Оружие в его руках 2

Глава 25 Луиджи

Серые стены, высокие потолки и отсутсвие какой-либо нормальной мебели, кроме старых обшарпанных лавок, на которых наверняка спал не один бездомный. Пахло затхлостью и сыростью, и единственным приятным ароматом в этой комнате, отделяющей меня от адекватной жизни прутьями решёток, были мои духи и духи моего брата, который, похоже перед тем, как приехать, вылил на себя не один флакон.

Мы сидели в вольере для арестованных, — обезьяннике, говоря простым языком. Даже смешно от такой ситуации! Сколько раз меня отводил бог от этой жизни, но я все-ж-таки сюда попал по велению судьбы моего брата и моей женщины. Вспоминать о прекрасных днях, проведённых вместе с Андреа, словно заново резать себя по едва зажившим ранам. Они кровоточат, болят и напоминают о том, что рядом с ней я позабыл все, чему меня учили долгие годы.

— Может, поговорим? — подал голос Стефано, вскакивая со скамьи и нависая надо мной, загораживая тусклый свет лампы.

— Отойди, — я махнул рукой, — мне темно.

— Мне кажется, ты уже давно ослеп, — я, прищурив один глаз наблюдал за слишком спокойным братом.

Стефано стоял, как истукан, сложив руки на груди и выжидающе смотрел на меня. В нем не было ни единой нотки нервозности, словно он находился не в полиции, а на спа-процедуре.

— Нас подставила моя жена.

— Твоя фиктивная жена, — выпалил я, не собираюсь слушать об Андреа в таком ключе. Она не была его никогда, и несколькими днями ранее я в этом убедился. Я был зол на эту маленькую катастрофу, но слышать о её принадлежности к кому-либо ещё было невыносимо.

— Что ещё рассказала тебе эта шлюха?

— Выбирай выражения! — Мой стальной голос разрезал тяжёлый воздух камеры. — Андреа — единственная девушка из нашего круга общения, к которой этот эпитет не подходит. Я же не обзываю Лиз, хотя сам видел, как вы трахались.

— Ответь на мой вопрос. — Стефано не волновали мои воспитательные речи, его беспокоил больше тот факт, что в порыве страсти могла разболтать мне моя Андреа. Мой брат оказался тем ещё котом в мешке, и он, очевидно, скрывал чтото, что могло стоить ему жизни.

— О своём плане она не рассказывала. А ты, — теперь я тоже поднялся с лавки и встал нос к носу с братом, — ты, видимо, был в курсе ее планов, раз так разнервничался.

— Меня бесит, что моя жена изменила мне с тобой! — Он толкнул меня в плечо, и, как назло это заметил дежурный.

— Эй, вы! А ну без драк!

— Она не изменяла тебе, потому что никогда не была твоей. В отличие от тебя.

— Она — моя жена! — Прорычал Стефано, снова надвигаясь на меня. Я же с улыбкой на губах проследил за братом. Его глаза горели яростью, но за этой яростью скрывался очевидный страх.

— Чего ты боишься, брат? — но Стефано лишь ухмыльнулся, проводя языком по верхним зубам.

Ответить он не успел, — рывком отворились двери в отделение и, словно вихрь, влетел тучный и злой наш отец. Рядом с ним вышагивал в привычной для всех адвокатов манере Льюис, — адвокат отца. Он был в возрасте, седина обрамляла всю его голову, а мимически морщины придавали ему солидности. Я съежился, хоть и понимал, что отец пришёл не со злым умыслом. Воздух потрескивал от напряжения, Стефано довольный стоял около железных прутьев, когда отец, даже не взглянув на нас стал вести переговоры с главным.

Льюис подошёл к нам и с деловитостью обьявил:

— Ваше обвинение судит вам обоим пожизненное. — Потом он улыбнулся. — Мальчики, не беспокойтесь. Мы вас вытащим.

— Как с такими обвинениями не попал под прицел отец? — спросил я.

— Конфликт интересов двух государств: Америки и Италии. Фактически Ромеро числится во Франции, что является его алиби. Дела от его имени в других государствах ведёте вы. — Льюис с осуждением посмотрел на брата. — Надо было более тщательно выбирать приближенных людей, — потом его глаза нашли мои, — и тебя это тоже касается, Луиджи.

— Мы поняли, что совершили ошибку. И, как только выйдем отсюда, обязательно исправим. — В словах Стефано слышалась угроза. Что он сделает с девушкой, если выйдет?

Вдруг раздался крик. Громкий бас разнесся по всему участку, когда двое сильных полицейских заломами руки моему отцу. Рядом с ним стоял офицер ФБР, держащий в руках толстую пачку бумаг.

