Глава 10 Орден госпитальеров в начале XIII века

Четвертый (1202–1204 гг.) Крестовый поход против христиан

Христианский Запад никак не мог примириться со своим новым положением в Святой Земле. Общая мысль заключалась в том, что христианские святыни ни в коем случае нельзя оставлять в руках неверных. Поэтому Иннокентий III (1198–1216 гг.) вступив на папский престол, считал освобождение Иерусалима своей святой обязанностью. Он призвал христиан к новому походу, разослав во все католические страны своих легатов[412].

Как справедливо отметил еще Ф. И. Успенский, этот поход имеет особое значение в истории. В нем четко видна не религиозная, а политическая идея, да и его подготовка и проведение было прекрасно обдуманным и искусно проведенным мероприятием[413]. Наша задача не рассказывать о всех перипетиях похода, а обратить внимание на то, что происходило с госпитальерами в этот период времени, хотя пройти мимо описания отдельных событий похода будет невозможно.

После трех лет подготовки, в 1202 г. в Верхней Италии собралось многочисленное войско, так начался Четвертый Крестовый поход. Однако дальше все стало развиваться далеко не так, как планировал папа.

В своем исследовании Ф.И. Успенский специально подчеркнул, что события Четвертого Крестового похода как никакое другое событие средневековой истории рисуют столь ярко картину начавшейся борьбы Западной Церкви с Восточной. Возможно, виной всему был случай, в истории такое бывает, но нарушение договоренности, предательство изменило все дальнейшие начинания.

В связи с необходимостью переправы морем в Святую Землю крестоносцы вступили в переговоры с Венецией, чей дож Генрих Дандоло тоже принял крест. Его примеру последовало множество венецианцев. Запросив колоссальную по тем временам плату за перевозку в размере 85 ООО кельнских марок серебром, венецианцы обещали переправить морем в Святую Землю и обеспечить питанием 4 500 рыцарей с лошадьми, 9000 оруженосцев и 20 000 воинов-кнехтов. Больше того, венецианцы потребовали составить договор, по которому все, что было бы завоевано во время похода, должны были разделить между собой венецианцы и крестоносцы.

Текст этого договора был приведен в хронике венецианского историка XIV в. Андреа Дандоло. Вначале хронист сообщает о том, как на десятом году правления дожа Энрико Дандоло в Венецию прибыли послы крестоносцев, которые вступили с ним в переговоры. Затем, передав вкратце основное содержание соглашения, заключенного Венецией с предводителями крестоносцев, и отозвавшись в похвальном тоне о твердом исполнении условий этого договора со стороны дожа, отметив также, что во время отсутствия последнего в Венеции его заменял сын — Райнерий Дандоло, хронист помещает самый текст договора. Этот документ был опубликован на русском языке всего один раз, в сборнике «История крестовых походов в документах и материалах», составленном М. А. Заборовым, в его переводе, и с его комментариями, откуда мы и заимствуем нижеприведенный текст.

«Многократно сообщалось, что < некогда > земля Иерусалимская была захвачена язычниками и < затем >, когда и как то было угодно Господу, освобождена во хвалу <Его> и к Его славе[414]. В наше время, однако, население этой страны вновь впало в столь плачевное состояние, что Иерусалим, где покоилось <когда-то> почитаемое тело <господа>, взят врагами креста Христова, приумножающими тьму нечестивых деяний, причиненных ему; взяты <также > другие города и крепости, так что сохранилось лишь немного таких мест, которые не попали бы под их владычество[415]. Мы не должны думать, что это произошло в силу несправедливости разящего судии[416], но вернее <это случилось, как надо считать>, из-за неправедности провинившегося народа, ибо читаем <в книгах>, что когда народ обращался к Господу, то один человек заставлял отступать тысячу, а двое гнали (перед собой) десять тысяч[417]. Ибо если бы Господь хотел, то <своим> бесценным приговором он покарал бы <за> причиненное ему зло; но он весьма желал испытать христиан и показать им, что коль скоро находится кто-либо, кто разумеет Бога или устремляется к нему <душой>, то такой человек с радостью восприемлет ниспосланную ему в определенное время кару, и берет меч и щит, и поднимается на подмогу <всевышнему>. Многие князья, а именно римский император[418], короли Франции[419] и Англии[420], герцоги, маркизы, графы и бесчисленные бароны, а также прочие, опоясавшись силой меча, поспешили на освобождение Святой земли, но поскольку они не были вполне единодушны в <деле> служения <богу>, то мало <в чем> преуспели в этих краях[421].

Итак Богу угодно было в настоящее время внушить вам, светлейшим князьям, графам Балдуину Фландрскому и Эно[422], палатину Теобальду Труасскому[423], Людовику Блуасскому и Клермонскому[424] и другим мужам <столь же> благородной крови, дабы, осененные знамением креста, подняли меч во служение Ему, против нечестивых деяний варваров. Посему, зрело поразмыслив и не видя, что иное могло бы оказать столь серьезную помощь Святой земле и обуздать врагов, кроме того, чтобы волей божьей вы соединились с нами и мы совместно предприняли бы это служение <богу>, — вы направили к нам весьма благородных мужей Конона Бетюнского, маршала Гауфреда[425], Иоанна де Фригес[426], Аларда Маке-рельского, Милона деПровэн и Гвальтера де Гаудонвилла со смиренной мольбой, чтобы мы, руководствуясь божественным милосердием, дали вам совет и помощь[427] в этом деле; <и было заявлено>, что вы полностью изложите ваши пожелания и намерения и что вы пожелаете сделать все согласно нашей воле и <нашему> совету, который будет дан.

Выслушав <все> это, <что было говорено> послами и сказано во врученных нам с вашей стороны грамотах, мы, Энрико Дандоло, милостью божьей дож Венеции, Далмации и Кроации, приняв, что следовало, с <подобающими> почестями и быстротою, возрадовались во глубине души нашей и вспомнили наших предшественников[428], которые в надлежащее время великодушно приходили на помощь Иерусалимскому королевству, за что, с соизволения господа, удостоились славы и почета. Мы тщательно выслушали ваши просьбы, почитая господа и следуя движению сердца и всей души, еще и вследствие обращения верховного понтифика[429], который весьма часто с отеческой заботливостью увещевал нас об этом, а также потому, что мы не сомневаемся <в том>, что вы хотите потрудиться <ради дела бога> преданно, с чистыми помыслами и верностью.

Итак, названные выше послы просили, чтобы мы предоставили вам флот для перевоза четырех тысяч пятисот хорошо вооруженных рыцарей и стольких же коней, и девяти тысяч щитоносцев (притом, если этих щитоносцев недостанет, то сумма денег, названная ниже, не должна быть уменьшена), и двадцати тысяч хорошо вооруженных пехотинцев, со съестными припасами, <сроком> на один год, что мы и обещали им предоставить. Продовольствие на одного человека будет < таково >: каждому — шесть секстариев хлебом, и мукой, и зерном, и овощами, и пол-амфоры вина. А на каждого коня — три венецианской меры модия <корма>, воды же — сколько потребуется. Для перевоза указанных выше коней мы должны поставить столько уссериев[430], сколько соответственно будут необходимы. <Что же касается> судов для перевоза людей, <то> мы дадим <их> столько, сколько сообразно определению нашему и баронов наших, сделанному по совести, будет достаточно.

