Оружием лжи и диверсий

Эстафета шпионажа и диверсий

Над притихшим Джелалабадом пурпурный закат лениво разливал по укрывшимся за глинобитными дувалами дворикам аромат апельсиновых рощиц. Через час-другой вдоль улиц поползли лиловые тени, таинственно зачернели дверные проемы, дороги серебристыми ручейками побежали навстречу взошедшей луне.

Почти целый день мы провели на шумном, обдающем всеми своими запахами базаре, а теперь, вернувшись в гостиницу, решили продолжить прерванную минувшим вечером беседу. Али Ахмад Хан — один из видных общественных деятелей Афганистана, участник борьбы против английских колонизаторов, естественно, уже не молод. Но памяти его может позавидовать каждый.

Не спеша, улыбаясь своим мыслям, Али Ахмад Хан раскурил трубку «чилим» и, расположившись возле керосиновой лампы, стоящей посредине комнаты на сильно потертом, выцветшем ковре, заговорил низким грудным голосом:

— Было далекое время, когда наши земли называли Ариана, а затем — Хорасан, что по-вашему означает «Страна палящего солнца». Ну а вообще-то мою родину величали по-разному — «Страна гор и легенд», «Ключ к Индии», «Швейцария Востока». Ведь именно здесь сходились малые и большие тропы «Великого шелкового пути», который до самых первых морепроходцев, дошедших до Индии, столетиями служил главной торговой дорогой из Азии в Европу.

История моей страны пестра, как и пестр ее национальный мир. У нас раза в три больше гор, чем пашни. Людей грамотных можно пересчитать по пальцам. Мы все ревностные мусульмане. Большинство афганцев исповедуют ислам суннитского направления. Я говорю «афганцев», подразумевая при этом пуштунов, таджиков, узбеков, туркменов, киргизов, белуджей, чараймаков и некоторых выходцев из хазарейских племен. А к шиитам — последователям возникшего в исламе направления во второй половине VII века — относятся горные таджики, персы, кызылбаши и остальные хазарейцы.

Между суннитами и шиитами нет религиозной нетерпимости. Шииты часто совершают паломничества к своим святыням в Ираке, Иране. Мы, сунниты, тоже почитаем святые места — «зияраты» и гробницы — «мазары». Их в нашей стране насчитывается побольше полутора тысяч. Одни выглядят убого, а другие — истинные памятники древнего зодчества. Вот вы, например, сегодня осматривали фамильный мавзолей эмира Хабибуллы и его сыновей. Он не мог не произвести на вас впечатления, не так ли? Наш город в былые времена считался зимней резиденцией эмиров. В Кабуле зима, морозы, а здесь цветут розы, магнолии…

Кстати, я не смог сопровождать вас к мавзолею Хабибуллы, которого в феврале девятнадцатого года убили в его собственной палатке, когда он должен был принять участие в охоте. Хабибулла поплатился за то, что находился под очень сильным влиянием англичан. А те годы были неспокойные. Вспомните: к лету восемнадцатого английские войска вторглись в Советский Туркестан. И если бы ваш народ не вышвырнул британских захватчиков из своей страны, они взяли бы Афганистан голыми руками. Нужно было действовать и нам. Но не таков был эмир. Вот с ним и покончили…

Новый эмир Аманулла провозгласил Афганистан независимым государством. Англия отказалась признать эту независимость и ввела на территорию страны свои войска. Началась третья англо-афганская война…

Это я излагаю общую историю. Она всем знакома. Но есть в ней и малоизвестные, а то и просто забытые детали. Они приобретают особый вес в наши дни. Хотя бы уже потому, что афганский народ ведет теперь борьбу за свою свободу и независимость с силами современного империализма, отстаивает завоевания Апрельской революции. Как и прежде, Советский Союз оказывает нам братскую помощь. А вот Соединенные Штаты, спецслужбы этой страны, продолжают оказывать содействие в формировании на территории Пакистана контрреволюционных банд для их засылки в мою страну.

Да, со спецслужбами Англии и США у нас особые счеты. Вспомнить хотя бы похождения британского полковника Фредерика Бейли из «Интеллидженс сервис». Он был одним из тех, кто вел и антисоветскую, и антиафганскую деятельность. Или взять того же Лоуренса Аравийского. За свои восемьдесят с лишним лет я знал многих афганцев, которые так или иначе общались с этими агентами британских империалистов. Кое-что из их рассказов запомнилось. Вы просили об этом рассказать, вот и послушайте…

Али Ахмад Хан снова раскурил свой «чилим» и разрешил мне включить магнитофон. Изложению этой записи, дополненной отдельными историческими экскурсами, и будут посвящены последующие страницы.

…В конце второго десятилетия XX века видный деятель индийского антиколониального движения Р. Пратап сформировал в Афганистане из числа индийских эмигрантов Временное правительство Свободной Индии. Президент этого правительства Р. Пратап видел свою цель в свержении британского ига над его родиной. Терпению патриотов Индии пришел конец.

7 мая 1919 года Р. Пратап в составе делегации индийцев был принят в Кремле В. И. Лениным. После беседы президент некоторое время пробыл в Москве, а затем отправился в Кабул. Его путь лежал через Советский Туркестан, через город Каган. Время было неспокойное. Здесь орудовали басмачи уголовника Иргаша, которых снабжали деньгами и оружием британские империалисты, действовало крупное антисоветское подполье, объединенное в так называемую «Туркестанскую военную организацию» (ТВО). За кулисами ТВО стояла английская миссия, обосновавшаяся с весны 1918 года в Ташкенте.

В состав этой миссии входили бывший британский консул в Кашгаре Джордж Маккартней; полковник «Интеллидженс сервис» Фредерик Бейли и майор Блеккер. Миссия постоянно и громогласно заверяла советские власти в центре и в Туркестане, что она «лояльна новому режиму». На деле же была теснейшим образом связана с басмачами и бело-гвардейщиной. По существу, этот «дипломатический аванпост» являлся постоянно действующим шпионским подрывным центром Лондона в Туркестане. Что же касается Ф. Бейли, то он был напрямую связан с братом монархического генерала Корнилова — полковником П. Г. Корниловым, бывшим комиссаром Временного правительства в Ташкенте, реакционным адвокатом А. Д. Арсеньевым и другими антисоветчиками.

Полковник британской секретной службы Ф. Бейли прибыл в туркестанский край летом 1918 года из Индии. У него было две задачи: подготовить в Ташкенте контрреволюционный мятеж и любыми средствами препятствовать проникновению освободительных идей Октября в Индию, Иран, Афганистан. Вот почему, когда он пронюхал, что в Каган прибыла из Москвы миссия президента Р. Пратапа, он немедленно отправился в этот город, лежавший на караванной дороге из Индии в Афганистан.

