Марни Рид — выпускница Академии Бёрберри
Как такое могло случиться в день свадьбы?
Свадьбы не будет, если мы не сможем найти жениха.
Я поворачиваюсь и вижу невесту, лежащую скомканной кучкой позади меня, вокруг нее пенится лужица бледно-розовых юбок, когда она закрывает лицо руками. Я не уверена, плачет ли она — Шарлотта Карсон — на самом деле или нет. Мы не так давно знаем друг друга, но она, похоже, не из тех, кто легко впадает в истерику.
Хотя, если бы и было сделано какое-то исключение из её в целом весёлого нрава, то это было бы оно.
Тристан распахивает дверь в святую всех святых, рубашка разорвана, глаза широко раскрыты, по щеке течёт кровь.
Кровь?
Почему у моего любимого течёт кровь? Почему парень, которого я встретила на ступеньках Академии Бёрберри, тот, кто действительно изменил мою жизнь так, как я и не предполагала, стоит там с таким видом, будто собирается кого-то убить?
Или как будто кто-то пытался его убить?
— Я нашёл Черча.
Как только он упоминает имя её жениха, Шарлотта вскидывает голову, её голубые глаза высыхают, рот приоткрывается. Она с трудом поднимается на ноги, и я помогаю ей, отбрасывая с дороги облако ткани, когда она бросается к Тристану и хватает его за ворот рубашки.
Он выглядит так, словно у него вот-вот случится сердечный приступ.
— Где?! — Шарлотта — или Чак, как она предпочитает, — теперь трясёт его, а он очень вежливо пытается оторвать от себя её руки. Я подхожу к ней сзади, сама укутанная в кружева и жемчуга, и кладу руку ей на плечо. Тристан не любит, когда к нему прикасаются. Ну, за исключением меня. При этой мысли меня охватывает трепет, но я откладываю это на потом.
У нас есть более насущные проблемы.
— Мы нашли его, но я не думаю, что он сможет прийти на свадьбу.
Шарлотта отталкивает Тристана в сторону, протискивая пышные юбки между ним и дверным косяком.
— Чак!
Близнецы — Тобиас и Мика МакКарти — только что, спотыкаясь, прошли по коридору. Меня поражает, насколько они всегда синхронны. Они вместе выкрикивают её имя, вместе останавливаются, протягивают руки в идеальном унисоне.
— Пойдём с нами.
Она хватается за эти протянутые руки, как утопающий за спасательный круг. Они втроем бегут по коридору прежде, чем я успеваю даже подумать о том, чтобы пошевелить ногами.
— Что случилось? — спрашиваю я, останавливаясь прямо перед Тристаном. Его серые глаза скользят по моим, и я замечаю в нём дрожь, когда протягиваю руку, чтобы дотронуться до крови у него на лбу. Он крепко хватает меня за запястье, останавливая на полпути к тому, чтобы я прикоснулась к нему.
— Я говорил тебе, что я как яд… — шепчет он, его глаза так широко раскрыты, как я никогда не видела раньше. Поймите, что этот парень — нет, нет, теперь он мужчина — удручающе невозмутим. Его ничто не беспокоит. Ничто не может поколебать его. Он притворяется, будто его ничто и никто не волнует. — Я говорил тебе, что тебе было бы лучше выбрать кого-нибудь другого, кого угодно.
Я пытаюсь отстраниться от него, но он сжимает моё запястье ещё крепче, а затем притягивает к себе. Наши губы соприкасаются, как электрический разряд, пробуждая мир к жизни, разгоняя тучи, разрывая атмосферу на части. Я не могу дышать без него, без аромата мяты и корицы, который всегда принадлежал ему.
Язык Тристана уничтожает меня. Я больше не Марни Рид. Я принадлежу только ему.
Трудно признать, но это то, чего я всегда хотела.
Я хотела этого, когда увидела его в тот первый день, когда он назвал меня благотворительным случаем, когда он вознамерился уничтожить меня. Я не знаю почему, я не могу этого объяснить. Вот что делает любовь такой чертовски коварной. Это ядовитый поцелуй, боль, которую ты никогда не захочешь унять.
