Опрометчивость королевы

Уилликин

Возвращение принца к госпоже Фитцгерберт совпало с публичным отречением от женитьбы на Каролине. Правда, она оставалась принцессой Уэльской и была матерью принцессы Шарлотты, но везде Марию Фитцгерберт принимали с принцем и считали его женой, хотя открыто этого никто не признавал. Несмотря на то, что Каролина, очевидно, смирилась с этим положением, довольно необычным, в душе она испытывала глубокую обиду. Ее единственным другом был король, а его здоровье быстро ухудшалось. Он изредка приезжал к ней, а ей разрешали навещать его. Он выказывал ей свою неизменную и все время усиливающуюся привязанность, о которой она рассказывала мисс Хейман и которая ее очень утешала.

Она все чаще развлекалась в Монтэгю-хаузе и была приятно удивлена, что находятся люди, готовые навещать ее, несмотря на то, что этим они вызывают неудовольствие принца. Недоволен был не только принц Уэльский, но и королева, а так как король становился все более странным день ото дня, казалось, что скоро у Каролины совсем не будет поддержки в королевской семье.

Каролина пыталась показать, что ей все равно, веселая, раскованная, она пыталась вести свою собственную жизнь. У нее была ее любимая дочь, и Шарлотта любила свою мать, как бы ни старались родственники настроить ее против Каролины. У нее была маленькая семья детей бедняков, о чьем благополучии она пеклась, у нее была дружба короля и любовь народа, который считал, что ее несправедливо обижают, и всякий раз пытался показать ей, что он на ее стороне.

Она чувствовала себя затворницей в своем доме в Блэкхите, в стороне от мировых событий, сотрясавших государства. Франция вызывала особую тревогу. Там восходила звезда очень воинственно настроенного человека по имени Наполеон Бонапарт, становившегося угрозой для соседей, и Англия не была исключением. Цены на хлеб росли стремительно, что вызывало брожение среди бедняков.

Однажды майским утром король отправился в Гайд-парк на смотр гвардейского батальона. Собралась толпа зевак посмотреть парад, все шло гладко, когда вдруг раздался звук выстрела и один из зрителей упал на землю. Толпа нарастала, король хотел знать, что произошло, и ему сказали, что какой-то человек ранен пулей. Ни у кого не было сомнения, кому предназначалась эта пуля.

Король был спокоен, он давно убедил себя, что короли должны быть готовы умереть в любую минуту. Что до него, то болезнь постоянно держала его в страхе сойти с ума, и он говорил себе, что внезапная смерть лучше, чем годы прозябания в туманном мире безумия.

– Продолжайте парад, – сказал он и вел себя так, как будто ничего не случилось.

Люди, бывшие свидетелями инцидента, рассказывали об изумительной храбрости короля, в тот вечер он еще побывал на спектакле в Друэри Лэйн, там его громко приветствовали, но, когда он встал в ложе, чтобы ответить на приветствия, в него выстрелил человек из партера.

Второй раз за день он избежал смерти, пройди пуля на несколько дюймов ниже, она бы непременно угодила в него.

Наступило гробовое молчание, а затем послышался возмущенный ропот и стрелявшего безумца схватили.

Король продолжал сохранять редкостное спокойствие и даже дал знак продолжать спектакль. Он заснул в антракте, обычно над этим смеялись, но в этот раз ему аплодировали.

Невозможно было не восхищаться мужеством короля. В тот вечер Шеридан, директор Друэри Лэйн, написал дополнительную строфу для национального гимна и пропел ее королю:

Король слушал, как собравшиеся пели эти новые строки, и в глазах у него стояли слезы.

А когда выяснилось, что убийца-неудачник является неким Джеймсом Хедфилдом, старым солдатом, раненным в голову и страдающим от галлюцинаций, король был милостив к нему, он всегда симпатизировал страдавшим от безумия.

Для народа он сразу стал героем, а не болтливым старым Георгом, селянином Георгом, вечной мишенью для карикатуристов, изображавших его с крестьянами, обсуждающим приплод свиней или спрашивающим у старушек, как печь пироги с яблоками. Теперь они его любили, хотя и посмеивались над тем, что он такой домашний, такой простой и сует свой нос в каждую мелочь. Человек, который повел себя так хладнокровно после покушения на его жизнь, – это совсем другое дело.

Но скоро они забыли про его храбрость, и он опять стал старым Георгом, праведным, скупым, отцом большого и беспокойного семейства, бедным старым Георгом, впадавшим в сумасшествие.

Пит ушел в отставку, а он был якорем короля с тех самых пор, когда показал себя самым способным министром в королевстве, а было ему тогда двадцать пять лет от роду.

Постоянная тревога короля о состоянии дел в Европе, эта новая угроза – Бонапарт, супружеские дела его сына сделали свое дело.

Он заболел, лихорадкой, говорили доктора. Но все знали, к чему ведут такие лихорадки у короля. Королева была в отчаянии, а принц Уэльский с надеждой думал о регентстве. Один раз он уже был к нему близок, а регентство принцу давало большую власть.

Но король выздоровел, хотя иногда вел себя странно.

Однажды утром Каролину разбудили слуги, объявив, что приехал король и хочет ее видеть.

Боясь, что что-то случилось, Каролина не стала одеваться, а спустилась, как была, в ночном халате, приветствовать тестя.

Король обнял ее очень сильно, что вызвало у нее беспокойство. Она всегда чувствовала, что его влечет к ней.

Взгляд у него был немного странный, когда он объявил:

– Вы постоянно у меня на уме. Постоянно. Постоянно, понимаете, да? Что?

Каролина ответила, что понимает, это большая честь для нее, ведь о ней думает ее дорогой тесть и дядя.

– Мой бедный, бедный Георг, как он обращается с вами… я думал о вас. Я думал о вас. Я был болен… очень болен… вы понимаете, э, что? И я думал о вас. Я решил отдать вам должность смотрителя королевского парка в Гринвиче. Вы понимаете, да? Что?

