Орлы в буре

остатками ангривариев, сталкиваясь с основным ударом римлян. Прямо за

ними, вверх по склону и укрывшись среди деревьев, херуски Арминия были

готовы добавить свои силы, когда придет время.

Он нашел Малловенда, стоящего в сотне шагов перед своими людьми, преднамеренный шаг, который показал каждому наблюдающему, что он

никого не боится. Чтобы подкрепить эту мысль, вождь марсов устроил своим

телохранителям состязание в метании копий, как будто они собрались на

праздник, а не на битву. Воздух был наполнен добродушным

подшучиванием. Делались ставки. «Не хватало только вина и жареного на

вертеле поросенка», — подумал Арминий, веселясь, несмотря на свои

опасения. — Кто выигрывает?

Отвернувшись от зрелища, Малловенд усмехнулся. — На данный

момент это равный поединок. Эта пара пробежала сто восемьдесят шагов. —

Он указал на двух воинов. Как и многих, жара заставила обоих раздеться до

пояса. Один был белобрысый и худощавого телосложения, но с хорошо

выраженными мышцами; другой был лохматый великан, в полтора раза

крупнее Малловенда. — Они большие соперники.

С кислым лицом великан расхаживал взад и вперед, заявляя

собравшейся толпе, что его следующее копье полетит так далеко, что

светловолосый воин вполне может отправиться домой. Кроткий ответ его

противника, что у него есть золотая монета, которая говорит об обратном, заставил собравшуюся толпу ликовать, но разозлил великана. Сжав кулаки, похожие на окорок, он бросился на светловолосого мужчину. Только

вмешательство других телохранителей спасло от развязывания драки.

Воодушевленные стихийной агрессией, воины, принимавшие ставки, удвоили усилия, чтобы разлучить зрителей со своими своей монетами.

Тан-тара-тара. Тан-тара-тара. С западного конца равнины римские

трубы возвестили о прибытии легионов.

Малловенд тут же вмешался. — Довольно, дураки! — крикнул он. —

ДОСТАТОЧНО!

С угрюмым лицом два соперника отошли друг от друга. Толпа марсов

замолчала, и в душном воздухе эхом отдавался топот подбитых гвоздями

калиг. Снова зазвучали трубы. Копыта ударились о землю. Теперь были

слышны крики римских офицеров. Арминий почувствовал, что атмосфера, до

этого момента, полная хорошего настроения и бравады, изменилась. Еще

несколько ударов сердца, и боевой дух всей его армии резко упадет.

136

Малловенд тоже это заметил и, к облегчению Арминия, взглянул на

него, как бы говоря: «Говори».

Арминий повысил голос. — Прекрасное состязание. Вы могучие

воины!

Телохранителям Малловенда это понравилось, они одобрительно

урчали и обменивались довольными взглядами. Даже великан и

светловолосый воин казались умиротворенными.

— Пришло время выбросить из головы соревнование. Скоро

легионеров будет в избытке для копий каждого. Бросьте их, как могут эти

воины, — тут Арминий указал на двух соперников, — и сотни врагов падут, прежде чем они даже доберутся до нас. Еще больше потеряют свои щиты, что сделает их легкой добычей. Готовы ли вы сделать это? Готов пролить

римскую кровь?

— ДАААААА!

Арминий высоко поднял меч. Солнечный свет отражался от

полированной стали: его оружие увидит каждый воин в пределах видимости.

Даже если бы они не могли расслышать его точных слов, они бы

почувствовали, что он сказал, и этого было достаточно. — УБИТЬ! —

взревел он. — УБИТЬ!

— УБИТЬ! УБИТЬ! УБИТЬ! — кричали телохранители. С

вздувшимися венами на шее Малловенд тоже кричал.

Арминий стоял перед своей армией, подняв меч. Теперь взгляды всех

мужчин были устремлены на него – он чувствовал их выжидающие взгляды.

— УБИТЬ! УБИТЬ! УБИТЬ!

С рокочущим звуком похожим на гром, на его призыв откликнулись с

трех сторон. Копья начали стучать по щитам, каждый воин подхватил это.

Волосы на шее Арминия встали дыбом. Донар с одобрением смотрел

вниз – взгляд бога тяжело лег на его плечи.

«Ну же, Германик», — подумал Арминий. «Приди и умри».

137

Глава XX

Армия Германика незадолго до этого пересекли реку и продвигалась по

равнине, окруженной с обеих сторон деревьями. — Идиставизо, — сказал

Тулл своим солдатам. — Именно здесь теперь ждут Арминий и его воины, и

здесь они встретят свой конец. — После этого заявления они долго и упорно

приветствовали его. Несмотря на изнурительную жару, марширующих

легионеров охватило чувство ожидания. Звучали шутки. Пизон отказывался

делать ставки на победу римлян. — Это несомненно, — сказал он, но

предлагал четыре к одному, что Арминий будет убит к концу дня.

Во второй раз за несколько дней, стоя позади вспомогательной пехоты, Тулл изо всех сил рвался добраться до врага. Для неримлян имело смысл

вступить в бой первыми, смять германцев, пока более ценные легионеры

будут ждать, но он ждал этой битвы с тех пор, как Арминий уничтожил

армию Вара, семь долгих лет назад. Это было нечто большее, размышлял

Тулл, это противостояние было тем, ради чего он жил. Беспокойный, вспотевший, он не мог оставаться на месте и ходил взад и вперед по

промежутку между своей центурией и следующей по мере их продвижения.

— Готовы, братья? — спросил он, ловя взгляды каждого мужчины. —

Готовы отомстить за своих павших товарищей из Семнадцатого, Восемнадцатого и Девятнадцатого? Готовы к крови?

— Да, господин. Дайте мне их, господин!

— Можно вас на пару слов, командир? — Рядом с локтем Тулла

появился Фенестела.

Тулл остановился, позволяя рядам пройти мимо. Боги, как он любил

этот повторяющийся звук шагов. Он наполнял воздух, отдавался эхом от

земли до его ног, физическое доказательство мощи легионов. — Что?

— Оставь их в покое. Продолжишь говорить так, как говорил, и ты

выбьешь их из колеи.

Гнев Тулла вспыхнул, но он промолчал. Фенестела был не просто его

опционом – он был его самым надежным другом. — Говори.

— Я тоже был в лесу, помнишь. Это то, чего я ждал так же сильно, как

и ты, Тулл. Страсти накаляются – похоже, это из-за жары. Успокойся. Дыши.

Парни сыграют свою роль. Они любят тебя. Они последуют за тобой куда

угодно. В любое место.

Это была длинная речь, для несколько неразговорчивого Фенестелы.

Тулл наблюдал за лицами легионеров, когда они проходили мимо него. Они

решительно кивали ему. Свирепые улыбки. Немигающие взгляды. Волчий

оскал. Сердце Тулла сжалось. — Они хорошие мальчики – все они.

138

— Ты сделал их такими, Тулл. Ты. Они одни из лучших легионеров во

всей гребаной армии, такими же были наши товарищи из Восемнадцатого.

Сегодня наши павшие братья будут гордиться ими – не бойся этого.

— Да, — сказал Тулл хриплым голосом. Он благодарно кивнул

Фенестеле. — Ты прав.

— Поговори с ними еще раз, перед тем как начнется бой.

— Не пытайся указывать мне, как делать мою работу, ты, собака. —

Тулл бросил на Фенестелу злобный взгляд.

— Я подумал, что солнце могло иссушить твои и без того

затуманенные мозги, старик, — невинным голосом сказал Фенестела.

— Отвали, опцион, — беззлобно приказал Тулл. — Возвращайся на

свое место.

— Да, командир.

Они двинулись дальше, вскоре впервые услышав барритус. То ли из-за

хороших условий, то ли из-за расстояния, с которого доносилось пение, низкий голос мало повлиял на легионеров. — Пытаются укрепить свой

позвоночник пением, не так ли? Эти ублюдки, должно быть, обосрались от

размера нашей армии, — воскликнул Метилий под всеобщий смех.

Мрачная улыбка исказила лицо Тулла. Контраст с тем, что было семь

лет назад, не мог быть более разительным. Под проливным дождем и лесной

грязью, засасывающей конечности, постоянное исполнение барритуса

подтачивало моральный дух его легионеров, как крысы мешки на складе

зерна. Жуткий, в исполнении невидимых врагов, было легко представить, что

его исполняют злые духи.

Барритус предвещал начало битвы. Когда пение стало громче, вспомогательные когорты внезапно остановились, из-за чего Тулл – снова не

видя, что происходит впереди – пришел к выводу, что передовые части

должны быть близко к восточной оконечности равнины. Лидеры

вспомогательных войск – их собственные вожди – начали кричать. Зазвучали

рога, забили барабаны. Вспомогательные войска издавали боевые кличи на

галльском, германском и других языках и топали ногами по твердой, как

камень, земле. Оружие билось о щиты.

Шум продолжался некоторое время, как и ожидал Тулл. Перед началом

бойни мужчины с обеих сторон должны были пройти один и тот же ритуал.

Чтобы набраться смелости и подавить страх. Чтобы подготовиться к встрече

с врагами, которые убьют их. Они должны были быть готовы защитить своих

товарищей и, в случае необходимости, умереть.

Барритус сошел на нет. Словно по приказу, шум ауксилариев также

постепенно прекратился. «Вот и начинается», — подумал Тулл, чувствуя, как

его ладони становятся мокрыми от нежеланного пота. «Фортуна, будь добра

139

к нам сегодня. За эти годы я дал тебе достаточно баранов и быков, и, если мы

победим, их будет еще больше».

Среди солдат Тулла мужчины прочищали горло. Плевались. Бормотали

молитвы. Вспомогательные войска делали то же самое. Они тоже были

готовы к бою.

Мощное возгласы, исходящие из тысяч глоток, раздались за пределами

позиции вспомогательных войск.

— Вот они, — сказал Тулл, стиснув зубы.

С этого момента время замедлилось, сформировав в сознании Тулла

череду кристально четких воспоминаний. Центр врага атаковал

вспомогательные части – это было ясно по грохоту, а также по гонцам, которые отбежали, предупредив, что легионы должны быть наготове. Когда

германцы нанесли удар, разгорелся жесткий бой – строй вспомогательных

войск дрогнул под силой натиска германцев, но он быстро восстановил

позицию и снова двинулся вперед. Сигналы труб слева и справа заставили

римскую кавалерию галопом атаковать германские фланги. Когорты

легионеров с обеих сторон были атакованы воинами, выбегающими из-за

деревьев. Пока что в безопасности посреди второй линии солдаты Пятого

должны были прислушиваться к крикам, воплям, лязгу оружия – и ждать.

Напряжение грызло Тулла. Такое же напряжение было на лицах его

легионеров. Кого-то вырвало – он также чувствовал запах дерьма и мочи.

Потный, розовощекий Кальв снова и снова повторял одну и ту же молитву.

Даже Фенестела, пришедший поговорить, выглядел встревоженным. —

Скоро наш черед, — сказал он.

— Надеюсь, — пробормотал Тулл, ненавидя задержку. Было почти

невозможно, чтобы он и Арминий встретились на поле боя, но Тулл

попросил, чтобы это все равно произошло. Он бы отдал все свои сбережения, чтобы втоптать Арминия в грязь. Свою собственную жизнь тоже, если бы у

него не было задачи вернуть орла Восемнадцатого. Убить Арминия было бы

сладко, но вернуть штандарт его легиона еще слаще.

Перед Туллом линии вспомогательных войск раскачивались взад-вперед и начали продвигаться вперед. Они прошли десять шагов, потом еще

пять, и еще двадцать. В их рядах раздались радостные крики. Затрубили в

рога. Среди гама голоса вождей, хриплые от напряжения, отдавали команды.

Люди Тулла переговаривались между собой. Двое солдат сделали шаг

вперед. — Вернуться в строй! — проревел Тулл. — Спокойно! Скоро придет

и наша очередь, братья, очень скоро. Вы знаете, что делать. Еще раз

проверьте завязки на калигах. Попросите вашего товарища осмотреть ремни

на ваших доспехах. Проверьте как выходят мечи из ножен. Выпейте немного

воды, чтобы смочить рот. — Он ходил перед передним рядом, наблюдая, как

140

они выполняют его приказы. — Хорошие мальчики, — говорил он через

каждые несколько шагов. — Вот и все. Когда начнется бой, держитесь

человека слева и справа от вас. Оберегайте их, как они будут оберегать вас.

Помните о своем обучении. Щит поднят, меч наготове. Наносите удары.

Удар за ударом.

Вспомогательные войска перед Туллом снова продвинулись вперед, на

этот раз более чем на пятьдесят шагов. Из их рядов донеслись ликующие

крики. Между различными подразделениями появились промежутки, открывая поле боя. Волнение Тулла росло по мере того, как остальная линия

ауксилариев также начала продвигаться. От Германика по-прежнему не

поступало приказа. Он был в той же линии, что и когорта Тулла, но в

середине.

Со

спины

своего

коня

ему

было

хорошо

видно

разворачивающуюся битву – он отдаст приказ, когда придет время.

Это знание не могло ослабить рвение Тулла, его непреодолимое

желание добраться до врага. Он посмотрел на небо. Солнце все еще было

высоко, но сдвинулось со своего места над головой. Был час после полудня, может быть, два. Тулл решил, что времени покончить с германцами

предостаточно.

Его взгляд опустился. Яркость наверху ослепляла, с закрытыми на три

четверти глазами или нет, но что-то – движение наверху – привлекло его

внимание, и он снова посмотрел вверх. Его сердце почти остановилось в

груди. Высоко-высоко в небе парила на восток огромная птица с

характерными пальцеобразными кончиками крыльев и веерообразным

хвостом. Орел. «Это был орел», — подумал Тулл с недоверием и полным

восторгом. Ни у одной другой птицы не было такого размаха крыльев.

