Оплаканных не ждут

ГЛАВА ПЯТАЯ

Майор Карабетов постучал в дверь.

— Войдите, — произнес за ней низкий знакомый голос. Полковник Смирнов сидел за столом и просматривал бумаги. Он приехал ночью, и майор его еще не видел.

— Садитесь, — сказал полковник. — Ну, что с Джабаевым? Не зря вас побеспокоил?

— Пожалуй, даже с некоторым опозданием, товарищ полковник, — ответил майор. — Я думаю, нам надо было раньше заняться обстоятельствами гибели лесника. По-моему, здесь все обстоит не так просто, как это сказано в протоколе участкового уполномоченного. По моему мнению и по мнению лейтенанта Арбаняна, предположение о несчастном случае чрезвычайно сомнительно. Кстати, это мнение разделяет и Джабаев.

— Вот как? — полковник внимательно посмотрел на него, — И на чем же основаны эти соображения?

Карабетов рассказал о встрече с Джабаевым, о его находке и обо всем том, что с ней было связано.

— Ну и что же добавил ко всему этому Джабаев, после того как вы снова встретились с ним? — уже с явным интересом спросил полковник.

— Не очень много, товарищ полковник. Повторил, не верит, что лесник мог сорваться в пропасть, влезая на дерево.

— Подождите, — сказал полковник, — вы уже отдали на исследование найденный кусок веревки?

— Так точно, товарищ полковник, веревка сплетена из синтетических волокон, обладает очень большой крепостью. Но в ней нет ничего необычного. Такие толстые и крепкие шнуры используются сейчас даже в быту. Сделана она, по данным экспертизы, не за границей, а у нас. На парашютные стропы подобные шнуры не употребляются.

— Так, — сказал полковник, — но все-таки что же конкретно опровергает версию о несчастном случае? Не будем пока говорить, каким образом оказалась обнаруженная Джамботом веревка на корне дерева, и о том, кто и для чего ее привязал. Сейчас нам важно установить, какие факты говорят за то, что гибель лесника явилась следствием несчастного случая и какие этому противоречат. И на чьей стороне преимущество. Насколько мне известно, ружье лесника было найдено лежащим наверху около дуба. Значит, в момент падения оно не было перекинуто через его плечо, а вот его палка, с которой он обычно совершал обходы участка, не найдена. Значит, перед тем, как сорваться в пропасть, он снял с себя ружье, но палку оставил при себе. Для чего это было ему нужно? Как по-вашему?

— Ружье он снял для того, чтобы можно было лечь па землю и заглянуть в пропасть, — после короткой паузы ответил Карабетов, подумав в этот момент, что полковник несомненно познакомился с делом о гибели лесника, если ему были известны такие детали. Только когда это он сделал — до своего отъезда или уже после? Но во втором случае ему пришлось бы использовать для этого ночь.

— Допустим, — кивнул головой полковник, — но палка, зачем ему понадобилась в этом случае палка? Ведь, как я понял из вашего рассказа, вам для того, чтобы сделать то, что, по вашим словам, сделал лесник, то есть лечь на край обрыва и заглянуть в него как можно дальше, понадобилась помощь лейтенанта. А ведь вчера еще не было дождя.

— Все-таки он старый опытный человек, товарищ полковник.

— Старые и опытные люди тоже иногда совершают роковые ошибки, майор. С этим я согласен. Любопытство могло на какое-то мгновение взять верх над простой осторожностью. Это бывает и с очень бывалыми людьми. Нет, одних предположений мало. Нужны веские и твердые факты, опровергающие случай. Тогда все это происшествие приобретет совершенно другую окраску. Тогда мы уже можем с полным основанием предполагать, что оставил эту веревку на корне дерева не просто какой-нибудь турист. И делать из этого соответствующие выводы. Я думаю, вам с лейтенантом надо продолжить исследования места происшествия. И вести его до того, пока вы не придете к какому-то одному бесспорному выводу.

— Слушаюсь, товарищ полковник, — сказал Карабетов. — Разрешите приступить к выполнению прямо сейчас? — Он хотел добавить, что, кажется, знает, почему палку лесника не нашли наверху около дуба. Да, она вместе с лесником упала в пропасть, и поток, по всей вероятности, унес ее. Палка была в руках у лесника. Она заменяла ему веревку, с помощью которой Карабетов подтянул к себе корень. Но он этого не сказал. Надо было все проверить. И потом палка могла еще найтись наверху, где-нибудь в кустах.

