома так тесно прижаты друг к другу, что, когда открывают окно, рама почти упирается в кирпичную стену.

Почему она не хочет ее впустить? Они бы объяснились. В конце концов она не имела на Ральфа никаких прав, и он может спать, с кем захочет. Злость Эйлин ничего общего не имела с ревностью. Она была сильно напугана событиями прошедшего вечера и решила тут же поговорить с Дорис, чтобы узнать, что же все-таки произошло у Барта после ее третьего мартини.

Дорис могла бы прояснить ситуацию. Ральф тоже, если ей удастся убедить его, что она не придает большого значения его присутствию в спальне Дорис, а всего лишь хочет, чтобы он уточнил пару моментов. В голове ее звучали слова, которые Дорис произнесла несколько минут назад: «Что это был за тип, которого вы с таким пылом обнимали перед уходом?»

Эйлин не могла его вспомнить, и вообще она никого там особенно не приметила. Вокруг были лишь привычные лица приятелей, обычный флирт, устоявшаяся атмосфера подобных вечеринок. А мужчина, которого она, по словам Дорис, так страстно обнимала, — был ли это тот незнакомец из ванной комнаты? Если он пришел в то время, когда она уже потеряла всякое представление о реальности, и она действительно бросилась ему на шею, то это означало бы, что у нее в руках разгадка тайны.

Не впервые я вела себя подобным образом, с тоской думала Эйлин, продолжая давить на кнопку звонка. Алкоголь парализовал чувство меры и высвобождал инстинкты. Странная вещь — она выбирала мужчин, которые внушали бы ей ужас в нормальном состоянии. Взять хотя бы этого мертвеца. Если бы не выпивка, она такого не удостоила бы и взглядом.

Наконец в гостиной вспыхнул яркий свет, и Эйлин отпустила кнопку звонка. В замке заскрипел ключ, дверь отворилась.

— Сдаюсь, — пробурчала Дорис, — прекратите этот дьявольский базар и входите.

Дорис была маленькой полненькой блондиночкой с круглой физиономией, в обычном состоянии она улыбалась всему свету. Но сейчас ее глаза метали молнии, губы сжаты. На ней был голубой халат, подвязанный в талии пояском, на ногах — розовые шелковые тапочки.

— Извините, Дорис, за непростительное поведение, но мне надо с вами поговорить. И если у вас в спальне мужчина, мне безразлично.

Дорис покраснела как рак.

— Вы не имеете права так меня оскорблять. Почему вы решили, что у меня в спальне мужчина?

Эйлин пожала плечами и окинула взглядом маленькую гостиную, находившуюся в полном беспорядке.

— Иначе вы не держали бы меня так долго на улице.

— Я же вам сказала, что у меня мигрень и сон валит с ног. Вы что, не могли подождать до утра?

— Нет. Это очень срочно. Мне страшно. Слишком много выпила у Барта. Я не совсем отключилась, но помню все как в тумане, есть провалы в памяти. И хочу точно знать, что произошло. Я учинила скандал в конце вечеринки?

Дорис со вздохом опустилась на диван и указала Эйлин на кресло.

— Слово «скандал», пожалуй, будет преувеличением. Вы действительно не помните вашей ссоры с Ральфом?

Подозревала ли Дорис, что Эйлин знает о присутствии Ральфа, который сидит в ее спальне и слушает их беседу? Может быть, она забыла о компрометирующем присутствии «меркьюри» на улице перед ее домом?

— Ссора с Ральфом? По какому поводу? Я забыла.

— Мне кажется, что говорили о Дирке. Вы помните, что Дирк был там?

— Да, да, конечно.

Дирк — высокий, очень красивый блондин — в первый раз пришел на вечер без жены. Эйлин со стаканом в руке села возле него, немного в стороне от других гостей. Сейчас у нее перед глазами была двусмысленная улыбка Дирка, объясняющего ей, как такому непонятому мужу, как он, необходимо утешение. И она не отказала ему в этом утешении. Это было приятное, но не имеющее особого значения времяпрепровождение. Губы Дирка были нежными, а его большие руки привыкли ласкать.

— Почему Ральф приревновал? Я ничуть не интересуюсь Дирком.

Дорис пожала плечами.

— Вы сами спросите об этом у Ральфа, не знаю, почему он вдруг взвился.

Охваченная гневом, Эйлин прищурила глаза.

— Ладно, последую вашему совету и спрошу его.

