Осень в Пекине

D

Профессор Жуйживьом[14] некоторое время смотрел на витрину, не в силах оторвать взгляд от яркого блика, рассеянно оброненного опаловой лампочкой на полированной поверхности деревянного двенадцатилопастного винта. Сердце профессора радостно ерзало в груди и в конце концов до того распрыгалось, что задело восемнадцатую пару временных плечевых нервов. Тогда Жуйживьом открыл дверь и вошел. В лавке приятно пахло свежим распилом. По углам валялись различной формы и стоимости куски бальзового дерева, гемлока и гикори; в витринах красовались шарикоподшипники, летательные приспособления и просто круглые безымянные предметы, которые торговец именовал колесами на том лишь основании, что посередине у них имелась дырка.

— Добрый день, господин профессор, — сказал торговец. Он хорошо знал Жуйживьома.

— Прекрасные новости, господин Крюк, — ответил профессор. — Я только что прикончил трех своих клиентов и наконец-то могу снова засесть за работу.

— Невероятно! — отозвался Крюк. — Главное — не упустить случая.

— Медицина — великолепное средство, чтобы разогнать тоску; но с авиамоделированием она ни в какое сравнение не идет.

— И не говорите, — подхватил Крюк. — Я тоже пару дней назад испробовал ваш способ. Хорошо пошло.

— То ли еще будет! — сказал Жуйживьом. — А вы видели новый итальянский моторчик?

— Нет, не довелось. Каков же он из себя?

— Устрашающий! — сказал Жуйживьом. — Можно саможивьомсжеваться.

— Ха-ха-ха! Ну, вы кого хочешь уморите, профессор.

— Так-то оно так, да с зажиганием проблемы.

Глаза Крюка растянулись в ширину, отчего веки поползли вниз. Он положил ладони на прилавок и, тяжело дыша, склонился к профессору:

— Да что вы?

— Точно говорю, — Жуйживьом произнес это внятно, вкрадчиво и сладко, что исключало даже мысль о невозможности.

— И вы видели его своими глазами?

— Он у меня дома. И даже работает.

— Откуда он у вас?

— Из Италии знакомый прислал, Альфредо Жабес[15].

— Вы мне его покажете? — спросил Крюк с надеждой в голосе, и его грушеподобные щеки совсем опали.

— Как вам сказать... — замялся Жуйживьом. — Посмотрим... — он засунул пальцы за воротник лютикового цвета рубашки, откуда торчала цилиндроконической формы шея. — Мне нужна фурнитура.

— Берите все, что вам нужно и сколько нужно, — с готовностью предложил Крюк. — Платить не надо. И сейчас же идем к вам.

— Согласен, — сказал Жуйживьом.

Он набрал побольше воздуха в легкие и решительно направился в глубь магазина, напевая военный марш. Крюк проводил его глазами. Он готов был отдать все содержимое лавки.

— Неслыханно!.. — выдохнул Крюк.

Мотор только что остановился. Жуйживьом потеребил штифт и крутанул пропеллер, пытаясь снова привести его в движение. С третьего захода он наконец завертелся, да так внезапно, что Жуйживьом не успел отдернуть руку. Профессор взвыл и запрыгал на месте. Крюк сменил его и тоже принялся запускать мотор. На этот раз он завелся с полоборота. В крошечном резервуаре для горючего пузырился воздух, сочащийся через клапан; ниточка пузырьков была похожа на слизь улитки. Через два специальных отверстия тонкой струйкой вливалось масло.

Жуйживьом снова приблизился к мотору; от винта на него пахнуло отработанными газами. Он взялся за рукоятку поршня, чтобы отрегулировать давление, и сразу же обжег пальцы. Профессор судорожно затряс рукой и засунул всю пятерню себе в рот.

— Елки-моталки! — заорал он, но, к счастью, сквозь пальцы трудно было разобрать, что он кричит.

