Оно того стоит

ГЛАВА ВТОРАЯ

Каша

Лицом вниз, задницей вверх... нет, это не настолько сексуально, как звучит. Унизительно — более точное слово, чтобы описать этот момент.

Не такое я подразумевала под быть «запоминающейся».

Всего несколько часов назад все мои проблемы были связаны с Лидией, которая столкнулась со своим бывшим на свадьбе из ада, и Хенли, только что лишившаяся своего бывшего, который тот еще неполноценный засранец. Конечно, у меня были свои причины быть здесь, но все они меркли на фоне беспокойства за моих подруг.

А сейчас... а сейчас мне уже плевать на мои проблемы, потому что я точно заслужила награду за самый эпичный провал уже тем, что споткнулась на вечеринке.

Молчание — это еще хуже, чем приступ бурного смеха, потому что чувствую, что гости во все глаза рассматривают мое нижнее белье со знаком Супермена, а мое струящееся платье прилипло к спине. Я благодарна грязной луже, так как она позволяет мне абстрагироваться от тех, кто таращится на меня во все глаза.

Первый придушенный звук раздается в ушах, через несколько секунд следуемый мужским смехом и женскими усмешками.

Я ошибалась. Молчание лучше бурного смеха.

Несмотря на соблазн утопиться в луже грязи в этот момент, чтобы избежать унижения, решила просто продолжать дышать. Подтягиваю колени к себе, чувствуя, как кто-то позади меня одергивает мою юбку, тем самым пряча детское нижнее белье. Супермен должен был быть моим секретом. Геройский плащ, прикрывающий мой зад, уже не кажется мне таким забавным, каким казался этим утром.

К черту мою жизнь.

Я вытираю грязь с глаз — или, по крайней мере, пытаюсь. Моя «умная рука» изо всех сил пытается просчитать варианты того, что я пытаюсь стереть грязь, но вместо этого роботизированная штука только размазывает грязь по лицу, усугубляя положение. Дурацкая рука.

Придерживаюсь правой, так как она все еще понимает, что я пытаюсь сделать. Сплевываю металлический привкус грязи. Этот вкус останется у меня во рту навсегда. Он застрял даже у меня в носу, что само по себе... не есть хорошо. Совсем не хорошо. Я не могу высморкаться на глазах у всех собравшихся гостей предстоящей свадьбы. Это будет выглядеть так, будто мое лицо обделалось в салфетку.

Отличный способ начать неделю.

По крайней мере, Лидия больше будет не единственной здесь, о ком все шепчутся. Думаю, это сделает меня командным игроком. Ура.

— Каша, — шипит Лидия за несколько секунд до того, как я чувствую, что две сильные руки поднимают меня под руки и помогают полностью восстановить равновесие.

Смех, напоминающий крик гиены, вокруг нас определенно не прекратился, но мои глаза все еще забиты грязью, чтобы я могла четко видеть, несмотря на мои попытки стереть ее.

Что-то мягкое прижимается к моему лицу, и я сжимаю это, используя как то, что избавит меня от остатков грязи на лице. Потом сразу же жалею, когда я осознаю, что нахожусь в центре всеобщего внимания в буквальном смысле. Люди собираются вокруг меня, как будто я какой-то уличный артист в кульминационный момент своего шоу.

Испытываю желание схватить шляпу, чтобы бросить ее перед толпой зевак, чтобы они бросали туда деньги.

— Хочешь выпить? Я слышала, что водка отлично сочетается с илом, — Хенли дрожит от беззвучного смеха, ее губы дергаются, как будто она делает все возможное, чтобы не рассмеяться.

Я смотрю на нее так, будто мой грозный взгляд ее напугает.

— Определенно да. Но я думаю, что сначала приму душ.

Она ухмыляется, но ей хватает вежливости прикрыть рот рукой, когда тот насмешливо искривляется. Лидия тоже еле сдерживает смех. Ее миниатюрную фигурку сотрясает внутренняя борьба.

Шлю их обеих куда подальше перед тем, как войти внутрь... и быть вытесненной злой горничной моей матери.