Каролина упала на колени и поцеловала ему руку. Он глядел на нее со слезами на глазах.

– Все неправильно, – сказал король. – Все неправильно. Так гадко обращаются с вами. Тогда как он гуляет… Всегда он тревожил меня. Был таким прелестным малышом, прекрасным ребенком… всегда хорошо ел… всегда выдержанный в детстве… а потом из-за него бессонные ночи. Десять ночей подряд. Королевский смотритель Гринвичского парка, понимаете, да? Что?

Каролина поняла. Это был триумф. Старая ведьма расстроится. Но король, добрый сумасшедший король был ее другом, и она должна благодарить Бога за это.

Жизнь стала приятной для Каролины, так много интересных людей были рады стать ее гостями. Где появлялся Каннинг, там всегда возникали блестящие беседы. Его сопровождала миссис Каннинг, бывала и леди Хестер Стэнхоуп, эксцентричная молодая женщина, к которой очень влекло Каролину, бывал видный политик Спенсер Персиваль, за ними следовали другие. Приходили мистер Пит с видными представителями партии тори, в конце концов, принц был известный виг, а значит, тори поддерживали принцессу Уэльскую.

Каролина радовалась, устраивала пышные приемы, которые проходили со всей торжественностью. Она танцевала с гостями, смеялась с ними, играла в шумные игры. По тому, как она себя вела, никто не принял бы ее за принцессу Уэльскую, но все ее гости знали, что никогда еще не было такой принцессы Уэльской, как Каролина Брунсвикская. Но больше всего она любила проводить время с теми, кого она называла «своими детьми». У нее была своя школа, где под ее предводительством дети получали прекрасное образование. Там не учили грации и хорошим манерам. Это было иное образование, она хотела, чтобы бедные дети, без всякого состояния выходили в мир с ремеслом, она хотела, чтобы девочки умели вести домашнее хозяйство, могли управлять домом и были хорошими женами, а мальчики плотничали, столярничали, одним словом, были приспособлены к делу. Она, жутко непрактичная во многих делах, была совершенно иной, когда это касалось детей. Каждый день она обедала с ними. Они называли ее мамой и совсем не стеснялись. Если они поранили себя, то сразу бежали к ней. Она перевязывала раны, утешала и целовала их.

– Только одно мне не нравится в моих детях, – говорила она, – что они не мои собственные.

Говорила с горечью, потому что в каждом ребенке видела свою дочь Шарлотту, она жила теми часами, которые могла проводить со своей маленькой девочкой.

– Вся моя жизнь, – говорила она мисс Хейман и миссис Фитцджеральд, – в моем ребенке, я так хотела, чтобы он у меня был, а когда он родился, мне сказали, что он принадлежит государству, а не мне. Какая трагедия! Но я не должна жаловаться, правда? У меня моя маленькая семья, и я думаю о них, как о своих собственных… маленьких детях, которые бы у меня были, если бы мне разрешили выйти замуж по велению сердца. За моего дорогого Тебингена. Ах, я могла бы рассказывать вам без конца о моем любимом майоре. Он стоил сотни принцев. Но он был недостаточно хорош для бедной маленькой Каролины. Разве не смешно?

Они уже привыкли к слишком откровенным речам хозяйки и не усматривали в них ничего дурного.

Дети видели, что она была очень занята в Монтэгю-хаузе. Одно поле она засадила картофелем, чтобы его можно было продать и потратить вырученные деньги на ее детей.

Ей нравилось бродить вокруг поля, когда копали картошку.

– Вот, видите, – говорила она своим придворным леди, – не надо мне было быть принцессой. Лучше бы мне родиться крестьянкой, выйти замуж за кого хочется, растить детей… своих детей… иметь большую семью.

Самыми счастливыми были дни, когда она видела Шарлотту. Она придумывала игры, чтобы развлечь ребенка, она безумно любила свою девочку, и та отвечала ей взаимностью. Она знала, что принц строит планы разлучить их и давно бы сделал это, если бы не вмешательство короля.

Она открыла у себя дар скульптора. Первое, что она вылепила, была головка ее дочери.

– Она будет напоминать о тебе, мой ангел, когда ты не со мной.

Шарлотта была заинтригована, она сидела тихо, как могла, пока мамочка лепила, потом они играли в шумные игры, Шарлотта становилась сорванцом, пока не приходило время возвращаться в Карлтон-хауз.

«Итак, – думала Каролина, – я надолго лишена моего собственного ребенка и должна завести приемную семью, чтобы не грустить».

Она решила, что морская служба для мальчиков – хорошая карьера, это привело ее к адмиралу Сэмюэлю Худу, управляющему Гринвичским госпиталем. А через него она познакомилась с человеком, сыгравшим важную роль в ее жизни. Это был красавец моряк, сэр Уильям Сидней Смит, которого все знали, как сэра Сиднея, он сразу увлек Каролину, у него были замашки авантюриста, что ей очень импонировало. Он сражался во многих морских баталиях, мог без передышки рассказывать всякие захватывающие дух истории. Ему всегда были рады в Монтэгю-хаузе.

Каролина была заворожена им и не делала тайны, что интересуется им. Он всегда мог свободно бывать в Монтэгю-хаузе, когда объявлялся в этих местах.

– Ваше Высочество, – говорил он ей, – я готов в любой момент, когда вы пригласите меня, навестить вас, потому что я как раз сейчас ненадолго остановился в доме моего друга сэра Джона Дугласа.

– А это рядом со мной? – хотела знать Каролина.

– Близко от Монтэгю-хауза. Ваше Высочество, конечно, видели этот дом, когда проезжали мимо. Это ближний дом к Монтэгю-хаузу. Вам надо познакомиться с Дугласами, они забавная пара. Джон Дуглас был со мной при Сен-Жан д'Акре. Это когда я командовал обороной. Вот были славные деньки! Я мог бы вам много чего порассказать. Это случилось перед тем, как я принял командование Александрией. Я помню, как пришла весть, что Наполеон штурмует Яффу.