Он отстраняется от меня так внезапно, что у меня перехватывает дыхание, я задыхаюсь, спотыкаюсь.
Тристан отпускает меня и отворачивается, проводя рукой по лицу.
Тогда Крид ловит меня, его рука на моей руке, его пальцы активируют каждое нервное окончание на моей обнаженной коже. Вы когда-нибудь видели, как проводится тест на дискриминационную чувствительность? Врачи используют штангенциркуль, чтобы проверить чувствительность кожи пациента. С Кридом Кэботом, который держит меня так, как сейчас, мне не нужен этот тест.
Я чувствую всё — мучительно.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, и напряжённость на его лице пугает меня. Крид не напряжён; он ленив. Он беззаботен. Он скорее сутулится, чем сидит. Он волочит ноги, когда ходит. Он смотрит на всех и вся полуприкрытыми сонными глазами и со здоровой долей притворной апатии.
Есть только две вещи, которые выводят его из себя: секс и драки.
Поскольку мы явно не занимаемся сексом…
— Что происходит? — спросила я.
Я сейчас в таком замешательстве. Черч Монтегю, будущий муж Шарлотты и один из пяти мужчин в её (боже, это слово такое неловкое) гареме, пропал ещё несколько часов назад. В этом наша проблема, вот в чём наш вопрос.
Так почему же у Тристана Вандербильта течет кровь из головы, и он целует меня так, словно это конец? Почему Крид выглядит таким же убийственным, как в тот день, когда избил парня за то, что тот поделился обнажёнными фотографиями его сестры-близнеца Миранды?
Сегодня стрессовый день — но он не должен быть напряжённым ни для меня, ни для кого-либо из моих парней. Моего гарема. Это такое странное слово.
— Клуб «Бесконечность», — вот что говорит мне Крид.
Требуется целая минута, чтобы эти слова дошли до меня; я вижу часы на стене слева от себя. Секунды отсчитывают время, пока я позволяю этой фразе блуждать по тайникам моего сознания, выуживая старые воспоминания. Болезненные воспоминания. Лучше всего оставить их забытыми воспоминаниями.
— А что насчёт Клуба Бесконечности? — спрашиваю я так аккуратно, как только могу.
Мы оставили всю эту чепуху позади в Подготовительной Академии Бёрберри, старшей школе, которую я посещала, а затем окончила с отличием вместе с Тристаном, Кридом, Зейдом, Виндзором и Заком. Да, моим гаремом. Гарем, который у меня всё ещё есть, в который не могу поверить, что он мой, и который, боюсь, слишком хорош, чтобы быть правдой.
— Это не имеет никакого отношения к Клубу Бесконечности: это дела Университета Борнстеда. Это дедовщина какая-то. Это нехорошо, но это не имеет отношения к Клубу.
Я не уверена, сколько раз я смогу произнести эти слова в одном предложении, но я скажу это столько раз, сколько потребуется, чтобы доказать, что это правда.
— Марни… — Крид замолкает, протягивая руку, чтобы откинуть со лба свои белокурые волосы. Даже волосы у него ленивые, они сразу же ложатся на место, когда он перестаёт с ними возиться. Его пристальный взгляд, этот заброшенный арктический цвет бриза, заставляет мои колени подкашиваться под длинным подолом платья. — Может, это и дела Борнстеда, но дело не только в этом.
Мой взгляд скользит по спине Тристана, когда он бросает королевский взгляд через правое плечо.
Я всё ещё не понимаю, почему у него идет кровь, но если в этом замешан клуб… Я почти не хочу знать.
— Посмотрим, получится ли у нас освободить бедного мистера Монтегю? — голос Тристана звучит незаинтересованно, отстранённо, тускло. Поскольку я так хорошо его знаю, то понимаю, что это на самом деле значит: он боится.
— Где он? — спрашиваю я, потому что могу разобраться с клубными делами позже.
А пока свадьба должна продолжаться.