Орлы в буре

Тулл, появившись из тени, все еще в доспехах и с витисом в руке. Он велел

им садится, когда они вскочили, отдавая честь. — Отдыхайте спокойно, братья.

Шестеро затихли, счастливые видеть своего центуриона, но немного

смущенные и немного встревоженные в его присутствии.

— Ты не собираешься предложить мне выпить? — спросил Тулл, не

отрывая глаз от бурдюка.

— Конечно, господин. Извините, господин, — пробормотал Дульций, вставая и передавая бурдюк Пизона. — Вот, пожалуйста.

Поднеся горлышко к губам, Тулл высоко поднял бурдюк. И быстро

опустил его. — Это мерзко, — сказал он, поморщившись. — Это все, что ты

можешь себе позволить, Дульций?

— Он не мой, господин. Он принадлежит Пизону.

— А я думал, что ты человек со вкусом, Пизон, — сказал Тулл, затыкая

бурдюк и швыряя его в него. — Ты купил помои Веррукоса? — Он имел в

виду владельца самой грязной и захудалой таверны в Ветере.

— Нет, господин. Это молодой урожай, вот и все, господин —

подмигнул Пизон — Попробуй вино Метилия – оно еще хуже.

Все наблюдали, Метилий с некоторым трепетом, как Тулл испил из

второго бурдюка. Он сморщил лицо. — Яйца Бахуса, Метилий, это чертовски

отвратительно!

— Ты проглотил его, господин, — возразил Метилий, когда

посыпались насмешки его товарищей. — Не может быть, чтобы все было так

плохо.

— Только дурак выплевывает бесплатное вино, когда он далеко от

ближайшей таверны, — ответил Тулл, делая еще один глоток. Его

пристальный взгляд блуждал вокруг костра, оценивая. — Наелись сегодня?

— Да, господин, — пророкотали Пизон и его товарищи. По обоюдному

молчаливому согласию об агнце не упоминалось. По большей части можно

было положиться Тулла, который закрывал глаза на подобное воровство, но

проверять это не стоит.

Тулл сел напротив Пизона. — Вы готов к завтрашнему маршу? Готовы

к бою?

92

На этот раз их «да» прозвучало громче, поскольку они знали, что этого

хотел Тулл.

— Я знаю, что последние дни были утомительны, но мы остановим

Арминия, — заявил Тулл с холодной уверенностью. — В тот день, когда мы

это сделаем, Германик приведет нас к великой победе. На этот раз Фортуна с

нами, и Марс – я это нутром чувствую. Мы будем там, в гуще боя, братья, чтобы убедиться, что этих мерзких германцев ждет участь, которую они

заслуживают.

Пизон и остальные дали ему восторженный ответ. — Roma Victrix!

Марс Ультор! Германик!

— После поражения Арминия те из нас, кто был в Восемнадцатом, вернут себе честь и, возможно, орла, которого у нас отняли. — Тулл

задумчиво смотрел на пламя.

Сердце Пизона подпрыгнуло. — Есть какие-нибудь новости об этом, господин?

Тулл еще больше нахмурился. — Нет.

Повисла неловкая тишина. Не зная, что сказать – кто знал, вернутся ли

когда-нибудь

домой

орлы,

принадлежавшие

Семнадцатому

и

Восемнадцатому легионам? – Пизон видел, как его беспокойство отразилось

на лицах товарищей. Бурдюки с вином снова задвигались вокруг костра, как

единственное доступное утешение. Когда один из них дошел до Тулла, он

выпил больше всех, передав бурдюк, не глядя на следующего человека, не

сводя глаз с горящих поленьев.

Пизон искоса наблюдал за ним, новая тревога терзала его изнутри. Как

и все, кто служил под командованием Тулла, он знал, что его центурион

получил тяжелую внутреннюю рану во время жестокой засады Арминия.

Никогда раньше Пизон не видел этого так ясно: Тулл был измученным

человеком. Он не успокоится – не сможет, поправил себя Пизон, – пока не

будет спасен орел его старого легиона. Хотя он разделял убеждение Тулла в

том, что Арминий и его союзники будут побеждены, Пизон был гораздо

менее уверен в охоте за утраченными штандартами. Культовые предметы, магнетические символы власти и силы даже для неримлян, они будут ценны, и будут храниться в безопасности племенами, которые владеют ими, тем

более, что в прошлом году был возвращен орел Девятнадцатого.

Тулл был краеугольным камнем существования его людей, фундаментом, на который они опирались. Не один Пизон относился к нему с

благоговейным трепетом. Никогда раньше Пизон не задумывался над тем, что у его центуриона могут быть человеческие слабости, однако

убедительные доказательства этого стояли перед ним над костром, менее чем

93

в шести шагах от него. Взгляд Тулла был затравлен, его плечи грозили

опустится. Пизону это не понравилось.

«Если отбросить опасности, исходящие от германцев, — подумал

Пизон, — что ждет Тулла в будущем»? Немного, если не найти орла

Восемнадцатого. Какими бы дорогими ни были Сирона и Артио для Тулла, они не были способны залечить его самую глубокую рану.

— Мы найдем его, господин, — выпалил Пизон.

Тулл поднял глаза. — А?

— Клянусь жизнью, мы вернем нашего орла, господин. Я и мои братья

сделаем все, что потребуется, не так ли? — Острые, как иглы, глаза Пизона

блуждали по товарищам.

— Конечно, сделаем, господин, — поспешил добавить Метилий.

Остальные пробормотали в знак поддержки. — Орел снова будет нашим, господин. Да, господин. Без сомнения, господин.

— Вся когорта чувствует тоже самое, господин, — продолжил Пизон, хотя и не был уверен в этом. Распространение информации о том, как это

важно для Тулла, станет его новой миссией, поклялся он себе. Если Тулл

услышит от достаточного количества человек, это поможет.

Короткая усталая улыбка озарила лицо Тулла. — Вы хорошие

мальчики. Офицер не может и мечтать о лучших солдат. — Поморщившись, он поднялся на ноги, пренебрежительно махнув рукой, когда они тоже

встали. — Не засиживайтесь. Завтра нам предстоит еще один длинный марш.

— Он побрел в темноту, но не в направлении следующего контуберния, а к

своей палатке, заставив Пизона снова забеспокоиться о нем.

Глава XII

— Клянусь всеми богами, вот оно, — сказал Тулл, указывая своим

витисом. — Ты видишь? Это сделано руками человека.

Фенестела, пришедший со своего места, чтобы посовещаться, вглядывался в невысокий холм, стоявший в нескольких сотнях шагов от них, нижние склоны которого были украшены деревьями. — Левая грудь Дианы, я думаю, ты прав.

— Обычно так и бывает, — саркастически ответил Тулл.

Со времени его разговора с Пизоном и его товарищами прошло десять

дней. В то время как половина армии обеспечивала прикрытие, несколько

легионов, включая Пятый, а также Тулла и его людей, прочесывали гряду

невысоких холмов недалеко от реки Альбис. Более чем в двухстах

пятидесяти милях к востоку от Ренуса, в сотне километров от холодного и

враждебного Германского моря, это продуваемое всеми ветрами место

казалось краем света. Ведомые сюда Флавом, братом Арминия, который знал

94

эту местность из-за ее близости к родине его собственного племени херусков, легионы безуспешно искали тропей Друза в течение двух дней.

— Да пошел ты, господин, — пробормотал Фенестела себе под нос.

Тулл усмехнулся, ничуть не смутившись. — Кто бы мог подумать, что

мы вернемся сюда, если я прав, конечно. В последний раз, когда мы с тобой

были здесь… — Он сделал паузу, вновь переживая ожесточенную битву, которую он и его люди вели в составе армии Друза поколение назад.

Маркоманы были такими же, как и все германские племена: отважными, стойкими врагами, воинами, не боявшимися умереть, даже когда становилось

ясно, что их дело безнадежно.

— Это был тяжелый бой. — Выражение лица Фенестелы было

мрачным. — Мы потеряли более дюжины человек из центурии.

— Да, это так. — У Тулла вырвался вздох. За предыдущие двадцать с

лишним лет под его командованием погибло так много людей, что он давно

забыл большинство их лиц. Как бы он не старался, он не мог избавится от

мучительного чувства вины, за то, он не смог спасти больше людей, какой бы

невыполнимой задачей это ни было. Нежеланное чувство таилось в темных

уголках его души, проявляясь, когда он был подавлен, или когда находился в

месте на подобие этого.

По коже Тулла поползли мурашки. Он почти мог видеть призрачные

фигуры на краю своего поля зрения, ожившие призраки из его прошлого.

Яростным морганием он заставил их исчезнуть. Единственными фигурами, которые он видел, были его легионеры из Пятого легиона, стоявшие длинной

шеренгой и неподвижные, потому что он остановился. «Они хорошие люди»,

— подумал он. «Отличные солдаты». Он сохранит их жизнь любой ценой.

Фенестела указала на холм. — Лучше сходи и посмотри, в порядке ли

твой старый глаз, а?

— Со зрением у меня все в порядке, будь ты проклят, — прорычал

Тулл, ударив Фенестела своим витисом, но его опцион уже исчез, вернувшись в тыл центурии.

Ворча себе под нос, Тулл отдал приказ наступать.

Час спустя Тулл был на вершине кургана, ожидая Германика. Его

догадка была верна. На вершине холма он нашел дубовый ствол, уже

поваленный, но все еще украшенный кольчугой. Вся территория была усеяна

наконечниками копий и умбонами щитов. Шлемов и мечей было не так

много – немногие германские воины могли позволить себе такое дорогое

снаряжение, поэтому их бы взяли в качестве добычи. Кольчуг было мало по

той же причине. Оставлять убитого врага в тропее было обычным делом, но

местные племена, по-видимому, захоронили эти трупы одновременно с

разрушением алтаря Друза и украшавшего его оружия.

95

Солдаты Тулла и остальная часть когорты были довольны: нахождение

тропея положило конец их потным, утомительным поискам. Под

командованием Бассия три центурии стояли на страже полукругом, лицом к

востоку и югу, в то время как остальные расположились в ожидании своего

командира. Им не разрешалось сидеть, но Тулл и другие центурионы

разрешили им опустить щиты и прислонить копья к деревьям. Священное

место или нет, но легионеры наслаждались возможностью отдохнуть. Еда и

вино были съедены. Потекли шутки и непринужденная беседа. Легионеры

играли в кости и латрункули. Шутки и непристойные истории наполняли

воздух, но тихим голосом. Заросшее, разоренное, это все еще было

священное место.

Пиииип! Пиииип!

Тулл ждал этого сигнала — Бассий согласился с его предложением, чтобы Фенестела подождала в паре сотен шагов от них, на вероятном пути

подхода Германика. Два свистка означали, что их военачальник идет. —

Германик здесь! Поднимите свои щиты и копья, ленивые ублюдки.

Построиться по центуриям, — крикнул Тулл.

Упоминание священного имени заставило мужчин броситься за

оружием и снаряжением. Тулл ходил взад и вперед, хмурясь и лая на тех, кто

двигался недостаточно быстро. Под наблюдением своих центурионов две

другие центурии поспешили сделать то же самое. К тому времени, когда стал

слышен стук копыт, холм была окружена почти полным кругом легионеров, стоявших лицом во внутрь. Осталась брешь, через которую Германик и его

эскорт могли проехать. Солдаты с прямыми спинами, копьями и

упирающимися в землю перед ними щитами производили впечатляющее

зрелище.

Тулл остался рядом с самой большой кучей находок, дубовым стволом, который когда-то стоял здесь, и дюжиной или более умбонами щитов, их

некогда полированные поверхности стали ржавыми и потускневшими.

Появление Германика было всем, чего ожидал Тулл. В полном

генеральском одеянии он ехал верхом на прекрасном сером жеребце в

великолепно украшенной сбруе. Хотя армия находилась в походе уже

несколько дней, доспехи Германика блестели, как новые, а алый гребень на

его шлеме казался свежеокрашенным. «С головы до ног командующий

армией», — подумал Тулл. За Германиком следовала его обычная свита из

штабных офицеров, слуг и преторианцев. Замедлив своего скакуна, он

направил его к Туллу, который вытянулся по стойке смирно. — Господин! —

воскликнул он, отдавая честь.

Суровое выражение лица Германика смягчилось — Центурион Тулл.

Мы снова встретились.

96

— Да, господин!

Взгляд Германика уже был прикован к находкам и большому стволу у

ног Тулла. Соскользнув со спины лошади, он передал поводья Туллу – жест

не унизительный, а знак признания – и сказал: — Думаешь, это место тропея

моего отца?

— Сначала я не был уверен, господин. Я подумал, что оружие здесь

могли оставить по другой причине, но потом мы нашли ствол дуба, и я узнал

вид. — Тулл указал на восток. Между буками и елями, взгромоздившимися

на восточной стороне кургана, виднелась широкая извилистая полоса, которая была Альбисом, примерно в полумиле отсюда. — Мужчина не

забывает такого зрелища.

Германик удивленно уставился на Тулла. — Я не знал, что ты был

здесь.

«Ты никогда не спрашивал», — подумал Тулл. — Для меня было

честью служить Друзу, господин.

— Тебе когда-нибудь приходилось с ним разговаривать? — В голосе

Германика была нотка тоски.

— Нет, господин. Тогда я был всего лишь опционом – нам незачем

было встречаться. Конечно, я часто его видел и однажды сражался рядом с

его позицией. Он был великим лидером.

— Так говорят. — Выражение лица Германика стало печальным. — У

меня мало воспоминаний о нем. Самое сильное, что у меня есть, это его

похороны.

