Но то ли за время, прошедшее между уходом греков и захватом Пенджаба, арийское семейство за счет длительных контактов с аборигенами уже утратило свою чистоту и свою физическую и моральную сущность в результате притока чужих мыслей и чужой крови, то ли происшедшие изменения были естественным развитием прогрессивного гения арийцев, но во всяком случае древние понятия о природе священничества изменились незначительно, и наступил момент, когда воины перестали считать себя вправе исполнять жреческие функции: так появилась каста жрецов.
Эти новые пастыри умов и совести людей сразу сделались советниками царей и усмирителями народов. Их называли «purehitas». При них изменилась суть культа: культ усложнился, а искусство жертвоприношений стало наукой, полной непонятных ритуалов, опасных для простаков. В акте поклонения люди уже опасались совершать формальные ошибки, которые могли оскорбить богов, и чтобы избежать такой опасности, стали прибегать к услугам пурохит. Вероятно, в практике теологии и литургии этот специальный служитель имел познания в медицине и хирургии, сочинял религиозные гимны и стал трижды почитаем царями, воинами, населением благодаря достоинствам в области религии, морали и науки. Это была эпоха, когда появились самые древние гимны «Вед».
Итак, если священник взял в свои руки почетные функции, обеспечивающие ему восхищение и симпатию, свободные люди также выиграли от потери некоторых прежних своих прав, и по примеру пурохит, завладевших частью общественной жизни, отцы семейства, освободившись от многих забот, стали совершенствоваться в материальных искусствах, в науке управления, в воинском деле и в области завоеваний.
Впрочем, пурохита поначалу не казался чем-то опасным. Он жил уединенно рядом с богатыми и могущественными вождями, которые обеспечивали его простую мирную жизнь. Он не носил оружия, т. к. вышел из дружественного племени. Он происходил, возможно, из семьи виспати или его рода, он был сыном, братом, родственником воинов. Он передавал свои знания ученикам, которые были вольны в любое время уйти от него и снова взять в руки лук и стрелы. Поэтому брахманизм незаметно даже для тех, кто его исповедовал, закладывал основы власти, которой предстояло сделаться чрезмерной.
Один из первых шагов, который сделали священнослужители в прямом управлении общественными, т. е. земными делами, свидетельствует о совершенствовании политической и моральной системы у современников той эпохи, которую немецкие мыслители удачно называют «серым преддверием времен» (die graue Vorzeit). Виспати поняли, что больше нет смысла использовать грубую силу и хитрость в отношении населения, которое постепенно превращалось в их подданных. Народное избрание было заменено посвящением, которое обеспечило пастырям народа особые права на всеобщее уважение, а легитимность властителя теперь подтверждалась чем-то вроде коронования, которое осуществляли пурохиты 12). С тех пор власть царей резко возросла, потому что они стали участниками священнодействий, и для этого им даже не пришлось свергать богов. Одновременно были заложены основы светской власти священников, и мы сегодня знаем, чем она может стать в руках просвещенных мирных людей, обладающих опасным рвением в добре, которые, зная, что для нации, более всего поклонявшейся доблести, никакая, даже освященная причина не может служить извинением трусости, уже начали практиковать суровые доктрины воздержания и отказа от всего мирского. Такая набожность должна была привести к тяжким увечьям, к пыткам, возмущающим и ум и сердце. Но пурохиты до этого еще не дошли. Они были священниками белой нации, им и в голову не приходила мысль о таком беззаконии. Таким образом, могущество священников отныне имело прочное основание. Его охотно усиливала светская власть, удовлетворенная полученным посвящением. Скоро стало ясно, что для того чтобы получить что-то, необходимо от чего-то отказаться. Не все цари относились благосклонно к вершителям жертвоприношений, но жрецам достаточно было найти отклик в народе своей твердостью или кому-то из них умереть мученической смертью от прихоти тирана, чтобы общественное мнение, преисполненное признательности и восхищения, сделало кумиров из пурохит.
Они, как нечто естественное, приняли роль, которую им предоставили. Однако я не верю ни в эгоистические намерения целого класса, ни в то, что незначительные причины могут дать значительные результаты. Когда в обществе происходит длительная революция, это значит, что страсти триумфаторов оказались сильнее личных интересов, иначе они не пользовались бы такой популярностью. Принципы, на которых арийские священники строили свою судьбу, не были ни ничтожными, ни смешными — напротив, они завоевали глубокую симпатию гения расы, и сами священнослужители той эпохи обладали редкими способностями к искусству правления, а также гибким умом, ученостью, проницательностью и логикой, доходившей до фанатизма.
Эти люди философского ума видели, что арийские народы находятся в окружении черных племен, численно намного превосходящих белую расу, которая обосновалась на землях Семиречья и дошла до устья Инда. Кроме того, они видели, что среди арийцев мирно живут другие местные племена, не столь многочисленные, которые уже начинают смешиваться с некоторыми семьями, скорее всего с беднейшими, наименее почитаемыми и наименее гордившимися своей принадлежностью к завоевателям. Они замечали, насколько мулаты стоят ниже своих белых родителей по красоте, уму и храбрости; они размышляли над последствиями влияния метисов на покоренное или независимое черное население. Возможно, они были свидетелями того, как некоторые удачливые метисы становились царями.
Движимые стремлением сохранить господствующую роль белой расы, они придумали общественное устройство с иерархией, основанной на умственных способностях. Они предполагали доверить высшие должности самым умным и предприимчивым. Тем, кто был небогат умом, но имел крепкую руку, сердце, жаждущее воинских приключений, и честолюбие, они доверяли заботу о защите общественного порядка. Людям мягкого нрава, склонным к мирным трудам, мало расположенным к ратным подвигам, было предназначено кормить государство и обогащать его торговлей и ремеслом. Затем из большого числа тех, чей мозг работал плохо, кто был робок и недостаточно богат, чтобы оставаться свободным, священники сформировали группу, стоявшую на нижней ступени, и решили, что этот низший класс будет зарабатывать свой хлеб, выполняя тяжелые или даже унизительные работы, необходимые для общества.
Итак, у задачи нашлось идеальное решение, и нельзя не оценить такой социальный организм, управляемый разумом и обслуживаемый слабыми умами. Вся трудность заключалась в том, чтобы осуществить эти абстрактные замыслы на практике. В этом потерпели неудачу все западные теоретики, а пурохиты сумели, как они считали, сделать это.
Исходя из принципа — неоспоримого для них, — что лучшие качества принадлежат арийцам, а всякая слабость и неспособность присущи черным, они, следуя логике, решили, что ценность человека находится в прямой зависимости от чистоты крови, и основали на этом принципе кастовую систему.
Свои классы они называли «varna», что значит «цвет», позже это слово приобрело другое значение «каста»13).
Чтобы сформировать первую касту, они объединили семьи пурохит — Гаутамы, Бхригу, Атри, — известных своими литургическими песнопениями, передаваемыми по наследству как ценное достояние. Они считали, что кровь этих избранных более арийская, более чистая, чем у остальных.
Этому классу, этой «варне», этому «белому цвету» они прежде всего дали не право на власть, что с течением времени было бы естественным, а по меньшей мере принцип такого права и то, что могло к нему привести, а именно: монополию на жреческие функции, на царское посвящение и право сочинять и исполнять религиозные гимны и передавать потомкам их секрет; наконец, они объявили себя священными и непогрешимыми личностями, отказались от воинской повинности, окружили себя всем необходимым для медитирования и изучения наук, включая политические 14).
На ступень ниже стояли цари со своими семьями, причем все без исключения, так как это означало бы компрометацию царского посвящения и угрозу для создаваемой системы. Рядом с царями законодатели поместили самых известных воинов, влиятельных и богатых людей: предполагалось, что этот класс («варна») имеет меньше белой крови, либо, если даже он и сохранил расовую чистоту, все равно заслуживает только второй ступени, поскольку умственные способности и религиозность ценились выше физической силы. Такая мысль могла родиться только среди великой и благородной расы. Членов военной касты пурохиты назвали «кшатрии», или «сильные люди». Они вменили им религиозный долг владеть оружием, изучать военное искусство; право руководить людьми было им предоставлено при условии специального посвящения, при этом законодатели опирались на социальные доктрины расы, чтобы не дать военным абсолютную власть 15).
Они объявили, что каждая варна обеспечивает своим членам особые привилегии, перед которыми бессильна царская воля. Царю запрещалось ущемлять права священников-жрецов. Ему не позволялось посягать на права кшатриев или более низких каст. Монарха окружали министры или советники, без помощи которых он не мог принимать решения и которые принадлежали к классу пурохит или воинов.
Законодатели на этом не остановились. Именем религиозных законов они предписывали царям определенные правила поведения в личной жизни. Регулировалась даже пища, а более всего осуждалось любое отступление от их предписаний. По моему мнению, самое мудрое в этих законах заключается в том, что священнослужители не монополизировали эти знания. Они понимали, что нельзя запретить доступ к образованию тому, кто способен к учению, а также и неспособному: если знание есть сила и дает авторитет, так только при условии, что об этом судят другие, способные их оценить.
Итак, пурохиты не только запрещали образование кшатриям, но, напротив, рекомендовали: они позволяли им читать священные книги, обязывали объяснять их, а также благосклонно взирали на занятия светскими науками: поэзией, историей, астрономией. Так формировался класс военных — умных и храбрых людей, — которые лояльно относились к духовенству. Тем не менее интересы этой касты не во всем совпадали с планами религиозных реформаторов, и рано или поздно в этом смысле последние могли столкнуться с опасностью. По-иному обстояли дела с варной, стоящей на ступень ниже военной касты. Речь идет о касте «...», состоящей из людей с более темной кожей, чем два первых социальных класса; они, возможно, были менее богаты и влиятельны в обществе. Несмотря на это, их родство с высшими кастами было явным и неоспоримым, и в новой системе они считались элитой, или «дважды рожденными» («dvidja»); вообще, это слово обозначало превосходство расы над аборигенами, составляющими основу нации, над которыми стояли жрецы и воины. Именно по этой причине название «арийцы», от которого отказались кшатрии и пурохиты — первые стали называть себя «сильными», вторые «брахманами», — сохранилось за третьей кастой.
Закон Ману, который появился после рассматриваемой нами эпохи, хотя он основан на древнейших авторитетах, определяет образ жизни касты вайсиев. Им поручалась забота о домашнем скоте, поскольку складывавшиеся обычаи и нравы не позволяли заниматься скотоводством высшим классам, как это делали их предки. Вайсии занимались торговлей, ссужали деньги под проценты и возделывали землю. Таким образом, в их руках концентрировались большие богатства, поэтому им предписывалось приносить дары и жертвоприношения богам. Им разрешалось читать «Веды», а для того, чтобы они могли спокойно вкушать скромные, прозаические, но весьма прибыльные преимущества своего положения, брахманам и кшатриям строго-настрого запрещалось ущемлять их права и вмешиваться в их деятельность, а приобретать что бы то ни было — например, зерно или изделия — можно было только через них. Итак, начиная с ранней древности арийская цивилизация в Индии опиралась на многочисленную буржуазию, хорошо организованную и защищенную, имевшую большие права и пользовавшуюся покровительством религии. Кстати, резкое усиление этой касты не ускользало от внимания законодателей Индии, и в «Манава-Дхарма-Шастра» (§ 418) царям рекомендовалось следить за тем, чтобы торговцы и ремесленники не преступали закон, выполняя свои обязанности. Кроме того, надо отметить, что этот класс, не в меньшей степени, чем кшатрии, допускался к образованию и, благодаря своему более спокойному образу жизни, извлекал из учения больше пользы.
В окончательной форме индийское общество состояло из этих трех высших каст. Кроме них не было арийцев, не было «дважды рожденных». Между тем не следовало сбрасывать со счетов аборигенов, которые пребывали на низшей ступени социальной лестницы, хотя в какой-то степени многие из них уже кровно сроднились с завоевателями. Никак нельзя было отвергать этих людей, привязавшихся к господам и получавших от них хлеб насущный, чтобы избежать осложнений. Впрочем, дальнейшее показало, что брахманы вовремя почувствовали, насколько для них самих было важно сохранять отношения с многочисленным черным населением, тем более, что аборигены от этого еще фанатичнее служили завоевателям. В этом сказывалась суть меланийцев. Брахман, наставник для кшатриев и вайсиев, для черной толпы был богом.
Брахманы сформировали четвертую касту из этой толпы подсобных работников, крестьян и бродяг. Это были «судры», или «дазасы», т. е. «прислужники», обреченные на самую тяжелую работу. Строго запрещалось дурно обращаться с ними, их постоянно опекали, оберегали от голода и нищеты. Чтение священных книг им было запрещено, их считали «нечистыми», т. к. они не были арийцами.