Дальнейшее движение привлекло его внимание, и он недоверчиво

рассмеялся. Их было четверо. Нет, пять, шесть… восемь. Символы легионов, самые царственные из птиц, они летели за армией Германика, решил Тулл.

Более конкретных доказательств одобрения богов быть не могло.

— Смотрите! — закричал он своим лучшим парадным голосом, указывая вверх. — СМОТРИТЕ, МАТЬ ВАШУ!

Головы поднялись. Люди ахнули. Поднималось оружие, возносились

молитвы. — Это знак! — воскликнул Пизон. — Знак от Юпитера!

— Видите, братья? — Тулл был вне себя от волнения. — ВОСЕМЬ

орлов летят на войско Арминия! Сегодня они духи-хранители каждого

легиона, находящегося здесь!

— Рим! — кричали его люди. — Рим!

Все больше солдат стали замечать величественных птиц, и вскоре во

все стороны стали раздаваться радостные крики. — РИМ! РИМ!

141

Германик, должно быть тоже видел орлов. «Он должен отдать приказ

сейчас», — подумал Тулл

Двадцать лихорадочных ударов сердца спустя трубы протрубили

сигнал о наступлении. «Это будет хаотично: легионерам придется

пробираться между вспомогательными подразделениями, но риск того

стоит», — подумал Тулл. Шум битвы заглушали непрекращающиеся крики

— РИМ! РИМ! — Казалось, все легионеры в армии присоединились к нему.

Быстрая консультация с Бассием определила их тактику. Шесть

центурий должны были пройти в ближайший «туннель» между группами

вспомогательных войск. Ближе к месту сражения они одна за другой должны

будут построиться клином. — Вот так вот врежемся во вражеские ряды, и мы

сможем сломать их с первого же захода, — заявил Бассий со злобным

огоньком в глазах.

— Да, командир. — Как полагается центуриону, место Тулла было в

самой опасной точке, на острие клина. Вместо страха он почувствовал

странное ликование. Это не было мокрой, покрытой коркой грязи борьбой за

выживание в болоте или лесу. Это была настоящая битва, когда римские

легионы могли сражаться наилучшим образом. Это было то, чего он ждал.

Он ухватится за эту возможность обеими руками. — Мои мальчики готовы.

— Пусть боги даруют нам победу. — Бассий сдержанно кивнул Туллу.

— Увидимся позже.

— Выпьем по чаше вина, командир. — Ни один из них не знал, выживет ли другой, но желать чего-либо, кроме лучшего исхода, было

плохой приметой.

Тулл подождал, пока мимо пройдут Бассий и его солдаты. Подняв

свисток, висевший у него на шее, он дал три коротких сигнала. Обученные

распознавать его команды, его люди замерли. — Мы следуем за орлами, братья! — закричал Тулл. — Мы отомстим Арминию?

Они с энтузиазмом кричали ему в ответ.

— Поднять щиты. Копья к бою. За мной! — Подняв щит, Тулл

двинулся за центурией Бассия.

Опасность и смерть манили, но Тулл не чувствовал себя таким живым

уже много лет.

142

Глава XXI

Солнце палило нещадно, его свет ослеплял. Все тело Пизона было

покрыто потом, а во рту было сухо, как сух кусок хлеба месячной давности.

Его сердце билось так, как будто он только что пробежал десять миль, а щит

в его левом кулаке превратился в чистый свинец. Любой металл, который

был на Пизоне: его шлем, доспехи, наконечник копья, были слишком

горячими, чтобы дотронуться до них. Ему было плевать. Он был рядом с

острием клина, положение, дарующее огромную чести.

Тулл был острием, с Пизоном и Метилием сразу за ним. Дульций, Кальв и еще один их товарищ по палатке составляли третий ряд, позади

Пизона и Метилия. Четыре человека составляли следующую шеренгу, пятеро

– следующую и так далее: одиннадцать рядов солдат, выстроенных в

бронированный треугольник. Несколько шагов отделяли каждого человека от

другого: требовалось пространство, чтобы метнуть пилумы. Сделав это, легионеры сомкнутся плотнее.

Они только что прошли ряды вспомогательных войск и впервые

увидели поле боя. В сражении воцарилось затишье, странный момент, когда

по какому-то негласному согласию враги отступили друг от друга, чтобы

отдохнуть, попить воды и подлечить своих раненых. Пизон вытаращил глаза.

Пространство между двумя армиями было усеяно телами: большинство из

них были германцами. Менее чем в пятидесяти шагах стояли воины

Арминия, длинная линия, много рядов в глубину, растянувшаяся в обе

стороны. Несмотря на то, что они были окровавлены и их численность

уменьшилась, они не выказывали желания отступить. Их строй был

сплошным, и вожди расхаживали, крича, жестикулируя и делая

непристойные жесты в адрес римлян.

— Они ведут себя как Тулл, — пробормотал Пизон Метилию. — Но ни

один из них и вполовину такой человек, как он.

Они оба изучали своего центуриона. Жестокая сосредоточенность

отразилась на его лице. Его зубы были частично оскалены, а взгляд был

прикован к врагу, он напоминал Пизону волка, наблюдающего за стадом

овец, прежде чем напасть.

— Семь лет он ждал этого. Неудивительно, что он так увлечен, —

сказал Метилий, бросив взгляд на Пизона. — Я такой же.

— Да, — проворчал Пизон. — И я.

Он чувствовал ту же готовность в тех, кто стоял позади него. Древки

пилумов стучали по земле в неровном повторяющемся ритме. Подбитые

гвоздями калиги топали вверх и вниз. Никто не был настолько глуп, чтобы

выйти из клина, но люди хотели двигаться вперед. Они хотели сблизиться с

143

врагом. Пизон чувствовал это. Даже Кальв, казалось, стремился вырваться

вперед.

— Когорты слева от меня почти на месте, Тулл. — Голос Бассия

донесся с его позиции на острие клина слева от них. — Ты готов?

— Да, командир, — ответил Тулл.

— Другие наши центурии и следующая когорта за ними, что насчет

них?

— Минутку, командир. — Криком Тулл привлек внимание центуриона

Третьей центурии, который передал вопрос Бассия.

Волны жара обрушились на Пизона и остальных. Он представил себе, как снимает с себя доспехи и голым прыгает в Висургис, всего в миле позади

них. «С такими удовольствиями придется подождать. Сначала нужно

пережить резню», — подумал Пизон.

— Они готовы, командир, — проревел Тулл. — По вашему приказу.

— ВПЕРЕД! — За голосом Бассия последовал долгий свисток.

— ВПЕРЕД! — Тулл направил свой меч прямо на врага. — Держитесь

вместе, братья! — приказал он, шагая вперед.

— Ну вот, — прошептал Пизон, крепче сжимая копье. — Наконец-то.

Они прошли пять шагов. Десять. Увидев их, ближайшие воины

сомкнули строй. Легионеры шли к стене щитов, и у каждого из них было

свирепое, сердитое лицо. Полетели германские копья, и Тулл отдал команду.

Все, кто находился снаружи клина пригнулись за своими щитами; те, кто

находился внутри, подняли свои над головой. Тук. Тук. Копья обрушились

шквалом. Однако щит Пизона не был задет; как и щиты Тулла и Метилия.

Никто не вскрикнул от боли, которую слышал Пизон.

— Люди с поврежденными щитами, вырвите копья! — закричал Тулл.

— Время есть!

Они подошли еще на десять шагов ближе к воинам, и сердце Пизона

показалось ему слишком большим для его груди. Тридцать шагов было

хорошей дистанцией для убийства, и вражеские копья сыпались густым и

быстрым дождем. Несомненно, настало время метнуть свои копья.

Тулл подвел их еще ближе, прежде чем отдать приказ. — Пилумы к

бою! Бросай!

С легкостью долгой практики Пизон отвел правую руку назад. Выбрав

воина с бычьей шеей и черной бородой, он прицелился и бросил. Его пилум

преодолел короткое расстояние за два удара сердца. Брызнула кровь, когда

копье с железным наконечником пронзил горло мужчины. — Я достал его!

— Крик Пизона затерялся в нарастающих воплях, когда упали пилумы его

товарищей. С такого близкого расстояния даже Кальв не мог промахнуться.

Сокрушительный залп пробил бреши в германской линии, и Тулл был готов.

144

Приказав сомкнуть строй, он перешел на легкий бег. — За мной! — взревел

он.

Не отставая, Пизон сморгнул пот, заливающий глаза. Три шага, пять, восемь. Ближайшие воины выкрикивали оскорбления и поднимали свои

щиты и копья – они рвались в бой.

— Юпитер, Наилучший и Величайший. Юпитер, Наилучший и

Величайший. — Высокий голос Кальва, доносившийся с нескольких рядов

позади, приводил в бешенство, но времени сказать ему, чтобы он заткнулся, не было. Пизон отчаянно хотел заткнуть уши.

— За мной, братья! — взревел Тулл.

Они с грохотом врезались в германскую линию, прокладывая себе путь

в гущу воинов.

Пизон перешагнул через тело – человека, которого он, возможно, убил

своим копьем, – и теперь ему пришлось карабкаться через второго, все время

глядя вперед и держась поближе к Туллу. Ругаясь, ибо споткнуться означало

умереть, Пизон ударил своим щитом по щиту первого встречного воина.

Юноша не старше восемнадцати лет, с широко раскрытыми от страха

глазами, он, изо всех сил пытался оттолкнуть Пизона. Это было

одностороннее состязание; с его тяжелыми доспехами и щитом был Пизон

тяжелее его вдвое.

Дерево раскололось, когда железный умбон щита Пизона разбил

ивовый щит юноши; раздался вопль, когда воздух покинул его легкие.

Размахивая копьем в правой руке, он отлетел назад, потеряв равновесие. Он

упал на спину, и Пизон вонзил меч ему в горло. Пизон забыл о юноше, быстро убедившись, что он все еще рядом с Туллом, а Метилий и Дульций

находились поблизости. Сделав это, Пизон встретил атаку своего

следующего противника, кричащего воина с обнаженной грудью в зеленых и

коричневых тканых штанах.

Бах! Их щиты столкнулись, и Тканные Штаны ударил копьем прямо в

лицо Пизона. Свистнул воздух, и Пизон присел на корточки за своим щитом, одновременно вслепую нанося своим мечом удар вперед. Тканные Штаны

издал могучий рев. Теперь, уверенный, Пизон сильно надавил клинком, чувствуя, как тот глубже входит в плоть. Он встал. Тканные Штаны выронил

копье и щит; обе его руки сжимали острый как бритва меч Пизона, наполовину вонзенный ему в бок. Пизон отвел правую руку назад, разрезав

пальцы германца на ленты, и, изменив движение, снова воткнул его, выше, под грудную клетку. Варвар разинул рот, как рыба, вытащенная из воды, и

умер.

— Помоги мне, брат! — Это был голос Дульция.

145

Голова Пизона повернулась влево. Его товарищ вступил в отчаянную

схватку с двумя воинами, вооруженными копьями. Сосредоточившись на

убийстве Дульция, ближний из них, даже не заметил простого удара меча

Пизона, который оборвал его жизнь.

— Сможешь справиться с другим? — спросил Пизон.

— Да! — крикнул Дульций.

Пизон снова посмотрел вперед; он видел, как Тулл с такой силой

ударил воина своим щитом, что тот врезался в человека позади него, и они

оба упали. С рычанием Тулл двинулся вперед, топая подбитыми гвоздями

сапогами, раз, два, три. Его покрытый кровью клинок взметнулся и

опустился размытым пятном. Булькающие крики оборвались, и Тулл

выпрямился. — Со мной? — прорычал он через плечо.

— Да, господин! — ответили Пизон и Метилий.

— ВПЕРЕД! — Перед Туллом была брешь; он продвинулся на

несколько шагов вперед. — Вы, черви! — крикнул он ближайшим воинам. —

Готовы умереть?

Трое похожих друг на друга воинов, возможно, двоюродных братьев, переглянулись. Один из них что-то сказал, и они вместе бросились в атаку, их явная цель — Тулл. «Убей центуриона, и клин остановится», — с тревогой

подумал Пизон. — Метилий!

— Да?

— Видишь тех трех ублюдков?

— Да!

Пизон плотно прижался к левому боку Тулла и почувствовал, как

Метилий делает то же самое справа от него. Почувствовав их поспешность, Дульций толкнул Пизона в спину; Кальв и другой их товарищ сделали то же

самое позади него и Метилия.

Первый воин, который приблизился, умер с клинком Метилия в левой

глазнице. Брызнула водянистая жидкость; меч вошел глубже, рассекая кость

и более мягкое мозговое вещество под ней. Метилий выругался, пытаясь

высвободить свой меч, и тут подоспели другие германцы, обрушив свои

копья на Тулла с двух сторон. Желая нанести ответный удар, Тулл слишком

поздно пригнулся. Копье ударило в шлем, откинув его голову назад.

Пизон видел это краем глаза. Выругавшись, он вонзил клинок в

подмышку первого кузена, нанесшего удар. Простой удар, но он был

смертельным. Кровь залила землю, когда Пизон высвободил меч, и варвар

упал, дергаясь, как щука на крючке. Второй германец плечом атаковал

ошеломленного Тулла и оттолкнул его на шаг назад. С торжествующим

криком, германец высоко поднял свое копье и приготовился нанести удар

поверх щита Тулла.

146

Пизон не знал, почему Метилия не было рядом, чтобы остановить удар.