— Его забрали у нас слишком рано, господин. Каждый солдат в армии

оплакивал его кончину. Доказательством тому является мемориал в

Могонтиаке. — У Тулла были яркие воспоминания о посещении города

много лет назад, когда он наблюдал, как местные войска мчатся к монументу

Друза.

— Мой дядя Тиберий говорит, что он собирался отправиться дальше на

восток со своей армией. Ты что-нибудь из этого помнишь?

— Об этом говорили, господин. Погода была хорошей; было бы время

построить мост с помощью лодок.

— Этого так и не произошло. Ты знаешь почему?

Тулл изучал Германика и задавался вопросом, знает ли он. — Ходили

слухи, что Друзу приснилась огромная свебская женщина, господин, злой

дух. Она сказала ему, что ему не суждено увидеть земли на дальнем берегу

Альбиса. — Тулл колебался, не желая повторять последние слова упыря.

Распространяемые болтливым жрецом, которому доверился Друз, они

пронеслись по армии, как лесной пожар.

97

— Она предупредила его, что его жизнь скоро закончится, —

проскрежетал Германик. — Разве это не так?

— Да, господин, я так думаю. — Тулл опустил взгляд, его разум был

полон плохих воспоминаний. После приказа Друза свернуть лагерь в тот

момент, когда тропей был закончен, армия направилась к Ренусу, находящемуся за сотни миль отсюда. Их путешествие по враждебной

территории с самого начала было неприятным. Волки преследовали легионы

и выли во тьме за пределами их укреплений. Ночь за ночью над головой

вспыхивали падающие звезды. Однажды вечером пара мальчиков видели

скачущими через ряды палаток, хотя детям вход в лагерь был запрещен. Не

раз женские вопли, похожие на крики матерей разлученных с младенцами, поднимались из ветхих палаток армейских сопровождающих, но, когда для

расследования посылались патрули, не нашлось никого, кто признался бы в

издаваемых криках. — Путь был трудным, господин, — сказал Тулл.

Германик сделал жест отгоняющий зло.

«Люди редко умирают от простого падения, но такова была судьба

Друза», — подумал Тулл. Возможно, его посетил злой дух.

— Какой бы ни была судьба моего отца, у меня были видения только

победы, — заявил Германик, глядя на дальний берег Альбиса. — Было бы

приятно этим летом повести мои легионы дальше на восток, но моя цель не в

этом. Арминий и его воины еще не разгромлены. Мы задержимся здесь

достаточно долго, чтобы снова увидеть, как тропей будет отстроен и

освящен, но затем наша охота продолжится.

— Хороший план, господин. — Тулл был доволен спокойным

отношением Германика к смерти его отца и запланированной церемонией в

тропее, которая позволила бы ему почтить память не только Друза, но и

собственных солдат Тулла, павших во время засады Арминия.

— Солдаты получат наслаждение от гладиаторских боев, — заявил

Германик.

— Похоронные игры, господин?

— Мы с братом провели их несколько лет назад в память о нашем отце, но это более подходящее место, чем Рим, – они пройдут здесь, где

закончилась его кампания. Боги будут благосклонны к таким

жертвоприношениям. — В глазах Германика загорелся дикий огонек. —

Сколько пленных мы взяли?

— Я не уверен в точных цифрах, господин. Одна, две тысячи? — Тулл

не испытывал сочувствия к этим германцам. У всех них на руках была

римская кровь.

— Однажды Спартак заставил сражаться друг с другом четыре сотни

пленников, пока в живых не остался только один. Оставшийся в живых –

98

старший центурион – должен был принести весть о поражении своей армии в

Рим. Раб не сделает лучше меня, — продолжал Германик, расхаживая взад и

вперед, словно произносил речь перед Сенатом. — В боях примут участие

пятьсот воинов. Их смерть прославит тень моего отца и принесет

божественную помощь в победе над Арминием.

Тулл был впечатлен. Он забыл, каким безжалостным может быть

Германик. — Последний воин передаст слово Арминию, господин?

— Да. — Тон Германика был твердым, как гранит. — Если он не

законченный трус, тогда Арминий будет сражаться.

Глава XIII

— ЧТО СДЕЛАЛ ГЕРМАНИК? — взревел Арминий. Была середина

утра, и он стоял по колено в реке недалеко от своего лагеря, с обнаженный по

пояс – прерванный посреди омовения. Мело прибыл во главе группы воинов, приведя с собой человека, которого, похоже, послал сам Германик.

— Он разбил пятьсот пленных воинов на пары и заставил их сражаться

до смерти, — мрачно повторил Мело. — Оставшиеся двести пятьдесят

должны были сделать то же самое, и так далее. Этот человек – единственный

выживший.

Арминий посмотрел на фигуру, стоявшую в дюжине шагов позади

Мело и ожидавшую когда его призовут. Крупный мужчина, он стоял с

опущенными плечами и спутанными волосами, закрывающими лицо.

Разрывы и порезы были заметны на большей части его туники и штанов, открывая вид на множественные раны. «Удивительно, как он может ходить»,

— подумал Арминий, чувствуя, как в нем бушует темная ярость. — Как его

зовут?

— Тудрус. Он из племени долгубниев.

Этот человек не имел никакого отношения к воину, который был одним

из самых доверенных последователей Арминия, но его имя вновь пробудило

плохие воспоминания о смерти старшего Тудруса от рук римлян. Ярость

наполнила его из-за жестокости Германика. Арминий в мрачном молчании

побрел к усыпанному галькой берегу. Вытершись своей старой туникой и

накинув чистую, он поманил Тудруса.

Каждый шаг воина заставлял его вздрагивать. Кровь текла из длинной

раны под его грудной клеткой, а из других сочилась серозная жидкость. Его

нос выглядел сломанным, а кожа под опухшим правым глазом приобрела

неприятный сине-фиолетовый цвет. — Арминий, — прохрипел он. Его глаза

поднялись на мгновение, прежде чем снова опуститься, чтобы посмотреть на

свои покрытые грязью ноги.

99

— Только дурак скажет, что рад встрече, но, тем не менее, добро

пожаловать, — сказал Арминий своим самым харизматичным голосом. —

Ты, как мне сказали, Тудрус из долгубниев.

— Так и есть.

— Тебе нужно выпить. Поесть. Обработать твои раны.

— Я прошел сорок миль, чтобы найти тебя. Я возьму немного воды.

— Ты принес послание от Германика? — Как бы он хотел, чтобы

римский полководец оказался сейчас перед ним. Он бы разорвал этого

ублюдка на части.

— Да. — Ничто не могло скрыть печали в односложном ответе

Тудруса.

Арминий наполнил свой мех водой из реки и передал его. Тудрус пил, как человек, пересекший пустыню и не нашедший ни одного источника воды.

Кивнув в знак благодарности, он сел, застонав от боли.

Арминий опустился рядом с Тудрусом и стал ждать.

— У долгубниев недостаточно сил, чтобы сражаться с Германиком – у

кого они есть? – но мы сделали все, что могли, уничтожали небольшие

патрули и нападали на отряды фуражиров, в то время как наши женщины и

дети бежали через Альбис в безопасное место. Около десяти дней назад

группа, с которой я был, напала на римский отряд разведчиков, который был

больше, чем казалось. Большинство моих друзей были убиты. Удар по голове

вырубил меня, иначе я бы тоже был убит. Лучше бы я умер. — Горечь

сочилась из голоса Тудруса.

— Но ты выжил, — сказал Арминий, желая услышать каждую деталь.

— Да. Меня взяли в рабство, я и другие несчастные ублюдки попали в

плен к римлянам. Связанные друг с другом, как животные, — Тудрус потер

шею, на которой все еще были следы ожогов от веревок, — мы шли

колоннами в тылу армии, глотая ее пыль и наступая на дерьмо мулов на

каждом шагу. Всех, кто пытался бежать, убивали. Так умирать было

бессмысленно, глупо, поэтому я выжидал. До Ренуса далеко, сказал я себе.

Появится возможность. — Он сделал гневный жест. — Все изменилось, когда мы достигли Альбиса. Похоже, что Германика переполняли эмоции, когда он стоял на том же месте, что и его отец четверть века назад. Ничто не

могло удовлетворить сукиного сына, кроме как похоронных игр в честь

праздника.

— Именно тогда и были выбраны пятьсот воинов, — сказал Арминий, представляя себе эту сцену.

— Так и было. У римлян сейчас несколько тысяч пленных – есть из

чего выбрать. Центурионы осматривали нас, выбирая самых больших и

сильных. Они не теряли времени даром: нас повели прямо к подножию

100

холма, где был алтарь Друза. Легионеры построились большим каре со

своими щитами; пятьдесят из нас были загнаны туда первыми. Германик

приказал нам выбирать противников и убивать друг друга или быть

распятыми. Когда его приказ был переведен, некоторые воины отказались.

Их сразу прибили к крестам. Остальные согласились, как трусы, и нам

бросили оружие. Несколько мужчин сразу атаковали Германика – они были

убиты дротиками и стрелами. Тем, кто остался, дали последний шанс

подчиниться, прежде чем тоже быть убитыми. — Тудрус вздохнул.

«Боги, Германик хитер», — подумал Арминий. — Значит, вы

сражались?

— Да. Победителям каждой схватки давали недолго времени

отдохнуть, а потом мы начинали снова. Мы продолжали, пока не остался

только я. — Голос Тудруса был приглушен, его взгляд был прикован к земле

между согнутыми коленями. — Тогда меня связали рядом с Германиком, и

привели еще пятьдесят человек и заставили сделать то же самое. За ними

последовала третья группа и так далее. Весь процесс занял несколько часов, и ближе к концу нас осталось десять человек. Мы дрались друг с другом, пока нас не стало пятеро. Из пятисот осталось пять. — Голос Тудруса замер.

Арминий и Мело были поражены этой ужасающей историей, их

взгляды были устремлены на Тудруса, но теперь они встретились, в каждом

отражалась одна и та же пылающая ярость.

— Германик приказал офицеру подбросить монету, чтобы решить, кто

будет сидеть рядом, пока две другие пары сражаются друг с другом, —

продолжил Тудрус. — Они делали то же самое, когда нас осталось трое.

Можно сказать, что мне повезло – я «выиграл» оба раза, когда был сделан

бросок, так что я успел дважды смог отдохнуть, в то время как другие

бедолаги не имели передышки вообще. Последний воин, с которым мне

пришлось сражаться, так устал, что едва мог держать меч. — Тудрус издал

короткий неприятный смешок. — По крайней мере, его конец был быстрым.

— У тебя не было выбора, — сказал Арминий.

Измученные глаза Тудруса смотрели на него. — У каждого человека

есть выбор.

— Они бы распяли тебя, если бы ты отказался сражаться.

— Это верно. Я мог бы выбрать смерть в самом начале, но я этого не

сделал. Вместо этого я убил восьмерых воинов. Восьмерых из моего

племени. Каким человеком это меня делает? — спросил Тудрус дрогнувшим

голосом.

— Выжившим, — сказал Арминий, думая, что поступил бы так же.

— Это за то, что выжил, — сказал Тудрус, делая непристойный жест.

101

Наступившую неловкую тишину нарушил Арминий. — Германик тебе

что-нибудь сказал?

— Он сказал, что его легионы готовы и ждут, как только ты и дворняги, которые следуют за тобой по пятам, наберешься храбрости, чтобы сражаться.

Кровь стучала в ушах Арминия. Зная, что люди наблюдают, он глубоко

вздохнул и спросил— Что знаешь о передвижениях Германика?

— Я слышал разговоры о марше на запад, чтобы соединиться с

войсками, которым было поручено сокрушить ангривариев, — сказал Тудрус.

Крупица информации имела смысл, решил Арминий. К нему вернулось

спокойствие, когда он обдумывал наилучший план действий. Он был целью

Германика, поэтому легионы ничего не выиграют от перехода через Альбис и

ведения войны на востоке. На севере лежал океан, на северо-западе

находились римские союзники. Направляясь на юг, его враги еще глубже

зайдут на территорию племен – предприятие слишком рискованное даже для

Германика и его огромной армии. Запад или юго-запад были единственными

направлениями, которые имели смысл. «Итак, игра в кошки-мышки

продолжается. Хорошо. Время на нашей стороне, а не Германика».

— Он пытается спровоцировать тебя на битву, — сказал Мело, вступая

в разговор.

— Он пытается, и у него ничего не получится. Рано или поздно мы

поймаем его легионы в нужном месте, а потом будем сражаться. —

Поднявшись, Арминий схватил Тудруса за плечо. — Ты хорошо справился. Я

благодарю тебя. Пусть мои целители займутся твоими ранами. Затем ты

сможешь отдохнуть, поесть и попить.

Тудрус, казалось, не слышал. — Посоветуешься ли ты с богами, прежде

чем сворачивать лагерь?

Арминий не был набожным фанатиком, но Донар оказал ему помощь в

победе над Варом, он был в этом уверен. Также неплохо было следовать

традиции. — Да, вполне вероятно. Почему ты спрашиваешь?

Тудрус поднялся на ноги. Он был на добрых полторы ладони выше

Арминия и, несмотря на свои раны, все еще оставался прекрасным

физическим образцом. — Я отдам себя богу. Донару. Моя жизнь за ваш

успех в битве.

Потрясенный, Арминий сказал — Ты измотан. Ты...

Тудрус оборвал его. — Моя жена умерла два года назад, вскоре после

того, как нашего малыша унесла лихорадка. Все мои боевые братья мертвы

или рабы. У меня нет причин жить, Арминий. Я буду висеть на дереве. Я

отдам свою плоть на съедение воронам Донара. Пусть моя жертва

умилостивит бога грома.