Крюк как завороженный следил за вращением винта, и от этого глаза его тоже совершали в орбитах вращательное движение. Центробежная сила сносила хрусталики от центра к краю, в результате чего Крюк видел только испод собственных век. Пришлось отказаться от этой затеи. Массивный стол, к которому был привинчен миниатюрный алюминиевый картер, ходил ходуном, сотрясая всю комнату.

— Работает!.. — неистово завопил Крюк.

Он отскочил от стола, подхватил Жуйживьома, и они пустились в пляс, в то время как голубоватый дымок, поднимаясь над мотором, расползался по комнате. Резкий телефонный звонок, продемонстрировав умение подражать свисту медузы, настиг их на взлете особенно опасного па. Прервав полет, Жуйживьом приземлился на спину, а Крюк вниз головой влетел в зеленый цветочный горшок, из которого торчала большая академическая пальма.

Жуйживьом первым вскочил на ноги и бросился к телефону. Крюк тем временем возился, пытаясь вытащить голову из горшка, но принял пальму за собственную шею и что было сил тянул за ствол. Кончилось тем, что он встал вместе с горшком и тут только заметил, что ошибся, полому что вся земля высыпалась ему за шиворот.

Вернулся разъяренный Жуйживьом и потребовал выключить мотор, потому что за этим чертовым треском не слыхать ни слова. Крюк завинтил штифт, и мотор встал, издав сосущий звук сухого, недоброго поцелуя.

— Я пошел, — сказал профессор. — Меня больной требует.

— Кто-то из ваших клиентов?

— Да нет, но все равно надо идти.

— Тоска! — посочувствовал Крюк.

— Можете оставаться и заводить дальше, — сказал Жуйживьом.

— А, тогда все в порядке. Идите, идите себе, — оживился Крюк.

— Ну вы и хитрец, — сказал Жуйживьом. — Вам, в сущности, ни до чего нет дела.

— Ни малейшего, — подтвердил Крюк.

Он склонился над блестящим цилиндром, отвинтил штифт и отодвинулся, собираясь включить мотор. Тот заработал, когда Жуйживьом выходил из комнаты. Крюк сместил регулятор давления. И тут агрегат, свирепо рыча, оторвался от пола и, прихватив с собой стол, взмыл в воздух. Перемахнув через всю комнату, летящая громада врезалась в стену. На грохот прибежал профессор. Увидев страшную картину, он рухнул на колени и осенил себя крестом. Крюк уже истово молился.

Горничная Корнелиуса Шмонта провела Жуйживьома в комнату, где лежал больной. Чтобы убить время, тот вязал какую-то жаккардовую[16] композицию Поля Клоделя, которую высмотрел в одном из совместных номеров «Католической мысли» и «Пилигрима».

— Привет! — сказал Жуйживьом. — Вы оторвали меня от дела.

— Вот как? — удивился Корнелиус. — Я очень этим опечален.

— Заметно. Болит что-нибудь?

— У меня бедро расколото на пять кусков.

— Кто вас лечил?

— Доктор Неприведигос... Теперь, правда, все в порядке.

— Зачем же вы заставили меня притащиться? — спросил Жуйживьом.

— Хотел предложить вам кое-что.

— А идите вы... сами знаете куда.

— Хорошо, тогда я пошел, — сказал Корнелиус. Он попытался подняться, но едва коснулся ногой пола, как бедро его снова сломалось, и он самым натуральным образом упал в обморок. Жуйживьом вооружился телефоном и вызвал «скорую помощь», чтобы она перевезла больного в его клинику.

— Будете каждое утро колоть ему эвипан, — распорядился Жуйживьом, — и чтобы не просыпался, пока я в больнице. Он у меня уже в печенках со своими...

Он прикусил язык. Практикант внимательно смотрел на него.

— Впрочем, вас это не касается, — сказал профессор. — Как его бедро?

— Мы вживили ему болты, — сказал практикант. — Крупного калибра. Какой великолепный перелом!

— Вы не знаете, кто такой Килала? — спросил Жуйживьом.

— М-м-м... — ответил практикант.

— Если не знаете, то и не говорите. Это финский инженер, он придумал систему выпуска пара для паровозов.