Его собственная правая рука была недостаточно длинной, чтобы дотянуться

до варвара. Если Пизон оставит клин, он может спасти Тулла, но оставит

брешь, в которую может ворваться враг. Это будет катастрофа, за которую он

не хотел нести ответственность, но в противном случае Тулл погибнет.

Раздираемый нерешительностью, понимая, что он должен принять решение

немедленно, Пизон колебался.

На лице германца появилось испуганное выражение; затем оно

исказилось в гримасе агонии. Пронзительный вопль вырвался из его горла, и

он рухнул на землю, исчезнув из поля зрения Пизона. — Получай, грязь, —

пробормотал Тулл, вытаскивая свой клинок, которым он каким-то образом

вонзил в бедро германца. — И это, — сказал Тулл, нанося точный удар в

открытый рот варвара.

Пизон чуть не заплакал от облегчения. Пристыженный тем, что не спас

Тулла, он сказал — Прошу прощения, господин, я…

— Позже, Пизон, — сказал Тулл своим парадным голосом. —

ВПЕРЕД!

Пораженный стойкостью Тулла, Пизон знал, что все было на грани. С

этого момента он решил прилепиться к Туллу, как блоха к собачьей

мошонке.

Клин продвигался вперед. Потрепанные безжалостной атакой

легионеров, германцы начали отступать. Боевой дух римлян поднялся, и

раздались новые боевые кличи. Темп строя увеличился. Впереди Тулл, словно одержимый, рубил любого германца, оказавшегося в пределах

досягаемости его клинка. Его грудь вздымалась от напряжения, Пизон и

Метилий оставались у его плеч, играя свою роль. Сзади их товарищи толкали

и кололи, толкали и кололи.

— Толкай! — воскликнул Тулл. — Они ломаются!

С лаем, как гончие, его солдаты устремились вперед. Храбрые воины, которых сейчас осталось немного, умирали под их клинками или падали с

криком на изрытую землю. Страх исказил их лица, другие бросились бежать.

Медленных срубили, и легионеры продвинулись еще на десять шагов.

Погибло еще больше германцев. Тулл убил вождя и с клинической

точностью обезглавил его. Мощным рывком он подбросил отрубленную

голову высоко в воздух. Переворачиваясь из конца в конец, заливая кровью

тех, кто был внизу, она рухнула в водоворот. С поразительной быстротой

каждый германец, который видел это, потерял волю к борьбе. Мужество

исчезло, расцвел ужас, воины побросали оружие и обратились в бегство.

Каждый, кто спотыкался или падал, был раздавлен ногами. Тулл продолжал

147

двигаться вперед, не сбиваясь с шага. — Добивайте раненых, если можете, но

не останавливайтесь, продолжайте идти!

Пизона переполняла та же безумная, парящая радость, которую он

испытывал на Длинных Мостах годом ранее, когда армия Арминия

потерпела поражение. В любой момент Тулл и другие центурионы могли

обрушить их на убегающего врага. Поэтому Пизон вздрогнул, когда резкий

свист возвестил об остановке. Не ожидая такого приказа, Дульций

столкнулся с ним.

Другие солдаты тоже были застигнуты врасплох, и Тулл повернул

голову. — СТОЙ!

Клин остановился. — Они бегут, господин, — запротестовали

несколько голосов.

— Я вижу это, личинки, — рявкнул Тулл. — Но у Арминия в деревьях

будут свежие люди. Мы не пойдем в их объятия. Переведите дыхание.

Перевяжите свои раны. Попейте – и построиться! — Повернув голову влево

и вправо, он оценил ситуацию.

Мочевой пузырь Пизона ныл. «Как он мог снова наполниться»? — он

раздраженно задавался этим вопросом. Готовый к насмешкам своих

товарищей, он испытал облегчение, услышав, как моча других мужчин

льется на землю, пока он делал необходимое. Закончив, он посмотрел на

Метилия. — Ты ранен?

— Царапина. — Поморщившись, Метилий позволил Пизону перевязать

себя.

— Дульций, ты в порядке? — позвал Пизон.

— Да. Мы все в этом ряду. Прямо позади нас есть раненый человек, но

он не так уж плох.

Кричащие вопросы вскоре показали, что центурия потеряла двух

человек убитыми и шестерых ранеными. Тулл усмехнулся, когда ему

сообщили эту новость. — Легкие потери – мы справились. Бассий

остановился, — объявил он. — Так же, как и центурия справа от нас. Пока

мы держим эту линию.

Пизон заново осмотрел их фронт. В поле зрения оставались десятки

бегущих воинов, но их число быстро сокращалось. Большинство достигло

укрытия за линией деревьев, и там Тулл увидел опасность. Страх пронзил

Пизона, когда он тоже понял.

Германская контратака началась почти сразу. Сотни поющих воинов

выбежали из-за буков и елей. Это не было бешеной атакой – им

потребовалось время, чтобы выстроиться в сплошную линию. Солнечный

свет отражался от их копий. Многие были в кольчугах, что указывало на то, что они лучшие бойцы Арминия. Появлялось все больше и больше, пока

148

несколько тысяч не встали перед римскими клиньями, мощное исполнение

барритуса вырывалось из их глоток.

Когда германцы начали наступление, Метилий с мрачным лицом

потрогал свой амулет с фаллосом. — Это еще не конец.

Глава XXII

Черная ярость поглотила Арминия, наблюдавшего за битвой с левого

фланга своих войск. Марсы и его воины-херуски поначалу действовали

хорошо, и, хотя решительные действия вспомогательных войск отбросили их

назад, воины были более чем готовы возобновить атаку. Неожиданное

появление группы орлов над лесом не могло произойти в худшее время.

Бронированные клинья легионеров получили неудержимый импульс. Даже

если бы он был в самой гуще событий, Арминий не был уверен, что их строй

смог бы устоять. Сломленные мгновениями ранее, перепуганные воины

теперь бежали, спасая свои жизни.

Он проклял Донара за то, что он позволил увидеть могучих птиц, а

также за то, что он не изменил погоду. Почему бог не поразил римлян

сильным ветром и дождем и не устрашил их своим громом и молнией, как

это было семь лет назад? «Мы твои последователи, Донар, и это твоя земля»,

— подумал Арминий. «Помоги нам, а не захватчикам».

В центре рубили еще больше воинов. Те немногие, кто еще сражался, были окружены и убиты. Зазвучали трубы, и появились новые когорты, двигавшиеся вперед к схватке. В груди Арминия нарастала горечь, но он

отогнал это чувство. Борьба была далека от завершения. Он видел, как сотни

его одетых в кольчуги воинов, до сих пор находившихся в резерве, выходили

на солнечный свет. Утомленные наступлением, легионеры в клиньях могли

не выдержать атаки этих бойцов-ветеранов. Увидев Мело на передовой, Арминий набрался храбрости. Если кто и отбросит римлян назад, то это

будет его заместитель.

Арминий планировал быть там, но, перемещая свое войско и

разбираясь с проклятыми вождями, он оказался на левом фланге, когда

начался бой. Стремясь сделать все, что мог, он провел две язвительные атаки

на ближайший участок римской линии, состоящей из лучников-ауксилариев.

Вбегая с поднятыми щитами, его воины добирались до лучников с

минимальными потерями и сеяли хаос. Их ряды становились неровными.

«Еще одна атака и мы разобьем их», — подумал Арминий. «Врезаться

войскам во фланг и начнется паника. Победа может быть за нами».

Его беспокоило то, что большая часть легионов Германика все еще не

была развернута, но эта атака была лучшим шансом, который они могли

получить в этот день. Арминий приступил к сплочению воинов, с которыми

149

он оказался, смеси ангривариев, сугамбров и бруктеров. Воодушевленные

своими успехами, они восторженно реагировали на его воодушевляющие

крики. Расположившись в их центре с большой группой конных воинов, он

подал сигнал.

С грохотом копыт всадники атаковали поредевшие ряды лучников, за

которыми следовали бегущие воины. Стрелы взлетели сразу, но не такими

дисциплинированными залпами, как раньше. «Это тоже хорошо», — подумал

Арминий, его нервы были на пределе. Способный прикрыть свое тело щитом, он не мог защитить своего скакуна. Если бы в него попала стрела, его бы

отбросило, и лошади затоптали бы его насмерть. Несколько его товарищей

были ранены, но Арминию повезло. Приближаясь к лучникам, он нацелился

в брешь в первой шеренге между испуганным мужчиной с худым лицом и

опытным лучником, стрелявшим с безжалостной эффективностью.

Тонколицый вздрогнул и уронил лук, когда Арминий галопом

подскакал к нему. Увлеченный стрельбой, ветеран не поднимал глаз до

последнего момента. Это была роковая ошибка. Одним ударом Арминий

перерезал древко лука ветерана и снес ему макушку. Быстрый взгляд налево

– Тонколицый не представлял опасности – и лошадь Арминия пронесла его

еще на пять шагов в гущу вспомогательных войск. Из-под брюха животного

вырвались вопли, когда на кого-то наступили; Арминий не обратил на это

внимания. Обрушив край своего щита на лучника слева от себя, он сломал

мужчине руку. Он посмотрел направо и вонзил клинок в лучника, который

собирался пустить в него стрелу с расстояния вытянутой руки.

Арминий проехал еще шагов пятнадцать, другие всадники

приближались с каждой стороны. Он убил еще двоих врагов и покалечил еще

одного. Сопротивление сбитых с толку, напуганных лучников ослабевало по

мере того, как прибывали пешие воины, заполняя пространство, оставленное

всадниками. Не привыкшие сражаться с врагами в ближнем бою, большинство лучников решили бежать. Арминий и его товарищи убивали их

десятками, это было легче, чем протыкать копьями рыбу в пруду.

Он начал сплачивать своих людей: с таким количеством свежих

римских войск на поле боя было опрометчиво преследовать лучников без

предварительной реорганизации. Разочарование наполнило Арминия, когда

он увидел, что воины, которые бросились в атаку, уже грабят мертвых.

Драгоценное время было потеряно на наведение порядка. — Двигайтесь, —

крикнул он. — Мы должны быстро преследовать ублюдков, иначе они

перегруппируются, и Германик пошлет против нас другие войска.

С угрюмыми лицами воины выстроились в шеренгу. Арминий

воспрянул духом. Потерь было немного, и эти люди жаждали римской крови.

150

Из леса появлялось все больше их собратьев, привлеченных перспективой

разгрома врага. — Готовы? — воскликнул он.

— ДА! — кричали воины.

Арминий поднял руку, готовый отдать приказ, когда до его ушей

донесся знакомый звук. Топот, топот, топот.

«Нет», — подумал он. «НЕТ»! Приподнявшись на спине коня, он

выглянул из-за лучников. Яркий солнечный свет не позволял видеть далеко, но было достаточно заметить облака поднимающейся пыли. Ближайшие

римские части – ауксиларии или легион, Арминий не мог сказать –

приближались. Их нужно было остановить. Если одна часть германской

линии будет отброшена, поражение неминуемо.

— Враг приближается, — крикнул он. — Мы наступаем по моей

команде.

— Веди, Арминий, — крикнул знакомый голос. — Узипеты с тобой!

Впервые за этот день узнав Герваса, Арминий улыбнулся. — сугамбры

и бруктеры тоже готовы?

— ДА! — взревели тысячи голосов.

Готовый к бою Арминий указал на приближающихся римлян. Только

боги знали, куда заведет их эта атака – он мог только надеяться на успех, и

что Мело тоже торжествует. Они встретятся где-то посередине и одержат

победу еще более славную, чем его засада в лесу.

От верхней губы Арминия исходили стрелы боли, неглубокий порез, нанесенный предсмертным ударом его последнего противника. У него также

была более серьезная травма – порез на правой икре. Кровь сочилась по его

ноге, и рана пульсировала собственной жизнью. Он подавил пульсирующую

боль. Собранный, движимый неустанной целью, он продолжал сражаться.

Другие всадники были с ним, но ситуация по обе стороны от их небольшого

отряда ускользала из его рук.

Арминий не был уверен сколько времени прошло с тех пор, как

появилась пехота ауксилии для поддержки лучников. Удар молота при их

прибытии остановил продвижение его воинов. Задержка с реорганизацией

его людей оказалась фатальной, позволив обеим сторонам встретиться на

плоской открытой местности, сводя на нет любое преимущество, которое

могли иметь его воины. «К их чести, — подумал Арминий, — они

остановили вспомогательные силы и даже отбросили их в нескольких

местах».

Однако их успех был недолгим.

С кислым лицом Арминий смотрел, как офицер ауксилариев

выстраивает небольшой клин из своих людей; несколько мгновений спустя

они пробили брешь в строю его воинов. Поднялись возбужденные крики, и в

151

брешь хлынуло еще больше ауксилариев. Воины Арминия сражались с

мрачной целью, но в этом процессе чувствовалась медлительность и

неотвратимость, словно наблюдение за тем, как море наползает и разрушает

детский песчаный форт. «Будь все проклято», — подумал Арминий. «Мы

проиграли, по крайней мере здесь».

Пришло время отступать. Если он промедлит еще немного, бойня среди

его воинов будет тотальной. Арминий ненавидел Рим каждой частицей

своего существа, но он неохотно восхищался безжалостной интенсивностью, с которой его солдаты выслеживали поверженных врагов. Дисциплина, всегда побеждала их гребаная дисциплина. Арминий махнул забрызганной

кровью рукой с мечом назад. — Отступаем! — проорал он окружавшим его

всадникам. — За мной! Отходим с боем!

Никто не спорил, и Арминий знал, что принял правильное решение.