Дежурный, кивнув данному ему указанию офицера, подошёл к нашей камере и открыл ее. Стефано вышел, и я тоже уже порывался выбраться из этой грязной конуры, как перед моим носом снова оказались прутья. Щелчок.

— Как это понимать?!

— Стефано Россини, с вас снимают все обвинения. А вы, — голос офицера был грубый, слова получались рваными, на предохраним, — Ромеро Россини, обвиняетесь в производстве и сбыте наркотиков. Так же, на барже, доставленной в Нью-Йорк были найдены три девушки, родом из Италии. Ко всему этому вы обвиняетесь ещё и в работорговстве.

— Как это понимать? — Повторил я свой вопрос. Но ответил мне мой брат, шепотом отчеканивая каждое слово, находясь в нескольких сантиметрах от моего лица.

— Все просто: подписи на всех документах были ваши. Как удобно, неправда ли?

— Мелкий слизняк! — Выплюнул я, ухватив его за воротник рубашки. — Ты с самого начала… — Договорить мне не дали. Тот самый дежурный ударил по моим рукам, заставляя меня отпрянуть.

Отца увели в комнату для допроса. Льюис последовал за ним. Так на мгновение мы остались вдвоём с братом.

— Когда тебе не оставляют выбора, приходится прибегать к крайним мерам.

— О каком выборе идёт речь?

— Спроси у своей жены, когда они принесёт тебе вещи. Уверен, есть есть о чем тебе рассказать.

Спросить мне удалось только на следующий день, когда Лиз приехала вместе со своим отцом в это чёртово отделение полиции. Я весь уже пропах этим смрадом, щетина отростала, а во рту было чувство, словно нагадили кошки.

Увидев ее я поморщился.

— Как же так? — Она пустила скупую слезу, создавая вид заботливой жены. Но вместо неё я хотел видеть перед собой невинное личико Андреа. В свои двадцать с копейками она была по-детски мила. Одни глаза смотрели на меня с мудростью прошедших четырёх лет жизни с моим братом.

— Воля случая. — Безразлично ответил я, глядя на ее надутое и перетянутое кожу пластикой. Смотреть на неё было противно, и я теперь поверить не мог в то, что когда-то делил с ней кровать. Впрочем, я никогда не смотрел на ее лицо.

— Если бы ты не трахался с этой шкурой, — зло бросала свой яд жена. — Ты был бы дома.

— Если бы не был в постели с Андреа тогда, то был бы потом. Того, что случилось не изменить. Я же не тыкаю пальцем в тебя за то, что ты скакала на моем брате, как на механическом быке?

— Радео со Стефано — плата за молчание. Знаешь, когда тебе светит пожизненное и ты не сможешь выбраться и отомстить мне, я могу выдать одну страшную тайну. — Ее голос стал тихим и нежным, словно она рассказывала сказку мне, словно малышу, на ночь.

— О чем ты? — Я прищурился, резко почувствовав нехватку никотина в своей крови. Руки чесались размазать ее лицо по бетонному полу.

— Твой брат — гей, Луи. У него роман с моим братом. Я молчала ради Александро, но а секс со Стефано… — Она ухмыльнулась. — Просто приятный бонус.

— Какая же ты дрянь, — мой голос был хриплым, когда я процедил эти слова сквозь зубы. — Думаешь, я поверю в эту чепуху?

— Хочешь, верь, хочешь, нет. — Она продолжала елейно улыбаться. Потом она бросила пакет прямо перед прутьями, разделяющими нас. — Твои пожитки.

Когда моя жена ушла, я почувствовал рвотный привкус от сказанных ею слов. Насколько нужно быть глупой, чтобы придумать такую идиотскую отмазку. Она спала с моим братом, потому что Андреа не подпускала к себе Стефано. Все просто. Любому здоровому мужику нужен выброс спермотоксикоза.

В голове не могли сложиться мысли воедино: Андреа и ее предательство, Стефано и его якобы другая ориентация и его убийственно спокойное поведение. Его брошенные мне фразы о крайних мерах, слова Лиз о его романе с Александро. Нет, такого не могло произойти! Несмотря на всю инфантильную натуру моего брата, он был и оставался мужиком. В нашей семье никогда не было такого уродства, не потому что это чревато убийством, а потому что нас всех воспитывали в одинаковых условиях, нам прививали одни и те же традиции.

Мы, словно курицы в инкубаторе, все под один прототип.

Боль, пронзившая мою голову не утихала. Я чувствовал нужду в сигаретах, чувствовал, как от переживаний тряслось мое тело, как сердце было готово выпрыгнуть из груди. Мне не было страшно, — мне было чертовски обидно. Не за отца. За себя.

