Операция «Немыслимое»

Глава 12

— Если человек богат и интересен публике — ему трудно будет не попасть под пристальный взгляд прессы, Зак. А вы за последний год так перебаламутили европейское болото, что остаться в безвестности не смогли бы ни при каких обстоятельствах. До Горбачева вам, конечно, далеко, но все же зрителям будет интересно.

— Надеюсь, что не зря займу их время.

— Я постараюсь сделать для этого все нужное. Вы только не зажимайтесь. Не нужно так же горячиться и размахивать руками. Постарайтесь отвечать на поставленный вопрос взвешенно и без суеты. Немного юмора не повредит. Не нужно бояться камеры и не стоит думать, что своими вопросами я пытаюсь загнать вас в угол. Старайтесь отвечать правдиво. Мы просто побеседуем о том, что занимает умы простых американцев, хорошо?

— Да, Ларри, я постараюсь. Только… откуда вы знаете, что интересно простым американцам? Неужели Ларри Кинг — простой американец?

Телеведущий растянул в улыбке свои тонкие губы, на его болезненном лице натянулась кожа, я даже подумал, что она вот-вот лопнет.

— Не простой, Зак. Но я тоже начинал с места обычного полотера в похожей на эту студии.

Он смотрел на меня сквозь очки очень внимательным взглядом, словно пытаясь предугадать — чем кончится разговор?

— Время, Ларри, — крикнул помощник режиссера и лик иконы американской журналистики приобрел официально-расслабленый вид. Он показал мне открытую ладонь и уставился в одну из камер.

— Приготовились, — произнес Кинг.

Прошло секунд пять, я не увидел никаких дополнительных знаков, но Ларри вдруг заговорил:

— Сегодня вместе с нами час своего времени потратит человек, наделавший много шума в деловом мире Европы. Он возник в среде европейских бизнесменов внезапно и успел за последний год сделать такое, что многим не удается и за двадцать лет. Говорят, что сам Уоррен Баффет собрался взять у него несколько уроков по разумному инвестированию. Встречайте — человек, заработавший за прошедший год больше, чем все жители штата Монтана вместе взятые, первый номер списка Forbes — Закария Майнце.

Я на всякий случай улыбнулся в объектив телекамеры:

— Здравствуйте.

— Итак, Зак, всем нам очень интересно — как можно заработать так много за столь короткий срок?

— Ну… это вопрос и сложный и легкий одновременно. Я занимаюсь рынками уже пять лет. Поначалу дела шли так же как у большинства тех, кто однажды решил купить акции какой-нибудь компании, поверив в их скорый рост. Ведь не секрет, что статистическое большинство участников на рынке — трейдеров, брокеров — просто теряют деньги…

— А кто же тогда зарабатывает?

— Я.

— И как вам это удается? — Ларри старался выглядеть доброжелательно.

— Об этом я и рассказываю. Дело в том, что все, почти все, большинство участников рынка торгуют по какой-нибудь придуманной системе. Кто-то считает волны Эллиота, кто-то надеется на другие индикаторы, часто люди просто следуют советам аналитиков, которые по сути — такие же люди как и все остальные, только сидят под табличкой «биржевой аналитик» и понимают в биржевых движениях не больше любого другого человека, исправно следящего за новостями.

— То есть вы услугами аналитиков не пользуетесь?

— Нет. В начале моей деятельности — нет. Чтобы не искать потом виноватых, я все решения принимал сам.

— Но как вам это удается, если, как вы сказали, никакой системы вы не используете?

Я поудобнее уселся в жестком кресле.

— Четыре года назад я провел эксперимент. Я открыл несколько десятков позиций по известным мне системам торговли и еще несколько — просто воспользовавшись генератором случайных чисел.

— То есть последние несколько были абсолютно случайны?

— Да, как в рулетке.

— И это работает? — Ларри изобразил недоверчивость.

— Не знаю, — честно ответил я. — Это был единственный эксперимент. Но итог его оказался забавен: бумаги, купленные согласно торговым системам, принесли мне в среднем от трех до девяти процентов годовой прибыли в годовом исчислении с поправкой на инфляцию.

— А случайные?

— Тринадцать.

— В самом деле? Интересно. Но вы сказали, что больше не торговали так никогда?

— Да. Потому что в моей жизни появился один интересный парень. Только не говорите ему об этом. Я согласился на эту передачу потому что знаю — он меня в ней не увидит. Он вас не любит и не смотрит.