— Ах, черт возьми, не может быть, — восклицает Сьюзи с хмурым выражением на бледном лице. Клянусь, она наполовину вампир. Не думаю, что когда-либо видела ее на солнце. — Вход «для прислуги» сзади. Идите туда, мисс Джей, если считаете, что борьба в грязи — сексуальное занятие, я просто только что надраила эти полы до блеска.

Больше смеха раздражают нотации.

Кто-нибудь убейте меня сейчас же.

Прошло много времени с тех пор, как последний раз была в этом доме. Они пристроили еще один этаж, где я и останусь. Моя мать потребовала, чтобы я приехала сюда, и, учитывая, что я устала от того, что она появляется в моей квартире два раза в неделю, в итоге поддалась. Я такая слабачка. Но очень хотела быть рядом с Лидией, когда узнала, что она решила откликнуться на приглашение. А поскольку моя квартира находится над гаражом отца, не хочу, чтобы его сердце разорвалось, когда он, в конце концов, столкнется с моей непреклонной матерью.

После того как я наконец нашла «вход для прислуги», направляюсь к лифту для прислуги, разбрызгивая грязь везде по сияющему чистотой коридору. У меня такое чувство, что кто-то потом надерет мне задницу. Или займется поисками йети.

Неужели у меня такая здоровенная ступня? Нет. Это просто потому, что грязь хлюпает из-под нее. У меня размер туфель тридцать шесть с половиной, поэтому она не может быть такой большой...

Сейчас не время для снятия отпечатков пальцев... но она определенно не такая уж большая.

Наконец, я нахожу свою комнату в лабиринте одинаковых дверей. Кому действительно нужен дом такого размера?

Моей претенциозной матери и ее отвратительному мужу. Вот кому.

Я направляюсь прямиком в ванную комнату и запираю дверь. Также запираю дверь напротив. Почему здесь две двери?

Опять же, сейчас не время…

Начинаю процесс стягивания моего некогда белого платья, придвигаюсь ближе к душу, проклиная все на свете, когда мои волосы оказываются зажатыми этим дурацким платьем. Жизнь иногда просто отстой.

После еще нескольких па, поворотов и нескольких моментов, близких к падению, я, наконец, победно задираю платье над головой и отправляю его в мусорное ведро. Забираюсь под душ, стягивая с себя трусы Супермена, которые теперь заставляют меня испытывать чувство стыда, вместо положенного ощущения защищенности.

Проклятие.

Мой отец недавно сделал мне новую руку, которая выглядит так, будто он украл ее у робота. Хоть с виду и неказистая, она чертовски функциональная. Эта штуковина получает сообщения и работает как полностью функционирующая бионическая рука, благодаря пластырю, который крепится в задней части моей шеи, который представляет собой нанотехнологичное решение, передающее сообщения между моим мозгом, позвоночником и поддельной рукой.

Потому что мой отец — гений. Он может быть уже на пути к присуждению награды, мне осталось лишь найти все баги в этом прототипе, прежде чем отец сможет представить его общественности.

Сейчас я просто рада тому, что он водонепроницаемый. И мне очень нравится мыть волосы двумя руками. Я забыла, насколько хорошо это было раньше.

Мое достоинство смывается в канализацию, в то время как грязь торчит по бокам, заставляя меня размазывать ее, чтобы смыть под струями воды.

Через некоторое время я, наконец, сдаюсь и выхожу, надеясь, что достаточно чиста. В ванной комнате нет ничего, кроме дымки пара, и я проклинаю скользкие плитки, которые так и норовят приложить меня об пол. Это ад.

Открывая дверь ванной, я вваливаюсь в спальню и... кричу. Потому что в моей комнате мальчик. Нет, нет. Не мальчик. В моей комнате очень высокий, очень сексуальный, очень... позабавленный мужчина.

Он приподнимает бровь, когда видит меня, останавливая пальцы на пуговицах его застегнутой — или наполовину расстегнутой, если вы оптимист — рубашки, когда разглядывает меня.

— Ты в полотенце, — констатирует он без эмоций.