— Большевики, конечно, догадывались, — расскажет значительно позже Бейли, — что находящийся к юго-западу от Ташкента Каган, близкий сосед знаменитой Бухары, не мог оставаться без нашего присмотра. Мои агенты из. числа местных басмачей орудовали там неплохо. Однажды они схватили заночевавших красноармейцев и расправились с ними как надо, без всяких церемоний… Стоило мне тогда шевельнуть пальцем, и та же участь постигла бы Раджу Пратапа. Но он мне был нужен живым. Я жаждал информации о его беседах в Кремле. А от меня ее ждал центр.

18 октября 1919 года, когда на Каган опустился душный вечер, в «Русской гостинице» встретились два человека — Р. Пратап и бывший военнопленный албанец И. Кастамуни. Между ними произошел примерно такой разговор:

— Мне тяжело вспоминать свое недавнее прошлое, — вздохнул Кастамуни. — Самому лютому недругу не пожелал бы. Если бы не революция, гнить бы мне в тюрьме. А то и под расстрел подвели бы, мракобесы…

— О, благостный ветер революции! Он рано или поздно разгонит мрачные тучи над всей нашей планетой. Будет свободной и моя благословенная Индия, — сложив руки перед грудью, изрек Пратап.

— Революция не только освободила меня, но и сделала чекистом. Я горжусь своей красногвардейской униформой, горжусь тем, что несу добро людям, спасая их от басмачей и белогвардейцев.

— Что может быть священней вашей благородной миссии?! Дарить людям правду и защищать бедных — как это прекрасно! — склонил голову Пратап. Они сидели за столом в номере у Кастамуни и пили из самовара чай.

— Что говорят в Москве? Какими мыслями живут в Кремле? — откусывая крепкими зубами кусочек сахара, вкрадчиво поинтересовался чекист.

Пратап покосился на висевшие на стене портреты Маркса и Ленина и, еще больше проникшись доверием к новому знакомому, изрек:

— После беседы с Лениным я не оставляю надежды на то, что русская революция весьма благотворно повлияет и на Индию. Я верю, что настанет время, когда пробуждение придет к людям и на нашем субконтиненте…

— Трудно отыскать крупицу сомнения в ваших мудрых взглядах на современный мир, да будет он благословлен всевышним! — закатил к потолку глаза Кастамуни и, отхлебнув еще глоток чая из пиалы, попросил разрешения откланяться: — Дорога слишком утомительна, а дела не ждут, торопят!

Утром Пратап решил поинтересоваться, не составит ли новый знакомый по гостинице ему компанию в прогулке по городу. Но коридорный, разведя руками, ответил, что гость сгинул самым ранним утром в неизвестном направлении.

Однако коридорный, тот самый, к которому обратился с вопросом Пратап, был лучше других осведомлен о дальнейшем маршруте передвижения Кастамуни. Иное дело, что по долгу службы он не имел права раскрывать свои карты кому бы то ни было. Маскарад, к которому уже не первый раз прибегал полковник Фредерик Бейли (а это именно он работал под личиной Кастамуни), не спас его от глаз настоящих чекистов. Опасаясь ареста, ловкий сын Альбиона опять сумел уйти от возмездия и словно провалился сквозь землю.

Спустя много лет стало известно, что из номера в «Русской гостинице» Кастамуни-Бейли отправился тогда в Ташкент, откуда ему удалось передать в Лондон всю собранную за последние недели информацию. А вечером того же дня он встретился на явочной квартире со своими дружками из контрреволюционного подполья. Их беседа длилась несколько часов. Были детально рассмотрены многие вопросы, касающиеся дальнейших действий ТВО, включая и подготовку контрреволюционного мятежа в Ташкенте. В этом мятеже должна была принять самое деятельное участие наиболее преданная полковнику Бейли агентура.

— А эа меня прошу не переживать, — увещевал своих подопечных полковник. — Я буду исчезать и появляться. Для пользы дела, разумеется…

Ташкентские рабочие отряды подавили тогда антисоветский мятеж. Очередная авантюра контрреволюционных заговорщиков и их английских покровителей завершилась провалом. Полковнику Бейли — в который уже раз! — срочно пришлось «исчезнуть». Он бежал в Северный Иран, который в то время находился под оккупацией британских войск.

В Лондоне остались весьма раздосадованы и недовольны срывом так тщательно разработанной операции в Ташкенте. Полковнику сделали соответствующее внушение, приказали любым способом вернуться в Советскую Россию и взять под неусыпный контроль дорогу из Ташкента в Афганистан. Это было время, когда между Страной Советов и ее южным соседом стали налаживаться первые контакты.

— Мы ведем с Афганистаном войну, — наставляли полковника Бейли его хозяева из «Интеллидженс сервис». — На вашу долю выпала огромная честь не допустить союза России с Кабулом…

Полковник взял под козырек. Он уже привык с помощью винчестеров и фунтов стерлингов прокладывать путь британскому колониализму, привык с холодным безразличием ставить на карту не только собственную жизнь, но и жизни сотен других людей. Пойти еще на одно преступление — это для него не составляло проблемы. Ему платили, и платили щедро.

Бейли играл в разных спектаклях. Но всегда на одной сцепе — колониальных подмостках. Легко перевоплощался: утром мог изображать подвыпившего русского рубаху-парня, а вечером во фраке дипломата галантно беседовать за легким коктейлем с дамой полусвета. А еще через неделю его уже видели в униформе красногвардейца или же в облике бойца-интернационалиста, бывшего военнопленного. Знание нескольких языков значительно облегчало этому оборотню быстрое вживание в ту или иную роль, установление контактов, дружбы. Как рассказано выше, он нагло и небезуспешно сыграл сцену у самовара в «Русской гостинице», изобразив чекиста. Да уж, Бейли наловчился лихо пить водку, носить русскую бороду, менять, когда надо, офицерскую портупею на простонародный кушак или, наконец, облачаться со знанием дела в самаркандский цветастый халат…

Он с непринужденностью опытного афериста не раз менял имя и фамилию, представлялся поваром и этнографом, натуралистом и кучером.

— А однажды я умудрился, — похвастался спустя много лет Бейли, — сыграть даже покойника. От страха быть схваченным на что только не пойдешь!

Но верный пес британских спецслужб страшился не только советских чекистов, но и собственных хозяев, страшился своих благодетелей, у которых стоял на довольствии.

14 февраля 1919 года Бейли вновь появляется в Ташкенте. А в апреле, когда афганский эмир Аманулла отправил в Кремль главе Советского правительства В. И. Ленину письмо с предложением об установлении дипломатических отношений и обмене посольствами, в Лондоне не на шутку заволновались. Еще больший шок вызвал на берегах Темзы ответ В. И. Ленина и Председателя ВЦИК М. И. Калинина, в котором приветствовалось намерение афганского правительства установить дружественные отношения с Советским государством и предлагалось произвести обмен дипломатическими представительствами.

В этой связи полковник Бейли получает новое задание. Когда летом 1919 года Афганистан направил в Москву свою дипломатическую миссию, ему поручили перехватить афганцев на пути в Москву в Ташкенте и выведать у них все, что только возможно.