Глаза принцессы широко раскрылись от возбуждения. Если уж у нее не будет много детей в семье, она станет путешествовать по свету, повидает новые места, познакомится с необыкновенными людьми.

– Ну вот, мой друг Дуглас был там со мной. А теперь, пока я на берегу, я остановился у них. Леди Дуглас – очаровательное создание. Она недавно родила чудесного ребенка.

– Ребенка?

– Да, малютку-девочку. Симпатичное, забавное существо, уверяю вас. Ваше Высочество не пожалеет, если познакомится с матерью и девочкой.

– Я это обязательно сделаю, – сказала Каролина, – тем более что они очень близкие соседи.

«Какой холодный день», – подумала Каролина. Как бы она хотела очутиться в одной из этих жарких солнечных стран, о которых с увлечением рассказывал сэр Сидней. Но ее судьба оставаться здесь. Она приехала в Англию, чтобы стать принцессой Уэльской, а когда-нибудь и королевой, но это будет очень не скоро, разве что после смерти короля.

Она почувствовала странное беспокойство, тут же послала за мисс Хейман и сказала ей, что идет гулять.

– Одни, Ваше Высочество?

– Да, дорогая Хейман, одна.

Ей было забавно видеть ужас в глазах дорогой Хейман. Они должны бы уже к ней привыкнуть. С ней ведь не обращались, как с принцессой, и жила она не в Карлтон-хаузе, поэтому она могла вести себя свободно, как всякая селянка, и гулять одна, если пожелает.

В своем сатиновом плаще, в желтых высоких сапогах, она выглядела достаточно живописно. Мария Фитцгерберт, наверное, назвала бы ее сорванцом. Ну, Мария, любовь моя, а принцесса все-таки я, отнюдь не вы!

– Теперь, моя любовь, принесите мою шляпу из соболей, и я отправлюсь на прогулку.

Когда ей принесли шляпу, она надела ее набекрень.

– Вот, моя дорогая, принцесса Уэльская идет подышать воздухом, без эскорта… зато никаких огорчений. Потому что она так хочет, так велит ей сердце.

– Выше Высочество…

– Нет, моя дорогая, мне не нужна ваша компания. Я пойду одна.

Она вышла из Монтэгю-хауза, улыбаясь. Она точно знала, куда идет. Она навестит леди Дуглас, посмотрит очаровательное дитя и, может быть, увидит сэра Сиднея, если он там.

Она нашла дом, который он ей описывал. Как туда войти? Подойти к двери и просто постучать? Или нет? В Брунсвике она так и делала, когда хотела навестить бедняков. Но здесь не Брунсвик, там она была принцессой Каролиной маленького герцогского двора. Может, принцесса Уэльская должна это делать по-другому?

Она коснулась рукой ворот и заколебалась. Потом принялась ходить взад-вперед перед домом.

Какое имеет значение, как я войду, главное, что я попаду внутрь.

Привлекательная молодая женщина быстрым шагом вышла из дома и подошла к Каролине. Открывая ворота, она спросила:

– Вы что-то хотите? Я могу вам помочь?

– Вы леди Дуглас?

– Да, это я.

– Я так и думала. Я слышала, вы мать очаровательной маленькой девочки. Могу я ее увидеть? Я очень люблю детей.

– Мадам, – начала удивленная женщина, – я, право, растеряна…

– Сэр Сидней рассказал мне о ней. Сэр Сидней Смит. Он был у меня в Монтэгю-хаузе, видите ли.

– Монтэгю-хауз… но это же…

Каролина кивнула.

– Да, конечно. Я принцесса Каролина… принцесса Уэльская.

– Ваше Высочество!

– Давайте лучше без церемоний. Пожалуйста, попросите меня войти.

– Мой скромный дом… к услугам Вашего Высочества.

– Ну, пойдемте, покажите мне вашу дочку.

Это было начало, и сэр Сидней оказался прав. Дитя на редкость очаровательное. А что касается сэра Джона и леди Дуглас, то они были рады принять у себя Ее королевское Высочество. Пока готовили и подавали угощение, пришел сэр Сидней. И начался оживленный разговор между ним и принцессой.

Визит Каролине необычайно понравился, а сэр Сидней попросил разрешение проводить ее до Монтэгю-хауза, каковое она ему милостиво дала.

Дугласы надеялись, что смогут снова иметь удовольствие видеть Ее Высочество у себя, но они надеяться, что она предупредит их, чтобы они успели подготовиться к достойному приему столь высокой гостьи.

– Чепуха! – сказала она. – Меня приняли очень достойно. Я не люблю церемоний. Приходите ко мне в четверг на прием в Монтэгю-хауз. И конечно, я вас тоже еще навещу. Мы ведь соседи.

Когда Каролина с сэром Сиднеем ушли, Дугласы глядели друг на друга в изумлении.

– Я чувствую, эти два часа просто-напросто приснились мне, – сказала леди Дуглас.

– Всегда говорили, что она слишком эксцентричная.

– Кто бы поверил, что она… эта женщина… наша будущая королева.

– Все, что мы о ней слышали, должно быть, правда.

– Какое приключение! – сказала леди Дуглас. Она посмотрела на мужа. Он был храбр и отважен, и дела его шли неплохо. Он получал пенсион за участие в обороне Сен-Жан д'Акра вместе с сэром Сиднеем. Но в семье она была главной, она всегда знала, что делать, он во всем доверялся ей.

Когда она предложила, чтобы веселый холостяк сэр Сидней жил в их доме, когда он бывает на берегу, муж не возражал, а если бы даже узнал, что между ними существует связь, все равно бы не возражал. Он был не из тех, кто возражает, и это подходило леди Дуглас и сэру Сиднею.

Но чтобы к ним в дом пришла принцесса Уэльская, как простая сельская женщина!

– Я знаю, у вас прекрасная дочь… – передразнила леди Дуглас с сильным акцентом. – Как удивительно!

– Вы находите ее привлекательной? – спросил сэр Джон.

– Я бы сказала, что это знакомство намного привлекательнее самой принцессы, – с ухмылкой заметила леди Дуглас.