102

Взгляд Арминия переместился на Мело, который пожал плечами, как

бы говоря: «Почему бы и нет?» Снова взглянув на Тудруса, Арминий

спросил: — Ты уверен?

— Я никогда не был так уверен. Если ты этого не позволишь, я все

равно повешусь. В этом мире для меня ничего не осталось. — Тон Тудруса

был опустошенным.

«Это было бы сильное подношение», — подумал Арминий. Согласно

обычаю, те, кто добровольно шел на смерть, непременно привлекали

внимание богов. Сидя в небесах на своем сверкающем молниями троне, окруженный клубящимися грозовыми тучами, Донар улыбнется смерти

Тудруса и поддержит Арминия во второй важной битве.

— Ну? — спросил Тудрус, сверля налитыми кровью глазами Арминия.

Тогда Арминия уколола совесть: испытание, выпавшее на долю

Тудруса вывело того из равновесия. Он нуждался в отдыхе и уходе. Получив

их, он придет в себя и захочет жить. Арминий обдумывал это чуть больше

одного удара сердца. — Это благородное предложение. Я поговорю со

жрецами.

Лицо Тудруса скривилось – возможно, это была попытка улыбнуться.

— Сделай свои слова убедительными, Арминий из херусков. Донар

наблюдает.

Арминий кивнул, чувствуя, как по его спине стекает струйка пота.

Неотвратимо наступал вечер, и в глубине леса, недалеко от лагеря

племени, уже царили мрачные сумерки. Странный, не по сезону холод витал

в сыром воздухе. Птичье пение и звуки животных были обычным явлением в

других местах леса, но не здесь. Арминий и Мело ждали на краю грязной

поляны, среди деревьев по обе стороны, украшенных несколькими

человеческими и рогатыми черепами крупного скота, стояли все вожди

племен его союза. Стремясь стать свидетелями обряда, но благоговея перед

жуткой атмосферой, никто не произнес ни слова. Нервничая больше, чем он

ожидал, Арминий сохранял каменное выражение лица.

Над открытым пространством доминировал каменный алтарь, покрытый паукообразными рунами. С одной стороны огромной каменной

плиты растянулись трупы двух легионеров с перерезанным горлом. Их

смерть и чтение крови, собранной в ведрах, стали началом церемонии. Затем

последовало ритуальное сгибание и скручивания мечей и копий, раскалывание огромных серебряных котлов; эти подношения бросали в

священное озеро при первой же возможности.

В сопровождении полудюжины послушников старый жрец в красном

балахоне читал молитвы Донару. Перед ним, обнаженный, с телом, покрытым ранами, стоял Тудрус. Веревки связывали его руки за спиной – он

103

не мог быть более уязвимым, и все же гордая разворот его плеч и твердый

подбородок говорили наблюдателям, что он был готов встретить свой конец.

Жрец с растрепанными волосами, сморщенная фигура со сгорбленной

спиной, словно порожденная в более ранние, более темные времена, прекратил свое пение. Возникло мгновенное напряжение, и Арминий

почувствовал, как участился его пульс.

Положив когтистую руку на руку Тудруса, жрец прохрипел: — Ты

свободнорожденный человек?

— Да, — ответил Тудрус громким, уверенным голосом.

— Твое имя?

— Тудрус из племени долгубниев.

— И ты пришел к богу по собственной воле?

— Да, если Донар примет меня.

Холодная улыбка исказила морщинистое лицо жреца — Это зависит от

способа твоей смерти, Тудрус из долгубниев. Если хоть один звук сорвется с

твоих губ, до того, как жизнь покинет тебя, Донар будет не доволен. Твоей

душе будет отказано во входе в зал воинов, обрекая тебя вечно скитаться по

подземному миру.

Плечи Тудруса слегка напряглись. — Я понимаю.

Арминия не волновало, будет ли душа Тудруса проклята навеки –

важно было завоевать благосклонность Донара. «Наберись мужества, Тудрус», — подумал он. «Оставайся сильным, или твоя жертва не послужит

мне».

Жрец дернул головой, и послушник повел Тудруса к ветви большого

бука, свисавшей внутрь и на поляну, шагах в двадцати от Арминия. С ветви

уже свисала веревка, один конец которой был затянут в петлю. Достигнув ее, Тудрус повернулся лицом к Арминию и слегка наклонил подбородок, говоря:

«Я делаю это для тебя».

Подтверждением Арминия был серьезный кивок. Совесть опять

зашевелилась, но он ее подавил. «Донар, прими смерть этого человека», —

молился он. «Даруй мне взамен победу над Германиком».

Тудрус склонил голову и позволил послушнику накинуть веревку ему

на шею и затянуть ее. Товарищи послушника, которые последовали за ним, взяли ее за свободный конец и туго натянули. Тудрус напрягся.

— Ты готов встретить бога, Тудрус? — от алтаря донесся голос жреца.

— Да, — последовал твердый ответ.

Жрец отдал приказ, и помощники дернулись как один. Тело Тудруса

оторвалось от покрытой листвой земли на ладонь. Его лицо исказилось от

боли, а тело дернулось из стороны в сторону, но он не издал ни звука.

Следующий рывок служителей, еще более сильный, привел к тому, что его

104

ноги поднялись на высоту десятилетнего мальчика. Лицо побагровело, вены

вздулись на лбу, Тудрус метался взад-вперед в агонии, но ни один стон не

сорвался с его набухших губ. Его налитые кровью глаза, торчащие из

глазниц, не сводили глаз с Арминия, по крайней мере, так казалось вождю

херусков.

Встревоженный, но возбужденный, Арминий выдержал измученный

взгляд Тудруса. Делая вид, что проявляет уважение, он сделал это из-за

своего горячего желания, чтобы конец Тудруса был безмолвным и

приемлемым для бога.

Большинство людей, повешенных таким образом, умирали быстро, но

воин долгубниев был сделан из более прочного материала. Арминий

насчитал семь раз по пятьдесят, а Тудрус все еще корчился на веревке.

Арминий почувствовал тошноту. Агония Тудруса была так велика, что в

конце концов ему пришлось бы издать какой-нибудь звук.

Но он этого не сделал.

Когда счет Арминия приблизился к пятистам, Тудрус наконец перестал

дергаться. Его мускулистые ноги обмякли. Моча начала капать из его

сморщенного члена; запах дерьма наполнил воздух. По его пятнистым, искаженным чертам невозможно было сказать, обрел ли он покой, которого

он так жаждал.

Взгляд Арминия метнулся к старому жрецу. «Ну?» — хотел крикнуть

он, но редкое суеверие помешало ему.

При поддержке послушника жрец прошаркал и встал рядом с мягко

покачивающимся трупом Тудруса. Он ткнул его в бедро, и, как и все

наблюдающие, Арминий напрягся.

— Воин умер достойно, — прохрипел священник. — Донар доволен!

Облегчение нахлынуло на Арминия. Победа будет за ним.

105

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Лето, 16 г. н.э.

Глубоко в Германии

Глава XIV

День клонился к вечеру, и солнце палило на землю Германии с ясного

неба. Высокая температура, поначалу приятная после прохладной весны, была на грани того, чтобы стать проблемой. Стаи крошечных кусачих мух

вились вокруг головы Пизона и группы его товарищей, когда они стояли по

икры в глубине Висургис, наслаждаясь лаской быстрой реки. Следуя приказу

Тулла, они наполняли бурдюки водой. После похоронных игр прошло шесть

дней, и армия Германика находилась более чем в ста милях от тропея Друза.

Ранее в тот же день он пересек Висургис и остановился на ровной местности

в полумиле от западного берега. Четыре больших лагеря, которые все еще

достраивались, должны были обеспечить достаточно места для восьми

легионов и вспомогательных когорт; Германик оказал честь Пятому и

Двадцать Первому, разместив их в один лагерь с собой и своими

преторианцами.

Когорта Пизона и четыре других вырыли оборонительные сооружения

накануне, поэтому им было легче следить за тем, как другая половина

легиона потела над сооружением глубокого рва и прочного земляного вала.

Это было отличное развитие событий, потому что Пизон и его товарищи

оказались здесь, на берегу реки, утоляя жажду и охлаждаясь. Хотя

разведчики доложили, что Арминий и его войска находятся поблизости, они

разместились на противоположной стороне Висургис. Атаковать по воде в

такой поздний час было рискованно – половина вспомогательной когорты

лучников стояла с Пизоном и его товарищами, а остальная армия Германика

находилась совсем недалеко от них в тылу.

Ни с того, ни с сего кто-то сзади плеснул водой на Пизона — Эй! — Он

развернулся и увидел ухмыляющегося и быстро удаляющегося Дульция.

Пизон ударил ногой, обдав своего товарища градом брызг. В ответ Дульций

взмахнул рукой по поверхности реки, обдав Пизона брызгами воды.

Остальные бросили один взгляд на них и присоединились к забаве. На какое-то время воцарился хаос. Лучший момент наступил, когда Метилий пнул

Дульция в задницу и тот грохнулся в воду, промокнув с головы до ног.

В конце концов, Пизон положил этому конец. — Тулл или другой

офицер увидят, — предупредил он.

Они возвращались к своей задаче не слишком расторопно.

106

— Я видел вас, личинки! — взревел Тулл, идя по мелководью к Пизону

и его товарищами. — Я приказал вам наполнить эти бурдюки водой, а не

вести себя как банда юнцов на прогулке. Шевелитесь!

«Мы не причинили никакого вреда», — обиженно подумал Пизон, но

не осмелился сказать об этом. Он держал свой мех под поверхностью реки и

дал ему набухнуть от воды. Заткнув его пробкой, он перекинул через плечо

ремень для переноски и снял еще один пустой бурдюк. — Тулл поступил бы

так же, будь он обычным легионером, — пробормотал он Метилию, своему

ближайшему соседу.

— Ты что-то там вякнул, личинка? — Широкими шагами подошел

Тулл.

— Ничего, господин, — сказал Пизон, жалея, что не промолчал.

— Не надо, Аид тебя подери, мне «ничего», Пизон! — Витис Тулла с

могучим плеском ударился о воду.

Зная, что в следующий раз он может упасть ему на спину, Пизон

сказал: — Я все гадал, когда мы сможем сразиться с Арминием, господин. —

Он молился, чтобы Тулл проглотил ложь.

— Гадай, сколько угодно, когда будешь сидеть сегодня вечером у

костра, — прогремел Тулл. — А пока закрой пасть и заканчивай делать то, что я велел тебе сделать уже очень давно! То же самое относится и к

остальным, жалкие псы. Двигайтесь!

Каждый человек принялся за дело, в то время как Тулл наблюдал за

ними с каменным выражением лица. Только когда они наполнили все

бурдюки и двинулись обратно к остальной части когорты, недалеко от

береговой линии, он смягчился. Повернувшись спиной к легионерам, он с

мрачной напряженностью изучал дальний берег. В нескольких сотнях шагов

отсюда к нему можно было добраться по мелководью – это был один из

четырех бродов, использовавшихся армией для переправы через Висургис.

— Что на него нашло? — прошептал Пизон, нахмурившись. —

Арминий за много миль отсюда, так сказали разведчики.

— Он более нервный, чем обычно, — согласился Метилий. — Может

быть, он знает что-то, чего не знаем мы, или чувствует это.

— Да, возможно. — Недовольный, Пизон зашаркал взад и вперед. Если

Тулл был обеспокоен, значит, он тоже должен быть обеспокоен. С этого

момента он не обращал внимания на бормотание своих товарищей, вместо

этого он наблюдал за другой стороной реки.

В течение часа ничего особенного не происходило, и большинство

людей давно перестали обращать внимание на дальний берег. Они также не

обращали внимания на порхающих зимородков и регулярные всплески, когда

рыба глотала насекомых у поверхности воды. Пизон, напротив, двигался так

107

мало, что у него болела шея, а под лопаткой образовался узел в мышцах.

Взгляд его блуждал без остановки, изучая противоположную тропинку, деревья, кусты, реку. Ничто не могло остановить его наблюдение – об этом

позаботилось беспокойство Тулла. Было почти облегчением, когда луч

заходящего солнца, словно из ниоткуда, осветил группу всадников на тропе

на востоке.

— Враг приближается! — крикнул Пизон.

Воздух мгновенно затрещал от напряжения. Люди подняли свои щиты

и копья еще до того, как Тулл или Фенестела отдали приказ сделать это.

— Подайте сигнал «враг в поле зрения»! — Тулл, не сводя глаз с

всадников, расхаживал взад и вперед перед своими людьми.

Солдаты из других центурий тоже увидели всадников, и их трубачи

добавили свой сигнал к тому, что издавал трубач Тулла. К тому времени, как

отряд из примерно пятидесяти человек достиг кромки воды, центурии

выстроились в две шеренги в ширину и три в глубину, преграждая путь со

своей стороны Висургиса. Лучники из вспомогательной когорты стояли по

обеим сторонам, готовые стрелять.

Наступило странное и тревожное затишье, когда два отряда наблюдали

друг за другом.

— Это Арминий, или я префект лагеря, — прошипел Пизон, заметив

хорошо одетую бородатую фигуру на гнедом жеребце.

— Обвисшие сиськи Фортуны, ты прав. Чего он хочет? — спросил

Метилий.

— Только боги знают — сказал Пизон, надеясь на то, что Тулл

прикажет им атаковать. Это может быть рискованно, но Пизон был готов.