Гервас был среди дюжины оставшихся с ним всадников; вместе они

совершили серию вылазок против ближайших вспомогательных войск, позволив своим товарищам и пешим воинам отступить на некоторое

расстояние. Увидев, что происходит, ауксиларии удвоили свои усилия, и

Арминий потерял пятерых всадников в одной жестокой атаке, изрубленных, поваленных на землю или раздавленных под копытами своих лошадей.

Не в силах больше сдерживать врага, он направил коня к линии

деревьев. Возможно, там они могли бы закрепиться. «Это тщетное желание», подумал он с возрастающей горечью. Только при Каннах, более двух

столетий назад, отступающие солдаты вернулись в бой, а его люди не были

галлами Ганнибала.

— Берегись! — воскликнул Гервас.

Стук копыт заполнил уши Арминия. Сбитый с толку, он оглянулся

назад. Там были волны вспомогательной пехоты, но всадников не было.

— Справа! — Гервас закричал.

Арминий посмотрел, и его сердце упало. Десятки вражеских

кавалеристов легиона, еще больше ауксилариев, двигались в их направлении

с правого фланга Германика. «Умный ход», — подумал Арминий. Многие из

отступающих воинов их еще не видели. Через несколько ударов сердца стало

ясно, что римская кавалерия в совершенстве рассчитала угол атаки. Они

нанесут удар по основным силам германцев – и всадникам Арминия – прежде

чем те достигнут безопасного места.

Он вложил свой меч в ножны – нелегкий подвиг при верховой езде – и, не обращая внимания на боль, сильно потер ладонью порез на верхней губе.

Сделав это, он вымазал щеки и лоб кровью. «Лучше сбежать неузнанным, чем умереть здесь ни за что», — подумал он, чувствуя, как его хлещет стыд

за свой поступок. Снова вытащив клинок, он почувствовал тяжесть чьего-то

152

взгляда и, посмотрев направо, понял, что Гервас видел. Чувствуя себя

неловко, Арминий отвернулся.

Несмотря на небольшое расстояние до деревьев поездка, заняла целую

вечность. Издавая свирепые боевые кличи, кавалерия ауксилии столкнулась с

войском германцев. Солнечный свет отразился от наконечников копий; после

поднялись крики. То мужество, что оставалось у его воинов, исчезло, превратив их в охваченную паникой толпу. Оказавшись в замешательстве –

туда-сюда бегали люди, раненые воины и трупы устилали землю – Арминий

и оставшиеся его спутники замедлили ход своих лошадей. Не раз ему

приходилось отталкивать тех, кто умолял о помощи, прося взобраться на

коня к нему сзади. «Я не умру здесь, как дурак», — подумал он. Наконец-то

путь перед ними был свободен, и настроение Арминия немного поднялось.

Он будет жить, чтобы сразиться в другой раз.

В тот же момент справа галопом примчался отряд из двадцати римских

кавалеристов. Разворачиваясь с впечатляющей эффективностью, они

столкнулись с Арминием и его товарищами. Копыта, множество копыт, застучали совсем рядом. Это был передовой отряд, решил Арминий, посланный, чтобы задержать его отступающих воинов до прибытия

основных сил кавалерии.

— Мы должны атаковать, — крикнул он Гервасу, ближайшему из

своих людей. Повернувшись, он оценил разношерстную группу всадников и

воинов с ними. Каждое лицо смотрело на него. — Атака – наша единственная

надежда, — повторил он, думая, что надежды действительно мало.

— Я с тобой. — Челюсть Герваса была сжата.

— И мы, — сказали трое других всадников. Мрачные кивки воинов за

их спинами и гулкое согласие означали их готовность попробовать.

Мрачное веселье смешалось с гневом и отчаянием Арминия. Вероятно, он умрет в ближайшие несколько мгновений. Возможно, это было его

наказанием за то, что он проявил такое неуважение к Донару. — Готовы?

Не дожидаясь ответа от Герваса или других, он направил свою лошадь

коленом вперед. Меч наготове, щит высоко поднят, он преодолел примерно

пятую часть расстояния до вражеских кавалеристов, прежде чем они

отреагировали. Вызов принят, они поскакали к нему и его людям. Краем

глаза он заметил, что справа прибывают новые всадники – еще один отряд

ауксилариев.

Вблизи Арминий узнал в кавалеристах хавков. Хотя часть племени

раньше сражалась вместе с ним, многие остались верными союзниками

империи. По иронии судьбы его убьют они, а не римские легионеры. Смерть

была единственной судьбой, которую Арминий мог принять – он не мог

представить ничего хуже, чем попасть в плен. Мало того, что ему будет

153

отказано в радостном воссоединении с Туснельдой и его сыном; он будет

показан закованным в цепи во время триумфа, и отдан на поругание римской

публике. Нет, смерть была предпочтительнее. Выбрав свою цель, крепко

сложенного воина с украшенным закрученным узором щитом, Арминий

пришпорил коня.

Ауксиларий отвел руку с копьем. Его ближайший товарищ, еще один

опытный воин, тоже заметил его приближение. «Было глупо проклинать

Донара даже про себя», — подумал Арминий. Бог всегда смеется последним.

Я возьму с собой хотя бы одного, решил он, рассудив, что первый

человек был более слабой целью.

В десяти шагах воин каким-то образом узнал его. — Арминий?

— Да, — прорычал Арминий, поднимая меч.

Внезапным рывком повода воин отвел коня в сторону, оставив путь к

деревьям открытым. — Иди, — приказал он. — Иди!

Арминию не нужно было ничего объяснять. С быстрым благодарным

кивком, он повиновался.

Глава XXIII

На равнине Идиставизо, Тулл вытер пот со лба, может быть, в сотый

раз с рассвета. Опустив руку, хорошо загорелую после летней кампании, он

заметил, что она приобрела темно-красный оттенок. «Ни один человек не

может оставаться в этой печи и не обгореть», — подумал он. Завтра

солнечный ожог будет болеть; сейчас же у него пересохло во рту, потрескались губы и горло охрипло от выкрикивания приказов.

Мышцы его рук дрожали от усталости; владеть щитом и мечом было

утомительно. Пульсирующая боль отдавалась в его шее плечах и пояснице –

местах, наиболее пострадавших от веса его кольчуги. Старая карга, которая

грызла старую рану левой икры, усердно работала, прощупывая ее швейной

иглой. Однако это была небольшая цена, учитывая бойню последних шести и

более часов. Победа была за ними. Гордость переполняла Тулла тем, что пали

только четыре человека из его центурии.

Солнце садилось в небе, и самая сильная жара прошла. Сама битва

закончилась некоторое время назад. Два легиона и кавалерия все еще

преследовали врага с востока и юга, а лучники развлекались у Висургис, расстреливая воинов, пытавшихся спрятаться высоко в деревьях. Голоса

легионеров и ауксилариев смешивались, пока они бродили в поисках добычи.

Сотни раненых воинов вопили от боли в неумолимое голубое небо. «Скоро

они замолкнут», — подумал Тулл. Легионеры не были настроены проявлять

милосердие.

154

Его люди хорошо поработали, удерживая свои позиции, когда херуски

ринулись на них с покрытых деревьями склонов. Бок о бок с другими

клиньями они до конца сражались с германцами, убив или ранив сотни.

Херуски добились некоторого успеха — Бассий погиб, а его центурия почти

уничтожена, но им не удалось извлечь из этого выгоду. Шаг за шагом, клинья

продвигались вперед, сохраняя свою форму, истребляя врага и лишая его

желания сражаться.

Центурионы только что прибывших когорт увидели, что происходит, и

построили своих солдат в такие же смертоносные порядки. Столкнувшись с

гигантской «пилой», херуски начали отступать. В какой-то момент Тулл был

уверен, что видел Мело, заместителя Арминия, пытающегося организовать

контратаку. Он потерпел неудачу, но Тулл был слишком далеко, чтобы

добраться до него. Вскоре после этого Мело исчез в хаосе бегства херусков.

Тулл надеялся, что он был среди павших, и Арминий тоже, но пока не будут

найдены и опознаны трупы обоих мужчин, он не поверит этому.

Проходивший мимо отряд кавалерии хавков сообщил, что Арминий

возглавил атаку на лучников-ауксилариев на правом фланге. Когда его

штурм потерпел неудачу, он с боем пробился к лесу, сообщили хавки.

Требование Тулла о дополнительной информации было встречено

безразличным пожиманием плечами и мимолетным комментарием, что

«Арминий ушел, и больше ничего нельзя сделать». Подозревая, что в этом

есть нечто большее, Тулл крикнул вслед хавкам, что Германик услышит об

этом. Ответа не последовало.

— Чертовы дикари. Половине из них нельзя доверять, — пробормотал

он. Его слова были не совсем правдой. Вспомогательные когорты, пехота и

кавалерия, показали себя хорошо. Хуже всего пришлось лучникам, но их

спасли раэты, винделики и галлы, которые накануне стояли перед Туллом и

его людьми. Хоть хавки и позволили Арминию сбежать, они раздавили массу

отступающих воинов справа от поля боя.

Римские легионеры тоже могли претендовать на большую часть славы.

Именно они прорвали центр и левый фланг врага и вытеснили с поля

большую часть воинов. Это был хороший день – день, когда армии империи

была возвращена гордость, и в особенности тем людям, которые семь лет

назад видели, как их легионы были уничтожены. Если придет известие о том, что Арминий убит и орел Восемнадцатого найден, решил Тулл, это будет

лучший день в его жизни.

Он знал, что лучше не тратить время впустую, желая, чтобы эти

эфемерные надежды сбылись. Арминий был основательно избит. На сегодня

этого вполне достаточно.

155

Германик приказал воздвигнуть тропей в честь победы и прибудет до

захода солнца, чтобы осмотреть его. Тулл шагал среди своих людей, пока они

грабили мертвых в поисках оружия для алтаря, ценностей для себя и, самое

главное, бурдюков с водой. К тому времени, когда бои закончились, мехи

всех мужчин уже давно были опустошены. Некоторое время назад Тулл

послал к реке два контуберния, но они еще не вернулись.

Заметив Пизона у тела красиво одетого вождя, Тулл крикнул — Нашел

что-нибудь?

Ухмыляясь, Пизон протянул толстый кусок серебра. — Это, господин!

— Это обеспечит тебя вином на некоторое время, — подмигнул Тулл.

— Смотри, чтобы Метилий не ужалил тебя больше, чем ему положено, имей

в виду.

— Я все слышал, господин, — сказал Метилий, направляясь к тропею с

мечами в руках. — У меня в кошеле достаточно монет, чтобы заплатить за

себя.

— Тогда ты как-нибудь поставишь мне чашу? — спросил Тулл.

— Сочту за честь, господин.

— Все мы, господин, — заявил Пизон. — Вы знаете это.

Тулл позволил улыбке скользнуть по губам, когда его люди – потные, покрытые кровью и пылью – кричали, что готовы угостить его выпивкой. —

Ах, вы хорошие мальчики, — сказал он.

Тогда они приветствовали его, громко и страстно, несмотря на

пересохшее горло. — ТУЛЛ! ТУЛЛ! ТУЛЛ! — Солдаты других

подразделений бросали любопытные взгляды – до этого крики посвящались

Риму, Германику и императору Тиберию.

— Не думайте, что вам удастся так легко обойти меня, личинки. Еще

есть над чем работать! — Тон Тулла был намного мягче, чем обычно, но он

ничего не мог с собой поделать. «Я становлюсь мягче», — подумал он, его

сердце было переполнено, когда он смотрел, как его люди сгибают спины без

единого слова с его стороны.

Прошло больше часа. С севера дул прохладный ветерок, уменьшая

удушающую жару. Тулл руководил работой над почти законченным тропеем.

Солдаты из разных легионов с самого начала разделяли работу. Выбранный

Туллом прекрасный дуб – дерево, любимое Юпитером, – был срублен, а его

ветви и листва срезаны. Из него был сделан брус высотой с двух высоких

мужчин и толщиной с бедро Тулла. Для перемычки была обрезана прочная

ветка, которая была прикреплена к вертикальной секции веревкой.

Бесчисленное количество больших камней было свалено с

близлежащего склона, покрытого осыпью, в огромную кучу. Тулл выбрал это

место, потому что именно здесь он впервые увидел, как херуски

156

развернулись и побежали. По правде говоря, на поле боя было бы много

мест, где люди сказали бы, что враг сломался, но он был офицером, организующим строительство тропея. Он все еще не был уверен, как это

произошло. Смерть Бассия оставила Тулла самым высокопоставленным

центурионом Пятого, но также присутствовали офицеры такого же ранга из

других легионов.

Он подозревал, что это произошло из-за его испытаний с Варом. Когда-то Тулл, возможно, отказался бы от этой работы, но не сегодня. Вполне

уместно, что он, ветеран Тевтобургского леса и участник этого сражения, должен взять на себя первенство. Его тронуло то, что легионеры других

подразделений, кажется, думали так же – недавно они сложили свои

инструменты и позволили людям Тулла доработать тропей.

Большой деревянный крест был одет так, как если бы он был

человеком, в прекрасную кольчугу и железный шлем, снятый с трупа

старшего вождя ангривариев. На кольчуге были пятна крови, а на макушке

шлема виднелась длинная вмятина в форме лезвия. Через левое «плечо» была

накинута перевязь; с него свисал меч в окованных серебром ножнах. Два

шестиугольных щита, оба расколотые, были прикреплены к левой «руке». У

основания насыпи были свалены десятки шлемов, мечей и щитов. Отверстие

в его верхней части было готово. Линии веревки тянулись от вертикальной

секции.