— Да, — кивнул головой Смирнов. — Еще одну минуту. Последние дни вдоль нашей границы, особенно в ночное время, отмечаются частые полеты чужих самолетов. Как правило, они курсируют на очень большой высоте и линии границы не нарушают. Однако проходят на очень близком, я бы сказал, критическом расстоянии от этой линии. Возможно, в этом нет и ничего из ряда вон выходящего. Но в эти дни нам нужно быть особенно внимательными. При благоприятном направлении ветра, благоприятном, конечно, не для нас, вполне можно ожидать с той стороны любые сюрпризы. А такое направление ветра, — полковник пододвинул к себе лежащий на столе листок бумаги, — господствовало во вторник, в пятницу и субботу. Так что в лесу будьте особенно внимательны. И не только к тому, что касается обстоятельств гибели лесника, — он встал. — Ну вот, теперь, пожалуй, все…

Полковник вышел из-за стола и подошел к Карабетову.

— Еще раз напоминаю, будьте предельно внимательны. Если действительно здесь не несчастный случай, а нечто другое. Там у меня на столе записи переговоров коротковолновиков, работающих в нашем районе. Всех их мы знаем, всем верим. По крайней мере, должны верить, так как никаких оснований для того, чтобы подозревать кого-то из них в нечестности, у нас нет. Но вот в передачах, идущих на них, есть нечто не совсем обычное. Трижды передается одна и та же фраза на наших коротковолновиков-любителей. Позывные радиолюбителя-коротковолновика из Багдада. С ним ведут переговоры, во всяком случае, вели, несколько из наших любителей. В том числе братья Касимовы. Вы их знаете?

— Один из них преподаватель английского языка? — спросил майор. — Что живет в Рамбесном?

— Вот именно, — кивнул головой полковник. — Фраза, которой заканчивается передача, звучит примерно так: «Желаю вам всего самого доброго»…

— Простите, товарищ полковник, — с некоторым недоумением сказал Карабетов, — но это самая обычная фраза, которой обычно заканчиваются все передачи любителей.

— Возможно, — кивнул головой полковник, — но я сказал — фраза эта звучит примерно так, — он подчеркнул последнее слово, — в ней всегда меняется порядок слов. Например: «самого доброго желаю вам» или «доброго самого вам желаю» и так далее.

— Но что говорят по этому поводу сами любители, товарищ полковник? Их об этом спрашивали?

Смирнов покачал головой.

— Пока нет. Если судить по их ответным передачам, никто из них не принимает эти передачи на себя. Во всяком случае, ни один на них не отвечал. Однажды попробовал это сделать учитель, но его запрос остался без ответа.

— Товарищ полковник, — медленно произнес Карабетов, смотря прямо в лицо Смирнова, — вы считаете, что все это имеет какое-то отношение к гибели лесника?

— Не будем опережать события, майор, — полковник снова пошел к столу. — Но если только ваши предположения о том, что эта смерть была насильственной, подтвердятся… Что ж, тогда такая возможность будет не исключена. Ну, а теперь все. Не теряйте больше времени. Желаю удачи, — он протянул Карабетову руку и пошел к своему креслу.

Майор вышел. Лейтенант ждал его в их общем кабинете. Перед ним лежал на столе тот самый обрывок шнура, до которого он с таким трудом добрался вчера утром. Арбанян рассматривал его с таким вниманием, что Карабетов невольно улыбнулся.

— Хотите получить от него ответ, — спросил он, — на все интересующие вас вопросы? Было, если помните, такое письмо: система узелков на шнурках. У древних майя. Но на этом кусочке, к сожалению, только один узелок, да и тот ровно ни о чем не говорит.

— Да, — Арбанян наморщил лоб. — Но кому и за каким чертом все-таки могла прийти мысль завязывать его над пропастью, где проще простого сломать себе шею?

— Вот это нам и придется выяснить, — сказал майор. — Выяснить, как бы трудно это ни было.