Бейли устраивает очередной трюк с переодеванием. Афганские дипломаты еще не успели разместиться в отведенной для них резиденции, как к ним в гости пожаловал некто Мунтц, «чех по национальности, бывший военнопленный из австро-венгерской армии, а ныне пламенный революционер и верный друг афганского народа». Именно в такой роли решил выступить в тот ответственный для Лондона момент полковник Бейли.

В гостиной, за обеденным столом, он вел проникновенные беседы с ничего не подозревавшими афганскими дипломатами о роли и значении революции в России, о пагубном влиянии английской колониальной политики на международную обстановку. Выражал искреннее сочувствие борьбе афганского народа за свободу и независимость и даже предлагал свои посильные услуги в оказании помощи Кабулу. Афганцы прилично понимали немецкий язык полковника Бейли и вполне удовлетворительно отвечали ему тоже по-немецки. Но они не знали одной тонкости: полковник прекраспо владел их родным языком”. А дипломаты в присутствии гостя слишком часто обменивались между собой на пушту разного рода замечаниями, мыслями, планами…

Афганская миссия, закончив свои дела в Ташкенте, двинулась дальше.

Настало время и Советскому правительству решить вопрос о первом после в Афганистане. Выбор пал на Н. Бра-вина, который представлял Советскую Россию в Тегеране, но был вынужден покинуть эту страну в связи с бурной антисоветской деятельностью англичан в Иране и теперь находился в Ташкенте.

Как только весть о назначении Н. Бравина на пост дипломатического представителя в Кабуле дошла до «Интеллид-женс сервис», в Лондоне снова вспомнили о полковнике Бейли. Ему поручили не теряя времени установить тщательное наблюдение за Бравиным и постараться внедрить в «его окружение своего агента».

…Неподалеку от города Керки, на Амударье, откуда до советско-афганской границы рукой подать, Н. Бравип и его отряд был встречен басмачами. Правда, наймитам английских спецслужб не удалось задержать миссию, направлявшуюся в Кабул. Однако без потерь не обошлось — 2 человека из ее состава были убиты и 18 ранены.

Прошло некоторое время. Советско-афганские отношения развивались более чем благоприятно. Однажды Н. Бравин получил указание Москвы информировать эмира Амануллу о том, что Советское правительство готово оказать дружественному Афганистану разностороннюю помощь, в том числе и оружием, для отпора британским колонизаторам, для защиты независимости. Лондон отреагировал на это по-своему: вскоре из Кабула в Москву пришла печальная весть, что поздно вечером на одной из улиц афганской столицы ударом ножа в спину убит Н. Бравин. Наймит скрылся. Ведется расследование. Не исключено, что к заговору против Н. Бравина приложил руку лично Ф. Бейли.

Правда, Бейли уже чувствовал всей своей шкурой, что кольцо вокруг него сжимается. Он нервничал, ощущал животный страх. Надо было спасаться. В ночь с 18 на 19 декабря 1919 года он тайно бежит из Бухары в Мешхед, оттуда — в Индию, а затем — в Англию.

В 1920 году, как и планировалось, между Советской Россией и Афганистаном была достигнута окончательная договоренность о безвозмездной передаче южному соседу Страны Советов 1 миллиона рублей золотом, нескольких самолетов, 5 тысяч винтовок с необходимым запасом патронов, а также о сооружении в Афганистане порохового завода, авиашколы, направлении в Афганистан технических и других специалистов.

Но британские империалисты, привлекая на свою сторону реакционных представителей феодальной верхушки афганского общества, не оставляли попыток подорвать советско-афганские связи. И, главное, старались не допустить подписания договора о дружбе и сотрудничестве между двумя странами.

Полковник Бейли продолжал играть свою зловещую роль, хотя и выступал теперь уже в роли советника, а не непосредственного исполнителя коварных замыслов «Интеллидженс сервис». И все же, вопреки его ухищрениям и стараниям, советско-афганский договор о дружбе был в 1921 году ратифицирован обоими государствами. Он стал одним из первых документов в истории человечества, в котором были зафиксированы отношения между великой державой и малым государством на основе равноправия, невмешательства во внутренние дела друг друга, дружбы и взаимного уважения. Это стало возможным еще и благодаря тому, что в 1920 году белогвардейско-националистические банды и иностранные интервенты были разгромлены и изгнаны из Советской России.

И тем не менее английские империалисты не оставили надежд на возвращение утраченных позиций в Афганистане, на использование его территории во враждебных Советскому государству целях. Им удалось активизировать в Афганистане антисоветскую белую эмиграцию и прежде всего басмачество, это контрреволюционное феодально-помещичье отребье, бежавшее из советской Средней Азии. Басмачество в Афганистане возглавил бывший бухарский эмир, друг-приятель полковника Бейли Сеид Алим-хан. В различных населенных пунктах он приступил к сколачиванию банд, которые забрасывались затем на советскую территорию. Оружие и деньги Сеид Алим-хан получал от англичан. Лондон не раз обещал эмиру свергнуть Советскую власть в Бухаре и даровать ему утраченный трон.

И тот клевал на эту удочку. В начале 1922 года Алим-хан в послании к одному из главарей басмачей — Адам-беку сообщал: «Надеемся, что Великий император Британии окажет нам помощь, и с этой стороны есть обещания». А дядя бывшего эмира в письме к действовавшим на советской территории басмачам похвалялся о «полной договоренности с британским правительством о том, что в начале весны 1922 года они прибудут с войсками, пушками, аэропланами через Шугнан, Читрал и Дарваз. Сам эмир с войсками и батареей движется от Кабула по направлению к Ширабаду».

Вот тогда-то афганское правительство и приняло решительные меры по срыву этих замыслов. В ответ на обращение Советского правительства афганцы разоружили более тысячи басмачей, бежавших в Афганистан вместе с Сеид Алим-ханом. А от афганских подданных власти Кабула потребовали немедленно покинуть басмаческие банды.

Убедившись в провале очередного плана по превращению Афганистана в базу антисоветской контрреволюции, английские спецслужбы вновь решили прибегнуть по совету полковника «Интеллидженс сервис» Ф. Бейли к террору. От рук подкупленных бандитов погибло несколько советских дипкурьеров. В 1922 году басмачи по прямому указанию английской агентуры напали под Кабулом на пятерых радистов советского посольства и учинили над ними зверскую расправу. В Герате не раз подвергалось обстрелу генеральное консульство, которое тогда возглавлял советский дипломат Н. Равич. Английские спецслужбы одновременно распускали по базарам афганских городов самые невероятные слухи. Один из них сводился к тому, что, дескать, Россия решила установить в Афганистане Советскую власть.

