Опрометчивость королевы

Рождение ребенка

Вот, – сказала себе Каролина, – что они называют медовым месяцем! Они отправились в путешествие из Виндзора в Карлтон-хауз, где провели две недели. Принц решил, что, как только Каролина забеременеет, его долг перед ней и государством будет выполнен, поэтому он старался. Только мысль о свободе при успешном завершении этой миссии и придавала ему необходимый энтузиазм.

Каролина была глубоко обижена. Если бы было возможно, она попыталась бы сделать их брак счастливым, но она понятия не имела, как сделать принца довольным, а все ее попытки наладить их отношения вызывали у него еще большее отвращение.

Он ее действительно ненавидел. Каждый раз, когда он глядел на нее, то вспоминал, что предал женщину, которую искренне любил. Он пытался забыть Марию, становясь все более внимательным к леди Джерси, та пользовалась этим, понятия не имея, как часто он думает о Марии Фитцгерберт. К Каролине она относилась с высокомерием, как будто сама была принцессой Уэльской, а Каролина – ее придворной дамой. Каролина от природы не была покорной, а такое положение еще сильнее способствовало ее взрывчатой эксцентричности.

Принц решил поехать с новобрачной в Кемпшот-парк, с ним было несколько его друзей, которых он больше всего любил и которые пытались вывести его из уныния.

Наверное, Кемпшот был выбран неудачно из-за воспоминаний о Марии. Там они провели много счастливых часов, и хотя она не жила в доме, со свойственной ей скромностью предпочитая жить в собственном имении, она подобрала мебель для гостиной, помогла обустроить сад. Он был очень счастлив с Марией в Кемпшоте и отдыхал душой, вспоминая эти дни, сравнивая женщину, которую почитал своей настоящей женой, с той, что носила титул принцессы Уэльской.

У принца в Кемпшоте находилась одна из лучших свор гончих на лис, там он держал и лучших егерей. В Кемпшоте он мог изображать из себя сквайра, подобно тому, как это делал его отец в Виндзоре и Кью, правда, король даже одевался и вел себя, как истый селянин, принц же всегда оставался принцем Уэльским.

Сельские жители более постоянны в своих привязанностях, чем жители столицы. Они не слишком вышучивали его расточительство, не было памфлетов и карикатур, неуважительных сплетен, без которых не обходилась ни одна городская кофейня.

Он был женат, и это нравилось селянам. Ну, а принцесса Уэльская – приятная улыбчивая женщина, любившая останавливаться и разговаривать с детьми, да было видно по всему, что она их любит.

Каролина думала: «Если бы все с самого начала пошло иначе, мы могли бы быть счастливы здесь. Мы могли быть хорошей королевской парой».

Будь с ней ее друзья, ей было бы легче. Почему он так жестоко обошелся с ней, лишив ее компании мадемуазель Розенцвейг, к тому же так хорошо знавшей английский язык? Если бы у нее только был кто-нибудь, с кем можно было поговорить. Но она не доверяла английским женщинам, окружавшим ее, ей казалось, что все они находятся под влиянием леди Джерси.

Иногда она разговаривала с миссис Харкорт, которая ей симпатизировала.

– Принц меня ненавидит, – говорила она. – Почему он так меня ненавидит?

– Ваше Высочество заблуждается. Принцу нужно время привыкнуть к семейной жизни. Он…

Каролина рассмеялась.

– Чем больше он привыкает, тем больше ненавидит. Хотя, я осмелюсь заметить, редкий жених способен отвернуться от алтаря в то время, когда архиепископ готовится провозгласить его и невесту мужем и женой.

– Ваше Высочество находит это удивительным?

– Очень удивительным! – кричала Каролина, перейдя на свой быстрый французский. – Случалось ли такое раньше с принцессами Уэльскими? Если нет, я ему еще это попомню.

– Если так и было, мадам, а я уверена, что нет, лучше все равно это забыть.

Миссис Харкорт, несмотря на свою сухость и преданность леди Джерси, жалела принцессу и иногда давала ей это понять.

– Не надо меня жалеть, такая у принцесс судьба! – кричала Каролина. – Об этом мне рассказывал еще отец. Его принудили жениться на моей матери, а он любил другую женщину. Он сожалел, что не может на ней жениться. Он всегда верил, что, женись он на ней, у него были бы совсем другие дети. – И снова разражалась своим резким смехом. – О, вы думаете, я слегка ненормальная, как мой брат, хотя, может, вы и правы. Возможно. Да нет же, нет. Я мудрая. Я знаю, что такое брак поневоле. Разве не таковы все королевские браки? Но этот особенно. Меня бы сюда не привезли, если бы принц не был кругом в долгах. Я стала жертвой Маммоны. Принцу надо было расплатиться с долгами, и мое маленькое «я» принесли в жертву.

– Ваше Высочество, – бормотала шокированная миссис Харкорт.

– О, Ваше Высочество, Ваше Высочество, – передразнила Каролина, – Вы знаете правду не хуже меня, мадам! Парламент проголосовал бы за выплату долгов только в случае женитьбы наследника престола. Надо было найти принцессу-протестантку, выбор пал на его кузину. Я ненавижу все это, как перед Богом, я это ненавижу! – Она откинула голову и била себя руками в тяжелую налитую грудь. – Но я должна была это сделать ради отца. Он так пожелал. Моя мать этого тоже хотела. А я что могла поделать?

– Так обстоит дело со всеми королевскими браками, Ваше Высочество. Но часто они бывают счастливыми. Король и королева…

– У них пятнадцать детей. Мне тоже столько надо родить? Я думаю, принц удовлетворится одним ребенком, когда он у него родится, ему больше незачем спать со мной. Скажу вам, именно этого он и дожидается. Он желает сказать: «Я выполнил свой долг. Больше мне ничего не надо. Достаточно одного ребенка». И я буду рада. Я его не люблю. Пусть идет к этой своей Джерси. С того момента, когда я увидела ее с моим будущим мужем, я знала, что между ними существует связь, я пожала плечами, и все, мне было все равно.