— Ты очень проницателен, — прикусываю губу, а затем прижимаю полотенце ближе к груди.

Он намеренно бегает взглядом по мне, позволяя себе пройтись по моей мокрой груди, ровно до середины моего полотенца, вниз к моим ногам, на которых все еще поблескивают капли воды. Когда он закусывает губу, я стараюсь не считать его сексуальным, потому что этот чертов мудак-извращенец сейчас в моей комнате. Сексуальность не оправдание. Кроме того, его глаза слишком долго задерживаются на моей «умной» руке.

— Забавно, — говорит он, стараясь снова встретиться со мной взглядом, а губы его при этом поддергиваются. — Я не припомню, чтобы заказывал мокрую стриптизершу.

Мои щеки покрываются румянцем, и я просто смотрю на него — потому что это то, что я делаю лучше всего.

— Какого черта ты делаешь в моей комнате?

Его брови взлетают вверх, а ухмылка превращается в оскал.

— Я собирался спросить тебя о том же.

— Ты собирался спросить меня о том, что ты забыл в моей комнате? Понятия не имею. Поэтому я и спросила тебя!

Почему он до сих пор улыбается?

— Вообще-то это моя комната, барышня. Ты либо мой подарок, либо неслабо так перепутала комнаты, ведь так?

И он определенно козел.

— Я не твой долбаный «подарок» и определенно не потерялась, — рычу я.

Подкрадываясь к шкафу, скалюсь в его сторону. Я открываю дверь одной рукой, используя мою «умную руку», чтобы удерживать полотенце на месте мертвой хваткой. Последнее, что мне нужно сделать, это подмигнуть ему.

— Видишь? — резко говорю я и сразу же морщусь. Это не мои костюмы, галстуки или футболки. Какого черта?

— Куда подевались мои платья? — тихо спрашиваю я, интересно, выглядело бы странно, если бы я отсиделась в шкафу, пока эта неделя не закончилась бы.

Хуже, чем выставить на показ свои трусы Супермена и стоять в полотенце перед незнакомцем, быть не может. Да еще и в его комнате.

Я медленно оборачиваюсь лицом к нахальному ублюдку, который прикрывает свою улыбку кулаком, но при этом явно забавляется.

— Значит, стриптизерша и не подарок? — спрашивает он, прочищая горло, стараясь сдержать смех.

— Я не стриптизерша, — ворчу я. — Когда входила в ванную, прошла через свою комнату. Очевидно, меня сюда занесло каким-то вихревым потоком или чем-то в этом роде.

— Очевидно, — соглашается он покровительственно, все еще борясь со своей проклятой улыбкой. Или, — констатирует он, ухмыляясь, — ты вошла не в ту дверь после того, как вышла из ванной. В конце концов, у нас общая ванная, которая соединяет наши комнаты. Это объяснение, конечно, не так вероятно, как твоя теория вихрей, но всегда лучше изучить все возможности.

В любое другое время, я бы посчитала его забавным, возможно, даже милым. Но не в этот момент, когда я прошу кого-то невидимого разверзнуть для меня землю, чтобы поглотить меня.

Иссиня-черные волосы, ледяные голубые глаза, высокий, сексуальный, идеально сложен — он великолепен... но было бы лучше, если бы он был уродом. Намного лучше.

Обернувшись, я направилась обратно в ванную и захлопнула дверь за собой, как какой-нибудь угрюмый подросток. Это единственный козырь в моем рукаве, спасший меня от смерти со стыда.

В ту секунду, как дверь за мной захлопывается, могу расслышать его глубокий, раскатистый смех, едва проникающий через образовавшийся между нами барьер, и ощущаю, как мурашки начинают бегать по моей коже.

Он даже смеется сексуально.

Я ненавижу его.

Я ненавижу эту свадьбу.

Я и правда ненавижу это зеркало, которое демонстрирует мне мое полотенце, едва прикрывающее мою задницу, а этот парень просто видел больше, чем нужно, вот и все.

К черту мой день.

