Операция «Мираж»

Глава 6

Подошло время докладов начальников управлений ФСБ по военным округам, а в кабинете Градова все телефоны, кроме прямой связи с Директором, молчали. Он дал команду дежурному по Департаменту: в ближайший час его ни с кем не соединять, и на то имелись веские причины. Накануне в адрес Фантома-Кочубея поступило указание ЦРУ — срочно выйти на связь с Майклом-Перси. Но не время, его хватало, чтобы обеспечить оперативный контроль над явкой с американским разведчиком, а иные причины заставили Сердюка, Писаренко, Агольцева и Кочубея собраться на совещание у Градова.

В кабинете царила напряженная тишина. Сам Градов нервными шагами мерил кабинет и бросал на подчиненных тяжелые взгляды. Они прятали глаза, так как знали, чего будет добиваться Перси на явке с Кочубеем — секретов «Тополя». А с секретами снова возникли серьезные проблемы. Ракетчики генерала Соловцова исчерпали себя. Из последней поездки в штаб РВСН Агольцев привез материалы, которые вряд ли могли представлять интерес для ЦРУ. В довершение ко всему Директора ФСБ запретил ввод в операцию доктора технических наук Мальцева. Его решение было окончательным и не подлежало обсуждению.

— М-да, товарищи, с таким похоронным видом осталось только помянуть Фантома.

— Куда не кинь везде клин. Была надежда на Мальцева и та сплыла, — в сердцах произнес Писаренко.

— А мы с ним сработались, — не мог скрыть досады Кочубей.

— Зря задробили, — посетовал Агольцев.

— Вы еще головы пеплом посыпьте! Раньше надо было думать! — оборвал Градов.

Писаренко заерзал на стуле. Агольцев нахохлился и потупил взгляд. На скулах Сердюка заходили желваки. Кочубей избегал смотреть на Градова. В его словах была жестокая правда.

Четыре месяца назад, когда операция только начиналась, он, Сердюк и Агольцев, поддавшись эйфории первого успеха, переоценили свои возможности. Им казалось, что американская разведка и дальше будет исправно плясать под их дудку, и не заметили, как заигрались сами. Стремясь создать у нее представление об исключительных разведывательных возможностях Фантома, они переборщили с дезой и недооценили научный потенциал американских ракетчиков. В последних заданиях для Фантома явно прослеживалась их рука. В Пентагоне не разменивались на второстепенную информационную жвачку и требовали от него то, что составляло главный секрет Тополя.

Именно они — секреты — стали теми самыми путами, которые вязали Кочубея по рукам и ногам, а с ним и всю операцию. Над этим генерал Сердюк не первый день ломал голову, пытаясь найти выход, и приходил к неутешительному выводу: операция грозила обернуться бумерангом с самыми непредсказуемыми последствиями. Привлечение к ней Мальцева, казалось, выводило ситуацию из тупика и расширяло поле для маневра. Теперь же после решения Директора, Сердюк, а вместе с ним Агольцев и Кочубей остались ни с чем.

«Так, где же выход? Где?!» — в который раз задавал себе этот вопрос Сердюк и мучительно искал ответ: «Командировка Николая? Болезнь? Как временный вариант пойдет. А дальше? ЦРУ потребует информацию, и нам останется только пускать пузыри? Рано или поздно они лопнут и тогда…

А что, если? Перебросить Кочубея на другой участок, не связанный с секретами Тополя? Куда? В округ. Ракетчика в округ? Нужна веская причина! Реформа в армии! Она идет полным ходом» — и лицо Сердюка просветлело.

Это не укрылось от Градова.

— Есть варианты, Анатолий Алексеевич? — догадался он.

— Как сказать, Георгий Александрович, пока наметки.

— Ну-ка, ну-ка, поделись, — и Градов подался к нему.

— В чем состоит наша головная боль? — начал с общего вопроса Сердюк.

— В дезе, которую 23 октября надо подсунуть ЦРУ, — с ожесточением произнес Агольцев.

— Что у нас есть на сегодня?

— Почти ничего, но я постараюсь хоть что-то выжать из ракетчиков.

— Хоть что-то не пойдет, Виктор Александрович.

— Тогда не знаю, — Агольцев развел руками.

— Получается какая-то удавка, которой мы сами себя душим, — с горечью обронил Писаренко.

— Василий Григорьевич, ты нас только суицидом не пугай. Этого еще мне не хватало, — язвительно заметил Градов и снова обратился к Сердюку: — Анатолий Алексеевич, что конкретно предлагаешь?

— Уйти от проблемы секретов вообще, — озадачил всех своим ответом Сердюк.

