Опричник-2. Канцелярия Государственной Безопасности

Глава 10

Я оглядел комнату, приметил в углу что-то вроде барной стойки, махнул пистолетом, разрешая графу подойти и налить себе любой жидкости, которой пожелает его душа.

Бывший партнёр моей семьи с трудом поднял своё желеобразное тело на ноги и побрёл к полкам с бутылками, проигнорировав кувшин с водой, Жарко трясущимися руками перебрал одну за одной бутылки с элитным алкоголем, уронив при этом парочку. Они упали с тяжёлым густым чмоком, но граф даже не обратил на это внимание, поглощённый желанием выпить.

Наконец, он остановил свой выбор на старом добром русском напитке. Свинтил голову бутылке водки, поколебался, но всё-таки не стал хлебать с горла, достал откуда-то гранёный стакан, наполнил его доверху и одним махом опрокинул в себя.

Ну как опрокинул. Попытался. Желанная влага вместе со стаканом превратилась в пепел.

Матвей Савельевич судорожно закашлялся, оглянулся на меня и умоляюще прохрипел:

— Граф, во имя богов, будьте милосердны!

Я встретил его взгляд с ледяным спокойствием, но где-то глубоко внутри меня снова поднималась волна гнева.

— Милосердие — удел слабых, ваше сиятельство, — ответил я, давая понять, что его мольбы не трогают моё сердца.

Граф оказался упрямым. Схватил бутылку и присосался к горлышку. Но едва он сделал первый глоток, как бутылка разлетелась на мелкие осколки в его руках. Матвей Савельевич заорал и в очередной раз очнулся в своей кровати.

— С пробуждением, дорогой граф. Хорошие ли сны вам снились? — поинтересовался я, включая ночник на прикроватном столике. Матвей Савельевич судорожно сглотнул, не сводя глаз с пистолета в моих руках.

В этот раз я позволил старому прохиндею дотянутся до кнопки вызова полиции. Едва его толстый, как сарделька, палец, вжался в пуговку звонка, графа пронзил энергетический разряд, и он в очередной раз умер.

Старый партнёр моей семьи оказался очень упёртым и недальновидным человеком. Он раз за разом отказывался подписать бумаги, едва дело доходило до этого момента. Каждый раз жадность и алчность перевешивали всё, в том числе страх за свою собственную шкуру и переживание за семью.

Но у нас впереди вся ночь, рано или поздно я найду способ сломать графа и добиться того, что мне нужно.

— Гра-а-аф, какие чудесные косы у вашей малютки.

Колокольчик с умильным выражением на лице пропускала пряди чужих волос сквозь свои пальцы.

— Ну что вы так волнуетесь, милый граф. Вы пугаете бедную девочку, она вся дрожит. А дрожь — это нехорошо. От дрожи объекта испытания у меня может невольно дрогнуть рука, и ножик случайно попортит это красивое нежное личико.

Кончиком острого ножа графиня провела по скулам, носу, губам юной графской дочери. Девушка тряслась от ужаса, по её щекам текли тихие слёзы. Матвей Савельевич побледнел, но упрямо держал оборону, твердя, как попугай:

— Вы не посмеете! Мальчишка, что ты себе позволяешь! Я буду жаловаться государю императору! Тебя вздёрнут на дыбе! Казнят!

Я молча наблюдал за моральным прессингом, который устроила Вербена.

— Казнят скорее вас, милый граф, — проворковала Колокольчик, обходя Софию Жарко по кругу. — А у нас приказ. Нам можно всё, — Ло хихикнула.

От этого призрачного смеха Матвей Савельевич скривился, как от зубной боли.

— Граф Сваров, прекратите немедленно! — хозяин дома сделал попытку мне приказать, но на последнем слове дал петуха. — Мстислав, что ты творишь? Чтобы сказал твой отец? Твоя матушка точно не одобрила-а-а-а-а…– старый захлебнулся своими словами.

— Не стоит упоминать моих родителей вслух, — загоняя собственную жажду обратно, отчеканил я. — Не тебе рассказывать мне, что подумает мой отец. Покойный ныне.