Учредив эти классы, основатели кастовой системы объявили ее вечной и незыблемой: место в каждой касте было наследственным и требовало, чтобы к ней принадлежали оба родителя. Но и это было еще не все. Точно так же, как цари не могли править, не получив посвящения от брахманов, никто не имел права пользоваться привилегиями своей касты без соответствующей церемонии. В главе II, § 26 «Манава-Дхар-ма-Шастра» сказано следующее: «Согласно мудрым ведическим предписаниям, необходимо проводить церемонии, которые очищают тело людей из всех трех классов в этой жизни и готовят его к будущей». Таким образом, посвящение в свою касту требовалось не только для счастья в этой жизни, но и для того, чтобы обеспечить счастливую судьбу в следующей. Церемонии начинались уже с предполагаемого момента зачатия. Собственно говоря, именно они и формировали сущность индуса независимо от кастовой идеи. А вот § 37: «Каждый брахман, или его отец вместо него, должен заботиться о совершенствовании в священных знаниях. "Кшатриа" — в своем воинском искусстве, "вайсиа" — в своем торговом деле; обряд посвящения для них проводится соответственно в возрасте пяти, шести и семи лет».
Тех, кто забыл об этих обязанностях, исключали из индийского общества. Вот что говорится в «Манава-Дхарма-Шастра»: «Церемонию посвящения нельзя откладывать: для жреца крайний срок — 16 лет, для солдата — 21 год, для торговца — 24 года» (гл. II, § 38). И далее в § 39: «После этого срока все юноши из трех упомянутых каст, которые не прошли зовремя обряд посвящения, становятся «вратиа», или отверженными, и заслуживают осуждения добродетельного человека». Нечистых, будь они даже брахманы по отцу и матери, называли «вратиа» т. е. разбойниками, грабителями, убийцами, и вполне вероятно, что этим изгоям общества часто приходилось брать в руки оружие, чтобы существовать. Они составляли основу многочисленных племен, ставших чужими для индусов.
Такова в общих чертах классификация, на базе которой наследники пурохит собирались построить свой общественный строй. Прежде чем говорить о результатах и успехах, о рациональности этой системы, о беспрецедентных возможностях, энергии и несокрушимом терпении, которых не жалели брахманы для укрепления и расширения своего детища, рассмотрим некоторые общие вопросы.
С этнографической точки зрения главной слабостью системы было то, что она опиралась на фикцию. Брахманы не были и не могли быть истинными арийцами, за исключением тех семей «кшатриев» и «вайсиев», чья чистота была неоспорима: дело в том, что они в силу занимаемого положения в обществе или своих богатств вынуждены были занимать то, а не иное положение. С другой стороны, мне кажется, что знаменитые расы Гаутамы и Атри имели в своей генеалогии предков, происходивших от отцов-воинов и родившихся во времена, когда такие союзы были официально разрешены, и что, кроме всего прочего, эти предки имели в своей крови меланийские элементы: среди потомков Гаутамы и Атри тоже были метисы. Но разве от этого они в меньшей мере являются обладателями священных гимнов, сочиненных их предками? Разве не выполняли они почетных жреческих обязанностей при могущественных царях? Разве сами они не были могущественными? Они числились среди корифеев новой партии, и нет оснований предполагать, что они добровольно уйдут из высшей касты.
Тем не менее, если рассматривать ситуацию только применительно к индийским понятиям, можно сказать, что как только образовались касты брахманов, кшатриев, вайсиев, градация чистоты крови сделалась официальной: брахманы стали считаться более «белыми», чем кшатрии, последние более «белыми», чем представители третьей касты, а те, в свою очередь, стояли выше, чем четвертый класс, состоявший почти целиком из черных. К этому следует добавить, что сами брахманы не были чисто «белыми» и имели в жилах примесь других кровей. В отличие от остальной части вида — кельтов, славян и тем более других членов арийского семейства, например иранцев и сарматов — они присвоили себе право на особую национальность, чтобы выделиться из общей массы. Они стояли выше всех современных им арийских племен, но уступали первородному типу и уже не имели древней силы и энергии.
Они начали приобретать многие качества черной расы. В них больше не было той прямоты суждения, того хладнокровия, которые отличали белую расу в ее чистом виде, и, судя по грандиозности их планов построения общества, в их расчетах большое место занимала игра воображения и оказьшала сильное влияние на их идеи. Они выиграли в смысле кипучести мысли, кругозора и дерзости. Они выиграли в смысле смягчения своих древних инстинктов. Но высших добродетелей стало у них меньше, и если что-то утратили брахманы, то в еще большей степени это касается кшатриев и вайсиев. Мы уже отмечали, рассматривая Египет, что основным следствием притока черной крови явилась феминизация типа. Как правило, она не порождает трусов, но видоизменяет прежде спокойную и уверенную силу, добавляет в нее страстности. Хамитов мы узнали только в тот период, когда они уже утратили специфические признаки своих прародителей, поэтому нельзя делать выводы, исходя из их изучения. Тем не менее та безмятежная изнеженность, смешанная с жестокостью, какую мы в них увидели, характерна сегодня для этнически соответствующих классов индусской нации. Поэтому можно справедливо предположить, что в начале своей истории хамиты прошли через такой же период, что и брахманская каста. Что касается семитов, у них это ощущается сильнее. Итак, все вышесказанное позволяет сделать следующий вывод: примесь черной крови в небольшом количестве развивает белую расу в том смысле, что обогащает ее воображением, делает более артистичной и как бы окрыляет ее. В то же время она обезоруживает ее в смысле способности рассуждения, уменьшает практицизм, наносит непоправимый удар по ее деятельному характеру, снижает физические возможности расы, а также почти всегда отнимает у людей, вышедших из такого союза, способность и право соперничать с белой расой в терпеливости, твердости и проницательности. Я полагаю, что брахманы, еще до формирования каст вступив в близкие контакты с меланийцами, подготовили себя к поражению в борьбе с расами, сохранившими больше белой крови.
Несмотря на эти оговорки, если рассматривать только индийские народы, то будет понятно восхищение перед законодателями. Среди прочих каст и населения, не относящегося ни к одной касте, они и вправду являют собой величественное зрелище. И не стоит упоминать, что с течением времени, с неизбежным вырождением типов, которое возрастало несмотря на все их старания, брахманы тоже выродились; однако путешественники и английские чиновники, эрудиты, изучающие великий азиатский полуостров, постоянно отмечают, что внутри индийского общества каста брахманов сохраняет неоспоримое преимущество над всем, что ее окружает. Сегодня, запятнанные союзами, которые так ужасали их предков, брахманы все же отличаются от своего народа физическим совершенством. Только в этой касте еще можно встретить вкус к наукам, уважение к письменным памятникам, знание священного языка, а достоинства их теологов и грамматиков отмечали и Колбрук, и Уилсон, и другие индуисты. Британская администрация даже доверила им преподавать в колледже Форт-Уильям. Конечно, блеск прежней славы потускнел. Остался только отблеск, который становится все слабее по мере роста социальной дезорганизации в Индии. Однако иерархическая система, созданная древними пурохитами, сохранилась. Ее можно изучать во всей целостности, и чтобы по достоинству оценить ее, достаточно хотя бы приблизительно вычислить, сколько времени она существует.
Эпоха Кали относится к 3102 г. до н. э. По сути она началась только после великих войн между кауравами и пандавами. Если брахманизм в ту эпоху еще и не достиг своего расцвета, то уже был сформирован в своих главных чертах.
Кашмирская эра начинается за 2448 лет до Рождества Христова. Это уже после великой войны героев, следовательно, мы получим временной интервал 654 года между ее началом и эпохой Кали.
Как бы ни были неточны эти даты, других у нас нет, и по мере того, как проясняются исторические сумерки, у нас остается все меньше сомнений в их достоверности. Итак, после пробела, довольно продолжительного, в XIV в. до н. э. мы видим организованную систему брахманизма, литургические тексты уже написаны, ведический календарь составлен. Поэтому нет смысла обращаться к более поздним временам.
Мы сочли эпоху Кали слишком обширной, и не будем больше возвращаться к ней. Уменьшим количество лет, связанных с ней, и остановимся на кашмирской эре. Если перейти к более поздним временам, тогда теряет смысл вся египетская хронология. Не станем вспоминать о том, что брахманизм уже существовал задолго до этой эпохи, и будем считать, что между 2448 г. до н. э. и 1852 г. н. э. прошло 4300 лет, что брахманская организация до сих пор живет, что сегодня ее можно сравнить с Египтом при Птолемеях третьего столетия до н. э., с первой ассирийской организацией в разные времена, в частности в VII в. Таким образом, отдавая должное египетской цивилизации и вписывая ее в весь длительный период, предшествующий переселению, а также весь период начала ее развития до Менеса, можно заключить, что она длилась с 2448 г. до 300 г. до н. э., т. е. 2148 лет. Что касается ассирийской цивилизации, даже если отодвинуть ее истоки в очень древние времена — хотя она не могла отстоять по времени на много веков от кашмирской эры, — придется признать, что она была кратковременной.
Единственным пунктом для сравнения остается египетская организация, и она отстает от исходного типа на 2152 года. Я признаю, что такие расчеты весьма произвольны. Но не следует забывать, что цель этой произвольности в том, чтобы сознательно и намного сократить продолжительность эпохи брахманизма: я специально предполагаю одновременность создания каст с кашмирской эрой и — также искусственно и против всякого правдоподобия — полагаю, что имеет место синхронизм между первыми достижениями брахманизма и рождением цивилизации в долине Нила; наконец, я связываю с III в. до н. э. эпоху, когда истинные египтяне уже утратили свою сущность. Иными словами, определяя срок жизни индусского общества лишь на 2500 лет продолжительнее, чем существование Ассирии, и на 2000 лет дольше, чем Египта, я сокращаю его на несколько веков. Тем не менее я на этом настаиваю, поскольку я оперирую только достоверными цифрами, пусть и неполными, но и они дают мне возможность сделать нижеследующие выводы.
Три рассматриваемых общества живут в той мере, в какой сохраняется белый принцип, служащий их основой.
Ассирийское общество, постоянно подпитывавшееся притоками разной крови, развернуло лихорадочную активность. Затем под натиском очень сильных мела-нийских элементов, сделавшись ареной бесконечных этнических войн, оно стало менять направление, форму и цвет, и наконец появилась арийско-мидийская раса, которая придала ему новый вид. Вот обычная участь смешанного общества: вначале бурная деятельность, затем застой и оцепенение и наконец смерть.
Египет в этом смысле служит промежуточным пунктом для сравнения, т. к. организация этого государства основана на полумерах. Кастовая система обеспечивала очень ограниченное этническое влияние, поскольку применялась не в полной мере, что делало возможными разнородные союзы. Возможно, арийское ядро было слишком слабое, чтобы иметь абсолютную власть, и было ослаблено смешением с черными элементами. Египетская цивилизация, более жизнеспособная, более логичная и монолитная, менее уязвимая и менее разнородная, чем ассирийская, вместе с тем, оказалась менее заметной и активной; меньше следов оставила она в мировой истории, зато была более благородной и продолжительной.
Теперь переходим к третьему пункту нашего исследования — к Индии. Здесь отсутствует компромисс с чужой расой, на первом месте здесь брахманы, на втором — кшатрии. Вайсии и даже судры также занимают свое определенное место. Каждая каста вносит свой вклад в общее равновесие и поддерживает его. Общество укрепляет свои основы и процветает наподобие буйной растительности в этом благодатном краю. Пока европейцы были знакомы только с краешком восточного мира, они восхищались древними цивилизациями финикийцев, египтян и ассирийцев. Этим народам приписывали всю славу прошлых эпох. Глядя на пирамиды, европейцы поражались тому, что могли существовать люди, построившие такие грандиозные сооружения. Но позже мы раздвинули горизонт, обнаружили на берегах Ганга достижения Древней Индии, существующие уже много столетий, и наши восхищенные взоры остановились на стране между Индом и нижним течением Брахмапутры. Именно там человеческий гений сотворил чудеса, до сих пор поражающие воображение. Именно там достигли высшего расцвета философия и поэзия, а деятельная и мудрая буржуазия касты вайсиев долгое время собирала все богатства древнего мира — и золото, и серебро, и драгоценные камни. Но есть один вклад брахманизма в историю человечества, который превосходит все его отдельные достижения. Речь идет об обществе, почти бессмертном относительно всех остальных. Только две опасности грозили ему: нападение нации, имевшей более чистую белую кровь, и этническое смешение.
Первая опасность возникала неоднократно, но если чужеземцам часто удавалось подчинить себе индусское общество, то они так и не смогли разложить его изнутри.
Вторая опасность также присутствовала. Впрочем, она уже присутствовала в зародыше в первобытной организации. Не удалось ее избежать или хотя бы остановить ее развитие в результате смешения крови, которое постепенно приводило к вырождению высших каст Индии. Тем не менее, если кастовая система не смогла полностью нейтрализовать зов природы, она в значительной мере подавила его. Разрушительный процесс происходил чрезвычайно медленно, и поскольку превосходство брахманов и кшатриев над остальным индийским населением до сих пор остается неоспоримым, трудно представить окончательный распад этого общества. В этом состоит убедительное доказательство превосходства белого типа и благотворности разделения рас.