Она рывком встала и, прежде чем Дорис смогла помешать ей, пересекла вестибюль и задержалась перед дверью в спальню.

Дорис испустила протестующий возглас, побежала вслед за ней и догнала как раз в тот момент, когда она поворачивала дверную ручку. Обеими руками маленькая блондинка вцепилась в каштановые кудри Эйлин и оттащила ее от двери с криками и рыданиями.

— Я вам запрещаю… Вы сумасшедшая! Я запрещаю вам…

Эйлин обернулась и влепила звонкую пощечину в залитое слезами лицо. Дорис выпустила из рук волосы Эйлин и отступила к стене с круглыми от удивления и страха глазами. Губы ее конвульсивно шевелились, но она не издала ни единого звука.

Дверь спальни отворилась. Оттуда вышел Ральф, полностью одетый и совершенно спокойный. Он иронически улыбался.

— Ну, ну, не собираетесь же вы из-за меня вцепиться друг другу в волосы? Право, я этого не стою.

Эйлин выпрямилась и бросила на него уничтожающий взгляд.

— Почему же вы не присоединились к нашему разговору, вместо того чтобы прятаться в спальне?

Ральф улыбнулся ей. Это был брюнет с волнистой шевелюрой и правильными чертами лица, судя по которому, умом он не блистал.

— Я, дорогая моя, джентльмен. Теперь, когда вы раскрыли наш маленький секрет, давайте мирно побеседуем втроем.

Дорис по-прежнему рыдала, прислонившись к стене. Ральф обнял ее за талию, поцеловал в губы и пошел вслед за Эйлин, которая направилась в гостиную.

— Не огорчайтесь, дорогая моя, — сказал он молодой женщине ласковым тоном. — Я говорил тебе бессчетное число раз: у Эйлин нет никаких причин ревновать к тебе. Верно, дорогая Эйлин?

— Совершенно верно.

Она села в кресло, тогда как Ральф устроился на диване рядом с Дорис, которая прижалась к его груди.

— Тогда почему вы разозлились из-за того, что Дирк обнимал меня? — спросила она.

— Я? Откуда вы это взяли? У вас путаются мысли от алкоголя.

— Может быть, но Дорис сказала мне, что мы с вами поссорились из-за Дирка.

— Дорогая Дорис! — прошептал он, глядя на белокурую головку, прижавшуюся к его груди. — Она не так поняла. Однако я ей сказал: ваши увлечения мне безразличны. Скандал начали вы, и вы это прекрасно знаете.

— Нет, я этого не знаю. Я была пьяна, не спорю. И сейчас пытаюсь вспомнить, что произошло у Барта. Когда я ушла? Куда я пошла?

— О! — воскликнул Ральф. — С вами снова случился один из припадков?

— Не совсем. Не так, как в прошлый раз.

Знала ли Дорис об особенностях ее последнего припадка? Известно ли было ей, что на следующее утро Эйлин проснулась в постели Ральфа? Может быть, не все, но она, несомненно, слышала разговоры и частично догадалась об истинном положении вещей.

— Я была пьяна, — повторила Эйлин. — И смутно припоминаю всякую всячину. Например, нашу ссору, но не знаю, как она началась и как закончилась.

— Тогда я не смогу вас просветить. Все это не имеет значения. Вам об этом надо только забыть. Что вы хотите знать еще?

— Был какой-то мужчина, Кто-то, кого я не знала.

— В самом деле. Некий господин Торн, Винсент Торн, если мои воспоминания точны.

— Опишите его.

Ральф фыркнул.

— Моя дорогая Эйлин, вам самой легче описать его.

— У меня провалы в памяти.

Ральф пожал своими широкими плечами.

— Это не такой тип, чья внешность может остаться в памяти. Посредственный, банальный, без каких-либо отличительных черт. Что только вам могло понравиться в этом человеке?

Он, грустно покачал головой, словно сожалея о непостижимости женских капризов.

— Я ушла вместе с ним?

— Я в этом не уверен, но если бы он захотел пойти за вами, вы увлекли бы его за собой.

Ральф двумя пальцами приподнял голову Дорис.

— Ты видела, любовь моя, как уходила Эйлин?

— Мне показалось, что она ушла с тобой.

Она кашлянула и добавила:

— Вы оба исчезли одновременно.

— Но вы в этом не уверены, Дорис? — спросила Эйлин.