Кинг рассмеялся:

— И чем замечателен этот человек?

— Когда я провел свой эксперимент, я подумал: какого черта, Зак? Если бессистемность дает больший доход, то зачем тебе нужны эти системы? И тогда появился… Джон. Это не его настоящее имя, но давайте назовем его Джон — а то вдруг он все же смотрит вашу передачу и узнает себя? Тогда мне придется делиться с ним своим состоянием.

— Пусть будет Джон.

— Вообще-то он вьетнамец. Мы познакомились на языковых курсах. Я изучал французский — мне хотелось тогда попасть в Париж, а он — английский, чтобы получить американское гражданство. В общем, история длинная, но важно в ней то, что я вдруг однажды попросил его прочитать рекламные вывески — чтобы помочь с произношением. У меня у самого отнюдь не оксфордский выговор, но там дела были совсем плохи.

— И он?

— И он стал читать названия фирм, а я просил его составить о них впечатления по одному лишь названию. Ну, знаете, просто такая игра. Ведь для вьетнамца сочетания слогов могут давать иную информацию? Понимете?

— Думаю, что да. И что было дальше?

— В бумагах тех фирм, о которых он отзывался хорошо, я вставал в длинную позицию, а в тех, о которых он отзывался плохо — в короткую.

— Вы шутите?

— Нет. Говорю сущую правду. Джон помог мне заработать мой первый миллион. И первую сотню миллионов. Только не говорите ему об этом.

— Думаю, Зак, ваш способ игры не подойдет нашим зрителям — ведь у них нет вашего Джона.

— Вероятно. Но везет не всем. Что здесь можно посоветовать?

— Ладно. Слышал бы вас Уоррен. Ничего нелепее просто и придумать невозможно. Но совсем недавно вы с честью справились с атакой английского банка на ваши активы? Расскажете, как вам удалось выкрутиться? Ведь с подобными атаками многие бизнесмены сталкиваются все чаще и многим было бы интересно узнать о рецептах верного средства.

— Это было непросто.

— Я почему-то в этом уверен.

— И история еще не закончена. Сейчас в лондонском суде рассматривается несколько исков, поданных юристами Standard Chartered против меня.

— В самом деле?

— Да. Мои юристы много работают и обязательно выиграют все суды, но все равно обидно — ведь не я начал эту войну?

— Но вы в ней победили?

— Если рассматривать текущую ситуацию как промежуточный итог. Все еще не закончено и мне не хотелось бы раскрывать свои карты перед столь широкой аудиторией. Через пару лет я с удовольствием расскажу обо всех нюансах. Простите.

— Мы вас понимаем и будем ждать окончания этой истории. Ловлю вас на слове.

— Я постараюсь его сдержать.

— Кроме того, что вы исключительно успешный бизнесмен, вы еще и король Андорры? Как так получилось?

— О! Это очень занятная история. У меня был, есть и сейчас партнер в Андорре. Иногда я заезжал к нему обсудить дела и выпить бокал-другой вина. И каждый раз, пересекая границу с Испанией или Францией, я понимал, что оказываюсь в очень уютном, тихом месте, в котором хотел бы остаться навсегда. Я спросил у своего друга Пьера о гражданстве, но оказалось, что процедура его получения достаточно сложная. После этого мне не оставалось никакого другого выбора кроме как стать королем этой страны.

— Расскажете об этом подробнее? Как вам пришла в голову такая мысль?

— Я прочитал в старой газете о русском авантюристе Борисе Скосыреве, который пятьдесят-шестьдесят лет назад провернул нечто подобное. Он даже просидел на троне какое-то время, пока не начал вести себя дурно. Но он был нищий, а у меня есть немножко денег. Я подумал, что это небольшое преимущество дает мне определенный шанс носить корону чуть дольше, чем моему предшественнику. К тому же моим знакомым дамам очень льстит, что у них есть в друзьях настоящий король. Так что выбора у меня по-настоящему и не было.

— Романтическая история. И что теперь ждет ваших подданных?

— Все будет хорошо. Мы намерены отойти от той единственной винодельческой практики, которая давно стала визитной карточкой маленькой горной страны. Мы открываем Европейский Университет, где будут читать лекции профессора Сорбонны, Оксфорда, Кельна и Мадрида. Мы строим скоростную платную дорогу сквозь горы, которая свяжет Испанию и юг Франции напрямую. Мы собираемся предоставить компаниям-резидентам большие послабления в части налогообложения. Планов много. Лет через пять Андорра станет европейским Сингапуром — на меньшее я не рассчитываю. У нас нет выхода к морю, но мы сможем удивить Европу.