Там – так близко – находился злобный ублюдок, который подстроил смерть

многих его друзей

Они взволнованно смотрели, как Арминий приложил ладонь к губам и

воскликнул на латыни — Эй, римляне! Ваш наместник рядом?

Бассий, старший из присутствующих офицеров, выступил вперед из

рядов своих людей. — Какой дикарь спрашивает о нем? — крикнул он.

Арминий улыбнулся, обнажив зубы. — Я и забыл, какими хамами вы, римляне, можете быть. Вы называете меня дикарем, но ведь это вы убиваете

женщин и детей!

Угрозы и оскорбления его товарищей разносились над водой.

— Я вижу тебя, Арминий, коварный пес, — завопил Тулл, присоединяясь к Бассию. — Подойди и сразись со мной! Один на один!

Пизон и Метилий обменялись взволнованными взглядами. Несмотря на

молодость Арминия, Тулл победит в таком бою – в этом они были уверены.

Справедливость восторжествует.

108

— Центурион Тулл – какой приятный сюрприз! — ответил Арминий с

насмешливым полупоклоном. — Я здесь не для того, чтобы искать

единоборства, как бы мне ни хотелось лишить тебя жизни. Я хочу поговорить

с моим братом Флавом. Он здесь?

— Не твое дело, здесь он или нет, — возразил Бассий.

— Почему бы тебе не вернуться в свой лагерь? — спросил Тулл. —

Пока ты там, попробуй убедить бесхребетный сброд, что следует за тобой, сразиться с нами.

— Они потеряли мужество после того, как мы надрали вам задницы в

прошлом году? — добавил Бассий. Он посмотрел по обе стороны.

«ЛУЧНИКИ, ГОТОВСЬ!»

Лицо Арминия напряглось, но он не отступил. Как и его взволнованные

спутники. — Я пришел с миром, — крикнул он.

— Это шанс, — прошипел Пизон. — Давай, Бассий, отдай им приказ.

Убей этого ублюдка, и война закончится! Тулл говорит, что во всей

Германии нет другого вождя, подобного Арминию.

Прошло десять ударов сердца, а с губ Бассия не сорвалось ни слова.

— Так, ты не приведешь моего брата? — спросил Арминий.

— Скажи ему «нет», — пробормотал Пизон, но, к его удивлению, Бассий и Тулл склонили головы, совещаясь.

Через некоторое время Бассий воскликнул: — Мы попросим Германика

дать ответ. Ты можешь подождать этого?

— Похоже, у меня нет выбора, — последовал жесткий ответ Арминия.

— До тех пор, пока вашим лучникам можно доверять, они будут держать

слово?

— Они отпустят, когда я им прикажу, — ответил Бассий.

Эта скрытая угроза заставила Арминия и его отряд настолько

засомневаться, что они отошли на безопасное расстояние от берега. Его шаг, сделанный во время бормотания ужасных проклятий, был встречен

презрительными криками и насмешками со стороны собравшихся

легионеров.

Пизон с отвращением наблюдал, как одного из гонцов, стоявших рядом

с их позицией, отправили на поиски их наместника. — Почему они это

сделали? — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Германик – командующий – с ним, я полагаю, нужно советоваться

по важным вопросам, — сказал Метилий, отхлебнув из бурдюка с водой.

— Он скажет то же, что и Тулл, — предположил Пизон. — Отвали.

Пизон ошибался. Посланник вернулся вскоре после этого, принеся

неожиданную новость о том, что Германик разрешил Флаву поговорить с его

братом. Бассий передал это Арминию, который казался довольным, но

109

подозрительным. «Неудивительно», — подумал Пизон. Лучники ауксиларии

все еще были на месте, и во время ожидания, возможно, по приказу озорного

Бассия, некоторые пустили стрелы через реку. Стрелы упали недалеко от

позиции Арминия, но не оставляли сомнений, что он был в пределах

досягаемости у кромки воды. Несмотря на эту опасность, он спустился на

берег, чтобы поговорить с Бассием, и, как показалось Пизону, едва не

заставил лучников снова промахнуться.

— Где Флав? — спросил Арминий.

— Он скоро прибудет, — ответил Бассий. — Ты мог бы перейти и

подождать его.

— Я не вчера родился, центурион, — сказал Арминий, посмеиваясь. —

Я останусь там, где стою, и твои лучники отойдут, пока я буду говорить с

братом. Чересчур нетерпеливому офицеру было бы слишком легко отдать

приказ о залпе. Возможно, это даже было твоим намерением.

Надежды Пизона на то, что Арминию снова прикажут убираться, снова

рухнули. С кислым лицом Бассий послал солдата в тыл когорты. Почти сразу

же стали слышны звуки топота ног, когда лучники удалились на небольшое

расстояние. Арминий спешился и остался на месте, наблюдая за римлянами с

холодным расчетливым выражением лица.

Мускулы Пизона все еще подергивались от желания действовать. —

Каковы шансы, что мы сможем поторопить его – застать врасплох?

Метилий фыркнул. — Он сядет верхом на своего коня раньше, чем мы

проедем половину пути, и ты это знаешь. Нет на свете человека, который мог

бы обогнать лошадь.

— Да. — Разочарованный и расстроенный, Пизон плюнул в воду. — Но

это так заманчиво.

— Лучники были нашим лучшим выбором, и они ушли. Пришло время

посмотреть, что два брата скажут друг другу.

Ободренный возможностью стать свидетелем этой необычной встречи, Пизон кивнул.

Солнце только немного опустилось за западный горизонт, когда Флав

прискакал на своей лошади со стороны лагеря. Пизон знал его в лицо, как и

большинство солдат. Светловолосого, коренастого и властного Флава было

трудно не заметить. У него не было глаза –старая боевая рана – но у него был

взгляд, которого избегало большинство мужчин, а его статус командира

вспомогательной когорты и брата Арминия делал его уникальным в армии

Германика. Одетый по этому случаю в начищенную кольчугу и шлем, с его

наградами за доблесть, виднеющимися на шее, груди и руках, он

остановился, чтобы поговорить с Бассием, все время действуя так, как будто

его брата не было рядом.

110

— Арминий в ярости, — радостно сказал Пизон Метилию. — Смотри.

Хмурый вид Арминия, непреклонная поза и скрещенные руки говорили

о многом, но он хранил молчание до тех пор, пока Флав не оставил свою

лошадь с одним из легионеров Бассия и не подошел прямо к берегу реки.

— Здравствуй, брат. Ты в порядке? — позвал Арминий.

— Был в порядке, пока не увидел тебя, — ответил Флав. — Чего ты

хочешь, предатель?

— Ты называешь меня предателем? — крикнул Арминий. — Я не тот, кто забыл свой народ. Кто с таким самодовольством носит значки, мелкие

безделушки, подаренные Римом, которые являются не чем иным, как знаками

рабства. Вот я стою, гордый, свободный человек, а вот ты, сутулый, толстозадый и мягкотелый, не более чем комнатная собачка Германика.

— Я сдержал свое слово, в отличие от тебя, клятвопреступник! Если ты

пришли только для того, чтобы оскорбить меня, то я могу сказать только

одно: приближается твоя судьба. — Флав указал на небо. — Над головой

кружат вороны Донара, хотя ты их пока не видишь. — Он повернулся спиной

и зашагал прочь.

«Есть время, чтобы несколько храбрецов ворвались в воду и сразили

Арминия дротиками», — подумал Пизон, снова надеясь, что Бассий или Тулл

отдадут приказ. Однако приказа не последовало – похоже, Германик решил, что встреча братьев станет формой перемирия. «Золотой шанс был упущен»,

— с горечью решил Пизон, и он был бессилен вмешаться.

Флав был уже на полпути к своей лошади, когда Арминий снова позвал

его. — Что с Туснельдой? — Презрение, которое он выказал Флаву, исчезло, его тон стал почти жалобным.

Флав оглянулся через плечо. То, что могло быть сожалением, даже

грустью, отразилось на его лице. — К ней относятся с уважением, и она

живет в большом доме в Равенне.

— А мой ребенок? — В голосе Арминия звучала тоска.

— У тебя есть сын, — сказал Флав.

— Сын, — пробормотал Арминий, склонив голову. — У меня есть сын.

— Он снова посмотрел на Флава. — Как его зовут?

— Тумелик. Он хорошо себя чувствует и, как мне сказали, уже

научился ползать.

— Их когда-нибудь освободят?

— Ты знаешь ответ на этот вопрос не хуже меня, брат, — ответил Флав

с презрительным взглядом. — Распусти свою армию и отдайся правосудию

Германика, и я обещаю сделать все, что в моих силах.

111

— С таким же успехом я могу подставить свою шею под клинок

палача, — воскликнул Арминий, его глаза пылали яростью. — Германик не

знает, что такое милосердие! Спроси марсов, хаттов, ангривариев!

Его спутники, подъехавшие поближе, чтобы послушать разговор, разразились гневным хором. — Убить Германика! — взревел один на латыни

с акцентом. — Смерть Тиберию!

Флав вышел из себя. — Дай мне мою лошадь, — приказал он, выхватывая поводья у испуганного легионера. Он вскочил ему на спину и

погнал к воде. — Оставайся на месте, брат, и мы решим это здесь и сейчас.

— Отлично, — закричал Арминий, подтягивая своего скакуна поближе.

— Я бил тебя каждый раз, когда мы дрались мальчишками! Ничего не

изменилось.

Счастливое ожидание Пизоном жестокой схватки посреди реки не

оправдалось, когда Бассий зарычал на Флава, чтобы тот оставался на месте.

Когда он, казалось, не услышал, Бассий послал Тулла бегом к нему. Резким

постукиванием по бедру Флава Тулл привлек его внимание. Пизон и

остальные не могли слышать, что говорили, но Флав был недоволен, это

было ясно. Он сделал непристойный жест Арминию, теперь уже сидящему

верхом на коне. — Нашей ссоре придется подождать, — воскликнул Флав.

— Трус!' — насмехался Арминий.

— Предатель! — выпалил в ответ Флав.

— Вернись к Германику и дальше лижи ему ноги, бесхребетный

червяк!

Флав, казалось, собирался ответить, но что бы ни сказал Тулл, это

заставило его замолчать. Не оглядываясь на Арминия, который продолжал

осыпать его оскорблениями, он повернул своего коня и направил его к

римскому лагерю.

— Приведите лучников, — проревел Бассий, и один из его солдат

побежал в том же направлении, что и Флав. Пока они снова не появились, Арминий прекратил свою тираду оскорблений. Вместо того, чтобы отступить

в безопасное место, он посоветовался со своими товарищами у берега реки.

Этот дерзкий маневр легионерам не понравился. Раздалось гневное

бормотание, и несколько человек вышли из строя и направились к воде.

Разъяренные офицеры вернули их на место.

— Он хитрый ублюдок, — прорычал Пизон, все еще жаждущий

броситься на Арминия.

— Так оно и есть, — сказал Тулл, который каким-то образом, снова

услышал Пизона. — И он пытается залезть нам под кожу. Не обращайте

внимания на червяка. Он будет двигаться достаточно быстро, когда прибудут

лучники.

112

Тулл был прав, и легионерам пришлось выкрикивать собственные

оскорбления, когда Арминий и его спутники ускакали прочь. Бассий

приказал дать залп, как только лучники приблизились к берегу, и среди

римских войск разразилось веселье, когда их дождь стрел превратил

презрительное,

медленное

отступление

германцев

в

паническое,

стремительное бегство.

— Это их научит, — заявил Метилий.

Пизон не был в этом уверен. То, что он удалился за пределы

досягаемости полета стрелы, не означало, что Арминий был трусом – далеко

не так. Его уверенность была ощутима с другой стороны реки. Беспокойство

грызло Пизона, когда была дана команда вернуться в лагерь.

Что задумал этот коварный обманщик Арминий?

Глава XV

Тулл был нетерпелив, готов к битве. Его солдаты, его когорта были

готовы. Легион был готов, как и вся армия. Встреча между Флавом и

Арминием произошла накануне, и теперь разведчики на берегу реки

сообщили, что воины Арминия собираются на дальнем берегу. Реакция

Германика была быстрой – все его войско должно было перейти на свою

сторону, готовое к бою. Несмотря на то, что он был знаком с медленным, методичным процессом, Тулл постоянно раздражался, его желание отомстить

Арминию подогревалось вчерашним противостоянием.

Наконец ожидание закончилось, и выстроились четыре длинные линии.

Под лучами утреннего солнца они смотрели на восток, над рекой. Ржание

возбужденных лошадей и крики офицеров прекратились; грохот подбитых

гвоздями сандалий, ударяющих о землю, стих. Со стороны Висургиса

доносились крики и насмешки германцев, но со стороны римлян царила

почти полная тишина. Тулл привык к этому затишью перед бурей, но

спокойная атмосфера оставалась невыносимой. Более шестидесяти тысяч

солдат ждали, чтобы сразиться с войском Арминия. Люди умрут в огромном

количестве, и скоро.

Другие вещи занимали разум Тулла. Военная организация привела к

тому, что фронт армии заняла вспомогательная пехота, в данном случае

смесь раэтов, винделиков и галлов. Хотя Пятый легион находился недалеко

от центра второй линии, он не мог видеть перед собой ничего, кроме

вспомогательных войск. Не видя происходящего, Тулл вынужден был

полагаться на любые формальные приказы, которые отправляли Пятому, и на

обрывки новостей, которые он мог вырвать у проходивших мимо гонцов. Его

разочарование нарастало с каждым мгновением.

113

Со своей позиции в тылу центурии подошел не менее раздраженный

Фенестела. — Слышал что-нибудь новое?