Ее глаза сверкали, чувства переполняли Каролину, она думала о майоре фон Тебингене с аметистовой булавкой, с которой он поклялся не расставаться всю жизнь.

– О, майн Готт, – кричала она, – я могла бы стать рабой человека, которого люблю! Но когда я его не люблю и он меня не любит, это совсем другое… это невозможно!

– Ваше Высочество, вы не должны вести такие разговоры.

– Не говорите мне, прошу вас, что я должна. Я буду говорить, что захочу, мадам. И вот что скажу, мало кто из мужей любит своих жен, но когда людей заставляют жениться, то они начинают ненавидеть друг друга. Если бы только я приехала сюда раньше с визитом… Знаете ли вы, что мистер Пит хотел именно этого? О, это было еще до того, как начались разговоры о женитьбе, но я думаю, что мистер Пит хотел женить принца и думал, что, если я приеду, он сможет познакомиться со мной, чтобы я смогла ему понравиться. Вы думаете, это было возможно?

– Конечно, возможно.

– Да, я бы понравилась ему… а может быть, и он мне. Мы бы стали друзьями. Все могло быть иначе… возможно.

Она стала надрывно смеяться.

– Но не жалейте меня, моя добрая миссис Харкорт. За все мои невзгоды принц расплачивается сам. Он не хочет меня, я не хочу его. Как только я буду с ребенком, как только у меня будет малютка, я готова сказать ему: «Оставьте меня». Я скажу ему: «Ваше присутствие для меня невыносимо». – Ее смех стал еще более безудержным. – О, вы шокированы, это хорошо. Мне нравится шокировать людей, раз у меня не будет любви, то хотя бы останутся развлечения.

«Принцесса Уэльская и на самом деле очень странная», – думала миссис Харкорт.

Наконец они не могли больше скрывать свою ненависть друг от друга и испытывали большое облегчение, обижая друг друга.

Принц с отвращением морщил нос, когда смотрел на нее. Каролина, глубоко обиженная, не подавала виду, однако иногда пыталась смутить его своей грубостью. Она старалась показать ему, что он больше ее не волнует, что выйти замуж за него ее вынудили не меньше, чем его – жениться на ней.

Однажды вечером, когда они должны были обедать с гостями, он с неодобрением посмотрел на нее. Ее внешность всегда была слишком яркой, ее одежда, кто бы ее ни шил, смотрелась на ней вульгарно, на его взгляд. Она чересчур румянилась, хотя у нее от природы очень румяные щеки, платье на ней всегда плохо сидело. Ее великолепный бюст всегда напоминал ему грудь Марии, но почему-то он делал ее похожей на грушу, и он находил это крайне отвратительным. Она любила украшения и надевала сразу слишком много драгоценностей, цвета их не сочетались, что придавало ей неряшливый вид. А самым большим преступлением, с его точки зрения, было то, что она отказывалась регулярно мыться.

Принц содрогнулся, он не мог заставить себя смотреть ей в лицо, он смотрел на ее ноги.

– Ну, – жестко восклицала она, – что интересного вы нашли в моих туфлях?

– Я нахожу их крайне аляповатыми.

– О, вы находите? Ну, тогда ступайте и закажите мне еще одну пару. Да, идите и закажите мне пару туфель. Затем принесите сюда, и если они подойдут, то, может быть, я их надену.

Принц отвернулся.

Хотя она кричала и издевалась, она была глубоко обижена. Было приятно узнать, что в этот вечер принц пригласил на обед ее старого друга Малмсбери. Какая радость снова увидеть его. Она никогда не забудет, как он пытался помочь ей. Он, хорошо зная принца, должно быть, понимал, что произойдет, когда она прибудет в Англию. Вот почему он так волновался тогда, так бескорыстно ей помогал, дорогой добрый Малмсбери! Если бы она приехала сюда, чтобы выйти за него, а не за принца, все было бы иначе.

«Я убеждена, – думала она, – что ненавижу своего мужа».

Среди гостей были леди Джерси и полковник Хэнгер. Она люто ненавидела обоих. Леди Джерси теперь не скрывала своего презрения к Каролине. Она хотела, чтобы все знали, что она настоящая хозяйка дома. Какое унижение иметь своей леди опочивальни любовницу мужа и не обладать правом привезти из Брунсвика своих друзей. А полковник Хэнгер был грубиян и любитель разыгрывать людей, она удивлялась, как такой человек мог стать другом ее привередливого мужа. Да, его вкусы были вовсе не такими утонченными, как казалось. Временами он собирал необычайно вульгарные компании. Замечательно, что он был таким элегантным и носил прекрасную одежду, своими изысканными поклонами вызывая всеобщее восхищение. Ну, а как насчет его вульгарных друзей, таких, как полковник Хэнгер, сэр Джон, Летти Лэйд и братья Бэрри? Они устраивали свои дурацкие розыгрыши, и конечно, она была мишенью для насмешек, они совершали набег на поместье, и оно ходуном ходило от их непристойных скачек. А как они пили! Они всегда были пьяными, она часто натыкалась на его гостей, когда те храпели на диванах, не снимая сапог.

«Все это не очень-то элегантно», – мрачно думала она.

За обедом принц был внимателен к леди Джерси, держал ее за руку и ласково глядел на нее.