– Вы думаете, оно может принести нам удачу?

– Надо сделать все, чтобы принесло. Боже правый, разве вы не видите, что это может означать для нас. Высокопоставленные друзья! Мой дорогой друг и соседка – мадам Каролина. Она явно сумасшедшая, она дикая… она ведет себя странно. Да, это все так. Но она принцесса Уэльская!

– Сидней, кажется, увлекся ею.

Леди Дуглас отвернулась, чтобы скрыть гримасу.

– Он непременно должен увлечься принцессой Уэльской. И вы должны… и я, мы все должны, если у нас есть хоть чуточку ума.

Леди Дуглас оставила мужа и пошла к себе, как она сказала, обдумать все хорошенько на досуге.

Из окна она наблюдала за возвращением сэра Сиднея, а когда тот вернулся и поднялся к себе в комнаты, которые она отвела для него, она уже поджидала в его спальне.

– Ну? – потребовала она.

– Это фантастическая вещь! Я едва могу поверить.

– Она сама и есть фантастическая вещь, вы правы.

– Ну, ну, Лотти. Вы говорите о принцессе Уэльской. Помните это.

– Я верю, что вы уж точно запомнили.

– Ну и что это значит?

Она бросилась к нему и обняла его за шею.

– Вы хорошо знаете. Он рассмеялся.

– Я… и принцесса Уэльская! Перестаньте, Лотти! У вас слишком пылкое воображение.

– Следите, чтобы не давать себе волю во всем, что касается этой женщины.

Он снова рассмеялся и обнял ее.

– Ваше свободное время принадлежит мне, – нежно шепнула она ему. – Помните это.

– Как будто вы мне дадите забыть.

– И верно, не дам. Но если вы забудете, быть беде. Вы знаете.

– Я знаю мою Лотти.

Дружба с Дугласами расцветала. Леди Дуглас, верила Каролина, самая замечательная личность. Она полна веселья, неистощима на выдумки, готова играть в самые шумные игры, которые предлагала Каролина на своих приемах, а еще была ее маленькая дочь, которую окрестили Шарлотта Сидней. Их объединяло то, что у обеих были дочери Шарлотты, и Каролина часто делала подарки девочке, этому обожаемому маленькому теплому комочку.

Как довольна она была, что отважилась в тот день навестить Дугласов. Они много развлекались теперь вместе, а сэр Сидней всегда был на приемах заводилой и шалил напропалую. У него был талант придумывать всякие игры, и очень часто это были игры в фанты. А цена, которую он требовал с дам, это, конечно же, поцелуй. Подобные развлечения вызывали веселое оживление. А когда Каролине выпадало платить за свой фант, сэр Сидней не менял условия, и Каролина его сердечно целовала. Он был ее дорогим другом, который скрашивал жизнь, делал ее восхитительной.

Капитан Мэнсли тоже часто бывал в Монтэгю-хаузе. Он очень интересовался ее подопечными мальчиками и говорил, что море сделает из них отличных моряков, из тех, кто, ясное дело, сдюжит.

– Ну, вы совсем как отец родной для моих дорогих мальчиков, – кричала она в свойственной ей импульсивной манере. Когда он уезжал, она сердечно поцеловала его, чтобы показать, как она ему признательна.

Она не понимала, что ее поведение замечают и обсуждают не только ее друзья, но и слуги. Она не знала, что некоторые из них были приняты на службу по приказу принца Уэльского, что за ее поведением наблюдают и потом обо всем сообщают принцу.

– Дорогой, дорогой капитан Мэнсли, – восклицала она, – какой вы прекрасный человек! И какой добрый.

Что до сэра Сиднея, то она очень привязалась к нему. Он был душой ее приемов, она наслаждалась его весельем, а он всегда держал ее в напряжении рассказами о море, в которых он выступал отважным героем.

С тех пор как она приехала в Монтэгю-хауз, ей удалось создать вокруг себя маленький кружок, который весьма скрашивал ее жизнь.

Король приезжал и привозил подарки для нее и маленькой Шарлотты. Она была печальна, видя, как ухудшается его здоровье. Он говорил очень быстро и немного бессвязно, что тоже огорчало ее.

– Ну, ну, ну, так вы здесь прижились, э? Вы знаете, это неверно, неверно, неверно. Вы должны жить в Карлтон-хаузе. А маленькая Шарлотта, славное дитя? Вы видите ее? Рад этому, рад этому. Хотя вы должны быть там. Не люблю нелады в семье. Мой отец ссорился с его отцом… его отец ссорился со своим отцом… а теперь мой сын… Зачем нужны сыновья? Счастье, что у вас есть дочь. Хотя я так тревожусь об Амелии. Вы когда-нибудь видите принцесс?

– Я никогда их не вижу, дядя, дорогой. Я думаю, им велено избегать меня.

– Не нравится мне это. Все неверно… неверно… все должны быть друзьями. Хочу, чтоб вы вернулись к принцу.

– Он никогда не примет меня, Ваше Величество, да я сама не хочу возвращаться. Я счастлива здесь. Если бы только со мной была моя Шарлотта, мне больше ничего не было бы нужно…

– Счастлива, э? Нравится здесь? Не годится для принцессы Уэльской. Надо жить в Карлтон-хаузе. Не нравится мне это. – Он смотрел на нее оценивающим взглядом. – Красивая женщина… хорошая грудь… надо написать. Написать ваш портрет. Этого не сделали с тех пор, как вы приехали? Надо сделать. Я пришлю человека, придворного художника, вам понравится, да? Что?

– Ну да, Ваше Величество, я буду очень рада.

– Предоставьте это мне. Я всегда прав. Я пришлю художника, да? Что?

Бедный, бедный дядя Георг, думала Каролина, когда он ушел. Однажды он окончательно потеряет рассудок.

Она верила, что он забудет о своем обещании написать ее портрет, и думала, что больше не услышит об этом. Поэтому очень удивилась, когда сэр Томас Лоуренс приехал в Монтэгю-хауз.