— Замечательно. А теперь расскажите нам о сделке, которую уже вторую неделю мусолят все новостные каналы в Старом и Новом свете. Правда ли то, что о ней говорят?

— Что я застраховал Советский Союз от возможного распада? Так это называют в газетах? Да. Если использовать язык газетчиков, то да — я так и сделал!

— Не надейтесь, что я отпущу вас без подробностей. У меня ведь мама из Минска, так что в какой-то мере я тоже русский. И мне интересно — что там сейчас происходит?

— Я просто собираюсь с мыслями. Сначала я подумал о коммерческой тайне, но теперь понимаю, что лучше сообщить правду, чем держать людей в неведении. На самом деле я застраховал не Советский Союз, а свой бизнес в Советском Союзе. Знаете, обычная практика страхования контрактов от форс-мажоров, но газетчики все восприняли по-своему. Они почему-то поставили знак равенства между Советским Союзом и возможным банкротством тех его структур, с которыми у меня есть контракт. Но кто я такой, чтобы указывать газетчикам на ошибку? К тому же они обеспечили мне определенную популярность в некоторых кругах — и все это совершенно бесплатно!

— Как вы до этого додумались?

— У меня образовалось немного свободных денег и я подумал — Зак, тебе стоит обезопасить свой бизнес. Вы же знаете, что большая часть моего бизнеса замкнута на русских? Нефть, металлы, химия, телекоммуникации?

— Да, я где-то читал об этом.

— За прошедший год прибыль от этих операций после уплаты налогов составила два миллиарда фунтов. Было бы неправильно вдруг это все потерять. Мои агенты в России рассказывают, что в последнее время там очень сильны националистические настроения на окраинах. Да и в Москве тоже. Я застраховал своего партнера от банкротства, чтобы в случае прекращения своего бизнеса получить хоть что-то. Ведь понятно, что этот бизнес требует определенной логистики, огромных затрат, которые в случае его прекращения будет сложно одномоментно перенаправить в иное русло? Придется увольнять людей, закрывать предприятия. У меня есть небольшой подобный опыт и я не хочу его повторения.

— Во сколько обошелся вам полис?

— Газеты об этом писали. Почти в четыре миллиарда долларов, которые я должен буду выплатить за время его действия. В ближайшие пять лет.

— А если за это время страховой случай все же наступит?

— Если он наступит прямо сегодня — я получу почти двадцать шесть миллиардов. Но чем ближе к дате исполнения контракта, тем заметнее сумма будет уменьшаться. Через три года я смогу рассчитывать всего лишь на одиннадцать. Если через пять лет все останется как есть — я не получу ничего. Но этому обстоятельству я буду только рад — потому что оно откроет мне возможность продлить действующие договоренности еще на пять лет.

— И страховые компании пошли на это? Кто из них сможет выплатить такую колоссальную сумму? Они же рискуют обанкротиться.

— Не нужно думать, что там работают глупые люди. За всю свою историю они не давали повода для таких мыслей. Они ездили в Москву, разговаривали с русскими. Они довольно долго считали. Даже объединились, чтобы разделить риски. Сделка готовилась не один день и даже не один месяц. Они создали такой специальный пул под этот контракт. Там есть английский Lloyds в виде четырех своих компаньонов, есть итальянская Assicurazioni Generali, есть французская AXA, американские AIG и Allstate Corporation. Кто-то еще в числе перестраховщиков, я не помню. Четыре миллиарда долларов на дороге не валяются.

— Это так. И если Советский Союз, где у меня тоже есть немало хороших знакомых, завтра решит распасться, то вы сразу разбогатеете на двадцать…

— Двадцать шесть.

— Двадцать шесть миллиардов?