«Однако, – думала она, – не так уж он ее и любит, как хочет показать. Все это, чтобы позлить меня. А на ней перламутровые браслеты. Мне знакомы эти браслеты. Они принадлежат мне. Они были фамильными драгоценностями, которые перешли ко мне, когда я вышла замуж. Как он осмелился взять их из моей шкатулки и подарить леди Джерси?! Конечно, есть предел тому, что я могу вытерпеть», – думала она.

Малмсбери был печален, он ловил ее взгляд, как будто хотел предупредить о чем-то. Предупредить ее! Почему бы не предупредить принца? Кто же зачинщик всего, она или принц? Когда она приехала, она была готова стать ему хорошей женой, создать семью, по-своему любить его.

«Если бы меня отпустили домой, – думала она, – если бы я могла объяснить отцу, что моя жизнь навсегда искалечена, что ничего хорошего не получится! Но это невозможно. Королевство превыше счастья. Короли не вольны в своей судьбе, тем более королевские принцессы. Принц собирался жить своей жизнью, хотя его и обязали жениться из-за долгов, он намеревался сохранить для себя леди Джерси».

После еды полковник Хэнгер зажег огромную трубку, которую очень любил. Все смеялись над Георгом Хэнгером, который совершал совершенно эксцентрические поступки, никто и не собирался возражать даже против его большой вонючей трубки.

Принц улыбался леди Джерси, которая ему что-то оживленно рассказывала. Он взял ее стакан и отпил из него. Это подчеркивало существовавшие меж ними отношения.

В припадке ярости Каролина выхватила трубку изо рта полковника Хэнгера, раскурила ее и пустила клуб дыма в лицо принцу, сидевшему напротив нее.

За столом воцарилось неловкое молчание. Она видела окаменевшее лицо принца, блеск в змеиных глазах леди Джерси.

Каролина расхохоталась. Ей пришлось это сделать, чтобы положить конец ужасному молчанию.

Все были смущены, принц выглядел беспомощно, затем, совсем не обращая на нее внимания, он начал рассказывать о спектакле, который ставили в Друэри Лэйн. Каролина о нем ничего не слышала. Она не могла вмешиваться в разговор.

Она сидела и улыбалась про себя. Она никому не покажет, как она несчастна.

Принц послал за эрлом Малмсбери, и тот пришел печальный, потому что после странной выходки принцессы за обедом он полагал, что принц будет ругать свою супругу и винить Малмсбери, доставившего ее в Англию.

Он сразу понял, что принц по-настоящему разозлен.

– Ну, Харрис, – сказал он, – вы видели эти ужасные манеры моей супруги? Как вам все это понравилось?

Малмсбери пробормотал, что отнюдь не понравилось, но он думает, что принцесса очутилась в чужой стране с чужими обычаями и еще не уверена в себе.

– Не уверена в себе, – повторил принц. – Мой дорогой Харрис, какие же фортели она станет выкидывать, когда будет в себе уверена? Какого черта вы не написали мне из Брунсвика, какую особу вы мне везете?

– Ваше Высочество, мораль принцессы не вызывала нареканий.

– Вы привезли эту… эту женщину, зная, что вы делаете.

– Ваше Высочество, Его Величество послали меня в Брунсвик не для принятия решений, а с очень простой миссией – предложить принцессе Каролине вашу руку.

– Да, я вижу, – горько сказал принц. – Вы подчинялись королю и не смотрели, что ваш долг предупредить меня.

– Ваше Высочество, – немного резко ответил эрл, – в то время, как я осознал, что принцессе многому надо научиться, я не мог полагать, что Ваше Высочество решит невзлюбить ее.

Принц выглядел расстроенным.

– Вы же видите, какая она. Разве она может вызывать уважение у моих друзей?

– Я думаю, при вашем благорасположении она станет лучше.

– Благорасположении! Харрис, вы всегда такой разумный и дипломатичный, не так ли?

– Это моя служба, сэр, я должен развивать эти качества.

– Вам это удается хорошо, поверьте мне. Но именно эти ваши качества и навредили мне, я боюсь. В этом браке я не вижу ничего, кроме катастрофы… ничего, кроме катастрофы. Это непредсказуемая женщина. Меня от нее мутит. Она даже не моется.

Малмсбери выглядел обиженным. Конечно, он понял. Разве он не пытался внушить ей представление о «свежести», не говорил ей о привередливости принца? А она легкомысленно отказалась прислушаться к его советам. Он был ужасно разочарован в ней, но ему было невероятно жаль ее.

И из-за нее он потерял расположение принца, который никогда не прощал тех, кто, как ему казалось, ставил интересы его отца выше его собственных.

– И чем, вы думаете, Харрис, кончится когда-нибудь это мучение, которое вы мне устроили? Брак расторгнут или нет?

– Я думаю, что исход зависит от вас, сэр, и от Ее Высочества. И я должен напомнить Вашему Высочеству, что этот брак устроил Его Величество с согласия Вашего Высочества, Моя миссия заключалась в том, чтобы просто поехать в Брунсвик и сделать формальное предложение. Это, сэр, я сделал, как мне позволили мои способности.

Принц скорбно покачал головой.

– Я знаю, знаю. Но хоть словечко предупреждения, Харрис. Одно слово. Какую катастрофу удалось бы предотвратить!

Малмсбери сожалел обо всем, это по нему было видно, хотя в душе у него не было сожаления. Когда же он покидал покои принца, то знал, что от него требуется разделить вину за этот брак и что принц всегда будет помнить, кто виновник его нынешних несчастий.

Он увидел принцессу.

– Я была бы благодарна Богу, если бы не приезжала в Англию никогда, – сказала она в сердцах.

– Ваше Высочество привыкнет к новой жизни.

– Я никогда не привыкну к жизни с ним. Да мне и не нужно. Потому что, скажу вам, милорд, когда у меня будет ребенок, принц больше не захочет меня видеть. Вот чего он ждет. Лучшая новость для него – это то, что я с ребенком.