— С прошлого раза, нет.

Фенестела выругался. Через мгновение он сказал: — Арминий будет

ждать, пока мы не переправимся через реку, не так ли? Лес по обе стороны от

его армии идеально подходят для того, чтобы устроить ловушку.

— Вот почему кавалерии приказали выступать первой, — сказал Тулл.

Фенестела почесал бороду и ничего не ответил.

«Всадники могли реагировать быстрее, чем пехота», — подумал Тулл, но это не означало, что такая тактика была безопасной. Зная о высоких

ставках, Германик выбрал высокопоставленных офицеров, чтобы возглавить

двойную атаку: легата Стертиния и Эмилия, примипила Первого легиона.

Батавская кавалерия должна была следовать прямо за этими отрядами, их

задача – поразить центр Арминия.

«Марс, принеси им успех», — молился Тулл. «Давай вскоре

присоединимся к ним. Вместе мы сокрушим воинов Арминия».

— Кавалерия уже ушла?

— Мы бы их услышали, — раздраженно пожал плечами Тулл.

Зазвучали трубы, и знакомый стук копыт раздался сначала с одной

стороны их позиции, а затем с другой. Улыбаясь, Фенестела заметил: — Вот

и они.

— Теперь снова ждем, — проворчал Тулл.

— По крайней мере, ты видел расположение Арминия, — сказала

Фенестела. — Объясни мне еще раз. — Как только отряд Тулла прибыл на

место, он получил от Бассия разрешение разведать поле боя, но Фенестела

остался с людьми.

Благодарный за то, что отвлекся, Тулл описал то, что он видел с берега

реки два часа назад. — Большая равнина выходит к реке, ограниченная слева

и справа буками и дубами – как ты знаешь. Похоже, что все воины Арминия

выстроились в дальнем конце открытой местности, за ними еще больше леса.

— У него будут люди, спрятанные в деревьях по обеим сторонам.

— Да. Стертинию и Эмилию лучше быть начеку, когда они будут

наступать.

Вскоре после этого громкие возгласы вспомогательных войск на

передовой отметили наступление батавских всадников. Вдалеке было

слышно, как воины Арминия поют барритус. Тусклый и безобидный, он по-прежнему вызывал у Тулла яркие и неприятные воспоминания. Сознавая, что

странный звук может повлиять на боевой дух его людей, он пошел вдоль

первого ряда своей центурии. Он начал действовать в самый последний

момент. Был ли это барритус или нет, но его люди, казалось, нервничали. —

114

Вы хорошие мальчики, — сказал он им. — Держитесь меня, и все будет в

порядке.

— Когда мы будем сражаться, господин? — спросил Кальв.

— Чертовски скоро, — пробормотал солдат из глубины рядов.

Смех, который это вызвало, был непростым.

Тулл предупреждающе поднял руку, и его люди замолчали. — Это

зависит от того, что произойдет с кавалерией. Если дела пойдут хорошо, они

немного разобьют вражеский строй. Эта новость побудит Германика

приказать вспомогательным войскам двигаться вперед. Может случиться так, что они сломают германскую линию – сделайте за нас нашу работу, если

хотите.

— Будем надеяться, — добавил скрытый остроумец.

— Хватит, — рявкнул Тулл. Приятно было, что через несколько рядов

в уши виновнику прошипели резкие слова. Возвысив голос в пользу всех, кроме неопытного Кальва, Тулл сказал: — Если вспомогательным войскам

понадобится небольшая помощь, мы и три других легиона в этой линии

будем отправлены вперед.

Кальв решительно кивнул ему. «Он зеленый, но храбрый», — подумал

Тулл. Даруй, Фортуна, чтобы этого было достаточно, чтобы сохранить ему

жизнь.

— Помните, чему вас учили, — посоветовал Тулл. — Держитесь ближе

к своим товарищам. Хорошо метайте копье. Когда вы сближаетесь с врагом, держите щит высоко. Не забывайте использовать обод на шлеме – это

оружие, а не то, что нужно полировать для парадов или любоваться своим

лицом. Я видел, как ты прихорашивался, Антоний, — сказал он, указывая на

солдата, считавшего себя самым красивым в центурии. Тулл позволил своим

смеющимся людям некоторое время оскорблять Антония, прежде чем

продолжить. — Размозжите воину нос ободом, и ему будет так больно, что

вы сможете проткнуть его своим клинком. Даже если он увернется, он

обнажит шею, что позволит вам ударить его в горло. Это просто. — Он

подмигнул.

Они оскалились тогда, как волки, и тревожная атмосфера, которая была

прежде, исчезла, словно унесенная ветром.

Вскоре она вернулась, пока они ждали. Воздух наполнился какофонией

звуков. Скакали лошади, кричали мужчины. Завыли рога. Германский

барритус стал громче. Раздались крики, лязг оружия. Перед Туллом

ауксиларии ревом подбадривали своих конных товарищей. Он приободрился

от этого – бой шел неплохо, по крайней мере, в этот момент. Несмотря на

это, его нервы были натянуты, как тетива лука на полном натяжении. Чтобы

115

отвлечься, Тулл снова заговорил со своими людьми, рассказав им, как враг

побежит, как только легионеры вступят в игру.

Вскоре

раздались

радостные

возгласы,

когда Германик

в

сопровождении четырех когорт преторианцев перешел реку вброд, намереваясь узнать из первых рук, что происходит. Вспомогательная пехота, которой будет приказано идти дальше, начала петь на своих языках и трубить

в рожки и боевые трубы.

Солдаты Тулла переминались с ноги на ногу, тоже желая покончить с

бесконечным ожиданием. Время от времени он заставлял их проверять свое

снаряжение. Уже опорожненные мочевые пузыри приходилось снова

опустошать, но без ухода солдат с позиций. От тех, кто находился в пределах

досягаемости, донеслись громкие жалобы. Худшим нарушителем был Кальв.

Вместо того, чтобы обмочиться, его вырвало на спину легионеру впереди –

Пизону, который тут же поставил ему синяк под глазом. Тулл сделал вид, что

не заметил ссоры. Реакция Пизона была достаточно разумной. Удивленный, Тулл слушал, как Кальву в недвусмысленных выражениях рассказали, как он

будет чистить доспехи Пизона этим вечером. — Ты будешь продолжать, пока

он не станет блестеть ярче, чем в тот день, когда был сделан, тупое дерьмо.

Ты меня слышишь?

— Извини, — пробормотал Кальв, покраснев от смущения.

— Немного поздновато для этого, — прорычал Пизон. — Ты уверен, что там не осталось хлеба, не осталось последних кусочков овсянки

Кальв жалобно покачал головой.

Пизон отвернулся, и на несчастного Кальва посыпались свежие шутки.

Тулл сделал мысленную пометку притвориться той ночью, что он чувствует

запах рвоты от Пизона, будет это правдой или нет.

Время тянулось. Шум из-за реки продолжался, но нельзя было

разобрать, кто выигрывает, а кто проигрывает. Тулл решил, что германцы

удерживают свои позиции против кавалерии, потому что вспомогательным

войскам все еще не было приказано переправиться. Это было нехорошо –

римские всадники уже должны были одержать верх. По его опыту, длительные бои не были сильной стороной кавалерии.

Ауксиларии издали глухой хрип ужаса. «Все идет не по плану», —

мрачно подумал Тулл. Он больше не мог выносить напряжение. Приказав

Фенестеле взять на себя командование, он направился к ближайшему

промежутку между вспомогательными подразделениями. Менее чем на

полпути к их передним рядам, его глаза упивались жестоким сражением

кавалерии и пехоты, разыгравшимся на другом берегу реки, Тулл услышал, как трубачи с Германиком сигнализируют об отступлении.

116

— Что случилось, господин? — спросил Пизон, возвращаясь на свое

место.

— Черт его знает, — ответил Тулл. — Однако это нехорошо.

Несколько часов спустя по лагерю пронеслись версии того, что

произошло. Зная, что по крайней мере половина из них будет

необоснованными слухами, Тулл придержал свое мнение, пока не поговорит

с кем-то, кто был там. Задержавшись у главных ворот, он наткнулся на

знакомого, опциона, известного всем как Железный Кулак. Один из лучших

кулачных бойцов, которых когда-либо видел Тулл, он все еще был

чемпионом Ветеры в свои тридцать пять лет. По словам Железного Кулака, первые две группы кавалерии переправились через реку без происшествий и

нацелились на фланги врага. Вскоре после этого батавы прорвались по воде.

Под предводительством своего харизматичного и лихого лидера Хариовальда

они атаковали армию Арминия, после чего небольшой конный отряд

противника, оказавшийся застигнутым врасплох его наступлением, поспешно

отступил. Опьяненные батавы бросились в погоню, но это оказалась

ловушка.

— Когда они преследовали свою добычу в лесу на одной стороне

равнины, появились сотни воинов. Казалось, из ниоткуда, но грязь пряталась

среди деревьев, — сказал Железный Кулак. — Сначала это была резня, господин, но вы же знаете батавов. Они образовали круг и дрались, как дикие

звери. Многие из них погибли, но они уничтожили немало врагов.

Хариовальд пал вместе со многими из своей знати, но остальные его люди

держались, пока мы не прогнали врага.

— Неудивительно, что Германик отвел всех назад, — сказал Тулл.

— Он поступил правильно, господин, — согласился Железный Кулак.

— Для легионов не было места для боя, да и среди деревьев было больше

варваров. Но завтра будет другой день, а? Мы не допустим, чтобы одно и то

же случилось с нами дважды.

— Да, — сказал Тулл, радуясь тому, что их потери невелики, и гадая, какие указания поступят от Германика.

К ночи никто не прибыл, что неудивительно. Их командующий, должно быть, обдумывал свою тактику. Арминий был умным и коварным

врагом. Его армия могла исчезнуть к рассвету, стремясь найти другое место

для засады на легионы. Он мог заставить своих воинов вырыть ямы на

равнине для конницы, или даже атаковать римские лагеря.

Хотя было разумно посмотреть, что принесет завтрашний день, желание Тулла отомстить было раскалено добела близостью Арминия. Был

упущен шанс убить его во время противостояния с его братом Флавом. Битва

должна была состояться сегодня. Все еще раздраженный, когда взошла луна, 117

Тулл обосновался на участке укреплений, делегированном его центурии.

Было приказано удвоить обычное количество часовых; через каждые

пятьдесят шагов вдоль вала стоял лучник. Он смотрел в темнеющий мрак и

гадал, что Арминий планировал в своем лагере, менее чем в двух милях от

него.

Когда-то Тулл мог попросить разрешения совершить покушение на

вождя херусков, но теперь он стал старше и мудрее. Поскольку точное

местонахождение Арминия неизвестно, миссия будет обречена на провал.

Нет, их лучший шанс убить Арминия был в открытом бою.

— Думаете, завтра мы будем сражаться, господин? — Блестящие

доспехи Пизона – результат работы Кальва – были видны в пятнадцати

шагах.

— Это зависит от Германика, — отрезал Тулл, — а я в последнее время

с ним не разговаривал.

— Нет, господин, — разочарованно сказал Пизон и отправился по

назначенному маршруту, на короткое расстояние между ним и следующим

часовым.

Взгляд Тулла вернулся к рву под валом, а за ним расчищенной

местности, которая тянулась на восток к реке. Деревья, срубленные для

предотвращения тайного подхода неприятеля, распилили и пустили на дрова

для солдатских костров, или устанавливали заостренными кольями на

внешней стороне укреплений. Тулл был благодарен за легкий облачный

покров, что означало яркую луну и благоприятные условия для наблюдения

за противником. Как бы он ни напрягал глаза, но ничего не шевелилось.

Вдалеке кричала сова, и ее одинокий крик отозвался эхом другой, еще

дальше.

— Кто здесь? — В голосе Пизона слышалась тревога.

— Что там такое? — Взгляд Тулла метнулся к земле перед лагерем и

снова вернулся к Пизон.

— Я что-то видел, господин, шагах в двухстах отсюда.

Проклиная свои немолодые глаза, Тулл снова вгляделся. На этот раз он

увидел присевшую фигуру человека, пробирающегося ко рву. Тулл уже

собирался приказать поднять общую тревогу, но не мог никого видеть рядом

с пришельцем. Он решил, что один германец – он должен был быть

германцем, потому что за стенами не было римских войск – мало чем может

навредить, но в любом случае лучше быть готовым. — Скажи ближайшему

лучнику, чтобы зажег стрелу, — прошипел он Пизону. — По моей команде

он должен выстрелить в ров и поджечь растопку. — В оборонительную

траншею были сложены большие связки сухих веток. В случае нападения у

римлян было бы освещение, с помощью которого они могли бы убить врага.

118

Искры полетели рядом с Пизоном почти сразу, как только лучник

принялся за свои кремни.

Тулл снова поискал сутулую фигуру, нашел ее примерно в сотне шагов

и крикнул сначала по-германски, затем на латыни — СТОЙ!

Мужчина остановился. — Я… безоружен… я… пришел с миром, —

крикнул он, его плохая латынь доказывала, что он не римлянин.

— Оставайся на месте, — приказал Тулл.

Свет вспыхнул рядом с Пизон; лучник поджег смолу, покрывающую

наконечник его стрелы.

— Давай! — приказал Тулл.

Желто-оранжевое пламя пронеслось от вала до дна рва. Свет мерцал, гас, а затем вспыхивал новой жизнью, когда воспламенялась сухая древесина.

Тулл подождал, пока пламя не разгорелось, прежде чем закричать: —

Поднимите руки! Иди вперед, аккуратно и медленно, чтобы я мог видеть

тебя.