Несмотря на усталость Пизон и его товарищи выглядели бодрыми, готовыми поднять конструкцию в воздух. Сотни легионеров и офицеров

были рядом, желая стать свидетелями первого празднования их триумфа над

силами Арминия. Десятки связанных пленных германцев, многие раненые, стояли на коленях рядом.

Лязгающий звук заставил Тулла повернуть голову. Фенестела, отсутствовавший какое-то время, вышел из толпы, волоча за собой обрывки

цепей. Его сопровождали четыре легионера, обремененные таким же грузом.

— Что, во имя Аида, это такое? — спросил Тулл.

— Цепи, командир, — как всегда шутливо ответил Фенестела. —

Много цепей.

— Я это вижу, — пророкотал Тулл, не обращая внимания на

сдавленный смех своих людей. — Не хочешь объяснить?

— Я пошел на разведку в деревья, командир, убедиться, что все враги

разбежались, — сказал Фенестела. — Я нашел цепи примерно в четверти

мили отсюда вместе с едой и водой, припасами и так далее.

— Думаешь, варвары хотели использовать их против нас?

— Да, все выглядит именно так.

157

— Наглые гребаные дикари! — Тулл схватил кусок цепи и высоко

поднял ее. — Видите это, братья? Это хотели использовать херуски, чтобы

связать нас после того, как победят!

Последовавшие за этим взрывы гневных криков, свиста и оскорблений

вскоре превратились в скандирование «ТУЛЛ!» и «ГЕР-МА-НИК!»

— Как нельзя кстати, вот и он — сказал Тулл, услышав всадников. —

Ваш наместник идет! — взревел он.

— ГЕР-МА-НИК! ГЕР-МА-НИК! ГЕР-МА-НИК! — Возгласы стали

оглушительными.

Ближайшая к Висургис толпа расступилась, позволив группе всадников

проехать галопом. Их возглавлял Германик, а за ним следовали Цецина, Туберон и многие старшие армейские командиры. Тулл и Фенестела

вытянулись по стойке смирно и отдали честь.

Почти такой же грязный, как и солдаты, и весь в поту, Германик

продолжал выглядеть отчасти военачальником, отчасти – победоносным

вождем. — Этот триумф принадлежит Тиберию, Туллу, а не мне, — сказал

он, улыбаясь, показывая, что, несмотря на свои слова, ему приятно

признание.

Далеко в Риме Тиберий еще даже не знал, что эта битва состоялась. Он

никогда не имел ничего общего с армией Германика – это знали все. Речь

шла о политике, но Тулл знал свое место. — Как скажете, господин. Он

жестом успокоил солдат и воскликнул — ТИ-БЕР-ИЙ!

На ближайших лицах отразилось удивление, затем пришло осознание.

— ТИ-БЕР-ИЙ! — кричали солдаты. — ТИ-БЕР-ИЙ!

Германик едва заметно одобрительно кивнул и соскользнул со спины

лошади. Слуга взял поводья. Поманив Тулла и Фенестелу, полководец

зашагал осматривать курган. Тулл получил огромное удовольствие от

гневного выражения лица Туберона – он ненавидел это признание Тулла со

стороны Германика. «Да пошел ты, Туберон», — подумал Тулл. «Ты

высокомерная шлюха».

Наклоняясь то тут, то там, Германик осматривал оружие и шлемы. Его

взгляд задержался на окровавленной кольчуге и потрепанном шлеме на

«теле».

Тулл был доволен тропеем, но теперь его охватила внезапная

нервозность. — Возможно, нам следовало получше обыскать поле боя, —

пробормотал он Фенестеле. — Там могли быть трофеи побогаче.

— Теперь ты ничего не можешь сделать, — последовал бесполезный

ответ Фенестелы. Он встретил косой взгляд Тулла с невинным выражением

лица.

158

— Прекрасное представление, — наконец прокомментировал

Германик. Он узнал Пизона и его спутников, которые ухмылялись, как

дураки.

С огромным облегчением Тулл взглянул на Германика. — Мне отдать

приказ, господин?

— Да.

— Поднимите его, братья! — воскликнул Тулл.

Пизон и его товарищи взялись за дело. Подняв крест, они вставили его

основание в отверстие на вершине кургана. Четверо мужчин положили его

себе на плечи так, чтобы он был почти параллелен земле, а Пизон и Метилий

встали напротив них. Взяв каждый по веревке, пара потянула на счет три.

Поддерживаемый снизу четырьмя солдатами, которые шли вверх по кургану, пока Пизон и Метилий поднимали его, крест вошел в основание.

Когда крест поднялся в вертикальное положение, поднялись бурные

крики. Энергичными руками Пизон и его спутники передвинули камни

вокруг основания креста, чтобы поддержать его. Закончив, они развязали

веревки и отошли.

Германик щелкнул пальцами, и писец поспешил вперед с пергаментом

из телячьей кожи. Когда Германик развернул его, воцарилась выжидательная

тишина – даже Тулл почувствовал прилив возбуждения.

— Этот алтарь был построен в честь сегодняшней знаменитой победы

и посвящен славе богов Марса, Юпитера и Августа. В этом месте германские

племена были разбиты – убиты тысячами. Херуски. Ангриварии. Марсы.

Сугамбры. Узипеты. Хатты. Бруктеры. Долгубнии – все побеждены армией

Тиберия Цезаря! — Германик огляделся, ловя взгляды одного человека за

другим. — Вы сделали это – все вы!

— ТИ-БЕР-ИЙ! ТИ-БЕР-ИЙ! ТИ-БЕР-ИЙ!

Германик с довольным видом слушал приветствия солдат.

Тулл украдкой посмотрел на старших офицеров. Цецина и остальные

казались счастливыми, но у Туберона было лицо, от которого молоко бы

свернулось. Все, что мог видеть этот придурок, думал Тулл, это его, стоящего рядом с наместником. Туберон не мог понять, что Германик

признавал достижения своих солдат, чем еще больше привязывал их к себе.

Крики легионеров постепенно стихли. Когда воцарилась тишина, Германик снова заговорил. — Наши потери сегодня были легкими, слава

богам. Пало менее тысячи наших солдат, а противник потерял более чем в

семь раз больше. Тяжелой потерей для нас стала смерть примипила Бассия из

Пятого легиона. Он был прекрасным офицером, прослужившим империи

почти сорок лет. Он никогда не будет забыт. Германик склонил голову, выказывая свое почтение.

159

Его копировали все, даже командиры.

Горе Тулла, сдерживаемое до сих пор, вырвалось наружу. «Покойся с

миром, Бассий, старый друг», — подумал он. Тулл уже решил сжечь тело

Бассия у основания тропея позже вечером. О погребении не могло быть и

речи. Местные племена, пришедшие осквернить алтарь, выкопают его и

изуродовали тело. Вместо этого Тулл и его люди будут смотреть, как пламя

поглотит тело Бассия, как это делали римляне в древности. Когда они

вернутся в Ветеру, у него будет красивая надгробная плита на дороге, ведущей из форта легиона, – об этом позаботится Тулл.

— Поскольку армия все еще находится в состоянии войны, Пятому

легиону нужен новый примипил.

Сердце Тулла подпрыгнуло в груди – Германик смотрел прямо на него.

— Я не могу представить лучшего офицера для этой должности, чем

центурион Луций Коминий Тулл.

Среди собравшихся солдат раздался громкий гул согласия. Туберон

выглядел так, будто проглотил осу.

Еще более смущенный, чем когда-либо, Тулл устремил взгляд на землю

перед ногами Германика.

— Подойди, центурион! — приказал Германик.

Тулл двинулся вперед, осознавая, что каждая часть его тела покрыта

пылью и запекшейся кровью. — ГОСПОДИН! — взревел он и вытянулся по

стойке смирно.

Взгляд Германика прошелся по наблюдавшим легионерам, а затем он

произнес — Властью, данной мне, я назначаю тебя примипилом славного

Пятого легиона.

Когда солдаты громко закричали в знак одобрения, Германик добавил

— Служи так же хорошо, как Бассий.

— Я сделаю все что в моих силах, господин!

— Я знаю, что ты это сделаешь, — сказал Германик с улыбкой.

— Одна просьба, господин. — Как бы рискованно это ни было, он

должен был ковать железо, пока горячо.

Германик поднял бровь. — Да?

— Я бы попросил перевести некоторых из моих людей в Первую

центурию, господин. Солдат, которые были в Восемнадцатом. — Тулл

облизал пересохшие губы.

— После того, от чего ты их спас, не мне вас разлучать. — На лице

Германика отразилось настоящее уважение. — Бери столько, сколько

пожелаешь.

160

— Спасибо, господин. — Слезы навернулись на глаза Тулла. Он думал, что вполне уместно, чтобы Пизон, Метилий и остальные его люди из

Восемнадцатого разделили с ним эту победу.

Глава XXIV

Пизон и его товарищи растянулись возле своей палатки. Было слишком

жарко, чтобы спать в тесноте душной палатки. Было уже поздно – с захода

солнца прошло несколько часов, но с поля боя они вернулись не так давно.

Разговор быстро затухал. Черно-белая бродячая собака, Макула, прирученная

контубернием, уже спала, ее лапы подергивались во сне.

«День был незабываемым», — подумал Пизон, наслаждаясь неясным

чувством, которое пришло после того, как он выпил много вина. Победа над

германцами была воодушевляющей, а возведение тропея перед Германиком

было неожиданным дополнением. Повышение Тулла и их собственный

переход в первую центурию, казалось, доказывали, что Фортуна был в самом

лучшем настроении.

Опасаясь, что их павшие товарищи привлекут внимание местных

племен, легионеры потребовали, чтобы все тела были сожжены. Тулл

согласился. Привезенные из лагеря топоры позволили свалить деревья. Запах

горящей плоти от костров был ужасен, но Тулл позаботился о том, чтобы

вино было под рукой. Гордясь своей с трудом добытой победой, скорбя о

павших и опьяненные вином, разгулявшиеся легионеры пробыли на поле боя

еще несколько часов после захода солнца.

Метилий нарушил сонное молчание. — Это был подходящий способ

отправить их восвояси, а? Бассий бы одобрил.

— Лучше сгореть, чем быть выкопанным дикарями, это точно, —

согласился Пизон, но он размышлял о Вителлии. После битвы на Длинных

Мостах в прошлом году они похоронили его в уединенном месте, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы спасти его могилу от обнаружения.

— Мы не могли сжечь Теллия, — пробормотал Метилий, поняв о чем

думает Пизона. — Помнишь, была осень, и каждый день шел дождь. Даже

если бы мы разожгли костер, дым привлек бы каждого воина на многие мили

вокруг.

Пизон вздохнул. Альтернативы не было, но все равно было больно от

того, что тело Вителлия похоронили за много миль отовсюду. «Хорошие

солдаты вроде него не должны умирать», — подумал Пизон. Горечь

разлилась по его венам при мысли о таком человеке, как Туберон, который, казалось, собирался плыть по жизни, ни разу не познав вреда. Высокомерный

и равнодушный, он не нравился всем солдатам легиона. Что еще хуже, его

161

глупость однажды чуть не убила Тулла и двадцать человек. Почему Туберон

не мог умереть? Пизон задумался.

Внезапный дьявольский порыв овладел им. Если бы он каким-то

образом избавился от легата, Тулл – до тех пор, пока он не узнал бы, что это

сделал Пизон – был бы доволен. Это не вернет Вителлия, но вызовет улыбку

у его тени. Первой идеей Пизона было подрезать большую часть подпруги

седла легата, но это было слишком рискованно. Даже если бы Туберон был

только ранен, он пожалел бы усилий, чтобы найти виновного, и наказание

было бы суровым. Что-то унизительное сработало бы лучше, с сожалением

решил Пизон. Что-нибудь унизительное.

Ничего путного не приходило в голову, одурманенную от выпивки, как

бы он ни старался. Рядом с ним храпел Метилий, и Пизона вскоре одолела

сонливость. Он уже почти заснул, когда неприятный запах вернул его к

реальности. Поняв, что собака Макула пустила ветры, Пизон скривился и

перевернулся. Мгновением позже его лицо расплылось в широкой улыбке.

Он знал, как добраться до Туберона.

— Что ты хочешь сделать? — недоверчиво прошипел Метилий.

Заметив, что Тулл услышал, Пизон проигнорировал своего друга. Было

раннее утро, и Первая, Третья и Пятая центурии направлялись к Висургис за

водой для всей когорты. После битвы в реке осталось огромное количество

убитых германцев, поэтому Тулл вел их вверх по течению. — В конце концов

мы выйдем к пресной воде, — заявил он.

Пизон подождал, пока они найдут подходящее незагрязненное место, прежде чем снова заговорить с Метилием. — Туберону нужно преподать

урок, — сказал он, когда они наполнили первый из множества мехов водой.

Метилий бросил на него покорный взгляд. — Как и с большинством

ему подобных этого никогда не произойдет. С таким же успехом ты можешь

попытаться убрать солнце с неба. Они делают то, что хотят, Пизон, а мы

делаем то, что нам говорят. Так было, и так будет всегда.

— Это сработает, — сказал Пизон, ухмыляясь.

Метилий закатил глаза. — Только не говори мне, что ты уже что-то

сделал…

— Боги! Я не дурак. — Пизон проверил, чтобы никого не было рядом, прежде чем прошептать— Макула подала мне идею. — Улыбаясь

растерянному взгляду Метилия, Пизон что-то пробормотал ему на ухо.

— Ты сошел с ума? — На них посмотрели, и Метилий понизил голос.

— Как ты это хочешь сделать?

Снова прошептал Писо.

— Там же часовые!

162

— Которые ходят кругами. Если правильно рассчитаем время, мы

сможем войти и выйти незамеченными.