– Это лучшая новость для всей страны.

– О, мой дорогой посол, вы всегда такой правильный… и этим отличаетесь от меня. Да, это будет хорошая новость. Если я подарю им наследника престола, люди будут рады. Но принц будет рад не из-за наследника, а потому, что затем он сможет избавиться от меня.

– Ваше Высочество, когда мы были в Брунсвике, вы помните, я просил вас быть благоразумной и молчаливой.

– Вы умоляли делать многое, дорогой, хороший, добрый человек. Но вы ведь не смогли меня изменить, правда? Но я люблю вас за то, что вы пытались.

Малмсбери окаменел. Она никогда ничему не научится. Она будет продолжать шокировать всех безумными и непродуманными высказываниями, не станет мыться, как положено, и никогда-никогда не понравится принцу Уэльскому.

– Вы видите, милорд, я никогда не изменюсь. Я всегда буду вашей непослушной Каролиной Брунсвикской.

– Я верю, если вы будете пытаться вести себя так, чтобы не раздражать принца Уэльского…

– Раздражать его! Вот его-то как раз и надо шокировать, раздражать. Вы знали или нет, что он спит с этой Джерси?

Малмсбери отвернулся. На него было больно смотреть. Что мог он сделать, чтобы помочь этой бедной женщине? Он ведь сделал все, что мог. И все его усилия пропали впустую.

Ничего-то он не мог сделать, думал Малмсбери.

Этот брак был обречен.

Король тоже был озабочен их браком. Принц не любил свою жену, а это плохо, что бы ни случилось, надо соблюдать приличия.

Королева явилась к нему в апартаменты. Как изменились их отношения, печально думал король. До его болезни она не осмелилась бы прийти сюда без приглашения. Теперь, конечно, она была ему необходима. Хорошая жена, думал он. И он знал своих детей, которые вечно давали повод для тревог. Девочкам скоро пора искать мужей, потому что они начинали беспокоиться, через несколько лет им будет поздно замуж, мальчики слишком всегда буйствовали. Но всегда у него была ненаглядная маленькая Амелия, свет его жизни, как он ее звал. Его дорогая младшая дочь была слишком мала, чтобы вызывать у него тревогу. Он хотел, чтобы она долго оставалась ребенком, очаровательным маленьким ребенком, может быть, даже навсегда. Но даже она давала повод для тревоги своим кашлем. Он сам прописал ей микстуру и постоянно заставлял принимать ее. А когда она обнимала его за шею, целовала и называла дорогим папочкой, все, что он выстрадал, все годы брака с женщиной, которая ему не мила, казались не напрасными.

У него еще сохранились стихи, написанные мисс Бэрни при его выздоровлении от ужасной болезни. Амелия подарила ему эти стихи. Он помнил, как трогательно она выглядела, когда читала эти строчки:

Это навсегда осталось у него в памяти. И что бы ни случилось, у него всегда была его маленькая Амелия.

Он спросил у королевы, прошел ли кашель у Амелии, а когда услышал, что ей гораздо лучше, успокоился.

– Я должен представить это дело о долгах Георга в парламент, – сказал он. – Полагаю, они будут щедры.

– Это плата ему за женитьбу. – Большой крокодилий рот королевы растянулся в улыбке. – Он считает цену непомерно высокой. Ну да мы все должны платить за наши грехи.

– Вы думаете, он не сможет ужиться с юной леди?

– Уверена, что не сможет. Вы должны признать, что она… чрезмерно колоритна.

– Я думал, она достаточно красивая женщина.

– Очевидно, для Георга недостаточно. – Королева подавила смешок.

– Бедное дитя, – сочувственно сказал король. – Ей нелегко.

– Она уже не дитя. Я была на десять лет ее моложе, когда приехала сюда.

– Я знаю, знаю.

– Мне кажется, лучше бы мы выбрали Луизу. Ну, да теперь уж поздно. Мне немного жаль Георга.

Король зевнул.

– Остается надеяться, что с долгами все пройдет гладко. Они огромны. Около шестисот двадцати тысяч фунтов. Как вообще он умудряется столько набрать, а? Что?

Королева пожала плечами.

– У Георга всегда все самое лучшее.

Она снова рассмеялась, но королю было не до смеха. Он был озабочен. Не так давно французы притащили короля на гильотину и отрубили ему голову. Когда такой пожар, как революция, пылает по соседству с Англией, за Ла-Маншем, можно и в Англии ждать беды. Казнь короля подбивает всех против монархий. «Разве у нас тут так уж безопасно? – думал король. – А принц Уэльский – его не любят больше всех из королевской семьи».

– Если так будет продолжаться, во всей Европе не останется королей. Да? Что?

Королева привыкла к тому, что мысли короля скачут от одного предмета к другому, знала о его навязчивом интересе к событиям за Ла-Маншем. Если король опять погрузится в безумие, она должна получить решающее слово в делах государства, а если регентом станет Георг, они с Питом придумают, как ограничить его власть.

– Поведение Георга не прибавляет монархии популярности, – заключила она. – А теперь вот эта его женитьба. Если бы он меня послушал…

– А разве он когда-нибудь нас слушал? Королева от возмущения передернула плечами.

– Ну, он женился, чтобы заплатили его долги, и давно пора это сделать. Говорят, многие торговцы, чьи интересы затронуты, пребывают в нетерпении.

– Надо что-то делать, что-то делать. Зачем нам неприятности? Я должен поговорить с Питом, да? Что? Больше откладывать нельзя.

– Да, поговорите с Питом. Хорошо известно, что принц женился по одной-единственной причине… потому что он в долгах сверх всякой меры.