— А-а, — сказал практикант.

— Позднее его открытие было усовершенствовано Шаплоном[17], — добавил Жуйживьом. — Впрочем, это тоже вас не касается.

Он отошел от кровати Корнелиуса и обернулся к соседней койке. Она была свободна, и санитарка водрузила на нее стул, чтобы прибраться.

— Что со стулом? — пошутил Жуйживьом.

— Горячка, — ответил практикант, подыгрывая.

— Поиздеваться надо мной решили? — спросил профессор. — Поставьте ему градусник, сейчас посмотрим.

Он сложил руки на груди и стал ждать. Практикант вышел и вернулся с дрелью и термометром. Потом он перевернул стул вверх ногами и принялся сверлить под сидением дырку, то и дело сдувая опилки.

— Поторопитесь, — сказал Жуйживьом. — Меня ждут.

— К обеду? — спросил практикант.

— Нет. Собирать авиамодель «Пинг-903». Вы сегодня, однако, любопытны.

Практикант закончил сверлить и вставил градусник в дырочку. Было видно, как ртуть сначала собралась в комочек, а потом стремительно поползла вверх по шкале и, раздуваясь как мыльный пузырь, зависла на конце термометра.

— Скорей вытаскивайте! — приказал Жуйживьом.

— Господи Иисусе!.. — охнул практикант.

Ртутный шар раздулся еще больше и лопнул у основания. Брызги кипящей ртути упали на кровать. В тех местах, где капнула ртуть, простыни в мгновение ока порыжели. На белой ткани проступили почти параллельные линии, сходившиеся в конце концов к ртутной кляксе.

— Переверните стул и уложите его как следует, — сказал Жуйживьом. — Позовите мадмуазель Курвандуй.

Старшая медсестра мгновенно прибежала на зов.

— Смерьте давление у этого стула, — велел Жуйживьом.

Практикант с предосторожностями взялся укладывать стул в постель.

— М-да, занятный случай, — строго заметил профессор, неотступно следя за действиями своего ассистента. — Да поосторожней же, не дергайте его так.

Практикант злился и действовал довольно грубо, отчего стул немилосердно скрипел. Поймав на себе взгляд профессора, молодой человек засуетился вокруг кровати с подчеркнутой аккуратностью профессионального яйцеглотателя.

— Надо, чтобы передняя кромка крыла была из того же материала, — сказал Крюк.

— Нет, лучше традиционная обшивка из бальзового дерева толщиной в полтора миллиметра. Тогда он будет легче.

— Если с таким мотором он на что-нибудь налетит — ему каюк, — предупредил Крюк.

— А мы найдем подходящее место, — сказал Жуйживьом.

Они разрабатывали проект крупногабаритной модели «Пинг-903», которую Жуйживьом специально подгонял к мотору.

— Это будет небезопасно, — заметил Крюк, — лучше держаться от него подальше.

— Какой же вы зануда, Крюк. Плюньте на все. В конце концов, я врач.

— Ну ладно. Я подберу запчасти, которых нам недостает.

— Не скупитесь. Я заплачу, сколько надо.

— Буду выбирать как для самого себя, — пообещал Крюк.

— Ни в коем случае! Выбирайте как для меня. Я так хочу. У вас отвратительный вкус. Идемте, я выхожу вместе с вами. Мне надо навестить больного.

— Идемте, — согласился Крюк. Они поднялись и пошли к выходу.

— Послушайте... — сказал Корнелиус Шмонт.

Он говорил еле слышным, сонным голосом; глаза его самопроизвольно закрывались. Жуйживьом устало вздохнул:

— Так, значит, эвипан вас уже не берет. И вы намерены снова донимать меня этими невообразимыми предложениями?

— Да вовсе нет! — сказал Корнелиус. — Но этот стул...

— Ну и что, что стул? Он болен, его лечат. Вы знаете, что такое больница?

— О Боже! — простонал Корнелиус. — Уберите его отсюда. Он скрипел всю ночь напролет...

Практикант, стоявший рядом, тоже, казалось, едва владел собой.

