Оружие Кроноса

Глава 10

Не стану уверять, что оружие Кроноса меня совсем не заинтересовало. Те два заклинания, что у меня были, я проверил, они оказались работающими. Это я уже говорил. Но меня гораздо больше беспокоило не то, что я не имею этого оружия в своём распоряжении, а то, что его имеет кто-то другой, мне неизвестный, и в любой момент может его применить. Бессмертие — приятное свойство, и очень не хочется его лишиться.

Я выяснил о пифагорейцах всё, что смог. К сожалению, это была очень скудная информация. По всему выходило, что они напрочь исчезли с лица земли задолго до смерти Зевса. Якобы последние из них примкнули к сторонникам Платона, того самого, дружба с которым для Сократа оказалась дешевле истины. Отыскать прячущихся пифагорейцев мне так и не удалось. То ли они хорошо прятались, то ли я плохо искал, не берусь судить.

В конце концов, я решил, что глупо проводить бесконечную жизнь в безрезультатных поисках, и выбросил оружие Кроноса из головы. Ведь пока я занимался пифагорейцами, в Англии происходило чёрт знает что, да простит меня Саурон за это выражение. Кончилось всё тем, что остров был оккупирован норманнами, а законный король Гарольд — убит. Я же об этом узнал только через несколько лет, поскольку пребывал в Византии, куда меня привели мои поиски. Всё время мне казалось, что я вот-вот нападу на след, но выяснилось, что это не более, чем иллюзия и самовнушение.

Обидным было то, что норманнам, которых возглавлял герцог Вильгельм, никто из богов не помогал. Они действовали сами, то есть, я бы легко отбил их атаку. Мог я их выгнать из Англии и потом, но это уже не имело смысла. Норманны очень быстро буквально вросли в английскую жизнь, да и король Вильгельм оказался толковым монархом, так что я решил не вмешиваться.

Теперь, забыв о Кроносе и пифагорейцах, я просто наслаждался жизнью. Если стране грозила опасность, я незаметно оказывал помощь. Иногда, заскучав, записывался в армию, и в качестве простого солдата путешествовал по миру. Бессмертному ведь война не опасна, а в большой компании — веселее.

Иногда встречался с Морганой, мы даже пробовали пару раз позаниматься любовью, но, увы, удовольствия эти наши попытки не доставили ни мне, ни ей. Одному из нас требовалось на время акта любви отказаться от божественности, стать трёхмерным, а это рискованно. Понимаете, когда ты привык к собственной неуязвимости, даже кратковременный отказ от неё, даже одна мысль, что ты вот прямо сейчас можешь вдруг умереть, напрочь лишает уверенности в себе. Какая уж при этом любовь? Вся мужская сила блокирована страхом. О том, чтобы она сбросила божественность, и речи быть не могло, Моргана так сразу и сказала. Ума не приложу, как этот вопрос решают Яхве и Мария.

Вижу, вам это неинтересно. Действительно, кого волнует чужое горе? Тогда перейдём к эпизоду, который непосредственно касается оружия Кроноса, хотя поначалу эта связь не просматривалась. Наслаждаясь жизнью в Британии, я обычно выдавал себя за потомка какого-нибудь покойного герцога. Третий сын третьего сына. Необязательно именно так, но что-то наподобие. Титула нет и не предвидится, но — благородных кровей, а значит, вхож в аристократические дома. На всякий случай я всегда внимательно просматривал «Готский альманах», чтобы не ошибиться.

И вот как-то раз в Лондоне вновь появляется сэр Мерлин, ваш покорный слуга. Разумеется, все знают, что меня зовут Мерлин, но никому и в голову не приходит, что я — тот самый Мерлин. Перед этим я лет тридцать прожил в других местах, дабы лондонский свет успел позабыть прежнего сэра Мерлина, и ни в коем случае не узнал его в новом. Я хожу, со всеми знакомлюсь, все ахают, когда я рассказываю, что служил в колониальных войсках, а я там действительно служил, и вдруг разговор заходит о рыцарях.

Разговор общего плана, никого ни к чему не обязывающий. Кто-то говорит, что после Круглого Стола настоящих рыцарей уже и не было. Меня, как Мерлина, просят высказаться. Шутят они так. Я высказываюсь, что мне, трудно, что ли? Разговор мгновенно перескакивает на другую тему, и я отхожу от этой компании. Но замечаю, что за мной последовала одна леди. Я на неё ещё раньше обратил внимание. Очень уж она умна, почти как Моргана. И это она ещё пытается свой ум скрывать, дабы среди прочих леди не особо выделяться. Я к ней поворачиваюсь, намереваясь спросить, чего же ей угодно, но она меня опережает.

— Сэр Мерлин, я бы хотела переговорить с вами наедине, — шепчет мне она. — Не волнуйтесь о моей репутации, я слыву настолько эксцентричной особой, что мне уже ничего не повредит.

Заходим мы с ней в какую-то уединённую комнатушку, а во дворцах тогдашней аристократии таких помещений имелось немало, специально, дабы пара гостей могла избежать посторонних глаз, но, думается мне, использовали их обычно совсем иначе, нежели мы с той леди. Первым делом она заявляет, что споёт мне песенку. И поёт. Голос у неё так себе, слух, в общем, тоже оставляет желать лучшего, но вежливый сэр Мерлин смиренно слушает, благо песня оказалась совсем коротенькой.

— На каком это языке? — интересуюсь я, поскольку ни слова не понял.

— Ах, это неважно, — отмахивается леди. — Лучше скажите, сколько вам лет?

— Увы, гораздо больше, чем хотелось бы, — отвечаю ей я, верный своему принципу всегда говорить только правду, и ничего, кроме правды.

— Отвечайте, пожалуйста, прямо, и без увёрток, — просит она.

Нет, не просит, а требует! И мои губы помимо моей воли озвучивают ответ:

— Примерно полторы тысячи, а может, и больше.

— Я так и подумала, — улыбается она. — Значит, вы бессмертный.

— Да, — киваю я, и понимаю, что вынужден её убить, у меня просто нет другого выхода.

— Вы не причините мне зла, — командует она, и я, уже собравшийся убивать, перестаю это делать. — Я наложила на вас заклятие покорности. Вы потом без труда его снимете, я знаю, что бессмертные это умеют. У меня к вам только один вопрос. Вы можете сделать бессмертной меня?

— Нет, — честно отвечаю я. — Богами могут стать только дети богов, и то не все. Божественность заключается в многомерности…

Внезапно оказывается, что эта леди очень хорошо разбирается в математике. Она всё понимает не хуже меня. Я вижу, что она очень расстроена, но помочь ей ничем не могу.

— Мне осталось жить совсем немного, — внезапно сообщает мне она. — Так что не трудитесь меня убивать, это бесполезный труд.

— Но вы же совсем не старуха, — возражаю я.

— Смерть моя последует не от старости, а от болезни — заявляет мне леди, и добавляет: — Я смогла вывести формулу универсального заклятия, способного управлять человеческой жизнью в очень широких пределах, но свою жизнь, как выяснилось, защитить не способна.

