Операция «Катамаран»

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Километрах в пятнадцати от окраины Мюнхена от одной из автострад, разбегающихся от баварской столицы, ответвляется по нынешним временам узкое, тихое шоссе, обсаженное липами и яблонями. Попетляв между холмами и рощами, оно упирается в массивную каменную ограду. По гребню этого высоченного забора натянута колючая проволока в два ряда, по которой пропущен электрический ток.

Угрюмые железные ворота прикрывают въезд. Внутри, возле калитки, сооружена сторожевая будка, больше смахивающая на дот. Два стража в полувоенной форме с пистолетами на боку безотлучно несут здесь службу день и ночь, в будке висят даже автоматы.

От ворот широкая, обрамленная густым подстриженным кустарником и вымощенная брусчаткой дорога ведет в глубь парка, где возвышается замок, отнюдь не средневековый, а подобный тем роскошным виллам и дворцам, которые начали расти на окраинах Мюнхена вскоре после окончания второй мировой войны.

Здание из красного кирпича сооружено в стиле современной функциональной архитектуры, где форма подчинена целесообразности, а фактура материала и отделка лишь подчеркивают это и заодно достаток владельца.

Слева и справа от подъезда, украшенного тяжелыми дверями из мореного дуба, к которым ведут широкие каменные ступени, разбиты клумбы. Позади них, под искусно сплетенными в виде зеленых беседок ветвями декоративных деревьев, стоят два одинаковых гарнитура садовой мебели — круглый стол, диванчик и несколько стульев.

В левой беседке, взявшись за руки, молча сидели супруги Жакаи. Тишина парка, нарушаемая лишь изредка голосами и шорохом крыльев птиц да хрустом гравия под ногами охранников, патрулировавших по аллеям и дорожкам, казалась тягостной и гнетущей.

Молодожены сидели здесь с самого утра, насторожившись как испуганные птицы, не понимая, что происходит с ними и вокруг них.

Внезапно приоткрылась тяжелая дверь парадного подъезда, из нее вышел Каррини и направился к ним.

— Мы просим вас, господа, в ближайшие минуты вести себя так же благоразумно, как до сих пор, — сказал он. — В особенности это касается вас, мадемуазель. Простите, госпожа Нора.

— Чего вы хотите от моей жены? — резко отпарировал Габор.

— Только самообладания, ничего больше! Дело в том, что через несколько минут сюда пожалует ваш отец.

Лицо Норы озарилось радостью. «Ну, погодите, мерзавцы, отец с вами быстро управится», — подумала она и невольно улыбнулась.

— Вы останетесь сидеть там, где сидите, — продолжал итальянец, — тогда вы увидите господина Имре и он увидит вас. Но разговаривать вы с ним не будете, и он с вами тоже.

Улыбка погасла в глазах Норы.

— Вы, может быть, объяснитесь? — вспыхнул Габор.

— Мне нечего вам объяснять, молодой человек. Таков приказ шефа.

— Но это же издевательство! Я протестую!

Каррини равнодушно пожал плечами.

— Это ваше право. Но как вы убедились, протесты ни к чему не приводят. Предупреждаю только, не пытайтесь самовольничать, чтобы вам опять не скрутили руки, как в гостинице. — Рот итальянца ощерился, как в тот момент, когда Габор ударил его в скулу и он на мгновение утратил свою натянутую вежливость.

— Погоди, мы еще рассчитаемся, красавчик...

Нора встала между мужчинами.

— Но потом, позже, я все-таки смогу переговорить с моим отцом, не правда ли?

— Не знаю, сударыня. Обещать вам что-либо я не уполномочен. Пока лишь предупреждаю вас: не делайте попыток даже окликнуть вашего отца. Вам все равно помешают это сделать, и вы лишь усугубите свое положение, повредите самим себе.

Каррини повернулся, отошел к дверям подъезда и стал там, заложив руки в карманы.

Перед железными воротами остановился большой черный лимузин и посигналил два раза.

Вышли охранники. Они обошли машину кругом, заглянули в салон, окинув цепким взглядом пассажиров, затем открыли обе створки ворот.