Я всю жизнь был предан отцу и его делу, но его манера вести дела всегда ставилась под сомнение. Он слишком жесток, в отличие от меня. Но, может, настоящий Капо должен быть таким. Самый пик, когда я отдалился от отца ещё больше, произошел несколько лет назад. Я заставал злого отца за экзекуцией над Андреа, видел, как тот срывает весь свой гнев на маленькой и беззащитной девочкой. Видел и ненавидел. Ненавидел отца за жестокость, ненавидел Хьюго за бездействие, и ненавидел себя и брата за то, что мы не можем уберечь такое крохотное создание. Раньше маленькая Андреа меня смешила, а сейчас она вызывает восхищение. Эта девушка вытерпела столько зла ото всех, включая собственного отца, который буквально подложил ее под моего брата. Она выстояла, поросла иголками для всех, кроме братьев Россини. Почему я не попал под прицел? Меня тешит надежда, что просто я ей нравился, а не то, что она меня боится.

Возможно, раньше она боялась, но сейчас, помня ее нежные руки на своей шее, ее ласковые поцелуи и горячий шёпот, когда наши тела соприкасались в головокружительном танце, я знал, что она не боится. Она желала меня точно так же, как я желал эту девочку «нельзя».

Я сходил с ума. Чем дольше мое пребывание в неведении продолжалось, тем сильнее петля затягивалась на шее. Я ненавидел всех. И на пятый день я стал ненавидеть не только родных, но и Андреа. Я ненавидел себя, что не уследил, отпустил эту птичку, которая попала в руки к дьяволу. Ненавидел не знать, где она сейчас, и что мог сотворить с ней мой брат. Страх, боль, ненависть… Удивительно, сколько чувств может испытывать человек, находясь в заточении несколько дней.

Однажды ко мне подошёл Льюис и сказал:

— Твой отец завяз по самые уши. Даже мой опыт не способен вытащить его. С тобой все проще. Оказывается, наводка была не на тебя. Говорилось, что из Милана в Нью-Йорк отправляли груз с подписью твоего отца. Не знаю, как так получилось, но кто-то очень хорошо продумал план, чтобы убрать Ромеро с пути.

— Кто мог это провернуть? И откуда был донос?

— Если ты думаешь на своего юриста, то ошибаешься. Она слишком неопытна и слишком мало времени пробыла в ваших кругах, чтобы понять всю суть. Боюсь предположить, что это кто-то из своих. — Он тяжело вздохнул, открывая папку с бумагами дела моего отца. — Говорят было три вызова. Один из Нью-Йорка о контрабанде наркотиков и два из Милана. Там уже к наркотикам добавили ещё и рабство.

— Кто? — Мой голос был хриплым, руки до боли сжимали железные прутья. И меня осенило. — Стефано! Зачем?

— Это ты выяснишь, когда выйдешь отсюда. Я внёс внушительный залог за тебя. За Ромеро так откупиться не вышло.

Слишком много вопросов. Слишком мало времени на ответы. Слишком сильно хочется расквасить лицо моего брата. А ещё сильнее хочется заглянуть в глаза Андреа. Уверен, что именно в них я найду все ответы на свои вопросы.

Меня отпустили тем же вечером. Грязный, уставший и злой я шёл в пентхаус моего брата, в надежде застать его там. Сумрак отягощал и так мое гадкое настроение, в груди, казалось, вырвали целый сгусток энергии, а на его место запихнули ярость. Лишь она сейчас придавала мне сил.

Свет горел к окнах, когда я подошёл к высотному зданию. Издалека невозможно было заметить Стефано, но я заметил блики. Он дома.

Стремглав ворвавшись в квартиру, первое, что бросилось мне в глаза, — это два бокала вина на барной стойке. Вино было недопито, но тарелки уже пусты. Мой брат был с кем-то. Неужели они с Андреа праздновали свою победу над нами? Желчь растеклась по горлу, и я скривился. Хотелось выплюнуть этот отвратительный осадок, но я проглотил его и последовал дальше по коридору, вслушиваясь в каждый шорох. В комнате моего брата, которая всегда была заперта был слышен тихий мужской стон. И тогда это стало последней каплей моего терпения. Я дёрнул за ручку, рывком отворил дверь и оказался очевидцем гей-порно.

— Какого хрена? — Рявкнул я, видя как с моего брата спрыгивает точная копия моей жены. Мужская копия. Александро. Значит, Лиз была права. Стефано и правда гей.

Звон в ушах усилился. Мне хотелось стереть из памяти то, что я сейчас увидел. Я был в растерянности, а мой братец лишь победно улыбался. Он знал, что я никогда не поверю Элизабет. Знал, поэтому представил доказательства.