***

— Почему ты так долго? — Хенли спрашивает с едва заметной насмешливой улыбкой, когда я, наконец, нахожу их за столом снаружи. Сажусь с ними, убедившись, что мои скрещенные ноги не приоткрывают завесу тайны над моей новой парой нижнего белья, которое я надела.

Неужели люди действительно играют в крокет в темноте? Я не понимаю богачей. Вот почему я жила со своим отцом. Мы жили нормально. Ну да, это очередная ложь. Мы жили странно, например, строили роботов, которые чистят урны, и машины, которые раздают пищу для домашних животных по таймеру.

Я ведь упоминала, что мой отец — изобретатель, верно?

— Требуется минута, чтобы вымыть десять фунтов грязи с волос, — говорю я с горькой улыбкой, решив опустить эпизод с обнаженкой в чужой комнате.

Лидия и Хенли хихикают, а я закатываю глаза, хватая бокал шампанского с подноса проходящего мимо официанта. По крайней мере, богачам подают алкоголь весь день. Мне плевать, что я еще даже не ела.

— Знаете ли вы, что наша ванная комната совмещена с другой комнатой? —интересуюсь у них, желая тщательно изучить комнату, прежде чем мы уйдем отсюда.

— Да, — отвечают они.

— А что такое? — спрашивает Хенли.

— Так, ничего, — бормочу я.

Глазами пробегаю вокруг, незаметно ища лицо того таинственного незнакомца, которому посчастливилось увидеть меня не в самом лучшем виде. Ну, не худшем, но и определенно не самом лучшем виде. Хммм... здесь совсем немного мужчин.

— Большинство парней, похоже, отсутствует, — замечает Лидия, словно она знает, что я подмечаю отсутствие тестостерона. — Наверное, они изучают владения.

По крайней мере, моя мать тоже отсутствует. К счастью, сегодня что-то происходит.

Девчонки, играющие в крокет, начинают визжать, и я закатываю глаза. Нам даже не нравится невеста, так что немного странно тусоваться с тридцатью другими женщинами, которые собрались здесь, чтобы отпраздновать главное событие в жизни первой разлучницы и моего сводного брата изменника.

Я говорила Лидии не встречаться с ним. Никто меня не слушает…

Розовые украшения развешаны практически везде. Снаружи даже стоят розовые диваны, и я клянусь, что розовые канделябры свисают прямо с деревьев, благо — деревья не розовые.

Розовые свечи горят в центре нашего стола в качестве украшения, и меня удивляет, отчего пламя не розовое. Розовые лепестки цветов повсюду на розовой скатерти, розовые чехлы на стульях украшают сиденья, а розовые ... К черту все розовое. Вы уловили мысль. Похоже, здесь взорвалась бутылка Пепто-Бисмола, пролившись на украшения, создав тем самым чертов розовый Апокалипсис.

Даже Барби поежилась бы, увидев эту постановку.

— Черт, — стонет Лидия.

— Что такое? — мы с Хенли спрашиваем одновременно.

— Он здесь, — говорит она, будто она не может в это поверить.

Стараюсь проследить за ее взглядом и вижу, как Андерсон поднимается и обнимает свою невесту, окутанный сиянием одной из розовых наружных люстр.

— Ну, это ведь его свадьба, — напоминает ей Хенли. — Ты думала, что не увидишь его?

— Я просто не ожидала увидеть его так скоро, — тихо говорит Лидия.

Она хмурится, глядя в сторону, и я решаю выкинуть что-нибудь глупое.

— Сейчас вернусь, — говорю я им.

— В следующий раз произнеси это голосом Терминатора, — говорит Хенли, покручивая в руке бокал шампанского. — У тебя классно получается.

Таким темпами мы потратим время впустую, прежде чем начнется вечеринка. Вставая, я направляюсь к розовому шведскому столу с вышивкой нарциссов на скатерти, по пути хватая бутылку виски и бутылку водки из бара, засовывая бутылку водки под мышку.

Фуршетный стол находится под большим навесом и стоит бесхозный. Еду еще не подали, но напитки пользуются всеобщим вниманием. До празднества еще далеко, и люди, кажется, не замечают меня. Не говоря уже о том, что здесь немного темнее.

