Опрометчивость королевы

Трагедия Англии

Вилла д'Эсте утратила для нее свое очарование. Каждый раз, когда она входила в опочивальню, ей казалось, что за ней подглядывают. Она становилась все более подозрительной, но ничего не могла с собой поделать. Для нее было естественным вести себя несдержанно просто потому, что ее считали безнравственной. Она позволяла себе ходить почти обнаженной, разрешала Пергами находиться в опочивальне наедине с нею. В нее словно вселился бес, который толкал ее на такое поведение. Все было, как в тот раз, когда она разыгрывала ложные роды, прекрасно зная, что в будущем люди будут думать, что так оно и было.

Ее неверно понимали. Ее всегда неправильно понимали. Она не была развратной. Она всегда мечтала о любви, о замужестве, о многодетной семье. Вот чего она хотела. Если бы ей разрешили выйти замуж за майора фон Тебингена, она бы стала счастливой женой и матерью. Но их разлучили, отдали ее замуж за человека, у которого она вызывала отвращение, и он не скрывал этого. Их короткая связь не вызывала у нее желания искать с ним физической близости в будущем. Разве можно было объяснить это людям, когда они верили, что все как раз наоборот. Она была ласкова с людьми, что служили у нее, иногда фамильярна, но полной близости она не искала ни с кем. Нет, у нее не было любовника, в прямом смысле слова, но ей нравилось делать вид, что он у нее есть. Ей доставляло удовольствие дразнить мужа, заставлять его думать, что она неверная жена. От одной этой мысли ее разбирал смех. Его супружеской неверности хватает на всю семью, думала она. Что ей нравилось, так это шокировать людей, заставлять их обсуждать ее беспутную и развратную жизнь, придумывать фантастические истории о своих мнимых любовниках. Теперь ее имя связывали с именем Пергами. Да Бог с ними! По-своему она любила Пергами. Он был хорошим секретарем, который искусно вел ее дела, она восхищалась им, он был ее хорошим другом. Но не был он ее любовником, и не было у них интимных отношений. Да и не могло быть ни с каким мужчиной.

Кое-что она держала в тайне от людей. Ей не хотелось думать об этом самой, но иногда в животе у нее творилось что-то непонятное, ее терзали приступы нестерпимой боли. Она говорила о них доктору, но он сам не знал истинной причины и надеялся, как и она, что все само собой утрясется. Ей было пятьдесят два года. Когда она снимала парик, смывала белила и румяна, то выглядела старухой, которую вряд ли можно было заподозрить в интрижках с многочисленными любовниками.

– Бедная Каролина, – повторяла она себе. – Ты мечтала о слишком многом, да ничего не вышло. Так пусть весь свет думает, что ты живешь весело, беззаботно, скандально.

Эта мысль согревала ее. Надо забыть о подкрадывающейся старости, о тревожных симптомах неведомой болезни. Побольше румян, белил и перьев, розовые чулки – и не унывать! Что ж, это выход.

Ей не хватало виллы д'Эсте, которую она превратила в прекрасный дворец. Как осмелился принц посылать шпионов, чтобы заманить ее в ловушку! Если бы не это, она все еще могла там жить. Мало ему, что он отказался жить с ней, унизил, оскорбил ее, всякий раз ставя в затруднительное положение ее друзей и слуг, заставляя шпионить за ней.

Она была зла на него. Ну, раз он хочет скандала, он его получит. Чем более вызывающе она себя вела, тем больше он радовался.

– Пусть знает! – кричала она с ликованием. – Пусть. Я так хочу. Он ужаснется, расстроится. Так ему и надо! Осы оставляют жало в ранах, когда жалят. Я поступлю так же.

Она развлекалась без устали. Разъезжала в карете, по форме напоминавшей ракушку, кланялась и улыбалась всем, выставив напоказ свои короткие толстые ноги в розовых панталонах. Она болтала с кем попало, а детям, бегущим за каретой, швыряла горстями мелкие деньги. Люди собирались на улицах поглазеть на ее выезд. Она была очень буйной, эта принцесса Уэльская.

Императрица Мария-Луиза приехала в Парму и временно жила там. Она была в таком же положении, что и Каролина, разъезжала по Европе, ища утешения. С нею находился сын, римский король, и это усиливало их сходство, так как Каролина везде бывала в сопровождении Уилликина.

Мария-Луиза, однако, отличалась от Каролины тем, что очень боялась уронить свое королевское достоинство и любила выстаивать разные церемонии в церкви. Эта ее черта будила в Каролине озорство. Чем более величественной становилась Мария-Луиза, тем непристойнее вела себя Каролина.

Кульминацией их дружбы было приглашение Каролины на обед к экс-императрице на ее виллу в Парме. Момент весьма торжественный. Каролина набелилась, нарумянилась и нацепила разноцветные перья.