— Это правда? — спросил у него профессор. Тот кивнул в ответ.

— Можно было бы его выбросить, — сказал практикант. — Какой-то старый стул...

— Это стул эпохи Людовика XV, — назидательно сказал Жуйживьом. — И потом, кто из нас заявил, что у него горячка, вы или я?

— Я, — буркнул практикант. Его бесило, когда Жуйживьом начинал обхаживать стул.

— Ну так и лечите его.

— Я сойду с ума!.. — простонал Корнелиус.

— Тем лучше, — заметил Жуйживьом. — Наконец-то перестанете доставать меня своими дурацкими предложениями. Сделайте-ка ему еще один укол, — добавил он, обращаясь к практиканту.

— Ой, ой-ой-ой! — завопил Корнелиус. — Я уже не чувствую собственной ягодицы!

— Значит, дело идет на поправку.

В этот момент стул разразился целой очередью потрескиваний и похрустываний. Вокруг кровати распространился отвратительный запах.

— И так всю ночь, — устало пробормотал Корнелиус. — Переведите меня в другую палату.

— Вас и так положили в двухместную, а вы еще чем-то недовольны, — возразил практикант.

— Кроватей-то две, но стул уж очень воняет, — пожаловался Корнелиус.

— Да ладно вам, — сказал практикант, — думаете, вы очень благоухаете?

— Попрошу вас быть повежливей с моим пациентом, — одернул его профессор. — Что такое с этим стулом? У него что, проникающая непроходимость?

— Кажется, да, — сказал практикант. — К тому же давление сорок девять.

— Ну ладно, — заключил Жуйживьом. — Вы сами знаете, что надо делать. Счастливо оставаться.

Он нажал Корнелиусу на нос, чтобы его рассмешить, и вышел. Крюк ждал его с моделью «Пинг-903».

Крюк нервничал и кусал губы. Перед ним лежал лист бумаги, испещренный вычислениями и уравнениями двадцать шестой степени.

Искания и сомнения. Жуйживьом ходил взад-вперед по комнате, а чтобы не разворачиваться, от грязно-зеленой стены обратно он шел пятясь.

— В здешних условиях ничего не выйдет, — объявил Крюк после долгого молчания.

— Вы просто паникер, — сказал Жуйживьом.

— Здесь мало места. Он будет пролетать четыре измерения в минуту. Вы можете себе представить, что это такое?

— Ну и что теперь?

— Нужна пустыня.

— Но я должен быть при моих больных.

— Устройтесь врачом в колонию.

— Нет ничего глупее. Я буду мотаться по деревням и не смогу заниматься «Пингом».

— Тогда возьмите отпуск.

— Это не принято.

— Ну, значит, ничего не получится.

— Вот ведь незадача! — сказал Жуйживьом.

— Как хотите! — сказал Крюк.

— Ба! Постойте! — воскликнул вдруг Жуйживьом. — Я бегу в больницу... Продолжайте расчеты.

Он спустился по лестнице, миновал вестибюль и вышел на улицу. Около тротуара, возле решетчатого настила, ждал автомобиль. После смерти одной из своих любимых пациенток[18] профессор перестал принимать дома и занимался врачебной практикой исключительно в клинике.

Войдя в палату Корнелиуса, Жуйживьом застал там высокого и крепкого светловолосого парня: он сидел на кровати рядом с перевернутым стулом. При появлении профессора парень встал.

— Здравствуйте, — сказал он. — Меня зовут Анна.

— Сейчас не время для посетителей, — заметил практикант, входя за профессором.

— Но он все время спит, — сказал Анна, указывая на Корнелиуса. — Мне приходится сидеть и ждать, пока он проснется.

Жуйживьом повернулся к студенту-медику:

— А с вами что сегодня?

— Ничего, пройдет, — отвечал тот. Руки у него прыгали, как дверные молотки, глаза были обведены черными кругами в пол-лица.

— Вы что, не спали?

— Нет... Этот стул...

— Да ну? Что-то не так?

— Жопа с ручкой, а не стул, — злобно проговорил практикант.