Примечания к главе
1) В Гималаях встречается много темнокожих или мулатов, которые явно ведут родословную от аборигенов.
2) Если так уж необходимо назвать группы языков по имени на
родов, было бы логичнее квалифицировать арийскую ветвь как «ин-
докельтскую». По крайней мере, так мы обозначили бы обе крайние
географические точки, однако по многим причинам это название было
бы еще менее приемлемым.
3) Вот что говорится в «Монава-Дхарма-Шастра»: «Между двумя Бо
жественными реками, Сарасвати и Дрисхадвати, лежит земля, которую
мудрые назвали Брахмаверта, потому что ее посещали боги» (т. II, гл. II,
§ 17). Речь идет о территории, первоначально населенной чистыми арий
цами без черной или желтой примеси. Затем в § 21 читаем: «Страна, кото
рая лежит между Химават и Виндхиа, к востоку от Винасана и к западу
от Прайага, носила название Медхиадеса, т. е. "центральная область"». И
§ 22: «От восточного до западного океана, между упомянутыми горами,
лежит земля, которую мудрые назвали Ариаверта, или населенная "почи
таемыми людьми"» («Manava-Dharma-Sastra», Лондон, 1825).
4) В исторические эпохи встречается много названий арийских на
родов этой страны, которую на Западе называли Туран и которую до
сих пор ошибочно считают населенной исключительно желтыми на
родами. По мнению Плиния, «Arick», «Antariani», «Aramki» напоми
нают зендское слово «airyaman». Бурнуф замечает, что в арийских
географических названиях часто встречаются такие слова, как «Agr»
(лошадь), «arvat» или «aurvat» (вода), «pati» (господин). Птолемей на
шел такие примеры в Скифии и даже в Серикии: «...» и др.
5) Тот же корень мы видим в зендском «hir» или «ir», что перешло
в латынь —«herus» и в немецкий — «Негг».
6) В арийских языках прослеживаются обе части этого составного слова: «vvq», означавшее «дом», превращается в «множество домов», например, латинское «vicus» и производное от него «ci-vis», т. е. «житель». «Pati» — в санскрите «стоящий у власти» — в армянском становится «bod», в славянском «pod», в литовском «patin», в польском «pan», в готском «fathus».
7) Очевидно, предшественником Индры был Вурунас, или Вуранас;
у древних индусов он стал Варуной, у древних греков —Ураном: с
физической точки зрения это — небо, которое покрывает землю.
8) Некоторые этимологи выводят слово «dou» от «dha», т. е. «устанавливать», «создавать».
9) В Абиссинии для этого используют слово «egzie» или «amlak»,
т. е. просто «господин». Вероятно, эти слова вытеснили древний тер
мин в силу тех же причин, по которым евреи заменяли именем «Адо-
най» имя «Иегова» в Библии.
10) Арийская раса дала Божеству и другое имя — «Gott», по-готски
«Gouth», что соотносится с санскритским «Gouddhah». Это означа
ет «Скрытый». Бурнуф находит корень этого слова в санскритском
«quaddhata», т. е. «Вечно существующий».
11) Именно здесь по-настоящему начинается существование индийских народов. Филология ищет их в этнических корнях по другую сторону северных гор, хотя, согласно хроникам, эти народы считаются автохтонными. Скорее всего в ведические времена брахманизм еще не последовал примеру ханаанеян, греков и италийских народов, т. е. не делал своими традиции низших рас, которые он покорял.
12) Посвящение в царский сан, о котором много говорится в «Рама--яне», практиковалось и в недавние времена.
13) В языке кави термин «варна» сохранил свой первоначальный смысл.
14) Основная черта брахманов — умение читать мантры. Дары, приносимые брахманам, стали обязательными. Доброе дело в отношении представителя обычной касты считалось простой добродетелью, в отношении жреческой касты — двойной добродетелью, в отношении изучающего «Веды» добродетель возрастала стократно, а если речь шла об аскете, такие дары были бесценны.
15) Вот какие замечательные заповеди предлагает «Манава-Дхарма-Шастра» военной касте (возможно, это компиляция более старых установлений): «Никогда не покидать поле боя, защищать народ и чтить священников — вот высший долг царей и их счастье» (Гл. 12, § 88).
§ 89: «Эти хозяева мира, бесстрашные в битвах, не отворачивающие лица перед врагом, после смерти попадают прямо на небо».
§ 90: «Пусть никто в бою не поразит врага заостренным деревом, или стрелой с коварно искривленным наконечником, или отравленным или горящим копьем».
§ 91: «Пусть всадник или воин на колеснице не нападает на пешего врага, на врага ослабевшего, на того, кто просит пощады, сцепив руки, на того, чьи волосы закрывают глаза, на того, кто устал и сидит на земле, на того, кто скажет "Я -— твой пленник"».
§ 92: «Того, кто спит, или потерял свою кольчугу, или кто наг, безоружен или просто наблюдает за битвой, но не участвует в ней, а также того, кто сражается с другим».
§ 95: «Пусть он, памятуя о долге арийцев, людей почтенных, никогда не убьет того, кто сломал свое оружие, кто скорбит о чем-то своем, кто тяжело ранен, кто обуян страхом и кто повернулся спиной».
§ 98: «Таков древний и непреложный закон воинов. Ни один царь не должен отступать от этого закона, когда он вступает в битву с врагами».
ГЛАВА II. Развитие брахманизма
Что касается системы, созданной пурохитами и превратившейся в брахманизм, мы вели речь только о самом принципе, но не о трудном процессе его реализации. Чтобы рассмотреть его, я выбрал не момент начала формирования этого процесса и его развития, а эпоху его апогея. Теперь вернемся в лоно истории и ближе познакомимся с системой.
Могущество пурохит сформировалось на двух устоях: разумная религиозность арийской расы, с одной стороны, а с другой, преданность, менее благородная, но более фанатичная, метисов и аборигенов. Их власть опиралась на вайсиев, всегда искавших поддержки против военной касты, и на судрасов, отличавшихся чувством суеверного страха и восхищения перед людьми, ежедневно общавшимися с Богом. Без такой двойной поддержки пурохиты даже не могли бы и подумать о независимости, а если бы им и пришла такая мысль, они не смогли бы осуществить ее. Ощущая поддержку, они осмелели. Однако в это время внутри многочисленной группы арийцев разразилась большая смута. И в результате баталий, вызванных религиозными распрями, зороастрийские народы откололись от индийского семейства и ушли из Пенджаба и соседних с ним земель. Они направились на запад, навсегда порвав со своими братьями, чья политическая организация их больше не устраивала. Если задаться вопросом о причинах раскола, если спросить, почему то, что было по нраву одним, не устраивало других, то вряд ли можно получить однозначный ответ. Однако я почти не сомневаюсь в том, что зороаст-рийцы, оставаясь дальше к северу, т. е. в арьергарде арийцев-индусов, не сохранили в себе вместе с большей чистотой крови достаточно разума, чтобы отказаться от установления иерархии по рождению, надуманной, с их точки зрения, и, следовательно, бесполезной и не популярной. Если бы в их рядах не было черных судрасов, вайсиев-кафров и мулатов-кшатриев, если бы все они были белые и равные, тогда они могли бы согласиться с тем, чтобы во главе их социальной организации стояли брахманы. В любом случае очевидно, что новая система внушала им отвращение, которого они не скрывали. При знаки такого отношения мы видим в реформе, вдохновителем которой был Зороастр, Зердушт или Зеретоштро.
Но раскольники, так же как иидусы, не сохранили древний арийский культ. Возможно, они хотели свести его к более точной формулировке. Все в новой религии-магии дышит протестом и враждой к брахманизму 1). В священном языке зороастрийцев бог индусов «Deva» стал «Дивом», т. е. злым духом, а слово «maaniu) получило значение «небесный», а его корень у брахманистских народов сохранил значение «ярость» или «гнев» 2).
Итак, раскол произошел, и два народа с тех пор про
должали жить отдельно и вступали друг с другом в отношения только с оружием в руках. Тем не менее, даже отвечая неприязнью на неприязнь, оскорблением на оскорбление, они всегда помнили об общем происхождении и не отказывались от родства.
Кстати, следует отметить, что по всей вероятности незадолго до этого-раскола начал формироваться пракритский язык, а собственно арийский язык, если он вообще когда-нибудь существовал иначе, чем в виде
совокупности наречий, прекратил свое существование. Но еще долго санскрит преобладал в виде разговорной речи, что не мешало множиться производным наречиям
и диалектам, а священный язык тем временем постепенно превращался в книжный.
Как бьти бы рады брахманы, если бы уход зороастрийских народов избавил их от всякой оппозиции. Но пока они боролись только с одним противником, хотя было немало желающих разрушить их систему. До сих пор они сталкивались только с одной формой протеста, а другие еще не проявились.
Арийцы продолжали движение к югу и востоку, и это движение, которое длилось до XVIII в. н. э. И которое, возможно, продолжается в скрытой форме до сих пор, пока существует брахманизм, сопровождалось - и частично было вызвано - давлением других народов с юга, прибывавших с древней родины. В «Махабхарате» рассказывается об этом великом запоздалом переселении. Эти пришельцы, возглавляемые сыновьями Панду, очевидно шли путем своих предшественников и пришли в Индию через Согдиану, где основали город, который назвали Панда по имени своего патриарха. Что касается расы, к которой принадлежали эти завоеватели, здесь нет никаких сомнений. Их название означает «белый человек». Брахманы легко узнавали этих противников и считали их отпрысками прародителей индийской нации. Они даже признавали родство пришельцев с ортодоксальной королевской расой куравов. Их женщины были крупными, белокожими и белокурыми и пользовались той свободой, которая у тевтонов - наполовину подавленная у римлян - была продолжением древних нравов белого семейства.
Эти пандавы ели любое мясо, т. е. питались и быками, и коровами, что считалось самым большим кощунством у индийских арийцев. В этом отношении зороастрийские реформы не затрагивали старую систему, что было еще одним и убедительным в ретроспективе доказательством того, что эта цивилизация, построенная на общих религиозных идеях, издавна объединила обе ветви независимо от исконных идей расы. Пандавы не уважали священных животных и еще меньше почитали кастовую иерархию. Их священники не были брахманами и даже пурохитами. Поэтому в глазах индусов они были «нечистыми», и бросали тень на брахманскую цивилизацию.
В конечном счете разразилась война, ее театром был весь север, юг и восток полуострова до Видехи и Висалы, а участвовали в ней все народы, как арийцы, так и аборигены. Борьба бьта тем более долгой, что у завоевателей были естественные союзники в лице многих арийских племен в Гималаях, враждебно относившихся к брахманской системе. Многие метисные народы были заинтересованы в разрушении этой системы: все разбойники любого цвета кожи становились сторонниками пандавов 3).
Куравы защищали цивилизацию, но в конце концов потерпели поражение. Пенджаб и большие территории по соседству с ним оказались в руках более белых и, следовательно, более активных завоевателей, и, вынужденная уступить, индусская цивилизация отодвинулась дальше на юго-восток. Однако она сохранились благодаря устойчивости рас, ее составлявших. Ей оставалось только ждать, и ее реванш в отношении потомков пандавов стал блестящей победой. Пандавы, свободные от любых священных ограничений, быстро смешались с местными племенами и де градировали в этническом отношении. Брахманы одолели их. Они вовлекли выродившихся потомков Панду в сферу своей деятельности, навязали им свои идеи и догмы, вынудили организоваться по своим правилам и увенчали свой успех тем, что навязали им жреческую касту. Между прочим, в Кашмире нынешние представители высших слоев имеют более темную кожу, чем остальные жители. все дело в том, что их предки пришли с юга 4).
На севере отношения между кастами были не такими, как на юге. Здесь брахманы ничем не отличались от массы населения, которое никогда не подчинялось добровольно своим жрецам, и глубокое презрение к ним со стороны истинных .индусов, а еще больше их низкий моральный уровень - эти факторы и определили вечное наказание потомков пандавов за попытку разрушить брахманскую систему. Кстати, следует отметить, что хорошо известная классификация греческих писателей, которые делили индусов на три категории - рыбаков, земледельцев и горцев, - скорее всего относится только к группам, имевшим очень мало арийского и жившим на западных окраинах Индии.
Итак, победу брахманов над пандавами определила в большей мере чистота расы, нежели однородность этнических элементов. У первых все инстинкты были упорядочены и, не противореча друг другу, имели особые сферы применения; вторые были обречены чрезмерным смешением крови. Аналогичную ситуацию мы видели в последний период истории Тира.
Начиная с этого времени многочисленные арийские народы окончательно отделились от индийской национальности и утратили прежнее достоинство и уваже ние. В эту категорию следует включить белые племена, жившие между Сарасвати и Гиндукушем, и некоторые из тех, что населяли берега Инда, т. е. всех, кто для древних греков и римлян являлись жителями Индии 5). Ниже этих народов стояли многочисленные «нечистые» жители, а еще ниже – аборигены 6).