И этот вышеупомянутый флот должен быть поставлен в течение одного года, начиная с праздника святых апостолов Петра и Павла[431], грядущего к чести Бога и блаженного апостола и евангелиста Марка[432] и <всего> христианства, если это <условие> будет сочтено целесообразным и сохранится только нашей и вашей общей волей.

Сверх того, однако, и мы <сами> по собственному желанию должны выставить для служения божьего пятьдесят вооруженных галер, которые точно так же будут <находиться> на службе Господа в течение года, коль скоро это <условие> будет сочтено целесообразным и сохранится лишь нашей и вашей волей.

За это вы обязуетесь уплатить нам восемьдесят пять тысяч марок чистого серебра кельнской меры, которая употребляется в нашей земле; из этой суммы мы должны получить пятьдесят тысяч марок к августовским календам[433]; другие десять тысяч — между этим сроком и праздником всех святых[434]; еще десять тысяч — ко дню очищения блаженной <девы> Марии[435]. Остальные пятнадцать тысяч марок мы должны получить, начиная с этого дня и в течение всего ближайшего месяца апреля[436]. А в течение всего этого месяца и люди и кони со всем необходимым снаряжением должны прибыть в Венецию для перевоза; и они должны отправиться <в поход> и находиться на службе Бога один год, если будет сочтено целесообразным и < условие это> сохранится только нашей и вашей волей.

Не следует упускать из виду <и то>, что вы не должны приобретать съестное <где-либо> между Кремоной и Венецией, а также между Болоньей, Иммолой, Фавенцией и Венецией иначе как с нашего согласия.

И между нами и вами должно быть такое прочное единение, что мы должны хорошо обходиться с вами, а вы — с нами.

Если же по соизволению Божьему мы сообща или порознь добудем что-либо силою или по договору, то из всего этого мы должны получить половину, а вы — другую половину.

Все выше изложенное послы ваши, упомянутые <ранее>, от своего имени, а также за ваши души скрепили клятвою на святом Евангелии божьем; <они поклялись>, что вами и ими <все это> будет соблюдено, что и вы сами таким же образом поклянетесь в том, что выполните ^помянутые условия>, и заставите поклясться ваших баронов в том, что они <их> выполнят, и всю рать, которая будет выставлена с вашей стороны, если <на то> сохранится наша воля. Если сможете, вы склоните также поклясться в том же господина короля Франции[437].

Мы же <со своей стороны> поклялись в том, что исполним все, что обязались дать вам согласно сказанному выше о флоте, если будет соблюдено то, что было нам обещано с вашей стороны, и все прочее, записанное в этом соглашении; равным образом в этом поклянутся и наши бароны. А если мы не явимся с упомянутым выше войском, <тогда> те, кто заменят нас[438], в этом предприятии, поклянутся выполнить <договоренное> и заставят поклясться <в этом> всех прочих, кто будет с нашей стороны в этом войске, коль скоро <на то> будет ваша воля.

Относительно же нашей воли и воли ваших послов насчет <всего> сказанного постановлено, что надлежит избрать по шесть мужей с каждой стороны с тем, чтобы в случае возникновения какого-либо осложнения между нашей и вашей ратью, да отвратит его Бог, они уладили бы <споры>, приведя <всех> к согласию; и это они также будут совершать под клятвою и по совести.

Вы добьетесь также того, чтобы получить от господина папы грамоту об этом соглашении, заключенном подобным образом, с тем, чтобы, если какая-либо из сторон отступит от этого договора, на нее была бы возложена та доля наказания, которую она по справедливости должна нести.

Для того же, чтобы все написанное обрело прочность, мы повелели скрепить этот текст печатью, выдавленной нашей свинцовой буллой.

Акт совершен в Венеции, в Риво Альто, во дворце упомянутого господина дожа. Писано рукой Андреа Конрадо, пресвитера и канцлера нашей курии, в год от воплощения Господа тысяча двести первый, месяца апреля, четвертого индикта[439].

Я, Вивиан, писец-нотарий и судья господина Генриха, римского императора, видел и читал подлинник этого <договора>, ничего не добавил и не сократил, сохранив лишь то, что нашел, доподлинно скопировал это в сию книгу, собственноручно скрепил и подписал»[440].

В этом договоре, как мы видим, весьма недвусмысленно проявился весь торгашеский дух венецианцев, который заставил крестоносцев изменить направление похода[441]. Вот почему правы были еще продолжатели Вильгельма Тирского, на которых как-то мало обращали внимания, последующие историки, но именно они писали, что изменение направления похода стало результатом прямой измены Венецианской республики: «Когда Малек-Апдель, брат Саладина, услышал, что христиане наняли флот, чтобы идти в Египет, он прибыл в Египет и сосредоточил здесь свои силы. Потом избрал послов, вверил им значительные денежные суммы и послал в Венецию. Дожу и венецианцам предложены были большие подарки. Послам приказано было сказать, что если бы венецианцы согласились отвлечь христиан от похода на Египет, то султан дал бы им торговые привилегии в Александрии и большую награду. Послы отправились в Венецию и сделали то, что им было поручено»[442].

Это свидетельство было впервые опубликовано только в 1861 г. французским ученым Мас-Латри, который обратил внимание историков на то, что направление Четвертого Крестового похода на Византию, а не на Палестину и Египет, было вызвано недостойной, а в чем-то даже коварной политикой Венеции, дож которой вступил в тайные переговоры с султаном Египта и продал ему всю информацию о походе[443].

В 1205–1217 гг. венецианцы действительно получили от египетского султана многочисленные торговые привилегии, которые оказались, как писал Мас-Латри, платой за измену христианскому делу.

Воспользовавшись безденежьем собравшегося войска и борьбой за трон в Византийской Империи, венецианцам удалось, в конце концов, аннексировать Константинополь, в качестве торговой метрополии, и всю Восточно-римскую империю — в качестве экономической зоны. В 1204 г. Константинополь был взят штурмом и завоеван. Христиане сразились с христианами. Крестоносцы вели себя безжалостно и беспощадно. В течение восьми дней и ночей они жгли, разрушали и грабили дворцы и храмы Константинополя, уникальные произведения античного и раннехристианского искусства. Они с боем брали улицу за улицей. Не давали пощады никому — ни женщинам, ни детям, ни инокам, ни инокиням — и все это во имя и под знаком Креста! Греческий историк Никита Хониат, жалуясь, писал о тех днях:

Итак, вы — мудрые, честные, правдолюбивые, праведные! Вы — благочестивые, справедливые, более послушные Христу, чем мы — ромеи; вы, взявшие на рамена Его Крест, обетовавшие Ему и Именем Божиим идти походом через христианские земли без пролития крови… Но, устремляя свои взоры к Святому Гробу, вы свирепствуете против христиан; взяв крест, вы ради горсти злата или серебра бросаете его в навоз! Вы собираете жемчуг и топчете ценные плоды — христиан![444]

Константинопольские храмы были переполнены многочисленными реликвиями, свято почитавшимися всеми христианами, как на Западе, так и на Востоке. После завоевания Константинополя крестоносцы превратились в охотников за реликвиями, а Венеция превратилась в крупнейший центр Западной Европы по торговле ими. Робер де Клари, один из участников четвертого крестового похода, принимавший непосредственное участие в этом разграблении, отметил в своей хронике, что «и в 40 самых богатых городах мира едва ли нашлось бы столько добра, сколько было найдено в Константинополе»[445].