Она мне представилась, как леди Ада, графиня Лавлейс, в прошлом баронесса Кинг, урождённая Байрон. Дочь того самого Байрона. Я, проведший последние тридцать лет в неимоверной глуши, к своему стыду, понятия не имел ни о том самом Байроне, ни о любом другом Байроне, в чём мне пришлось признаться.

Тогда леди Ада рассказала мне, что её отец, известный поэт, очень дружил с некоторыми греческим эмигрантами в Англии, бывал и в самой Греции. Дочь никогда его не видела, но это уже их семейные проблемы, нам до них дела нет. И вот как-то к Аде явился какой-то грек и передал ей записки её отца, якобы по его просьбе. Грек сказал, что он пифагореец. Я, естественно, сразу же вспомнил о том, давнем своём несчастном знакомом, но ей ничего не сказал.

По её словам, в бумагах, которые ей достались в ранней юности, излагалось подробное описание универсального заклинания. Якобы поэт Байрон закладывал его в свои стихи, дабы заинтересовать читателя, и благодаря этому имел невообразимый успех. Ранее этим же заклинанием пользовался великий Шекспир, где и как он раздобыл формулу, она мне не сообщила. Ада, очень хорошо разбирающаяся в математике, смогла перевести невнятное описание на строгий язык алгоритмов. По её словам, это заклятие могло быть каким угодно. Например, приворотным. Она якобы воспользовалась им, дабы покорить сердце барона Кинга, впоследствии графа Лавлейса.

Само собой, заклинание направлено не на кого попало, а на человека с определённым именем. А точнее, на группу таких людей, по-русски их называют тёзками, если не ошибаюсь. Так что поэтам приходилось вставлять в свои поэмы несколько заинтересовывающих заклинаний, на каждое из распространённых в стране имён. Что поделать, иначе — никак.

Вы, наверно, обратили внимание, что я часто употребляю слово «якобы». Это потому, что через несколько лет, когда я стал выяснять, кем же была эта леди Ада на самом деле, все мне говорили, что она никогда не посещала тот дом. Да и взглянув на портрет графини Лавлейс, я не увидел сходства. Не знаю, как всё это объяснить. Но она отдала мне формулу заинтересовывающего заклятия, сопроводив просьбой. Я должен постоянно просматривать прессу в разделе объявлений, и если там появится просьба о встрече, подписанная «Король Артур», пойти на эту встречу и помочь этому самозванному королю. Я согласился.

На этом, полагаю, самое время закончить вторую часть моего рассказа. Саурону же напоминаю, что я очень люблю хороший кофе, и нечего ругаться на древних языках по этому поводу.

Пренебрегший просьбой не ругаться Сатана отправился куда-то заваривать кофе. Попытку Мерлина завести разговор о погоде немедленно пресекли. У всех имелись вопросы, но первой заговорила Ромуальдовна.

— Мерлин, вы сказали про леди Аду, что она очень умная, и совсем немного уступает Моргане. Но ведь Моргана, она же Вагиня, круглая дура!

— Вы оскорбили женщину, которую я люблю, — с достоинством отреагировал Мерлин.

— Ромуальдовна, да сдалась вам эта леди, не скажу на какую букву? — урезонил её Елубай. — Тут прозвучали вещи поважнее. Я вот чего не понял. Формула была у пифагорейцев. Байрон дружил с греками, среди них, надо полагать, были и обладатели формулы. Они с ним поделились. Но леди Ада получила формулу фактически не от отца, а от самих пифагорейцев. Зачем они это сделали?

— Вы меня спрашиваете? — удивился Мерлин. — Я могу только предполагать. Например, грек не знал, что он передаёт. В смысле, знал, что передаёт дочери записки её отца, а что в них содержится — понятия не имел. Это мог быть друг лорда Байрона, никак не связанный с пифагорейцами. Он, конечно, сказал леди Аде, что входит в их число, но она же не проверяла, да и не смогла бы.

— А зачем пифагоровцы раздавали свою формулу направо и налево? — поинтересовался Жора. — Хранили бы её, и молчали себе в тряпочку.

— Я думал, вы умнее, — вздохнул Мерлин.

— Сам дурак, — мгновенно, не задумываясь, отреагировала Ромуальдовна.

— Вот скажите, зачем, по-вашему, они отдали мне заклинание, убивающее Зевса?

— Мешал им Зевс, а вы могли применить против него оружие Кроноса. И у вас было такое желание. По крайней мере, они так думали, — предположил Елубай.

— Согласен с вами. А теперь представьте, что вам мешает жить, к примеру, некий Ахмед-паша. Он понимает по-английски и не чужд поэзии. При этом охраняют его так, что вплотную не подобраться. А тут появляется какой-то известный поэт, которого просто стыдно не знать. Известность обеспечивается, как вы выражаетесь, заманухой, а помимо этого, в тексте содержится заклятие, убивающее всех, кого зовут Ахмед-паша. Однако сами пифагорейцы поэты слабенькие, вот им и приходится ради Греции заводить дружбу с Байроном да Шекспиром. Это не так просто, вы же не забывайте, что гении — люди, как правило, в общении достаточно неприятные.

— Всё ты уже продумал, — похвалил Мерлина Сатана, появившийся с очередной чашечкой кофе.

— У меня было для этого на сто пятьдесят лет больше, чем у тебя.

— Ты мне вот что скажи, Мерлин. Выходит, ты полтора века знал о том, что какие-то пифагорейцы обладают оружием Кроноса. И молчал. Это я считаю от твоего разговора с графиней Лавлейс, а не от смерти Зевса и трёх Юпитеров. Почему ты молчал?

— А кому и зачем я должен был это говорить? Они что, убивали богов? Кто из нас погиб от их руки? Зевс, который давно напрашивался со своим Римом, и Геракл, который, скорее всего, первым на них и напал. Всё! Они не вмешиваются в наши дела. Зачем мне лезть к ним?

— Сам же говорил, что одна мысль о собственной уязвимости повергает тебя в ужас. А тут уязвимость ещё та!

— Нет, Саурон, всё не так просто. Заклятие произносится примерно двадцать секунд. За это время я успею прикончить убийцу.

— Мерлин, ты идиот! Графиня спела тебе песенку, которая содержала заклятие покорности. Всё, после этого ты труп! Ей ничего не мешало приказать тебе совершить самоубийство!

— Сатана, успокойтесь, ни к чему нервничать, — попросил Жора. — Тут и так всё ясно.

— Что вам ясно, Абрам Альбертович?

— Врёт всё уважаемый мистер Мерлин.

— Мерлин никогда в этом не был замечен. Не думаю, что он начал говорить неправду именно сейчас.

— Тогда он просто лох, и ему навешали на уши лапшу. Причём тоннами.

— Вы снова обвинили меня во лжи, — заявил Мерлин. — Хотелось бы ещё знать, что означает слово «лох». Это знание подскажет мне, вызывать ли вас, мистер Эйнштейн, на дуэль, или просто убить.