— Я бы не стал так явно увязывать одно с другим, ведь в соглашении речь идет о банкротстве некоторых органов внешней торговли. Но если такое событие случится — я имею в виду распад СССР — то, скорее всего, он вызовет и банкротство этих ведомств. В этом ключе можно воспринимать заявления газетчиков как правду. При таком развитии событий — да, теперь забота о целостности моего партнера лежит на страховых компаниях. Сейчас вероятность наступления этого события — не моя проблема. Если они не захотят такого развития событий, не пожелают расставаться со своими деньгами, то сделают все, чтобы этого не случилось. А я буду спокоен. За эти пять лет я заработал бы на русских контрактах пятнадцать-восемнадцать миллиардов долларов. Это не считая тех денег, что пошли бы на содержание обслуживающих бизнес людей. С четырьмя миллиардами из этих денег мне придется расстаться. Итог — мой кошелек пополнится на сумму чуть больше, чем десять миллиардов. Но зато я знаю, что мои риски приняли на себя очень солидные структуры. По-моему — неплохая сделка, не так ли? Я не смогу раскрыть перед вами всех тонкостей просто потому, что моя здесь была только идея, а дальше технической частью занимались юристы и агенты, но то, что из этого получилось — я рассказал.

— Что вы сделаете с этими деньгами, если Советский Союз все-таки распадется?

— Не знаю. Мне сказали, что в прошлом году вы открыли благотворительный фонд для нуждающихся в кардиологическом лечении?

— Да, Зак. После того как у меня был инфаркт, я учредил такой фонд для тех, кто сам не может оплатить операцию.

— Пожертвую в ваш фонд. Сто миллионов. Если Советский Союз перестанет существовать, в ближайшие пять лет — ваш фонд получит не менее ста миллионов. И десять из них он получит уже завтра.

— Я потрясен, это очень неожиданно. Насколько я знаю, букмекеры начали принимать ставки на это событие?

Я пожал плечами:

— Не знаю. Я сам не азартный игрок и никому не советую играть на деньги.

Кинг улыбнулся и покивал головой:

— Хорошо, так мы и поступим. Вы знакомы с Горбачевым?

— Нет. Так высоко залетать мне еще не приходилось. Но я еще молод, и надеюсь, что у меня все впереди.

— Тяжело вести дела с коммунистами?

— Нет. Не сказал бы. С ними тяжело договариваться. Но если договорился — они стараются выполнять все точно. Но у меня пока еще не очень большой опыт работы с ними. Мне кажется, об этом вам лучше рассказал бы мистер Хаммер.

— Арман Хаммер?

— Да, Арман Хаммер. Его там помнят до сих пор. Он ведь едва не единственный человек из живущих сейчас и пребывающих в здравом уме современников их Ленина? Про него даже рассказывают анекдоты.

— Смешные?

— Что-то вроде того, что однажды ночью господин Хаммер решил посетить Мавзолей, в котором лежит тело их Ленина, а часовые — знаете, у русских перед Кремлем стоят часовые? Как в Лондоне гвардейцы? Часовые ему говорят, что ночью Мавзолей не работает. На что мистер Хаммер протягивает им пропуск, в котором написано: «предъявителя сего пропускать ко мне в любое время дня и ночи незамедлительно!». И подпись — «Ульянов-Ленин».

Кинг сдержанно засмеялся:

— Смешно. Расскажете нам о своих ближайших планах?

— Да, конечно. Здесь никакой тайны нет. Мой тайваньский партнер Ли Ка-шин на базе нашего совместного предприятия Volemot Union разработал систему электронных платежей с помощью мобильных телефонов. Любой обладатель такого телефона теперь сможет оплатить покупку, не выходя из дома. Охват рынка мобильной связи пока еще невысок по всему миру и полноценную замену карточкам наша система пока что составить не сможет, но я уверен — за ней будущее. Людям не нужны будут десятки этих карточек — их заменит уникальный телефонный номер и система индивидуальных паролей. Будем пытаться выйти на европейский и американский рынки. Вот, пожалуй, и все.

— Сдается мне, что вы лукавите?

— Нет, Ларри, я откровенен как на исповеди.

— Вы верите в Бога?

— Когда это выгодно. Ведь все мы все часто пытаемся заключить с ним сделку? Мы говорим: Господи, дай мне то и вот это и тогда я буду ревностным христианином? Не так ли?

— Это не вера.

— Конечно это вера. Ведь никто не говорит: Великий умывальник, пошли мне удачу! Потому что никто не верит в силу Великого умывальника, но все верят в силу Бога. И пытаются заключить с ним сделку. В этом смысле я верю в Бога со всей возможной ревностью!

Мой собеседник снял очки, некоторое время смотрел на них, а потом неожиданно произнес в камеру:

— Что ж, друзья, с вами были Закария Майнце и ваш Ларри Кинг. Всем — доброй ночи.