Таким образом, для брахманов, строгих логиков, общество делил ось на три большие категории: чисто индийская народность, включающая в себя три освященные касты и дополнительную касту, признаваемую в силу необходимости; затем идут арийские народы, или вратии, которые имели большое количество местной крови, поздно приняли священный закон, не всегда его соблюдали и, самое худшее, были его противниками. В данном случае слово «вратия», т. е. вор, грабитель, казалось истинным индусам недостаточно сильным, поэтому таких людей называли еще «дасиу», что равносильно оскорбительному ругательству, которое этимологически близко к зендскому «данджу», «дакиу», «дахиу» - так зороастрийцы называли свои провинции.
Наконец, ниже презираемых дасиу стояли аборигены. Это были полные дикари, и их число было оченьвелико. Чтобы судить об их моральных качествах, достаточно посмотреть сегодня на их прямых потомков в Декане, в горах Виндхиа и в центральной лесной части полуострова, где они бродят, собравшись в шайки. Не смотря на многие века, которые прошли с тех пор, как Рама победил жителей. Цейлона, в их образе жизни ничего не изменилось. Не буду упоминать все племена этой категории - ограничусь несколькими.
Племя кад-эрили-гару, говорящее на тамильском наречии. Они не носят одежд, спят в пещерах и кустах, питаются кореньями, дикими фруктами и животными. Не исключено, что это потомки Анака, хореяне, о которых говорится в Библии 7).
Катоди, живущие под деревьями. Они едят живых рептилий.
Каухиры: не умеют даже защититься от диких зверей, которые часто их пожирают.
Кандасы: приносят человеческие жертвы, крадут индийских детей или покупают их у париев и убивают.
Этими примерами можно ограничиться.
Брахманы объединяли их всех под общим именем
«Mlekhas» (этимологически «слабые»), т. е. дикари или варвары (Barbara). Последний термин укоренился во всех языках белой расы.
«Barbara», «Varvara» означает человека с курчавыми волосами; то же значение имеет слово «papua». Можно предположить, что первые не белые люди, с которы
ми столкнулись арийцы, принадлежали к черной расе. К ним относятся и африканские берберы.
Учитывая огромную численность аборигенов, индийские политики понимали, что нет смысла игнорировать их и что разумнее оставить отвращение в стороне и каким-то образом приобщить их к арийской цивилизации. Но каким путем? Что им можно было предложить? Все блага земные были распределены. Впрочем, брахманы были готовы предложить им даже высокие привилегии, из тех, что и арийцам приходилось добывать
физической силой: я имею в виду знак божественности с той оговоркой, что его можно было получить лишь после смерти, вернее, после ряда перевоплощений. После того, как был узаконен догмат о переселении душ, люди, входившие в категорию «Mlekhas», убедились, что все классы индийского общества живут согласно новой вере, и также принимали ее.
Истинно верующий и добродетельный брахман, умерщвляющий плоть, гордился тем, что после смерти он попадет в число высших существ. Кшатрия заново рождался брахманом и обретал надежду на более высокое перевоплощение, вайсиа в следующей жизни становился кшатрием, судра - вайсием. Впрочем, ошибки и прегрешения приводили к противоположному результату. Так почему же абориген не мог стать судрой и так далее? Иногда он попадал в последний класс еще при жизни. Когда какой-нибудь народ начинал группироваться и требовалось включить его в систему индийского государства, несмотря на догмат, приходилось идти на то, чтобы допустить аборигенов в самый низший из классов.
Но система обещаний лучшей доли после перевоплощения могла работать лишь при наличии доброй воли тех, кого она касалась. И в Индии это стало возможным.
Приобщение аборигенов к цивилизации происходило двумя путями. Первый был менее эффективным и заключался в том, что воины-кшатрии, составлявшие регулярную армию, которая включала в себя пехоту, кавалерию, вооруженные колесницы и слонов, а также вспомогательные части из аборигенов, отправлялись в поход на врага. После победы гражданский и религиозный закон запрещал военным ассимилировать «нечистое» население. Кшатрии просто отбирали власть у непокорного вождя, заменяли его одним из его сородичей и уходили, забрав добычу .и удовлетворившись ненадежными обещаниями покорности и лояльности 8).
Брахманы действовали по-другому. Они небольшими группами уходили за пределы священной земли Арьварта или Брахмаварта. Они добрались до густых лесов, до болотистых мест, где тропическая природа вырастила сказочные деревья, фрукты, цветы, где жили красивые птицы, бродили газели, а также опасные тигры и змеи, строили там уединенные жилища и предавались бесконечным молитвам, медитации и просветительству. Они в любую минуту могли стать жертвой местных дикарей. Полуголые брахманы сидели у своих хижин, чаще всего в одиночестве, иногда с учениками, такими же безоружными, как они сами, и столь же беззащитными. Тысячи миссионеров погибли. Кстати, согласно легендам и поэмам, аскеты имели дело с людоедами. Но на место одного убитого приходили десять новых, которые оспаривали право на хижину, ставшую теперь святилищем, и колонии расширялись и множились по мере того, как брахманы овладевали умами своих диких врагов. А те, пораженные суеверным страхом, наконец захотели узнать, что же представляют собой эти загадочные люди, столь безразличные к страданию и к смерти, и что их
привело сюда. Тогда анахореты внушали им следующее: «Мы самые благородные из людей, и нет нам равных на земле. Мы имеем право на высшие почести. В предыдущих жизнях мы были такими же ничтожными, как и вы. Благодаря добродетелям мы постепенно возвышались и достигли того, что даже цари пресмыкаются у наших ног. Мы всегда стремимся к тому, чтобы стать богами. Наши страдания в этом краю направлены на достижение этой цели. Вы можете убить нас - мы все равно добьемся этого. Слушайте нас, верьте нам, покоритесь, служите нам, и вы станете такими же, как мы» 9).
Дикари слушали, верили и покорялись. Арьяварта завоевывала новые земли. Анахореты становились ветвью местного брахманства. Для управления и охраны новой территории приходили кшатрии. Чаще всего местные вожди занимали место в воинской касте. Появились новые вайсии, причем чистота крови уже не имела значения. В небрежении чистотой упрекали даже брахманов, и эти упреки были обоснованы. Так, в эпические времена Ломапада, местный вождь обращенных ангасов, женился на Санте, дочери арийского царя Айодхиа. В той же «Рамаяне» говорится, что одна из жен ге роического царя Дасаратха была из народа кекайа. Вообще-то, этот народ был арийским, но жил за пределами священной земли Сарасвати и считался «вратия». Так, в VHI в., во время индийской колонизации земель желтых народов к востоку от Кали, в Непале и Бутане, брахманы брали в жены местных девушек, а их потомство получало право вступить в воинскую касту.
Таким образом, во имя своего принципа, делая этот принцип основополагающим для социальной организации, аскеты-брахманы создавали систему, которая объединяла множество людей, тем 90лее, что ее члены были далеки от ратных трудов и вели строгую жизнь. Однако при всем том, что эта система уже преодолела множество препятствий, ее в будущем ждали новые, еще более трудные.
Кшатрии видели, что если при такой социальной организации им была уготована самая важная роль, то основная власть принадлежала жречеству. Они должны были выполнять то, что решали брахманы; их называли царями, но в глазах народа они были на втором месте после священников. Еще более неприятным для них было то обстоятельство, что брахманы служили вечными посредниками между властителями и простым народом и даже их солдатами, между тем как те же брахманы, посредством терпения и отказа от земных радостей, становились отцами Арьяварты, используя результаты работы своих мужественных миссионеров среди аборигенов. Рано или поздно такая ситуация должна была привести к смягчению строгих правил и к расшатыванию брахманской системы.
Брахманы, например, дошли до того, что начали возводить вождей аборигенов в ранг кшатриев; более того, они проявили еще большую терпимость к арийцам этой касты, а именно: давали многим усердным в религиозности и науках право подняться до брахмана. Так можно интерпретировать эпизод с Висвамитрой в «Рамаяне». При этом следует признать, что взамен они оговорили для себя право жениться на дочерях кшатриев и самим становиться царями. Кроме того, становясь зятьями властителей, они не имели ничего против того, чтобы дети от их браков исключались из жреческой касты, следуя закону «деградации». Но привилегии воинской касты, а также царского достоинства, оставались за ними.
Итак, в Древней Индии благосклонно относились к объединению двух каст, а во многих случаях брахманы становились соперниками кшатриев в борьбе за высшую власть «материального» порядка. Было ясно, что сохранение принципов во всей их строгости может поставить под угрозу существование самой системы. Чтобы избежать этой опасности, брахманы призвали на помощь логику, разум и гибкость.
Было введено такое правило: сын от брака отца кшатрии и матери-брахманки не может быть ни царем, ни священником. Он мог стать бардом или царским конюшим. Будучи выродившимся брахманом, он мог стать ученым историком, изучать светскую поэзию, сам сочинять стихи, декламировать их своему господину и собравшимся на праздник кшатриям. В то же время он не имел права изучать литургические гимны и священные науки. Будучи неполным кшатрием, он имел право носить оружие, садиться на лошадь, управлять колесницей, сражаться во втором ряду, но не мог надеяться на то, чтобы самому командовать воинами. Ему была предоставлена большая честь: самоотверженность. Совершать подвиги для своего господина и воспевать его
вот был удел такого человека. Его звали «сута». В индийском эпосе нет более мягкого, благородного, нежного и печального персонажа. Это было олицетворение женской преданности в суровом сердце героя-воина 10).
При всей своей изобретательности такой порядок должен был обернуться беспорядком, и хотя связанные с ним компромиссы были изначально ему присущи, не было сомнения в том, что для его сохранения требовались срочные меры - необходимо было закрыть зияющую рану
на теле социальной системы. Именно с этой целью брахманы придумали класс чандалов, который разрушительным образом завершил иерархию «нечистых» каст.
Град оскорблений сыпался на арийцев-отступников и необращенных аборигенов. Но все они, включая угрозу изгнания из общества и даже смерти, были пустяком по сравнению с тем, что ожидало несчастных детей представите
лей четырех узаконенных каст, запятнавших себя запретным союзом. Даже подходить к этим существам считалось постыдным делом, позором, смыть который кшатрия мог, лишь убивая тех, кто был в этом уличен. Им запрещалось входить в города и деревни. Увидев их, любой человек мог спустить на них собак. Колодец, из которого они пили, объявлялся оскверненным. Если они строили себе жилище, его можно было разрушить. Наконец, на земле не было более мерзких чудовищ, на которых с такой силой ополчалась целая социальная и политическая теория. Причем все эти страшные кары были направлены не столько против несчастных чандалов, сколько на их будущих родителей. Надо признать, что если презренная каста и испытывала на себе тяжесть кровавой длани закона, то такие случаи были редки. В данном случае теория безуспешно боролась с мягкими индийскими нравами. Чандалов презирали и ненавидели однако они выжили. У них были деревни, которые можно было сжечь, но их не жгли. Остальные люди даже не особенно сторонились их и терпели их присутствие рядом с собой. Им дали возможность заняться ремеслом. В нынешней Индии такие «нечистые» занятия, как, например, работа мясника, приносят большую прибыль чандалам. Многие из них разбогатели на торговле зерном. Другие играют важную роль в переводческом деле. На более высоких ступенях социальной лестницы можно встретить богатых чандалов - счастливых, независимых от кастовой идеи и уважаемых. Есть индийские династии, принадлежащие к «нечистой» касте, что не мешает им иметь совeтников-брахманов. Следует, правда, отметить, что такой порядок вещей был результатом потрясений, начиная с эпохи вторжений. Что касается терпимости на практике и мягкости нравов перед лицом теоретической жестокости закона, они имели место во все времена.
Появление этой ужасной касты имело серьезные последствия, но я не сомневаюсь в том, что этого было недостаточно, чтобы сохранить в индусском обществе базовую иерархию и стать препятствием для рождения новых каст, по крайней мере в провинциях, которые присоединились к Арьяварте.
В этом смысле брахманы, как и прежде, сделали все, что смогли. Не стану повторять сказанное выше о Бутане и Непале - в других землях произошло то же самое. Тем не менее не надо забывать, что независимо от количества чужой крови в арийцах на той или иной территории арийского элемента всегда было больше в жилах брахманов в первую очередь, кшатриев во вторую, чем у остальных каст, этим объясняется неоспоримое превосходство, которое даже сегодня, после стольких бурных событий, демонстрирует брахманское общество. Если этнический уровень всей системы снизился, то общий беспорядок был только преходящим и временным. Объединение рас внутри каждой касты происходило скорее там, где принципы оказывались слабее; цивилизация испытывала взлеты и падения, но не претерпевала коренных изменений, потому что в каждой категории смешение инстинктов довольно быстро уступало место настоящему единству. Иными словами, сколько было каст, столько и смешанных рас, находящихся в состоянии равновесия.