Одновременно английские колонизаторы торопились на восточных рубежах Афганистана и с военными приготовлениями. Там возводились фортификационные укрепления, сосредоточивались крупные военные силы, строились дороги, аэродромы. А в мае 1923 года Англия предъявила Советскому Союзу пресловутый «ультиматум Керзона». Одним из его главных требований был отзыв советского дипломатического персонала из Афганистана. И когда Москва категорически отвергла наглый, беспардопный ультиматум, в Лондоне все чаще начали вспоминать довольно смелое умозаключение полковника Томаса Эдварда Лоуренса Аравийского, которое было сделано им в беседе с тогдашним министром Англии по делам колоний Уинстоном Черчиллем: «Я полагаю, сэр, что серьезных неприятностей у нас не произойдет по крайней мере в течение ближайших семи лет…»

А неприятности уже были, да еще и немалые! В 1923 году, например, в Кабуле провозгласили первую конституцию, в которой декларировались неприкосновенность собственности, жилища, равенство подданных перед законом и другие гражданские права. В то время при содействии Советского Союза в Афганистане началось сооружение дорог, промышленных предприятий. Росло и число светских учебных заведений. Натуральные налоги были заменены денежными.

Конечно, проводившиеся реформы не могли кардинально улучшить материальное положение народных масс. Их осуществлению, вполне понятно, препятствовали феодальная знать и реакционно настроенное духовенство. А озлобленные независимой внешней политикой Афганистана силы империализма уже плели новые заговоры против законного правительства эмира Амануллы.

В ход пускались старые испытанные средства — подкуп племенных вождей, мулл, снабжение их оружием. Весной 1924 года английским агентам удалось подготовить восстание племен в Хосте. Мятеж распространился на Газни, Джелалабад, Герат. Именно тогда бывший бухарский эмир Сеид Алим-хан, который регулярно получал от Лондона крупные суммы на подрывную деятельность против Советского Союза, по приказу своих британских хозяев призвал басмачей к вторжению в Бухару. Мятеж ширился. Появилась реальная угроза независимости Афганистана и безопасности пограничных районов Советского Союза. И только в результате успешных действий афганской армии и своевременной помощи СССР восстание было блокировано и подавлено.

— Если так пойдет дело и дальше, то мы скоро утратим в этом районе все свои позиции! — воскликнул после этого поражения полковник «Интеллидженс сервис» Бейли. — Не перебросить ли нам поближе к афганским границам со стороны Индии нашего прославленного Лоуренса? Разумеется, ему придется изменить внешний облик и на время забыть собственное имя, изобрести для себя какую-нибудь профессию. Ситуация деликатная, да и русские не упустят случая… Пусть позаимствует мой прежний опыт…

— Осмелюсь доложить, сэр, что еще в 1922 году, кажется в августе, мы устроили Лоуренса в воздушный флот под вымышленным именем Росса, — напомнили полковнику. — Он успешно прошел курс обучения в Эксбридже, тщательно скрывая свою биографию. Однако сохранить инкогнито ему все же не удалось. Примерно через полгода службы в авиации один офицер, хорошо знавший его прежде, но враждовавший с ним, сообщил о Лоуренсе журналистам. За эту информацию офицер получил что-то около 30 фунтов стерлингов…

— И все же я настаиваю! — оборвал говорившего Бейли. — Лоуренс должен быть там! Я не очень верю высказыванию нашего командующего на Ближнем Востоке сэра Алленби, который окрестил полковника шарлатапом. Лоуренс герой! Именно тот самый герой, который нужен нам, людям, стоящим у короны… Он защищает наши с вами интересы, способен проучить этих невежественных афганцев! — Полковник Бейли умолк и обвел присутствующих взглядом, словно ища у них поддержки. Но это была всего-навсего игра. Вопрос о Лоуренсе был решен заранее.

…Военный транспорт «Девоншир» отвалил от причала, развернулся и взял курс на Карачи — крупнейший порт тогдашней британской Индии. Лоуренс стоял на верхней палубе и провожал глазами уходящие в нависшую над гаванью дымку нефтяные резервуары, доки, здания. Отныне в документах он значился бортмехаником Шоу (это для тех, с кем придется иметь дело в Индии) и священнослужителем Пир-Карам-Шахом — для афганцев.

Карачи встретил «бортмеханика» криками уличных торговцев, грузчиков, перезвоном сигнальных колокольчиков рикш. В пыли возле закусочных сидели заклинатели змей, отдыхали погонщики верблюдов. Пестрая толпа в наполненных испарениями улочках течет сплошным потоком. В воздухе — настой острых восточных приправ. Лоуренс внезапно подумал о Каире — что-то напомнило ему то, прежнее место его жительства, всколыхнуло в памяти его «арабское прошлое». В нем заговорил Лоуренс Аравийский, которому, как говорили в те дни, пустыня проникла в кровь так же, как и малярия…

За время многодневного морского перехода Лоуренс отпустил бороду, немного пополнел. Он считал, что это даже к лучшему — изменившаяся внешность тоже ширма!

Первоначально Лоуренс ненадолго задержался в Карачи, затем перебрался сначала в Пешавар, а через несколько дней — в форт Мирам-шах, расположенный в непосредственной близости от афганской границы. И тут получил из Лондона приказ действовать.

…Пир-Карам-Шах сидел, поджав ноги, на паласе и лениво поглаживал длинную бороду. Он был облачен в халат из верблюжьей шерсти. Смуглое лицо излучало блаженное состояние превосходства над собеседником. Подчеркивая каждое слово, он медленно изрекал:

— Пока эмир Дманулла сидит в своем дворце Диль-Туша и возле него вертится этот близорукий живчик Сэми-паша, нам нечего особенно бояться. Я закупил этого начальника кабульского гарнизона со всеми его потрохами. Он блудлив и продажен. Но сегодня служит мне.

— Говорят, что Сэми-паша еще и сама осторожность, — перебирая четки, заметил афганец по имени Мустафа, приближенный Пир-Карам-Шаха, и скосил глаза в сторону своего повелителя. — Он постоянно носит под мундиром пояс с деньгами и кусок свежего хлеба в кармане, чтобы в любой момент быть готовым к бегству. Опасается случайного разоблачения…

— В этом я не нахожу греха, — усмехнулся Пир-Карам-Шах.

— Не желаете ли отведать? — Мустафа протянул Пир-Карам-Шаху лист перечного дерева с нанесенными на глянцевую зеленую поверхность ниточками серебра. — Бетель. Его с великим блаженством жует весь Восток. Полезен для организма…

— Нет, нет, увольте. Предпочитаю джелгузу. Она напоминает кедровые орешки…

— Серебро убивает микробов…

— А мы должны убивать своих врагов. Русских, афганцев, арабов. Всех неверных! Надо воскресить в людях чувство веры к нам, британским солдатам. Светильник этой веры не должен угасать ни в одном кишлаке…

— Вера покупается, — вкрадчиво отметил Мустафа. — Чем больше золотых амани перекочует из рук повелителя в карманы мулл, тем лучше для истины и веры.

