Перед дворцом Агамемнона, на низком ложе спит тяжким тревожным сном Орест, закрытый пурпуровым пеплосом. В ногах Электра, в темном, худая, бледная, остриженная. Утро.
Где мука та, которую назвать
Так стынет кровь, и где та кара, люди,
Божественным решенная судом,
Чтоб ваших плеч их иго миновало?
Пауза.
Блаженный царь — о да! Уста хулы
Не изрекут, назвав его блаженным,
Кронидов[2] сын — как говорит молва
Там, в воздухе парит недвижно Тантал…
И ужасом терзается, скалу
Над головою чувствуя преступной…
Позорнейший недуг тому виной:
С богами сев за трапезу, как равный,
10 C надменным царь не сладил языком[3].
Пауза.
Ему Пелоп наследовал, а внуку
Блаженного, Атрею, в нить его
Вражду впряла божественная Мойра[4],
Назначивши с Фиестом воевать,
Единокровным братом.
Надо ль свиток
Мне развивать позорный? Да, Атрей
Отцу скормил детей…
Пауза, потом быстрее.
Пропустим лучше
Подробности… Атреем рождены
Агамемнон прославленный — коль точно
Он славен был! — и Менелай, а мать
Одна носила их, из Крита родом,
А звалась Аэропа. Менелай
Женился на Елене, ненавистной
20 Богам, а брат его, Агамемнон,
Ее сестры[5] сияющее ложе
Меж эллинов приемлет. Нас у ней
Три девы родилось: Хрисофемида,
Да Ифигения, да я, Электра[6]…
Да сын Орест…
У матери преступной,
Которая предательским плащом
Опутала Атрида — и убила.
Пауза.
Из-за чего? Не подобает деве
Здесь объяснять… другие разберут…
…Оресту Феб[7] — не в осужденье это
Я говорю — велел зарезать мать…
30 И сын, хотя блестящим это дело
Немногие сочтут, покорный богу,
Покончил с нею; женщина, а все ж
Я помогала брату, да Пилад
В товарищах был с нами…
Пауза. Тихо.
И, свирепым
Снедаемый недутом, с той поры
Лежит Орест на этом ложе: кровь
Из матери зарезанной несчастным,
Как обручем, играет… Называть
Я не хочу Эриний[8], что Ореста
Одна перед другой изводят страхом.
Шестой уж день, с тех пор как под ножом
40 Умершая очищена сожженьем,
Не проглотил куска он, омовеньем
Ни разу кожи он не освежил.
Лишь, завернувшись в плащ, когда отпустит
Недуг его, опомнится и плачет…
А то порой, с постели соскочив,
Как лошадь, сбившая ярмо, сорвется…
Пауза.
В опале мы. От Аргоса указ:
Все двери запереть для нас, жаровни
Загородить от грешных и уста
От сообщенья с ними. А сегодня
На сборище аргосцы порешат:
50 Побить ли нас каменьями иль шеи
Под острый нож приличнее сложить…
Но есть еще надежда детям царским,
А в чем она, сейчас скажу: сюда
Мы дядю ждем, — он гавани навплийской[9]
Уже достиг. Немало по морям
Скитался Менелай, покинув Трою;
Уже, под кровом ночи, в наш чертог
Он переслал царицу слез, Елену,
Опасно днем казалось: у кого
Под Троею убили сына, камень
60 Давно, поди, на случай припасал…
Теперь Елена в доме — над сестрой
И над бедой семейной нашей плачет…
Но есть и ей отрада, — с нею здесь
Дочь-девушка — перед войной отец
К покойнице доставил Гермиону[10].
Посмотрит на нее Елена-мать
И улыбнется и печаль забудет.
Пауза.
А Менелая нет… безмолвна даль,
И ненадежна наша колесница…
Коль он теперь не выручит, едва ль
70 Тебе, о дом злосчастный, возродиться!
Из дома выходит Елена, нарядная, завитая. За ней свита рабынь и евнухов с опахалами, флаконами и зеркалами.
Елена и Электра. (Орест спит на ложе; в конце явления — Гермиона, без участия в действии.)
Свита смотрит на брата и сестру с насмешливым любопытством.
Атрида дочь, дитя сестры моей,
В девичестве застывшая Электра,
Скажи, какой вам демон нашептал?..
Кто этого несчастного Ореста
Зарезать мать родную обезумил?
Беседою с тобою я себя
Не оскверняю, нет, — и грех на Феба
Переношу охотно… О сестре
Как не скорбеть? Мы не видались с нею
С тех самых пор, как тяжкий гнев богов
Меня обрек триере Илионской…
Да, гнев богов… Но больше нет сестры,
80 И жребий ваш теперь мне жалок, дети!
На что слова, Елена? Если ты
Не видела семьи Агамемнона
Злосчастия… полюбоваться можешь:
Вот день и ночь у трупа сторожу…
Иль не мертвец? Дыханья не уловишь.
Так и сижу… не мне судьею быть
Ему… А с вас, блаженных, не довольно ль
Увидеть нас, измученных бедой?