— Нет. Однако я спросила несколько человек, и мне посоветовали не беспокоиться на ваш счет… Что Ральф позаботится о вас.

Дорис нервно засмеялась, а Ральф снисходительно погладил ее по голове.

— В самом деле, если бы я вас провожал, я отнесся бы к вам как можно заботливее, Эйлин. Но я ушел первым, и совсем один. Вы можете спросить у Барта. Он требовал, чтобы я остался, и даже рассердился. Не мог же я раскрыть ему наши планы, не так ли? — закончил он, пожимая руку Дорис.

— Но у нас тогда еще не было никаких планов, — возразила Дорис, широко раскрыв невинные глаза. — Я была так удивлена, когда увидела тебя перед своей дверью.

— Если ты меня не ждала, зачем же надела свое самое элегантное и самое пикантное дезабилье? И я тебя люблю за это вдвойне.

Он наклонился и нежно поцеловал Дорис. Она обвила его шею обеими руками. Эйлин поднялась.

— Я оставлю вас миловаться, голубки. Извините, что побеспокоила, по мне хотелось уточнить кое-что насчет вечеринки у Барта.

— Я тоже ухожу, — заявил Ральф, разнимая руки Дорис и вставая. — Почти рассвело. Мне не следует задерживаться. Я должен подумать о репутации Дорис. Моя машина перед домом. Я вас отвезу.

— Не трудитесь. Я дойду пешком.

— Это доставит мне удовольствие. Дорис хочет спать и, конечно, с нетерпением ждет, когда мы уйдем.

Когда Эйлин вышла, он пошел вслед за ней, и на какую-то секунду она почувствовала, как по ее спине пробежала ледяная дрожь. Это было глупо, совершенно глупо, и она знала это. Но она много дала бы за то, чтобы Дорис удержала Ральфа.

Он закрыл дверь и взял Эйлин под руку, чтобы помочь пройти на улицу.

— Вы действительно посланы небом. Я напрасно ломал себе голову, но не мог найти предлог, чтобы уйти от этой маленькой идиотки.

— Право, очень мило говорить так о женщине. Особенно после того как провел с ней ночь.

— Но о Дорис нельзя отзываться иначе.

Они перешли улицу, и он повел ее к своей машине.

— А обо мне что вы говорили?

— Конечно правду. Не всю правду, — поспешил он поправиться, открывая перед Эйлин дверцу. — Никто не знает, что произошло в ту ночь, месяц тому назад. Я просто сказал, что вы плохо себя чувствовали, а я вас приводил домой.

Он похлопал ее по руке, закрыл дверцу и обошел вокруг машины, чтобы сесть за руль.

Заняв место на сиденье, Эйлин почувствовала что-то твердое у правого бедра. Она быстро провела рукой и обнаружила, что между сиденьем и спинкой застряла маленькая кожаная сумочка.

Форма ее была Эйлин знакома. Она посмотрела на нее при свете уличного фонаря и вздрогнула. Это была ее крокодиловая сумочка. Та самая, которую она взяла, отправляясь к Барту. Та самая, которую она так тщательно и безуспешно искала в комнате отеля.

Глядя перед собой вдоль улицы, Ральф нажал кнопку стартера. Мотор заработал.

— Как случилось, что моя сумочка оказалась в вашей машине, Ральф? Тут… за сиденьем.

— Она там, возможно, давно лежит, — ответил он со смехом. — Да, в прошлую среду я отвозил вас домой.

— Это та сумка, с которой я была вчера вечером у Барта.

— О!

Он заколебался, искоса взглянул на нее и облизнул губы.

— Вы действительно потеряли голову? Я задавал себе этот вопрос. С вами никогда не знаешь… Вы не помните, что я вас провожал?

— Вы сказали Дорис, что ушли один. Без меня.

— Мужское самолюбие, дорогая. Я не хотел признаться, что вы меня выгнали после того, как я исполнил свой долг доброго самаритянина. Она Бог знает что подумала бы. А между тем это истинная правда. Вы, видимо, забыли сумочку, выходя из машины, а я не заметил.

— Ральф, скажите мне все! Что произошло? Вы меня отвезли домой?

— До вашей двери. В машине вы были очень милы, но когда я предложил зайти к вам вместе, вы превратились в мегеру. Я не знал, до какой степени алкоголь замутил вам мозги. В прошлый раз, когда у вас случился ваш приступ, моя компания вам понравилась. Я же не стремлюсь к сценам посреди улицы. И я знал, что Дорис утешит меня в случае неудачи.