— Как?! Каким образом? — изумился Агольцев.

— Не вариант! Без секретов Фантом американцам, не нужен, — возразил Писаренко.

— Надо отвести туда, где он будет им интересен, — продолжал развивать свою мысль Сердюк.

— Легко сказать. Николай не Ванька взводный — меньше взвода не дадут, дальше Чукотки не пошлют.

— Согласен, Василий Григорьевич, тут необходимо подумать: куда его отвести, чтобы не насторожить ЦРУ.

— А что, если на вышестоящую должность, — предложил Кочубей.

— Уж не на мою ли? Если так дальше пойдет, так он, Анатолий Алексеевич, скоро вашу потребует, — хмыкнул Агольцев.

— Виктор Александрович, прекрати! Не до того, — осадил его Сердюк.

— А если пойти по пути семейных проблем, — не сдавался Агольцев.

— Это же как, Виктор Александрович? — заинтересовался Градов.

— Конфликт с женой, развод и дележ квартиры. Такой головняк, что шпиону будет не до шпионских дел.

— Я же холостой! — напомнил Кочубей.

— Вот проблема, женим и разведем! — отмахнулся Агольцев.

— А ты, что поп или ЗАГС? — с усмешкой заметил Писаренко.

— Я его отец-командир! — отрезал Агольцев.

— Ладно, отцы и дети, не будем усугублять и без того тяжелое положение Николая, — положил конец спору Градов, и впервые за время совещания на его лице появилась улыбка.

Сердюку она сказала многое — идея с отводом Фантома от секретов Тополя, видимо, пришлась по душе Градову. Но то, что он затем предложил ошеломило всех.

— Куда?! В Абхазию?! — в один голос воскликнули Писаренко с Агольцевым.

У Кочубея от изумления открылся рот. Сердюк осмысливал столь радикальный поворот в операции. А Градов держал паузу и давал подчиненным возможность оценить свое предложение. Первым нашелся Агольцев.

— Извините, Георгий Александрович, насколько мне известно, в Абхазии на сегодня нет ракетных войск, — деликатно заметил он.

— Только миротворцы, — уточнил Писаренко.

— Зато горячая точка, — пояснил Градов.

— И такая, где Саакашвили готов поиграть военными мускулами, — отметил Сердюк.

— Получит по зубам, как год назад в Южной Осетии, — решительно отрезал Агольцев.

— Это уже второй вопрос, Виктор Александрович! — подводил к своей мысли Градов.

— А какой первый?

— Надеюсь, тебе ясно, кто стоит за спиной Саакашвили и спецслужб Грузии?

— Понятно — американцы!

— И что из этого следует? — допытывался Градов.

— Абхазия, Южная Осетия и наши миротворцы для ЦРУ приоритетное направление, — заключил Агольцев.

— Совершенно верно, Виктор Александрович!

— А это значит, что Фантом и без секретов «Тополя» будет представлять для них интерес, — сделал вывод Сердюк.

— Таким образом, мы сохраняем Николая в игре и даем операции новый импульс. Остается решить технический вопрос, связанный с его переводом к миротворцам в Абхазию, — подвел итог обсуждения Градов.

— Не проблема, найдем подходящую должность в штабе, — заверил Агольцев.

— Помощник начальника штаба по разведке. На ней Николай точно будет интересен американцам, — предложил Писаренко.

— Итак, будем считать, что с направлением развития операции определились! Теперь надо сосредоточиться на предстоящей явке с Перси. Какие есть предложения? — Градов не давал передышки подчиненным.

— Немедленно встречаться с полковником Зорким! Основная нагрузка ляжет на него, — без тени сомнений заявил Сердюк.

— А Кузьмин? Его «электронные уши» будут очень кстати, — присоединился к нему Агольцев.

— Безусловно! — согласился Градов и распорядился: — Анатолий Алексеевич, не откладывая дела в долгий ящик, проведи рабочую встречу с Зорким, Кузьминым и согласуй все вопросы.

— Есть! Сегодня же займусь! — подтвердил Сердюк и поднялся из кресла.

Вслед за ним встали офицеры.

— Задержитесь, товарищи! Остался организационный вопрос, — остановил их Градов и спросил: — Кого от нас направим в штаб операции?

Офицеры переглянулись, первым никто не решился дать предложение. Градов усмехнулся и с ехидцей спросил:

— Что это вы скромничаете?

Писаренко поймал на себе его взгляд и, помявшись, ответил:

— Да, как-то поперек батьки в пекло не очень-то.

— Ну, спасибо за доверие, Василий Григорьевич.

— Извините, товарищ генерал-полковник, вы меня не так поняли! Не могу же я себя предлагать, когда рядом генерал Сердюк.