— Товарищ майор, — произнес Арбанян, как и прежде не отрывая глаз от обрывка шнура, — а что, если это сделал сам лесник? И в тот самый момент, когда отрезал вторую сторону, потерял равновесие и упал.

— Но если он обрезал шнур, значит, на нем что-то было. Вы полагаете, что оно могло упасть вместе с ним в воды реки?..

— Вот именно, товарищ майор, — подтвердил лейтенант, хотя в голосе его не звучало никакой уверенности. — И тогда…

— И тогда мы отрезаем все пути для дальнейшего расследования, — закончил майор. — Нет, лейтенант, давайте-ка пока оставим все предположения, звоните дежурному, чтобы машина выезжала. Приготовьте всю нашу вчерашнюю спецодежду. Через десять минут мы выезжаем. И ни я, ни вы не сядем за свои столы, пока у нас не будет совершенно обоснованная версия того, что произошло в лесу.

Через пятнадцать минут они проезжали уже по центру города. Смотревший в окно Арбанян вдруг совсем некстати спросил:

— А как Саида? Кто поведет ее сегодня в музыкальную?

— Она уже там, — недовольно ответил Карабетов. Забота лейтенанта о его дочери сейчас показалась ему совсем неуместной, хотя в другое время она, возможно, и была бы приятна майору. Но, когда есть дело — надо жить только делом, пока оно не будет доведено до конца. Таково было убеждение Карабетова, и он старался ему не изменять. Во всяком случае, в тех обстоятельствах, когда это было возможно.

Машина, оставив их на том же самом месте, что и в прошлый раз, ушла обратно в город. Вернуться она должна была перед самым вечером, когда в наступающей темноте делать в лесу было уже нечего.

Прежде всего Карабетов и Арбанян направились к домику Джабаева. Еще не доходя до него, они услышали пение. Молодой и свежий девичий голос далеко разносился под кронами деревьев. Пела несомненно девушка. Наверное, дочь Джабаева.

Лесника они встретили на тропинке, ведущей к дому. Он шел своей размеренной легкой походкой, и ружье, как обычно, висело за его спиной. Он остановился и, поздоровавшись, сказал:

— Поет, слышите, все время поет. Не знаю, что делать. Только из школы придет, сразу поет. Ей-богу, не знаю, что делать, — повторил он.

— Сколько ей лет? — спросил Арбанян.

— В восьмом классе. Пятнадцать недавно исполнилось. Ей говоришь, уроки делать — это главное. Школу надо кончать на медаль, а она поет. Утром встает — поет. Вечером спать ложится — поет. Бедная Мерем тоже не знает, что делать…

— Значит, призвание, — снова сказал лейтенант. — Надо посоветоваться со специалистами. Пусть проверят голос, слух… Хотите, я поговорю с Ираидой Ивановной?

— С кем? — спросил Карабетов, невольно приостановившись.

— С Ираидой Ивановной, — спокойно сказал Арбанян. — С преподавательницей Саиды.

— Вы с ней знакомы? — майор с некоторым удивлением посмотрел на лейтенанта.

— Пока нет, — так же спокойно ответил лейтенант, — но для такого случая можно и познакомиться. Когда у человека талант — жаль, если пропадет. Разве вы считаете, это не так?

— Нет, — пробормотал майор, — я считаю, что это так. Но только… Однако оставим это пока. Поговорим о деле. Слушай, Джамбот, нам нужна веревка, хорошая крепкая веревка, не та, что лежит у тебя около дуба, а значительно длиннее. Чтобы доставала до самого дна обрыва. До берега реки. Ты мне как-то об этом говорил. Мне кажется, она у тебя есть.

— До самого дна? — переспросил Джамбот, совсем не удивившись этой просьбе. — Это, значит, метров сорок. Правильно я говорил. Есть даже больше. Тут у меня в середине лета туристы останавливались, они и оставили на хранение. И не только веревку. Скобы и все, что нужно для подъема.

— Нам скорее нужно для спуска, — сказал Карабетов. — Если у тебя есть время, пойдем с нами к поляне.

— Обход я уже сделал, часа два имею. А потом надо пройти по участку, что прилегает к дороге. К концу рабочего дня машины в райцентр возвращаются. Порожняком. Так не всех это устраивает. Есть такие, что дровами заполнить кузова норовят. Распустил их старый Мирзабеч, да не будет недобрым словом упомянуто его имя!