Мужчина повиновался. Несмотря на его медленное продвижение, Тулл

был рядом с ближайшей трубачом. Он также приказал лучнику подготовить

еще одну стрелу, а каждому часовому, подошедшему достаточно близко, приготовить свое копье. — СТОЙ! — взревел он, когда воин был в тридцати

шагах от него.

Нарушитель

не

был

впечатляющим

образцом.

Худощавого

телосложения, в рваной тунике и штанах, у него было узкое, узкое лицо, говорящее о тяжелой жизни. Подняв руки вверх, он стоял, глядя на

крепостные валы с покорным выражением лица. — Я… жду, — сказал он на

своей латыни с акцентом.

— Чертовски правильно, что ты ждешь, — прорычал Тулл, изо всех сил

пытаясь разглядеть что-то за яростным светом в канаве. — Вы можете что-нибудь заметить – хоть что-нибудь? — спросил он Пизона и часового с

другой стороны.

После небольшой задержки ответы были отрицательными. Тулл не мог

ни разглядеть ничего угрожающего, ни услышать его. — Иди ко мне, —

приказал он воину. — Остановись! — закричал он, когда мужчина оказался

прямо у горящего дерева.

Безоружный воин не представляет угрозы, решил Тулл. — Будьте

настороже. Продолжайте наблюдать за признаками приближения врага, —

приказал он Пизону и другим часовым.

— Чего ты хочешь? — спросил Тулл.

— Я… хатт. Я хочу… поговорить.

— Итак, ты говоришь! Твои люди назовут тебя предателем только за

то, что ты стоишь здесь – почему ты их оставил?

119

Налитые кровью глаза воина бегали взад и вперед — Я… дерусь с

товарищами. Я… слишком много пью. Мне… вождь приказал вернуться в

поселение

«Остерегайся

отвергнутых,

Арминий»,

—

с

некоторым

удовлетворением подумал Тулл. Взлохмаченный вид воина хатта и прыщавое

лицо придавали некоторую достоверность его рассказу. — Итак, ты пришел

сюда. Почему? — спросил Тулл.

— У меня есть информация… о… планах Арминия.

Настоящее возбуждение охватило Тулла. Он бросил взгляд на Пизона.

— Что-нибудь заметил? — Пизон ничего не видел; как и никто из часовых на

сотню шагов в любом направлении. «Если Арминий планировал нападение, то это было чертовски плохо», — подумал Тулл. Приказав воину идти к

ближайшим воротам, он с грохотом спустился по лестнице и пошел ему

навстречу.

Глава XVI

Пропитанные смолой факелы, воткнутые концами в землю, освещали

вход в огромный шатер Германика. По всему его периметру стояли

преторианцы с каменными лицами, каждый стоял у другой пылающей

головни. Так обстояли дела после покушения на наместника в Ветере осенью.

Тулла это успокоило – Германик много для него значил. Он не только

возродил карьеру Тулла, но и стал превосходным лидером. Именно он

увидит, как Арминий будет разбит, его армия уничтожена, а орел

Восемнадцатого возвращен.

Однако уважение Тулла к племяннику императора не распространялось

на его телохранителей. Платили им несколько больше, чем среднему

легионеру, часто с небольшим боевым опытом, преторианцы имели

тенденцию считать себя существами, превосходящими рядовых. Такое

отношение мало располагало к ним простым солдатам. Тулл подошел к паре

дежуривших по обе стороны от входа в палатку. Воин-хатт, которого он

обыскал, юркнул за ним. За ними последовали Пизон и Метилий, держа руки

на рукоятях мечей.

— Стой! — проревели оба часовых.

С жестким взглядом Тулл повиновался.

— Назовите свое имя, звание и цель визита, — рявкнул один из них, чудовище с плоской челюстью, на две ладони выше Тулла.

— Центурион Тулл, Вторая центурия, Первая когорта, Пятый легион. Я

хочу поговорить с нашим командующим.

120

Высокий преторианец поднял бровь, глядя на своего спутника. — Он

хочет видеть наместника в этот час. — Его холодный взгляд вернулся к

Туллу. — Немного поздновато, господин.

На последнем слове было так мало ударения, что взор Тулла начал

застилать красный туман. — Я знаю который сейчас час. У меня важные

новости. — прорычал он.

— Мы получили приказ, господин. Наместник удалился на ночь. —

Слова прозвучали с большим, чем с намеком на самодовольство.

— Ему нужно услышать этого человека. — Тулл ткнул большим

пальцем в сторону своего пленника.

Презрительный взгляд преторианца скользнул вверх и вниз по воину, затем по Пизону и Метилию и, наконец, вернулся к Туллу. — Новости, —

сказал он. — От этого существа, господин?

— Правильно, — ответил Тулл, в нем кипел гнев.

— Не думаю, что наместнику понравилось бы, если бы его разбудили

из-за этого куска грязи, господин.

Туллу было достаточно. — Ты думаешь? Не смеши меня!

Брови преторианца нахмурились в ярости. — Я…

— Заткнись, личинка! — Тулл использовал свою луженную глотку. —

Я был центурионом дольше, чем ты подтирал себе задницу. Я участвовал в

гораздо большем количестве сражений, чем ты, стоя на страже дворца, и я

убил больше людей, чем количество раз, когда ты полировал свои гребаные

доспехи. Более того, Германик меня знает, а этот кусок грязи – дезертир из

лагеря Арминия! Я предлагаю вам пойти и поговорить с наместником.

СЕЙЧАС ЖЕ!

Преторианец попытался подобрать слова, но не смог. Его напарник

тоже был ошарашен.

— Ты понял меня, бесполезный кусок дерьма? — прогремел Тулл.

— Да, господин. — Пожав массивными плечами, взглянув на своего

потрясенного товарища: «Что еще я могу сделать?», он неуклюже вошел

внутрь.

Тулл вел себя так, будто второго часового даже не было рядом, пока

они ждали. И Пизон, и Метилий казались чрезвычайно довольными. «Им

понравилось наблюдать, как преторианца поставили на его место», —

подумал Тулл с некоторым весельем.

Вскоре появился преторианец и сообщил, что Тулл должен ждать

штабного офицера. Упомянутый чиновник появился через двадцать ударов

сердца, все еще поправляя свою перевязь и металлический пояс. Худощавый, с намасленными волосами, чуть за тридцать, он натянуто улыбнулся Туллу –

121

при других обстоятельствах его ответ вполне мог бы быть враждебным — и

спросил: — Вы центурион Тулл?

— Да, командир. — Тулл получил огромное удовольствие от того, что

на лице преторианца появилось смятение. «Да, я могу положить конец твоей

карьере, когда войду внутрь», — подумал он. «Думай об этом, личинка».

Высокомерное выражение лица штабного офицера немного

смягчилось. — У вас есть новости для наместника?

Тулл указал на хатта. — Этот человек прибыл из лагеря Арминия, командир. Я думал, что Германик захочет услышать его новости.

Офицер фыркнул. — Как скажешь, — заметил он. — Ты и дикарь, идите за мной.

Он провел Тулла и воина-хатта с настороженным лицом через

прихожую, устланную коврами. Расписные статуи Марса, Юноны и

Минервы, священной триады, наблюдали за их прохождением. Запах

горелого фитиля пронизывал воздух, и это подсказало Туллу, что десятки

ламп на огромных бронзовых светильниках недавно погасили. По всей

вероятности, Германик не спал. Несмотря на срочность визита Тулла, это

было хорошо.

Они прошли через несколько разделенных комнат, одна из которых

была посвящена Тиберию, императору, а другая была устроена как ларарий –

святыня, которую можно найти в каждом римском доме. Последней была

большая обеденная зона с тремя кушетками, расставленными обычным

образом вокруг низкого стола. «Вот как живет другая половина», — подумал

Тулл. «Даже в походе Германик обедает, как обедает в своем дворце в Риме, а мы, солдаты, едим, сидя у наших костров».

Офицер остановился перед последней шерстяной перегородкой, искусно украшенной, как мозаичный пол. Снаружи стояли два преторианца с

такими же каменными лицами, как и их товарищи снаружи. Офицер кивнул

им и нервно кашлянул. — Господин?

— Кто там? — спросил Германик с другой стороны перегородки.

— Со мной центурион Тулл, сэр, и германец, который, по его словам, принес важные новости.

— Впустите Тулла.

— Да, господин. — Офицер указал на Тулла и одними губами

произнес: — Идите.

Воин-хатт выглядел не слишком счастливым.

— Они не причинят тебе вреда. — Тулл поднял перегородку.

Комната за ней была не спальней Германика, как он с облегчением

обнаружил, а другой приемной. Расписной бюст Тиберия с суровым лицом и

мясистой челюстью, как и при жизни, наблюдал за всем. Вдоль «стен» стояли

122

удобные на вид кушетки. Документы, чернильницы и железные стилусы

покрывали инкрустированную бронзой поверхность дубового стола с

ножками, вырезанными в виде львиных лап. Когда Тулл вошел, усталый

Германик поднял голову от бумажной волокиты. Одетый в тунику с

пурпурной каймой и поясом, он сохранял величие, присутствие, которое

требовало уважения.

— Я мог бы догадаться, что это будешь ты, — сказал он, когда Тулл

отсалютовал.

Никогда не зная, шутит ли Германик или играет с ним – Тулл часто

подозревал, что это и то, и другое, – он пробормотал: — Извините, что

нарушил ваш покой, господин. Я пришел только потому, что это серьезно.

Германик широко улыбнулся. — Расскажи мне.

Вкратце Тулл объяснил присутствие воина-хатта, а затем позвал его

внутрь. Германик слушал, приподняв одну бровь.

— Это Германик, имперский наместник военных округов Германии и

племянник императора Тиберия. Он один из самых важных людей в империи,

— прошипел Тулл. — На колени!

С плохой грацией воин повиновался.

Раздраженный – даже этот низший из германцев считал себя равным

всем – Тулл толкнул воина в затылок, заставив того смотреть в пол. — Не

двигаться, пока не будет позволено, — приказал Тулл.

— Жалкий экземпляр, — сухо заметил Германик.

— Да, господин, — согласился Тулл. — Но в его истории есть доля

правды. Он играл в азартные игры и дрался, и его вождь в конце концов

приказал ему покинуть лагерь Арминия и вернуться в свое поселение.

Вместо этого он пришел к нам.

— Ты, — рявкнул Германик.

Вдохновленный шепотом Тулла — Посмотри на наместника, — хатт

поднял глаза.

— Да…, господин? — ответил он на латыни

— Расскажи мне, что ты знаешь.

Воодушевленный кивком Тулла, воин начал. Казалось, что Арминий

выбрал место, где он будет сражаться – или попытается сражаться – с

легионами в ближайшие дни. Этой же ночью он и союзные ему вожди

собрались в местной роще, посвященной Донару, богу грома, чтобы

попросить божественного благословения на свое предприятие. — Это еще не

все, — сказал воин. — Он также намеревается напасть на ваш лагерь. Если

возможно, под покровом темноты.

Германик слушал молча. Нервничая, воин посмотрел на Тулла, который жестом показал, что ему следует подождать.

123

— Что ты думаешь, Тулл? — спросил Германик.

Пораженный – какое значение имело его мнение? – Тулл ответил: —

Господин?

— Он говорит правду?

Тулл почувствовал тяжесть отчаянного взгляда воина. Если он ответит

отрицательно, судьба воина решится быстро. Это не заботило Тулла – если

воин лгал, он заслуживал смерти. Важно было дать Германику хороший

совет. Прошло десять ударов сердца.

— Думаю, да, господин, — сказал Тулл. — Если он устраивает

спектакль, то делает это хорошо.

— Я тоже пришел к такому выводу, — кивнул Германик. — Однако

предположим, что его подослал Арминий. Что тогда?

— Мне кажется, у вас есть несколько вариантов, господин. Вам не

обязательно сражаться на выбранной Арминием территории – еще есть

время, чтобы поймать его где-нибудь в другом месте. Мы можем быть

готовы к ночному штурму – при Цецине подобная атака была отбита с

огромными потерями противника. И если этот человек говорит правду, как

мы думаем, тогда у вас есть мера Арминия.

Наступило второе молчание, которое Тулл не нарушил. Он сказал свое

– остальное зависело от Германика. Понимая, что его судьба висит на

волоске, воин снова уставился в пол.

— Мне сказали, что люди… встревожены сегодняшними событиями,

— ни с того ни с сего сказал Германик. — Ты согласен?

— Я могу говорить только за своих солдат, господин, — сказал Тулл,

— но они немного не в духе. Беспокоится не о чем – не то, что прошлой

осенью. Они будут сражаться завтра, если это, чего вы хотите.

— Хорошо — Германик поднялся на ноги и размеренно кивнул воину.

— Я тебе верю. Тебя будут держать в лагере под охраной, пока не

прояснится твоя история. Если все произойдет так, как ты мне сказал, ты

будете хорошо вознаграждены. Если нет…

— Тысяча благодарностей, господин, — воскликнул воин. — Я не

солгал – вот увидите.

Вызвав преторианца, Германик приказал увести его.

Ожидая, что его тоже отошлют, Тулл был удивлен, когда Германик

сказал: — Пойдем со мной.

— Господин?

— Я иду в лагерь.

Тулл почувствовал первые признаки тревоги. — Сейчас, господин?

— Я хочу оценить настроение солдат, особенно ауксилариев.