— Что?! Ну, ты, Вася, и мастер стрелки переводить?! — возмутился тот.

— Но не полковнику же командовать генералами? — буркнул Писаренко.

— Все, хватит препираться! Не время выяснять кто стрелочник, а кто машинист! — положил конец пикировке Градов и приказал: — Руководителем операции назначаю тебя, Анатолий Алексеевич! В помощь бери Писаренко и Агольцева. Послезавтра, отставить, завтра к исходу дня представить мне план организационно-оперативного обеспечения явки Николая с Перси. Вопросы?

— Разрешите выполнять? — ответил за всех Сердюк.

— Погоди, Анатолий Алексеевич, ты Зоркого хорошо знаешь?

— В общем, да. В последнее время плотно работаем.

— Это хорошо, но имей в виду: он со своей техникой и орлами готов даже к черту на рога залезть. Но у нас не тот случай. Никакой засветки Николая! Пусть что-то не услышим, что-то не увидим, но не дадим повода к подозрению для ЦРУ. Наша позиция: максимальная конспирация! Наблюдение вести только со стационарных, скрытых постов и с дальних подступов. Работу в эфире максимально ограничить, связь держать по проводным каналам связи, чтобы исключить любую утечку.

— Понял, Георгий Александрович, буду стоять на этой позиции! — подтвердил Сердюк.

— Не только стоять, а и добиться ее выполнения. И последнее, это касается линии поведения Кочубея в общении с Перси, — Градов перевел взгляд на него: — Здесь, Коля многое, если не все, зависит от тебя. Ты с ним уже встречался и имеешь представление — матерый разведчик.

— Да, палец ему в рот не клади, но не так страшен черт, как его малюют, справлюсь, — заверил Николай.

— Георгий Александрович, а если Николаю с Михаилом Ивановичем снова проиграть в ролях явку с Перси? Думаю, это лишним это не будет, — предложил Агольцев.

— А что, с таким мастером как Ножкин, он быстро войдет в образ Литвина! — поддержал его Писаренко.

— Добро, хорошая мысль, — согласился Градов.

— Главное, чтобы Николай потом из образа вышел. Шпионов мне еще в отделе не хватало, — с улыбкой заметил Сердюк.

Так, на оптимистичной ноте, закончилось совещание у Градова. Самому же Николаю было не до смеха. На следующий день за него взялся герой фильмов «Ошибка резидента» и «Возвращение резидента» артист Михаил Ножкин. С присущей ему обстоятельностью Михаил Иванович принялся лепить из Кочубея образ алчного и беспринципного шпиона — Ореста Литвина. Сам блестящий мастер перевоплощения, он был неумолим к любой неточности и фальши. Десятки раз Николаю приходилось отрабатывать каждый жест и каждую фразу. Но Михаил Иванович был неумолим: требовал явить во всей своей неприглядности черную душонку предателя. И когда заканчивалась репетиция, то и вне стен студии, где стараниями художника и декораторов была воссоздана обстановка предстоящей явки с Перси — зал Третьяковской картиной галереи, Николай испытывал раздвоение личности — шпион Литвин никак не хотел оставлять в покое контрразведчика Кочубея.

И на этот раз после окончания репетиции с Михаилом Ивановичем образ предателя продолжал преследовать Николая. Даже встреча с Татьяной не могла от него избавить. Жесты, мимика и манера речи вызвали у нее удивление.

— Коля, да что с тобой? — не могла понять она.

— Все нормально, — смутился он.

— Разве?! В последнее время с тобой происходит что-то странное.

— Странное? Что ты имеешь в виду?

— Ты сам на себя не похож.

— Но другие же узнают.

— Нет, ты болен, это я говорю тебе как врач! — настаивала Татьяна.

— Конечно, болен. Вскружила голову старому холостяку, — пытался отшутиться Кочубей.

— Коля, мне не до смеха. В психиатрии подобное поведение называется раздвоением личности.

— Вот бы еще зарплату за двоих платили.

— Это серьезное заболевание, — не принимала шутливый тон Татьяна.

— Ы… ы, — сделав страшное лицо, Николай попытался ее обнять.

— Да, ну тебя, — отшатнулась она.

— Все, Танечка, иду в отпуск!

— Когда?!

— Это как дед Толя решит.

— Кто такой?

— Я же тебе рассказывал — генерал Сердюк.

— А он как, добрый?

— Добрым начальник бывает, когда уходит в отпуск, и тогда вместе с ним отдыхают все подчиненные.

— В таком случае сегодня и завтра я твой начальник. Едем к нам на дачу! — решительно заявила Татьяна.