— Послушай, Джамбот, — сказал майор, когда они, захватив моток крепкой альпинистской веревки, шли к поляне. — Ты и сейчас считаешь, что гибель Мирзабеча не случайна?

— Этого я не говорил, — покачал головой Джабаев, — не говорил… Чтоб так сказать, надо основания иметь. Я только никак не верю тому, что слышал потом от нашего участкового. Что будто Мирзабеч забрался на дерево, чтобы поправить сломанную ветвь, и оттуда сорвался вниз… Я думаю, что он тоже увидел тот кусок белой веревки и хотел его достать…

— Кусок веревки? — спросил майор. — Но зачем ему нужен был простой кусок веревки?

— Но ведь она обрезана… значит, на ней тогда что-то было.

— Правильно, — кивнул головой Карабетов, — ты правильно мыслишь, Джамбот. Но что? Вот в чем вопрос?.. Как ты думаешь, что может прятать человек, привязывая к корням дерева, над пропастью?

— Что-то очень важное. Чтоб никто не видел и не знал.

— Хорошо, давай допустим, что кто-то попытается это сделать снова. Удастся ли ему это, чтобы ты этого не заметил? Как тебе кажется, Мирзабечу было почти шестьдесят, — после короткого раздумья сказал Джамбот, — мне на десять лет меньше. То, что увижу я, мог не увидеть Мирзабеч. Но Мирзабеч мог не увидеть один, два раза. А потом увидел бы. Если человек был посторонним.

— И если все-таки Мирзабеч не обратил на него внимания? — быстро спросил Карабетов.

— Значит, он был местный или из лесхоза.

— Правильно, — сказал Карабетов. — Я тоже так думаю. А сколько работников в лесхозе? Тех, что работают в лесу?

— Наверное, больше ста, — сказал Джамбот. — Во всяком случае, не меньше. А если считать вообще всех, то раза в два больше.

— Все это не особенно утешительно, — сказал Карабетов. — Ну, ладно, пока давай веревку, пойдем к обрыву. — И, когда Джамбот подошел к дому и скрылся за густым кустарником, окружающим его двор, посмотрел на Арбаняна, который снова впал в непривычную для него задумчивость. — Ну что, лейтенант, теперь моя очередь? Как вы считаете?

Арбанян внимательно окинул глазом приземистую фигуру майора, словно только впервые ее увидел, и очень серьезно спросил:

— Вы когда в последний раз взвешивались, товарищ майор?

— Я? — майор засмеялся. — Допустим, неделю назад. Уверяю вас, за это время я не очень отяжелел.

— И все-таки сколько было на весах?

— Восемьдесят или восемьдесят два, — не совсем уверенно ответил Карабетов.

— А я взвешивался только вчера, — сказал Арбанян. — Семьдесят четыре кило. А восемь килограммов над пропастью — это не так мало. Спросите об этом хотя бы Джабаева.

Лесник подходил в это время к ним, держа в руках моток крепкой альпинистской веревки, в другой у него были несколько скоб и пара ботинок с металлическими шипами.

— О, да тут все, что надо, — обрадованно произнес лейтенант, — хоть сейчас на Казбек! — он взял из рук лесника ботинки, быстро осмотрел их и бросил торжествующий взгляд на Карабетова. — Какой у вас размер обуви, товарищ майор?

— Сорок третий, — сказал Карабетов, — вам же это известно.

— В таком случае, судьба решила не только с килограммами в мою пользу — ботинки сорок один с половиной, что вполне соответствует моему размеру. Это вам тоже отлично известно…

— Вечный счастливчик! — засмеялся Карабетов. — Что ж, будем надеяться, что когда-нибудь повезет и мне. Ну, а теперь, — произнес он уже с полной серьезностью, — не будем терять времени…

— Джамбот, Джамбот! — донеслось со стороны домика. — Подожди минутку.

Лесник остановился. Карабетов и Арбанян, пройдя несколько шагов, сделали то же.

По тропинке торопливо шла женщина.

— Добрый день! — сказала она мягким грудным голосом. — Почему гости проходят мимо и не заходят в дом?