— Я обогащу людей преданных. Но тех, кто пойдет против нас, заставлю сперва петь гимны в честь британской королевы, а потом залью им в горло расплавленное золото. Смысл понял, а, Мустафа?

— Наш народ беден и забит…

— Сухая шелковица и вода, немного фруктов и лепешка — вам, афганцам, этого вполне достаточно для жизни. Лаваш может быть даже горячим, прямо из печи. Ну еще чай. Без сахара, разумеется…

Мустафа промолчал. Даже его покоробили полные цинизма слова хозяина. Но разве он был в состоянии возразить? Лучше уж прикусить язык и погасить искорки негодования в глазах. До сих пор ему платили пайсы и рупии. Но Пир обещал золотой амани. В недалеком будущем. Измена стоит того.

Мустафа тяжело вздохнул и пошел открывать наружную дверь: кто-то дернул за металлическое кольцо и отпустил его. И этот «звонок» мгновенно дошел до его чуткого уха.

Минуты через две он вернулся, объявил:

— Гонец из Кабула. Осмелится войти?

— Нет, погоди. Сколько дней он был в пути? Может быть, его вести черствы, как позавчерашняя лепешка?

— Четыре дня, повелитель. Быстрее не будешь…

Пир-Карам-Шах принял из рук Мустафы зеленую тряпку, бережно развернул ее и достал свернутое трубочкой послание.

— Прикажи накормить лошадь. И гонцу тоже что-нибудь дай. Воды, что ли… — Последнее распоряжение он отдавал, уже углубившись в чтение бумаги.

Донесение явно заинтересовало Лоуренса. Он приказал Мустафе оставить его и принялся делать какие-то пометки на листах большой разграфленной тетради.

Агент сообщал, что бывший бухарский эмир Сеид Алим-хан приобрел себе имение близ Кабула. Там он обосновался под присмотром личной охраны, имея человек триста разного рода прихлебателей, несколько законных жен и сорок семь наложниц. Сеид Алим-хан продает через своих посредников лучший каракуль лондонским меховым фирмам и имеет миллионные текущие счета в банке. При этом не теряет контактов с Бухарой. Он в любой день и час имеет оттуда самые достоверные сведения от басмачей и контрабандистов. И главное, значительную часть средств, полученных от разного рода контрабанды, передает главарям басмачества.

Но особенно Пира заинтересовало сообщение о том, что бывший бухарский эмир установил надежную связь с Ба-чайи Сакао. Об этом человеке он был наслышан. Бачайи Са-као — сын известного головореза, унаследовавший от предка самые низменные наклонности. Что уж говорить, если он однажды ночью в своем родном кишлаке убил из мести собственного отца, жену, муллу и убежал в горы. Там сколотил банду и назвался Бачайи Сакао — Сын Водоноса, по имени отчима, который принадлежал к весьма почитаемой в Афганистане профессии водоноса. Заиметь такого союзника, как Бачайи Сакао, по мнению Пира, было совершенно необходимо. И чем скорее, тем лучше. С его помощью можно будет сперва подорвать авторитет эмира Амануллы, а потом и растоптать, уничтожить весь Кабул, физически расправиться с теми, кто будет сопротивляться.

— Эй, Мустафа! — рявкнул во все горло Пир, у которого уже созрело решение. — Зови гонца. Да побыстрее!

Дверь, скрипнув, распахнулась, пропуская рослого афганца в белоснежной, словно только что выстиранной чалме.

— Здоров? Благополучен? Радуешься жизни? — скороговоркой выпалил набор традиционных приветствий Пир.

— Бессиархуб! — еле слышно промолвил гонец. — Очень хорошо!

— Тогда слушай меня внимательно. Немедленно возвращайся в Кабул. Разыщи где-нибудь на Чарикарской дороге Бачайи Сакао и доставь его сюда, ко мне. Любым способом. Понял?! Можешь идти. Мустафа, неси чай!

Выпив чаю, Пир улегся спать. Ночью его мучали кошмары, воспаленный мозг рождал все новые и новые планы, один немыслимее другого. Проснулся весь в поту, затемно, и сразу же сел за составление секретных писем представителю Англии в Кабуле Хэмфрису и Сэми-паше. Затем вызвал Мустафу:

— Пока есть еще время, и ты отправляйся в Кабул. Спрячь в складках чалмы эти письма. Передашь, не читая, понял, болван?! За молчание получишь сполна мною обещанное. Когда вернешься, разумеется. — Поразмыслив, полез под свою плетеную кровать на низких ножках и извлек оттуда несколько фотографий девиц восточного облика в полупорнографических позах. На одной из них Мустафа, обратив в щелочки глаза, успел прочитать надпись: «Вот для чего поехали за границу посланные эмиром Амануллой дочери и сестры правоверных афганцев! Это наносит несмываемый позор всей нашей нации и прославленному благочестием мусульманству».

— Уловил смысл? — Скривив в гримасе рот, Пир уставился на онемевшего от ужаса Мустафу. — А вот другие снимки, полюбуйся! Здесь эти же девицы услаждают свою плоть крепкими напитками, сидя на коленях у молодых, да ранних жеребцов… Послушай, что написано на этой карточке: «Так эмир Аманулла исполняет святые веления пророка и священного шариата о том, что никто не имеет права показывать другим мужчинам свою жену».

Мустафа трясущимися руками принял от своего хозяина письма и фотографии и заторопился к выходу. В душе он понимал, что все это сфабриковано какими-то нечистоплотными людишками, что все это наглая ложь, обман, но…

— Запомни, Мустафа, если попробуешь сблейфовать, головы тебе не сносить, — уловив какую-то странность, даже отреченность во взгляде слуги, предупредил Пир. — Если ты даже выбросишь эти картинки в речку Кабул, мои люди уже доставили из Индии к афганской границе десять тысяч точно таких же фотографий и распространяют их даром среди племен. Так-то, Мустафа, караван ушел…

Подтянув невесомые, как воздух, льняные шаровары, оправив на голове чалму, Мустафа привычным движением вскочил на коня и через несколько минут скрылся за серыми дувалами. Пир подумал: «Начало положено. Теперь все зависит от расторопности тех, на кого мы делаем ставку…»

Но минул месяц-другой, прежде чем людям Пир-Карам-Шаха удалось разыскать Бачайи Сакао. Бандит то грабил караваны, то отсиживался в Пешаваре, Паринагаре, других приграничных городах и селениях. Но людская молва — лучший проводник. Она-то и вывела гонца Пира на верную тропу. И вот Бачайи Сакао уже приглашают к Пир-Карам-Шаху, ему обещают кабульский трон…

Каким-то шестым чувством бандит сознавал, что Пир — англичанин, что с ним нельзя не считаться. А главное, на нем можно неплохо заработать. Значит, нужно ехать.