— Я не у-у-у-убива-а-а-ал… — подвывал старый граф, валясь на полу возле кровати.

Его кожа покрылась маленькими капельками крови. Энерго-иглы успели пройтись по жирному телу.

— Ты поступил хуже: продал друга и его семью.

— Я могу продолжать? — Колокольчик нетерпеливо вмешалась в наш разговор.

— Продолжай.

Одним рывком, не прикасаясь, я поднял графа за шкирку и бросил на огромную кровать, где могли бы поместиться четверо таких жирдяев, как он. Матвей Савельевич плюхнулся на матрац, ночная рубаха задралась, открывая толстые ноги, опутанные вздувшимися венами.

— Фу, граф, ведите себя прилично, — скривилась Ло, тут же отвернулась от главы рода и ласково потрепала застывшую от ужаса девушку по щеке. — Ну что, милая, приступим?

— Пожалуйста… не надо… — прошептала юная графская дочка и упала в обморок.

Колокольчик озадаченно посмотрела на тело под своими ногами, почесала ножом бровь, вздохнула, перевела меня взгляд.

— Куда? — уточнил я.

Ло оглядела графскую спальню и ткнула пальцем на кровать. Матвей Савельевич к этому моменту уже привёл себя в относительный порядок, подполз к деревянной спинке и дрожащими руками шарил по панели, пытаясь отыскать кнопку вызова полиции. Пока безуспешно. Я окутал девушку энергией, поднял с пола и перенёс на кровать.

Старый граф вздрогнул, его взгляд принял осмысленное выражение.

— Что ты собираешь желать?

— Лично я ничего, жизнь вашей дочери в руках графини, — я кивнул в сторону Вербены, которая уже оседлала тело дочери. Жарко и примеривалась к скальпу, что-то бормоча себе под нос.

— Что… что она делает? — просипел граф, расширенными от ужаса глазами глядя на Ло.

— Судя по всему, освежает свои знания о скальпировании, — доверительно сообщил я старому прохиндею.

— О чём? — хрюкнул Жарко.

— Колокольчик давно мечтала снять с кого-нибудь скальп, — пояснил я. — Хочется ей парик из натуральных длинных волос. Говорит, не желает портить волосы краской. Она натуральная блондинка, если вы заметили, ваше сиятельство. Вот и мечтает примерить на себя другой цвет. А тут такой повод.

— Вы… вы шутите, Мстислав? — от чего-то граф внезапно перешёл со мной на вы.

— Нисколько.

— Ага, всё, я поняла. Итак, приступим, — радостно сообщила Колокольчик

Через полчаса Жарко задохнулся от крика и умер, как только счастливая Ло продемонстрировала ему свежеснятый скальп его дочери.

Но подписать так и не согласился. Ну что за человек? Тварь, а не человек.

— Сдохни, мальчишка!

Пуля обожгла моё плечо, но я даже не заметил боли. Собственно, боли и не было. Старый граф так и не понял, что всё это иллюзия.

Матвей Савельевич стрелял и стрелял исступлённо, яростно, злобно рыча и радостно вскрикивая, когда пули прошивали моё тело. Но я продолжал неумолимо приближаться к нему.

Последнюю пулю он всадил мне точно между глаз. И как только сумел? Руки старого графа тряслись так, что пистолет едва не выпадал из толстых пальцев.

— Добро пожаловать в ад, ваше сиятельство, — ухмыльнулся я и одним ударом снёс голову предателя.

— Что? А?

Я наблюдал из тени, как Матвей Савельевич торопливо сползает с кровати, судорожно жмёт кнопку ночника, промазывая раз за разом. Матерится и пыхтит, наконец, свет зажигается, граф хватает трубку телефона и начинает нажимать кнопки, желая позвать слугу, чтобы сменили мокрую от пота постель.

Коржик мастер иллюзий, и лучший специалист по снам.

— Доброе утро, ваше сиятельство. Хорошо ли вам спалось? — участливо интересуюсь я, и Жарко орёт, захлёбываясь первобытным ужасом.