— Вы оставили меня перед дверью?

— Вы поднимались по ступеням крыльца, когда я уезжал.

— Оставив меня без сумочки? Без ключей? Я ведь не могла войти. Боже мой, Ральф, что же я сделала?

Ральф затормозил перед шестиэтажным зданием.

— Может быть, вернулись к Барту или кому-нибудь позвонили? Откуда вы сейчас идете?

— Я вам этого не скажу.

— Вы не обязаны это делать, — согласился он, наклоняясь, чтобы открыть дверцу. — Убедитесь на этот раз, что у вас есть ваш ключ. Я не уеду, пока вы не войдете.

Эйлин удержала его дрожащей рукой.

— Прошу вас, Ральф, пойдемте со мной. Я боюсь. Я должна поговорить с кем-нибудь, чтобы узнать, что произошло. Вы разве не понимаете? Без моей сумки у меня не было денег на такси, не было даже монеты, чтобы позвонить. Я осталась на улице, совершенно потерянная.

Ральф взял ее руку и поцеловал.

— Бедняжечка! Ну конечно, я поднимусь вместе с вами. К тому же не стоит ложиться спать — слишком поздно.

Он вышел из машины, поднялся вместе с ней и вошел в вестибюль, украшенный рядом почтовых ящиков.

Эйлин извлекла из своей сумочки кожаный футлярчик для ключей. Ральф жестом показал ей на звонок у внутренней двери — сверху на медной табличке было выгравировано слово «консьерж».

— Может быть, вы позвонили к консьержу, и он вас впустил. Было не очень поздно.

— Который был час?

— Около полуночи. Уехав от вас, я зашел ненадолго в бар, чтобы Дорис успела вернуться домой. И позвонил в ее дверь в половине первого ночи.

Лифт остановился… Они прошли несколько шагов по устланному ковром коридору, и Эйлин открыла дверь. Она вошла первая, включила свет в гостиной, быстро осмотрела все вокруг и с отчаянием покачала головой.

— Я, конечно, не возвращалась сюда: все на тех же местах, что и перед уходом. Налейте себе чего-нибудь выпить, пока я немного приведу себя в порядок.

Она вышла и закрыла дверь. Ральф подошел к маленькому бару, открыл его, взял бутылку виски и большой бокал, который тут же наполнил. Затем сел на диван и стал ждать возвращения Эйлин.

Молодой женщине понадобилось десять минут, чтобы прихорошиться. Черты ее лица по-прежнему выражали усталость и внутреннее напряжение, но губная помада, пудра и гребень придали ей более или менее приличный вид. Она села рядом с гостем, но с отвращением покачала головой, когда он сделал движение, чтобы встать и налить ей виски в бокал, который она оставила недопитым, уходя к Барту.

— Нет, клянусь, больше не выпью ни капли спиртного. Что я могла делать, после того как вы ушли? Я оказалась на улице без денег и без ключа.

— Было бы самым нормальным, если бы вы позвонили консьержу. Почему не спросить его? Все тут же и выяснится.

— Будить его в это время? Он подумает, что я свихнулась. Кроме того, если я и поднималась сюда, то долго тут не оставалась.

— Действительно. Но тем не менее это явилось бы отправным пунктом, если вы решили выяснить, чем занимались в эту ночь. Отсюда вы могли звонить кому угодно, не тратя денег. Давайте! Обратитесь к консьержу. Это его работа.

— Не могу. Если он не подумает, что я рехнулась, то догадается, что была пьяна.

— Ну ладно, тогда я спрошу за вас.

Но после минутного колебания он решил иначе.

— Скажу, что я ваш друг, и, зная, что в полночь вы пошли домой без ключа, заволновался. Спрошу, открывал ли он вам дверь — в этом вопросе не будет ничего компрометирующего. Вы знаете номер его телефона?

— Нет. Но он записан против слова «консьерж» в черной записной книжке возле телефона.

Она поднялась, но Ральф усадил ее обратно.

— Сидите спокойно. Я найду сам.

Он полистал в книжке, набрал номер. В трубке долго раздавались гудки, затем сонный голос спросил:

— Кто говорит?

— Вы консьерж дома, не так ли?

— Да. Что вы хотите?

— Я друг мисс Эйлин Феррис из четвертой квартиры. Мы только что заметили, что она забыла свою сумочку с ключами, когда около полуночи пошла домой, и немного волнуемся. Ее телефон не отвечает. Она вам не звонила, чтобы вы открыли ей дверь?