Ее приняла экс-императрица, и гостям дали понять, что они должны оставить двух королев наедине, чтобы те могли поговорить, прежде чем они присоединятся ко всем в дворцовом зале. Они с Каролиной сидели у камина на резных стульях. Короткие ножки Каролины не доставали до пола. Каролине надоело слушать рассказы императрицы о ее былом величии, она нетерпеливо ерзала на стуле, опрокинула его и упала, размахивая ногами в воздухе, давясь от смеха.

Императрица заверещала, вся ее свита сбежалась посмотреть, что случилось. Вид принцессы Уэльской, распростертой на полу, с юбками, взбитыми выше груди, с мелькающими в воздухе ногами, так ошеломил их, что они стояли, открыв рты.

Императрица все повторяла:

– Ах, мадам, вы меня напугали.

А Каролина оставалась в этой нелепой и смешной позе, чего делать явно не следовало.

Наконец она поднялась, задыхаясь от смеха, с покрасневшим лицом, с размазанными румянами, в сбитом парике.

Она настойчиво пересказывала эту историю за обедом, ради шутки демонстрируя заметный акцент.

– Я упала мит майне ноги в воздухе. Так я и лежала, а она… – кивнула на императрицу Каролина, – все, что она смогла сказать было: «Mon Dieu! Comme vous mavez effraye».

Случай этот потом повторился. Невероятно, чтобы такое мог вытворять кто-нибудь, кроме Каролины.

Она часто думала о своей дочери. Дорогая Шарлотта скоро должна родить. Она ждала вестей от дочери. Шарлотта писала ей время от времени, она была любящей дочерью. Иногда, вспоминая о ней, Каролина погружалась в меланхолию.

Снова и снова она повторяла Пергами рассказ о том, как Шарлотта убежала от отца к ней, своей матери.

– Она любила меня, маленькая Шарлотта. Нет сомнения, а он ничего не мог поделать.

Дорогое упрямое создание, она увлекла и обманула принца Оранского, затем вышла замуж за принца Сакс-Кобургского, которого любила.

Шарлотта писала ей, как счастлива она в браке. Леопольд был красив и добр. Она избрала его и была счастливейшей из принцесс.

«В самом деле, она счастлива», – думала Каролина, это утешало ее.

Она часто говорила о дочери с графиней Олди, с которой очень подружилась во время путешествия по Востоку.

– Я так счастлива, что моя дочь познает радости, которых мне не суждено было пережить. Она любит своего мужа, а он ее, это самое большое счастье в жизни. У меня его не было, дорогая Олди, и я очень счастлива, что она его нашла. Как я могу быть уверена? О, я знаю мою Шарлотту. Она никогда не притворяется. Ее письма полны счастья. Я всегда смеюсь, читая их, искренним смехом, Олди, так смеются только счастливые.

Она узнала, что будущие молодые родители приобрели загородное поместье Клермонт, где и жили в счастливом ожидании. Шарлотта сразу сообщила ей эту радостную новость про ребенка.

– Дорогая Шарлотта, – шептала она, – подумать только, у моей маленькой девочки будет младенец. Вот что ей нужно для полного счастья. Я надеюсь, за этим ребенком последуют и другие. Представляю, как станет волноваться вся Англия. Будут звонить колокола, будут стрелять пушки. Люди всегда любили мою Шарлотту. И ее отец, о, он тоже будет рад, да и старая ведьма тоже, хотя она и недолюбливала Шарлотту из-за меня. Но она будет рада. Этот ребенок станет королем или королевой Англии. И король… Бедный, сумасшедший король. Я полагаю, он даже не узнает. Когда я думаю о нем, мне хочется плакать. Он один из всей семьи был добр ко мне. О, хорошо бы мне очутиться там. В первый раз после отъезда мне хочется назад в Англию.

Каждый день, встав утром с постели, она садилась у окна и смотрела на море.

«Как там Шарлотта? – думала она. – Близится срок. Она напишет мне о младенце. Бедная девочка, надеюсь, роды не будут трудными».

Когда приходили послания, прежде всего она искала письма из Англии.

– Теперь уже в любой день, – объявила она графине. – Должно быть, скоро. Если только расчеты верны. Шарлотта могла ошибиться, это на нее похоже. Она стала серьезней, выйдя замуж… Я чувствую это по письмам. Интересно! Три года я не видела дочь. Скоро будут новости. Она даст знать мне о самом прекрасном ребенке в мире.

А новостей все не было.

Она навсегда запомнила это утро.

Она любила просматривать английские газеты, и ей всегда их подавали. Они какое-то время лежали на столике, прежде чем она бралась за них, а уж потом неторопливо принималась за чтение.

Вот и на этот раз она открыла одну и стала читать. Нет, ей просто приснилось это.

Такое не могло быть правдой.

Пятого ноября после трудных родов принцесса Шарлотта разрешилась от бремени крупным мертвым мальчиком. Вскоре после родов принцесса скончалась.