— Потому, что мы не гости, Мерем, — ответил майор. — У нас есть дела, и, когда мы их закончим, если разрешишь, непременно зайдем в твой дом.

— Ты же знаешь, об этом не принято даже спрашивать, — улыбнулась жена Джамбота. — Мы будем рады тебе и твоему товарищу. А теперь я хочу, если разрешите, спросить у Джамбота, поедет ли он в ближайшие дни в город. Если нет, я поеду сама. Но тогда…

— Тогда тебе нужно будет уже сегодня начать к этому готовиться? — улыбнулся Джамбот. — Тебе все кажется, что ты прежняя Мерем. Ну ладно, — мягко добавил он. — Поезжай, я присмотрю за всем, сделаю обход немного раньше…

— Уж не ревнуешь ли ты меня, муж мой? — засмеялась Мерем. — Когда женщине за сорок, об этом пора забыть…

Арбанян во время этого разговора исподволь осматривал жену Джамбота. Раньше он кое-что слышал о ее красоте, но увидел ее впервые. Действительно, в ней было гармонично и совершенно все. И статная стройная фигура, и полуоткрытые сейчас, чуть покатые плечи, и тонкая гибкая шея, и черты лица с тонким прямым носом и большими, темными, как осенняя ночь, глазами. А было ей наверняка уже за сорок. Как же она выглядела в лучшую пору своей молодости?

И рядом с ней бородатый Джамбот, похожий на жителя необитаемого острова. Два эти человека настолько не подходили друг к другу, что Арбаняну стоило большого усилия представить сейчас, что были они мужем и женой. Но он тотчас же вспомнил историю их любви. Ведь она зародилась еще тогда, когда Джамбот был молодым стройным парнем, и огонь горящего танка не успел опалить его лица. И Арбанян вдруг почувствовал такое уважение к этой стройной, все еще удивительно красивой женщине, что ему захотелось подойти к ней и пожать ей руку. Но он, конечно, не сделал этого. Он только спросил:

— Это пела ваша дочь? Мне кажется, у нее довольно приятный голос.

— Да, — Мерем довольно улыбнулась. — А вот Джамбот говорит, что Сана только даром тратит время. Что ей лучше лишний раз решить задачку по математике.

— Я думаю, одно другому не мешает, — сказал лейтенант, в то время как Джамбот недовольно посмотрел на жену. — Почему бы вам как-нибудь не показать ее специалисту по пению?

Жена Джамбота вдруг совсем смешалась и покраснела.

— Я не знаю, — пробормотала она растерянно. — Если Джамбот хочет…

— Ладно, ладно, — недовольно произнес Джамбот. — Поговорим об этом потом, а сейчас нам надо идти.

— Так заходите, — донесся уже издалека голос Мерем. — Непременно заходите.

Лесник шел впереди, хмуро опустив голову. Арбаняну стало даже немного неловко: не начатый ли им разговор испортил ему настроение? Зачем действительно вмешиваться в чужие дела. Но ведь голос девочки и верно показался ему и чистым, и свежим, и достаточно сильным. И это в лесу. А если в закрытом помещении с хорошей акустикой? Нет, если они зайдут в дом к Джамботу, он непременно вернется к этому вопросу. Даже если Джамботу этот разговор будет не особенно приятен. Они дошли до поляны у обрыва, на краю которого и рос уже знакомый им дуб. Прежде всего они самым тщательным образом осмотрели поляну и весь росший по ее краям кустарник. Прошли по тропинке, по которой должен был идти к дубу лесник в тот роковой для себя день. Палки нигде не было. Оставалось вернуться к прежнему выводу: в момент падения в пропасть лесника она была у него в руках. Через час они все вернулись к дубу.

Лейтенант, кажется, полностью убедил Карабетова, что спускаться и на этот раз нужно ему, потому что последний на этот раз не сказал ни слова, когда Арбанян стал готовиться к спуску. Джамбот молча разматывал канат, а потом стал крепить один его конец к стволу дуба.

— Как ты думаешь, — спросил майор, — сколько метров до дна?