— Алло! Алло! — старый граф радостно орёт в трубку, глядя на то, как дородные охранники скрутили меня в бараний рог и вяжут руки. — Полиция?

— Что у вас случилось?

— Немедленно высылайте наряд! Я задержал убийцу!

Я улыбаюсь, глядя на довольного Жарко. Матвей Савельевич кладёт трубку, подходит ко мне с довольной улыбкой и со всей дури лупит кулаком в нос.

Я продолжаю улыбаться.

— Ну что же вы, граф, я к вам с добром, а вы ко мне с кулаками. Нехорошо это, не по-дружески. Ведь мы с вами друзья, Матвей Савельевич?

— Тамбовский волк тебе друзья, — орёт хозяин спальни, брызгая слюной. — Вот! Полиция! — радостно потирает руки и снова бьёт меня по лицу.

Я сплёвываю кровь, облизываю разбитые губы и продолжаю улыбаться.

— Зря вы так, ваше сиятельство. Предлагаю разойтись миром. Вы мне бумаги, а я вас живым отпущу, — подумал и добавил. — И семью вашу не трону.

— Ты? Мне? Угрожать? Щенок! Сопляк! Ничтожество! Да я тебя… в порошок… на каторгу… на плаху!!!

За окном всё сильнее визжат полицейские сирены на машинах, которые мчатся к старому графу на помощь. Захлопали автомобильные дверцы. Матвей Савельевич радостно захохотал и двинулся в угол спальни, туда, где у него запасы алкоголя. Старая сволочь плеснул себе в стакан виски и даже успел отхлебнуть пару глотков, прежде чем понял: в особняке происходит что-то странное.

— Что? — граф прислушался, но вместо шума, который должны были устроить полицейские, в доме стоит мёртвая тишина. — Что происходит? — заволновался Жарко. — Ванька, поди, глянь, куда дармоеды запропастились.

Матвей Савельевич плеснул себе ещё виски, но выпить не успел.

Дверь за слугой не успела закрыться, как в широкую щель влетело что-то круглое. Нечто докатилось к ногам. Жарко и он невольно опустил взгляд, чтобы рассмотреть нежданный подарочек.

— Что? — бокал выпал из жирных графских пальцев, с глухим звуком приземлился прямо на мёртвое лицо и скатился на пол. — Это… что это? — отступая к шкафу, пробормотал граф, не веря своим глазам.

— Голова, — подсказал я.

— Чья? — тупо переспросил Матвей Савельевич.

— Полицейского, — уточнил я. Мало ли, вдруг старик слаб глазами и не рассмотрел форменную фуражку, намертво приколоченную к голове длинными гвоздями. И где только взяли? Отморозки.

— Как? Почему? Я не давал приказ… — забормотал граф, на моих глазах теряя рассудок.

Ибо в комнату одна за другой полетели остальные головы, ложась ровно под ноги хозяину спальни. Последней прилетела голова Арины Тимофеевны, жены Матвея Савельевича.

Каким-то образом она попала графу прямо в руки. ошалевший. Жарко хотел отбросить её в сторону, но тут у отрубленная часть тела раскрыла глаза, шевельнула губами и молвила:

— За что ты так с нами, Матвеюшка?

Матвей Савельевич покачнулся и упал навзничь, прижимая к себе жену. Точнее то, что от неё осталось.

— Утра доброго, ваше сиятельство…

— А-а-а-а-а…

— Бумаги, граф, и всё закончится!

— Изыди, щенок!

— А вы молодец, ваше сиятельство, — я обеими руками взялся за лезвие шпаги и медленно вытащил её из собственной груди. — Хороший удар. Теперь я верю, что вы когда-то слыли лучшим фехтовальщиком Империи.

— Кто ты?

Жарко с ужасом смотрит на убитого меня, а я и не думаю умирать.

— Помогите! — слабо взывает к слугам.

Но его никто не слышит. Призраки убитых и умерших по вине графа, обступают Матвея Савельевича со всех сторон, осуждающе качая головами. Протягивая к жирной тушке прозрачные руки, бесплотные духи начинают окружать старого графа. Воздух в спальне выстывает, дышать становится все труднее. Из моег рта вырывается морозное обачко.