Категория чандалов отвечала настоятельной потребности в системе, которая должна была показаться особенно неприемлемой для военных. Множество законов и ограничений стояло на пути кшатриев в осуществлении их воинских и властных прав, унижало их личную независимость, мешало им удовлетворять свои страсти и прежде всего ограждало ОТ них дочерей и жен их подданных. После долгих колебаний они засобирались свергнуть иго и, взявши в руки оружие, объявили войну жрецам, отшельникам, аскетам, философам, чьи дела исчерпали их терпение. Таким образом, после победы над зороастрийскими ипрочими еретиками, над жестокими невежественными аборигенами, преодолев трудности на пути создания для каждой касты своего русла между берегами закона, брахманы столкнулись с гражданской войной; войной самой опасной, потому что она велась между человеком вооруженным и человеком безоружным.
История Малабара сохранила дату - если не самой борьбы, то, по крайней мере, одного из ее эпизодов. В анналах этой страны рассказывается о том, что большой раскол произошел между кшатриями и мудрецами на севере Индии, что все воины были уничтожены, а победители во главе с Парасу Рамой, знаменитым брахманом, которого не надо путать с героем «Рамаяны», после своей победы укрепились на южном побережье и создали там республиканское государство. Это произошло в 1176 г. до н. э. И ознаменовало начало малабарской эры.
Это поражение брахманов было только одним из эпизодов войны, и таких эпизодов было немало. Все указывает на то, что их противники, почти такие же арийцы, как брахманы, не были лишены способностей и не полага лись слепо только на силу оружия. Кшатрии ловко внедрились в самый стан врага, в его теологическую цитадель - для того, чтобы искоренить влияние брахманов на вайсиев, судр и аборигенов и для того, чтобы успокоить свою совесть и оправдаться от упреков в безверии, что было очень важно в такой глубоко религиозной стране.
Известно, что во время пребывания в Согдиане и позже основная масса зороастрийских и индусских племен исповедовала довольно простой культ.- Хотя В нем было больше заблуждений,. чем в первобытных верованиях белой расы, тем не менее он был не такой сложный, как религиозные понятия пурохит, которые начинали строить брахманизм. По мере того, как индийское общество взрослело и все больше «черной» крови аборигенов запада и юга, а также желтого элемента с востока и севера поступало в жилы народа, изменялись религиозные потребности. Мы уже видели на примере Ниневии и Египта, какие уступки приходилось делать для удовлетворения нужд черного элемента. Это было началом умирания арийских народов. Они продолжали оставаться чисто абстрактным понятием, а антропоморфизм, хотя он, возможно, и присутствовал в идеях, еще не проявился. Боги были красивы и этим походили на арийских героев. Изображать их еще никому не приходило в голову.
Когда на сцене появились черный и желтый элементы, пришлось изменить систему, чтобы сами боги вышли из идеального мира, в котором обитали арийцы. Независимо от различий между черным и желтым типом и независимо от того, какой из них преобладал, аборигены были едины в том, что боги должны быть скорее ужасными, жестокими и непохожими на человека, нежели красивыми и добрыми, и отличающимися от людей только большим совершенством, чем формой. Эта доктрина была исключительно метафизической, а скудный опыт художников еще больше затруднял ее реализацию.
Иногда объясняют все эти отталкивающие языческие изображения Индии, Ассирии и Египта, все эти отвратительные неприятности, плод воображения восточных народов, чисто метафизическими причинами, т. е. желанием представить вместо образов символы, которые дают пищу для тpaнcцeндeнтных размышлений. Такое объяснение не кажется мне солидным. Мне даже. представляется, что оно навязывает извращенный вкус возвышен ным умам, которые, желая проникнуть в самые глубокие тайны, тем не менее не чувствуют в себе острой необходимости сделать свои физические ощущения более грубыми и материальными. Но разве нельзя бьто использовать не столь отталкивающие символы? Разве только скандальным образом можно выразить мощь природы, силы Божественного и его многочисленные атрибуты? Разве эллины изобразили мистическую статую «тройственной» Гекаты с тремя головами, шестью руками и ногами и исказили ее лица жуткими конвульсиями? Разве они усадили ее на страшного Цербера и повесили ей на грудь ожерелье из черепов и дали в руки орудия пытки со свежими следами крови на них? Точно так же христианство не прибегало к ужасам, изображая божественную троицу. И не сделало карикатуру из святого Петра. Эллинизм и католическое христианство прекрасно обошлись без уродства. в сюжетах, которые были не менее метафизическими, чем индусские, ассирийские, египетские догматы. Итак, в безобразии образов нельзя винить природу абстрактного мышления, потому что все дело в устройстве глаз, умов и сердец, к которым обращены эти образы. Черные и желтые аборигены могли понимать
только уродливое - оно было создано для них, и оно стало для них необходимым.
Таким образом, индусам нужно было не только создать теологическую персонификацию, но и размножить ее, чтобы сделать более доступной для восприятия. Немногочисленных богов древних времен - например, Индры со своими спутниками - уже было недостаточно для передачи идей, которые в изобилии порождала расширяющаяся цивилизация. Когда идея богатства стала доступной для масс, которые научились ценить ее предпосылки и следствия, эту мощную движущую социальную силу поставили под охрану небесного покровителя и придумали Куверу, богиню, полностью отвечавшую вкусу черной расы 11).
Между тем в таком размножении богов следует видеть не только чрезмерность. По мере того, как становился тоньше брахманский дух, он пытался вновь овла деть древней истиной, которая когда-то ускользнула от арийской расы, и, создавая низших богов на потребу аборигенам или вначале терпя, а затем принимая автохтонные культы, брахманизм укреплял свои позиции. Он вел
поиски все выше и выше, и, думая о силах, о небесных.
существах, превосходящих Индру, Агии, он нашел Брахму, придав ему самые возвышенные черты, какие только были доступны философии; и в тот мир эфирного созидания, где инстинкт прекрасного лепил такое великое существо, допускалось очень мало безобразного.
Долгое время Брахма оставался для толпы неизвестным богом. Его изображение появилось позже. Низшие касты не понимали и игнорировали его; он был в основном богом аскетов, которым был необходим и которые не собирались его свергать. Они прошли весь путь высших существований, они сами узнали, что значит быть богом, и теперь мечтали только об одном: слиться с ними наконец отдохнуть от жизни, которая была тяжела даж едля них, познавших небесное существование.
Если высшее Божество брахманов было недоступно пониманию низших классов и, возможно, даже вайсиев, оно было доступно возвышенному уму кшатриев: оставаясь участниками ведических наук, они обладали менее активным чувством религиозности, чем их соперники, но были достаточно образованны, чтобы не выступать открыто против понятия, значение которого они хорошо понимали. Они пошли в обход и при помощи теологов из воинской касты или брахманов-отступников трансформировали суть Вишну, второстепенного кшатрийского бога, поставили ему метафизический трон и подняли его на ту же высоту, где пребывал небесный покровитель их врагов. Теперь он бьт равным Брахме, и воинская каста больше не чувствовала себя ущемленной в смысле теологической доктрины.
Это был хорошо обдуманный шаг, и он сопровождался долгой и упорной борьбой; он угрожал власти брахманов и крахом всему индийскому обществу. На одной стороне был Вишну со свободными и вооруженными кшатриями, на другой - Брахма со своими мирными жрецами и беззащитными классами вайсиев и судр. Аборигены имели выбор между двумя системами: первая предлагала им религию, такую же организованную, как и прежняя, абсолютное освобождение от кастовой тирании и в перспекти ве возможность для самого последнего из людей добиться всего даже в течение нынешней жизни, не дожидаясь следующего перевоплощения. Другой режим не сулил ничего нового для простых людей, он даже не мог обвинить соперников в безбожии, потому что у них был один пантеон - только верховный бог был другой, - он даже не мог обеспечить защиту слабым или проявить либерализм, т. к. отныне либерализм был оружием тех, кто обещал униженным все блага. Итак, если брахманы утратили доверие черных подданных, то какое воинство они могли противопоставить царским мечам?
Такие ситуации часто встречаются в истории. Однако стоит отметить, что из двух воюющих политических партий меньше ошибок делали брахманы. Их заслугой было также то, что они жертвовали частностями, чтобы сохранить основу. В результате долгих распрей жрецы и воины пришли к соглашению.
Брахма стоял на одной ступени с Вишну. Спустя многие годы, после революций, о которых мы говорить не будем, т. к. они не имели чисто этнического характера, к ним присоединился Шива 12), а еще позже появилась философская доктрина, которая объединила эти три божественных существа в троицу, обладающую способностью творения, сохранения и уничтожения мира, и в результате свела брахманскую теологию к древней идее одного, единого, бога, охватывающего всю вселенную.
Брахманы окончательно отказались от мысли сохранить высшую власть, а кшатрии стали считать ее своим атрибутом от рождения. При этом кастовый режим сохранился во всей строгости и целостности.
Индийское общество, основанное брахманами, с честью выдержало один из самых опасных кризисов в своей истории. Оно восстановило свои силы, оно было однородным, и его будущему ничто не угрожало. На юге оно колонизировало большую часть плодородных земель и вытеснило непримиримых врагов в пустыни и болота, в заснеженные Гималаи, в горы Виндхиа. Оно оккупировало Декан, овладело Цейлоном и принесло туда свою культуру. Все свидетельствует о том, что с того времени оно продвинулось до дальних островов Явы и Бали, обосновалось в нжнем течении Ганга и по течению Брахмапутры проникло на земли желтокожей расы, которая до сих пор была известна индусам по небольшим районам на севере, востоке и на южных островах. Кстати, арийцы никогда не имели в Индии компактной территории. Во многих местах их поселения были окружены местным населением. В Декане их раньше вообще не было.
По мере того, как осуществлял ась эта деятельность, тем более трудная, что новые территории были обширнее, расстояния больше, а всего труднее были климатические условия, расширял ась морская торговля, в частности, с Китаем, и еще в 1400 г. до н. э. В Индию поступали чудесные дары земли, продукция рудников и ремесленников -.: все, чем славилась Поднебесная Империя и другие цивилизованные страны мира. Индийские торговцы посещали и Вавилон 13). На побережье Йемена они обосновались основательно. Процветающие государства полуострова славились сокровищами, чудесами и радостями жизни - плодами цивилизации, созданной по строгим правилам веры и истины, но национальный характер сделал ее мягкой, почти «патерналистской». По крайней мере, такое впечатление появляется при чтении великих исторических эпосов и религиозных легенд эпохи буддизма.
Цивилизация их ограничивалась этими внешними блестящими эффектами. Будучи вскормленной теологической наукой, она черпала из этого источника силы тот самый гений всего великого: это можно сравнить с тем, как средневековые алхимики воспринимали свой великий труд, цель которого заключалась не только в получении золота. При всех своих достижениях, при всех своих поражениях, которые она переносила с таким достоинством, и всех победах, плоды которых она так счастливо использовала, индийская цивилизация рассматривала как нечто незначительное все то, чего она добилась, и в ее глазах настоящий и окончательный триумф предстоял в ином мире.
В этом заключался великий смысл брахманского детища. Разделив людей на категории, брахманы максимально использовали эту систему для совершенствования человека и подготовки его к опасному пути, началом которого была агония, который должен был привести к более высокому предназначению, если человек прожил без грехов, или к более низкому уделу, который давал возможность покаяться. Какой же силой должна была обладать эта идея для верующего, если даже сегодня индус из самой презренной касты, питаемый надеждой на лучшее перевоплощение, презирает господина-европейца, который платит ему, или мусульманина, который его бьет!
Итак, смерть и посмертное осуждение являются основными принципами жизни индуса, и судя по безразличию, с каким он относится к земному существованию, можно сказать, что он живет только для того, чтобы умереть. Здесь есть очевидное сходство с тем духом отрешенности, который царил в Египте: египтянин тоже был устремлен к будущей жизни, видел ее будто наяву и в каком-то смысле подготавливал ее. Параллель очевидна, или лучше сказать, обе линии идей пересекаются под прямым углом и исходят из общей вершины. Равнодушие к земному существованию и прочная вера в обещания религии придают истории нации логику, прямоту, независимость и возвышенность. Когда человек мысленно живет одновременно в двух мирах, он взором и душой видит за чертой могилы не мрак, но блеск новой жизни, его мало пугают страхи, при сущие рационалисту, и он считает кончину только переходом к иному существованию. Самые славные моменты человеческих цивилизаций случаются тогда, когда жизнь еще ценится не так высоко, чтобы кроме ее сохранения не видеть иных целей. Откуда же берется такое отношение к жизни? Всегда и всюду оно определяется количеством арийской крови в жилах народа.
Таким образом, теология и метафизические исследования были фундаментом индийского общества. На них строились политические и социальные науки. Брахманизм не разделял сознание гражданское и религиозное. Китайская и европейская идеи разделения церкви и государства была для него неприемлема. Без религии брахманское государство немыслимо. С религией был связан каждый шаг в личной жизни индуса. Религия была всем, она проникала везде, давала смысл всему; она одновременно и унижалаи возвышала даже чандала, и этот ничтожный человек получал основание для гордости и находил существ более низких, чем он, и достойных презрения.