И вот настал день, когда Бачайи Сакао, обвешанный с ног до головы оружием, предстал перед Пиром. Отпетый авантюрист и законченный уголовник вели за чаем неторопливую беседу.

— Итак, перейдем к делу, — после обычных приветственных слов перешел в наступление Пир. — Нужную сумму я вам передам сейчас, на этом самом месте. По возвращении в Афганистан вы развернете свою деятельность. Все силы направьте на агитацию против правительства. При любом удобном случае необходимо компрометировать местных чиновников, натравливать их на население, а людей — на чинуш. И главное, не жалеть денег. Другая задача — войти в доверие к духовенству, завязать с ним доверительные отношения. В помощь вам я порекомендую постоянного и верного советника — муллу. Он поможет решать самые заковыристые вопросы.

Естественно, — продолжал Пир, — вы должны пообещать муллам, что с вашим приходом в Кабул им возвратят все привилегии, которые были отменены эмиром Амануллой. И здесь не жалейте денег. И последнее. Срочно приступайте к созданию запасов продовольствия и теплой одежды. Сперва вам придется нелегко с оружием и патронами. Поясню: мы пока не хотим рисковать с переброской винтовок в больших количествах. Но караваны придут, не сомневайтесь.

Теперь о связи. Она должна действовать бесперебойно. Ваши гонцы должны быть у меня каждую неделю, а то и каждые три дня. Восстание на востоке мы начнем в середине ноября. А через месяц вы внезапно объявитесь под Кабулом. К этому времени обстановка там для вас сложится вполне благоприятная. О дальнейшем советую ничего у меня не выпытывать. Бесполезно. Хотя я имею план на целый год вперед, с учетом всех неожиданностей. Учтите, на вас мы делаем… ну если не самую главную, то одну из основных ставок.

Про себя Пир подумал: «Пусть считает, что у нас в запасе имеется еще один наемник. Резвее будет трудиться. Нам леностных слуг держать ни к чему…»

— Выполните наши указания, оправдаете надежды — трон эмира ваш, — продолжал он после паузы. — Гарантирую. Кабул гарантирую точно так же, как я мог бы гарантировать его себе. Поняли? Но для этого, во-первых, держите постоянную связь со мной и, во-вторых, исполняйте пунктуально все наши инструкции. По существу, вам терять нечего, а выигрыш у вас может быть весьма завидный. Все ли понятно?

Бачайи Сакао сидел молча, слушал и хмелел от заманчивых посул. А когда полковник велел принести бутылку шотландского виски, он и вовсе размяк. От одного вида этого заветного напитка. Беседа незаметно перешла в другое русло, потекла по аулам, горным крепостям, где еще недавно грабил и убивал Бачайи Сакао. Однако Пир вновь заговорил о том, что его волновало прежде всего:

— Я хочу, чтобы мы заняли линию Кабул — Газни — Кандагар. Между Гиндукушем и нынешней границей создадим независимое государство восточных племен, Остальная территория для нас имеет ничтожное значение. Это будет великолепный буфер между эмиром Амануллой, если он останется жив, и нами. Остальное — чепуха.

Пир хвастал:

— Я бы, если захотел, сам занял престол Кабула. Да только стоит ли он моего мизинца? Твои сородичи невежественны, у них нет никаких интересов, они не думают о завтрашнем дне. Надо пустить в ход деньги. С их помощью все можно здесь делать. Правда, я до сих пор не пойму, зачем мы давали столько золота этому Хабибулло?! Чтобы его прирезали потом в собственной палатке? Полковник Бейли явно просчитался…

А в Кабуле надо распустить слух, что эмир Аманулла решил выставить базар за город. Вот будет удар! Ведь базар — главный и единственный центр города! Это не площадь Пуштунистана, нет, это базар! Здесь встречаются люди и слухи. Здесь и единственный дантист на весь город, и единственная аптека, здесь брадобреи и менялы… И еще: надо всюду твердить, что Аманулла создал народное собрание, «джиргу», куда не пригласил мулл, чиновников, купцов, военных. Разве такое отвечает древнейшему органу самоуправления в вашей стране?! Пусть за это будет в ответе эмир Аманулла… А теперь — будь благополучен и жди от меня сигнала.

Вскоре в кишлаке под Чарикаром в густой тени урюка Бачайи Сакао встретился с муллой, который приехал с индийской границы от Пира и привез для него важный документ. В нем говорилось:

«Мы раньше признавали свое подданство эмиру Аманул-ле — властелину правления по священным законам при условии, чтоб он не совершал дел, противных велениям великого шариата. Ввиду того, что вышеупомянутый не выполнил условий, мы ниже приводим описание дел его, противных велениям Корана и правилам веры главы пророков, описание его ереси и поступков, противоречащих шариату Магомета:

1. Он отверг приветствие (салям), узаконенное словами пророка, и убедил нас, население, на приветствие, принятое у неверных.

2. Он отверг чалму, узаконенную пророком, лишь при наличии которой выполнение намаза считается наиболее совершенным, и приказал нам заменить ее шляпой фасона, принятого у неверных, причем лиц, отказывающихся от ношения шляпы, он считает преступниками.

3. Он отверг исламские одежды, которые носили наши предки, и отдал распоряжение носить все одежды неверных, что делается и в настоящее время.

4. Он преступил веление божье, выраженное в стихе Корана, о том, что посторонний мужчина не должен смотреть на постороннюю женщину и, наоборот, женщина не должна смотреть на постороннего мужчину, и отдал объявление о снятии чадры, противоречащее указанному велению.

5. Несмотря на то что выход из дома взрослым женщинам и девушкам без разрешения мужей и выход вообще всех женщин иначе, как при соблюдении известного порядка и в необходимых случаях (что дозволено законом), воспрещается, Аманулла определил наших женщин и девушек в школу, чем разодрал завесу чести мусульман. До сих пор эта женская школа функционирует.

6. В настоящее время, вопреки словесной и действующей заповеди пророка о ношении усов и бороды, в Афганистане делается, противное.

7. Ни в каком мусульманском народе не было принято, как не принято и сейчас, отправлять взрослых мусульманских девушек из страны ислама в страны неверных иначе, как при соблюдении известных условий, для того, чтобы эти девушки изучали английское письмо или искусство. Вследствие такого некрасивого его поступка нас, мусульман, порицают во всех странах, как исламских, так и неверных…

8. Поступки Амануллы и вообще все, что им делается в настоящее время, указывают на порчу его религиозных убеждений и на то, что он является противником шариата. Он не стремится к прогрессу веры, являющейся основой всякой жизни.

9. Он видит добро в пренебрежении к религии.

10. Согласно Корану человек, вызывающий разврат и беззаконие среди мусульман, попирающий религию, есть убийца мусульман. Аманулла преступил путь, узаконенный исламом, и уподобился кафирам, желая своими словами и делами вырвать из нас корни ислама и сделать нас в наших делах подобными кафирам.

11. Он уничтожил лунное летосчисление, указанное в Коране, и установил летосчисление солнечное.