Королева улыбнулась. Леди Джерси информировала ее регулярно.

Они вместе, да еще с помощью принца, заставят Каролину пожалеть, что она стала принцессой Уэльской.

У мистера Пита и в мыслях не было облегчить жизнь принцу Уэльскому. С какой стати? Наследник трона настойчиво проявлял враждебность к мистеру Питу, был союзником его врагов и не держал в тайне, что его человек – Фокс. Как только он унаследует корону, он сделает все, что в его власти, чтобы вытеснить Пита с его поста, а на его место поставить мистера Фокса или одного из своих друзей, приверженцев партии вигов.

Премьер-министр был слишком опытным политиком, чтобы помогать такому опасному врагу. Пит вынудил Фокса отрицать в Палате общин, что принц женат на Марии Фитцгерберт, что привело к такому охлаждению их отношений, которое будет нелегко исправить. Принц принадлежал к вигам, мистер Пит и его тори готовились урезать его во всем, как только можно.

Долги принца были нескончаемой проблемой. Как человек мог потратить такие суммы денег, оставалось загадкой. Должна ли нация оплачивать карточные долги экстравагантного молодого человека, платить за его увлечения женщинами, из которых самой алчной была леди Джерси, только за то, что он был принцем Уэльским?

Конечно, нет.

Мистер Пит сделал предложение Палате общин.

Долги принца, объяснил он, следует рассмотреть еще раз. Он должен с сожалением сообщить Палате, что они достигают суммы в шестьсот девятнадцать тысяч пятьсот семьдесят фунтов; надо признать, огромная сумма! Он предлагал вот что: увеличить доход принца до ста двадцати пяти тысяч фунтов в год, включая налоги с герцогства Корнуэльского, поступающие принцу в размере тринадцати тысяч фунтов ежегодно. Выдать принцу двадцать тысяч фунтов для завершения строительства Карлтон-хауза. Но он не предложил оплатить все долги принца. Он полагал, что лучше всего покончить с этим вопросом, обязав казначейство удерживать семьдесят три тысячи фунтов в год из доходов принца, пока долги не будут окончательно выплачены. Такое решение этого деликатного вопроса представлялось ему самым лучшим.

Услышав, что предлагает правительство, принц пришел в ярость.

Он жаловался леди Джерси:

– Они обманули меня. Я женился на этой женщине, которую не выношу, только потому, что мне угрожали кредиторы, они могли принять меры, если я не расплачусь. Я прошел через эту женитьбу… этот фарс… и теперь мои дела обстоят хуже прежнего. Они увеличили мой доход, но будут удерживать семьдесят три тысячи фунтов каждый год в счет оплаты этих проклятых долгов. Я стану беднее, чем был.

Леди Джерси скорбела. Бедность принца могла сильно отразиться на ней. Она не хотела, чтобы он урезал свои расходы. Она процветала за его счет, а если эти поступления сократятся из-за его вынужденной «бережливости» – какое ужасное слово, – то ей будет о чем горевать.

Она пыталась утешить его:

– Это еще не конец. Предложение должно быть принято.

– Пит, – негодовал он. – Вечно этот Пит! Человек просто меня ненавидит. Какой дьявольский замысел! Вычитать такую сумму из моих доходов!

Он вспоминал, как в прошлый раз, когда ему нечем было заплатить долги, а король не хотел ему помочь, он решил экономить. Он продал лошадей, закрыл Карлтон-хауз. Они с Марией уехали в Брайтон в наемной карете. Тогда это казалось приключением, с Марией ему все нравилось. Мария никогда ничего не требовала, у нее не было страсти к деньгам и драгоценностям…

Он смотрел на свою любовницу с едва прикрытым отвращением – это изящное существо иногда напоминало ему змею. Она все еще очаровывала его, хотя не так, как раньше.

Да, они закрыли Карлтон-хауз и перебрались в Брайтон, жили там, по его понятиям, скромно, а теперь, вспоминая эту жизнь, он считал ее самой счастливой порой, выпавшей на его долю.

Теперь все иначе! Его долги так и не оплачены, его доход вырос, но он стал беднее, ибо обязан платить сам свои долги.

Оскорбительно. Даже более того. Трагично, от этого можно сойти с ума, за такой позорный исход он заплатил женитьбой на женщине, вызывающей у него брезгливость.

Каролина была в отчаянии. Она не верила, что такое может быть. Хотя она не верила, что муж страстно влюбится в нее с первого взгляда, ей казалось, настанет время, когда они поймут друг друга. Как могло случиться, что муж питал к ней отвращение и совсем этого не скрывал?

Я бы попыталась что-то изменить, убеждала она себя. Но, Боже, если он и дальше будет унижать меня, я ему докажу, что мне до него нет дела.

Леди Джерси, эта женщина постоянно находилась рядом с ней. И это он устроил. Она бы не винила его за то, что у него есть любовница, но он должен проявить хорошее воспитание, сдержанность, должен пытаться сохранить в тайне эту связь. И это называется первый джентльмен, в самом деле! Тогда, Боже, помоги женщинам, если он самый лучший в Англии.

– Я его ненавижу! – кричала она в своих покоях. Но лишь когда была одна. Никто не должен был знать, как она обижена.

Она придумывала, как лучше уязвить его. И придумала. Однажды она увидела Марию Фитцгерберт, женщину, настолько поработившую его, что он совершил преступление, вступив с ней в брак.

И это была Мария! Каролине она показалась старухой. Ей, должно быть, далеко за сорок. А какое самомнение! Можно подумать, что она и в самом деле принцесса Уэльская. Красива по-своему, зато нос как клюв. «Прекрасные волосы, лучше моих? – спрашивала себя Каролина. – Не думаю. Отличная кожа, это правда, но она толстая и пожилая».