Под сенью науки и веры поэзия нашла великих творцов в священных обителях отшельников. Aнaxopeты, спустившись с невиданных высот медитации, покровительствовали светским поэтам, поощряли их и даже соперничали с ними. Валъмики, автор «Рамаяны», был почтенным аскетом. Оба рапсода, Кусо и Лаво, которым он поручил заучивать и декламировать свои стихи, были сыновьями самого Рамы. В царских дворцах тепло принимали интеллектуалов, а часть брахманов занималась только поиском талантов. Поэмы, элегии, другие произведения занимали место рядом с объемистыми плодами суровых наук. Драма и комедия, озаренные светом настоящих гениев, с блеском изображали нравы настоящего и великие деяния прошлого. Достойное место в ряду знаменитых мемуаристов занимает Калидаса. Хотя надо заметить, что понятие индусов об истории отличается от нашего отсутствием стройного и последовательного изложения фактов и событий.
Однако я не могу сказать, что такой расцвет независимой свободной мысли, каким бы выдающимся он ни казался нам, не способствовал последнему крупному восстанию, одному из самых разрушительных, какие испытал брахманизм. Я приступаю к разговору о рождении буддистских доктрин и об их политических следствиях.
Примечания к главе:
1) В «Зенд-Авесте» есть остатки брахманистских верований, которые отсутствуют в нынешней религии парсов.
2) Зороастрийцы дали имя «Индра» злому гению.
3) Возможно, пандавы были обязаны своей победой подкреплениям с севера, например кулиндасов, обосновавшихся на востоке ближе к истоку Ганга. «Махабхарата» называет их чистой расой, но далекой от индусской культуры.
4) Население Кашмира и Пенджаба поддерживало разнообразныеконтакты с желтыми народами, а также с черными и мулатами. Вболее поздние времена туда вторглись греки-бактрийцы и саки, затем арабы, афганцы, балуки. В результате страна индусов первойузнала власть арийских племен, а сегодня мы видим, что именно здесьарийцы сильнее всего перемешались с другими расами. Уже в эпические времена дарадаtы Пенджаба считались отщепенцами.
5) «Что касается "пандитов" (кашмирцев), принадлежащих к касте
брахманов, они отличаются невероятным невежеством, и любой из прислуживающих нам индусов выглядел благороднее их. Они едят
все, кроме говядины, и пьют "арак", что в Индии позволительно лишь самым низшим кастам». (Из письма В. Жакмона, 1831 г.)
6) Население, с которым сражался Александр Великий, было полуарийским, но настоящие индусы считали этих людей «вратиями». Это были малли (малавы) и подданные Поруса. Малавы составляли часть бахилаков вместе с ксудраками (или оксидраками). «Манава-Дхарма-Шастра» обвиняет их брахманов в несоблюдении религиозного закона. Греки и индусы плохо знали друг друга. В далекие времена народ, живший за Синдхом, называл западные народы – хамитов и семитов - «Javana». Значение этого слова неясно, и если оно означает западные народы вообще, тогда его следует отнести и к северным и южным племенам. «Jawa» - значит «вторгаться». Позже джаванами называли арабов. В Библии так именуются .семиты Кипра и Родоса, а также испанские турдеты. А в одной надписи Дария «Jouha» означает островных греков; скорее всего поселенцы, жившие на побережье, получили это имя от персов и в свою очередь перенесли его на жителей континента. Еще позже индусы считали джаванами греков. В последних книгах «Махабхараты» так называются бактрийцы-македонцы, причем они изображаются храбрым и ученым народом.
7) Еще больше напоминает потомков Анака племя, которое обитало в южном течении Ямуны в пустыне Дандака. Это были жестокие гиганты, часто нападавшие на жилища аскетов-брахманов.
8) Сомнительно, что именно поход Рамы против ракшасов, черных демонов, живших на юге, предопределил появление арийцев на острове Ланка (Цейлон). Победитель сбросил с трона Равана, отдал империю брату этого великана и вернулся на север.
9) Отрывок из «Манава-Дхарма-Шастра».
10) «Сута» - прототип спутника странствующего рыцаря, Гандолена или Гвендолена
11) Брахманизм вел долгую борьбу, прежде чем принять антропоморфизм; видимо, Шлегель был прав, когда говорил, что и индийские памятники не могут соперничать по древности с египетскими. Впрочем, он был не прав, добавив: «И с ниневийскими».
12) По свидетельству Лассена, это божество имеет связь с культом черных аборигенов. На юге его боготворят под именем Линга, и брахман никогда не войдет в храм, где находится его изображение.
13) Опытными мореплавателями были вайсии: в одной буддистской легенде рассказывается о торговце, который совершил семь морских путешествий. Индусы могли иметь связи с халдеями, у которых был морской флот (Исайа, ХIII, 14) и колония в Герра на западном побережье Персидского залива, где имела место торговля с Индией. В ней участвовали финикийцы до и после своего исхода из Тилоса. Офир из священных книг находился на берегу Малабара, а поскольку еврейские названия привозимых оттуда товаров звучат на санскрите, а не на деканском языке, из этого следует, что высшие классы страны состояли из арийцев в ту эпоху, когда туда приходили корабли Соломона. Стоит также отметить, что первые колониальные поселения на юге Индии появились на морском побережье, и это указывает на то, что их основатели были мореплавателями. Вполне вероятно, что они издавна пришли к устью Инда и основали там первые империи, например, Потапа.
ГЛАВА III Буддизм; его поражение; нынешняя Индия
Мы оказались в эпохе, которая по сингалийскому летоисчислению относится к VII в. до н. Э., а по другим буддистским календарям, распространенным на севере Индии, к 543 г. до н. э.1. К этому времени очень опасные идеи проникли в ветвь индийской науки, называемую философией санкхья. Два брахмана, Патанджали и Ка-пила, проповедовали, что принципы Вед бесполезны для совершенствования человека и что для лучшего перевоплощения достаточно индивидуального, не скованного правилами, аскетизма. Согласно этому учению, все люди имеют право, не страшась потусторонних последствий, презирать принципы брахманизма и делать то, что брахманизм запрещает.
Такая теория могла разрушить общество. Однако она была слишком научной и не проникла в политику. Но то ли в идеях, породивших ее, было нечто большее, нежели случайная догадка, или очень практичные люди глубоко их восприняли, случилось так, что один принц самого знатного происхождения, принадлежавший к ветви солнечной расы, по имени Сакья, сын Суддодхана, царя Капилавасту, начал приобщать население ко всему, что было либерального в этой доктрине.
По примеру Капилы он учил, что ведические наставления бесполезны; он считал, что ни литургические тексты, ни аскетические упражнения, ни страдания не помогут преодолеть препятствия земной жизни; что для этого достаточно соблюдать моральные законы, в которых больше говорится о любви к другим, чем к себе. В качестве высших добродетелей он проповедовал свободу, воздержание, науку, энергичность, терпение и сострадание. Впрочем, в вопросах теологии и космогонии он принимал учение брахманизма за исключением его чрезмерных обещаний. Он утверждал, что поведет людей не только в лоно Будды, откуда, как учила старая теология, в случае недостатка достоинств приходится вновь начинать ряд земных существований, но в саму сущность совершенного Будды, где находится нирвана, т. е. полное и вечное небытие. Таким образом, брахманизм представлял собой очень сложный пантеизм, а буддизм еще больше усложнял его, доводя до пропасти отрицания.
Но каким образом Сакья собирался распространять свои идеи? Он начал с отрицания трона; он облачился в грубую одежду желтого цвета, которую он находил на свалках и кладбищах или шил сам. Он взял в руки посох и стал жить только на подаяние. Он заходил в города и деревни и проповедовал свою мораль. Встречаясь с брахманами, он дискутировал с ними, и присутствующие часами слушали эти споры. Скоро у него появились ученики. Многие были из воинской касты, а также из вайсиев, которые в то время были богаты, влиятельны и пользовались уважением. Чаще всего он находил сторонников в низших слоях населения. Как правило, он внушал им, что в предыдущей жизни они принадлежали к высшим классам и что они достойны вернуться туда благодаря тому, что слушают его. Поскольку он отвергал Веды, для него не существовало разделения на классы, и он признавал только превосходство добродетели.
Можно представить, как действовали на воображение простых людей такие речи. Сакья обратил в свою веру огромное количество людей, а после его смерти верные ученики продолжали его дело и расширили влияние за пределы Индии, где буддистами стали цари вместе со своим двором.
Однако брахманская организация оставалась настолько мощной, что реформисты не осмеливались проявлять такую же враждебность на практике, как в теории. В принципе отрицалась религиозная необходимость каст. В области политики реформа также не находила для себя применения, и несмотря на некоторые потрясения в области догматов основы общества оставались незыблемы.
Такое положение свидетельствует об исключительной силе брахманизма 2). Спустя двести лет после смерти Сакья в стране, где был буддистский царь Пиадасси, брахманы пользовались почетом, и настоящая война, нетерпимость и преследования начались только в V в. н. э. Таким образом, буддизм в течение по крайней мере 800 лет существовал рядом с древней системой и не имел достаточно силы, чтобы вступить в открытую борьбу.
Не было речи о недостатке желания. Число приверженцев буддизма продолжало возрастать. Им внушалось: «Слушайте, и вы поднимитесь выше». В рядах брахманов было немало людей невежественных, среди кшатриев, воинов были такие, кто не умел воевать, среди вайсиев встречались ленивые или неспособные 3). Все это делало секту привлекательной для высших классов.
Увеличивалось число монастырей. Туда приходило все больше верующих, а для восхваления новой религии использовались искусства, которые создала и усовершенствовала древняя цивилизация. Пещеры Магатании, Ба-уга на пути в Уджеин, гроты Элефанта — все это буддистские храмы. Весь пантеон брахманизма, увеличившийся вдвое за счет новой мифологии — всех будд, всех бод-дхисатв и прочих плодов воображения, присущего в основном черной расе, — превратился в разрушительную силу. Брахманы поняли, что пора спасать общество, созданное ими. Началась борьба — ее начало приходится на V в., — которая закончилась только в XIV в.
Можно сказать, что буддизм заслужил свое поражение, потому что оказался бессильным перед последствиями. С самого начала он черпал силы среди отщепенцев, он перестал быть универсальной религией и закрыл для себя все пути к совершенствованию. Кроме того, он не смог сразу разрушить кастовую систему и был вынужден принять ее на практике, осуждая ее теоретически 4). Цари-кшатрии и обращенные брахманы должны были, рано или поздно, затосковать о своих прежних привилегиях.
Буддизм по всем позициям проигрывал битву, а во II в. он исчез с территории Индии. Он нашел прибежище в таких колониях, как Цейлон или Ява, которые были тоже созданы брахманской культурой, но там победу одержали еретики благодаря этническому составу жрецов и воинов. Диссидентский культ также сохранился на северо-востоке Индии, но там — например, в Непале, — он вырождается и уступает место брахманизму. Короче говоря, он существует там, где отсутствуют касты: в Китае, Аннаме, на Тибете, в Центральной Азии. Всюду он доказывает слабость системы, основанной только на морали и разуме.
Буддизм, в конце концов, захотел создать себе фундамент. Но, увы, было слишком поздно: он создал абсурд. В противоположность истинной философии в буддизме онтология вытекает из нравственного закона, а не наоборот. В результате мы видим бездушную теологию искусственного порядка и полубессмысленные тексты в виде распространенного у монголов цилиндра, который приводится в постоянное движение силой воды и передает на небо содержание начертанных на нем молитв, о чем свидетельствует один миссионер из конгрегации Сен-Лазар. Как же низко пала здесь рационалистическая теория, отрицающая все школы и претендующая на право наставлять народы! Такой оказалась судьба буддизма.
Брахманизм не замедлил воспользоваться ущербностью своего противника. Он проявил мудрость и в неблагоприятных обстоятельствах проводил ту же политику, которая оказалась успешной во время бунта кшатриев. Он смог пойти на большие уступки. Он не стал насиловать или унижать умы людей. Пользуясь синкретизмом, он сделал из Сакья-Муни воплощение Вишну. Таким образом, брахманизм дал возможность тем, кто хотел вернуться в его лоно, поклоняться своему идолу и избавил их от презрения. Затем, постепенно, в его пантеон вошли многие из буддистских богов с той оговоркой, чтобы они не занимали высокого места в иерархии. Наконец, ему удалось сделать так, что от буддизма в Индии почти не осталось следов. В общественном мнении памятники, созданные этой сектой, являются делом рук ее счастливого соперника1. Так что же еще можно сказать о могуществе, терпении и мудрости школы, которая, просуществовав более двух тысячелетий, одержала столь убедительную победу? Я не вижу ничего подобного в истории человечества — ничего, что делает такую честь человеческому разуму.