— Подожди, Мерлин, — попросил Сатана. — Пусть Абрам Альбертович пояснит свою точку зрения. Если ему не удастся сделать это убедительно для всех, полагаю, тебе действительно следует его прикончить. Вам слово, достопочтенный. Публика полностью обратилась во внимание. Если артист не сможет достойно сыграть свою роль, его ждёт печальная судьба.

— Вот не надо угрожать, — с досадой отмахнулся Жора. — Вы же сами Отец Лжи, неужели не распознаёте брехню в чужих рассказах? Начнём с самого начала. Во время эпидемии какой-то там чумы Мерлин, которого ни одна болячка не берёт, бродит по местности и суётся в разные деревни. Один из вождей отправляет его в лесную хижину, а потом туда приходит Берегиня. Откуда она взялась в этой истории?

— Ей доложил вождь, наверно, — неуверенно предположил Сатана.

— А откуда он вообще её знал? И как доложил? Телефонов тогда не было, или я ошибаюсь?

— У всех богов есть люди, которые на них работают. Вождь — один из таких, вот и всё.

— А зачем греческой богине свои люди в какой-то задрипанной британской деревушке? Там что, решались судьбы мира?

— Зная Афродиту, Абрам Альбертович, очень легко угадать, какие у неё были дела в той местности.

— Ну, допустим, угадали. И в чём интерес любовника богини любви к какому-то бродячему малолетнему босяку?

— Вождь выполнял её инструкции.

— Как она могла дать инструкции, если об этом босяке ничего не знала?

— Значит, она знала. Может, она даже была в той деревне, когда Мерлин туда пришёл.

— Сатана, сколько в то время было богов?

— Точно не знаю. Около сотни. Ненамного меньше, чем сейчас.

— И что, очень вероятно, что богиня и будущий бог случайно встретились в какой-то никому не нужной деревушке в местности, где ничего не происходит и ничего не решается?

— Милейший мистер Эйнштейн дело говорит, — отметил Сатана. — Мерлин, может, ты что-то объяснишь?

— Нет. Мне кажется, встреча была случайной, — заявил Мерлин. — Почему этого не может быть?

— А визит ахинейца — тоже случайность? — ехидно поинтересовался Жора. — Зачем эта греческая морда вообще припёрлась в Британию, кто-то может объяснить?

— Это же очевидно. Пифагореец прибыл, дабы передать уважаемому Мерлину смертельное заклятие против Зевса, — объяснил Сатана.

— Сатана, вам самому не смешно? Вот вы хотите прикончить Женьку, допустим, обзавелись против него заклинанием. И что, пойдёте в какое-то занюханное село за тридевять земель, чтобы передать заклятие деревенскому колдуну, который сидит в этом селе на попе ровно и даже не думает из него высунуть нос? Кстати, интересно, откуда ахинеец вообще знал про Мерлина? Неоткуда было знать, если он просто грек! Ему наверняка кто-то сказал.

— Логично, мистер Эйнштейн, — признал Мерлин. — Я почему-то об этом тогда не подумал.

— Так это ещё не всё! Скажите мне, пифагорцы — идиоты?

— Вроде, нет, — не скрывая сомнений, заявил Сатана. — Они так ловко спрятались от Зевса, что он их так и не смог всех перебить.

— Вот именно! Они спрятались. Сколько они прятались до того, как ахинеец появился у Мерлина?

— Несколько веков.

— Несколько веков они, значит, прячутся, все давно решили, что их больше нет, и вдруг какой-то ахинеец заявляет: смотрите на меня все, я — пифагорец! Кто-нибудь скажет, зачем он это сказал Мерлину?

— Действительно, странно, — согласился Сатана.

— А где он раздобыл охрану из пиктов? Пришёл к ним один и заколдовал их? А как он их нашёл? Он же в Британии был иностранцем, и ничего не мог знать о местных племенах. Кстати, на каком языке он говорил с Мерлином? На греческом?

— Нет. На бриттском, если мне не изменяет память, — сообщил Мерлин.

— А откуда он знал этот язык?

— Полагаю, милейший Абрам Альбертович, вы правы, и дело тут нечисто, — заявил Сатана. — Но если вы это поняли сразу, отчего же ждали второй части рассказа уважаемого Мерлина?

— Так уверенности же у меня не было! Я в ваших божественных делах ни в зуб ногой. Но байка Мерлина о графине из Ада — это вообще какая-то чушь. Всё равно как я встречаю в баре женщину по имени Мария, которая сказала пару слов про Иисуса, и сразу понимаю, что это не кто-то там, а сама Богородица. Но главное, стало ясно, как накладывается заклятие покорности. Женщина его спела. Представил ахинейца, поющего для пиктов, и понял, что мне морочат голову. А уж когда услышал, что грек, который привёз дочери Байрона бумаги её отца, тоже назвал себя пифагорцем, всё, последние сомнения отпали — так быть не могло. Кто-то нагло врёт. Не будем показывать пальцем, но это…

— Языком тоже не нужно показывать, — попросил Сатана. — Во избежание, так сказать, внутренних конфликтов в нашей сплочённой команде, объёдинённой благородной общей целью. Напрашивается вопрос, кто же столько веков морочил голову патологически честному Мерлину?

— Вагиня, кто же ещё? — фыркнула Ромуальдовна. — Она в этой истории повсюду!

— Вы имеете в виду историю, рассказанную Мерлином?

— Не только. Но взгляните, вокруг мистера Мерлина постоянно крутится Вагиня! Эпидемия чумы — она находит его и так с ним трахается, что он из подростка сразу становится стариком. Потом появляются пикты с греком, которые шли прямо к Мерлину. Кто им рассказал, что Мерлин вообще существует, и где его искать? Она, Вагиня! Кто ещё хоть что-то о нём знал? Кроме крестьян из его деревни?

— Никто, — потерянно подтвердил Мерлин.

— Потом она рассказала, что Геракл убил Зевса. Откуда она могла это знать?

— Ну, это вы, милейшая Ромуальдовна, несколько преувеличиваете, — возразил Сатана. — Она вполне могла всё выяснить, допросив слуг покойного Зевса. Это всё?

— Это только начало. Вагиня сказала, что Жене нужна любовь. Как она вообще узнала о существовании Жени?

— Хороший вопрос, — одобрил Елубай. — Кстати, Шайтан, у меня созрел аналогичный в отношении вас. Как вы познакомились с этим ишаком в человеческом облике?

— Мне по электронной почте пришла анонимка, — сообщил Сатана. — Я на всякий случай проверил, и убедился, что в этом анонимном письме, в отличие от подавляющего большинства прочих подобных, содержится правда. Я был уверен, что автором этого неподписанного сообщения является мой брат Иешуа. И сейчас так считаю, хотя определённые сомнения зародились. Ромуальдовна, вы хотите ещё что-то добавить?

— Да. Кто рассказал Жене об оружии Кроноса? Он знал, что оно существует, и что это какая-то магия. Причём, узнав, настолько перепугался, что сразу же помчался к своему папочке, Господу. Готова спорить, что ему разболтала Вагиня.