Давно ли он в постели-то, Электра?
С тех пор как кровь родимую пролил.
90 Несчастный сын! А мать — какою смертью!..
Да, чаша зол с краями налита.
А я пришла просить твоей услуги.
Я при больном, но если я урвусь…
То посетишь могилу Клитемнестры…
Гроб матери моей?.. А для чего?
Ты локон мой снесешь ей и фиалы.
Иль сестрин прах тебе самой не мил?
Краснею я ахейцам показаться.
Немножко поздно вздумала краснеть.
100 О, ты права, но бессердечна, дева!
Тебе микенцев стыдно отчего ж?
Здесь есть отцы под Илионом павших.
Да, точно, здесь у всех ты на устах.
Вот видишь ты. Так выручи ж, Электра.
Глядеть на гроб ее — о, не проси.
Или послать рабыню мне прикажешь?
Но у тебя есть дочь: ее пошли.
В толпу пускать ребенка неудобно…
Покойная ей заменяла мать…
110 Пожалуй, ты права. Дитя мое,
Сойди сюда. Фиалы, Гермиона,
Гермиона показывается из ворот; согласно словам Елены, рабыни передают ей от Елены фиалы и прядь волос.
И прядь волос моих ты бережно возьмешь
И, посетив могилу Клитемнестры,
Там медомлечьем с пеною вина
Гробницу ей ты оросишь и скажешь
С могильной насыпи, что это я
Ее дарю надгробным возлияньем
И что, — увы! — боясь аргосской черни,
Не смею я слезой ее почтить.
Моли, дитя, благословенья мертвой
120 Ко мне, и к вам с отцом, и к этим горьким,
Которых бог сгубил; ты обещай
Ей именем моим все приношенья,
Что подобают мертвым, но, свершив
На гробе возлияние, не медли!
Электра и Орест (спящий).
О, сколько зла в тебе, природа смертных!
Иль столько ж благ ты избранным даришь?
Вы видели, красу оберегая,
Волос ее едва коснулся нож.
О, ты все та же, женщина!..
Но боги
130 Тебе отплатят, верю, за меня,
И за него (указывая на Ореста) и за Элладу… Горе!
О, горе мне!.. Что вижу? К нам идут
Подруги слез моих… Что, если, горе
Мое деля, они разбудят брата
И в ужасе придется мне опять
Глядеть на эти приступы безумья?..
Электра, Орест (спящий) и хор (подходит со стороны; издали видя Электру в черном и остриженную, женщины выражают жестами и возгласами сострадание).
О, тише, тише, женщины, шуметь
Не надо здесь. Ни звука, ради бога!
Мне сладостен ваш ласковый привет,
Но разбудить безумного — несчастье…
140 Тише… тише… Легче ступай, сестра!
Шелестом… Шорохом…
Дальше… Дальше… от ложа, вы…
Слышим, царевна.
Тихий, как вздохи свирели,
Сладостен будет мне голос…
Точно под крышей, зов мой задушен.
Так хорошо…
Шепотом, сестры, легче теней
150 К уху приблизьтесь: что привело вас?
Еле уснул он — долго томился…
Что с ним?.. Что с ним?.. Или беда стряслась?
Или попритчилось?..
Дышит… Стоны прерывисты…
Бедный царевич!
С век его если дремоту
Свеешь, ты будешь убийцей.
160 Это злодейство — божье веленье.
Божье, увы!
Несправедлив был Феб-Аполлон:
Ужас убийства матери нашей
Правым назвал он с трона Фемиды.
Посмотри… под одеждой… задвигался.
Это ты… Это ты
Подняла его криком, несчастная.
Мне казалось, что спит он.
170 Ради богов! Или опять
К ложу приблизишь ты
Топот идущих ног?
В воздухе поднимаются вторые пальцы, в знак предостережения.
Он задремал…
Кажется, да.
Ночь, владычица мира, ночь!
Смертным страдальцам сон ты даруешь.
Крылья развей, богиня, царство Эреба покинув.
К дому слети Атрида,
180 Где от беды и скорби
Гибнем мы, ночь, гибнем.
В хоре ее мольба производит движение; шум усиливается.
Ах, эти стуки… Или, молчаньем
Голос сковавши, сонной услады
Брату, подруги, дать не хотите?
О, когда ж эти беды покончатся?
Как умрет — и конец.
Уж и то, занедужив, не пьет, не ест.
190 Разве к смерти он близок?
Нас Аполлон в жертву принес,
Отцеубийственной.
Кровью забрызганных…
Праведен суд.
Да не судья…
Мать, — и жертва, и жрица — мать!
Жизнь подарила, чтобы потом нас,
Кровью твоей вспоенных, осиротив, зарезать.
200 Cгибли мы, мать, мы мертвы.
К трупу припав, Электра
В стонах свой век тратит.
Целые ночи плачет царевна,
Мужа не зная, детскою лаской
В медленной жизни сердца не грея.