Она не минула уколоть его при встрече:

– Я видела вдову Фитцгерберт. Что за мадам, а? «Госпожа Фитцгерберт», почтительно сказали мне. Я думала, это иностранная королева… Или, по крайней мере, герцогиня. Потом узнала, что это обыкновенная миссис Блондинка, к тому же толстая и сорокалетняя!

Он побагровел от гнева. Как она осмеливается нападать на его богиню. Он бросил на нее полный презрения взгляд, и она знала, что он сравнивает их, находя пожилую вдову прекрасной, а ее отвратительной. Она обнаружила кое-что еще. По-своему он все еще любил эту женщину больше, чем леди Джерси.

Она была обижена и удовлетворена одновременно. Очень может быть, что мадам Джерси не будет мучить ее вечно.

Каролина ходила с вызывающим видом. Она оставила попытки доставить ему удовольствие. Вместо этого она делала все, что в ее силах, чтобы он узнал, как она не любит его. И все же она хотела ему нравиться. Наслышанная о его элегантности, она тоже пыталась быть элегантной, но почему-то смотрелась еще вульгарней в его глазах. Она никогда не могла сравниться с утонченными леди ее круга, и чем больше старалась, тем меньше у нее получалось. Зная, как он любит остроумие, она пыталась острить, но ее неловкие попытки острословия выглядели еще беспомощнее попыток одеваться со вкусом. Что бы она ни делала, неизбежно заставляла его ненавидеть ее все сильнее.

– Черт с ним! – кричала она. – Зачем меня сюда привезли? Не нужен мне этот принц Уэльский!

Потом начинала думать о майоре фон Тебингене, вздыхать о нем и мечтать о счастливой жизни, которая у них могла быть. Ей казалось, что лучше ей было умереть тогда, когда его отняли у нее.

И вот, будучи в отчаянии, она сделала открытие. Она забыла про свои несчастья, забыла об утраченном блаженстве с майором Тебингеном. Она забыла все, кроме того, что теперь сулило ей будущее.

Печальный и убогий союз принес плоды.

У нее должен был родиться ребенок.

Принц сказал, что они поедут в Брайтон. В ее положении полезен воздух.

Она надеялась, что теперь он будет проявлять к ней интерес. Правда, он обрадовался. Он выполнил свой долг с отвращением, и у женщины теперь будет ребенок. Наконец он сможет оставить ее. У него поднялось настроение, хотя он был зол на то, каким образом парламент решил удовлетворить его кредиторов. Ему всегда нравилось жить в Брайтоне. Люди там отличались от лондонцев, они не критиковали его, по крайней мере, открыто. Может быть, были ему признательны за то, что их город стал процветать.

Итак, в Брайтоне люди тысячами вышли на улицы, чтобы встретить их, выкрикивая приветствия не только принцу, но и его принцессе. Он правильно сделал, что привез принцессу в Брайтон. Его официальная резиденция находилась в Карлтон-хаузе, а в Брайтоне был его дом. Принцесса беременна, а что лучше солнца и морского бриза для женщины в положении?

Ехали под проливным дождем, вода струилась по лицам принца и принцессы, но Каролину это не заботило, она улыбалась и махала рукой людям в своей обычной раскованной манере, чем завоевала их сердца к вящей досаде принца.

И вскоре ей пришлось узнать на собственном горьком опыте, что жизнь может быть так же унизительна в Брайтоне, как в Кемпшоте и в Карлтон-хаузе. Принц и не намеревался проводить с ней время. Он оставлял ее одну, посвящал себя развлечениям с друзьями, которые придумывались с необычайной щедростью.

Леди Джерси постоянно находилась рядом с принцем, по иронии судьбы она тоже была беременна. Это забавляло всех, и даже самые лояльные обитатели Брайтона строили насмешливые гримасы и рисовали карикатуры, обыгрывая мужскую силу принца.

Леди Джерси сделалась еще более невыносимой, чем всегда. Она постоянно садилась на почетное место, а Каролина часто чувствовала себя больной, ее мутило, она сидела в одиночестве в своих покоях, лишь иногда выходя на прогулки в сопровождении миссис Харкорт и лакея.

Она отдыхала за письмами домой. Так она могла не сдерживать своих чувств. Ей было легче, если она писала матери, что королева – уродливая маленькая женщина, которая намеревалась испортить жизнь своей невестки в Англии. Она кратко, но жестоко описывала свою семью. Она могла живописать выходки своего мужа, злопамятность королевы, отчужденность выводка глупых принцесс.

Она писала письма, гуляла и мечтала о будущем, когда у нее будет младенец. Жизнь казалась ей сносной.

Принц оставил ее в Брайтоне, а сам уехал в Карлтон-хауз. Леди Джерси сопровождала его и, пока жила в Лондоне, постоянно получала аудиенцию у королевы. Та хотела иметь детальный отчет о поведении принцессы в Брайтоне.

– Итак, она ждет ребенка, – сказала королева. – Довольно быстро, хотя известно, что принц не самый преданный муж.

Леди Джерси льстиво улыбалась. Было ясно, что она сама беременна, и, несомненно, от принца. Но леди Джерси преданная особа, а лорд Джерси признавал свое отцовство, так что причин для особого раздражения не было.

– Я поздравляю вас с вашим собственным положением, – продолжала королева.

Леди Джерси поблагодарила Ее Величество и сказала, что рада прибавлению семейства.

– Хочу надеяться, это не надолго отвлечет вас от ваших обязанностей.

– Я могу заверить Ваше Величество, что мое желание служить вам не позволит мне отсутствовать больше, чем необходимо.

Королева кивнула.

– А как проводит время принцесса?