— Мы?

— Ага. — Пизон одарил Метилия злобной улыбкой. — Ты поможешь

мне.

День – снова обжигающе жаркий – пролетел незаметно. Разведчики

Германика, состоявшие из кавалерии и вспомогательной пехоты, выступили

сотнями, чтобы найти Арминия и его воинов. Они вернулись во второй

половине дня, все доложили, что вождь херусков и его войска находятся

менее чем в пяти милях от них. Тулл, мастер выжимать информацию из

других, узнал от разведчиков, что германцы строят какой-то вал. Довольные

тем, что немедленного возмездия не последует, Пизон и его товарищи не

придали этой новости большого значения.

Предоставленные Туллом сами себе — Отдыхайте. Завтра или

послезавтра будут бои. Запомните мои слова, — Пизон и его товарищи

развалились в тени своей палатки. Он держал Макулу при себе; собака была

жизненно важна для его плана. Воздух был полон досужих сплетен.

Встретится ли Арминий с их армией и когда? Возможно ли, что штандарты

двух легионов, которые все еще находятся в руках врага, будут возвращены

этим летом? Могут ли восемь орлов замеченных накануне означать победу

Рима в следующем столкновении с германцами.

Дважды в течение дня Пизон оставлял Макулу на попечение Метилия и

прогуливался так непринужденно, как если бы находился в поселении в

Ветере, к центру лагеря. Огромный шатер Туберона располагался рядом с

палатками трибунов легиона недалеко от штаба. Под предлогом предложения

ставки на битву на следующий день Пизон поговорил с часовыми, дежурившими у палаток трибунов. Он не рискнул приближаться к солдатам у

шатра Туберона – чем меньше было улик, тем больше шансов, что его

никогда не поймают. «Это если все удастся», — подумал Пизон.

Настороженность и прямая осанка шести солдат, охранявших шатер

Туберона, окончательно убедили его в опасности того, что он собирался

предпринять. Тем не менее, он продолжал вынюхивать.

Как выяснил Пизон, часовых должны были сменить на закате, а свежие

люди будут дежурить до рассвета. Это открытие сформировало его план: лучше всего действовать, когда охранники устанут. Поэтому они должны

будут попытаться на закате, когда Туберон по долгу службы должен будет

находиться в штаб-квартире лагеря. Действовать ближе к восходу солнца

означает риск, что легат проснется и обнаружит в своей спальне одного из

своих солдат. Пизон не хотел думать, каким может быть наказание за такое

нарушение.

163

Их товарищи не знали ничего, кроме того, что пара отправилась «на

задание». Пизон надеялся, что их неведение защитит их в случае поимки.

Благополучие их товарищей по палатке, как мрачно предупредил Метилий

Пизона, будет наименьшей из их забот, если это произойдет. — Все будет

хорошо, — ответил Пизон, молясь, чтобы он был прав.

Незадолго до того, как они с Метилием собрались уходить, события

приняли неожиданный и драматический оборот. Пизон снова следовал за

Макулой и собирался добавить еще один теплый кусок дерьма к пяти

комочкам, уже скрытым в рваном куске ткани.

— Что это у тебя там?

Голос Тулла заставил Пизона вздрогнуть. Он повернулся, состроив

свою лучшую гримасу. — Подбирать собачье дерьмо – грязная работа, господин, но это лучше, чем стоять в нем.

— Хуже всего ночью, господин, босиком, — вовремя добавил

Метилий.

— Скилакс гадит, где ему вздумается, — понимающим тоном сказал

Тулл. Скилакс – так звали щенка, которого он спас вместе с Артио. Теперь

питомец Артио, Скилакс жил в гостинице Сироны. Каждый легионер в

когорте знал и любил это животное. — К когтям прилипает что-то ужасное, а?

— Да, господин, — согласились Пизон и Метилий.

Кивнув, Тулл оставил их наедине.

Пизон судорожно вздохнул.

— Мы еще можем передумать, — прошипел Метилий ему на ухо. —

Не будет никаких издевательств. Мы с тобой единственные, кто знает.

Пизон на мгновение заколебался, но затем, представив самодовольное

лицо Туберона и гнев легата на Тулла и его мертвого товарища Вителлия, выпятил подбородок. — Оставайся, если хочешь. Я иду.

— Да пошел ты, Пизон, — прошептал Метилий. — Ты не сможешь

сделать это в одиночку.

— Правда? — Сбросив металлический ремень в пользу простого

кожаного, который не насторожит часовых звяканьем, Пизон подхватил

сверток с дерьмом. — Я вернусь позже, — объявил он другим своим

товарищам.

Любопытные взгляды следовали за ним, но Метилий – нет.

Разочарование охватило Пизона, когда он прошел пятьдесят, а затем

сто шагов от их палатки. Метилий был проверенным соратником – он должен

был сопровождать Пизона, даже если тот с ним не соглашался.

— Ты тупой ублюдок, — прорычал Метилий, у его левого локтя.

Пизон в восторге развернулся. — Ты идешь?

164

— Один ты все испортишь.

Ухмыляясь, как сумасшедший, Пизон преодолел дюжину шагов, прежде чем суровая реальность снова обрушилась на него. — Если Туберон в

своей палатке, мы отказываемся от плана.

— Ясно.

— Мы уйдем если за палаткой кто-то будет

— Если кто-нибудь из часовых бросит на нас подозрительный взгляд, мы сдадимся.

Шансы на успех казались настолько ничтожными, что Пизон снова

заколебался. — Может быть…

К его удивлению, Метилий подтолкнул его. — Мы сделаем это. Ради

Тулла и Вителлия.

Пизон провел языком по пересохшему рту. Он прогуливался вдоль

задней части палатки Туберона, прижимая завернутое дерьмо к телу. Слева

от него была боковая стена большого шатра, составлявшего штаб лагеря.

Шагах в тридцати от него Метилий стоял на коленях и делал вид, что

завязывает сандалии у угла большой палатки; на самом деле он следил за

часовыми. По их расчетам, у Пизона было сто ударов сердца – теперь

восемьдесят пять – чтобы проникнуть внутрь незамеченным. Оказавшись

там, у него будет достаточно времени, чтобы завершить свою задачу, если он

будет считать свой пульс и появится, когда часовые пройдут мимо.

«Достаточно времени», — угрюмо подумал Пизон. Это чертово безумие.

Туберона там не было, но были все шансы быть обнаруженным слугой.

Нервы Пизона ослабели – и окрепли. «Теперь отступать нельзя», — решил

он.

Прежде чем его храбрость снова подвела его, Пизон огляделся. Не

увидев никого, кроме Метилия, он опустился на колени, приподнял нижнюю

часть палатки и заглянул внутрь. Он выбрал прихожую, возможно, рядом с

обеденной зоной. На столах стояли чистые тарелки, чаши и столовые

приборы. В ряд стояли богато украшенные бронзовые подсвечники с

львиными лапами. В поле зрения никого не было, поэтому он положил свой

сверток внутрь и покатился за ним, позволив ткани упасть за собой.

Он уже вспотел, но изнуряющая жара палатки и ужас, вызванный тем, что он теперь будет предан суду, заставили его лоб покрыться свежей

испариной. «Успокойся», — сказал он себе, глубоко дыша. По его несколько

сбитым расчетам, часовой должен был появиться в любое время. Двадцать

ударов сердца спустя размеренная поступь и шорох кольчуги подтвердили

правильность его теории. «Я внутри», — подумал Пизон. Проснувшееся

любопытство заставило его подкрасться к перегородке, отделявшей эту

комнату от соседней.

165

Также пустая, но освещенная мерцающими масляными лампами, это

была столовая. Роскошные ложа были расставлены обычным образом. Столы

и стулья превосходящие все, что видел Пизон, предлагали более простые

способы посидеть и поесть. Низко пригнувшись, со свертком в руке, он

прокрался внутрь. Было два выхода; из-за одного он слышал голоса. В панике

он направился к другому выходу. Отодвинув перегородку на ширину пальца, он заглянул в следующую комнату. Надежда всколыхнулась у него в груди.

Похоже, это была гостиная или уголок для отдыха; был шанс, что она вела в

спальню Туберона.

У Пизона не было другого выбора, кроме как попробовать. Он на

цыпочках прокрался внутрь, мимо обитых подушками кресел и

раскрашенной статуи изящной полуобнаженной Дианы, к перегородке в

дальней «стене». Удача продолжала сопутствовать ему – в соседней комнате

тоже никого не было, но деревянные сундуки свидетельствовали о том, что

он добрался до личных покоев Туберона. Его надежды подтвердились, когда

он поднял крышку одного из них и обнаружил внутри прекрасные туники и

нижнее белье. Со вспышкой вдохновения он намазал вонючий кусок на

одежду. Это было так забавно, что он проделал то же самое с содержимым

второго сундука, завернув дерьмо в складки чистой тоги.

Полный новой уверенности, он направился в другую комнату, с

радостью обнаружив, что это была спальня Туберона. В ней доминировала

массивная деревянная кровать, было больше мебели, чем во всем доме

родителей Пизона, и вся она была красивой и дорогой. Пропасть, отделяющая его от Туберона, никогда еще не была так очевидна, и Пизона

терзала горечь. Метилий был прав. Он и его товарищи прожили всю свою

жизнь внизу социальной лестницы, а Туберон и ему подобные жили в

роскоши наверху.

С яростной целеустремленностью Пизон размазал дерьмо по

простыням Туберона, с большой осторожностью возвращая украшенное

покрывало на место. Пизон приберег свою лучшую идею напоследок.

Надеясь, что первым войдет Туберон, а не слуга, он разложил последние

куски дерьма в ряд поперек порога. Задача выполнена, пора уходить. Где

находился часовой, Пизон понятия не имел – он давно забыл свой

мысленный счет до ста.

Он добрался до столовой, прежде чем вмешалась Фортуна, хихикая про

себя. Слуга, переговариваясь через плечо с коллегой, вошел в палату в то же

время, но от входа напротив. В ужасе Пизон упал на четвереньки и заполз

под стол. Он смотрел, затаив дыхание, как слуга обошел край, так близко, что

Пизон мог бы протянуть руку и коснуться его.

166

— Вернись сюда – ты мне нужен! — раздался голос в помещении, которое, как предположил Пизон, было кухней.

— Иду, иду, — проворчал слуга за столом. Он фыркнул. — У Туберона

новая собака?

— Не видел ни одной. С чего бы?

— Пахнет так, как будто здесь кто-то насрал.

Когда слуга исчез там, откуда пришел, Пизон подавил смешок. Если в

этой комнате стоит ужасный запах, то в спальне Туберона было во много раз

хуже, и это все до того, как этот придурок наступит в дерьмо в дверном

проеме.

Как только Пизону удалось незаметно выскользнуть из шатра

Туберона, ему больше всего хотелось на поблизости. — Услышать реакцию

легата, когда он наткнется на дерьмо Макулы или найдет испорченные

простыни, стоит месячного жалования, — ухмыляясь, сказал Пизон

Метилию. — Может быть, двух, — добавил его друг, фыркая от смеха.

Однако риск был слишком велик, чтобы задерживаться. Само их присутствие

в этом районе, когда они прогуливались вокруг шатра Туберона, могло

подвергнуть их опасности, и поэтому они неторопливо вернулись на

позицию своей центурии, посмеиваясь, представляя возмущенный ответ

легата. Допрошенная своими товарищами пара сдалась и рассказала свою

историю, но не раньше, чем взяла со всех клятву хранить тайну. Последовало

много веселья, и над ошеломленной Макулой был суетились больше, чем

когда-либо прежде.

В ту ночь Пизон спал как младенец. Разбуженный утренним сигналом

труб, он не сразу вспомнил, что они натворили. У него вырвался смешок.

Метилий открыл глаза. — Что?

— Надеюсь, у Туберона были запасные простыни, — прошептал

Пизон.

Они оба разразились смехом.

— Вылезайте из-под одеял, вы, черви! — Посох Фенестелы натянул

над их головами полог палатки. Он просунул голову внутрь и свирепо

посмотрел на них. — Что тут, мать вашу, смешного?

— Ничего, командир. — Пизон выбрался из палатки, за ним Метилий и

остальные легионеры.

— Не лги мне, Пизон. Вы хихикали, как двое детей. — Фенестела

ткнул его в грудь концом посоха. — В чем шутка?

В панике, без готовой лжи, Пизон замахал руками. — Э-э, мы…

— Мы говорили о визите Кальва в бордель, когда вернемся в Ветеру, командир, — сказал Метилий, повышая голос, чтобы его услышали.

167

Кальв покраснел, когда на него нахлынула волна комментариев о том, как он не сможет справится с работой, закончит, даже не успев раздеться, или

подхватить оспу.

Губы Фенестелы дрогнули; он подозрительно посмотрел на Пизона, прежде чем отправиться будить остальную часть центурии.

— Ты хочешь, чтобы нас поймали? — прошипел Метилий.

— Конечно нет, — возразил Пизон, смущенный и рассерженный.

— Тогда держи ложь на кончике языка.

Вскоре после утренней трапезы по палаткам пронеслись новости о том, что Туберон жаждет крови. Пизон знал, что его шалость грозит суровым

наказанием, но отодвинул свои опасения на задний план. Теперь реальная

серьезность того, что могло случиться, дошла до него. Нервничая, они с

Метилием ничего не могли сделать, кроме как опустить голову и надеяться, что непопулярность легата означает, что даже если у кого-то возникнут

подозрения о том, кто несет за это ответственность, они ничего не скажут.