— Что ж, всё это выглядит весьма подозрительно, глупо было бы отрицать, — согласился Сатана. — Мы в ближайшее же время непременно расспросим милейшую Афродиту. А сейчас разумно выслушать окончание повествования уважаемого Мерлина, раз уж он присутствует здесь и готов делиться с нами информацией.

Из стены гостиничного номера вышла женщина, внешне неуловимо похожая на Афродиту, что неудивительно, поскольку это была именно она. Может, сходство казалось слабым из-за совершенно иного стиля одежды, да и косметика на лице гостьи напрочь отсутствовала. Весь её облик навевал мысли о благородной близости к природе, а не о чувственных извращениях мегаполисов. Тем не менее, даже в футболке и джинсах, заправленных в мягкие кожаные сапожки без каблуков, богиня любви приковала к себе взоры всех мужчин, включая Сатану.

— Моргана! — обрадовался Мерлин.

— Вагиня! — прошипела Ромуальдовна.

Жора закатил глаза и восхищённо прищёлкнул языком, Сатана и Елубай промолчали. Афродита извлекла из воздуха стул, значительно уступающий по комфорту креслам номера люкс, уселась на него, закинув ногу на ногу, и с вызовом сверкнула глазами в сторону Сатаны.

— Нет смысла слушать Мерлина, — заявила она. — Он ничего толком не знает. Зато знаю я. Люцифер, я готова всё тебе рассказать, но при одном условии.

— При каком же? — осведомился Сатана.

— Ты мне прямо сейчас сделаешь кофе. И не крохотную чашечку, а нормальный кофейник. И второе. Не делай такое кислое лицо. От него молоко скисает.

— Здесь нет молока, — безразличным тоном возразил Сатана.

— Есть! В молочных железах, моих и этой трёхмерной бабы, — Афродита достала откуда-то сигарету, зажгла её, и, выпустив дым, заявила: — Вы себе даже представить не можете, как мне надоело изображать сексуально озабоченную дуру!

Когда ушёл Сатана, по своему обыкновению бормоча под нос не то ругательства, не то проклятия, в номере люкс роскошного лондонского отеля повисла тягостная тишина, в любой момент готовая разрядиться взрывом эмоций. Афродита бросала на Жору пылкие взгляды, демонстрируя при этом полное презрение в сторону Мерлина. Ответные взгляды Жоры были не менее страстными. Мерлин явно испытывал желание прикончить Жору, и при малейшем поводе был готов перейти к активным действиям в этом направлении. Что ему мешало убить конкурента за любовь богини без повода, оставалось неизвестным. Ромуальдовна, судя по всему, уже решила пойти в рукопашную, но всё ещё выбирала, с кем именно — с мужем или соперницей. О том, что повредить богине она никак не сможет, разъярённая женщина в этот момент не думала.

Елубай сотрудничал с Сатаной долго, и ему не раз приходилось видеть, как тот убивает смертных. Иногда при этом гибли и совершенно посторонние люди, вся вина которых заключалась в том, что они находились слишком близко. Князь Тьмы высоко ценил своего клеврета, так что тому ничего не угрожало. Если же убивать начнёт Мерлин, окружающим наверняка не поздоровится. На Жору и Ромуальдовну Елубаю было, по большому счёту, плевать, а вот его личная безопасность — совсем другое дело. Ради жизни на Земле (собственной, разумеется), он попытался как-то разрядить обстановку.

— Уважаемая Афродита, мне кажется, насчёт молока вы не правы, — непринуждённо улыбаясь, заявил Елубай.

— Если уж вам, по примеру Люцифера, так необходимо ставить перед моим именем прилагательное, употребляйте, пожалуйста, слово «прекраснейшая», — попросила Афродита. — Хотя я предпочитаю просто обращение по имени, без этих пустых добавлений. Так в чём именно я не права?

— В молочных железах молока обычно нет. Оно там образуется только в период лактации.

— Странно. Молочные железы есть, а в них — ни молока, ни железа. Вы, наверно, врач, раз хорошо разбираетесь в вопросе именно с такой точки зрения?

— Чтобы разобраться в тебе, нужно быть ветеринаром, — буркнула Ромуальдовна.

— Вы имеете в виду, что я — животное? — с обманчивой мягкостью в голосе поинтересовалась Афродита.

— Причём очень мерзкое! — Ромуальдовна зачем-то оскалилась, возможно, надеясь видом своих зубов напугать богиню.

— А вот Жорик не считает меня мерзкой, — рассмеялась Афродита. — По крайней мере, совсем недавно не считал. Что же касается животного начала, то оно во мне, действительно, очень сильно. Именно этим я и привлекательна для мужчин.

— И ещё глаза у Морганы красивые, — зачем-то добавил Мерлин. — Я бы даже сказал, прекрасные. Бездонные.

— Я ей сейчас выцарапаю эти свинячьи глазки! — пригрозила Ромуальдовна.

— Миссис Эйнштейн, этими словами вы оскорбили женщину, которую я люблю. По-вашему, впервые её увидев, я безвозвратно утонул в свинячьих глазках?

— Может, тогда она ещё не была такой свиньёй, откуда мне знать? Хотя, обычно такие, как она, уже рождаются свиньями!

— Глупая же вы баба, — заявила Афродита. — Вы пытаетесь меня оскорбить, а ведь оскорбляете себя. Ваш муж предпочёл вам меня, то есть, вы считаете себя хуже свиньи? Ревность вам совсем остатки разума отшибла. И вообще, вы разве не догадываетесь, что бывает со смертными, которые бросают вызов богам? Ваш удел — терпеть и подбирать за нами то, чем мы побрезговали или выбросили, попользовавшись. Вы мне ничем не сможете повредить, а я буду делать всё, что захочу. Например, если у меня возникнет такая блажь, позову Жорика, и он за мной побежит, как собачонка.

— С какой стати? — удивился Жора. — Даже не подумаю.

— И в прошлый раз даже не подумал?

— В прошлый раз ты меня долго уговаривала. Помнишь, как тебе другое имя подбирали, чтобы мне не так противно было? И то я жалею, что согласился, чисто ради дела. А повторять — нет уж, спасибочки!

— Это ещё почему?

— Да вот подумай сама, какая из тебя богиня любви? Мерлин на тебя взобрался озабоченным подростком, а слез старым импотентом. Оно мне надо?

— Я не импотент, — возразил Мерлин, но на его реплику никто не обратил внимания.

— Жорик, кто тебя спрашивать будет? — насмешливо поинтересовалась Афродита. — Позову, и побежишь. Если понадобится, в волшебные босоножки переобуюсь.

— Они не волшебные, — отмахнулся Жора. — Мне Сатана сказал.

— А ты и поверил Отцу Лжи?

— О, какая прелесть! Богиня любви не в силах без магии затащить мужика к себе в постель! — возрадовалась Ромуальдовна. — А я легко могу! Так кто из нас терпила по жизни, не подскажешь?

— Ну и что? Зато я в постели лучше любой смертной бабы. Мерлин, ты согласен?