Ризницы западных церквей и соборов Италии, Франции и Германии оказались заполнены христианскими святынями из разграбленного Константинополя. На протяжении последующих столетий они с гордостью демонстрируют христианскому миру трофеи своего грабежа.

1204 год явился и датой обретения госпитальерами одной из их главных святынь — Филермской иконы Божией Матери[446]. После захвата крестоносцами Константинополя икону вновь перенесли в Святую Землю, и там она оказалась у рыцарей ордена госпитальеров, пребывавших в то время в Акре.

Вопреки расхожим представлениям, для римского папы Иннокентия III подобное «изменение направления» Крестового похода, на который им возлагалось столько надежд, было поводом отнюдь не к ликованию, а, напротив, к горькому разочарованию.

Во-первых, он, как христианин, был до глубины возмущен случившимся. Во-вторых, он, как государственный деятель, был глубоко озабочен положением Святой Земли, лишившейся необходимой военной поддержки. А ведь он считал сохранение Святой Земли под властью христиан главной задачей всей своей жизни! Правда, папа поначалу приветствовал провозглашение крестоносцами в Константинополе, вместо греческой, новой «Латинской Империи» как дальнейший шаг к воссоединению Западной и Восточной ветвей некогда единой Христианской Церкви. Но, узнав о бесчинствах и злодеяниях крестоносцев, Иннокентий III вышел из себя. К тому же его постоянно мучило сознание того, что Крестовый поход, организация и финансирование которого потребовала лично от папы огромных усилий и средств, не достиг Святой Земли, а все сборы и пожертвования на Крестовый поход оказались растраченными впустую.

После взятия и разгрома Константинополя весь греческий и восточнохристианский мир стал относиться к государствам крестоносцев с откровенной враждебностью. Отныне ни одно, даже превосходно вооруженное и организованное, войско не осмеливалось идти в Святую Землю через Анатолию — малоазиатскую часть Восточно-Римской Империи, где вскоре после ее распада были созданы государства, преемники Византии1.

Но этот «сошедший с рельсов» Крестовый поход имел и последствия на геополитическом уровне. Греческая Империя, чьи провинции простирались далеко в глубь азиатских пространств, столетиями служила щитом, прикрывавшим Европу от натиска Востока. Ей был нанесен такой сокрушительный удар, что даже после своего восстановления она не смогла обрести прежнюю силу сопротивления. Хотя Восточно-Римская Империя и не принимала слишком активного участия в Крестовых походах, ее правители, будучи христианами, все же старались помогать христианам отвоевать у мусульман палестинские Святыни. Теперь все изменилось. Усугубился и раскол между римской и греческой Церковью. Все попытки сближения между разделенными Церквями, предпринимавшиеся в течение последующих столетий с обеих сторон, наталкивались на недоверие восточных христиан, и потому оказались обреченными на провал.

Не существует никаких исторически документальных свидетельств участия Ордена госпитальеров в IV Крестовом походе, их в нем действительно не было, скорее всего, они были заняты своими собственными делами в Палестине.

Итак, Иннокентий III рассматривал в качестве главной задачи своего понтификата освобождение Святой Земли. Он снова обратился ко всему христианству с соответствующим настоятельным призывом. По всем странам разъезжали проповедники крестового похода. Благодаря деятельности двух выдающихся личностей крестоносное движение весной 1213 г. пережило новый подъем. Во Франции это сделал Иаков де Витри, позднее ставший епископом Аккона. Он призвал рыцарей рассматривать взятие на себя креста в качестве инвеституры, в рамках которой Бог дает крестоносцам в лен Царствие Небесное в качестве вознаграждение за участие в Крестовом походе. В Германии жил и трудился будущий историограф этого Крестового похода, Оливер, настоятель собора в Падер-борне и кельнский схоласт. Являясь папским легатом, он в 1213–1214 г. проповедовал в Кельнской церковной провинции, в которую в то время входили епископства Люттих, Утрехт (Тонгерн-Маастрихт) и нижнесаксонские епископства Оснабрюк, Мюнстер и Минден. Благодаря его труду «Дамиеттская история» (Historia Damiatina), ставшим важным источником по истории Пятого Крестового похода, мы знаем о нем так много. Оливер один побудил до 50 ООО фризов к участию в Крестовом походе.

После смерти Иннокентия III его преемник, Гонорий III ревностно продолжил осуществление проекта своего предшественника. Он надеялся осуществить летом 1217 г. большой крестовый поход по морю, однако отсутствовали необходимые для этого корабли. Лишь появление фризского флота, состоявшего из двухсот-трехсот кораблей, на борту которых находились крестоносцы из Фризландии под руководством графа Георга фон Вида и Вильгельма Голландского, придал войску необходимую мобильность.

После долгих обсуждений на военном совете в Акре, в которых принимали участие и магистры рыцарских орденов госпитальеров и храмовников, и под влиянием красноречия Оливера, было решено напасть вместо Иерусалима на Египет. Победив султана, участники совета надеялись получить в свои руки, в качестве залога, города и селения, которые можно было бы обменять на такие же населенные пункты в Святой Земле. Окончательной целью похода были дельта Нила и порт Дамиетта. Этот город вместе с Александрией являлись в то время воротами страны. Он располагался на берегу одного из рукавов Нила и был защищен с тыла озером Менсале, так что к нему было сложно подступить. Ниже города через реку была перетянута цепь, перегораживавшая ее вплоть до расположенной на острове близ западного берега крепостной башни, в которой постоянно дежурило несколько сотен воинов. Башня и цепь делали невозможными окружение и осаду города. Те, кто намеревался вторгнуться в дельту Нила, должны были предварительно овладеть этой башней. И тут выяснилось, что Оливер был не только мастером слова, но и гениальным техником. Из двух связанных между собой кораблей он сконструировал осадную башню, обитую снаружи кожами и снабженную штурмовыми лестницами. Теперь можно было нападать на расположенную на острове башню как со стороны реки, так и со стороны суши. Фризы совместно с храмовниками захватили этот служивший преградой форт.