Въехав в парк, лимузин, мягко покачиваясь на рессорах, сделал полукруг и подъехал вплотную к ступеням подъезда. В этот момент Имре и увидел сидящих в беседке молодоженов, отделенных от него цветочной клумбой. Нора и Габор тоже заметили его и вскочили со своих мест. Из-за колонны портала тут же появился охранник, держа руку на пистолетной кобуре. Молодые люди замерли без движения. Имре, выйдя из автомобиля, успел лишь помахать им рукой — к нему тотчас подошел Каррини и, взяв его под локоть, попытался направить к дверям.

Имре, даже не взглянув на итальянца, брезгливым движением стряхнул его пальцы с руки и вошел в дом. Понимая, что сейчас не время для мелких обид, Каррини закусил губу и, опередив Имре, ввел его в просторный холл. Указав жестом на гостиный гарнитур, стоявший посредине зала, он встал в позу стража у двери напротив, ведущей во внутренние покои замка.

После нескольких секунд томительного ожидания заговорил скрытый в стене репродуктор, громко, на полную мощность. Голос показался Имре знакомым.

«Вы стали тянуть с ответом, и мы решили облегчить ваше положение... Взяли заботу о молодоженах на себя». — Да, это говорил Саас. «Где находится моя дочь?» — Имре узнал свой собственный голос. «Вы узнаете об этом в тот же момент, когда мы получим ваше согласие...» — продолжал Саас. Вновь голос Имре: «Хорошо. Я согласен... Я согласен с вами сотрудничать».

Последняя фраза, словно на испорченной пластинке, повторилась несколько раз, все громче и громче:

«Я согласен сотрудничать с вами. Я согласен... Я согласен...» Послышался щелчок, запись кончилась.

«Склонность к театральным эффектам», — отметил про себя Имре.

В следующую минуту отворилась дверь. Вошел Бенкс, за ним Форстер. Итальянец у двери вытянулся, как солдат при виде генерала.

Бенкс сел в кресло напротив Имре, Форстер остался стоять чуть в стороне и между ними, так, чтобы видеть обоих собеседников.

— Представляться считаю излишним, — начал шеф, не поздоровавшись. — Вполне достаточно того, что я знаю вас.

— Вы правы, — кивнул Имре. — Я, собственно, никогда не интересовался ни вашим именем, ни тем, кто вы.

У итальянца отвалилась челюсть, Форстер с беспокойством взглянул на шефа. Гость оказался не из робких.

Шеф остался невозмутим. Он знал об Имре больше, чем его сотрудники, Не только все обстоятельства, но и самого Имре как человека. Во всяком случае, Бенкс так думал и заранее предвидел, что переговоры окажутся не из легких, несмотря на то, что все карты, казалось, были в его руках.

— Перейдем к делу, — закончил он неприятное для обоих начало беседы. — Вы только что имели возможность слышать, что мы записали на пленку весь ваш разговор в Будапеште с нашим человеком по имени Нандор Саас.

Имре вынул сигарету, не спеша, не спрашивая разрешения, закурил и с видимым удовольствием затянулся дымком.

— Вы простите, если я вас поправлю, — ответил он, не повышая тона, — Магнитофонная запись, которую вы проиграли, не имеет отношения к делу. Театральные штучки оставим для слабодушных, я не из их числа. Главное — в ваших руках моя дочь. Что вы хотите за нее?

Бенкс удобно откинулся в кресле, положив обе руки на подлокотники.

— Что же, ваша смелость достойна уважения. Но слова в этих стенах не имеют значения. Так вы ничего не добьетесь. Будьте взрослым человеком, и мы сможем договориться.

— Отвечайте на мой вопрос!

Каррини весь кипел: он не мог себе даже представить, чтобы какой-то наглец посмел бы разговаривать с шефом в таком тоне. Он не выдержал:

— Прикажите, шеф, немного обработать этого храбреца!

Бенкс, всегда внушавший ужас подчиненным, повернул голову в сторону итальянца.

— Вы идиот, — сказал он тихо, но так, что Каррини содрогнулся.

Имре только сейчас разглядел итальянца как следует. «Это же фотограф, тот самый, что был на свадьбе Норы!» — узнал он.