Вскоре прибыл официальный посыльный. Как только он ушел, Тулл

приказал легионерам выстроиться перед их палатками. — Похоже, вчера

вечером в палатку нашего легата пробрался какой-то подлец и разбросал по

его спальни собачье дерьмо, — объявил он. — Оно было в постели Туберона, завернуто в его одежду – повсюду.

С огромным усилием Пизон сдержался. Несколько товарищей издали

тихие хриплые звуки, но они быстро затихли. Смех сейчас навлек бы гнев

Тулла.

— Туберон в ярости. Раскален добела! Каждому центуриону в легионе

поручено выяснить, ответственен ли кто-нибудь из его людей за это

отвратительное преступление. — Взгляд Тулла впивался в глаза каждого

солдата, мимо которого он проходил. — Если кто-то может пролить свет на

это дело, пусть выйдет вперед.

Никто не пошевелился и тем более не нарушил рядов, чтобы признать

свою вину.

Теперь Пизон по-настоящему забеспокоился. Каким дураком он был.

Его опрометчивое поведение все еще могло привести к тому, что его шея

окажется под клинком палача.

Медленно и осторожно Тулл во второй раз прошел вдоль шеренги

солдат.

Страх Пизон возрастал, по мере его приближения. К тому времени, как

Тулл достиг его и Метилия, его сердце колотилось, как у пойманной птицы.

Лицо Пизона ничего не выражало, он сосредоточенно смотрел куда-то вдаль.

К его большому облегчению, Тулл прошел мимо, не останавливаясь.

168

— Я горжусь тем, что никто из вас не участвовал в этом. — Снятие

витиса Тулла с одной из его поножей было острым напоминанием о его силе.

— Давай забудем об этом – есть дела поважнее. Приготовьтесь. Германик

ведет армию навстречу Арминию. Мы выступаем в течение часа.

Волнение охватило легионеров. Все спешили надеть калиги и собрать

пожитки. Мужчины перебирали груды снаряжения, находя свои доспехи и

мечи. Не решаясь обсуждать события с Метилием – это можно сделать

позже, когда Тулла не будет рядом, – Пизон занялся подготовкой своего

снаряжения.

— Вы недавно видели Макулу?

Пизон подпрыгнул. Он не слышал, как подошел Тулл. — Макулу, господин? — Желудок Пизона аккуратно сжался, когда он огляделся. — Нет.

— Мой слуга отвел ее к погонщику мулов в обоз, — тихо сказал Тулл.

— Тем, у кого есть собаки, лучше пока их не выводить, а?

«Он знает, — подумал Пизон с нарастающей паникой, — о боги, он

знает». — Да, господин, — сказал Пизон, огорченный тем, что не предвидел, что всех таких людей могут допросить.

— Макула может вернуться, когда все пройдет.

— Как скажете, господин

— Делать то, что ты сделал, было чертовски опасно, но ты молодец.

Все еще неуверенный в том, признавать свою вину безопасно, Пизон

сделал невинное лицо. — Что делать, господин?

— Не скромничай, личинка! Пробраться в палатку Туберона с кучей

дерьма Макулы. Я и сам не смог бы придумать лучшего плана.

Колени Пизона чуть не подогнулись. Тулл знал – он был доволен! – и

он не собирался сдавать его Туберону.

Но Тулл еще не закончил. Он сильно ткнул Пизона в грудь. — Никогда

больше не делай таких глупостей.

— Да, господин, — пробормотал Пизон, и его мгновенный восторг

рассеялся.

— Ты слишком хороший солдат, чтобы я мог проиграть. Как и

Метилий. — Тулл ухмыльнулся. — О да, я знаю, что он был с тобой. Вы двое

дружны, как воры, и Фенестела слышал, как вы смеялись сегодня утром.

Пизон шаркал ногами и надеялся, что наказание, задуманное Туллом, не будет слишком суровым.

— Я этого не забуду.

У Пизона отвисла челюсть.

— На что ты таращишься? — проревел Тулл, снова став центурионом.

— Германик хочет, чтобы ты был готов к бою! Иди, или ты почувствуешь

мой витис на своей спине.

169

Пизон скрыл ухмылку и поспешил подчиниться. Они сделали это, и

реакция Тулла стоила того.

Глава XXV

Рассвет принес с собой еще одно ясное небо. На восточном горизонте

солнца еще не было видно, но температура начала повышаться. Это будет

еще один знойный день, как те два, что прошли после победы римлян при

Идиставизо. В нескольких милях к востоку от поля боя Арминий сидел рядом

со своей палаткой на толстом упавшем стволе дерева. Вытянув перед собой

левую ногу, он смотрел, как целитель снимает повязку с его икры.

Страх защекотал позвоночник Арминия, когда ткань, жесткая от

запекшейся крови, понемногу разматывалась. Он закрыл глаза, больше не

желая смотреть. Повязка была наложена после битвы – он был слишком

занят, пытаясь сохранить свой альянс, чтобы следить за раной. Он был

убежден, что этим летом Германика еще можно победить – им нужна была

только подходящая местность. Несмотря ни на что, Мело нашел идеальное

место в нескольких милях отсюда. Воодушевленный, Арминий всю

применил немалую харизму к вождям. В результате в огромном лагере

остались тысячи воинов, жаждущих отомстить римлянам.

Его нога пульсировала от боли, и внезапно занервничав, Арминий

снова открыл глаза. Заплатит ли он ужасную цену за задержку осмотра

целителя? Хотя запаха не было и боль была терпимой, порез все еще мог

гноиться. За эти годы он видел, как бесчисленное количество людей заболело

и умерло от более мелких ран, чем его. Сначала они воспалились. Затем

следовали гнойные выделения и распространение покраснения вверх по

конечности. Затем лихорадка, сильный дискомфорт и гангрена.

«Боги, — взмолился Арминий, — не дайте мне так умереть». Иглы

боли вонзились ему в ногу, когда пришлось снимать последний слой. — Ну?

— потребовал он ответа.

Вместо ответа целитель, любезный марс, годившийся ему в отцы, поднес к ноздрям засохшие полосы ткани и глубоко вдохнул.

Арминий предполагал худшее. — Все плохо?

Целитель взглянул на Мело, стоявшего рядом с Арминием. — Он

всегда такой упрямый?

— Да, большую часть времени, — усмехнулся Мело.

Раздраженный, Арминий наклонился вперед, чтобы изучить свою рану, неглубокий порез, идущий по икре сбоку. Его края были темно-красными, но

ткани дальше были нормального цвета. Из пореза сочилась кровянистая

жидкость, но гноя не было видно. Облегчение наполнило его. — Все не так

плохо!

170

— Во всяком случае, пока нет, — сухо ответил целитель. Он ударил

Арминия по пальцам. — Не трогай!

Арминий сдержал свой гнев. Целителей было слишком мало, чтобы

справиться с огромным количеством раненых воинов, а этот человек

считался лучшим из всех.

Целитель провел кончиками пальцев по линии разреза. Он улыбнулся, когда Арминий зашипел от боли. — Ты чувствуешь. Хорошо. А здесь? — Он

нажимал на ткань на расстоянии трех пальцев дальше.

— Больно, но не так сильно.

— Здесь? — Целитель достиг задней части колена Арминия.

— Ничего. — Он изучал лицо целителя. — И это хорошо?

— Все идет хорошо, учитывая, что ты только и делал, что спал. Я бы

посоветовал тебе прилечь, когда это будет возможно.

— Это легче сказать, чем сделать, когда есть армия, которую нужно

собрать, и вожди, с которыми нужно встретиться, — возразил Арминий. —

Сколько времени потребуется, чтобы все зажило?

— В полной мере? Месяц. Десять дней до того, как перестанет

кровоточить, если ты не будешь слишком много использовать конечность.

Арминий саркастически фыркнул. — Я знал, что ты скажешь что-нибудь в этом роде. Боюсь, Германик не станет ждать.

Фыркая, целитель порылся в своей корзине. Открыв баночку с остро

пахнущей мазью, он нанес тонкий слой на порез. — Делай то, что должен, но

пойми, что чем больше часов ты проводишь стоя, тем больше вероятность

кровотечения и заражения.

— Я буду верхом на своей лошади.

Целитель бросил на него презрительный взгляд. — Это почти одно и то

же, и ты это знаешь. Что касается боя, ну…

— Я благодарен за твое лечение, старик, но отдыхать я могу не больше, чем летать, как птица. Армия Германика уже близко. Приближается еще одна

битва, и я должен быть там, чтобы возглавить племена. Если я не… —

Арминий остановился, не желая озвучивать растущее в его сердце

беспокойство, что его воины, разгромленные два дня назад, могут не

победить, когда армии снова сойдутся. — Обработай рану, как можешь, и

пусть боги сделают все остальное.

Поворчав еще немного, целитель наложил свежую повязку. — Этого

хватит на день – если ты отдохнешь. Если ты этого не сделаешь, они вам

пригодятся. — Он вручил Мело три рулона ткани и небольшой горшочек с

мазью. — Ты знаешь, что делать?

— Да, я перевязал несколько ран, — сказал Мело.

171

Колени целителя хрустнули, когда он встал. — Тогда моя работа

сделана.

— Позволь мне заплатить тебе, — сказал Арминий, потянувшись за

своим кошелем.

— Победа над Германиком – вот и вся награда, что мне нужна. — Боль

исказила лицо целителя.

— Ты потерял семью в прошлом году? — спросил Арминий. Страдания

племени марсов, когда легионы вошли на их территорию, были ужасны.

— Жену. Тридцать два лета мы были вместе.

— Мою жену тоже забрали, — сказал Арминий, его охватили мрачные

воспоминания. — Она не умерла, но я никогда больше ее не увижу.

— Я слышал, что сделали римляне. Это было жестоко. — Глаза

целителя, мокрые от непролитых слез, встретились с глазами Арминия. —

Обещай, что сокрушишь Германика и его легионы.

Растроганный, Арминий кивнул. — Я сделаю все, что в моих силах.

— Человек не может просить большего, — сказал целитель, ковыляя

прочь.

— Он бы сражался, если бы мог, — заметил Арминий.

— Месть – сильное чувство, — сказал Мело. — Оно поддерживает

тебя.

Арминий видел лицо Туснельды совсем близко от своего, ее губы, поднятые для поцелуя. Он моргнул, прогоняя болезненный образ, и был

благодарен Мело за то, что тот сжал его плечо.

— Я могу только представить, как тебе тяжело. Мне повезло, что у

меня нет ни жены, ни детей.

— Ты должен хотеть сына, — сказал Арминий, пытаясь поднять

настроение. — Я вижу, как маленький Мело носится повсюду, создавая хаос, куда бы он ни пошел.

— Возможно, однажды. Давай сначала выиграем битву, а?

— Да. — Арминий чертил веткой на земле линии, зарисовывая рельеф

земли вокруг их массивного земляного вала, прозванного его воинами

«ангриварской стеной» из-за ее расположения на земле этого племени. Все

еще строящийся на земле, обнаруженной Мело, он будет готов к следующему

дню. С рекой и болотом с одной стороны и лесом с другой оборона давала

его воинам значительное преимущество в высоте над наступающими

римлянами. — Сначала мы обсудим мой план, а потом поговорим с вождями.

Полдень – солнечный и жаркий – наступил на следующий день, прежде

чем армия Германика развернулась. Узнав от своих разведчиков о позиции

сил Арминия, он не мог упустить возможность сразиться и одержать еще

одну победу над племенами. Разведчики Арминия несколько часов назад

172

принесли новости о марширующих в их направлении легионах. В

безопасности и в тени деревьев, росших по одну сторону поля битвы, он

ждал прибытия врага, а затем подготовки легионов к бою. Это был долгий, но знакомый процесс, в котором он много раз участвовал во время службы

империи.

Сначала пришли вспомогательные войска, смесь лучников, пращников

и пехоты. Легионы образовали следующий ряд, сегодня четыре, а с ними

Германик и его когорты преторианцев. Еще четыре легиона составляли

третью шеренгу. Группы кавалерии прикрывали фланги. Это была огромная

армия, превосходившая по численности уменьшенные силы Арминия по

крайней мере на десять тысяч человек. Это не проблема, убеждал он себя.

Окруженные болотистой местностью и густым лесом, их путь преграждал

земляной вал перед ними, римляне с трудом смогут вовлечь в бой только

около трети своих сил.

Мело подошел к нему. — Мы можем это сделать?

— Всегда прямолинеен, — цинично сказал Арминий.

Мело пожал плечами. — Я не вижу смысла быть другим.

— Мы сможем это сделать, если все пойдет по плану, да.

— Изгнание врага с поля боя – лучшее, на что мы можем надеяться.

Нет никаких шансов уничтожить восемь легионов. Если бы это должно было

случиться, мы бы уже добились успеха.

Арминий усвоил суровую правду слов Мело. — Возможно, но разбей

нос Германику сегодня, и его кампания закончится. Его линии снабжения не

могут быть протянуты дальше. Когда его силы разделятся, мы сможем

преследовать их всю дорогу до дома. Рано или поздно Рим поймет, что его

легионы будут получать одинаковый прием каждый раз, когда они пересекут

Ренус.

— Это будет сложно. — Взгляд Мело был прикован к огромной

вражеской армии.

— Жизнь не должна быть легкой. — Арминий ударил Мело по руке.

Веселое фырканье. — Наверное, нет.

— Помнишь свою задачу?

— Ты считаешь меня слабоумным? — Мело смягчился перед хмурым

взглядом Арминия. — Я остаюсь здесь. Моя кавалерия должна нанести удар

во фланг противнику, который будет продвигается к твоей позиции у

земляных валов. Мои воины сформируют вторую волну, чтобы атаковать, когда я выберу подходящий момент. — Мело склонил голову, глядя на

Арминия. — Но основная тяжесть атаки легионов ляжет на твоих людей.