Тем временем с новым войском крестоносцев в качестве представителя папы Гонория прибыл кардинал-легат Пелагий. Сразу же после высадки он высказал притязания на верховное командование всем крестовым походом, на том основании, что это дело рук папы и потому должно возглавляться его представителем. К несчастью, он вообразил себе, что его духовный сан делает его способным принимать окончательные решения по вопросам стратегии и военного руководства[447]. Ради проведения в жизнь своих решений он не боялся даже угрожать церковным отлучением. Несчастливое для христиан завершение Пятого Крестового похода объясняется не в последнюю очередь действиями этого честолюбивого, но бесталанного князя Церкви. А ведь поначалу руководство крестовым походом было в руках короля Иерусалима Иоанна де Бриенна, отличавшегося, кроме подлинных полководческих способностей, еще и выдающейся храбростью.

Город Дамиетта, в соответствии с его значением «входной двери в Египет», был защищен кругом мощных стен и двенадцатью оборонительными башнями. Окружавший его заполненный водой ров был настолько широким, что по нему могли плавать даже морские суда. Бои за город с переменным успехом шли в течение нескольких месяцев. Вслед за акцией нападающих следовало нападение защитников города или султана, пытавшегося оказать помощь своему осажденному городу. Христианское войско не раз попадало в весьма опасное положение, из которого его выручали только храбрость короля, орденских рыцарей и многих других рыцарей-крестоносцев. Потери были значительными, тамплиеры потеряли 50, госпитальеры 32 рыцарей, не считая своего маршала, а «немецкие господа» (тевтонские рыцари) — 30 рыцарей. При завоевании города имели место сцены невероятной жестокости. Все жители, за исключением небольшого их числа, которому удалось спастись, были убиты. Маленьких детей передавали в руки духовенства, чтобы окрестить их и воспитать в духе служения западной Церкви. Это был довольно странный метод увеличивать число христиан.

Между завоевателями разгорелись поистине кровавые распри из-за захваченных в городе сокровищ и богатств. Положить им конец удалось лишь благодаря вмешательству иерусалимского короля Иоанна, госпитальеров и храмовников. Вновь проявилась также давняя вражда между кардиналом Пелагием и королем Иоанном. И тот, и другой предъявили претензии на владение городом. В конце концов, окончательное решение было оставлено за папой или Императором Фридрихом II, прибытие которого ожидалось вскоре. Эти первоначальные успехи весьма позитивно сказались на положении христиан, тем более, что вскоре удалось захватить также город Танис на озере Менсале, нынешний Порт-Саид. Крестоносцы предавались иллюзиям, что судьба Ислама на Ниле уже решена, а господство Креста там полностью гарантировано. В действительности же они сделали всего лишь первый шаг, поскольку им по-прежнему противостоял султан со своими войсками, которые могли быть усилены солдатами его братьев. Вопрос был окончательно решен, когда предводители войска крестоносцев поддались давлению кардинала-легата и решили завоевать Каир и покорить другие египетские земли. Султан, который до той поры путем обходных маневров избегал прямых военных столкновений, понял, что пробил час нанести поражение христианам. Поначалу христианское войско двинулось вверх по течению Нила. Пройдя 30 км, франки сумели захватить город Шарамса и продолжить наступление на расстоянии еще примерно 25 км, пока их войско не остановилось в конце полуострова в дельте Нила между главным руслом реки и одним из ее рукавов. На другом берегу реки стоял султан с сильным войском, готовый воспрепятствовать переправе христиан.

Поскольку султан был достаточно миролюбивым человеком, он еще раньше сделал христианам мирное предложение. Теперь он повторил его, хотя на этот раз поставил им иные условия. Требовалось отказаться от ведения военных действий сперва в течение тридцати, затем двадцати лет. Кроме того, он предложил передать им все королевство Иерусалимское, выплачивать им ежегодную дань в размере 15 ООО золотых монет, освободить всех имевшихся в Каире и Дамаске христианских рабов и, наконец, предоставить им столько денег, чтобы их хватило на восстановление в полном объеме оборонительных укреплений Иерусалима, снесенных за последние десятилетия. Но у руководителей крестоносцев не было грамотных военных стратегов. Эти предложения были отклонены, прежде всего, бездарным папским легатом Пелагием. По каким-то своим стратегическим соображениям его поддержали и рыцарские ордены. Согласно их представлениям, было невозможно защищать Восточную Иорданию, поскольку расположенные в Галилее замки были разрушены и не обеспечивали обороны Святой Земли, а крепости Керак и Монреаль, расположенные на юге страны, не были включены в мирные предложения. Так был упущен важный шанс, и все из-за глупого, строптивого, ничего не понимающего в военных делах Пелагия. В случае принятия этих предложений удалось бы исправить ситуацию, сложившуюся после поражения при Хаттине, и Иерусалим снова стал бы доступным для христиан. Но, увы, история не терпит сослагательного наклонения.

Только с большим опозданием Пелагий удосужился начать мирные переговоры, завершенные после долгих колебаний с той и с другой стороны. Хотя судьба христианского войска полностью зависела от милости султана, он оставался по-прежнему великодушным и готовым пойти христианам навстречу. В случае заключения мирного договора сроком на восемь лет он был готов не только дать христианам беспрепятственно уйти, но и выпустить на свободу всех пленников, находившихся в Египте и Сирии. От христиан же требовалось очистить Дамиетту и все другие захваченные ими египетские территории. Кроме того, они должны были освободить своих пленников, и, кроме того, мир должен был быть подтвержден императором. Чтобы гарантировать соблюдение договора, султан потребовал обменяться заложниками. Договор был заключен 30 августа 1221 г. Был проведен обмен заложниками, султан вместе со своими братьями и эмирами поклялся соблюдать договор. В качестве заложников он, наряду со своим сыном и наследником престола, передал христианам ряд своих военачальников. Заложниками с христианской стороны выступили кардинал, король Иоанн, магистры трех орденов и восемнадцать других лиц.

Постыдной для христиан была та забота, которой султан окружил их разбитое войско. Он не только стал снабжать его продовольствием, поскольку собственное продовольствие у них подошло к концу, но и перевез его вниз по Нилу на своих кораблях, а частично даже доставил в Акру или на родину. Схоласт Оливер пишет об этом:

Сей муж, чье сердце Господь побудил к подобным мягкости и милосердию, который, не будучи христианином, проявил столь много христианских качеств, казался призванным к тому, чтобы обратиться от ложной веры лжепророка к Христову Евангелию…[448]

Он написал султану письмо, в котором подробно ознакомил его с христианством и призвал его перейти в христианскую веру. Оливер, в частности, писал:

От начала мира не было еще известно примера подобной доброты в отношении воинов, окруженных многочисленными врагами. Ибо, когда Господь предал нас в руки Твои, мы познали Тебя не как тирана или господина, но как отца-благодетеля, как помощника в опасностях, как друга наших предводителей, причастного нашим тяготам. Нашим великим, находившимся в Твоем лагере в качестве заложников, Ты воздал честь драгоценностями, которыми в избытке владеет Египет, а, кроме того, богатыми подарками, посещениями вместе с Твоими братьями, нам же, малым, не имевшими никакой защиты, ты ежедневно посылал 20–30 ООО хлебов и корма для тягловых животных, не требуя взамен никакой платы. Ты подвозил нам питание по мосту, который ты построил через реку и тем самым сделал для нас доступным то, что было нам недоступно. Ты оберегал нас и наше имущество, как зеницу ока. Если наш скот сбивался с пути, его приводили обратно в наш лагерь и возвращали хозяевам. Ты распорядился за Твой собственный счет возвращать наших больных и слабых воинов по воде и по суше в порт Дами-етты, но важнее всего то, что Ты строго запретил обижать нас издевками, насмешками и какими бы то ни было проявлениями злорадства[449].