– Немного гуляет, ездит верхом, пишет много писем домой.

– А, письма.

– Ваше Величество, мне доносят, что иногда она хохочет до истерики, когда пишет письма своей семье.

Королева прищурилась.

– Интересно бы знать, что в этих письмах.

Глаза леди Джерси лукаво сверкнули.

– Будь в моей власти, я бы с радостью пересказала все Вашему Величеству и исполнила бы свой долг.

Обсуждать этот вопрос подробно было опасно, приходилось вести разговор иносказательно.

Но леди Джерси поняла, что получила от королевы прямое повеление.

Миссис Харкорт обратила внимание Каролины на то, что доктор Рэндольф, один из домочадцев, скоро собирается ехать в Германию.

– Мне пришло в голову, что Ваше Высочество могли бы дать ему какое-нибудь поручение.

Каролина заявила, что хотела бы вручить доктору письма к ее семье. Когда он уезжает?

Через несколько дней, был ответ.

Каролина села за стол и написала письмо домой. Это была ее месть. Она напишет маме о дряхлой уродливой королеве, напоминающей ей старую утку с утятами, семенящими за ней по старшинству. Она писала о холодном приеме, оказанном ей королевой, о принцессах, ее кузинах, безмозглых старых девах. Ни у одной из них нет ни капли разума, они не имеют своего мнения. Мать велела им: «Изводите жену Георга». Вот они по своей глупости и стараются. Зато король добр, и она полюбила его, хотя все твердят, что он сумасшедший. Принц Уэльский оказался плохим мужем, и не надо верить рассказам, что он красив. Он очень толстый, даже специальные корсеты не помогают скрыть его пузо. Она сообщала, что их английские родственники годились разве для того только, чтобы выступать в цирке.

Потом запечатала письма и послала за доктором Рэндольфом.

– Дорогой доктор Рэндольф. – Она улыбалась, и лорд Малмсбери, конечно, упрекнул бы ее за фамильярность. – Дорогой доктор Рэндольф, – продолжала она, – я слышала, вы отправляетесь в путешествие и будете проезжать Брунсвик.

– Это правда, Ваше Высочество.

– Тогда не будете ли вы любезны доставить эти письма ко двору? Они должны быть вручены герцогу, герцогине и мадам де Гертцфельдт.

Доктор Рэндольф поклонился, взял письма и сказал принцессе, что она может быть уверена, письма будут доставлены в срок.

Леди Джерси улыбнулась доктору Рэндольфу немного кокетливо, как обычно улыбалась мужчинам.

– Доктор Рэндольф, – сказала она, – я слышала, что вы уезжаете в Германию.

– Да, это так.

– А принцесса оказала вам честь, дав поручение?

– Она хочет, чтобы я отвез письма ее семье.

– Понимаю. – Леди Джерси улыбнулась еще шире. – Очень важное лицо интересуется этими письмами.

Доктор Рэндольф сказал:

– Они вручены мне, мадам, я не могу передать их любому другому… лицу.

– Воистину, сие нелегко, доктор. Но можно придумать, как это лучше сделать.

– Не понимаю, что вы имеете в виду.

– Вы должны решиться, – сказала леди Джерси, – лицо, которое хочет увидеть письма, очень влиятельно. Она имеет власть раздавать должности, кому пожелает, привилегии… почести.

– Привилегии? – В воображении Рэндольфа всплыл сан епископа. Привилегии – это то, что нужно ему. За передачу пачки писем. Важное лицо – это, конечно, королева. Он должен повиноваться королеве. Если он подчинится, то получит награду, а если нет, она найдет способ наказать его. Королева, которая многие годы была ничем, ныне обладает властью в стране, а она всегда была мстительной женщиной, безжалостной в своей мести.

Если леди Джерси, а все знали, в каких отношениях эта женщина с королевой, пойдет к Ее Величеству и расскажет, что доктор Рэндольф мог отдать им письма, но не захотел этого сделать, то надеждам на повышение не суждено будет сбыться. Кто знает, это может стать концом карьеры доктора Рэндольфа.

– Итак… – сказала леди Джерси, завлекающе распахивая свои прекрасные глаза.

– Мадам, находясь на службе сильных мира сего, вы, несомненно, вправе сделать подобное предложение.

Леди Джерси, конечно, была готова все объяснить.

В почтовой карете по пути из Лондона в Ярмут доктор Рэндольф предавался мечтам о своей епархии. В самом деле, дело оказалось весьма простое. Он лишь обязан действовать по инструкции. И потому страшно боялся, что в чем-то могла произойти ошибка.

Нет. Леди Джерси не делала ошибок, когда речь шла о ее выгоде, не должен был делать их и он сам.

Он вышел из кареты у гостиницы, там его поджидал лакей, как и было договорено.

– Сэр, тревожные новости. Миссис Рэндольф заболела, и доктор считает, что очень серьезно.

Доктор Рэндольф взял письмо, которое ему передали. Он репетировал эту сцену, пока ехал в гостиницу. Поэтому сразу приложил руку ко лбу и сказал:

– Боже мой, что мне делать? Что я могу предпринять? Надо возвращаться домой. Пока запрягают лошадей, я напишу письмо. Хочу, чтобы вы спешили с ним в Брайтон к леди Джерси.

У него слегка тряслись руки, когда он писал письмо. Он получил печальное известие о болезни жены и должен тотчас вернуться домой. Поэтому он откладывает визит в Германию. Леди Джерси должна помнить, что ему вручили пакет писем принцессы Уэльской. Он колеблется, следует ли ему передать письма другому путешественнику, которого назовет принцесса, или возвратить их леди Джерси для передачи принцессе. А пока он покидает Лондон и будет ждать указаний от леди Джерси. Надеется получить их без промедления, потому что торопится вернуться домой к своей больной жене.