12. Установленные со времени пророка божьего названия дней, правила о торговых сделках и веление о пятнице он, Аманулла, уничтожил и переменил дни — из пятницы сделал субботу и из четверга пятницу.

13. Он ликвидировал мулл, муэдзинов и служащих при мечетях, которые назначались со времен древних султанов и получали жалованье из государственных средств. Он отверг призыв к молитве, укрепляющий веру ислама.

14. Он ввел среди своих чиновников и других мусульман употребление спиртных напитков, что запрещается и считается великим грехом».

Остальные статьи «обвинения» носили более частный характер. А всего их было 21.

Завершалось это послание словами: «Мы, все мусульмане, устраняем Амануллу от царствования над нами и признаем себя, согласно божьему велению и указаниям великого пророка, истинными подданными эмира Бачайи Сакао. Мы добровольно признаем его правителем Кабула. Да не останется в живых тот, кто не хочет вечности для падишаха!»

Бачайи Сакао ликовал. Сам стиль документа напоминал ему то, что говорил во время встречи Пир. Это то, что было нужно! Но как довести столь складно скроенный англичанином трактат до глаз и ушей мулл? Да и примут ли они его просто так, на одну веру?!

Свои сомнения Бачайи Сакао тут же произнес вслух.

— О, — замахал руками мулла, — осмелюсь заметить, что ясновидящий забыл о том мешке, который я привез с собой по воле великого Пира, забыл он и о последних наставлениях благословенного Пир-Карам-Шаха. Все проще простого: каждого муллу, показывая этот мудрейший документ, необходимо одаривать по заслугам перед верой! Всякий раз надлежит немного облегчать мешок…

Британская марионетка Бачайи Сакао и сам понимал, что без тесного союза с духовенством ему не видать ни трона, ни даже полтрона. Только совместные с муллами действия могли дать надежную базу для программы, которую разработал Пир-Карам-Шах.

А в Лондоне полковник Фредерик Бейли и его подшефные из «Интеллидженс сервис» потирали от нескрываемого удовольствия руки. Искусственно вызванная ненависть к эмиру Аманулле, его реформам, словно пламя при сильном ветре, перекидывалась от кишлака к кишлаку, охватывала города, целые районы, племена. «Мангалы никогда не болеют, нам не нужны больницы Амануллы!» — катилась весть с востока и бомбой разрывалась в Кабуле. А в это время жители северных районов отказывались посылать детей в школы. На юге бунтовали крестьяне, ремесленники. Используя невежество людей из самых отсталых племен, подстрекатели и организаторы восстания агитировали горцев выступить с оружием в руках против законного правительства.

Сэми-паша с помощью своих приближенных тайно распространял на базаре присланные Пиром фотографии полуобнаженных девиц. Одновременно был пущен слух о том, что во всем случившемся виноваты Аманулла и советские представители в Афганистане.

Перед самым наступлением отряда Бачайи Сакао на Кабул его приближенные тайно встретились с британским послом в Афганистане Хамфрисом. Они вели секретные переговоры и обсуждали детали захвата столицы. Английская газета «Дейли мейл» несколько позже писала, что представитель Британии в Кабуле Хэмфрис «помог сильнейшему в данный момент человеку (Бачайи Сакао) стать у власти». Газета, естественно, не упомянула имени главного действующего лица — Пир-Карам-Шаха, или, иначе, полковника Лоуренса Аравийского, который руководил из-за кордона всей этой операцией.

Тем временем Англия решила организовать демонстрацию своей военной мощи, подняв с баз в Индии, близ афганской границы, военные самолеты. Они вторгались в воздушное пространство Афганистана, долетая порой до самого Кабула. Не случайно афганский посол в Турции Джейлани-хан заявил тогда корреспонденту газеты «Миллиет»: «Британские самолеты ежедневно совершают полеты над моей свободной страной. До каких же пор Лондон, объявивший о невмешательстве в наши дела, будет беспрепятственно нарушать международное право?!»

В январе 1929 года Бачайи Сакао захватил Кабул и объявил себя эмиром Афганистана. Получил повышение и Сэми-паша: Пир выдвинул его на пост помощника военного министра.

По указанию британского посольства самозванец развернул бурную антисоветскую деятельность. Ни полковник Фредерик Бейли, ни полковник Лоуренс не могли простить молодой Стране Советов тех поражений, которые они потерпели за эти годы. До 20 тысяч басмачей, базируясь в северных районах Афганистана, начали налеты на территорию советских Среднеазиатских республик. Нарушая советскую границу, шайки головорезов грабили население, терроризировали местные власти, громили учреждения, банки, школы.

А где же в это время находился Лоуренс, он же Пир-Карам-Шах? Его имя незадолго до захвата Кабула Бачайи Сакао впервые появилось в газете «Амани-Афгани». Причем в информации прямо указывалось, что «под именем Пир-Карам-Шаха скрывается офицер «Интеллидженс сервис» Лоуренс, активный организатор восстания».

Вслед за этим сообщением в лондонской газете «Имперские новости» было опубликовано еще одно: «Где-то среди диких холмов Афганистана, на скалистых высотах вблизи жилищ пещерных людей, по берегам горных речек бродит одинокий, исхудавший святой со знаками паломника… Это полковник Лоуренс, самый таинственный человек империи. В действительности он верховный проконсул Англии на Востоке…»

Посол Хэмфрис, да и сам Лоуренс, понимал, что тучи быстро сгущаются. Аферист, рядящийся в тогу святого паломника, решил, что бесполезную игру пора кончать. Кто-кто, а он-то лучше других предвидел, насколько непрочно сидит на своем троне ставленник Лондона Бачайи Сакао. Он знал, что в случае опасности на эту дутую фигуру положиться будет нельзя.

Вскоре полковник Лоуренс был доставлен на самолете к побережью, где под покровом темноты погрузился на пароход «Раджпутана». Пир вернулся в Англию вместе с февральскими туманами, стараясь не наделать лишнего шума, избежать скандальных ситуаций: ведь роль его в афганских делах была достаточно ясна даже для человека, далекого от политики.

Однако без неприятностей не обошлось. Члены лейбористской партии сделали ряд запросов в парламенте в отношении его похождений на границах с Афганистаном. А во время демонстрации, организованной английскими коммунистами, ее участники даже сожгли чучело Пир-Карам-Шаха.

Потом о Лоуренсе как-то забыли и вновь вспомнили лишь в октябре 1929 года, когда Бачайи Сакао был свергнут патриотически настроенными силами Афганистана и казнен. Новый афганский эмир Мухаммед Надир стремился сохранить преемственность внешней политики Амануллы, выступал за сотрудничество с северным соседом. А окончательный разгром находящихся в Афганистане банд басмачей подорвал надежды империалистов на использование этой страны в качестве плацдарма для подрывной деятельности против Страны Советов.