Посмотреть, действительно ли сегодняшняя катастрофа повлияла на их

124

боевой дух. Это была катастрофа, — повторил Германик, когда Тулл

изобразил удивление. — Хариовальд был дураком, и из-за него погибло

слишком много людей. У него были четкие инструкции атаковать основные

силы армии Арминия и игнорировать уловки или атаки других вражеских

групп. Это была простая ловушка – ребенок мог бы раскусить ее – но тем не

менее он попался. Идиот.

Молчание было благоразумным вариантом, решил Тулл.

Через мгновение Германик усмехнулся. — Готов поспорить, ты бы

следовал моим приказам буквально. Он пренебрежительно махнул рукой, когда Тулл открыл рот. — Тебе не нужно отвечать. Если бы ты возглавил

атаку, мы бы праздновали победу. Так ты будешь сопровождать меня?

— Сочту за честь, господин. Возьмите мой плащ, — сказал Тулл, расстегивая фибулу. — Он достаточно грязный, чтобы принадлежать

обычному солдату.

— Тебе тоже нужно остаться неузнанным.

— Двое моих людей снаружи, господин. Я возьму один из их плащей.

— Я пошлю за ним. — Германик понизил голос. — Видишь ли, мы

собираемся уйти через заднюю часть палатки.

— Ваша стража, господин…

— А что насчет них? — В глазах Германика мелькнуло детское

ликование. — Мне ничего не угрожает. Ты будешь со мной.

— Да, господин, — сказал Тулл более уверенно, чем он чувствовал.

Если что-нибудь случится с Германиком, вина будет возложена на

него.

Глава XVII

Арминий придвинул свои сапоги ближе к огню и плотнее запахнул

плащ. Было поздно. «Приближается полночь», — подумал он. Редкое ржание

лошади, тихое бормотание из нескольких палаток и совиные крики с

окружающих деревьев были единственными звуками. Воздух был холодным

и мертвенно спокойным. Каждое облачко его выдыхаемого воздуха

поднималось прямо к чистому небу над головой. Там безраздельно царила

яркая бело-желтая луна, превращая звезды в точечки. Он просидел с Мело

несколько часов, обсуждая дневные бои.

Оба мужчины были разочарованы тем, что возможность была упущена.

Если бы остальная часть вражеской кавалерии попалась на уловку Арминия, легионы ринулись бы через реку к ним на помощь и были бы атакованы с

обеих сторон тысячами воинов, прячущихся на деревьях. Это была бы бойня.

Вместо этого уравновешенность Германика и дисциплина его солдат привели

125

к тому, что римляне потеряли только батавов, и несколько всадников, которые были убиты во время их эвакуации.

— Не все так плохо, — сказал Арминий. — Германику пришлось

отступить за Висургис намного быстрее, чем он хотел бы. По-моему, весьма

недостойный уход для военачальника – его войска увидят, как он карабкается

в безопасное место. Это повлияет на их боевой дух.

— Жалко тогда этого ублюдка из хаттов, а? — пробормотал Мело. —

Если его рассказу поверят, Германик узнает о запланированной нами атаке.

Арминий кивнул. Не так давно до них дошло известие от одного из

вождей хаттов о пьянице, которого изгнали за то, что он создавал проблемы.

Вместо того чтобы вернуться в свое поселение, он прокрался в сторону

римского лагеря. Позванный патрулем, видевшим его, он исчез в темноте.

— Если повезет, этот дурак упадет и сломает себе шею, — сказал

Мело, отхлебывая вино из бурдюка.

— Разумнее предположить, что он сейчас разговаривает с Германиком.

— Значит, мы отменяем штурм? — Большая часть вечера была

потрачена на распространение приказов Арминия. Более двух третей его сил

будут готовы нанести удар по римским лагерям до восхода солнца, а

остальные будут готовы устроить засаду врагу, если он сломается и побежит.

— Нет. Нам нужно ковать железо, пока горячо – вожди жаждут

сражаться, как и их воины. — Арминий сразу почувствовал на себе взгляд

Мело. — Прошлогодняя катастрофа не повторится, не беспокойся. Сначала я

пошлю разведчиков осмотреть местность. Если будет хоть малейший намек

на то, что римляне знают о нашем плане, все будет прекращено.

Мело удовлетворенно хмыкнул. — Идиставизо выглядит подходящим

местом для битвы, если уж на то пошло.

— Реки здесь нет, но с согласия Донара этого будет достаточно, —

сказал Арминий, задумчиво проводя пальцем по губам. Даже если бы их

атака на вражеский лагерь увенчалась успехом, численность армии и оборона

Германика не позволили бы одержать полную победу. Если Германик клюнет

на наживку, то настоящая битва произойдет на Идиставизо, равнине всего в

нескольких милях отсюда. Она была ограничена с обеих сторон и сзади

деревьями; Арминий намеревался разместить своих воинов на ее восточной

окраине, занимая как равнину, так и возвышенность позади. Войска

Германика будут беззащитны более чем на четверть мили, когда они будут

идти вперед, чтобы добраться до его войск, и в это время они могут

подвергнуться беспокоящим атакам как слева, так и справа. Это небольшое

преимущество не имело ничего общего с преимуществами семилетней

давности, беспокоился Арминий, но он не мог увиливать все лето. Несмотря

на их рвение и жажду битвы, вожди становились все беспокойнее.

126

— Что думаешь о наших шансах? Равные? Два против одного за – два

против одного против? — Голос Мело был деловым.

— К сожалению, не два к одному, — Арминий горько усмехнулся. —

Скорее равны, если Донар поможет нам

— Интересно, жертва Тудруса что-нибудь значила? — пробормотал

Мело.

— Кто знает? — ответил Арминий, чувствуя себя неловко и

обеспокоенный тем, что Донар мог догадаться о его бессердечных мотивах

жертвоприношения Тудруса. — Боги делают, что хотят.

— Так было всегда. Мы в их руках.

— Мы можем сделать еще кое-что, — сказал Арминий, заметив

направляющуюся в их сторону фигуру.

— Кто это? — прошипел Мело, потянувшись за мечом.

— Будь спокоен. Это воин-узипет, с которым я ранее разговаривал. Он

свободно говорит на латыни.

Пораженный, Мело выплюнул полный рот вина. — А?

— Перед нашей засадой на Вара его мать заплатила за его обучение в

Ветере, полагая, что у воина, владеющего латынью, больше шансов

подняться по служебной лестнице во вспомогательных войсках.

— Ему можно доверять?

— Мальчик из хорошей семьи, и, по словам нескольких его вождей, он

лоялен.

— Что ты задумал, Арминий?

Арминий не ответил. Когда их посетитель приблизился, он крикнул: —

Рад встрече, Гервас.

Гервас шагнул в свет костра, моргая. Бледнолицый худощавый юноша

лет двадцати, одетый в темно-коричневую тунику и узорчатые штаны, обычные для его племени. — Арминий. — Он склонил голову к Мело, который слегка кивнул в ответ.

Арминий указал на одеяло, расстеленное костра. — Я ждал тебя.

Лицо Герваса было озабоченным, когда он сел. — Я опоздал?

— Нисколько. Это идеальное время для твоей миссии.

— Может объяснишь? — спросил Мело.

— Скажи ему, Гервас, — приказал Арминий.

— Многие римские солдаты будут недовольны исходом сегодняшней

битвы. Было бы неплохо выбить их из колеи еще больше? — лицо Герваса

расплылось в застенчивой улыбке. — С благословения Арминия я собираюсь

отправиться в римские лагеря и поговорить с часовыми. Я предложу жен, деньги и землю каждому легионеру и ауксиларию, которые присоединятся к

нашему делу.

127

— На другом берегу реки более шестидесяти тысяч римских солдат, —

бросил вызов Мело. — Ты поговоришь с ними всеми?

Гервас смутился.

— Мело всегда выступает в роли противовеса, — сказал Арминий. —

Продолжай.

— Некоторые из моих друзей немного говорят по-латыни, — сказал

Гервас. — Они будут выполнять ту же работу в разных местах вокруг

вражеских лагерей.

Мело презрительно фыркнул.

— Имей немного веры, — сказал Арминий. — Эта уловка может не

привлечь много легионеров, но ауксиларии должны быть недовольны этой

ночью. Помните, они видели, как убивают батавов.

— Полагаю, стоит попробовать, но лучше сжечь один из их лагерей, —

сказал Мело.

— Это невозможно, — раздраженно возразил Арминий. — Мы делаем

все, что можем, против монстра, которым является Рим, и сеять беспорядки в

их рядах – полезный инструмент.

— Хорошо. — Мело встал и пошел к ближайшим деревьям. —

Природа зовет.

Арминий посмотрел на Герваса. — Мы ничего потеряем, если

попробуем исполнить твой план. Если хотя бы полдюжины ауксилариев

дезертируют, это того стоит. Доложи мне, когда вернешься, в любое время.

— Хорошо, — вместо того, чтобы встать, Гервас остался на земле.

— Есть что-нибудь еще? — удивленно спросил Арминий.

— Да. — Он нервно прокашлялся. — Ничего, вроде ничего, но меня

это беспокоит.

— Говори, — скомандовал Арминий самым обаятельным тоном.

— Ты помнишь встречу организованную Малловендом несколько

месяцев назад, ту, когда вожди согласились следовать за тобой?

— Конечно, — сказал Арминий. Его успех перед кислым лицом

Герульфа и незабываемое совокупление с пышнотелой вдовой означали, что

ночь вышла прекрасной.

— В тот вечер умер дорогой мне человек – один из вождей племени.

Это был двоюродный брат моего отца, Герульф. После того, как много лет

назад мои родители погибли во время пожара в длинном доме, он воспитал

меня как свою собственного сына.

Для Арминия было новостью, что Герульф был родственником

Герваса, но он вел себя беспечно. — Я помню, да. Печальное событие. Упал

пьяный в сугроб, когда вышел поссать, – не это ли с ним случилось?

128

— Так все говорят. — Выражение лица Герваса стало суровым. —

Кроме одного.

— Кто это может быть? — спросил Арминий шутливым тоном.

— Седобородый, один из старейших жителей поселения Малловенда.

Он прожил девяносто лет и зим, по крайней мере, так он сказал.

— Он сказал?

— Месяц назад его свела простуда.

— Какая жалость, — солгал Арминий. — Был ли он все еще в здравом

уме до того, как скончался? — Он мог видеть Мело, вновь появившегося, но

державшегося сзади, в десяти шагах позади Герваса. Малейшим движением

подбородка Арминий показал, что Мело должен оставаться на месте. — В

таком почтенном возрасте мозги большинства мужчин превращаются в кашу.

— Он стал забывчивым, это правда, — признал Гервас. — Но в одном

он был уверен в ту ночь. Впервые с тех пор, как он заговорил о Герульфе, его

уверенность, казалось, пошатнулась. — Он был снаружи, справлял нужду.

Боясь упасть в снег, он стоял, прислонившись к стене своей хижины, в

темноте. Худощавый человек вышел из длинного дома Малловенда, шагах в

двадцати от него, и почти сразу же остановился, чтобы помочиться.

— Большинство из нас часто делали это в течение вечера. Малловенд –

щедрый хозяин, его пиво никогда не переставало литься рекой. — Арминий

знал, что собирался сказать Гервас. Как и Мело – кинжал у него был

наготове. Арминий остановил его предупреждающим взглядом. — Дай

угадаю. Он заметил Герульфа?

Гервас нахмурился еще сильнее. — Думаю, да, но что заставило тебя

предположить это?

Арминий небрежно пожал плечами.

— Старик увидел, как кто-то, похожий на Мело, вышел из длинного

дома Малловенда и подкрался к нему сзади. Зажав ему рот рукой, нападавший затолкал его в проем между домами. — Гервас посмотрел на

Арминия и огляделся в поисках Мело, который по-кошачьи отодвинулся

дальше в тень.

— Ты думаешь, что Герульфа похитили и убили? — спросил Арминий

с ложной заботливостью.

— Да, именно так это выглядело.

— Это ведь мог быть кто-то, подшутивший над другом? Воины всегда

глупо разыгрывают друг с друга, устраивают драки, борьбу и так далее.

— Я так не думаю. Седобородый испугался, но, видишь ли, задержался, выглядывая из своей почти закрытой двери. Вскоре после этого он увидел, как фигура вернулась в длинный дом Малловенда. Свет изнутри упал на лицо

129

человека, когда он вошел. — Голос Герваса слегка дрожал, когда он сказал:

— Это был Мело, он клялся.

— Сомневаюсь, что Седобородый мог опознать собственного сына с

десяти шагов, не говоря уже о ком-то, кого он не знал на гораздо большем

расстоянии, — возразил Арминий, используя всю свою харизму. — Должно

быть, ему было достаточно трудно добраться от кровати к двери и обратно, не упав.

— На следующий день он наблюдал, как Мело разговаривает с

Малловендом. Он был уверен, в том, кого видел. — В голосе Герваса была

упрямая нотка.

— Зачем Мело убивать Герульфа?

— Ты можешь ответить на этот вопрос. — Гервас не смотрел на

Арминия, пока говорил.

— Ну же, — сказал Арминий, скрывая ярость. — Это правда, что

Герульф не любил меня и Мело, но чтобы один из нас опустился до

убийства? Это слишком. — Он устремил на Герваса широко распахнутые

убедительные глаза.

— Седобородый был уверен, что это Мело убил его!

Арминий изобразил обаятельную улыбку. — Даже если во второй раз

он увидел Мело, что с того? В какой-то момент вечером Мело вернулся в

дом, где нас поселили, за бурдюком хорошего вина. Я хотел поделиться им с

Малловендом. Возможно, Седобородый, упокой его душу Донар, заметил

Мело, когда тот возвращался.