Стул поворочался, скрипнул, и в палате снова дурно запахло. Взбешенный студент двинулся к кровати, но Жуйживьом остановил его, положив руку на плечо.

— Успокойтесь, — сказал он.

— Не могу больше!.. Он надо мной издевается!

— Вы давали ему судно?

— Давал. Но он ничего не желает делать. Только скрипит, трещит, валяется с температурой и изгаляется надо мной, как хочет.

— Держите себя в руках, — сказал Жуйживьом. — Сейчас мы им займемся. Ну а вы что хотите? — спросил он, повернувшись к Анне.

— Мне нужно поговорить с господином Шмонтом. По поводу подписанного контракта.

— Не рассказывайте мне ничего. Я все равно не в курсе.

— Разве господин Шмонт не делал вам никаких предложений?

— Господин Шмонт настолько болтлив, что я вынужден давать ему снотворное, и он спит дни и ночи напролет.

— Простите, — сказал практикант, — но это я даю ему снотворное.

— Хорошо, — сказал Жуйживьом. — Пусть так... Вы даете.

— Я знаю все его предложения, — заявил Анна. — Могу вам рассказать.

Жуйживьом посмотрел на ассистента и подал знак. Тот сунул руку в карман и встал у Анны за спиной.

— Правда? Как интересно, — сказал профессор. — Расскажите, расскажите.

Практикант извлек из кармана огромный шприц и вонзил иглу Анне в бицепс. Тот попытался было отбиваться, но моментально заснул.

— Куда мне его деть? — спросил практикант, с трудом поддерживая тяжелое тело.

— Решите сами, — бросил профессор. — Мне пора на обход. Шмонт, того гляди, проснется.

Практикант разжал объятия, и Анна рухнул на пол.

— Может, я его вместо стула на кровать?.. — робко предложил он.

Стул ответил мерзким скрипучим хихиканьем.

— Оставьте стул в покое, — сказал Жуйживьом. — Если вы и дальше не прекратите на него наговаривать...

— Ладно, — пробурчал студент-медик, — а тот, второй, — пусть, что ли, так и лежит?

— Дело ваше.

Профессор оправил белый халат, вышел мягким, пружинистым шагом и исчез в меандрах покрытого лаком коридора.

Оставшись в палате один, студент медленно приблизился к стулу и подарил его взглядом, исполненным ненависти. От усталости веки его ежеминутно смыкались. Вошла медсестра.

— Вы давали ему судно? — спросил практикант.

— Давала.

— Ну и что?

— У него глисты, оксиуры. Деревянные. А один раз он сам встал. Оказывается, он ходит иноходью. Ужасно неприятное зрелище. Я была просто в ужасе.

— Сейчас устрою ему осмотр, — сказал практикант. — Дайте мне чистую пеленку.

— Пожалуйста, — сказала медсестра.

У него даже не было сил запустить руку ей промеж ног, хотя она, как обычно, распахнула халатик. Медсестра обиженно сунула ему пеленку и удалилась, громыхая эмалированными лотками.

Студент уселся на кровать и отогнул простыню. Он старался не дышать, потому что стул скрипел и крякал почем зря.

Когда Жуйживьом вернулся с обхода, практикант спал мертвым сном у кровати Корнелиуса, перевалившись через бесчувственное тело Анны. Что-то неприметно изменилось на соседней койке. Профессор быстро откинул простыню. Под ней лежал стул Людовика XV, ножки его одеревенели. Он постарел на двадцать лет. Холодный и окоченевший, он напоминал скорее мебель Людовика XVI. Спинка его сделалась напряженно-прямой и красноречиво говорила о мучительной предсмертной агонии. Дерево имело теперь голубовато-белесый оттенок, что не укрылось от профессорского ока. Он обернулся и ударил студента ботинком в голову. Тот не шелохнулся, только захрапел. Профессор опустился рядом с ним на колени и стал его трясти.

— Эй, вы что, спите, что ли? Что вы тут натворили? Практикант заворочался и приоткрыл мутный глаз.