Орден госпитальеров рассматривал этот поход в Египет как свое собственное предприятие. Тогдашний Великий Магистр госпитальеров Гирин (Гарэн) де Монтегю (1207–1227/28) не покидал войско крестоносцев на протяжении всего похода 1219–1221 гг. Адам Винанд пишет, что сохранился целый ряд документов, составленных в Дамиетте, в которых упоминается его имя[450].

На период его отсутствия он назначил своим заместителем в Сирии Великого прецептора Изембарда, являвшегося до этого Приором Франции и командором «по ту сторону моря». Гирин де Монтэгю был очень мудрым человеком. Его взгляды, проникнутые осторожностью глубоким пониманием происходящего, служили противовесом неразумной отваге, интригам и взаимной вражде западных крестоносцев.

Неуспех похода в Египет нанес удар и по планам и подготовке императора Фридриха II, обещавшего возглавить Крестовый поход, но все время откладывавшего его осуществление. С учетом сложившейся новой ситуации, он направил в Акру четыре корабля со своими посланцами на борту, чтобы посоветоваться с опытными мужами. В число последних входили папский легат, патриарх Иерусалимский и другие официальные лица, в том числе Великие магистры госпитальеров и храмовников.

Итак, смерть Иннокентия III несколько задержала Крестовый поход. В период правления Великого Магистра Гирина де Монтегю произошел также важный для ордена госпитальеров визит короля Венгерского Андра-ша (Андрея) II. Но, к сожалению, в 1217 г. на помощь иерусалимскому королевству выступили только Андраш Венгерский с примкнувшими к нему сеньорами, главным образом из южногерманских земель, и герцог Леопольд Австрийский — в общем, довольно значительное, хотя и пестрое по составу, войско.

Оно в 1217 г. прибыло в Спалато в Далмации, намереваясь переправиться оттуда на кораблях в Святую Землю. Папа, судя по всему, придававший этим крестоносцам особое значение, поручил Великому Магистру госпитальеров отправиться на Кипр навстречу королю и принять его там. Хотя участие короля в крестовом походе не сыграло большой роли для событий в Святой Земле, оно было, тем не менее, весьма важным для госпитальеров, ибо король за время своего пребывания там стал усердным почитателем ордена. Он ценил не только мужество рыцарей ордена в бою, но и был поражен попечением братьев о пилигримах и больных.

Благодаря посредничеству приора венгерских госпитальеров удалось договориться с Венецией о предоставлении десятка больших кораблей по сходной цене — 550 марок серебром за каждый корабль. Чтобы получить нужную сумму — уплата ее была определена в три срока, венгерский король прибег к уже привычным для предводителей крестоносцев методам — порче монеты, распродаже некоторых королевских поместий, ограблению церквей и аббатств страны. Судя по данным хронистов, видимо преувеличенным, под его знамена встали до 10 тыс. конных рыцарей и множество пеших воинов. Во всяком случае, кораблей, доставленных 25 июля 1217 г. в Сплит, не хватило, и потому часть крестоносцев вернулась домой, решив выступить весной следующего года. Сам Андраш II прибыл в Сплит 23 августа, но ему пришлось там ждать некоторое время, пока, наконец, крестоносцы отплыли в Сирию, к Акре[451].

Поездка по Святой Земле Андраша Венгерского характеризовалась, так сказать, этап за этапом, его дарениями госпитальерам. Особенно большое впечатление произвело на короля посещение крупнейших замков

Ордена — Крак де Шевалье и Маргата. Он даровал Ордену огромные привилегии в своей стране и одарил его многочисленными даяниями. Так, известно, что он подарил Ордену право взимать таможенную пошлину на границе между Бобетом и Шопронью, на территории между Дравой и Цургой, а также даровал ему ежегодную ренту в размере 500 марок серебром с Салашских соляных варниц. В своей грамоте, составленной в 1217 г., король заявил:

… уже ранее я слышал об этом, но, прибыв в Святую Землю…. сам увидел, как Орден блещет многочисленными делами любви на пользу и к чести всего Христианства… Я сам узрел там своими собственными очами, какое бесчисленное множество бедняков приходит в их Госпиталь и получает там ежедневное содержание, и узрел, как больные и усталые восстанавливают там свои силы за божественной трапезой, питаемые разнообразнейшими, питательнейшими кушаньями, и как там погребали умерших с соблюдением всех необходимых правил благочестия, и многое другое, о чем невозможно сообщить во всех подробностях. И со всем этим сочетаются монашеское благочестие и постоянная брань против неверных врагов Бога[452].


Крестовый поход императора Фридриха II (1228–1229 гг.)

Наряду с Фридрихом I Барбароссой, Фридрих II (1212–1250), в качестве второго императора из Штауфенского дома, сохранил свое обаяние на протяжении многих веков. После ранней смерти своего отца его мать Констанция стала наследницей норманно-сицилийского королевства, и он был воспитан в Палермо. Среди императоров Средневековья Фридрих II был самым образованным. Он свободно владел устным и письменным арабским, греческим и латинским языками, мог объясняться по-французски, провансальски, итальянски и немецки. Его познания в области естественных наук были достаточно обширными. Как и у других Штауфенов, его жизнь была омрачена конфликтами с папами. Еще во время своей коронации в Ахене в 1212 г. он дал обет принять участие в крестовом походе. Между 1219 и 1229 гг. поход в Святую Землю был дважды отложен на более поздний срок. Срок выступления в поход был продлен папой Гонорием III уже в третий раз. По Сан-Германскому договору 1225 г. Фридрих снова обязался через два года выступить в поход. Это была последняя попытка. В случае нарушения данного обета Императору грозило отлучение.