Жарко пятится, забыв про меня, спотыкается о прикроватный коврик и падает на спину. Призраки принимают это за сигнал и, завывая, кидаются на орущее сиятельство. Умершие раздирают Матвея Савельевича на части, не обращая внимание на вялое сопротивление и дикий крик.

— Как вам спалось, граф? Приятное снилось? Или не очень? — интересуюсь я, с улыбкой глядя на Матвея Савельевича.

— А-а-а-а-а…

Я стоял у кровати графа Жарко, наблюдая, как он мечется во сне, словно загнанный зверь. Лицо Матвея Савельевич, искажённое ужасом и отчаянием, не вызывало во мне никаких эмоций.

Коржик вопросительно на меня, я кивнул, и старого Жарко снова выгнуло дугой и затрясло.

Через полчаса граф очнулся, сполз с кровати, и, тряся тремя подбородками, огляделся по сторонам. Я щёлкнул выключателем. Ночник озарил комнату мягким светом. Жарко вздрогнул, проморгался и уставился на меня с неприкрытым страхом.

— Хороший ли сон вы видели, ваше сиятельство?" — в очередной раз равнодушно произношу я, внимательно считывая его реакции и эмоции.

Матвей Савельевич дёрнулся и судорожно сглотнул, явно пытаясь совладать с охватившей его паникой. Но тут же закашлялся, видно, горло пересохло, глотать нечего было. Я в очередной раз показываю дулом пистолета на папку с документами.

— Ваше сиятельство, выбор у вас небольшой. Это будет повторяться снова и снова, и снова, — участливо произнёс я, пристально глядя. Жарко в глаза.

— Чего ты хочешь, Свар? — простонал Матвей Савельевич, подслеповато моргая и трясясь всем телом.

— Я уже говорил: где деньги, Лебовски? — холодно процедил я, поднимаясь из кресла.

Жарко икнул и попытался отползти на другой конец кровати. Но с его весом у него ничего не получилось. Граф прижался к деревянной спинке, вскинул руки в умоляющем жесте и засипел сорванным от крика голосом:

— Я отдам! Я всё отдам! Богами клянусь!

Дом содрогнулся от громового раската, в комнате запахло грозой. Я удовлетворённо улыбнулся: похоже, боги-покровители приняли клятву.

Вспышка молнии освещает темноту за окном, граф тихо завыл, прямо на кровати встал на колени и начал неистово молится, упоминая и своих родовых покровителей, и Перуна, и Сварога.

— Слово сказано, Матвей Савельевич, — произнёс я, дождавшись конца молитвы.

Снова раздался удар грома, граф вздрогнул всем телом и прохрипел:

— Слово дано.

— Слово услышано, — подтвердили Коржик и Колокольчик, мрачными тенями выступая из тёмных углов спальни.

— Ваше сиятельство, я жду.

Граф сполз с кровати, на подгибающихся ногах добрёл к рабочему столу, подмахнул документы и даже умудрился уточнить:

— Копия… моя… могу…

— Секундочку. Графиня, Корнелиус, ваши подписи, пожалуйста.

— З-зачем? — просипел Жарко.

— Свидетели, ваше сиятельство. Обычные свидетели сделки. Ваша копия, граф.

— Что это, Мстиславушка? — потрясая документами, застонал Матвей Савельевич.

— Документы, граф, — ухмыльнулся я.

— Это… завещание?

— И завещание тоже, — я развернулся и направился к выходу.

— У-у-уы-ы-уа-а-а-а, — завыл граф, падая в кресло.

Я покидал особняк довольный, планируя следующую операцию. Сломленный бесконечностью собственной смерти Матвей Савельевич сдал с потрохами князя Громова и дочь его, мою несостоявшуюся невесту.

Перед тем как покинуть графский двор, я остановился, оглянулся, достал телефон, набрал сообщение: «Первый готов. Второму приготовиться».

И нажал кнопку «Отправить».