— О, тебя отпустили. — Радостно произнёс брат, медленно поднимаясь с кровати и натягивая на себя пижамные брюки, своему благоверному он бросил халат. Отвращение, которое пронзило меня при виде двух трахающихся мужиков, усилилось троекратно. — Тебе бы в душ сходить.

— Какой к черту душ, Стефано? — Выпалил я, со скоростью рыси приблизившись к мужчине. Мои руки схватили за шею полуобнаженного парня, ставили ему тыльную сторону, а глаза пристально всматривались в чёрные глаза брата. Хотелось их выколоть, а потом выколоть и себе глаза, чтобы развидеть тот ужас, что происходил минутой ранее.

— Вы воняешь.

— Ты трахался с мужиком! — Зарычал я, крепче сжимая шею брата. Хотелось задушишь его, и сейчас я был на грани, чтобы сотворить сие деяние.

— Тебе же Лиз сказала. — Он что, пьёт успокоительные? Какого хрена он такой спокойный?

Я толкнул Стефано на кровать, одним взглядом заставил его благоверного ретироваться из их царства разврата, сам же сел напротив него в кресло, сжимая кулаки с такой силой, что костяшки на моих пальцах прекратились в белые камни.

— Ты же знаешь, что тебя должны убить. — Наконец произнёс я. — Ты знаешь, поэтому согласился на весь этот фарс с Андреа. Но зачем тебе, черт тебя дери, была нужна компания?

— Затем, что мне причитается. — Стефано растекался по шелковым простыням, словно мы обсуждали гольф.

— Ты сам изначально отказывался от доли. Ты сам ушёл от нашего бизнеса и пошёл работать в модельный бизнес. — Я плюнул ему в ноги. — Ты хоть представляешь, какой позор навлёк на нас тогда? Ты позорил нас столько лет, а потом вдруг одумался?!

— Ты когда-нибудь видел сорокалетних моделей? Рано или поздно мне понадобились бы деньги, и я все равно бы занялся вашим делом.

— Ты его разрушил! Ты уничтожил то, над чем отец трясся всю жизнь!

— Я разгромил лишь теневую сторону вашего бизнеса. Без него у тебя все ещё есть строительная компания и два порта.

— Ты хоть понимаешь, как ты навредил всем? Где Андреа? Что ты с ней сделал?

— Я уже думал, ты и не спросишь. — Он усмехнулся. — Плывет вместе со своими родителями по реке.

Этого было достаточно, чтобы я вскочил с кресла и вцепился в шею брата. Но тот лишь хрипло смеялся, нажимая на мою кровоточащую рану.

— Отвечай. — Шёпот, который никогда не предвещал ничего хорошего. — Отвечай, иначе, как Капо, я начну вершить суд сейчас же.

— Убьешь родного брата?

— Убью выродка, который посмел предать семью. — Мои руки крепче сжали шею мужчины. — Где она?

— Я не знаю, — Стефано задыхался, но всего глаза все так же предательски блестели. — Сбежала, пока нас держали в участке.

— Если ты мне и на этот раз лжёшь, я сгною тебя в собачьей конуре.

Выйдя из пентхауса, я дышал холодным осенним воздухом, но не мог насытится. Я задыхался там, где полно кислорода. Задыхался от предательства, от лжи, от нескончаемой боли.

Мои пальцы набрали на телефоне, что вернули мне в участке, номер Андреа, но там были короткие гудки. Тогда я позвонил в банк, узнал, что деньги, которые лежали на моем фонде в сохранности, хоть и поисчерпались кругленькой суммой из-за залога. После отца я был единственным человеком, кто мог управлять финансами всех членов семьи. И от его имени я только что заблокировал все счета своего брата. Он больше не Россини и не имеет никакого права пользоваться нашими деньгами.

Убить родного брата, — худшее, что можно придумать. Я никогда бы не сделал с ним и собой такого. Пусть лучше мой брат будет жить в нищете, осознавая свою ошибку, чем лишится жизни в одночасье. Если бы Стефано не испугался собственной ориентации, если бы он мне доверился, то предательства бы не было. Я не тот человек, который способен убить родного брата. Я не тот человек…

Я не тот человек… Не тот, кем должен быть.

— Доменико, — на той стороне разговора отозвался грубый бас, — собирай собрание. У меня есть важные новости. Я прилечу через пару часов.

На кону вопросы о лишении защиты клана Стефано, возвращении бизнеса. Нужно вытащить отца, хотя я бы предпочёл, чтобы он сгнил в тюрьме, и я должен найти Андреа. Последнее сейчас мне хочется сделать больше всего.

Где же ты, сумасшедшая беглянка?