— Хорошо, только у шефа отпрошусь, — сдался Николай и набрал номер Сердюка.

Тот поинтересовался:

— Как отработали с Михаилом Ивановичем?

— Он остался доволен.

— То есть ты вжился в образ?

— Да, и как теперь выйти из него не знаю. Татьяна подозревает во мне мистера Джекила. Мне бы…

— Чего?! Какой еще Джекил? Перестань мне голову морочить! Говори толком! — перебил Сердюк.

— Анатолий Алексеевич, Таня, как врач… — замялся Кочубей, не решаясь высказать свою просьбу.

— С Татьяной я понял! А причем тут Джекил?

— Анатолий Алексеевич, я имел в виду историю перевоплощения Хайда в мистера Джекила.

Сердюк, хмыкнув, спросил:

— Короче, к чему ты клонишь, доктор Хайд?

— Разрешите выйти из образа, Анатолий Алексеевич? — забросил удочку Николай.

— Образа, говоришь?

— На выходные съездить на дачу к Татьяне?

— Суббота? Воскресенье? — в голосе Сердюков послышались недовольные нотки.

Возникла пауза. Кочубей уже пожалел о своей просьбе и готов был дать задний ход. Ответ Сердюка заставил его с облегчением вздохнуть.

— Значит так, Коля: постоянно находись на связи, а в воскресенье в семнадцать ноль ноль как штык в Москве! — распорядился Сердюк.

— А если утром, в понедельник, я на своей машине? — заикнулся Кочубей.

— Извини, Коля, я все понимаю, но служба — есть служба. Надо еще раз пройтись по плану и сценарию встречи.

— Ясно, Анатолий Алексеевич. Спасибо.

— Благодарить будешь, когда свадьбу сыграешь.

— Свадьбу? А вам, не жаль последнего холостяка?

— Пожалею, когда дело сделаем. И еще, дежурному по Департаменту сообщи адрес дачи Татьяны.

— Есть!

— Хорошего отдыха, холостяк! — пожелал Сердюков и закончил разговор.

Кочубей довольно потер руки и радостно воскликнул:

— Все, Танюша, свободен как птица в полете! — и, оглянувшись по сторонам, задержал взгляд на вывеске кафе «Мечта», зябко повел плечами и, стуча зубами, промолвил: — Что-то стало холодать, не пора ли нам э-э помечтать?

— И о чем будут эти мечты? — спросила Татьяна и бросила на Николая лукавый взгляд.

— Например, о мироздании, — в тон ей ответил он.

— Это, конечно, интересно, а причем тут старый холостяк и свадьба?

— А вот с этим высоким званием, к сожалению, мне придется расстаться.

— Да? И как скоро?

— Начальник приказал в ближайшее время изменить социальный статус.

— Ой, как все просто в армии!

— Не в армии, а в ФСБ.

— А кто в том приказе значится? — полюбопытствовала Татьяна.

— Пока секрет.

— Ну, скажи Коля! Я никому не выдам.

— Не сомневаюсь! С тобой, Танечка хоть в разведку! — рассмеялся Николай и, нежно обняв Татьяну за плечи, увлек к кафе.

Усилившийся мороз загнал под крышу местных тусовщиков, и Татьяна с Николаем с трудом нашли свободное место. Но теснота им нисколько не мешала. Николай находился на вершине блаженства. Любящий взгляд зеленых глаз Татьяны и бокал теплого, отдающего запахом корицы глинтвейна, кружили голову и будоражили кровь. Стрелки часов показывали начало одиннадцатого, когда они покинули кафе. Николай проводил Татьяну до порога квартиры и, сославшись на поздний час, отказался от чая и отправился к себе.

На следующее день, ранним утром он подъехал к подъезду дома Беляевых. К этому времени отец Татьяны, Юрий Александрович, уже был на ногах и загружал в старенький «Мерседес» рыболовные снасти. Позже к ним присоединились Анна Ивановна и Татьяна с сестрой Еленой. Не мешкая, чтобы не застрять в пробках, они выехали из Москвы и в девять часов стояли перед воротами дачи. Она располагалась на опушке соснового бора, метрах в ста от небольшого озера и составляла предмет особо гордости Юрия Александровича. Год назад вместе с соседями, двумя отставными военными, он собственными руками собрал ее из цилиндрованного бревна. В доме приятно пахло деревом и травами.