Когда Григорий IX в 1237 г. взошел на папский трон, он еще в первый месяц после своей интронизации призвал Фридриха выполнить, наконец, свое обещание. Хотя тысячи крестоносцев, собравшиеся в августе того же года в Бриндизи, не смогли переправиться в Святую Землю вследствие эпидемии, император отправился в путь. Однако он сам тяжело заболел и снова высадился на берег в Отранто. Папа счел его болезнь притворством и месяц спустя отлучил Фридриха от Церкви. Невзирая на это, Император весной 1228 г. направил своего маршала и пятьсот рыцарей в Палестину. В конце июня за ними последовал сам Император с тремястами рыцарями. Незадолго до его высадки в Акре пришло известие, что папа повторно отлучил его от Церкви, ибо он отправился в Крестовый поход, не дожидаясь снятия с него предыдущего отлучения. В связи с незначительностью его военных сил его военное положение являлось чрезвычайно неблагоприятным. Два сарацинских войска, значительно превосходящих военные силы крестоносцев по численности, стояли наготове для уничтожения его войска. Но Император показал себя великим дипломатом. В своем письме султану аль-Камилю он специально подчеркнул:

Мы переплывали море не для того, чтобы завоевать Вашу страну, ибо мы владеем большим количеством земель, чем какой-либо властитель в мире, а для того, чтобы, согласно нашему договору, принять под наше покровительство святыни. Вы не будете обеспокоены христианами и не будете вынуждены проливать кровь Ваших подданных в войне против нас1.

Все знатные люди Святой Земли были против императора. Ведь он находился под церковным отлучением, и никто не хотел иметь с ним дела — ни Патриарх Иерусалимский, ни все духовенство, ни местные бароны, ни (не в последнюю очередь) оба рыцарских ордена. Лишь Немецкий орден и его Великий Магистр Герман фон Зальца сохраняли ему верность. Герман оказывал императору немалые услуги не только во время ведшихся им войн, но и в качестве советника и дипломата, в особенности при общении с римской курией. Когда договор с султаном был, после долгих переговоров, наконец, подписан, Герман писал папе:

В то время как шла усердная работа, посланцы султана и Господина Императора непрерывно сновали туда-сюда и вели переговоры о мирном соглашении. При этом султан Каирский со своим братом и неисчислимым войском на расстоянии одного поприща от нас расположились лагерем в Газе, в то время как султан Дамаска также стоял на расстоянии одного поприща от нас с необозримым войском под Сихемом. Когда же начались переговоры о возврате Святой Земли, Господь Иисус Христос в Своем провидении дал делу такой ход, что султан уступил Иерусалим с прилегающей округой Господину Императору и христианам; лишь монастырь под названием Храм Господа остался под сарацинской охраной, поскольку сарацины давно уже молятся там; таким образом, туда будут иметь свободный доступ, как они, так и христиане, чтобы творить там молитвы согласно своему закону. Кроме того, сарацины уступили урочище Святого Георгия и урочища по обе стороны дороги на Иерусалим, равно как и Вифлеем с округой, и урочище между Акрой и Назаретом. Кроме того, султан уступил крепость Тир со всем, что к ней относится, с урочищами и земельными владениями; город Сидон со всей прилегающей к нему низменностью и всеми землями, принадлежавшими ранее, во времена мира, христианам. По договору христиане также вправе восстановить стены и оборонительные башни Иерусалима, а также крепости Яффу, Кесарию и наш новый замок Монфор, строительство которого было начато нами в горах в текущем году. Нам представляется вероятным, что, если бы Император переплыл море в согласии с Римской Церковью, это пошло бы еще в гораздо большей степени на пользу Святой Земле. Согласно миру, заключенному между султаном и Императором сроком на десять лет, ему и его людям не дозволяется строить новые крепости и иные здания. Кроме того, обе стороны обменялись всеми пленными, захваченными при оставлении Дамиетты и в ходе недавних боев. Теперь Император намеревается совершить со всем своим народом восхождение в Иерусалим, чтобы, как ему советуют разные люди, носить там корону к чести Царя всех Царей и со всем необходимым рвением предаться восстановлению города Иерусалима[453].

Договор являлся не только образцом дипломатического искусства, но и образцовым примером взаимной терпимости между двумя религиями, ибо Иерусалим являлся для мусульман такой же святыней, как и для христиан. Они считали этот город тем местом, откуда Пророк вознесся в небо.

Так император безо всякого насилия вернул все, что стоило христианству и жителям Палестины столько крови и стольких страданий. Но и теперь никто не предложил освободить императора от церковного отлучения. Напротив, патриарх Геральд объявил, что отлучит от Церкви всякого жителя Святого Города, оказавшего какую-либо услугу императору в его стенах. Поэтому оба рыцарских Ордена и теперь не пожелали иметь ничего общего с Фридрихом. Но у них было для этого немало различных причин. Во-первых, император был отлучен, во-вторых, он не включил в свой договор с султаном северные области Сирии. Это касалось Триполи, госпитальерских крепостей Крак де Шевалье и Маргата, тамплиерских крепостей Кастель Блан, Тортозы и Антиохии, а также столь важных городов Иерусалимского королевства, как Аскалона, Наблуса, Тивериады и важных замков госпитальеров и тамплиеров, которые завоевал Саладин. Кроме того, тамплиеры были против него и потому, что им не удалось получить обратно их старинную резиденцию, Храмовый квартал.

17 марта 1229 г. Фридрих совершил свой торжественный въезд в Священный город, встреченный ликованием христианского народа, прибывшего вместе с ним. Вне себя от радости были, прежде всего, немцы. Император поселился в доме госпитальеров, чтобы на следующий день короноваться королем Иерусалима в Храме Гроба Господня. Правда, там присутствовали архиепископы Палермо и Капуи, однако, согласно чину коронования Святой Земли, церемонию коронации должен был провести лично патриарх Иерусалимский или же его легат. Патриарх отклонил императорское приглашение. Тогда Фридрих сам взял в руки лежавшую на алтаре корону и возложил ее на свою голову «в честь Предвечного Царя». Глубоко оскорбленный манерой и характером обращения с ним, Фридрих в скором времени опять выехал в Акру, а оттуда — через Кипр — в Италию, где произошло его примирение с папой, который по договору от 23 июня 1230 г. освободил его от церковного отлучения. Патриарху Иерусалимскому было дано указание отменить все еще сохранявший силу интердикт, наложенный на Святой город. Папа Григорий IX также признал договор, заключенный между Фридрихом и султаном, призвал к себе противившихся императору Великих магистров госпитальеров и тамплиеров и дал им поручение всеми силами обеспечивать в Святой Земле спокойствие и порядок. Султан честно хранил мир, однако оба рыцарских ордена не делали этого в областях, не включенных в договор. Вследствие общего для них недоверия к императору оба ордена договорились о совместных военных действиях.

После отбытия императора Фридриха из Палестины государство крестоносцев оказалось во власти различных групп, защищавших собственные интересы. Воле Фридриха основать могущественное королевство, способное сохранить и даже расширить входившие в него государственные образования, противостояли ведущие политические, экономические и военные силы страны. Хотя эти силы не были едины, они объединились в деле сопротивления его попытке посягнуть на их эгоистичную, вредную для страны политику. Среди потомков тех мужей, которые в свое время выступили в поход, чтобы завоевать Святую Землю для христиан, чтобы обеспечить верующим возможность спокойно творить там дела благочестия, теперь царил совсем иной дух. Большинство владык страны поддалось великому искушению богатством и властью, которых им удалось добиться. Сказанное относится как к феодальному обществу страны — потомкам рыцарей — частников Крестовых походов — так и к руководству торговых колоний итальянских морских городов, имевших свои представительства в портовых городах, равно как и единственных учреждений, содержавших постоянные военные силы — рыцарским орденам.