В студии погас основной свет и я расслабленно выдохнул: все-таки в формате один-на-один вести беседу с известной акулой пера перед многомиллионной аудиторией — та еще работка. По спине текла тонкая струйка пота и наступила необыкновенная слабость, будто перетаскал пять тонн цемента в мешках.

— Думаю, вы сумели понравится зрителям. Они любят все необычное. Не вызывающее, а просто необычное, что помогает добиться успеха. Понимаете? — Кинг уже освободился от микрофона и встал.

— Не знаю, Ларри, я в этом не разбираюсь. Но мне было приятно с вами поговорить. Вы хорошо спрашивали.

— Это моя работа, Зак. Надеюсь, мы еще увидимся?

— Если Forbes не выбросит меня из своего списка — обязательно.

— О десяти миллионах вы говорили…

— Завтра вы их получите. Пусть ваши распорядители свяжутся с моим Лондонским офисом и отправят реквизиты фонда.

На выходе из студии меня настиг звонок:

— Алле! Слушаю!

— Ты был неподражаем, — Серый давился от смеха. — «Я бы не стал увязывать так явно одно с другим», — процитировал он. — Я плачу! Скупые мужские слезы, каждая размером с полновесный дайм, текут по моим небритым щекам, я размазываю их кулачком по морде и снова плачу!

— Да ну тебя!

— Приезжай, есть что обсудить. В аэропорте тебя встретят. Только сообщи, в каком.

В каждое мое посещение Луисвилла в нем что-то менялось. И этот раз не стал исключением — Серый переехал из старого офиса в только что отстроенный Snail Building.

Об этом мне сообщила Оссия О'Лири, ожидавшая меня в присланной машине. Она выглядела несколько бледноватой на мой вкус, но, скорее всего, это так отражался тусклый свет от ее светлой ирландской кожи.

— Я видела вас в шоу Кинга, мистер Майнце! — заявила она, едва машина тронулась с места. — Это было необыкновенно. Мне всегда казалось, что в Европе у людей очень консервативный взгляд на мир. Оказывается, я ошибалась!

Ее глаза отражали летящие навстречу огни фонарей, стоящих вдоль дороги, а волосы, обрамлявшие ухоженное лицо, слегка дрожали под напором воздуха снаружи, пробившегося сквозь приоткрытую тонкую щель в окне.

— Мы, кажется, договаривались обращаться друг к другу по имени?

Она зачем-то открыла и закрыла сумочку, лежавшую на коленях.

— Разве? Я не помню.

— Я помню. Я настаиваю. Помню так ясно, словно произошло это вчера. Я вам предложил, а вы не стали отказываться.

— Хорошо… Зак, доверимся вашей памяти, — она смущенно улыбнулась.

Я взял ее за руку:

— Она не подведет. Помните наш полет из Оттавы в Кларксвилл? Вот тогда мы об этом и договорились.

— Да, я вспоминаю. С вами был ваш итальянец. Мы еще говорили о…

— О налогообложении. Всю дорогу, как дураки, мы с вами говорили о налогообложении. Знаете, я скучал по вам, по тому разговору. Я несколько раз хотел вам позвонить, но не решался. Сегодня для меня очень хороший день: сначала я стал популярным во всей Америке благодаря мистеру Кингу и СNN, а теперь — вы меня встречаете. Я счастлив.

Она молчала и улыбалась.

— Знаете, Оссия, я много раз в своей жизни разговаривал с разными людьми… Подчас с очень сложными. Они знаете, такие разные, каждый чего-то хочет, и не всегда того же самого, что нужно мне. Бывало трудно. Впрочем, что я вам рассказываю? Вы ведь тоже побывали в шкуре переговорщика? Вот и я. Но почему-то никогда еще я так не робел.

Мне самому было удивительно от того, какую чепуху я молол, но остановиться почему-то не мог. С прежними моими подружками все было ясно: у меня была цель, я делал предложение и чаще всего все срасталось. Но сейчас какой-то паралич сковал мой мозг и язык. Я нес какую-то околесицу, мне было за это стыдно и чтобы не выглядеть дурнем, я говорил еще больше, исторгая из себя образцы косноязычия, которым мог бы позавидовать и самый гнусный поэт всех времен и народов — Уильям Макгонаголл. Как там у этого «самородка»:

Еще немного и из меня посыплются такие же незатейливые перлы. Нужно было как-то прекращать поток этого мусора, и Оссия мне помогла:

— Наверное, вы просто устали от мистера Кинга?