— Не меньше тридцати, — подумав, ответил лесник. — Я был внизу у берега речки только три раза. Два, когда шел по ее берегу от истоков. Один раз спускался с той стороны. Но там обрыв раза в три меньше. Сейчас вода большая, и берега внизу осталось совсем немного. Только ногами стать — не больше. Но на обрыве внизу кустарник, молодые пихты, ели. Я снизу видел. Чем ниже, тем гуще. Это хорошо. Будет за что цепляться.

— Это плохо, — сказал Арбанян. — Если то, что было прикреплено к корню, действительно упало вниз. Попробуй найти. Не обшаривать же каждый кустик! На это и месяца не хватит.

— И все-таки это лучше, чем если бы скала была совсем голой. Тогда любой предмет не остановился бы при падении до тех пор, пока не упал бы в воду. А на трудности давайте не жаловаться. Их еще нам предстоит преодолеть немало. Вы готовы?

Арбанян кивнул головой. Он успел уже снять кирзовые сапоги и плотно зашнуровать на ногах альпинистские ботинки. Брезентовую куртку он с себя сбросил и остался в одной клетчатой рубашке с длинными рукавами. Джамбот снова, как и в прошлый раз, крепко обвязал его концом каната подмышкой, пропустил канат за ствол дуба, и лейтенант осторожно лег на срез обрыва, спустив вниз ноги. Канат в руках майора и лесника натянулся как струна. В следующее мгновение Арбанян соскользнул вниз и повис над обрывом.

Сейчас пропасть под его ногами показалась ему значительно глубже. Наверное, потому, что теперь ему предстояло опуститься на дно, а не висеть всего несколько минут у самого ее края. И еще, наверное, потому, что теперь спуск должен был длиться не менее чем полчаса. Ведь на пути вниз придется осматривать каждую расщелину, каждый встретившийся на пути кустик и веточку.

Сейчас лейтенант висел приблизительно на уровне срезанного вчера им корня дерева. Он мог протянуть руку и достать его. Но корень ему не был нужен. Сейчас его интересовали ростки плюща, обвивавшие хвойные деревца, росшие из расщелин. Он медленно ощупывал их руками, стараясь обнаружить в их зелени посторонний предмет. Канат опускался медленно, чуть заметными рывками, и Арбаняну не доставляло большого труда осматривать каждый кустарник или молодые побеги. Они договорились, что, если на пути его встретится что-то подозрительное, он похлопает рукой по туго натянутому канату. Или крикнет. Но пока в этом не было нужды. Как внимательно ни осматривал Арбанян расщелины и растения, медленно уходящие вверх, как ни ощупывал их руками, ничто не вызывало ни малейших подозрений.

Чем ниже опускался Арбанян, тем ощутимее становился влажный сумрак, поднимающийся со дна потока. Когда с противоположной стороны начала уходить в небо правая, более низкая сторона ущелья, легкий сумрак превратился в полумрак.

Однако на близком расстоянии все было видно довольно отчетливо.

Поток под ногами шумел теперь все громче и угрожающе. Если бы даже оставшиеся наверху захотели окликнуть лейтенанта, он бы ничего не услышал. С каждым метром гул все усиливался, и временами Арбаняну казалось, что это тугая струна звука, рвавшаяся вверх, раскачивает его тело на канате. Тогда он плотнее прижимался к скользкому камню или к кривым стволам карликовых деревьев.

Как и говорил Джамбот, ниже растительность становилась все гуще. Но теперь это были уже не деревья и кустарники, а какие-то ползучие растения, лишайники и бархатистый зеленый мох. Если предмет, который мог упасть сверху, был небольшого размера, искать его здесь, пожалуй, было безнадежным делом. Помочь мог разве только счастливый случай.

Еще несколько метров, и лейтенанту пришлось включить фонарик, висевший на груди. Короткий его луч лег на влажный камень, покрытый блеклой зеленью растений.

Еще через несколько метров Арбанян ощутил водяную пыль, густо висевшую над бьющимся в камнях потоком.

Он направил луч фонаря вниз. Вода пенилась в двух-трех метрах от его ног. Поток был неширок, не более десятка шагов поперек, но попасть в него было не особенно приятно. Ни один человек не устоял бы на ногах даже у самого его края. Два-три мощных удара об острые камни — и выбраться из него уже не удалось бы вообще никому.