— Что тут у вас произошло? — снова спросил Жуйживьом.

— Укололся... — промямлил практикант. — Тоже эвипан. Очень спать...

Он сомкнул веки и снова разразился храпом. Жуйживьом затряс его сильнее:

— А что со стулом? Практикант вяло хихикнул:

— Стрихнин.

— Сукин вы сын! — сказал Жуйживьом. — Придется поставить его на место и сменить обивку.

Он встал с оскорбленным видом. Практикант спал блаженным сном, а вместе с ним Анна и Корнелиус. Жуйживьом зевнул, осторожно снял стул с кровати, поставил его на пол. Раздалось последнее, уже мертвое поскрипывание, и профессор опустился на сиденье. Голова его стала раскачиваться из стороны в сторону, и в тот момент, когда она нашла наконец удобное положение, кто-то постучал в дверь. Профессор не услышал. Тогда Анжель постучал снова и вошел в палату.

Жуйживьом обратил на него остекленевшие, потерявшие всякое выражение глаза.

— Никогда не сможет летать, — пробормотал он.

— Что вы говорите? — вежливо переспросил Анжель. Профессор еле боролся со сном, но, сделав над собой неимоверно тяжкое усилие (весом в несколько килограммов), произнес:

— Никогда «Пинг-903» не сможет летать в этих условиях. Это говорю вам я, Жуйживьом!.. Здесь столько деревьев!

— А может быть, вам поехать с нами? — сказал Анжель.

— С кем это с вами?

— С Анной и со мной. И еще с Рошель.

— Куда это?

— В Экзопотамию.

Полог Морфея приподнялся над головой профессора, и бог сна собственноручно бросил ему на темечко камень. Жуйживьом мгновенно проснулся.

— Пропади я пропадом, ведь это пустыня!

— Совершенно верно, — подтвердил Анжель.

— Так это же то, что мне нужно!

— Значит, вы согласны?

— Согласен на что, черт подери? — воскликнул профессор, переставая понимать, что к чему.

— Как, разве господин Шмонт не предлагал вам работу?

— Господин Шмонт переел мне плешь, — сказал Жуйживьом. — Вот уже неделя, как я колю ему эвипан, чтобы он оставил меня в покое.

— Но ведь он хотел всего лишь предложить вам место в Экзопотамии: главный врач лагеря.

— Какого еще лагеря? И когда?

— Лагерь железнодорожного строительства там, в пустыне. Работы начнутся через месяц. А отправляться надо завтра. Едем мы с Анной и Рошель.

— Кто такая Рошель?

— Приятельница.

— Хорошенькая? — Жуйживьом выпрямил спину и подтянулся.

— Хорошенькая. Во всяком случае, мне так кажется.

— Значит, вы влюблены, — со знанием дела заметил профессор.

— Да нет, что вы! — запротестовал Анжель. — Она любит Анну.

— А вы любите ее?

— Да, — сознался Анжель. — И просто необходимо, чтобы Анна любил ее тоже, раз она его любит. Она была бы так счастлива!

Жуйживьом почесал нос.

— Это, конечно, ваше личное дело, но остерегайтесь подобных рассуждений. Значит, вы считаете, что там достаточно места для запуска «Пинга-903»?

— Там места сколько хотите.

— А вы почем знаете?

— Я инженер.

— Великолепно! — сказал профессор и нажал на кнопку у изголовья Корнелиуса.

— Потерпите немного, — сказал он Анжелю, — сейчас мы их разбудим.

— Но как?

— Очень просто, — объяснил Жуйживьом. — Уколоть как следует — и готово дело!

Он замолчал и погрузился в размышления.

— О чем вы думаете? — спросил Анжель.

— Я возьму с собой ассистента, — сказал профессор. — Очень честный молодой человек... — Ему вдруг стало неуютно сидеть на стуле, но он продолжал: — Надеюсь, у них найдется место и для Крюка. Это прекрасный техник.

— Разумеется, найдется, — сказал Анжель.

Вошла медсестра и принесла все необходимое для уколов.