— Да, наверное, — я решил не усугублять свое и без того безнадежное положение дальнейшими оправданиями, потянулся к ней губами и она не стала отстраняться.

Еще никогда дорога из аэропорта до офиса не была такой короткой. Она прекратилась внезапно, и, кажется, еще минут пять я не мог оторваться от Оссии, а водитель стоял у моей двери, но не спешил ее открывать и деликатно смотрел в противоположную сторону.

— Простите, Оссия, я пытался остановиться, но не справился, — ляпнул я очередную глупость, медленно приходя в сознание.

— Я понимаю… Зак. Стресс, усталость.

— Нет, Оссия. Стресс и усталость здесь ни при чем. Вы мне нужны. Если бы вы не возражали, я бы хотел забрать вас в Европу. Там много работы, много интересных вещей… Господи, что я плету? Оссия, давайте встретимся завтра и я постараюсь сделать все правильно, чтобы вам понравилось. Хорошо?

— Как скажете, Зак. С вами не соскучишься — это я уже поняла.

Я облегченно выдохнул — потому что не желал услышать отказа.

— Спасибо, Оссия, что встретили меня, — потихоньку я успокаивался. — Тогда — до завтра?

— До завтра, Зак.

Я неуклюже поцеловал ее в щеку и выскользнул из теплой машины на освещенную подземную стоянку.

Серый сидел перед огромным телевизором с полутораметровой диагональю и гонял туда-сюда видеозапись с моим выступлением в «Larry King Live».

— … особенно мне нравится вот этот момент, — сказал он мне, будто продолжал прерванный разговор, — где ты рассуждаешь о Боге. Это настоящий рок-н-ролл для местного болота.

Он поднялся из кожаного кресла и шагнул навстречу.

— Я тоже рад тебя видеть, Сардж.

Мы обнялись, чего никогда не делали прежде. Почему-то мне показалось, что так будет нужно и правильно.

— Тогда к делу, — сказал Серый, отпуская меня.

Я огляделся. Его нынешний кабинет, расположившийся где-то на верхних этажах небоскреба, был огромен. Одна из стен представляла собой окно, которое в Европе называют «французским», а как его называют в Америке — я никогда и не знал. Кажется, за ним был просторный балкон — рассмотреть его мешали полуопущенные жалюзи.

В отличие от привычных мне офисных помещений, это выглядело пустынным: всего несколько стульев, и два стола. Один — огромный стеклянный для Серого и второй, еще больший, человек на двенадцать, тоже стеклянный на гнутом блестящем каркасе, стоял чуть поодаль. Никаких стеллажей, тумбочек. На меньшем столе — телефонный аппарат с кучей приставок, компьютер и два открытых ноутбука. Огромный телевизор в углу и диван напротив. Больше ничего — даже обычного ведра под мусор. Торжество минимализма.

— Нравится?

— Интересное решение, — отозвался я.

— Если будешь много работать, сможешь и себе сделать такое же, — ухмыльнулся Серый. — Правда, не очень понимаю, на что можно смотреть в твоих Пиренеях, там ведь окрест — только горы?

— И небо.

— Небо — это здорово. И мы его обязательно посмотрим, но сейчас мы должны с тобой кое-что обсудить. У нас аврал.

— Разве? По-моему все идет хорошо?

— Слишком хорошо. Через три дня состоятся выборы в Верховный Совет. И уже сейчас можно сказать, что почти четверть в нем будет состоять из людей, которых продвигали твой отец, Козлов и Старый.

— Разве не этого мы с тобой добивались?

Серый пошлепал подушками пальцев по поверхности стола:

— Этого. Но мы немного переборщили. Я смотрю вперед и вижу лет через пятнадцать хорошую такую войну на Ближнем Востоке с участием всех основных игроков из НАТО, России, США. Мало никому не покажется. И выход есть только один — устроить сейчас большой экономический кризис. Чтобы немножко ослабить все противоборствующие стороны и заставить их смотреть не наружу, а внутрь. Понимаешь?

— Почему ты думаешь, что такое может сработать? Когда это внутренние кризисы мешали вести войны? И кому?

— Здесь ты прав. Но по-другому войны просто не избежать. Она возникает в любом случае, если все останется как есть. Слишком много в мире мест, будто специально для этого приготовленных.

— Рассказывай, — обреченно сказал я, опускаясь в кресло.

Конец четвертой части.