Но Джамбот и здесь оказался точен. У самого подножия круто вздымавшейся вверх скалы темнел узкий карниз, который не заливала вода. Он был достаточно широк не только для того, чтобы можно было на него стать, здесь можно было даже сесть. Некоторую помеху, для того чтобы стать на твердую опору, представлял собой большой куст, который находился прямо под ногами лейтенанта. Но опускали его настолько плавно и медленно, что он сумел отодвинуть его в сторону ногами и стать на мокрый, обдаваемый мелкими водяными брызгами карниз.

В тесном ущелье вода ревела так, что о том, чтобы его голос донесся до верха, нечего было и думать. Но Джамбот и майор поняли, что он добрался до основания ущелья. Канат ослаб ровно настолько, чтобы дать возможность лейтенанту свободно двигаться, и снова остался неподвижным.

Он оперся рукой о крутой холодный срез обрыва и осмотрелся. То что он принял за один большой куст, было на самом деле несколькими кустами. Причем все они были вырваны с корнем и, спутавшись, представляли на первый взгляд одно целое.

Арбанян, нагнувшись, внимательно разглядывал их. Вот этот самый пышный рос, несомненно, где-то там наверху у самого среза обрыва. Таких там было много. А вот этот, поменьше, значительно ниже. И третий, обвитый плющом, тоже. Все они были вырваны с корнем. А для этого нужно было приложить немалую силу. И лейтенант понял — лесник, падая вниз, пытался спастись, хватался за все, что попадалось под руки. По-видимому, сначала ему удавалось как-то сдерживать свое падение, но ни один куст не выдержал тяжести его тела. А потом у него окончательно кончились силы. Он упал сюда, прямо на край узкого карниза, на котором сейчас стоял Арбанян, упал, возможно, все продолжая судорожно держаться за вырванные кусты. Был ли он еще жив в этот момент? Лейтенант поднял голову и посмотрел вверх на круто падающий вниз провал ущелья, и ему снова стало не по себе. Нет, навряд ли в старом теле лесника могла в тот момент теплиться жизнь. Руки его, наверное, бессильно разжались, кусты остались на камнях, вода подхватила и унесла тело. Ведь найдено оно было значительно ниже, там, где поток, выходя в долину, терял свою силу.

Арбанян нагнулся еще ниже, ощупывая лучом фонаря влажные камни и спутанные между собой корни кустарников. Потом он приподнял их и оттащил немного в сторону. Под ними была довольно заметная вмятина в наносном песке. Именно сюда, наверное, и упало тело лесника.

Лейтенант внимательно осмотрел каждую расщелину, ощупал руками каждое растение, пробивавшееся из щели у самой воды. Площадка, на которой он стоял, была длиной в десяток метров. Когда он дошел до самого ее края, он вдруг заметил чуть выше, почти над самой головой, торчащий из камня отросток корня. Вокруг него не было больше ни одного растения. Отросток находился в полном одиночестве. Это было более чем странно. Арбанян уперся ногой о выступ скалы, медленно приподнялся и с трудом дотянулся рукой до отростка. Он так легко поддался и остался у него в руке, что лейтенант чуть было не потерял равновесие и не оступился ногой в воду. Корень, который остался в руке у него, был сантиметров тридцать в длину и очень напоминал тот, к которому была прикреплена обнаруженная Джам-ботом веревка, и перелом на нем был очень свежий. Вполне возможно, что он относился тоже к тому времени, когда случилось несчастье с лесником.

Арбанян еще раз оперся ногой о выступ скалы и попытался достать рукой до небольшой площадки, на которой лежал этот обломок корня. Это ему удалось не сразу. Наконец, медленно подтянув свое тело, лейтенант схватился одной рукой за выступ, а другой попытался обшарить его. И сразу же его ждал успех. Пальцы наткнулись на какой-то холодный, небольшого размера предмет. Через несколько секунд, стоя уже снова на площадке, Арбанян рассматривал этот предмет, чувствуя, как волнение все больше и больше охватывает его. На его ладони лежала металлическая коробочка величиной с обычную пачку сигарет. Коробочка для своих размеров была довольно тяжелой. Плотно пригнанная крышка казалась припаянной наглухо.

Арбанян еще раз осмотрел ее со всех сторон, потом осторожно положил в карман и, подойдя к канату, дернул, как было условлено при подъеме, три раза.