— Да, любимая.

— А ты, Жорик?

— Как тебе сказать? Понимаешь, до обычной женщины ты не дотягиваешь, уж извини. Зато за их «любовь», так или иначе, приходится платить, а за твою — не надо. Как говорят в одной рекламе, соотношение «цена — качество» — оптимальное. Да только вот я сейчас на Мерлина смотрю, и думаю, что он за твою «любовь» всё-таки заплатил.

Афродита, погасив окурок в пепельнице, вскочила со стула и запела. Слова были непонятными, но мелодия завораживала. Елубай немедленно надел наушники плеера и включил себе на полную громкость хит группы «Металлика». Мерлин встал с кресла и шагнул в сторону возлюбленной, но та властным жестом отправила его обратно. Ромуальдовна щелчком швырнула в лицо богине любви горящую сигарету, изрядно при этом промахнувшись.

— Поёшь ты тоже хреново, — сообщил Жора.

— Что вы тут, по-вашему, делаете? — недоумённо поинтересовался Сатана, появляясь из стены с большой дымящейся джезвой в руках.

— Вагиня вообразила себя Монсеррат Кабалье и решила выступить перед нами с гастролью, — пояснила Ромуальдовна.

— Вы знакомы с творчеством милейшей Монсеррат? — изумился Сатана. — Вот уж ни за что бы не подумал. Ну, а если серьёзно, Афродита? Кому ты поёшь песнь любви? Мерлину? Мне? Вряд ли, ведь мы для тебя, как мужчины, бесполезны. Саре Ромуальдовне? Не думаю. Даже если она надумает сменить ориентацию, это ничего не даст. Её ненависть к тебе не того свойства, при котором до любви один шаг. Абраму Альбертовичу? Это заведомо бесполезно. Выходит, Елубаю Нуртасовичу?

Сатана безумолчно болтал с единственной целью — отвлечь и тем самым удержать Мерлина и Афродиту от схватки со смертными, в которой неизбежно погибнут Жора и Ромуальдовна, и очень вероятно, что Елубай — тоже.

— Абрам Альбертович — это Жорик? — уточнила богиня любви.

— Точно. Когда-то им был.

— Так почему заведомо бесполезно его привораживать?

— Как? Неужели я, Сатана, должен объяснять богине любви тонкости приворотной магии? Это же элементарно, любезнейшая Афродита! Никого невозможно приворожить повторно. Я думал, это всем известно, хотя бы по сказкам.

— Забыла, — призналась Афродита. — Ладно, смертная баба, забирай себе этого никому не нужного козла.

— Зелен виноград, как сказал старик Лафонтен, — едва слышно прокомментировал происходящее Елубай, впрочем, Жора и Ромуальдовна хоть его и услышали, но всё равно не поняли.

— Хорошо, в половых взаимоотношениях членов нашей команды, имею в виду членов вне зависимости от пола, мы более-менее разобрались, а теперь, достопочтенные, самое время выслушать милейшую Афродиту.

Богиня любви достала из воздуха чашку и налила в неё горячий кофе из джезвы. Она вознамерилась сделать глоток, но вместо этого внезапно разразилась возмущённым визгом. Не переставая визжать, она протянула чашку Сатане. Тот уставился на этот предмет сервировки непонимающим взглядом.

— Что тебя не устраивает, отрада очей моих? — поинтересовался Князь Тьмы. — Ты ведь даже не попробовала на вкус приготовленный мною благородный напиток, а уже возвращаешь его обратно. А зачем ты положила в чашку окурок?

— Это не я, — заявила Афродита, перестав, наконец, повизгивать.

— А кто, я? На окурке след помады. Я не имею привычки подкрашивать губы, если ты не заметила.

— Но и я сейчас без косметики!

— Ну, раз так, тогда это окурок милейшей Ромуальдовны. И цвет помады совпадает. Хобби такое у женщины. Когда мы гостили у Яхве, она мне в кофе струшивала пепел. Сейчас вот выкинула целый окурок. Выбрось эту чашечку, возьми новую, и налей ещё раз. Зачем так шуметь по столь незначительному поводу?

— Окурок был не в чашке, а в турке!

— Что ж, в таком случае тебе не повезло. Я не пойду заваривать повторно, ты это сама понимаешь. Сядь, успокойся и рассказывай. Время не ждёт, как сказал старина Лондон. Позволю себе его процитировать, раз уж мы находимся в Лондоне.

— Время ещё ждёт, Люцифер. У тебя в распоряжении полторы недели. Ты это поймёшь, когда я всё тебе расскажу.

Ромуальдовна молча удивлялась, как её окурок попал в кофе. Она же явственно видела, что он врезался в стену и упал на пол, но теперь на полу его уже не было. Сатана (разумеется, это именно он из хулиганских побуждений, которые называл невинным озорством, переместил окурок Ромуальдовны в джезву) тем временем сел к столу, поставил перед собой высокий бокал с ледяным апельсиновым соком и приготовился внимательно слушать. Афродита не замедлила начать своё повествование.

Как вам известно, я дочь Зевса. Имя моей матери вам ни к чему, она была трёхмерной и умерла много тысяч лет назад. Всеми божественными делами в то время заправлял Кронос, он ещё называл себя титаном, что бы это ни значило в его устах. Об оружии Кроноса вы, конечно же, наслышаны. Вот именно этим оружием он и держал всех в страхе. Представляло оно из себя заклинание, которое убивало конкретного бога, никак не затрагивая остальных.

Считалось, что все без исключения боги были детьми Кроноса, кроме него самого, разумеется. Но это было не так. Он внимательно следил за своими детьми, однако не учёл, что богом может стать и кто-то из его внуков. Зевс и был таким внуком. Его отца Кронос убил, так что добрых чувств к деду внучок отнюдь не питал. Зевс знал, что заклинание записано на пергаменте, и предполагал, где примерно оно хранится. А может, и не на пергаменте, а на папирусе, я их постоянно путаю.

Требовалось этот документ выкрасть. Вот только как? Кронос почти постоянно находился в нужной нам комнате, а если бы он застал там вора, убил бы без малейших сожалений. Не забывайте, что мы тогда даже понятия не имели, что в смертельном заклинании требуется указать имя жертвы. Кронос Зевса не знал вообще, не говоря уж об имени. Но наш план исходил из того, что в случае неудачи мы непременно погибнем. Может, это и к лучшему. Папа продумал всё так тщательно, что риск для нас был почти полностью сведён к нулю.

Прежде чем я расскажу, как мы это проделали, пару слов о теории магии. Заклинания основаны на языке атлантов, по-настоящему его знал только Кронос, последний бог-атлант. Но составлять их можно было и не зная языка. Отец говорил, что из атлантического произошли древнегреческий, со всеми его диалектами, и минойский, но тут я ничего сказать не могу. Сама не в курсе. Знаю только, что заклинания основаны на слоговой азбуке, то есть, у атлантов толкового алфавита ещё не было. Вижу, что никто из вас меня не понимает, так что на этом с лингвистикой закончим, и перейдём к разновидностях заклятий.