Есть ли в прошлом примеры стойкости, с какой брахманизм сохранил свою сущность в течение столь длительного времени, не уступив ни пяди в двух основных областях: доктрине и политической системе? С чем можно сравнить его готовность отдать должное самым ценным идеям своего противника и отказ от самолюбия в тяжелые минуты своего поражения? Я, например, таких не знаю. В продолжение долгой борьбы брахманизм проявил двойную мудрость, которую высоко оценила английская аристократия, а именно: сумел сохранить прошлое и приспособился к требованиям настоящего. Короче говоря, он обладал настоящим организаторским духом и в награду за это получил признание созданного им общества.
Своим триумфом он в основном был обязан принципу изоляции, чего недоставало буддизму. На его стороне была и чистота арийской крови, тогда как буддисты вербовали сторонников главным образом в низших кастах и игнорировали законы разделения и отрицали их религиозное значение. В Индии брахманизм знаменовал собой превосходство белой расы, хотя уже подверженной изменениям, а буддисты, напротив, искали поддержки в низших классах. Буддистский бунт не мог увенчаться успехом до тех пор, пока арийский тип, несмотря на чужеродные элементы, сохранял, благодаря изоляции, основную часть своих достоинств и добродетелей. Хотя из этого не следует, что долгое сопротивление буддизма не принесло своих плодов. Я не сомневаюсь, что возвращение в лоно брахманизма многочисленных племен жреческой касты и кшатриев, которые так долго пренебрегали этническими предписаниями, по сеяло дурные семена. Однако арийская природа была достаточно сильна и остается сильной в наше время, чтобы сохранить свою организацию во время ужасных испытаний, выпавших на долю народа.
Начиная с 1001 г. н. э., Индия перестала быть страной, закрытой для западных наций, а великий завоеватель Александр даже не подозревал о чудесных достижениях «нечистых» народов, западных вратиев, которых он победил. Сын Филиппа Македонского так и не дошел до священной земли. Между тем как Махмуд Гназневид, мусульманский принц смешанной расы, более белой, чем та, из которой вышли брахманы и кшатрии, во главе армий, поддерживаемых мусульманским фанатизмом, огнем и мечом прошел по полуострову, уничтожая храмы, истребляя священников и воинов, сжигая священные книги — так начались преследования, которые с тех пор почти не прекращались. Для любой цивилизации трудно устоять перед внутренним натиском в результате проявления человеческих страстей, но многократно труднее, когда она находится под пятой чужаков-завоевателей, которые вознамерились до конца уничтожить ее. Есть ли в истории примеры столь долгого и счастливого сопротивления самым разрушительным факторам? Я знаю только один — это имело место в Индии. Со времен жестокого султана Гизни брахманское общество не знало ни минуты покоя и посреди постоянных атак сумело вытеснить буддизм. После персов Махмуда пришли турки, монголы, афганцы, татары, арабы, абиссинцы, затем снова персы Надир-Шаха, португальцы, англичане, французы. На севере, на западе и юге происходили непрестанные набеги, чужеземные орды то и дело наводняли провинции страны. Целые народы, не выдержав этого, отрекались от национальной религии. Кашмирцы стали мусульманами, за ними синдхи, затем другие племена Малабара и побережья Короманделя. Апостолы Магомета повсюду — и не без успеха — проповедовали опасные идеи. Брахманизм ни на мгновение не складывал оружия — напротив, на востоке, в северных горах, в частности после покорения Непала горкхасами в XIV в. он продолжал свою успешную деятельность. Приток полуарийской крови в Пенджабе привел к появлению эгалитарной религии Нанека. Брахманизм оправился от этого удара и все успешнее противостоял мусульманской вере.
Мы знаем, с какой непоколебимой уверенностью он в течение сотни лет сопротивляется европейскому натиску, и я не верю, что хоть один человек, родившийся в Индии, допустит мысль, что эту страну возможно трансформировать и цивилизовать на наш манер. Многие наблюдатели, которые хорошо знают Индию, убеждены, что такое случиться не может.
Однако брахманизм переживает общий упадок; его великие личности ушли; абсурдные или изуверские суеверия, теологические выверты культа, обязанные черному элементу, одержали победу над древней философией с ее возвышенностью и благородной дерзостью. Негроидный тип и желтый принцип заняли большое место в высших классах, и во многих отношениях бывает трудно, порой даже невозможно, отличить брахманов от представителей низших слоев. Но извращенная природа этих выродившихся рас никогда не сможет преодолеть превосходящую силу белых народов, пришедших из Европы.
Однако если в силу обстоятельств, чуждых ходу местной политики, на этих обширных землях прекратится господство англичан, и страна будет предоставлена самой себе, по прошествии более или менее продолжительного времени брахманизм, единственный социальный порядок, который имеет базу в Индии, в конечном счете восторжествует.
Вначале материальное могущество, принадлежащее рохиллам на западе и сикхам на севере, окончательно перейдет к этим племенам. Тем не менее мусульманская цивилизация слишком деградирована, слишком связана с самыми низшими слоями населения, чтобы продолжаться долго. Брахманизм терпеливо готовит свою победу. Пользуясь кривой саблей врагов, удары которой он так стойко выдержал, он уже отвоевал свои позиции у махраттов и раджапутов, а затем отвоюет большую часть потерянной территории. Впрочем, он не чужд переменам, и если он примет в ранг высших каст воинственных обращенных представителей арийских рас севера и нарождающийся активный класс англоинду-сов, сумеет ли брахманизм выдержать мощный приток низших типов и не превратится ли в нечто посредственное? Такая ситуация не исключена. В этом случае надо признать, что этнический беспорядок возрастает, и прежнее единство цивилизации уходит в прошлое.
Однако это есть неизбежное следствие заложенных в нем принципов и событий, о которых я говорил. Если же отвлечься от гипотез, оставить будущее в покое, и ограничиться уроками, которые можно извлечь из истории Индии, что касается рас, мы получим следующие неопровержимые факты.
Прежде всего необходимо признать, что арийское семейство — самое благородное, самое одаренное в смысле ума и самое энергичное в белой расе. В Египте, где мы впервые встретились с ним, на земле Индии, где мы только что рассматривали его, мы признали в нем высшие философские способности, высокую мораль, мягкость в установлениях, жизнестойкость — словом, явное превосходство над аборигенами, будь то в долине Нила или на берегах Инда, Ганга и Брахмапутры.
В Египте мы увидели его уже парализованным слишком большим количеством черной крови, и с течением времени смешение становилось все более выраженным и окончательно поглотило основополагающий принцип египетской цивилизации. В Индии дело обстояло по-другому. Из горной долины Кашмира на полуостров хлынул мощный арийский поток. Несмотря на уход зороас-трийцев он всегда оставался сильным, и кастовая система, несмотря на постепенное разложение, была главной причиной того, что высшие классы индусского общества сохранили свои достоинства. Если какая-то часть чужой крови под влиянием революций и попадала в жилы брахманов и кшатриев, это обстоятельство не приводило к разрушительным результатам. Движение арийских или полуарийских племен с севера подкреплялось древним белым принципом, и мы отметили, что пандавы глубоко внедрились в Арьяварту. Затем на всем протяжении горной границы, постоянно появлялись другие белые народы и спускались в Индию, принося с собой белую кровь.
Что касается вредоносного смешения, индийское семейство страдало не столько от соседства с желтыми народами, сколько от присутствия черных, и хотя метисы не могли похвастаться силой, присущей чистой расе, оно порождает потомство, не лишенное достоинств; потомки смешивались с индийской культурой и принимали ее основные принципы, хотя китайские элементы неизбежно проникали в брахманскую цивилизацию. Такими были махраты и бирманцы.
Итак, сопротивляемость Индии чужеземным набегам, сила, которая крепнет, уступая натиску, сосредоточена на северо-западе, севере и западе, т. е. среди арийских народов более или менее чистого происхождения: синд-хи, рохиллы, горцы Гиндукуша, сикхи, раджапуты, гор-касы Непала, за ними следуют махраты и, наконец, бирманцы, которых я называл выше. На этой компактной территории превосходство, несомненно, принадлежит самым арианизированным выходцам с севера и северо-запада. Все семейства, присоединившиеся к арийской расе, отличаются необычной этнической стойкостью. Свидетельством тому является религия некоторых низших народов, живущих в северных горах. Местные племена, остающиеся верными своей древней истории, со всех сторон окружены желтыми народами, которые вытеснили их в заснеженные горы и в ущелья; это наши последние и несчастные родичи, они поклоняются в первую очередь древнему герою по имени Бхим-Сем. Этот сын Панду представляет собой персонификацию белой расы во время последней масштабной миграции, которую она предприняла в этой части земного шара.
Остается юг Индии, район, который простирается вдоль Ганга до Калькутты и охватывает обширную территорию в центре и Декан. В этих регионах обитают многочисленные племена черных дикарей, там огромные непроходимые леса и почти отсутствуют диалекты, происходящие от санскрита. Население говорит на многих языках, в той или иной степени облагороженных печатью священного языка: тамильский, малабар-ский и сотня других. Разноцветье кожи жителей вначале удивляет европейца, который в их телосложении не видит никаких следов однородности даже среди высших каст. Здесь больше всего смешения с аборигенами. Здесь отсутствуют энергия и мужество, здесь царят суеверия, и все говорит за то, что эти люди не способны к независимому существованию. Брахманизм не имеет поддержки в этих местах, поскольку доля черной крови в своей массе намного превосходит то, что мы наблюдаем на севере, откуда арийские племена никогда не спускались так далеко на юг.
Однако сегодня в этих южных районах Индии появился новый этнический элемент, имеющий большое значение, о котором уже упоминалось выше. Речь идет о метисах, рожденных от отцов-европейцев и туземных матерей и снова скрещенных с европейцами и аборигенами. Эта прослойка увеличивалась с каждым днем и проявляла особые качества и острый живой ум, которые так привлекали внимание ученых и политиков, и в которых заключалась причина будущих потрясений в Индии.
С материнской стороны происхождение этих людей было далеко не блестящим: это были представительницы низших каст, служащие для удовлетворения прихотей победителей. Если некоторые женщины принадлежали к более высокому социальному рангу, они были мусульманками и не отличались качеством кровей. Тем не менее в этих индианках было меньше черного элемента, так что можно заметить огромную дистанцию между потомством бенгальской женщины из низшей касты и отпрысками негритянки из племени Йолуф или бамбара.
Со стороны отца могут наблюдаться большие различия в количестве белого элемента, передаваемого ребенку. Отцом мог быть англичанин, ирландец, француз, итальянец или испанец — отсюда происходили эти различия. Чаще всего преобладает английская кровь, которая в Европе сохранила больше всего арийского, поэтому метисы обычно бывают красивыми и умными. В этом я присоединяюсь к мнению, которое связывает будущее Индии с этим новым населением. Однако следует заметить, что эта смешанная раса подвержена той же опасности, которая привела к краху почти все мусульманские нации. Только брахманизм обладает секретом, как избежать этого.
Итак, мы классифицировали индийские расы и отметили моменты, когда при благоприятном стечении обстоятельств там может вспыхнуть живая, пусть и слабая, искра, и теперь пора вернуться к столь долгой жизни цивилизации, которая существовала еще до героической эпохи Греции и которая, если не считать этнические нюансы, сохранила до наших дней свои принципы и никогда не сворачивала с пути, потому что главная раса оставалась достаточно компактной. После Геродота этот замечательный колосс гения, мощи, красоты явил западному миру образ одной из своих жриц, которая поразила европейцев своей красотой несмотря на плотные одежды. Позже, благодаря мусульманским завоеваниям, почти неизвестным в Европе, и новым открытиям, результаты которых как правило приходили на Запад в искаженном виде, эта загадочная страна еще больше овладела воображением европейцев, хотя знаний все еще было недостаточно.
Но после того, как вот уже двадцать лет филология, философия, статистика начали систематическое изучение общества и природы Индии, по-прежнему без надежды познать такую богатую и большую тему, произошло необычное: чем больше мы знаем, тем сильнее восхищаемся, хотя обычно бывает наоборот. Привыкшие к непродолжительному существованию наших цивилизаций, мы твердили слова о бренности всего человеческого, а когда приподнялся огромный занавес, скрывавший от нас Азию, когда нашим взорам предстали Индия и Китай со своими незыблемыми институтами, мы не знаем, как воспринимать открытие, столь для нас огорчительное.
В самом деле, какое это унижение для систем, каждая из которых объявляла себя несравненной! Какой урок для греков, римлян, для всех нас — увидеть страну, которую в течение восьмисот лет терзали грабеж, истребление, нищета, которая насчитывает более ста сорока миллионов жителей и, возможно, в пору своего расцвета кормила вдвое больше, но которая никогда не переставала хранить безграничную верность своим религиозным, социальным и политическим доктринам и даже в период упадка сохраняет свой национальный характер! Итак, повторю еще раз: какой это замечательный урок для западных государств, обреченных по причине неустойчивости религиозных взглядов на то, чтобы непрестанно менять формы и направление подобно перемещающимся дюнам на берегу Северного моря!