Бенкс между тем вновь уперся немигающим взглядом в зрачки Имре.

— Речь идет о значительно большем, чем судьба вашей дочери! Мы много платим, но многого и требуем взамен. — Он подал знак Форстеру, и тот, вынув из секретера какие-то бумаги, стал выкладывать их по порядку на стол перед Имре.

— Перед вами копия предсмертного заявления Иштвана Додека, — продолжал Бенкс. — В Будапеште вам вручили такую же.

— Додека принудили написать эту бумагу!

— Это надо доказать. Даже ваш приятель — подполковник, этот, как его...

— Балинт Рона, — подсказал Форстер.

— Да, да. Так вот, этот ваш Рона тоже уверен, что самоубийство имело место в результате минутного помрачения сознания, — это подтверждает и медицинское заключение. Вопрос лишь в том, в каком состоянии находился старик, когда он писал этот документ. Большая фантазия? Нет! Такого рода сомнения исключаются показаниями другого свидетеля. Взгляните, они тоже перед вами. Там Нандор Саас подробно описывает, какими делами вы занимались, будучи офицером СС.

«Это он! Именно он разработал и привел в исполнение весь этот дьявольский план! Он приказал убить Додека!» Эта внезапная мысль вызвала у Имре такой гнев и ненависть, что он покраснел. Медленно, растягивая слова, чтобы не выдать своих чувств, Имре ответил:

— Саас написал все это по вашему приказу. Вы диктовали, он писал. — И тут же возникла другая мысль, принесшая столь же внезапное успокоение. «Они прослушивали все мои телефонные разговоры. Значит, и последний с Роной перед отъездом. Молодец Балинт, ловко придумал».

От Бенкса не укрылась неожиданная перемена в настроении, невольно отразившаяся на лице собеседника. Но он понял это иначе: Имре испугался, противник почти сломлен.

— Разумеется, Саас готов повторить свое заявление и перед вашим прокурором, — возвысил голос Бенкс и опять сделал знак Форстеру. На стол лег еще один лист бумаги.

— Ознакомьтесь, — сказал Форстер. — Это показания Роберта Хабера. Он под присягой утверждает, что вы лично стреляли в него в ту новогоднюю ночь.

Имре смял сигарету в пепельнице, встал и подошел к окну, за которым виднелись затейливые, ухоженные садовником южные растения зимнего сада. Каррини потной ладонью сжал в кармане рукоятку револьвера.

— Послушайте, вы! — Имре резко обернулся. — Вы прекрасно осведомлены о том, что я делал в сорок четвертом в Будапеште. Да, я стрелял, но только не в казарме. Да, я убивал, но убивал фашистов, их нилашистских прихвостней и палачей из СС. И это вы знаете!

— Знаю, — холодно подтвердил Бенкс. — Ну и что же? Здесь не комиссия борцов Сопротивления и не антифашистский комитет. — Он искоса взглянул на Каррини.

Итальянец метнулся к двери и растворил ее. На пороге появился мужчина, почти дряхлый старик, опиравшийся на две палки, совершенно седой. Глаза его лихорадочно горели.

— Вот, полюбуйтесь, — указал на него Бенкс. — Это Роберт Хабер, тот самый, которого вы хотели убить. Не ваша заслуга, что он случайно остался в живых.

— Я никогда не видел этого человека! Не видел и не знаю.

— Ах ты, подлый негодяй! — Налитые кровью глаза Хабера начали выкатываться. — Ты убивал сотни людей, разве можно запомнить всех? Но я-то запомнил! — Брызгая слюной, он с трудом проковылял два-три шага вперед. — Подлец, изверг, чудовище! Ну, теперь я с тобой рассчитаюсь! — Хабер, размахивая одним из костылей как дубинкой, двинулся было к Имре, но Каррини перехватил его и вывел вон.

Имре вернулся к своему креслу и сел. Бенкс пристально за ним наблюдал.

— Признаюсь, впечатляет, — кивнул головой Имре, сделав небольшую паузу. — Сцена великолепная, ничего не скажешь. И часто вы выпускаете этого артиста?