Во времена атлантов использовались заклятия покорности, приворотное, сонное и смертельное. Именно смертельное называют оружием Кроноса. Значительно позже появилось заинтересовывающее. Не могу не похвастаться, разработала его я. Это синтез покорности и приворота. По лицам Мерлина и Люцифера вижу, что для них это новость. Что же касается наших трёхмерных товарищей, на их лицах читается скука. Или они всё это знают, или им всё это по хрену. Что ж, в таком случае, от теории перехожу к практике.

Дом Кроноса если и охранялся, то очень-очень слабо. А кого ему было бояться? Он же неуязвим. Так что я легко подобралась к нему под окна, и запела приворотную песню. Сочинил её какой-то ахейский поэт, Зевс ему уйму золота заплатил, но деньги для богов — ничто. Вот пела я, пела, и, наконец, из дома вышел сам Кронос. Был он неимоверно возбуждён, в сексуальном смысле. Собственно, ради этого и звучала моя песня.

Я думаю, вы все догадываетесь, что Кронос сделал с симпатичной девушкой, поющей песню любви возле его дома. Сколько раз он это сделал, я не помню. Скажем прямо, это не было изнасилованием, ведь жертва в моём лице сама напросилась. Пока последний атлант удовлетворял свою похоть, комната в его доме, где хранился нужный нам папирус, оставалась без присмотра. Потому что миром правит любовь, а не осторожность. Дом был заперт, но для Зевса стены — не препятствие. Бога этим не остановить.

Любовником Кронос оказался никаким. Он наслаждался мной, а мои ощущения его не интересовали. Примерно как если бы я была резиновой куклой. Но я, в отличие от куклы, сумела произнести ему прямо в ухо заклятие покорности. Женщина, стонущая во время оргазма, настоящего или имитируемого, может произносить любые заклинания, и никто ничего не заметит. К моему огромному сожалению, заклятие не подействовало.

Выходит, я ошиблась насчёт теории магии. К ней нам придётся ненадолго вернуться, иначе будет непонятно. Каждое адресное заклятие может быть наложено только один раз. Помните, Люцифер сказал, что повторно никого приворожить нельзя? Он прав, только это относится ко всем заклятиям. Так и задумывалось. Изначально заклятие покорности атланты накладывали на своих слуг. Кроме покорности, строилась ещё и блокировка против того, чтобы кто-то другой мог их переколдовать. Вполне разумная мера безопасности. Это заклятие перед гражданской войной накладывали и на богов, но они могли сами с себя заклятие снять. Блокировка при этом оставалась. Остальные адресные заклятия делались по шаблону покорности, они тоже содержат блокировку.

И вот, заклятие не сработало. Может, мы с папой неправильно его составили, может, я ошиблась, когда произносила, а скорее всего, кто-то уже делал Кроноса покорным. Так или иначе, но папа это предвидел. Я прошла полный курс обучения, как удерживать на себе мужчину. Наставницей моей была одна вышедшая в отставку гетера. На всякий случай поясню, что гетера — это нечто наподобие древнегреческой проститутки, только гораздо культурнее, чем её нынешние коллеги.

Используя приёмы, которые она мне показала, я без труда удерживала Кроноса примерно десять часов. Не забывайте, что я же его ещё и приворожила, так что он никуда и не рвался. Особого удовольствия я не получила. Секс — весьма привлекательное занятие, но Кронос просто меня долбил, и приятные ощущения быстро сошли на нет. Всё, что мне от него было нужно, это чтобы он не ушёл, пока папа шарит в доме, и чтобы перед тем, как уйти, меня не прикончил. Многие боги частенько так поступают, не желая плодить потомство от нелюбимых женщин. Жестоко, не спорю, но такие уж мы, потомки атлантов. Однако через десять часов непрерывного секса Кронос не смог бы убить даже сонную муху, не то что женщину. Я вытянула из него все силы, как папа и задумывал. Отцу же на то, чтобы добраться до папируса, понадобилось меньше пятнадцати минут.

Я встала, с трудом доплелась до ближайшей рощицы, и взобралась на привязанного там коня. И ходить, и скакать верхом было неимоверно трудно, весь мой таз, да и живот тоже, горели огнём и на каждое движение отзывались острой болью. Думаю, этот мерзавец у меня внутри что-то порвал. Но я — дочь бога, и от отца унаследовала способность быстро исцелять свои раны. Христиане и иудеи называют это «отведать плодов от древа жизни». Так что когда я добралась до Зевса, со мной уже всё было в порядке. Удобно, не правда ли?

А Зевс стоял и тупо пялился на украденную бумажку, да при этом ругался примерно как Люцифер, когда его просишь заварить кофе. Выражение «как баран на новые ворота» здесь будет весьма уместно. Оказалось, что запись зашифрована, и вместо букв там какие-то непонятные значки, а ключа к шифру Зевс в доме не нашёл. Неудивительно, ведь даже если ключ и хранился где-то ещё, кроме головы Кроноса, было бы верхом идиотизма прятать его рядом с зашифрованным текстом.

Я рассказала отцу, как прошла моя часть миссии, а то он очень волновался, почему меня целый день нет. Мой рассказ его возбудил, и Зевс решил совместить приятное с полезным. Есть несколько способов превратить сына божьего в бога, ну, и дочь тоже. Самый простой из них — сексуальный. Короче говоря, через пару часов я уже была богиней.

Не понимаю, господа, ваших осуждающих восклицаний. Инцест в Элладе, по крайней мере, в той её части и в то время, не считался чем-то неприемлемым. Кстати, всё те же христиане и иудеи считают себя потомками одной пары людей. Раз так, третье поколение — неизбежно дети инцеста. Короче, мой первый мужчина был моим прадедом, а второй — отцом. Что вы об этом думаете, мне плевать. Другие способы обрести божественность весьма болезненны и рискованны. С их помощью можно стать не богиней, а покойницей. Так что хватит об этом.

Вас может удивить, что Зевс, да и я тоже, так хорошо знали все эти тонкости заклинаний, инициации и прочей божественной мути. Ведь это же знал якобы только Кронос. На самом деле об этом знал ещё один персонаж — Прометей, сын Кроноса и его доверенный секретарь, он же отец Зевса и, соответственно, мой дед. В каком-то смысле Книгу Кроноса написал именно он. Я не хочу сказать, что он автор, ни в коем случае. Он только записывал за Кроносом, под диктовку. А сам тайно сделал копию и передал её своему сыну Зевсу. Вот только о смертельном заклятии в той книге не было ни слова, Кронос же не идиот разглашать такие вещи кому попало. Нет, смертная баба, я не знаю, как происходила инициация моего отца. Может быть, именно так — однополым сексом. Гомосексуализм в Элладе тоже не осуждался. Меня удивляет ваш нездоровый интерес к подобным вопросам.