Разгрузив машины, Николай с Юрием Александровичем, подстегиваемые рыбацким азартом, поспешили к озеру, но там их ждало горькое разочарование. Тонкий лед предательски потрескивал под ногами, и они вынуждены были возвратиться на дачу. Скучать им не пришлось, в бане ждала работа — обшивать вагонкой парилку. Николай увлекся делом и забыл не только о Перси с его шпионским заданием, но и о шашлыке, который обещал приготовить сам. За дело принялись Татьяна с Еленой. Дочери офицера, исколесившие всю страну, они могли все: шить, вязать, водить УАЗ, стрелять, и уж тем более приготовить шашлык.

— Папа! Коля! Труба зовет! — заглянув в баню, позвала Татьяна.

— Шашлык уже готов! — присоединилась к ней Елена.

— Девчата, еще чуть-чуть, последняя доска осталась, — откликнулся Юрий Александрович.

— Папа, мы знаем твое чуть-чуть! Мама от голода умирает. Заканчивайте! — в один голос потребовали девушки.

— Все, Коля, идем, а то на наряд нарвемся, — сдался Юрий Александрович.

— На два! — пригрозила Татьяна.

Этот аргумент быстро подействовал. Юрий Александрович поспешно отложил доску в сторону, стряхнул с себя опилки и вышел на дорожку. Николай присоединился к нему. В гостиной их ожидал накрытый стол и абхазская чача, привезенная Николаем из отпуска. Тепло камина, сладковатый запах дыма, и аромат шашлыка разбудили зверский аппетит. Обед затянулся на целый час. Разомлев от тепла, сытой пищи и спиртного, Николай и Юрий Александрович все чаще теряли нить разговора и погрузились в сладкую дрему. После обеда они продолжили работу в бане, а перед ужином снова все вместе собрались у камина. Веселая игра пламени, мягкий свет от свечей располагали к воспоминаниям. Прошлая армейская жизнь Юрия Александровича и Николая была богата на забавные истории. За ними незаметно пролетело время, стрелки часов давно перевалили за полночь, когда они разошлись по спальням.

Впервые за последнее время Николай спал без сновидений. Разбудили его женские голоса, доносившийся из гостиной. Он бросил взгляд на часы и перевел на окно — за ним было белым-бело. Ночью выпал обильный снег и все вокруг напоминало чудесную зимнюю сказку. После позднего завтрака, вооружившись лопатами, Николай с Юрием Александровичем расчистили дорожки во дворе, а затем продолжили трудиться в бане. За работой незаметно подошло время обеда, Николаю нужно было отправляться в Москву. Он с грустью покидал дачу Беляевых.

Серая лента шоссе стремительно исчезала под колесами. Справа мелькали километровые столбы, отдалявшие его от недавней сказки наяву. В семнадцать часов Николай был на Лубянке, в кабинете Сердюка. Также собрались Зоркий, Писаренко и Агольцев.

— Как отдохнул? — поздоровавшись, поинтересовался Сердюк.

— Отлично! Литвин не снился, — бодро ответил Николай.

— Вот и хорошо, а теперь за дело. Вадим Сергеевич, тебе первому слово, — предложил Сердюк.

Зоркий включил ноутбук, и на мониторе отобразился маршрут выхода Кочубея на явку с Майклом. Плотная сеть из кружков — скрытых и стационарных постов наружного наблюдения окружала посольство США, академию Петра Великого, станцию метро «Третьяковская» и подходы к картинной галерее. Как полагал Зоркий, именно на этих участках резидентура ЦРУ должна была взять под контроль действия Фантома, и потому сосредоточил там основные силы своих подчиненных. Непосредственно в месте проведения явки — зале галереи, наблюдение за американцами должно было осуществляться с помощь скрытых камер. Доклад Зоркого был лаконичен и не вызвал больших вопросов. Две мертвые зоны, обнаруженные на маршруте, после короткого обсуждения договорились перекрыть техническими средствами наблюдения.

После завершения совещания Сердюк не стал задерживать Кочубея.

23 октября Николай проснулся раньше, чем прозвенел звонок будильника. Проглотив завтрак и, не почувствовав вкуса, он отправился на службу в академию Петра Великого, потолкался на кафедре и вышел в город. До явки с Перси оставалось меньше трех часов. К этому времени Сердюк, Зоркий и Агольцев, позже к ним присоединился Писаренко, расположились в главном зале командного пункта. Перед ними почти всю стену занимал огромный экран. Над ним отсвечивало цифровое табло. В его окошках мелькали секунды и неторопливо бежали минуты.

Сердюк и Зоркий сверили часы: было десять часов семнадцать минут. На этот час бригады сотрудников оперативно-технического и оперативно-поискового управлений заняли исходные позиции. Доклады их руководителей поступали к операторам, занимавших соседние с главным залом комнаты и после обработки данных выдавались на экран.