Каролине художник понравился с самого начала. Он был красив, молод, лет тридцати и очень галантен. Она обнаружила, что ей нравится, когда ее окружают мужчины, которым небезразлична. Их внимание и комплименты помогали забыть оскорбления принца Уэльского, потому что, хотя она и делала вид, что он привлекает ее не больше, чем она его, гордость ее была уязвлена. Такие мужчины, как капитан Мэнсли и сэр Сидней с их постоянной галантностью и вечными восклицаниями «Ах, если бы я осмелился», были приятны ей. А теперь к их числу прибавился молодой галантный художник.

Как написать портрет принцессы? Давайте решим вместе. Она видела некоторые его работы. Написать ее такой же красивой, как других?

– Сказать по правде, Ваше Высочество получится красивее их всех.

Она громко смеялась. Ходила с ним под руку. Он немного удивлялся фамильярности, как и все поначалу, но, поскольку был наслышан об эксцентричности принцессы Уэльской, быстро привык.

Было удовольствием позировать сэру Томасу, говорила она слугам. Проследите, чтобы нас не беспокоили.

Ей кивали и хитро подмигивали за ее спиной.

– Вот жизнь, – говорили они друг другу, – служим такой хозяйке. Ей нравятся мужчины. Как будто сэра Сиднея и капитана Мэнсли не хватает. Теперь вот еще сэр Томас Лоуренс.

Однажды утром миссис Фитцджеральд пришла сказать Каролине, что произошел несчастный случай. Миссис Лайзл, одна из ее придворных дам, упала и сломала ногу.

Каролина очень сочувствовала всем придворным и особенно увечным. Она прибежала в ее комнату и увидела, что леди лежит на постели с распухшим коленом.

– О, моя дорогая, моя любовь, очень больно? Мы должны вызвать врача. Фитц, дорогая, проследите, чтобы за ним сейчас же послали. О, моя дорогая Лайзл, лежите тихо, не двигайтесь.

Она расспрашивала про больное колено, про то, как это случилось, сильно ли болит. И она будет очень, очень сердиться, если дорогая Лайзл встанет с постели раньше, чем доктор поставит диагноз.

Миссис Лайзл думала, как добра принцесса. Правда, она вела себя так, как принцессе не подобало, зато она так заботилась о больном колене, о том, как его вылечить. В такие минуты все любили принцессу.

Приехал доктор и поставил диагноз. Сложный вывих колена, да и кость ноги тоже повреждена. На больную ногу нельзя наступать, по крайней мере, две недели.

– У меня уйма работы, – жалобно проговорила миссис Лайзл.

Каролина, настоявшая, чтобы присутствовать при диагнозе, закричала:

– Какая чепуха! Конечно, она будет лежать в постели. Я сама прослежу за этим, доктор.

– У принцессы самое доброе сердце на свете, – сказала миссис Лайзл.

Каролина снова возражала:

– Чепуха! – но была довольна. Это правда, что она любила тех, кто служил ей, и хотела все для них сделать, что только можно.

В тот день ее посетила леди Дуглас. Она приходила довольно часто, и они с Каролиной слыли подругами. Их дополнительно связала беременность леди Дуглас.

– Счастливая, счастливая вы! – кричала принцесса, прослышав об этом.

Теперь она часами могла беседовать с леди Дуглас. Каролина встречала ее с теплотой.

– Как вы сегодня, моя дорогая? Я верю, вы заботитесь о себе? О, как я вам завидую. И никто не пытается отобрать у вас вашу дорогую Шарлотту. А я вчера видела мою. Какой сорванец! Вот будет буйная девица. Вы не представляете, как мне ее не хватает. А вы, счастливое создание, дочь с вами, и опять ребенок. Кого вы ждете, мальчика, девочку?

– Какая разница? – сказала леди Дуглас. – Как только у вас родится ребенок, вы бесконечно рады ему.

Каролина захлопала в ладоши.

– Как вы правы, моя дорогая. И умоляю, как дела у сэра Джона и сэра Сиднея?

Леди Дуглас подавила в себе волну ревности и злости. Сидней сказал, что ничего серьезного в его отношениях с принцессой не было. Обычный флирт. Можно ли ему верить? Вовсе нет. Он прирожденный авантюрист. У него повсюду любовные приключения, где только можно их найти. Нашел ли он здесь подругу сердца? Она не была уверена. Были ли у Каролины любовные интриги с Мэнсли и Лоуренсом? Сплетен ходило достаточно. Лотти велела своим слугам подружиться со слугами принцессы. Слуги всегда такие прекрасные сыщики и доносчики, у них не только больше возможностей узнать о неладах в семьях, где они служат, но у них на скандалы просто нюх. Некоторые утверждали, что нет, а некоторые говорили, что да. «Она у меня заплатит, если я узнаю, что между ней и Сиднеем что-нибудь было, принцесса Уэльская она или нет!» – думала леди Дуглас. И может быть, поскольку она принцесса Уэльская, разделаться с ней легче, чем когда б она не занимала такого высокого положения.

Извечный вопрос донимал ее: «Верен ли мне Сидней?» Какой дурой ей надо было быть, чтобы увлечься этим человеком. Это на нее не похоже, обычно она такая тихая и практичная. Однако с тех пор, когда она встретила Сиднея… Ну да, она одержима этим человеком с первого мига, как только помнит себя. И она ожидает верности взамен. Но если он был любовником принцессы…

Вот она, эта женщина, сильно нарумяненная, непричесанная, с большим вырезом, не скрывающим пышную грудь. Глядя на нее, можно представить, что у сомнений на ее счет имеются основания.

«Клянусь Богом, если я узнаю, ну и задам ему». Между тем сладким голосом она поверяла свои женские тайны, рассказывала, как заботится о себе женщина во время беременности, ибо должна делать это ради ребенка.

Принцесса слушала с интересом. Можно было подумать, что она сама на сносях.