Даже не осмотревшись по сторонам, отвинчиваю крышку и выливаю все содержимое бутылки виски в чашу для пунша. Затем с ангельским видом хватаю кувшин с водой и выливаю его содержимое до того, как наполнить водкой кувшин для лимонада. Улыбаясь, бросаю две пустые бутылки под стол, оглядываюсь вокруг, чтобы убедиться, что никто в этот момент не наблюдает за мной — кроме моих любопытных друзей — и весело направляюсь вприпрыжку обратно в сторону своего столика.

Ну, я стараюсь, честно стараюсь прыгать. В конечном итоге спотыкаюсь передней частью носка туфли о землю и падаю вперед, делая резкий, болезненный вдох за секунды до того, как чье-то тело останавливает мое падение. Моя голова врезается в твердую грудь, и две сильные руки хватают меня за бедра, удерживая меня.

Сегодня не мой день.

— Полегче, барышня, — произносит знакомый, глубокий голос, пробирая меня до костей.

Приподнимаю голову, мои глаза лезут на лоб, когда я пялюсь на парня, ухмыляющегося мне в ответ. Он подмигивает, и я отступаю назад, спотыкаюсь, чуть ли не падая снова. К счастью, он все еще удерживает меня за бедра и буквально пришпиливает обратно к себе. К сожалению, я снова ударяюсь о его твердое, рельефное, невероятное тело.

Как я превратилась в такую размазню?

— Ты всегда такая грациозная? — насмехается он надо мной.

— А ты всегда преследуешь таких как я?

Его глаза сужаются, когда улыбка сползает с его лица.

— Ты ведь помнишь, что сама первая ворвалась в мою комнату нагишом, верно?

— На мне было полотенце, — напоминаю я ему, как будто это что-то меняет.

— Ты натолкнулась на меня, — продолжает он.

— Ты вообще-то вцепился в меня, — указываю я ему.

Злиться, когда тебя унижают... это называется защитным механизмом. Доходчиво.

Он снимает руки с моих бедер и отступает, поджав губы. В сиянии свечей он выглядит еще сексуальнее. Почему я? Почему он тот, перед кем я облажалась?

— Я рад, что ты врезалась в меня, — говорит он, неторопливо осматривая мое тело.

Шквал противоречивых чувств зародился в самом низу моего живота, и я бы солгала, если бы сказала, что внутри не визжала от самодовольства. Очевидно, снаружи остаюсь неотразимой и крутой.

— А? — смотрю на него вопросительно, и даже выпячиваю бедро, ухмыляясь. — Почему это?

Его глаза снова заблестели каким-то злым блеском.

— Мы пробудем здесь неделю, верно? — спрашивает он риторически.

Тепло, волнение и нервозность пытаюсь прорваться наружу, но я стараюсь выглядеть отстранено. Я обычно проверяю парней по реакции на мою руку. Верите или нет, но не все парни упускают из виду тот факт, что у меня только одна рука. У некоторых из них с этим фактом реальные проблемы.

Шокирующе, знаю. По-видимому, они пропустили ту часть, в которой говорится, что одноруких девчонок по статистике меньше, чем обычных с двумя руками. Но, кого удивишь чем-то обычным в наши дни?

— Верно, — говорю протяжно.

— И мы будем делить ванную комнату, — продолжает он, закусывая нижнюю губу, взглядом продолжая блуждать по моему телу.

Мне нравится не тонкость намека, а прямой подкат и его напор.

— Да, — говорю я с придыханием тоном, который не соотносится с моей попыткой выглядеть потрясно.

Когда его взгляд возвращается ко мне, он ухмыляется.

— Учитывая, насколько отвратительно выглядел душ после твоего ухода, смею полагать, что ты редко моешься. Сделай мне одолжение и убери за собой, если ты снова решишь принять душ на этой неделе. Я не чистюля, но знаю, что значит испытывать отвращение.

Он бросает мне насмешливую ухмылку, и новая волна тепла накрывает мое тело. Это уже точно не возбуждение. И что я могу на это сказать?

Независимо от того, что я произнесу, я буду смущаться только сильнее.