…На этом заканчивается магнитофонная запись рассказа Али Ахмад Хана. Но не закончилась в тот памятный вечер наша беседа с этим на редкость интересным человеком, прожившим долгую и насыщенную событиями жизнь. Он сам был не только очевидцем, но и участником многих событий, хотя старался об этом не упоминать.

Я попросил Али Ахмад Хана сказать несколько слов о роли религии в Афганистане тех лет. Он подумал и ответил:

— Вы понимаете, кажущаяся ученость мулл была, конечно, вне конкуренции. А кто они? В основном — самозванные представители Аллаха и пророка его Магомета на земле. Смертные мусульмане обожествляли муллу и всецело подчинялись ему. Афганское духовенство на фоне невероятной нищеты народа являлось владельцем сказочных богатств. Афганский эмир лишь номинально считался главой страны. Властителями духовной жизни населения и большей части его материальных ресурсов оставались муллы. Они настойчиво воспитывали новые толпы фанатиков и фаталистов, которые верили в силу рока, провидения и бессмысленность борьбы против него. Покорность, ожидание смерти — это все, чем жил, что чувствовал афганец. Приход к власти эмира Амануллы с его смелыми реформами прозвучал как взрыв. Он отнял все у духовенства. Движимое и недвижимое имущество перешло к государству. Власть мулл была подорвана. Но влияние не исчезло. Все так сразу не бывает. Любую победу нужно выковывать. Неграмотное население все равно тянулось к муллам. А они были рядом…

Вот почему, когда 6 января 1929 года афганская реакция и их покровители — англичане торжествовали победу Бачайи Сакао и был опубликован декрет об отмене всех прогрессивных начинаний, страна полностью, как это было и раньше, оказалась в распоряжении мулл, реакции. А фактически — в распоряжении английской агентуры, тщательно замаскированной и проникавшей решительно повсюду.

Пылью лживых фраз можно обмануть разум, но нельзя остановить ход истории, — продолжал Али Ахмад Хан. — Я помню, как в том же двадцать девятом году англичане развернули клеветническую кампанию против вашего государства. Они уже тогда во все глотки кричали о «красной опасности», о том, что СССР хочет «поглотить Афганистан». А Советский Союз как раз в то время, следуя политике защиты независимости и суверенитета афганского государства, выступил против намечавшегося вторжения шахских войск из соседнего Ирана на территорию Афганистана.

Силы империализма развернули в Иране бурную антиаф-ганскую деятельность. Они хотели столкнуть между собой две мусульманские страны. 15 апреля 1929 года в советском заявлении шахскому правительству подчеркивалось, что антиафганские агрессивные настроения шахских кругов «можно объяснить лишь тем, что последние имеют основания рассчитывать на поддержку со стороны третьих государств из числа великих держав, поскольку именно деятельность этих держав (имелась в виду в первую очередь Англия. — Прим. авт,) была направлена… на подрыв государственного порядка и политической независимости Афганистана».

Шаги, которые предпринял в то время Советский Союз, полностью разбили империалистические замыслы подтолкнуть Иран к агрессивным акциям против Афганистана. Разве это не благородный, достойный самого высокого уважения поступок?!

Я не случайно вспомнил сейчас об этом, — продолжал развивать свою мысль мой собеседник. — Нынешняя ситуация на Среднем Востоке оставляет, мягко говоря, желать лучшего. Местная реакция противится всем прогрессивным социальным переменам. Пентагон вынашивает здесь свои опасные планы. Определенные круги Запада разжигают нефтяные страсти. Здесь проявляются застарелые и искусно подогреваются подготовленные заинтересованными лицами новые противоречия, разжигаются конфликты. А если один из этих конфликтов, выйдя из-под контроля, вызовет цепную реакцию?

Наша страна, все миролюбивое человечество не хочет кровопролития. Мы — за мирное урегулирование всех международных проблем. И не случайно афганское правительство выступило с предложением о проведении переговоров с Пакистаном и Ираном. Они нужны для выработки соглашения о нормализации отношений между нашими странами. Их участники, например, могли бы взять на себя конкретные обязательства не допускать какой-либо враждебной деятельности — прежде всего военных вторжений — со своей территории друг против друга. Когда были бы прекращены вторжения в Афганистан извне врагов Апрельской революции и надежно гарантировано, что эти вторжения не возобновятся, тогда мог бы быть решен и вопрос о выводе из нашей страны ограниченного контингента советских войск.

Однако блокировать афганскую мирную инициативу пытаются те силы, которые вообще выступают против разрядки. Им, как и в те далекие годы полковникам Бейли и Лоуренсу, хочется сохранить на Среднем Востоке очаг напряженности, чтобы раздувать его тлеющие угли до международных масштабов. Взять хотя бы Иран: ведь антиафганскую истерию Вашингтон сегодня использует для воздействия на обстановку в Иране, всеми силами стараясь повернуть в угодное ему русло ход событий в этой стране. Если говорить о Пакистане, то там под диктовку того же Пентагона все крепче завинчивается пресс военного режима. Это и понятно: Соединенные Штаты хотят видеть у афганских границ не демократическое государство, а находящийся под их неусыпным контролем стратегический плацдарм.

Но времена лоуренсов и прочих авантюристов прошли. Никто не в силах лишить Афганистан законной защиты от вторжений вражеских полчищ извне.

— Уважаемый Али Ахмад Хан, — задал я последний вопрос. — Вы только что упомянули Лоуренса. Как известно, его уже давно нет в живых. Он погиб в дорожной катастрофе, кажется, в возрасте 47 лет в мае 1935 года под Лондоном. А что известно о Фредерике Бейли? Об этом «наставнике» Лоуренса, лгуне и отпетом авантюристе. Какова его судьба?

— Видите ли, специальными исследованиями по этому вопросу я не занимался. Но думаю, что так или иначе история давно уже списала его в архив. Правда, лет десять — двенадцать назад мне приходилось слышать, что Бейли проживает в своей вотчине в графстве Норфолк. Больше того, кое-кто в Лондоне хотел, чтобы из супер-шпиона вышел супер-писатель. Но произошла осечка. Фальсификатор и наглый плут, любивший всегда возвеличивать лишь себя, так и остался у разбитого корыта. Не помогла и выпущенная им вскоре после второй мировой войны книжка «Миссия в Ташкент». Такие вот дела. Ну а если он и сегодня еще жив, то ему, подсчитать, все 98 лет будет…

Да, минули годы, многое изменилось на нашей планете, в том числе и на Среднем Востоке. Но и сегодня повествование об авантюристах от политики Фредерика Бейли или Лоуренса Аравийского — не обычная дань истории. Силы империализма и по сей день проводят в этом регионе ту же тактику диверсий и провокаций, подкупа, фальсификации и шантажа. Изображая из себя «друзей мусульман», «борцов за права человека», они из кожи лезут вон, чтобы внести раскол в процесс национально-освободительного движения. Но ход истории не остановить!