— Пусть приходят. Мы будем готовы. — Несмотря на резковатый тон, Арминий не мог избавиться от сомнений. Он подавлял их, как мог. Все было

173

готово, и обе армии были на месте. Скоро начнется битва. Оставалось лишь

вознести последнюю молитву Донару и довериться его воинам.

Пульсирующая боль отдавалась в раненой ноге Арминия, когда он

ковылял к краю вала. Ощущение липкости в сапоге подсказало ему, что

кровотечение началось снова. Воодушевленный усилиями своих воинов –

земля внизу была усеяна убитыми и ранеными римлянами – он не обратил

внимания ни на то, ни на другое. Бои продолжались уже некоторое время –

может быть, час – и за это время римляне предприняли две массированные

атаки на земляные укрепления. Обе были решительно отброшены назад, и

теперь противник отступил на небольшое расстояние, чтобы отдохнуть и

перегруппироваться. Облака пыли поднялись, когда свежие части двинулись

вперед. Всадники скакали взад и вперед, разнося приказы.

Воины с Арминием, представляющие смесь ангривариев и его

собственных херусков, были в приподнятом настроении. Большое количество

воинов использовало затишье как возможность спрыгнуть с крепостного вала

и снять с мертвых легионеров и ауксилариев их кольчуги, мехи с водой и

ценные вещи. Следуя его указаниям, они оставляли раненого врага живым.

— Даже римляне не любят топтать своих товарищей, — объявил Арминий

под хор смеха.

— Принесите все неповрежденные копья, — крикнул он. — Дротики и

щиты тоже.

Ближайшие воины ухмыльнулись и помахали в знак подтверждения.

Прищурившись от яркого света, Арминий посмотрел направо, на узкое

пространство между концом земляного вала и болотистой почвой. За

несколько дней до битвы он приказал построить вал глубоко в болоте, но

выбранные им воины отказались от этого как от плохой работы.

Измученный, пытающийся сделать дюжину дел одновременно, Арминий

ничего не знал, пока не стало слишком поздно. Лучшее, что он смог сделать, это поручить Малловенду и его лучшим воинам защиту слабого места.

Неудивительно, что зоркий римлянин заметил брешь. Проницательный, как лис, Германик отправил четыре когорты в пробную атаку, когда началось

сражение. Благодаря длительному жаркому периоду болото затвердело, обеспечив твердую поверхность для боя. Завязалась ожесточенная борьба, и, несмотря на все усилия воинов, они были отброшены шаг за шагом.

Предупрежденный посланником о ситуации, Арминий отправил половину

своих резервов на помощь Малловенду. Пять сотен воинов-херусков на

время закрыли брешь, но даже они начали поддаваться. Если бы остальная

часть римской линии не была отброшена назад, размышлял Арминий, четыре

когорты окружили бы его правый фланг. Как бы то ни было, им пришлось

уйти, иначе они бы оказались в изоляции.

174

Как только сражение возобновится, они вернутся, уверенные, как

оскорбленная женщина, жаждущая мести. Арминий снова задумался, не

следует ли ему командовать из слабого места, но это было невозможно.

Самое важное место было здесь, в центре. Малловенд сделает все, что в его

силах, и расширение вала с помощью сложенных штабелями римских трупов

станет жестоким сдерживающим фактором для атакующих легионеров.

Внимание Арминия переключилось на его левый фланг и деревья, скрывающие Мело и его войска. Облака пыли и расстояние между их

позициями означали, что будет трудно понять, что происходит во время боя.

Перерыв в боевых действиях выявил большое количество убитых: по

отблескам солнечных лучей на доспехах Арминий определил, что

большинство из них были римлянами. «Мело сыграл свою роль», — с

удовлетворением подумал он. Если дело будет продолжаться в том же духе, битву можно будет выиграть.

Он закрыл глаза и помолился. «Спасибо за твою помощь, великий

Донар. Оставайся с нами». Раскат отдаленного грома свидетельствовал о том, что бог наблюдает. Арминий воспрянул духом.

Крики офицеров доносились с вражеских позиций. Калиги топтали

землю. Поднялась пыль, когорты двинулись. Кавалерийские части начали

разворачиваться на правом фланге римлян.

— Они идут, — крикнул Арминий воинам под валом. — Вернитесь

сюда!

— Еще есть время, — отозвался дородный воин с закрученными

татуировками на груди.

Короткий жужжащий звук, похожий на рой разъяренных пчел, заполнил уши Арминия. Он раздался снова и еще раз. Озадаченный, он

уставился на римские позиции. Мужчины, одетые в простые туники, без

доспехов, выстраивались перед легионами. Раскаленный воздух наполнился

еще более пронзительным жужжанием. Два удара сердца спустя мягкие

удары о землю под земляным валом возвестили о прибытии снарядов.

Осознание пришло, и Арминий взревел — Пращники! Вражеские пращники!

Вернитесь сюда, СЕЙЧАС ЖЕ!

Дородный воин все еще улыбался, когда камень из пращи попал ему в

голову сбоку. Слабое выражение удивления отразилось на его лице, когда он

умер, не успев упасть.

Это был удачный удар – пращники все еще находились в пределах

досягаемости, – но оставшиеся воины с готовностью карабкались вверх по

крепостному валу. Арминий приказал всем отступить на тридцать шагов.

Вскоре образовалась стена из несоответствующих друг другу шестиугольных

племенных щитов и изогнутых римских, обращенных вперед и вверх.

175

Последовали новые гудящие звуки и удары камней. Когда пращники вошли в

ритм, залп стал непрерывным, звучащим как сильный град, бьющий по

крыше казармы. Арминий был благодарен за свой щит; смерть здоровенного

воина была случайностью, но свинцовые снаряды размером с куриное яйцо

были смертельны. Однако, благодаря стене щитов, жертв было немного.

— Пусть стреляют в свое удовольствие, — заявил коренастый юноша.

Он взглянул на Арминия. — Это лучшее, что могут сделать римляне?

Арминий посмотрел сквозь брешь в щитах. Позади пращников он мог

видеть легионеров, тянущих вперед большие деревянные рамы. — Эти залпы

были только началом, — прохрипел он.

— Началом? — спросил юноша.

— Следующим будет обстрел тяжелой артиллерией.

Ухмылка юноши исчезла, и наступило недовольное молчание.

Издалека Арминий услышал знакомый звук вращающихся торсионов.

Он никогда не представлял себе, что окажется под прицелом смертоносных

машин легионов. Если ему не изменяет память, в каждом легионе было

пятьдесят пять баллист. Кислота попала ему в горло. — Готовьтесь! —

воскликнул он.

Глава XXVI

Тулл был несчастлив с первого момента, как двинулся со своими

людьми на болотистую и окаймленную лесом равнину. Это было слишком

похоже на то место, где Арминий устроил засаду легионам Вара, и было

ясно, какую тактику применит лидер херусков. Это другой день, сказал себе

Тулл. Отдельный бой. Германик превосходит Вара как полководец и лидер, и

его огромная армия превосходит численностью вражеские силы, которые уже

потеряли тысячи человек. Это осознание успокаивало нервы Тулла, но он

оставался на взводе.

Прошло больше часа, а армия Германика все еще пеклась на палящем

солнце. На вражеские позиции было предпринято две атаки. Сражение пошло

не по пути римлян; по правде говоря, большинству вспомогательных войск и

легионеров пришлось хуже всего. Попытка добраться до врага, стоящего на

валу, который построили люди Арминия – выше человеческого роста – была

безумно трудной, и все же дух оставался бодрым. Германик позаботился о

том, чтобы все узнали о четырех когортах, которые проложили путь через

болотистую землю слева от земляных валов. Это слабое место будет

использовано в следующей атаке, после того как пращники и артиллерия

ослабят противника. Германик также приказал своим преторианским

когортам и четырем легионам вступить в бой. Тулла снова охватило

безумное волнение.

176

— Сегодня наш день. Наш! Я чувствую это нутром, — сказал он своим

солдатам.

— Как мы собираемся взобраться на вражеский вал, господин? —

спросил Кальв.

«Этот вопрос был в умах большинства», — подумал Тулл. Он взглянул

на Пизона. — Помнишь тот ствол дерева в лесу?

— Да, господин. — Пизон никогда этого не забудет. Это было на

третий день, когда резня была почти завершена. Забрызганные грязью и

кровью, измученные и близкие к тому, чтобы сдаться, он и его товарищи

следовали за Туллом, потому что… ну, потому что он был Туллом и не давал

им покоя. Казалось, что конец близок, когда перед ними рухнул массивный

бук, перегородивший дорогу. Отовсюду доносились воодушевляющие

песнопения барритуса, когда сотни воинов готовились уничтожить их, а

затем откуда ни возьмись пришли безумные приказы Тулла. Каким-то

образом это сработало, переправив их на другую сторону.

— Скажи Кальву. Расскажи им все, — приказал Тулл со свирепой

ухмылкой.

— Мы создадим что-то вроде черепахи у вала, — сказал Пизон, гордый

тем, что его выбрали. — Это рост человека, так что двух рядов должно быть

достаточно, первый пригнувшись, второй на коленах. Остальные подбегут к

врагу по щитами. Все просто.

Его товарищам понравилось, как это звучит. — Умно, — сказал Кальв.

— Старый добрый Тулл, — заявил другой. — Я буду частью черепахи, —

сказал остряк из глубины рядов. Мужчины ухмыльнулись; другие смеялись.

— Я отправил приказ каждой когорте и другим легионам, — крикнул

Тулл. — Мы все будем сделаем то же самое. Гребаные дикари не узнают, что

их поразило!

Пизон и его товарищи ликовали, и когда вскоре после этого прозвучал

сигнал к наступлению, они с новым рвением двинулись к вражеским

позициям.

— Преторианцы рядом с нами, братья, — пробормотал Тулл, шагая

вдоль своей центурии. — Посмотрите на высокомерных придурков!

Уничижительные комментарии его людей наполнили воздух. — Они

все в сияющих доспехах и начищенных шлемах, сомневаюсь, что среди них

есть ветераны. Вы когда-нибудь использовали эти мечи в бою? Переплатили, высокомерные сыны шлюх!

Зная, что Тулл – примипил, сердитые преторианцы не осмеливались

отвечать на насмешки, пока он не отошел за пределы слышимости.

Перебранка с преторианцами занимала его легионеров большую часть

пути до вражеского вала. После этого воцарилась мрачная тишина, поскольку

177

на земле лежали мертвые и умирающие римляне. Это была знакомая сцена, но опустошающая своей дикостью. Мольбы о помощи, просьбы о воде, и

другие жалобные вопли заполнили уши Тулла. Потревоженные прибытием

его людей, тучи мух поднялись из зияющих ран, вытаращенных глазных

яблок и блестящих петель кишок. Безошибочные в своей способности

распознавать падаль, десятки канюков кружили над головой.

— Мама, — простонал ауксиларий с копьем в животе. — Мама. —

Легионер с пустым лицом сидел, баюкая окровавленную правую руку, на

которой не хватало кисти. — Горячие сосиски, четыре за порцию, — сказал

он. Медленные потоки крови из дикой раны мужчины показали, что он скоро

умрет. — Горячие сосиски, четыре за порцию. Горячие сосиски, четыре за

порцию. — Слова крутились в голове Тулла.

Сотня шагов, и германские воины, стоявшие на вершине вала, закричали во все горло. ХУУУУУУММММММ! ХУУУУУУММММММ!

Копья, брошенные сильнейшими воинами, взлетели высоко в воздух и

вонзились в массу наступающих легионеров и преторианцев. Разносились

слабые крики; никого из раненых поблизости не было. «Это быстро

изменится», — подумал Тулл. — Поднять щиты, — проревел он. —

Двигайтесь, братья!

Шестьдесят шагов, и вражеские копья посыпались дождем. Тонкие и

толстые, листовидные и почти треугольные, они пробивали щиты

легионеров. Время от времени что-нибудь проскальзывало через брешь.

Последовали крики и проклятия, но большинство из них было отражено

доспехами мужчин внизу. Тулл оставался спокойным. Обстрел германцев

уже заканчивался. У подножия вала будет передышка, возможность для тех, у кого целые щиты, передать их солдатам впереди. Могла представиться

возможность вытащить копья.

Тридцать шагов, и вражеский обстрел прекратился. Обнаженные

берсерки рыскали взад и вперед, били себя в грудь и выкрикивали

оскорбления в адрес римлян. Один повернулся к легионерам спиной, пригнувшись и раздвинув ягодицы в крайнем презрительном жесте. Рев

грубого смеха поднялся от его товарищей. Барритус достиг нового пика.

ХУУУУУУММММММ! ХУУУУУУММММММ!

— Пусть поют, братья, — крикнул Тулл. — Нам, черт возьми, все

равно, не так ли?

— ДАААААА! — заревели ближайшие мужчины.

— Пилумы к бою. Цельтесь выше, — приказал Тулл. — Бросай!

Его вспотевшие люди отвели правые руки назад и бросили. Более

неравномерный, чем на плацу, залп повредил множество вражеских щитов.

Судя по крикам, некоторые из воинов получили ранения или погибли.

178

Замедлившись, Тулл повторил свои предыдущие приказы. — У

основания вала солдаты в первой шеренге двинутся вперед. Работайте

вчетвером. Два человека из каждой группы должны встать у земляных валов

со щитами над головами. Следующая пара встанет на колени сзади, прижав

щиты к щитам солдат впереди. Передайте дальше!

— Да, господин! Так точно, господин! Мы готовы, господин!

— Как только «пандусы» будут готовы, солдаты второй шеренги