Форстер знал наизусть козырные карты и приемы своего шефа, и хотя ни на минуту не сомневался в исходе поединка этих двух людей, но даже он невольно отдал должное противнику, которому удалось — пусть временно — взять верх над самоуверенным Бенксом.

— Как вы догадались? — озадаченно спросил Бенкс.

— Я не догадался. Я просто взял вас на пушку. — Имре в упор посмотрел Бенксу в глаза. — Чистый блеф. Учусь у вас!

Бенкс был человеком без эмоций, беспощадный и холодный, как механизм, работающий по заданной программе, но, когда он сталкивался с настоящими людьми, то умел отдавать им должное.

— Вы серьезный противник. Тем лучше, мы приобретем достойного союзника.

Имре не ответил, и он продолжал:

— Однако вы не можете отрицать, что этот Хабер неплохой актер, а перед судом он сыграет еще более убедительно. — Бенкс попробовал улыбнуться. — Вы, конечно, отдаете себе отчет в том, что подобный процесс означал бы крах вашей карьеры и, что еще важнее, потерю доверия к вам как к коммунисту. Я подчеркиваю это, потому что, по моим сведениям, вас не столько волнует место под солнцем, сколько вопросы чести, преданность идеалам, не так ли?

На улыбку Имре ответил улыбкой.

— Признайтесь, вы сами не верите в этот фарс с судебным процессом. Те из ваших людей, с которыми мне пришлось встречаться до сих пор, не более как мыльные пузыри, отыгранные карты, если хотите.

— Вы абсолютно правы, так оно и есть, — легко согласился Бенкс. — И вероятнее всего, я просто не выставлю их перед вашим судом лично. Зачем? Они дадут свои показания здесь, в Мюнхене, под моим личным присмотром, но в присутствии прокурора и нотариуса. А потом мы передадим их заявления в прессу и устроим маленький газетный бум.

Имре оцепенел. Удар был неожиданным и коварным. С лица его исчезла улыбка, ноги и руки стали как деревянные. Бенкс между тем продолжал, и голос его звучал все жестче:

— Должен вас информировать: в редакции многих крупных европейских газет, не говоря уже об американских, весьма охотно примут от нас этот сенсационный материал. Вы только представьте себе заголовки: «Карьера бывшего офицера СС в народной Венгрии» или: «Как бывший эсэсовец превратился в директора института».

— О нас писали много всяких гадостей и раньше. — Имре попытался парировать выпад противника. — Очередная газетная «утка».

Бенкс не удостоил вниманием довод собеседника.

— На нашей планете функционирует множество всевозможных демократических, антифашистских и прочих так называемых прогрессивных организаций. Попробуйте подсчитать, сколько митингов и демонстраций протеста они проведут, какой шум поднимут! Подобная кампания нанесет серьезный ущерб международному престижу вашего государства. Думаю, и ваши социалистические друзья не останутся безучастными к делу директора Белы Имре, расстреливавшего коммунистов в годы войны.

— Если следовать вашей логике, — сказал Имре, усилием воли сдержав гнев, — то международному престижу моей страны будет полезнее, если я стану вашим шпионом!

— Нет, зачем же. Речь идет только о сотрудничестве. А что касается шпионажа, то на нем поймана с поличным ваша дочь. Этого вполне достаточно.

Второй удар попал в цель. Имре почувствовал, как у него защемило сердце. Вежливый тон его собеседника изменился. Теперь он диктовал отрывисто и беспощадно, словно забивая гвозди в стену. Бенкс снова стал Бенксом. Он встал и на этот раз сам подошел к секретеру у стены.

— Вот в этом футляре, — он показал Имре небольшую плоскую катушку, — лежали фотонегативы некоторых видов вооружения блока НАТО, наиболее секретных. А вот это, — Бенкс перелистал несколько страниц, скрепленных между собой, — официальный протокол соответствующих органов, призванных охранять эти секреты, о том, где и как эти фотографии были обнаружены.

— Какое отношение все это имеет ко мне? — Имре старался скрыть охватившее его волнение.