Даже после своего отбытия Император не отказался от борьбы за Святую Землю. В 1230 г. он направил туда, в качестве наместника, своего маршала Рикарда Филанджери со значительными военными силами, чтобы сломить сопротивление ему и его власти. Однако Фридрих неудачно выбрал себе наместника. Высокомерное поведение последнего и негибкие действия, характерные для него, не способствовали повышению авторитета Императора. К тому же он не соблюдал правовые нормы страны, именовавшиеся Ассизами. Согласно этим законам и обычаям решающий голос во всех правовых вопросах имел не король, а совет его ленников. Согласно им, права вассалов были неприкосновенны. Короли были настолько связаны в своих действиях, что феодальные владыки страны не были обязаны нести военную службу за пределами самого королевства и имели полное право объявления войны и заключения мира в своих владениях. Король также не имел права распоряжаться военными силами орденов госпитальеров и тамплиеров. Поэтому невозможно было обеспечить проведение совместных военных акций. Балиан Сидонский, историк той эпохи, подробно описывает переговоры сирийских баронов с императорским наместником. Он пишет об этом по его адресу, что Королевство Иерусалимское было завоевано не одним отдельным князем, а всем христианством, что короли получили свой сан только в результате выборов и в обмен на клятвенное обещание уважать законы страны. А ведь император Фридрих также принес эту клятву.

Морские города за помощь, оказанную их флотами при транспортировке крестоносцев или при завоевании сирийских портовых городов, получили от властителей страны особые привилегии, ибо им удавалось искусно извлекать из крестоносного предприятия собственную политическую выгоду. За оказанную ими помощь они требовали права на основании торговых представительств, торговые права, а частично — освобождения ото всех таможенных пошлин и экстерриториального положения для своих колоний, именовавшихся коммунами и имевшими собственную судебную автономию. Больше всего представительств имела Генуя — например, в Яффе, Акре, Кесарии, Тире, Бейруте и в других городах. Венеция почти не отставала от Генуи — лагунный город даже имел перед ней преимущества благодаря своей лучшей и более централизованной организации.

Руководство сделками и политикой венецианских представительств в других портовых городах осуществлялось консулом, являвшимся чиновником города-метрополии, из Тира, как главного административного центра.

Однако в выгодных торгово-перевозочных сделках средиземноморского мореплавания участвовали и другие города — Пиза и Амальфи, французские портовые города Сен-Жилль и Марсель, а также Барселона. Раньше всех в этих сделках стали принимать участие генуэзцы, но наибольших успехов в них добились венецианцы. Генуэзцы получили еще от короля Балдуина I за оказанную ими помощь при завоевании Арсуфа, Кесарии и Акры в 1101–1104 гг. треть территории этих городов под квартиры и торговые фактории.

Осознавая слабость королевской власти, морские города стали проводить все более беззастенчивую торговую политику. Пока в стране существовал сильный королевский режим, колонии не выходили за поставленные им рамки. У этих городов всегда были проблемы с крестоносным духом, но теперь они вообще перестали принимать его в расчет и начали преследовать только свои собственные интересы. Ради ослабления или изгнания противников они были готовы даже на заключение союза с врагами христианства. Так, Генуя заключила союз с Бейбарсом, являвшимся самым опасным врагом христианства после Саладина, чтобы ослабить позиции Венеции в Акре. Они сообща захватили Мушиную башню — форт, преграждавший доступ в порт этого города. С 1222 г. начались бои между соперничавшими между собой морскими городами Венецией, Генуей и Пизой, завершившиеся лишь с окончательной утратой христианами их позиций в Святой Земле. Нередко соперники вступали друг с другом в большие морские сражения — например, в 1256, 1258, 1259, 1267 и 1287 гг. В этих сражениях принимали участие и другие силы страны. Госпитальеры приняли сторону Генуи, тамплиеры — сторону Венеции.

В 1233 году ордены госпитальеров и тамплиеров заключили договор с Марселем о совместном мореплавании:

«Во имя Господа, в год от воплощения Его 1234, 17 апреля седьмого индикта.[454] Да будет ведомо всем нынешним и будущим, что в Великом совете Марселя, собравшемся по искони заведенному обычаю в ратуше по звону колокола и призыву глашатая, была зачитана разделенная по алфавиту[455] нотариальная грамота, полное дословное содержание которой таково:

Во имя Господа, аминь. В год от воплощения Его 1233 шестого индикта 3 октября. Да будет ведомо всем нынешним и будущим, что в граде Акконе в присутствии господина Одо фон Мюмпельгарда, коннетабля королевства Иерусалимского, велись переговоры о распрях и противоречиях между орденом рыцарства Храма и орденом госпиталя святого Иоанна с одной и гражданами Марселя — с другой стороны. Ибо вышеназванные ордены утверждают, что обладают привилегиями, которые они готовы при желании представить и в случае необходимости подтвердить свидетельскими показаниями, согласно которым прежние господа и виконты Марсельские, а именно, Донселин и Гуго и Раймунд де Бо и Герольд Адемар де Монтейль и их супруги, а также Раймунд де Трити предоставили им концессию на содержание в Марсельской гавани кораблей и средств передвижения, с правом совершенно свободного и беспрепятственного выхода из данной гавани, плавания по морю и вдоль испанского побережья для перевозки своего имущества, а также паломников и купцов, взимая или не взимая с них платы за перевозку, как все это подробно изложено в вышеупомянутых привилегиях.

К тому же магистры обоих орденов утверждали, что марсельцы не желают принимать во внимание содержание вышеупомянутых привилегий и даже нередко вопреки обычаям права и справедливости вымогали у них деньги, наносили им бесконечные обиды и причиняли им огромный убытки, исчисляемые ими обоими в сумму не менее 2000 марок серебром. Магистры обоих орденов утверждают, что, вследствие этого, они просят коннетабля конфисковать в пользу обоих орденов корабли и имущество марсельцев в качестве компенсации. Однако Иоанн де Сент-Илер, консул марсельцев в Акконе, выступил против этого требования, заявив, что ни господин Раймунд, граф Тулузский и государь Марсельский, ни марсельская коммуна не давали ему никаких приказаний или полномочий по данному нерешенному вопросу, и что поэтому он не может удовлетворить претензии обоих орденов, поскольку марсельцы, пребывающие в настоящее время в Акконе, являются купцами и не имеют ничего общего с вышеизложенным делом, и что коннетабль и его палата, несомненно, признают справедливость данного утверждения[456].