На нем серыми прожилками проступали проспекты и улицы Москвы, светло-синими разводами растекались пруды и водохранилища, ярко-зелеными островами пестрели парки и скверы, коричневыми пирамидами пучились «сталинские высотки». Эта была не та, хорошо знакомая и любимая москвичами, разноликая, яркая и полная энергии столица. На экране она жила другой, далекой от их восприятия жизнью. Ее покрывали уродливые, полыхающие алым цветом язвы «мертвых зон» и зон повышенной опасности, там, где разведчики наружного наблюдения могли попасть под контрнаблюдение резидентуры ЦРУ.

С особым вниманием Сердюк и Зоркий изучали расположение скрытых, стационарных и подвижных постов наблюдения у станции метро «Третьяковская» и на подходах к галерее. Сверяясь со схемой, лежавшей на столе и той, что была экране, они не обнаружили расхождений. Руководители бригад наружного наблюдения знали свое дело и пока действовали без сбоев. Их работой Сердюк остался доволен, но чтобы рассеять последние сомнения, спросил у Зоркого:

— Сергеич, а в галерее мертвых зон не будет?

— Исключено! — заверил Зоркий и нажал кнопку на панели управления.

Экран погас, и в следующую секунду на нем крупным планом возник зал музея.

— Класс! — поразился качеству изображения Агольцев.

— Пока есть время, могу организовать бесплатную экскурсию, — предложил Зоркий, и на его лице появилась горделивая улыбка.

— Потом, Сергеич. А что с соседними залами? — уточнил Сердюк.

— Анатолий Алексеевич, обижаешь, Мои парни дело знают, — с обидой заметил Зоркий.

— Ладно-ладно, Сергеич — не стал больше терзать его вопросами Сердюк и предложил: — Пока есть время, давайте чайком побалуемся?

— А может чего покрепче, — живо откликнулся Агольцев.

Его предложение осталось без ответа. На командный пункт обрушился шквал докладов. На мониторе, сменяя друг друга, замелькали кадры съемки наружки. Ядовито-желтую громаду посольства США сменили металлические пасти центральных и запасных ворот. Они выпускали на улицы машины. Все эта разномастная «автомобильная конюшня» устремилась на северо-запад и северо-восток Москвы. Резидентура ЦРУ начала раскручивать свою «карусель», рассчитывая увести за собой бригады наружного наблюдения российской контрразведки от места проведения явки с Фантомом. Подтверждением тому служили сообщения разведчиков наружки со скрытых постов у «Третьяковки». Туда американцы не совали носа.

— Зашевелилось осиное гнездо шпионажа. Тень на плетень наводят! — констатировал Писаренко.

— Игру в наперстки затеяли. Не на тех напали, — с усмешкой заметил Агольцев.

Сердюк промолчал и снял трубку высокочастотной связи. Ответил Градов.

— Как обстановка? — поинтересовался он, в его голосе звучали беспокойные нотки.

— Накаляется, Георгий Александрович. Американцы начали операцию по связи. Уводят нас от «Третьяковки» на север.

— Что и следовало ожидать. Где Перси?

— Пока не проявился.

— Не черт, рано или поздно явится! — не терял уверенности Градов.

— Согласен. Но не исключаю, что вместо Перси на явку придет другой.

— Запишем и снимем любого, лишь бы Николай не дрогнул, — включился в разговор Зоркий.

— Как он?

Вопрос Градова повис в воздухе. Сердюк бросил взгляд на Агольцева. Тот поднял большой палец, и заверил:

— Настроен по-боевому. Штудирует путеводитель по Третьяковке.

— Правильно делает! Нечего на явке зацикливаться, а то раньше времени перегорит, — одобрил Градов и распорядился: — Как только появится Перси немедленно доложить.

— Есть! — принял к исполнению Сердюк и снова сосредоточился на том, что происходило на мониторе.

Экран пестрел разноцветными кружками, квадратиками и прямоугольниками — это машины посольства США. Они стремительно перемещались по улицам Москвы, продолжая раскручивать «карусель». За всем этим чувствовалась рука опытного профессионала, знающего город, как свои пять пальцев. Бригады наружного наблюдения полковника Зоркого сбились с ног, стараясь не потерять след. Сам он не успевал менять трубки и требовал только одного: «Ищите Перси! Не пропустите соскок!»

Время перевалило за двенадцать. «Карусель» резидентуры набрала немыслимые обороты, а у «Третьяковки», по-прежнему было тихо. Скрытые камеры и разведчики наружного наблюдения, дежурившие на стационарных постах, внимательно цедили публику, но пока никого, отдаленно напоминающего Перси, не обнаружили.