Леди Джерси проследила, чтобы задержки не было.

Она поговорила с принцем Уэльским, изъявившим желание, чтобы письма вернули ей. Доктор Рэндольф должен вернуть пакет, адресованный леди Джерси, на почту. Его отошлют с почтовой каретой из Лондона в Брайтон. Карета отправится из Голден Кросс Инн в Чэринг Кросс.

Доктор Рэндольф вздохнул с облегчением, оставил пакет на почте и вернулся домой к жене. Она провела несколько дней в постели, что было утомительно, но желание стать женой епископа стоило того.

Каролина не заметила, что письма не вернули ей.

Она уехала из Брайтона в Карлтон-хауз ожидать рождения ребенка. Она была так рада предстоящему событию, что больше ни о чем не думала.

Когда леди Джерси родила мальчика, принцесса смеялась. Пусть! У нее и так целый выводок детей. Одним больше. Каролина была незлопамятна. Если бы леди Джерси была готова стать ее другом, она бы простила все, что было раньше, и они бы мило беседовали о малютках.

Но леди Джерси не хотела дружбы. Она была рада, по ее словам, указать принцессе ее место. Леди Джерси поддерживала королева, ценившая ее службу, образцом которой было то, как она передала письма Каролины Ее Величеству. Чтение этих писем вряд ли могло улучшить отношение королевы к ее невестке. «Низкое, вульгарное существо! – думала королева. – Какая ошибка – разрешить ей приехать в страну! Надо сделать все, чтобы жизнь ее здесь была невыносимой. Принц о ней и слышать не может». Королева мрачно рассмеялась. Ненависть к принцессе снова объединила их, они были почти союзниками.

– Ваше Высочество носит девочку, – говорила леди Джерси Каролине.

– Вам лучше знать, – отвечала Каролина. – Вы у нас такая умная.

– Можно определить по тому, как вы вынашиваете дитя.

– Ну кому, как не бабушкам, знать эти вещи.

«Бабушка и в самом деле! – думала леди Джерси. – По крайней мере, могу гордиться своей внешностью, не то что Каролина».

– Опыт всегда в цене, – сказала леди Джерси, а пока Каролина обдумывала, что ответить, попросила разрешения удалиться.

Оставшись одна, Каролина думала о малыше.

– Девочка или мальчик, – шептала она. – Какая разница? Это будет мой собственный ребенок. А когда он родится, то даже эти последние месяцы жизни обретут для меня смысл.

Каролина лежала в постели. Ее время почти пришло.

«Теперь уж скоро, – думала она. – У меня будет свой ребеночек».

Она хотела этого всю свою жизнь. Когда навещала бедных и радовалась их детям, она все время мечтала о том дне, когда у нее будет свой собственный ребенок.

И теперь это вот-вот должно случиться. Но она в чужой стране. Мужу она не нужна. Ее рассмешило это выражение. «Не нужна». Да, он ее ненавидит. Он не может на нее даже смотреть. А свекровь с удовольствием отослала бы ее назад в Брунсвик. Она была одна на чужбине, без друзей, она никому здесь не могла доверять. Может быть, только королю, но тот уже больной старик, его положение плачевно.

Но когда родится младенец, все будет иначе. Они с ребенком будут вместе.

Будут ли? Она слышала, что говорят женщины. Они говорили, что королевские дети почти не видели родителей. Об их воспитании заботились другие.

«Чепуха, – говорила она себе. – Я никогда этого не позволю. За это я буду биться, как лев».

И она победит. Она была уверена. Одно она знала про своего драгоценного мужа. Он не любит скандалов, в редких случаях он соглашался быть пострадавшей стороной, чтобы прилюдно поплакать и пострадать. Он не желал скандалить с ней. Он просто избегал ее.

Она уже научилась пользоваться этим и кричала ему в лицо:

– Оставайтесь с любовницей! Но только чтобы я ее не видела.

Казалось, он упадет сейчас в обморок от негодования, он махал перед носом надушенным платком, то ли приводя себя в чувство, то ли стараясь отбить ее запах. Это помогало. Она реже виделась с леди Джерси.

«Однажды я потребую, чтобы он оставил меня», – говорила себе Каролина.

Зачем было дуться на леди Джерси, когда драгоценное маленькое существо уже заявляло о себе и готовилось появиться на свет!

«Младенец, – думала она с восторгом. – Мой собственный младенец!»

Принц Уэльский расхаживал взад-вперед по кабинету. Там собрались архиепископ Кентерберийский, королевские министры по делам церкви и государства, все ожидали появления на свет наследника трона.

Роды у Каролины длились уже долго, и она была в изнеможении. Принц страшно волновался, что ребенок родится нездоровым или умрет при родах.

Она бормотала про себя:

– Пусть родится ребенок, пусть родится. Я никогда…

Напряжение было невыносимым. Наконец все услышали крик младенца. Принц поспешил к роженице.

– Девочка, Ваше Высочество. Прелестная, маленькая, здоровая девочка.

Несомненно, здоровая. Она громко кричала. Каролина, обессиленная, лежала в постели, восклицала:

– Мой ребенок! Где мой ребенок?

Девочку положили ей на руки.

– Майн Готт, – сказала она. – Это правда. У меня ребенок.

– Маленькая девочка, Ваше Высочество.

– Майн Готт, как я счастлива!

Принц тоже был счастлив. Мальчик, конечно, был бы лучше, но в Англии не существовало Салического закона, и престолонаследие было обеспечено.

Он обнял архиепископа, пожимал руки всем, кто к нему подходил. Он стал отцом. Он исполнил свой долг.

«Никогда больше мне не придется делить супружеское ложе с этой женщиной», – думал он.