– Бедная Лайзл повредила вчера ногу, – вдруг сказала она. – Я настаиваю, чтобы она лежала в постели две недели. Доктор так велел. Конечно, дорогая юная душа тревожится, как я обойдусь без нее. Будет трудновато. Когда дамы отсутствуют, мне их не хватает.

– Какое счастье служить Вашему Высочеству.

– Ах, так повезло, что мне служат такие ангелы. О… только что мне пришло на ум. Я думаю, может, вы хотели бы эти две недели послужить почетной горничной здесь в доме? Это было бы забавно, мы могли бы говорить и говорить. А я лично прослежу, чтобы вы ничего не делали, упаси Бог навредить ребенку.

Две недели жить в Монтэгю-хаузе! Это весьма интересно. Она могла бы многое узнать. Сидней мог бы навещать ее здесь. Ее развлекала мысль о том, что все они соберутся под одной крышей, включая эту женщину, которая вполне могла быть его очередной любовницей.

– Ваше Высочество так добры ко мне.

– Вы не думаете, что сэр Джон будет возражать?

– Сэр Джон! – Она не должна вызывать презрения к своему мужу. Это могло испортить представление о ней у принцессы. – О, сэр Джон, я уверена, будет рад. Он станет гордиться оказанной мне честью.

– Тогда решено.

Так леди Дуглас на две недели осталась в Монтэгю-хаузе.

Сколько там ходило сплетен, и все о детях. Леди Дуглас присутствовала, когда дети пришли приветствовать принцессу. Она наблюдала за ними, когда они завтракали вместе, видела ее преданность им и думала, что принцесса все-таки сумасшедшая.

– Счастливое, счастливое создание, – говорила она леди Дуглас. – У вас уже есть ребенок и скоро будет еще. Уверяю вас, у вас будет большая семья. Десять, не меньше.

Спаси Господь, думала леди Дуглас. Приходил сэр Сидней, но старался не оставаться наедине с леди Дуглас в Монтэгю-хаузе.

– А как же принцесса, – спрашивал он, – вдруг узнает?

– У нее будет шок?

– Если верить тому, что о ней говорят, то будет.

– Вы, вероятно, знаете о ней больше, чем другие.

Сэр Сидней рассмеялся.

– Я вызываю у вас ревность, моя дорогая?

– Это что, самодовольство?

– А почему бы мне не быть самодовольным? Я ведь моряк-герой, моя любовь.

– И любовник принцессы Уэльской?

Глаза сэра Сиднея сверкали.

– Тише, тише, нас могут услышать. Это измена.

Она схватила его за руку и стала трясти.

– Это правда?

Он только смеялся. Она думала, как он невероятно привлекателен.

Она хотела подчинить его себе, как сэра Джона, но, конечно, не могла, а это делало его еще более привлекательным.

– Ответьте мне, ответьте, прошу вас.

В его глазах читалось озорство.

– Спросите принцессу, я хочу послушать, что она скажет.

Как ей узнать, правда это или нет? Но с этого момента она решила, что это правда, и ее ненависть к Каролине сделалась, как зубная боль. Она чувствовала желание уничтожить принцессу.

Две недели прошли внешне ничем не омраченные, и Каролина не догадывалась о чувствах, обуревавших леди Дуглас.

А когда миссис Лайзл снова была на ногах, леди Дуглас вернулась домой.

– Это такая честь – служить Ее Высочеству, – льстиво говорила она.

– О, не называйте это службой! – восклицала принцесса. – Это был дружеский визит.

Вскоре после этого принцесса, гуляя по округе, наткнулась на очень бедные лачуги. Это на нее подействовало угнетающе.

Сначала ее привлекла миссис Остин, которая вот-вот должна была рожать. Она остановилась возле ее дома, чтобы побеседовать с женщиной.

– Я вижу, у вас скоро будет ребенок.

– Прямо горе, – вздохнула женщина, узнав принцессу. Большинство жителей знали ее в лицо, они привыкли к ее странным выходкам. Она не требовала никакой почтительности.

– Моя дорогая добрая женщина, как вы можете говорить такое? У вас скоро будет самый бесценный дар… дитя… а вы говорите, что это несчастье.

– У меня слишком много бесценных даров, мадам, больше, чем я могу прокормить.

Каролина испытывала к женщине сочувствие.

– Вы пришли бы ко мне, я помогла бы вам. Больше вам не о чем тревожиться, я буду посылать вам еду. И я прослежу, чтобы о ребенке позаботились, когда он родится.

– Всем известна ваша доброта, Ваше Высочество. И мы знаем, что вы всегда держите слово. Этот день для меня такой удачный.

Каролина шла своей дорогой, но она не могла не думать о ребенке, который должен родиться. Бедный, он появится на свет нежеланным. Если бы она была его матерью, если бы у нее могло быть дитя, которое принадлежало бы ей, которое бы не отбирали, как бы она могла быть счастлива!

Она не могла выбросить Остинов из головы. На следующий день она пришла к ним с одеялами и едой. Скоро стало ясно, что, хотя ее интересовали все дети и все беременные матери по соседству, к семейству Остинов у нее интерес особый.

– Ребенок миссис Остин родится через два месяца, – сказала она леди Дуглас, когда та ее навестила. – Интересно, мальчик будет или девочка.

– По-моему, ей все равно.

– Она сказала, что у нее их слишком много. Бедный малютка! Как будто их может быть слишком много. Странно, что одни думают так, а другие отдали бы годы жизни, чтобы у них был хоть один.

– Ваше Высочество так любит детей. Может, у других женщин просто нет материнского чувства.

Каролина сложила руки, как будто качала младенца. Вдруг она начала смеяться.

– Вы знаете, я чувствую, что будто я беременная. Леди Дуглас встревожилась.

– Да, – настаивала Каролина. – В самом деле. Миссис Остин говорила мне, что она чувствует. Это мне было так понятно. Я сказала ей: «Ну, миссис Остин, я чувствую то же, что и вы. В самом деле».

Леди Дуглас пристально посмотрела на это странное создание.

Возможно ли? Была ли она столь чувствительна? Сидней сказал бы, что это все лишь шутка.