После долгих споров между обеими сторонами, а именно, магистрами обоих орденов, с одной стороны, и господами Ростанье де О-Пюи и Жиль-семеном де Каранзоном, выступавшими от имени марсельцев, с другой, по поводу вышеизложенных пунктов, при содействии господина Коннетабля и господина Иоанна де Гелина, государя Бейрутского, а также многих других знатных людей по вышеназванным пунктам были достигнуты мир и согласие следующим образом: господа Ростань де О-Пюи и Жильсе-мен де Каранзон в силу их полномочий, подтвержденных нотариальным инструментом, заверенным государственным нотариусом Вилдьгельмом Имбертом и снабженным печатями марсельской коммуны и графа Раймун-да Тулузского, дозволяют обоим вышеназванным орденам два раза в год держать, грузить и разгружать в марсельском порту два принадлежащих этим орденам корабля, а именно, два корабля в период августовского пассажа (перевозки), причем один корабль, принадлежащий ордену Храма и один корабль, принадлежащий ордену Госпиталя, исключительно для перевозки членов и имущества обоих вышеназванных орденов[457], причем каждый корабль имеет право брать на борт не более 1500 паломников, купцов же — сколько они сами пожелают, при условии уплаты в пользу города обычного таможенного сбора со всех грузов, которыми в качестве товаров торгуют в городе купцы и частные лица. Если же обоим вышеназванным орденам для перевозки их имущества потребуется большее число кораблей, то они могут их получить, но при условии, что не будут перевозить на них паломников или купцов.

Вышеназванные магистры обоих орденов обещали поступить вышеописанным образом и не использовать между Портус Коколибери и Портус Монахи (на провансальском побережье) иных кораблей для перевозки купеческих товаров или паломников, кроме вышеупомянутых кораблей, причем только в марсельском порту, в соответствии с договоренностью. И оба магистра заявили, что, в силу данного договора, они отныне полностью удовлетворены относительно их вышеупомянутых привилегий. Со своей стороны, вышеназванные господа Ростань и Жильсемен обещали, не жалея сил, добиваться от господина графу Тулузскому и от марсельской коммуны в подтверждения данного договора. Для вящего закрепления последнего мы, брат Герман де Перагор (Перигор), магистр вышеназванного ордена рыцарства Храма, и мы, брат Герен[458], магистр вышеназванного ордена Госпиталя святого Иоанна, и мы, Ростань и Жильсемен заверили эту разделенную по алфавиту грамоту, подвесив к оной наши печати.

Совершено настоящее пред Одо фон Мюмпельгардом, Коннетаблем Королевства Иерусалимского и бальи такового, представляющим Императора (Фридриха II) Германского; в присутствии господина Иоанна де Гелина, государя Бейрутского (далее перечисляются имена четырех сирийских баронов и рацарей-храмовников); брата Бодуэна де Боража; брата Рейнальда Немецкого; брата Жака дель Луи, комтура Дома (прецептории) Храма в Акконе; брата Геральда де Жюссака; брата Вильгельма Арнальда (далее идут имена госпитальеров); брата Арнальда де Монбрюна, маршала Госпиталя святого Иоанна; брата Гийома де Монте Акуто, ризничего; брата Роже Испанского; брата Гийома де Кастроново (позднее, в 1243–1257 гг., упоминаемого в грамотах в качестве Великого Магистра госпитальеров); брата Нивелона и брата Райнера Немецкого.

Совершено во дворце господина Коннетабля и бальи Одо фон Мюмпель-гарда. И я, Петр де Корвериа, по просьбе и приказанию обеих договаривающихся сторон, написал настоящую грамоту и поставил на ней мою роспись (Signum) (знак)»[459].

После того, как содержание данного инструмента было заслушано и полностью понято вышеназванным Великим Советом Марселя, и после того, как было начато совещание об этом соглашении и этом мире, о котором велись переговоры и который был заключен, между магистрами вышеназванных орденов, с одной стороны, и Ростанем де О-Пюи и Жильсеменом де Каранзоном, выступающими от имени марсельцев, с другой, как уже было упомянуто выше, я, Вивальд, синдик марсельской коммуны, с согласия вышеназванного Великого совета, а сам этот Великий совет, в свою очередь, от имени марсельской коммуны, заверил это соглашение и все, что предусмотрено в настоящем инструменте. А именно, что, по мнению вышеназванного синдика и Великого совета, под названием «корабль» следует понимать «саландры» (быстроходные парусные грузовые корабли), «тариды» (также грузовые корабли) и другие транспортные средства, приспособленные для плавания по морям.

Совершено в Зеленом зале ратуши города Марселя в присутствии брата Бертрана де Компа, приора Сен-Жилльского[460]; брата Арно де Мизерата, комтура Сен-Жилльского Дома; брата Понтия Бернара, комтура Марсельского Дома; брата Вильгельма Валенсийского (из Баланса на Роне), комтура кораблей (commendatoris navium); брата Жиро, капеллана (духовника) вышеназванного приора; брата Бернара, капеллана господина графа Тулузского; а также Гуго де Лукко, комтура Байского Дома; брата Гийома де Кампелье, комтура корабля Храма (commendatoris navis Templi); брата Босмунда, брата Петра, комтура Фосского Дома (все четверо члены ордена Храма) и в присутствии еще восьми свидетелей (большинство из которых, судя по всему, являлись-представителями провансальского дворянства) и многих других.

Я, Вильгельм Имберт, государственный нотариус в Марселе, по указанию вышеназванного синдика и Великого Совета, написал настоящие грамоты, поставил на них мои подписи (знаки) и для вящего подтверждения написанного выше скрепил оные печатью марсельской коммуны1.

Однако все духовно-рыцарские ордены Палестины в это время ведут себя очень строптиво, и приведенный выше договор — едва ли не единственный, свидетельствующей об объединенных действиях.

Самостоятельная и эгоистичная политика рыцарских орденов, которая становится даже агрессивной по отношению к своим собратьям, имеет самое прямое отношение к числу причин, по которым господство христиан в Святой Земле потерпело крушение. Им, вовлеченным во внутреннюю борьбу в стране, также не хватало широты кругозора, необходимого для сохранения целого, причем тамплиерам ее не хватало еще в большей степени, чем госпитальерам. Великие Магистры или же их заместители заседали в Совете и Верховном суде королевства, князя Антиохии и графа Триполи. Но они не считали себя связанными принимавшимися там решениями. Короли и князья страны не имели над ними никакой власти. В это время, когда необходимость в объединении была особенно велика, госпитальеры, как и представители других орденов думали только о себе и при каждом удобном случае потрясали папскими грамотами, даровавшими им независимость от местных властей. Ничего хорошего такое поведение орденов не сулила. Если, например, официальная политика, проводимая иерусалимским королем, им не нравилась, они не считали себя обязанными поддерживать ее. Так, например, тамплиеры в 1168 г. отказались следовать за королем Амальрихом, когда он призвал их к участию в Египетском походе.

Все это вело к катастрофе, и никто не думал о последствиях.

Загрузка...