— Нет. Я не видел мисс Феррис уже много дней.

И бросил трубку. Ральф повернулся к Эйлин.

— Вот теперь вам все ясно.

Он опять уселся возле нее и вытянул свои длинные ноги.

— Итак, в полночь вы находились перед вашим домом и были в состоянии держаться на ногах и ходить, но не соображали, что делаете. У вас не было ключей, не было монетки, чтобы позвонить по телефону. Я ушел, не подозревая, что оставляю вас в затруднительном положении. Что же происходило дальше?

— Я не знаю… не знаю! — закричала Эйлин в полной растерянности. — Но должна узнать!

— Это было бы легче сделать, если бы я знал, чем вы занимались незадолго до того, как пришли к Дорис. С кем вы были, кто мог бы сообщить некоторые подробности?

— Я была одна. В номере отеля, если вы обязательно хотите знать. Не скажу, в каком районе. Как я туда попала?..

Она говорила визгливым тоном, не справляясь со своими нервами.

— Ну, не доводите себя до такого состояния. Здесь может быть несколько объяснений. Давайте рассмотрим их по порядку. Я видел вас во время одного из ваших припадков и знаю, что вы владеете собой… внешне, во всяком случае. Вы просто даете волю своим инстинктам. Давайте подумаем: что сделали бы вы при этих обстоятельствах, если бы полностью владели собой?

— Не знаю. Вероятно, я позвонила бы консьержу.

— Вы этого не сделали, и меня это не удивляет. Только что вы не решались его разбудить. Не хотели вызывать у него подозрения, что слишком много выпили. В полночь подсознание говорило, что вы пьяны, и вы краснели от стыда при мысли показаться кому-нибудь в таком виде. Итак?

Лицо Эйлин посветлело. Она схватила Ральфа за руку.

— Я знаю! Бар в конце улицы! Он открыт до четырех утра, и я захожу туда время от времени. Ночной бармен меня знает, и я ничуть не постыдилась бы сказать ему, что потеряла сумочку и мне нужно немного мелочи, чтобы позвонить по телефону. Я щедро даю ему на чай, так что он счел бы мою просьбу вполне естественной. Это именно то место, куда я должна была пойти.

— Резонно, — согласился Ральф, кладя свою большую руку на ее.

— Но если я звонила, то кому?

— Прежде всего надо узнать, звонили ли вы на самом деле? Бармен мог набрать вам номер… или помогал вам искать его в телефонной книге. Этот случай запал бы ему в голову.

Ральф встал и посмотрел на свои часы.

— Еще нет четырех. Как называется бар?

— Не знаю. Я заходила туда как минимум сто раз, но никогда не читала вывеску.

— Мы можем пойти поговорить с барменом, если вы действительно хотите прояснить это дело.

— Пойдите сами, Ральф. Прошу вас. Его зовут Джо. Просто спросите, заходила ли мисс Феррис, чтобы позвонить. Умоляю вас. У меня не хватает сил самой сделать это.

— Конечно, вы же совершенно выдохлись. Снимите платье, накиньте халат, я вернусь в один момент.

— Вы просто прелесть.

Она подставила губы, но его поцелуй оставила без ответа.

— Вы просто позвоните в дверь, я вам открою.

— Надеюсь, вы не ревнуете меня к Дорис? — спросил он с улыбкой.

— Нет, не думаю. Но если бы вы знали, как я устала!

Оставшись одна, она свалилась на диван и сжала руками ноющие виски. Она все еще всхлипывала, лежа на диване, когда через четверть часа трель звонка заставила ее вздрогнуть. Эйлин с усилием поднялась и надавила на кнопку, отмыкающую дверь внизу. Платком, смоченным в воде, она протерла покрасневшие глаза и вышла на лестничную площадку, чтобы встретить Ральфа у лифта.

— Мы попали в точку, дорогая, — сказал он. — Я прибыл как раз в тот момент, когда Джо закрывал бар. Ваше предположение оказалось верным.

Эйлин отступила, чтобы дать ему пройти. Ее дыхание было горячим и прерывистым.

— Я ходила туда звонишь?

— Да. Джо говорит, что вы были очень странной, когда вошли сразу после полуночи. Вы шли прямо, но глаза у вас были остекленевшие.