«Я верю, что это так. У нее такой вид. Она возбуждена. Я почти уверена в этом», – думала леди Дуглас с раздражением.

Когда леди Дуглас ушла, Каролина приказала подать мантию и шляпу. Она ничего не рассказала леди Дуглас. Нет, это пока секрет. Этого может и не случиться. Сначала она поговорит с миссис Остин, которая сейчас не хочет ребенка, но женщины меняются, когда родятся дети. Это в порядке вещей, и Боже упаси отобрать ребенка у матери.

Когда пришла Каролина, миссис Остин стояла на пороге дома.

Она пригласила ее войти. Дом был маленький, темный и грязный. Подумать только, новая бесценная жизнь должна начаться в таком месте.

Миссис Остин вытерла пыль со стула для принцессы.

– Спасибо, миссис Остин. Я пришла обсудить очень важное деликатное дело.

– О мадам!

– Не пугайтесь. Если вы скажете «нет», я пойму. Когда родится ребенок, не могли бы вы отдать его мне?

– Отдать его вам, мадам! Вы хотите сказать, что желаете его забрать к себе?

– Да, я этого хочу, миссис Остин. У меня дочь, моя маленькая Шарлотта, но мне не разрешают быть с ней все время. Я хочу своего ребенка… чтобы заботиться о Нем… чтобы он всегда был со мной, вы понимаете? Вы сказали, что у вас слишком их много. Я прошу вас отдать мне только одного.

– Вы имеете в виду, мадам, что вы возьмете ребенка… Как тех, что учатся в вашей школе и за которыми вы присматриваете, кормите их, учите ремеслу…

– Нет, я не это имею в виду. Я хочу взять его, когда он родится. Я хочу заботиться о нем сама. Я хочу усыновить его.

– Но, мадам…

– Я могу понять, что вы не хотите с ним расстаться.

– Я перенесу это, мадам. Я не могу поверить, это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Так вы отдадите?

Когда Каролина вышла из дома, ее глаза сияли. Через два месяца у нее будет собственный младенец, она будет заботиться о нем, воспитывать, уж его-то у нее никто не отберет.

Она ворвалась в Монтэгю-хауз. Некоторые слуги могли слышать ее бессвязные восклицания:

– Моя дорогая Фитц… Лайзл, моя любовь, случилось удивительное, у меня будет ребенок.

Спенсер Персиваль, который стал теперь генеральным прокурором, часто посещал Монтэгю-хауз. Каролина знала, что он был другом, которому можно доверять, и она была рада его успеху. Она знала также, что он очень умен, беседа с ним всегда одно удовольствие, он пересыпал любой разговор эпиграммами. Он был вообще необычным человеком, заслужившим одобрение Пита, однако она понимала, что если такие люди дружат с ней, то это вызывает великую досаду принца Уэльского. Из-за одного этого стоило их принимать, но она любила самого Персиваля и была рада, что он ее ДРУГ.

Она доверяла ему очень многое – какое счастье довериться умному человеку! Он знал о школе, детях, о которых она заботилась, он одобрял благие деяния среди простого люда.

Теперь она чувствовала, что может поговорить с ним об Остинах, но решила быть благоразумной и не говорить о планах усыновить ребенка. Больше, конечно, из суеверного страха, что если она об этом проговорится, то ничего не получится. Она никогда не могла понять, как мать может расстаться со своим дитем, ее преследовала мысль, что, когда наступит время, миссис Остин раздумает. Мало того, роды опасны сами по себе. Если ребенок погибнет, это будет жестокий удар. Поэтому она из суеверного чувства, решила никому ничего не говорить, пока ребенок не будет у нее на руках.

Но ее тревожила бедность Остинов.

– Я нашла очень бедную семью по соседству, – сказала она Персивалю. – Я знаю, вы понимаете мою заботу об этих людях.

Он понимал. Он хотел, чтобы другие высокородные люди тоже были так же совестливы, как она.

– Тогда, я знаю, вы поможете мне. Отец этой семьи – хороший, уважаемый человек, который работал на верфи, пока не потерял работу. У них много детей, я помогаю им, как могу, но они были бы более счастливы, если бы он сам мог заработать на жизнь. Они не хотят жить на подаяние. Я могу рекомендовать Сэмюэля Остина как хорошего, работящего человека. Вы не могли бы что-нибудь сделать для него?

Персиваль пообещал, что сделает все, что только сможет. Он не сомневался, что сможет найти место для хорошего, честного человека, да еще рекомендованного принцессой.

Через неделю Каролина смогла принести хорошую весть Остинам, Сэмюэля снова ждала работа на верфи.

– Вы наш добрый ангел, – сказала миссис Остин.

– А вы не передумали насчет мальчика?

– Мадам, неужели вы думаете, что я дура? Этот мальчик будет самым счастливым в Блэкхите.

– Я постараюсь это сделать, – сказала Каролина.

Леди Дуглас родила вторую дочь. Как только до нее дошла эта новость, Каролина отправилась к ней в дом с щедрыми подарками для матери и ребенка.

– Моя дорогая, – громко восклицала она, садясь на постель, – вы, должно быть, самая счастливая из всех женщин!

Леди Дуглас попросила няню принести девочку, и ее положили на руки принцессе. Каролина была в восторге.

– Какая хорошенькая! Я ее обожаю. Я бы вам позавидовала, если бы… но это секрет. Придет время, и вы узнаете.

Леди Дуглас сжала кулаки под одеялом и думала: «Значит, она беременна! Возможно ли? Ах, предатель! Это так. Я уверена».

Поборов неприязнь, она сказала слащавым голосом:

– Я хочу просить огромной милости у Вашего Высочества, могу ли я?

– Пожалуйста, я уверена, что все выполню.

– Не могли бы вы стать крестной моей дочери?

– Это доставит мне большое удовольствие.

– А Могу ли я, Ваше Высочество, назвать ее в вашу честь? Сэр Джон и я хотели бы ее назвать Каролина Сидней.