Кстати, Прометей, который отец Зевса — это не его тёзка из древнегреческих мифов. Был ещё один бог с таким же именем, и в мифы, похоже, попали оба Прометея, но как один персонаж. Надеюсь, вы понимаете, что герои мифов, легенд и святых писаний не совсем такие, как боги с теми же именами? Если не понимаете, то с вами и говорить не о чем.

Но вернёмся к оружию Кроноса. У нас на руках оказался зашифрованный документ с описанием этого оружия, который мы прочесть не могли. Тогда мы обратились к трёхмерным математикам. В Элладе профессиональных математиков в те времена не было, зато некоторые философы этим занимались, и не без успеха, так что их вполне можно так назвать. Нет, Мерлин, тогда не только ещё не существовало пифагорейцев, но и ни один из прадедов самого Пифагора не додумался трахнуть какую-нибудь из его прабабок. Как звали того философа-математика, я не помню. Да это и неважно. Главное, что ему как-то удалось расшифровать текст. Он сказал, что шифр очень простой, детский, по его выражению.

Зевс получил, что хотел, а несчастный философ в качестве награды получил смерть. Я в глаза не видела расшифрованного текста. Папа не доверял никому, и, я думаю, это правильно. Всё, что ему оставалось, это прикончить последнего атланта. Никаких проблем не возникло. Даже если бы Кронос знал имя своего противника, ему бы понадобилось время на составление заклинания, а так это было обыкновенное убийство, а не поединок.

Вот тут я сглупила. Пока я развлекала Кроноса сексом с девственницей, Зевс скопировал папирус с шифром. Украсть документ он побоялся, Кронос тогда бы понял, что против него составлен заговор. Пока свершалась месть за невинно убиенного Прометея, мне ничего не мешало добраться до папируса и тоже снять копию. Я бы заполучила оружие Кроноса в своё распоряжение. Но увы, задним умом все мы крепки. Оригинал записи Зевс уничтожил сразу же после убийства своего деда. Таким образом, единственный экземпляр текста остался у отца в голове. Ошибку Кроноса папа не повторил. Никаких письменных копий, когда-нибудь они могут стать опасными, попав не в те руки.

Зевс занялся политикой. Он решил, что если распространить Элладу на весь мир, наступит всеобщее счастье и для богов, и для трёхмерных. Всемогущие боги склонны к глобальным проектам. Кронос, например, пытался восстановить цивилизацию Атлантиды, понятия не имею, удалось бы ему это, если бы не мы с папой, или нет. Меня же в то время интересовало совсем другое.

Я ведь стала женщиной, познала секс, и мне понравилось. Кронос и Зевс оказались отвратительными любовниками, тем не менее, какое-то удовольствие я получила. И желала многократно повторить. Первым моим мужчиной из тех, кого выбирала я сама, стал поэт, который написал для меня песенку с вплетённым приворотным заклинанием. Этот, в отличие от двух богов, в сексе толк знал, нам было очень хорошо вместе некоторое время. Мы с ним занимались не только любовью, но и поэзией.

А ещё я попробовала себя в составлении заклинаний. Ведь они же к нам не с неба падали, их люди придумали. Да, уважаемые, боги тоже люди. Мы один биологический вид, что нетрудно заметить, проследив за родословными богов и богинь. У меня получилось создать заинтересовывающее заклятие, мы его проверили на песнях, которые сочинял мой любимый. Песни имели грандиозный успех. Потом уже возникли те самые «Илиада» и «Одиссея», их публика тоже встречала на ура. Все удивлялись, почему великий поэт равнодушен к деньгам. Никому и в голову не приходило, что его любовница достаёт деньги из воздуха. Хочу заявить, что этот поэт не был слепым, и звали его не Гомер. Впрочем, когда он сильно сдал с возрастом, и я его бросила, он вполне мог на старости лет и ослепнуть, и поменять имя.

Папа тем временем строил всемирную греческую империю. По его словам, до окончательного решения задачи постоянно оставалось около двух лет — миг для бессмертных богов! Но всегда находился некий неучтённый фактор. Обычно — какая-нибудь гражданская война, несть им числа. А иногда внезапно нападали персы, в таких случаях приходилось и нам лично вступать в бой. Вы думаете, Фермопильский проход от армии в четверть миллиона бойцов закрыли триста спартанцев? Мы им помогали, но ведь и силы богов не беспредельны. Когда устали, битва закончилась. Спартанцы тоже неплохо сражались, но вы же должны понимать, что три сотни даже отличных воинов двести тысяч не удержат. Пулемёты тогда ещё не изобрели.

В той битве принимал участие ещё один персонаж, позже сыгравший в истории с оружием Кроноса важную роль — Геракл, сын Зевса от очередной подружки. Вот уж бабником был мой папаша, тут, как говорится, ни в сказке сказать, ни в мифе. Кстати, о мифах. Когда говорят, что Зевс превращался в быка, некоторая доля истины в этом есть. Кое-что у него по размерам действительно было бычьим. Нет, насчёт лебедя зерно истины изыскивайте сами. Если вас это так интересует, вы натуральные извращенцы.

Что можно сказать о Геракле? Был он довольно туп и очень силён, а ещё — неимоверно хвастлив. Ну, вот, к примеру, убил он какого-то там жуткого льва. Любой бог это легко бы сделал, лев — трёхмерный, а значит, перед нами беспомощный. Но какой пиар вокруг этого! Подвиг, не иначе! Герой! Зевс ему безоговорочно доверял, ведь его сынок был предсказуем, и потому легко управляем.

Ближе всего к своей цели папа подошёл, когда стал помогать Александру Македонскому, он же Третий, он же Великий. Вся Эллада безоговорочно ему подчинилась, Египет он легко завоевал, Персию — тоже, и двинулся на Индию. Мне пришлось резко сократить свои любовные утехи и вести разведку для этого громадного воинства. Казалось, цель уже на горизонте. Индийская армия слаба, и не могла тягаться с македонской. Индусы тогда вообще были ещё теми вояками.

Считая, что дело на мази, мы ослабили контроль. А напрасно. Александр с ситуацией не справился. Вмешался какой-то индийский бог (откуда он вообще такой хороший взялся?), перебил массу македонцев, и войска вышли из подчинения командиру. Действительно, какой смысл сражаться с неуязвимым богом? Зевс этого мерзавца нашёл и познакомил с оружием Кроноса, но было поздно. Армия повернула назад. Империя уже шаталась так, что это видела даже я, совершенно не интересующаяся политикой. Все крупные шишки между собой передрались, не исключено, что они и Александра по ходу дела отравили. В общем, Зевс сделал вывод, что из эллинов империю надолго не слепить.

Кто-то может поинтересоваться, почему бы трон не занять самому Зевсу или какому-нибудь другому богу, раз уж смертные управлять как следует неспособны. Такие попытки были. Зевс начал с какого-то мелкого эллинского городишки, да через лет двадцать там же и закончил. Смертные не хотят подчиняться бессмертным. Ненавидят, пытаются убить, а дальше или гибнут, или убегают. Зависть — страшная сила, что тут можно поделать?