Через мгновение взгляд Герваса опустился. — Да, я полагаю, ты прав.

— Герульф был хорошим человеком, его потеря, должно быть, до сих

пор тебя огорчает, — сказал Арминий, подумав: «Хорошо, что я избавился от

этого придурка». «Теперь пусть этот юноша поверит мне, иначе Мело

придется втоптать в грязь и его».

— Да, — пробормотал Гервас.

Арминий позволил пройти дюжине ударов сердца, прежде чем сказать:

— Лучше выдвигайся сейчас. Твоя миссия займет не менее двух часов, а луна

уже прошла свой зенит. На рассвете тебе не следует приближаться к римским

лагерям.

Мело выбрал этот момент, чтобы вернуться с печальным выражением

лица. — Мой кишечник в плохом состоянии, могу вам сказать. Что я

пропустил?

— Только последние детали того, что я скажу римлянам, — сказал

Гервас, бросив на Арминия умоляющий взгляд, который просил его хранить

молчание.

— Донар ведет тебя, — сказал Арминий, когда Гервас ушел прочь.

130

— Он поверил тебе? — прошептал Мело.

— По большей части да, но некоторые сомнения остались.

— Тогда мне лучше держать ухо востро. Будут проблемы, если он

начнет изливать свою теорию в уши других людей.

— В данный момент у нас есть больше поводов для беспокойства, чем

он, — сказал Арминий. Он одарил Мело понимающим взглядом. — Если уж

на то пошло, избавиться от него будет не труднее, чем от Герульфа.

Глава XVIII

— Лучше не снимать капюшон, господин, — посоветовал Тулл. Выйдя

из палатки, не предупредив никого из патрулирующих преторианцев, он и

Германик направились к позициям вспомогательных войск. Ничего нельзя

было поделать с большим ростом наместника, но, если был хоть какой-то

шанс на то, что он останется неузнанным, он должен был скрыть свое лицо.

— Полагаю, другого пути нет. — Голос Германика выдавал его

нежелание.

— Боюсь, что нет, господин. Вас знает каждый человек в лагере.

— Верно, — Германик наконец подчинился.

Благодаря позднему часу улицы были почти пусты, но вокруг многих

палаток продолжалась активность. Яркая луна над головой светила

достаточно ярко, чтобы можно было различить положение каждой когорты и

ряды палаток каждой центурии. Стремясь подслушать, Германик вскоре

подошел к одной стороне дороги.

— Мы могли бы пройти к позициям вспомогательных войск этим

путем, господин, — предложил Тулл. — Можете послушать болтовню, пока

мы идем.

— Эти солдаты из Двадцатого, не так ли?

Тулл бросил взгляд на ближайший штандарт. — Да, господин.

— У них мало причин любить меня.

— Из-за мятежа, господин?

— Да. — В глазах Германика не было сожаления. — Не было другого

способа положить этому конец, что бы они ни думали. Если бы с

нарушителями спокойствия не разобрались, проблема загноилась бы, как

незаживающая рана.

Кровавое завершения мятежа легионеров привело к гибели сотен

людей, виновных и невиновных, в лагерях вдоль Ренуса. Тулл сыграл свою

роль в восстановлении мира в Ветере, и кровавые воспоминания о том

времени иногда всплывали в его снах, это был единственный случай, когда

он был вынужден обратить клинок против своих. И все же почти

131

восемнадцать месяцев спустя он тоже не мог придумать быстрой и

эффективной альтернативы, которая подавила бы мятеж.

— Ты со мной не согласен?

Пораженный, Тулл понял, что его молчание было воспринято как

неодобрение. Он встретил взгляд Германика своим твердым взглядом. — Не

знаю, господин. Это были ужасные несколько дней, но людей, убивших

своих офицеров и бросивших вызов своему наместнику, нельзя оставлять в

живых. С тех пор много воды утекло – солдаты месяцы провели в Германии

под вашим командованием и разгромили в боях многочисленные племена.

Один из орлов снова в наших руках. Солдаты уважают эти достижения. Они

последуют за вами куда угодно. Послушайте, господин, и вы увидите.

Германик выглядел довольным.

Тулл был почти уверен, что он прав, но его нервы начали сдавать, пока

они блуждали среди рядов палаток Пятой когорты Двадцатого. Первыми на

их пути оказались шатры, принадлежавшие Четвертой центурии. Они

выглядели так же, как и линии всех остальных частей: в ближнем конце

большая палатка для трех младших офицеров и еще большая палатка для

центуриона; после этого десять палаток, каждая из которых использовалась

контубернием легионеров. Пробираться мимо палаток, принадлежавших

центурионам и другим офицерам, было самым рискованным – в силу своего

звания они склонны глазеть на прохожих больше, чем простые солдаты.

Однако им повезло – откидные створки всех больших палаток были

зашнурованы.

За пределами палатки первых легионеров все еще тлел костер. Вокруг

него, приподнявшись на локтях, лежали три фигуры в одеялах. Никто не

смотрел на Тулла и Германика.

— Говорю тебе, Секст, ты подцепил какую-то гадость от одной из тех

шлюх, которых постоянно посещаешь. — Сказал ближайший к палатке

человек.

— Кажется, что ты мочишься крошечными черепками керамики, это

неправильно, — добавил один из его приятелей. — Ты жаловался на это еще

до того, как мы покинули Ветеру.

Тулл взглянул на третьего человека, чье несчастье было очевидным. —

Что я должен делать? — запротестовал он.

— Сходи к хирургу, — настаивал первый мужчина.

— Я буду посмешищем центурии, — сказал огорченный солдат.

Тулл знал, что будет сказано дальше, и вынужден был сдерживать

смех, когда второй легионер прорычал: — Ты уже им стал, Секст!

— Распространены ли… жалобы такого рода? — спросил Германик, как только они отошли на безопасное расстоянии.

132

— Да, господин. Мужчины есть мужчинами, а в борделях всегда

больше народу перед началом кампании. Соответственно возрастает риск

подхватить болезнь.

— Я понятия не имел. — Германик казался скорее ошеломленным, чем

раздраженным.

— Нет причин, по которым вы должны это знать, господин. Такие, как

я и мои младшие офицеры – и, конечно же, хирурги – должны справляться с

недомоганиями и болезнями. Этот человек сможет сражаться завтра, не

бойтесь.

— Как ты можешь быть уверен?

Тулл издал мрачный смешок. — Существует не так много вещей, к

которым солдат не могла бы подтолкнуть виноградная лоза, господин.

Человек действительно должен быть болен, прежде чем центурион отпустит

его в лазарет.

На этом этапе они миновали еще две палатки, а на следующем их

обитатели удалились на ночлег. Мужчины пятой и шестой палаток собрались

вокруг единого костра, играя в кости и распивая вино. Один заметил Тулла и

Германика и воскликнул: — Эй, друзья! Хотите попытать счастья в кости?

— Мой кошель пуст, — проворчал Тулл, как он слышал это от своих

людей бесчисленное количество раз. — И моего брата.

— День выплаты всегда слишком далеко, а? — сказал солдат, дружески

помахав им рукой и повернувшись к своим товарищам.

— Интересно, Германик играет в кости со своими штабными

офицерами, — сказал легионер ближе к огню.

— Если да, то он использует ауреи, — закричал другой.

Германик напрягся, и Тулл взял его за локоть. — Продолжайте идти, господин, — прошипел он. К его облегчению наместник подчинился.

— Он не тратит свой вечер впустую, как мы, бедные дураки, —

возразил говоривший с ними солдат. — Германик уже укутался в свои

одеяла, чтобы хорошенько выспаться перед завтрашней битвой.

По собравшимся прокатился гул одобрения, посыпались комментарии.

— Германик – хороший полководец, и в нем нет ни манеры, ни напускной

чванливости, не то, что у некоторых.

— Он также спокоен –когда сегодня батавы получил по шее, он не

запаниковал.

— Если завтра будет битва, мы преподаем этим дикарям урок, который

они никогда не забудут, — заявил один из легионеров. — Германик будет

нами гордиться.

— Видите, господин? — прошептал Тулл. — Они высоко ценят вас.

На лице полководца расплылась широкая улыбка. — Похоже на то.

133

После часа блужданий по лагерю стало ясно, что настроения других

солдат ничем не отличались. Даже ауксиларии рвались в бой, горя желанием

отомстить воинам, убившим так много их сородичей. Вернувшись в палатку

Германика, до них дошли слухи о германских воинах, говорящих на латыни, которые подъехали к стенам, предлагая часовым землю, женщин и деньги, если они перейдут на другую сторону. Германик рассмеялся, когда гонец

сообщил ему ответ часовых: что они возьмут жен и землю воинов себе, но в

качестве военных трофеев. Отпустив тогда Тулла, он ничего не сказал о

своих намерениях на следующий день.

Любопытство Тулла стало непреодолимым, и поэтому, глубоко

вздохнув, он спросил: — Мы будем завтра сражаться с Арминием, господин?

— Приказы будут отданы на рассвете.

— Да, господин, — сказал Тулл, борясь с разочарованием.

Отсалютовав, он ушел.

Он миновал двух преторианцев и уже был на полпути к соседней

комнате, когда Германик окликнул его. — Спокойной ночи, Тулл. Смотри, чтобы твой клинок был острым к утру.

Глава XIX

Арминий кипел. Его настроение было скверным с тех пор, как

удрученный Гервас вернулся посреди ночи, а его миссия потерпела полный

провал. На рассвете, настроение Арминия неуклонно ухудшалось. Теперь

ему потребовались все усилия, чтобы сохранять добродушное выражение

лица, когда он подбадривал воинов, отступавших через Висургис. «Они

опоздали на несколько часов», — размышлял он. Как он подчеркнул вождям

накануне вечером, их лучший шанс на успех – атаковать римские лагеря под

покровом темноты. В предрассветный холод большинство легионеров крепко

спали, а часовые оцепенели от усталости. «И все же они здесь», — подумал

он, яростно взглянув на положение солнца высоко над головой после

полудня.

Его собственные херуски, конечно, были готовы в назначенное время, но другие племена не появились на условленном месте вне своего лагеря.

Арминий стиснул зубы. Он выждал некоторое время, позволив своим

союзникам воспользоваться сомнениями. Как только он понял, что они не

придут, и послал людей на разведку, больше часа было потеряно. Было

потрачено время на поиск палаток вождей в раскинувшемся лагере и еще

больше на то, чтобы их разбудить. Отстающие были завернуты в свои плащи

– один вождь бруктеров с застенчивым лицом даже признался, что сегодня он

и другие провели ночь, выпивая за свою победу. Неудивительно, что многие

из их воинов поступили так же. «Хорошо, что вмешался Мело, — подумал

134

Арминий, — и помешал ему напасть на слабоумного бруктера». Такая

реакция привела бы к тому, что его альянс раскололся бы в тот же день.

Было бессмысленно даже приближаться к римским лагерям. Если

только часовые не были слепы и глухи, любой шанс на внезапное нападение

исчез несколько часов назад. Едва ли имело значение добрался ли изгнанный

пьяница-хатт до Германика или нет. Но вожди, смущенные тем, что не

смогли встретится в назначенный час, настояли на попытке. Потеряв

контроль, Арминий громко обругал их задолго до того, как воины ушли. Он

глубоко вздохнул. Атака была отменена в тот момент, когда во вражеских

лагерях прозвучал сигнал тревоги. Жертв не было

Однако неужели он только что передал преимущество Германику?

Громкие возгласы легионеров, когда его воины отступали, были слышны

здесь, у реки. Вожди, которых он отчитывал, избегали его взгляда или

бросали в его сторону обиженные взгляды. Беспокойство грызло Арминия, но он сказал себе, что за последний месяц к его делу присоединилось более

тридцати пяти тысяч человек – это была достаточно большая цифра, чтобы

победить легионы Германика и, несмотря на угрюмое отношение вождей, ненависть воинов к Риму заставила бы их хорошо сражаться.

Идиставизо также хорошо подходило для этой цели. Недалеко от места

вчерашнего столкновения между Висургисом и холмистой линией холмов

лежала равнина. С востока она была ограничен лесистым склоном, его

ширина варьировалась на западе извилистым течением реки, а на севере и

юге – выступающими отрогами возвышенностей. Не все легионы

поместились бы в ограниченном пространстве, что значительно уменьшило

бы их численное превосходство, а его воины могли бы обрушиться на

римлян с трех сторон.

«Победа будет за нами», — подумал Арминий. Однако, как он ни

старался, он не мог подавить беспокойство о том, что совершает самую

большую ошибку в своей жизни.

Следующие два часа прошли в тумане. Арминий ездил туда-сюда, совещаясь с вождями и рассказывая им, как следует организовать воинов.

Даже с римлянами под рукой и предварительным соглашением, что они

будут подчиняться его указаниям, это была непростая задача. Вожди

подвергли сомнению тактику Арминия, и снова нескольких пришлось

переманивать на свою сторону. Ценное время было потрачено впустую на

уговоры и подхалимство. Измученный и разъяренный, он скакал галопом

между племенными группами и вскоре утомил своего коня. Мело, всегда

готовый, был под рукой, обменяв своего коня на коня Арминия. — Иди, —

сказал он. — Делай, что должен. Я буду здесь, с нашими людьми.

135

Арминий оставил своих людей и снова отправился поговорить с

Малловендом. Вождь марсов занимал центральное место в его планах. Его

костяк опытных телохранителей включал в себя одних из лучших воинов в

войсках Арминия. Марсы будут стоять в центре армии вместе с бруктерами и