– Трудно придумать лучшее имя, – улыбнулась принцесса.

Приближались роды у миссис Остин.

Каролина отправила ее на Браунлоу-стрит в госпиталь, и в нужное время родился мальчик. Когда миссис Остин вернулась домой, Каролина пришла к ней и увидела ребенка в старенькой колыбели. Она взяла ребенка на руки, но миссис Остин сказала, что подержит его у себя недели две.

– А вы выполните ваше обещание? – встревожилась Каролина.

– Благослови вас Бог, мадам, это мы думаем, выполните ли вы свое.

– Обязательно, – сказала Каролина, вешая колыбель. – Вы дали ему имя?

– Мы думаем, Уильям, мадам.

– Это хорошее имя, – ответила Каролина, – маленький Уильям… мой маленький Уилл. Да, он будет Уильям. Когда я смогу взять его?

– Через три недели. Хорошо?

– Я буду ждать с нетерпением.

Как и было обещано, мальчика принесли в Монтэгю-хауз, где Каролина уже приготовила для него роскошную детскую. Она покрывала его лицо поцелуями и собиралась ухаживать за ним. Он был только ее, в отличие от Шарлотты, ее маленький Уилликин.

– Мой Уилли, – сюсюкала она, – мой маленький Уилликин.

Ей казалось, что это ее родной сын. Так он стал Уилликином. Леди Дуглас уезжала на несколько недель, и Каролине ее не хватало, потому что она хотела показать ей сына. Когда леди Дуглас вернулась, она сразу пришла к Каролине. Миссис Фитцджеральд проводила ее в гостиную.

Каролина прикрыла ребенка куском ткани, чтобы он был не сразу виден.

– У меня для вас сюрприз! – возбужденно кричала она. – Отвернитесь или закройте глаза. Нет… повернитесь спиной. Я хочу, чтобы это был настоящий сюрприз.

Леди Дуглас сделала, как ей велели, Каролина разрешила ей повернуться, и она увидела ребенка.

– Ваше Высочество! – воскликнула леди Дуглас.

– Ха, я говорила, что у меня будет ребенок, разве нет?

– Вы говорили, Ваше Высочество, но…

Миссис Фитцджеральд, которая находилась в комнате, торопливо сказала:

– Ее Высочество усыновила дитя. Это сын Софии Остин, жены рабочего с верфи. Вы бы видели малыша, когда его принесли.

Каролина схватила ребенка и целовала его.

– Он изменился, Фитц, или нет? Он самый прекрасный ребенок во всей Англии!

– Так и быть, мадам, при той заботе, которую вы ему оказываете.

– Так, Ваше Высочество, вы сами ухаживаете? – спросила леди Дуглас.

– Конечно, моя дорогая. А иначе зачем мне ребенок? Отдать другим, чтобы заботились о нем? Вы увидите, как я буду лелеять его. Я думаю, время его кормить? Я сама его покормлю, Фитц. Только самое лучшее для моего маленького Уилликина. Пришлите все необходимое, а я покажу леди Дуглас, как я ухаживаю за ним.

Леди Дуглас не верила своим глазам. Принцесса сама кормила ребенка, сама меняла пеленки.

«Это кошмар», – подумала леди Дуглас и все время разглядывала ребенка, не похож ли он на сэра Сиднея. Но это могли быть Мэнсли или Лоуренс.

Какая она дура, а еще принцесса Уэльская. Разве она не видит, какие беды вот-вот накличет на свою голову?

Леди Дуглас была возбуждена. Какой скандал может разразиться, однако. Она внезапно почувствовала себя сильной, это утешало, хотя в душе она подозревала, что ее любовник изменил ей с другой женщиной.

Но этого быть не могло, ведь она принцесса Уэльская, утешала себя леди Дуглас. Если я узнаю, что это правда, я сделаю так, что она пожалеет, что вообще увидела его.

Вскоре после появления Уилликина леди Дуглас пришла сказать принцессе, что она и сэр Джон уезжают, может быть, на несколько лет. Они направлялись в Девоншир в компании Сиднея Смита. Обоих мужчин призвал туда долг.

Принцесса тепло попрощалась со своим другом, поплакала над своей очаровательной крестницей. Но ее утешил Уилликин.

Как только Дугласы ушли, миссис Фитцджеральд сказала, что хотела поговорить по деликатному делу.

До ушей миссис Фитцджеральд дошло, что леди Дуглас очень неуважительно отзывалась о принцессе в присутствии слуг. Кто-то из них рассказывал слугам из Монтэгю-хауза.

– Ну и что? – спросила Каролина.

– Она говорила, что вы непорядочная особа, а Уильям Остин – фактически ваш ребенок.

– Мой маленький Уилликин! Как я хочу, чтобы он был здесь! Он и есть мой собственный ребенок.

– Но, Ваше Высочество, леди Дуглас намекает, что он плод вашей любовной интриги и что вы на самом деле родили его втайне.

Принцесса замолчала.

– Я думаю, это назовут государственной изменой.

– Конечно, Ваше Высочество, вот почему вы должны знать, что леди Дуглас вам совсем не друг.

– Должно быть, раз она распространяет такие слухи.

– Она это делает, мадам, уверяю вас.

– Бог знает, что произойдет, если это достигнет определенных кругов.

Принцесса задумалась. Затем оживилась.

– Но она уехала, моя дорогая.

– Она может вернуться. Если она… Принцесса отмахнулась.

– Если она вернется, я ее больше не буду принимать у себя. Моя дорогая, дорогая Фитц, вы беспокоитесь обо мне. Не бойтесь, она уехала, а если вернется, я ее просто не приму. Теперь… идите и принесите Уилликина мне, если он проснулся, но не будите его, если спит.

Миссис Фитцджеральд ушла выполнять приказание.

Как она легкомысленна! Она даже не понимает, какие беды может вызвать ее поведение.

Уилликин не спал и требовательно кричал, чтобы его взяли на ручки.

«Уилликин, вот в ком все дело! – думала миссис Фитцджеральд. – Причина всех бед».