До явки оставалось чуть больше сорока минут, когда на выходе станции метро «Третьяковская» появился Кочубей. Держался он уверенно и неспешным шагом приближался к галерее. Но американцы и к этому времени никак себя не проявили.

— Ну, где же они?! Где? — нервничал Агольцев.

— Придут, куда денутся, — не терял уверенности Сердюк.

— Вот-вот прорежутся! — согласился с ним Зоркий и как в воду глядел.

Требовательно зазвонил телефон прямой связи с оператором. Он схватил трубку. Тот скороговоркой доложил.

— Понял, Паша. Передай ребятам, молодцы! Дай картинку на центральный экран! — потребовал Зоркий.

Сердюк и Агольцев повернулись к экрану. Промелькнул калейдоскоп кадров, и когда остановился, то на нем возникли мужчина и женщина средних лет. Оба невыразительной внешности. Разве что, мужчина выделялся ростом и чрезмерной худобой.

— О, этого «Карандаша» я уже видел! — воскликнул Агольцев.

— Наконец, пожаловали. Собственной персоной супруги Ричардсон: Карл и Бетти — не последние овечки из шпионского стада ЦРУ, — прокомментировал Зоркий появление парочки и заверил: — Ждите, скоро проявится наш белокурый красавчик, если, конечно, не перекрасился!

Супруги Ричардсон, продефилировав перед галереей, спустились в гардероб, сдали вещи, купили билеты и поднялись в первый зал. Скрытые камеры видеонаблюдения и разведчиц наружного наблюдения, на время подменивших смотрительниц музея, неусыпно следили за ними. Поведение Ричардсонов ничем не отличались от сотен других посетителей. Они подолгу застывали у известных полотен. Бетти доставала блокнот и что-то помечала, а Карл исподволь внимательным взглядом постреливал по сторонам.

— Нюхают обстановку и подгадывают момент, чтобы перехватить Николая на подходе к явке, — оценил их действия Зоркий.

Кочубей в это время топтался в очереди к билетной кассе. До встречи с Перси оставалось 27 минут, но он никак себя не проявил. Операторы всматривались в мониторы и пытались отыскать его на подходах к галерее, но безуспешно. Объект «Инспектор» будто растворился в воздухе. И здесь сработала электроника. С камеры, установленной над входом в музей, на экран поступило изображение того, кого с таким нетерпением ждали в оперативном штабе операции.

— Он! — дружно воскликнули Сердюк и Агольцев.

Высокий, спортивного сложения блондин сбросил с головы капюшон куртки, и у них отпали последние сомнения. Это был Перси!

— И как он ухитрился проскользнуть мимо постов? Вроде все перекрыли? — недоумевал Агольцев.

— А как ты хотел — профессионал! Смотрим в оба, как бы еще чего не выкинул! — предупредил Зоркий и распорядился: — Всем постам: готовность номер один! Объект «Инспектор» вошел в галерею!

Сердюк снял трубку ВЧ-связи и доложил Градову:

— Георгий Александрович, объявился «Инспектор». Пока все идет по плану.

— Хорошо! Будем ждать результата, — не стал докучать вопросами Градов.

Внимание оперативного штаба сосредоточилось на Перси. Он свободно ориентировался в музее и четко выдерживал время. Быстро проскочив первые залы, он, постепенно замедлял движение и демонстрировал интерес к картинам. К этому времени супруги Ричардсон закончили осмотр экспозиции полотен Николая Ге. Бетти присела на кушетку и остановила взгляд на картине «Петр I допрашивает царевича Алексея в Петергофском дворце». Карл возвратился к ярким, полным южного тепла и света картинам Василия Верещагина и там столкнулся с Кочубеем-Фантомом.

Николай скорее почувствовал, чем заметил, его цепкий взгляд. В следующее мгновение долговязый любитель живописи повернулся к нему спиной.

«Зацепили» — оценил поведение долговязого Кочубей, но сделал вид, что ничего не заметил и, принялся исподволь следить за публикой, пытаясь обнаружить другую пару глаз американской наружки. И здесь появился Остащенко. Николай и не подозревал в нем столь ярких артистических способностей. Юрий походил на вахлака-провинциала, которого жена затащила на барахолку «Черкизона». То ли картины, то ли дородная деревенская красотка, обвисшая на руке, вызывали на физиономии Остащенко мучительные гримасы, а в глазах была разлита такая тоска, что Кочубей испытал к нему жалость. И когда они оказались рядом, Юрий шепнул:

— Перси здесь. За тобой хвост — брюнетка в синем брючном костюме и долговязый в черной джинсовке.