Ральф усадил ее на диван и сжал предплечье, прежде чем продолжить:

— Вы подошли прямо к Джо, сказали, что потеряли сумочку, и попросили пятицентовую монету, чтобы позвонить. Он охотно удовлетворил вашу просьбу, но был встревожен и подумал, что в таком состоянии вам лучше было бы вернуться домой. Но когда он сказал об этом вслух, вы рассердились, закричав, что достаточно взрослая, чтобы самой улаживать свои дела, и кроме мужика вам ничего не надо. Потом вы поблагодарили его за монетку и попросили заткнуться.

Ральф сжимал предплечье Эйлин, ожидая слов одобрения, но молодая женщина сидела молча, бледная как смерть.

— Это ужасно, — пробормотала она. — Я никогда больше не смогу посмотреть ему в глаза. Никогда бы не подумала, что способна наговорить такое.

Она вырвалась из его рук и отодвинулась на диване.

Ральф наполнил свой стакан, скрестил ноги и устроился поудобнее.

— Во время ваших приступов, моя милая, вы становитесь примитивной и отвергаете все путы цивилизации. Как со мной, в последний раз… Он вам дал пятицентовую монету. Вы взяли телефонную книгу и стали искать номер. Потом попросили клочок бумаги, чтобы его записать. Телефонная кабина находится в глубине зала, думаю, что вы боялись забыть, пока туда дойдете.

— Он удовлетворил мою просьбу? — спросила она.

— Дал вам какую-то карточку. Потом вы закрылись в телефонной кабине.

— Джо запомнил номер?

— Нет. Ему кажется, что он относился к району Баттерфилда, но Джо не уверен. Вы находились довольно долго в кабине, потом ушли, не произнеся ни слова и не удостоив его даже взглядом. Больше он ничего не знает.

Некоторое время Эйлин молчала, изо всех сил стараясь восстановить в памяти хоть какие-нибудь отрывки событий, но все было напрасно.

— Только бы знать, кому я звонила…

— Во всяком случае, не мне. Вы ясно дали мне понять, что я не тот человек, который вам нужен. Так что ищите в другом месте, — продолжал он, глядя на нее из-под полуопущенных век. — Нет ли кого-нибудь, по кому вы умираете, но не решаетесь подступиться в трезвом виде?

— Не представляю себе… Несчастье заключается в том, что я не такая стерва, в какую превращаюсь после выпивки. И я ни по кому не умираю. Если бы Джо вспомнил этот номер…

— Но я немного сыграл в детектива, — заявил Ральф с довольным видом, — и не так уж плохо. Я угостил Джо стаканчиком за беспокойство и дал на чай экстравагантную сумму. Таким образом, вам не надо будет возвращать долг. Потом я пошарил в телефонной кабине и, посмотрите, что я нашел на полу.

Театральным жестом он протянул ей помятую карточку, на которой кто-то карандашом нацарапал буквы «В. Т.» и пять цифр.

— Я не могу поклясться, что это тот номер, по которому вы звонили, но все же думаю, что это он и есть. У вас не было с собой сумочки, в платье не было кармана, чтобы сунуть туда бумажку. Вы ее смяли и бросили на пол.

Эйлин взяла карточку и вслух прочитала номер, отрицательно покачав головой.

— Он мне совершенно не известен. А вам он о чем-нибудь говорит?

— Нет, но я не знаю всех ваших друзей. Вы точно не помните его?

— Абсолютно точно. Но нельзя ли узнать имя человека по телефонному номеру? На почте, например?

— Возможно. Но думаю, что такую информацию дают только по требованию полиции.

Он допил бокал, обнял Эйлин за талию и прошептал ей на ухо:

— А как вы относитесь к тому, чтобы на время забыть об этой тайне? Давайте ляжем, поспим часа два. Когда проснемся, жизнь нам покажется в розовом свете.

— Ральф!..

Она вырвалась и оттолкнула его. При виде странного выражения его лица она слабо улыбнулась.

— Благодарю вас за помощь, Ральф, я очень признательна. Благодаря вам я, по крайней мере, знаю, что не подцепила на улице в полночь первого попавшегося прохожего. Видимо, звонила какому-то человеку, которого знала, а это не так позорно.

— Конечно. А когда выспитесь, то, возможно, вспомните человека, чей телефон с таким номером. До свидания, моя ласточка. Если хотите побыть одна, я не стану навязывать свою компанию. До скорого.

Он повернулся и вышел.