Впрочем, не стоит слишком строго судить одних и слишком возносить других. Долгое существование индийской цивилизации есть естественный закон, который редко проявляет себя с такой полнотой. В этой стране всегда доминировала одна раса и принципы оставались неизменными, между тем как в других местах происходили быстрые и беспорядочные перемены, не успевали сформироваться институты и менялись взгляды и инстинкты сменявшихся поколений.
Однако Индия была не единственной страной, где мы можем восхищаться этим феноменом: я имею в виду Китай. Пора посмотреть, не привели ли здесь одинаковые причины к одинаковым результатам. Исследование будет тем более поучительным, что между Индией и Поднебесной Империей лежит огромный Тибет, где можно встретить характерные признаки обеих стран. Но прежде чем понять, связана ли эта двойственность с этническим принципом, нам необходимо узнать исток социальной культуры в Китае и определить, какое место среди цивилизованных наций мира занимает эта страна.
Примечания
1) Это эпоха Кира. В те же времена Скилакс пришел к Эритрейско-му морю и принес на Запад первые сведения об Индии, которые через персов дошли до Гекатея и Геродота. В это время Индия переживала расцвет своей цивилизации и могущества.
2) В индийском обществе не было недостатка в революционных элементах, т. к. большое влияние получили средние классы, главы ремесленнических цехов, торговцы и мореплаватели. Но все здание стояло прочно. Существует буддистская легенда, где речь идет о влиянии «вайсийской» буржуазии в эпоху, когда формировался буддизм. Надо отметить, что легенды о буддах представляют собой такой же исторический интерес, какой мы испытываем к жизнеописаниям святых эпохи Меровингов. В обоих случаях — у арийцев-франков и арийцев-индусов — мы видим предпочтение философской части истории и одинаковое пренебрежение к хронологии.
3) Когда брахманы упрекали Сакья в том, что он окружал себя «нечистыми» или ведущими плохой образ жизни, тот отвечал: «Мой закон есть закон милосердия ко всем». Так, этот закон сделался чем-то вроде доступной религии, которая вербовала сторонников среди высших классов, среди людей, отвергавших всяческие ограничения брахманизма в силу того, что только ценой неимоверной строгости и суровости можно получить прощение за ошибки в нынешней жизни и стать достойным к переходу на более высокую ступень. Буддисты подходили к этому проще. Они осуждали чрезмерные лишения, а на их место ставили простое раскаяние и признание ошибок. Кстати, это они придумали исповедь.
4) Например, буддисты утверждали, что боддхисатвами можно было родиться только в семье брахмана или кшатрии.
5) Бюрнуф считает, что Будда, как воплощение Вишну, появился не раньше 1005 г. эры Викрамадита, т. е. 943 г. н. э.
ГЛАВА IV Желтая раса
По мере того, как индийские племена продвигались на восток, и после того, как, пройдя по горам Виндхиа, они пересекли Ганг и Брахмапутру и пришли в страну бирманцев, они вступали в контакты с различными племенами, еще незнакомыми для нас. Разнообразие этих племен, как в физическом, так и в моральном отношении, свидетельствует о том, что и среди них действует закон неравенства рас.
Новое семейство народов, о которых пойдет речь, весьма характерное по облику, цвету кожи и интеллектуальным качествам, предстает перед нами, как только мы, покинув Бенгалию, двинулись на восток. Поскольку общие черты объединяют многие народы, мы дадим им общее название, не обращая внимания на очевидные различия между ними. Итак, мы имеем дело с желтыми народами, которые составляют третий элемент населения земли.
Вся империя Китая, Сибирь, вся Европа, за исключением, может быть, самых южных ее окраин — вот обширная территория, которую населяет желтая раса в тот период, когда белые переселенцы ступили на земли к востоку, северу или югу от заснеженных горных долин Центральной Азии.
В целом это низкорослая раса: некоторые ее представители похожи на карликов. Телосложение и мышечная сила несравнимы с тем, что мы видим у белых людей, а в их лицах есть что-то гротескное и даже уродливое. Словом, природа в этом случае решила не растрачивать своих сил и возможностей, или Создатель ограничился черновым наброском. Невыразительный нос и рот, маленькие глаза, вставленные в широкое плоское лицо, редкие, прямые и жесткие черные волосы (впрочем, у некоторых племен, напротив, устрашающего вида грива закрывает даже спину) — вот характерный облик желтой расы1.
Что касается интеллекта, здесь мы также наблюдаем очень характерные особенности, настолько отличающиеся от характеристик черной расы, что если последнюю я назвал «женской», то желтую уместно причислить к «мужским». Абсолютное отсутствие воображения, общая тенденция к удовлетворению естественных потребностей, упорство и последовательность в отношении повседневных дел, определенный инстинкт личной свободы, выражающийся у большинства племен в приверженности к кочевой жизни, а у более цивилизованных народов в уважении к домашнему очагу, слабая активность, отсутствие любознательности и страсти к украшениям, столь характерной для негров — вот основные черты всех ветвей монгольского семейства. Отсюда глубоко укорененная гордость за приземленные стремления и за умение удовлетворять их. Все, что не входит в круг знакомых вещей и понятий, кажется им бессмысленным и вызывает у них только жалость и сочувствие. Желтые народы больше довольны самими собой, чем негры, чье пылкое воображение постоянно влечет их за пределы существующих вещей.
Но надо признать, что эта общая тенденция к повседневности и узость мышления, следствие отсутствия воображения, придают желтым большую социабельность, чем у негров. Даже самые неспособные из них в продолжение столетий имели одну-единственную цель — прокормиться, одеться и найти жилище, и в конечном счете добились в этом больших результатов, нежели люди не менее ограниченные по природе, но без конца обуреваемые размышлениями, которые подсказывает им необузданное воображение. Поэтому желтые народы более искусны во многих делах, и мы с удивлением находим на их землях древние следы горнорудных работ. Это можно назвать первобытным и национальным пред назначением желтой расы. Эти низкорослые люди — хорошие кузнецы и ювелиры, а судя по тому, что они пронесли эти навыки через века до наших дней (кстати, восточные тунгусы и жители Охотского побережья, дучеры и другие народности искусны в кузнечном деле не меньше, чем пермяки в скандинавских песнопениях), можно заключить, что во все времена финские народы составляли пассивную часть некоторых цивилизаций.
Откуда же пришли эти народы? С великого американского континента. Такой ответ дают физиология и лингвистика; такой вывод можно сделать из того факта, что с самых древних времен, еще до той эпохи, которую мы называем первобытной, массы желтого населения собрались на крайнем севере Сибири, а оттуда двинулись на запад.
Они считали себя потомками обезьян и очень гордились этим. Поэтому неудивительно, что в индийском эпосе, где речь идет о местных помощниках героического супруга Ситы в его походе против Цейлона, эти люди называются просто армией обезьян. Возможно, Рама действительно воспользовался помощью желтых племен, живших на южных склонах Гималаев, чтобы победить черные народы на юге Декана.
Как бы то ни было, эти племена были очень многочисленны, что я собираюсь продемонстрировать.
Существует неоспоримый факт, что белые народы всегда были оседлыми и поэтому никогда не покидали по доброй воле свои земли. Самое древнее известное становище белой расы находилось в горной долине Центральной Азии, и если они ушли оттуда, то потому лишь, что их прогнали. Я допускаю, что некоторые семейства могли оказаться жертвами насилия своих сородичей. Я допускаю это в отношении эллинских племен и зороастрийцев, но нельзя предположить такую ситуацию в отношении всех белых переселенцев. Целая раса не должна была уйти из родных мест почти одновременно, и тем не менее это случилось перед 5000 г. до н. э. В эту эпоху и во времена, близкие ей, хамиты, семиты, арийцы, кельты и славяне покидают свои земли. Белая раса разбредается в разные стороны, оставляя родные долины желтым. Причиной могло быть только очень сильное давление со стороны диких племен.
С другой стороны, физическая и моральная слабость многочисленных завоевателей настолько очевидна и доказана, что их вторжение и конечная победа обусловлена только явным численным превосходством. Поэтому нет сомнения в том, что Сибирь кишела финскими племенами, о чем имеются исторические свидетельства. Я лишь замечу следующее: допуская победу желтых народов над белыми и рассеяние последних, необходимо принять один из двух вариантов.
Либо территория, на которой жили белые народы, простиралась далеко на север и очень мало на восток, достигая в первом направлении среднего Урала, а во втором не доходя до Куэнь-Луня, что, по-видимому, обусловило определенное движение в северо-западные степи.
Либо эти народы, скопившиеся на вершинах Муц-тагха, в горных долинах этой цепи и во всех трех районах Тибета, были очень немногочисленные и имели недостаточно пищи.
Вначале я объясню, почему я ограничил ситуацию двумя вариантами. Затем изложу причину, почему следует отбросить вторую гипотезу и принять первую.
Я уже говорил, что желтая раса обитала главным образом в Китае; кроме того, черный тип с курчавой прогнатической головой, т. е. пелагийский вид, распространился до Куэнь-Луня, с одной стороны, и до Формозы, с другой 2), в Японию и дальше. Даже сегодня это население можно встретить в тех далеких странах.
Уже тот факт, что негры так далеко продвинулись во внутреннюю Азию, служит убедительным доказательством связи хамитов и семитов с этими народами низшей расы: я имею в виду очень давнюю связь, потому что она ослабла еще до пришествия завоевателей в долину Тигра и Евфрата.
Теперь перенесемся из долин Вавилонии в Китай и обратимся к результатам постепенного смешения черного и желтого типов, т. е. к метисам, которые населяют Юн-Нань и которых Марко Поло называет «зерден дамы». Еще дальше мы встретим другое семейство, имеющее не меньше признаков смешения, которое живет в китайской провинции Фо-Кьень и, наконец, окажемся среди разнообразия этих групп в южных районах Поднебесной Империи, в Индии к востоку от Ганга, на архипелагах Индийского океана от Мадагаскара до Полинезии, от Полинезии до западных берегов Америки вплоть до острова Пасхи 3).
Таким образом, черная раса занимает весь юг старого мира и встречается далеко на севере, между тем как желтая, обитающая вместе с первой на востоке Азии, распространилась на все острова в направлении Северного полюса. Если считать, что центр, исток меланийского вида, находится в Африке и что именно оттуда началось его распространение, что, кроме того, желтая раса одновременно с метисами, жившими на островах, также продвигалась на север и восток Азии и в Европу, тогда придется признать, что белое семейство, чтобы не затеряться в толпе низших рас, было вынуждено призвать на помощь весь свой гений и мужество и объединиться.
Не будем касаться разделения хамитских и семитских масс, которые по перевалам Армении спустились в южные и западные районы. Но зато рассмотрим массовое смешение с черной расой, которое имело место в долинах Эфиопии, а на севере по всему африканскому побережью за пределами Атласских гор и в Сенегале; рассмотрим плоды этого смешения в Испании, нижней Италии, на греческих островах, и мы убедимся в том, что белая раса не ограничивалась несколькими племенами. Мы также увидим, что к перечисленным выше следует прибавить арийские народы всех южных ветвей, и кельтов, и славян, и сарматов, и другие менее известные, но не менее значимые народности, которые остались жить среди желтых.
Следовательно, белая раса была достаточно многочисленной, а поскольку оба вида — черный и финский — не давали ей возможности перейти Муцтагх и Алтай на востоке и Урал на западе, она двинулась на север до среднего течения Амура, озера Байкал и Оби.
Такой географический маршрут имеет важные последствия, о чем речь пойдет ниже.
Я уже констатировал практические способности желтой расы. Тем не менее, признавая ее превосходство над черной расой, я отказал ей в способности занять высокое место на лестнице цивилизации, потому что ее интеллект не менее ограничен, чем у негров, и потому что ее инстинкт полезного слишком нетребователен.
Однако следует смягчить суровость такого суждения, когда речь идет уже не столько о желтом типе или черном типе, но о малайцах как плодах смешения обоих типов. Действительно, если возьмем к примеру монгола, жителя Тонга-Табу, и пелагийского негра или готтентота, жителя того же Тонга-Табу, даже самого неразвитого, первый имеет явное преимущество.
Видимо, недостатки обеих рас компенсируются и смягчаются в их общем потомстве, которое имеет больше способностей к сравнению, пониманию и выводам. Изменения к лучшему мы видим и в физическом типе. Волосы у малайцев жесткие и волнистые, но не курчавые, а нос более выражен, чем у калмыков. У некоторых островитян, например, на Таити, он почти не отличается от прямого носа представителей белой расы. Глаза уже не так сильно раскосые. Скулы по-прежнему выдаются, но это общая черта обеих рас-производительниц. В зависимости от доминирующей крови — черной или желтой — в том или ином племени преобладают те или иные физические и моральные черты. Вообще для всех этих групп характерными остаются два выраженных признака, свидетельствующих о двойном происхождении: имея больше интеллекта, чем у негров и желтых, они унаследовали от одних необузданную жестокость, от других холодную невозмутимость и бесчувственность..