— Не к вам. К вашей дочери. Негативы были найдены в чемодане мужа Норы. И на них зафиксированы отпечатки ее пальцев. Преступление она совершила вдвоем с мужем. Прямые улики не оставляют сомнений. Равно как и тяжесть наказания по приговору суда. Если он состоится, конечно...

— Вы сошли с ума! — взорвался наконец Имре, но, поняв, что совершает ошибку, осадил себя сам и сел на место. — Вы были правы в отношении цены: вы много даете, но многое и требуете взамен! — Имре дал почувствовать собеседнику, что внутренне сломлен и готов начать переговоры. — Итак, вы предлагаете мне вернуть свободу моей дочери и моему зятю, сохранить престиж моего государства и незапятнанной мою честь! Что же вы требуете взамен?

На лице Каррини отразилось торжество победы. Жесткие складки в углах рта Форстера тоже разгладились.

— Вы передадите нам всю техническую документацию на разработки программы «Солнце». Каждую страницу заверите своей подписью, а также поставите дату того дня, когда вы вручите эти документы здесь моему представителю. Повторяю, не в Будапеште, а здесь, в Мюнхене.

— Хорошо, я согласен, — сказал Имре. — Но есть ли в этом смысл? Если наши методики будут использованы и пущены в дело здесь, на Западе, раньше, чем у нас, это невольно вызовет подозрение. Я буду, вероятно, отстранен и стану для вас бесполезен. — Имре нашел в себе силы для иронии. — Почему бы вам просто не купить лицензию? Это обошлось бы не так уж дорого!

— Документация нужна мне только как залог или, если хотите, как гарантия вашего с нами сотрудничества! — Бенкс сделал вид, что не заметил иронии. — В дальнейшем же вы будете получать только такие задания, которые не будут вас компрометировать.

— А взамен, значит, я получу свою дочь и зятя? — Имре понимающе кивнул.

— Больше, гораздо больше! Не будет следствия и судебного процесса, не будет кампании в прессе, не будет причин для взрыва возмущения демократической общественности. И плюс ко всему этому в солидном швейцарском банке будет открыт счет на ваше имя. После выполнения каждого нашего задания, в зависимости от его важности, на этот счет будет переводиться определенная сумма,

— Весьма признателен, вы меня успокоили.

Бенкс опять пропустил иронию мимо ушей.

— Мы будем наблюдать за вами. И прежде всего с целью вашей же безопасности. Вы не будете знать, кто ваш ангел-хранитель, но скоро убедитесь в том, что мы неусыпно заботимся о наших людях, гарантируя им безопасность.

— Когда я смогу говорить с моей дочерью?

— Сейчас же. Ваша встреча будет недолгой, ведь вам сегодня предстоят еще переговоры с фирмой «Штальблех». В Будапеште считают, что вы выехали в Мюнхен именно с этой целью, не правда ли?

Имре встал и направился к выходу. Бенкс сказал ему вслед:

— Документацию мы должны получить двадцать седьмого июня.

— Я не могу выезжать так часто, — задержавшись, возразил Имре.

— Сможете. Сегодняшние переговоры с фирмой, к сожалению, закончатся для вас безрезультатно. Поэтому вас известят по телексу о том, что руководство фирмы приняло ваши условия и имеет намерение встретиться с вами для подписания документов еще рез, уже двадцать седьмого.

Имре быстрым шагом вышел в парк. Каррини последовал за ним.

Бенкс обернулся к Форстеру:

— Вы не будете его ждать. Улетите первым же рейсом. В Будапеште передадите новое задание для пары «катамаран». Передача по обычным каналам. Главное — не упускать из вида Белу Имре.

— Я понял, шеф. Молодоженов вы отпустите?

— Пока подождем. Надо попробовать завербовать и их. Об этом Имре, разумеется, знать не должен.

Помолчав немного, Бенкс добавил:

— С сегодняшнего дня я ввожу в действие «шестого». Следуйте его указаниям. Если он захочет встретиться лично с вами или с «катамараном», поступите в его распоряжение. О дальнейших моих решениях вы будете извещены.

— Я понял, сэр.

— А теперь чего вы ждете, Форстер? Отправляйтесь, Я рассчитываю на вас.