Не надоело? Может, сделаем паузу, и Люцифер всё-таки угостит меня кофе? Нет? Ладно, тогда продолжу. Разочаровавшись в Элладе, Зевс стал подбирать себе новых протеже, претендентов на мировое господство. Искал он, разумеется, поблизости, Китай там или какие-нибудь ацтеки его совершенно не интересовали. А поблизости нашлось всего две потенциальных мировых империи — Рим и Карфаген. Он долго выбирал, десяток лет, наверно, и в итоге сделал ставку на Рим. Почему, я не знаю. Мне он ничего не объяснял, а сейчас, как вы понимаете, спрашивать уже некого.

Римляне отнеслись к построению мировой империи гораздо более ответственно, чем ахейцы. Да, были и гражданские войны, и битвы с Карфагеном, изредка и нам приходилось вмешиваться, но курс выдерживался правильный. Империя неуклонно росла. В своё время легионы высадились в Британии, закрепились там, и готовились к броску на север. Зевс пошёл на разведку, дабы выяснить, с кем именно предстоит сражаться.

Но миром правит не война, а любовь, и вместо того, чтобы высматривать регулярные войска и оценивать боеспособность ополчения, папа отвлёкся на девушку, в густом лесу стиравшую в ручье свою одежду. Таких, как Зевс, часто называют членистоногими — куда член, туда и ноги. Обнажённая девушка стояла, нагнувшись, и папа на неё набросился сзади. Случайных любовниц он обычно убивал сразу же после соития, опасаясь рождения богов с неизвестными ему именами. Эту почему-то не убил, видимо, так изнемог от любви, что заснул. Когда проснулся, её уже и близко не было.

Так дело происходило, или иначе, но Зевс очень беспокоился. Однако тут начались волнения в Галлии, потребовалось его личное вмешательство, неспокойно было и на границах с Парфией, да и сам Рим нуждался в периодической зачистке, в общем, только лет через пятнадцать Зевс припомнил свою неосторожно пролитую сперму и отправил меня отыскать и на всякий случай уничтожить плод его невоздержанности.

Вам трудно поверить, что папа в течение пятнадцати лет не изыскал времени решить вопрос? Что ж, есть и другое объяснение. Он пытался найти, но не смог. И неудивительно. Видел он свою мимолётную любовницу только сзади, возраста и, тем более, имени, не знает, и даже место, где произошло изнасилование, толком не помнит. Кого можно найти по такому описанию?

Да и эта женщина вполне могла умереть или уйти оттуда куда-нибудь. Полтора десятка лет — срок немаленький. А отыскать четырнадцатилетнего пацана вообще невозможно. Как его отличить от двенадцатилетнего или шестнадцатилетнего? Спросить? Они там редко кто хотя бы до пяти считать умели. Пришлось мне прибегнуть к нетрадиционному способу поиска бога.

На одном купеческом корабле четверо матросов где-то подхватили чуму. Покрутилась я возле них несколько дней, пока они не умерли, и отправилась по деревням. Богам не страшна ни чума, ни любая другая зараза, но это же не значит, что мы её не разносим.

Что вы так на меня смотрите? Считаете, что я поступила непорядочно? А бактериологическое оружие смертных воспринимаете нормально? Или вам позволено, а нам — нет? Впрочем, неважно. Ваша моральная оценка меня ничуть не интересует. Короче говоря, в том крае разгулялась чума, и только немногие деревушки за счёт эффективного карантина смогли её избежать. Они просто убивали без разбора любого, кто пытался к ним приблизиться.

И вот как-то раз мне рассказали о парне, который повсюду шастал, судя по всему, чума его не берёт. Ну, я и распорядилась, чтобы его изолировали, а я сама с ним разберусь. И разобралась. Сначала хотела его приворожить, потом смотрю — привораживать не надо, он и так готов за мной хоть в огонь, хоть под землю. Вот и провела с ним сексуальную инициацию. Зевсу сказала, что там все от чумы померли, зачем ему лишнее знать? А мне бог с неизвестным никому именем был очень нужен. Я же надеялась раздобыть оружие Кроноса.

Всё, Люцифер, я и так неимоверно долго говорю. Без кофе это конец моего рассказа. Так что делай выводы.

Сатана ушёл, на этот раз, в виде исключения, молча. Ромуальдовна злобно сверкала глазами в сторону Афродиты, но та не обращала на неё внимания. Жора демонстративно смотрел в потолок, не желая злить супругу ещё больше. Елубай интуитивно чувствовал, что в рассказе богини что-то не сходится, но ещё не понял, что именно, и потому пока молчал. А вот Мерлин сразу же выделил из её повествования самое важное.

— Выходит, Моргана, ты с самого начала знала, что я — сын Зевса? — уточнил он.

— Знала, конечно. Да и похож ты на него, это сразу в глаза бросается.

— То есть, ты сознательно пошла на инцест?

— А что такого ужасного в инцесте? Говорят, потомство дефективное получается, так у нас же до потомства дело не дошло.

— Уважаемые господа боги, вы, я так понимаю, бессмертны, — прервал разгорающийся конфликт Елубай. — А в таком случае у вас впереди очень много времени для того, чтобы сравнить свои мнения о допустимости инцеста и выработать единую позицию по этому вопросу. Может, вместо этого прекрасная Афродита объяснит, почему ей легко удалось составить заинтересовывающее заклинание, но не удалось — смертельное. Или удалось?

— Не удалось, — с досадой ответила Афродита. — Я уверена, что всё сделала правильно, но заклинание не работает. А потом посмотрела смертельное заклинание для Зевса и Юпитера, и увидела, что оно построено как-то совсем по-другому. Знать бы ещё, как. А почему непригоден обычный способ, я потом догадалась. Ведь магия — это не автомат Калашникова, в лоб не действует. Любое заклятие может усилить или ослабить желание, которое уже есть. Но нельзя внушить новое желание, понимаете? Приворожить, например, удаётся того, кому ты и без того нравишься. Если же ты ему отвратительна, хоть до скончания веков декламируй заклинания — он твоим не будет. А умирать не хочет никто. Потому простое заклинание, которым я пользовалась, не действовало.

— Неужто нет таких, которые помереть хотят? — поинтересовался Жора.

— Есть, конечно. Но не среди богов.

— А вот и я, — возвестил Сатана, появляясь с кофейником в руках из стены.

— Что-то вы в этот раз быстро, — отметила Ромуальдовна.

— Благодаря относительности времени.

— Хватит болтать, Люцифер, — попросила богиня любви. — Дай мне, наконец, кофе. Ещё вопросы есть?

— Зевс знал, что вы разрабатываете смертельное заклятие? — спросил Елубай.

— Нет, конечно! Если б узнал, прикончил бы меня, не задумываясь. Просто на всякий случай. На наше близкое родство ему всегда было наплевать, чего бы этого ни касалось. Кстати, Геракл тоже очень интересовался оружием Кроноса. И, как потом выяснилось, каким-то образом его заполучил. Сейчас я вам всё подробно расскажу, вот только кофе допью.

Афродита, нарочито не спеша, допила кофе из чашки, налила себе ещё одну, и продолжила рассказ.