Николай напрягся. Сердце громко забухало, рука опустилась в карман и нащупала контейнер с материалами для Перси.

«Не дергайся, Коля! Спокойно! Какое к черту спокойствие?! Ты шпион! Ты должен мадражить, но не переигрывать!» — настраивал Кочубей себя на встречу с Перси. Присутствие Юрия придало уверенности, и Николай перешел в зал, где должна состояться явка.

Мрачные полотна Ге, от которых веяло могильным холодом, скорее отпугивали, чем привлекали к себе посетителей. Кроме одинокой дамы в синем брючном костюме, приткнувшейся на кушетке, смотрительницы, сидевшей на входе и сонно клевавшей носом, в зале никого не было.

«Брюнетка в синем костюме — вспомнил Кочубей о предупреждении Остащенко и задался вопросом: — А где же Перси?»

Ровно в час он появился на входе в зал, приостановился, скользнул настороженным взглядом по смотрительнице, экспозиции, на мгновение задержал на Кочубее и перевел на картину. Николай, с трудом сдерживая себя, начал сближаться с Перси. Они сошлись у известной картины.

— Какая мощная по экспрессии сцена! Не правда ли? — многозначительно произнес Перси.

— Трагедия властных отцов и амбициозных сыновей, — заключил Николай.

— У власти не может быть друзей и родственников.

— Вам виднее, я там не был.

— У вас другие перспективы, — если им не помешают, — обронил Кочубей.

— Все будет о'кей. Материал при вас?

— Да, — и рука Николая скользнула в кармане к контейнеру со шпионской начинкой.

— Не здесь! — остановил его Перси и скороговоркой обронил: — На стоянке перед станцией Третьяковская ждет бээмвэ икс пять серого цвета, номер М 247 ОС. Садитесь, проедем в одно место.

— Какое?! Зачем?!

— Не волнуйтесь, все под контролем. Поговорим в более подходящей обстановке.

— Надеюсь, не так как они? — с вымученной улыбкой произнес Николай и кивнул на картину.

— Ну, что вы? Я же не Иван Грозный, — отшутился Перси.

— Но вы в России.

— Вот поэтому продолжим наш разговор в другом месте.

— Мы так не договаривались, — возразил Кочубей.

— Это продиктовано интересами вашей безопасности. Я жду! — тоном, не терпящим возражений, заявил Перси и перешел к другой картине.

В голове Кочубея вихрем пронеслись мысли: «Вытаскивают на конспиративную квартиру! Там накачают психотропами и выпотрошат как карася! Перестань, Коля! Не накручивай себя. Если что, ребята подстрахуют. Как? Надо предупредить Юру? Каким образом? По ходу что-нибудь придумаешь. А теперь играй на брюнетку. Ты их агент, а раз так, то гони мандраж. Брось взгляд направо, затем налево, дернись разок-другой и поскорее рви когти».

Нервно поведя плечом и, сделав парочку суетливых движений, Николай протрусил в соседний зал, там не задержался, промчался по экспозиции современной живописи и спустился в гардероб. Ричардсоны не отставали от него ни на шаг.

«Вот же, сволочи! Прилипли как банный лист!» — в душе костерил их Кочубей и искал взглядом Остащенко. Его усатая физиономия мелькнула впереди и скрылась за дверью туалета.

«Минута, есть. Баба туда не попрется, остается Долговязый, — Карл Ричардсон дышал в затылок. — Пару секунд у меня есть. Долговязый вряд ли успеет», — оценил ситуацию Кочубей и резко свернул в туалет.

Ричардсон замешкался. Николай, захлопнув за собой дверь, поискал взглядом Юрия. Тот, склонившись над раковиной, старательно мыл руки. Кочубей пристроился рядом, открыл кран и скороговоркой прошептал:

— Меня тащат в машину. Стоянка перед Третьяковкой.

— Понял, Коля. Мы рядом, если, что…

За спиной хлопнула дверь. В туалет вошел Ричардсон. Стрельнув глазами по сторонам, он на мгновение задержал взгляд на Николае, Юрии, отвел в сторону и прошел к писсуару. То ли от волнения, то ли от чего другого молнию на брюках заело. Он судорожно задергал ее, но она не поддавалась.

— Не переживай мужик! Тут все свои, — добродушно заметил Остащенко.

Ричардсон хорошо владел русским языком и не нуждался в переводе. Его тощая физиономия пошла пятнами. Буркнув что-то под нос, зло взглянул на Юрия и яростно дернул молнию. Она с треском разлетелась.

«Так тебе и надо, гад!» — в душе позлорадствовал Николай и вышел из туалета. Присутствие Остащенко придало ему уверенности. Он решительно направился к выходу.