— О, — продолжает он, не испытывая затруднений с выражением своих мыслей по сравнению со мной. — Полагаю, это твое.

Он достает из кармана мое суперменское нижнее белье, и я с присвистом выдыхаю, выхватывая его у него из рук. Слегка представляю, как исколю его одной из этих малюсеньких вилочек для креветок у шведского стола. Отец сказал мне, что моя рука может раздавить яйца с той же силой, что и челюсти аллигатора — тело ребенка. В данный момент мне любопытно, насколько точна эта оценка.

Комкаю свое нижнее белье, неловко подтыкая ткань под мышку, учитывая, что в платье у меня нет карманов, а он смеется, как придурок.

— Держись от меня подальше, — ворчу я, пытаясь пройти мимо него, но он пытается преградить мне путь.

— У нас общая ванная комната, забыла? — спрашивает он, все еще ухмыляясь, а в глазах при этом пляшут чертики.

— Тогда не забудь запереть дверь, чтобы я случайно не вошла туда, когда ты будешь принимать душ, и случайно не споткнулась с ножом в руках, ведь я абсолютно случайно могу ударить тебя им пятнадцать раз через занавеску. Мне бы очень не хотелось, чтобы что-то подобное произошло случайно.

Одаряю его улыбкой, которая, по моему мнению, должна выглядеть пугающей, но он не выглядит напуганным ни на йоту.

— К счастью, в душе дверь. Не занавеска, — щебечет он.

Этот парень настоящий?

— Несчастные случаи имеют тенденцию случаться. — Мои глаза сужаются, когда эта угроза слетает с моих губ.

— Не волнуйся. Я не оставлю ее незапертой случайно.

Не знаю, почему это звучит как нечто очень грязное, но это именно так. Он подмигивает, прежде чем уйти, а я снова хочу провалиться сквозь землю.

Когда я добираюсь до своего стола, Лидия и Хенли обе смотрят и в режиме «атака включена», набрасываясь на меня с расспросами в унисон.

— Кто был тот...

— Я не хочу говорить об этом, — прерываю я, размахивая рукой для пущего эффекта, прежде чем влить в себя остатки шампанского.

Эй, моя бионическая рука может держать стакан, не разбив его. Папа действительно сделал все, что можно с этой штукой. Этот вариант сборки гораздо лучше того прототипа, который загорелся и переломал все мои карандаши.

— Он отдал тебе твое нижнее белье? — спрашивает Хенли.

— Я сказала, что не хочу говорить об этом, — ворчу я, выхватывая шампанское у Лидии и глуша его.

У них очень хорошее зрение, если они отсюда умудрились рассмотреть, что это мое нижнее белье.

— О... хорошо... — Лидия закусывает улыбку.

— Так что тебе удалась затея с напитками? — Хенли спрашивает, меняя тему разговора.

Я облегченно расслабляюсь, когда они сменяют тему случайной встречи с таинственным незнакомцем, и загадочно улыбаюсь.

— Надо было как-то раскачать эту «вечеринку». Я просто решила добавить немного огоньку. Или он появится в ближайшее время. Хенли, следующий ход за тобой. Как только они опробуют закуски, ты вступаешь в игру.

По крайней мере, я буду не единственной, кто поставит себя в глупое положение, к концу вечера.

Должен быть тот еще вечерок. Гульнем, так гульнем.

Мои глаза незаметно находят мистера Козлино, когда замечаю, как какая-то деваха хватает его за руку. Он небрежно отклеивается от нее, и я наблюдаю за ним, как какой-то сталкер, когда он движется по направлению к какой-то паре гостей, чтобы поговорить с ними.

Вот дерьмо. Я не знаю, хочу ли я ударить его или трахнуть.

Когда он ловит мой взгляд, снова ухмыляется, самодовольно глядя на меня, как будто он уже овладел мной.

Ударить его. Определенно хочу ударить его.

— Ладно, — говорит Хенли, повышая голос. — Эта вечеринка просто кошмар. У пациентов в коме и то больше энтузиазма, чем у этой толпы. Самое время внести сюда немного разнообразия.