Осень в Пекине

I

Дюдю наблюдал за действиями Карло и Марена. Брешь, проделанная в гостинице, еще не достигла нужной высоты. Пока что она останавливалась на уровне первого этажа, но в дальнейшем должна была разрезать здание пополам. Технические исполнители прервали работу и расчищали проем от завала. Прислонясь к стене и засунув руки в карманы, Дюдю стоял около лестницы на второй этаж. Он размышлял над словами Анны, почесываясь и прикидывая, нельзя ли как-нибудь обойтись без его услуг. Он решил подняться наверх и взглянуть на чертежи обоих инженеров; если работа окончена или близка к завершению, значит, настал удобный момент их уволить.

Дюдю проводил взглядом долгие измерения уже проложенного пути. Подвешенная на сваях дорога была похожа на игрушку. Под шпалами гладко выровненный песок ждал балласта. Рядом со штабелями рельсов и шпал, накрытые брезентом, покоились в разобранном состоянии вагоны и паровоз.

Карло остановился. У него ломило спину. Он медленно разогнул туловище и сложил руки на деревянной рукоятке своей лопаты; запястьем отер лоб. Пропитанные потом волосы лоснились, влажное тело было облеплено пылью. Штаны съехали на бедра и свисали у колен дряблыми мешками. Карло смотрел в землю, медленно поворачивая голову то вправо, то влево. Марен продолжал расчищать проем, и осколки стекла позвякивали о железо его лопаты. Резко выгибая торс, он бросал их в кучу мусора за своей спиной.

— Продолжайте работать, — приказал Дюдю, обращаясь к Карло.

— Я устал, господин, — ответил тот.

— Вам платят не за то, чтобы вы валяли дурака.

— Я не валяю дурака, господин, я перевожу дух.

— Если у вас не хватает духу выполнять как следует эту работу, нечего было за нее браться.

— Я не гонялся за ней. Я просто был вынужден согласиться.

— Никто вас не принуждал: сами подписывали контракт.

— Но я устал.

— Повторяю: продолжайте работать. Марен перестал бросать мусор.

— Мы не можем работать без передышки, как скоты, — сказал он.

— Можете. А для того, чтобы это непреложное правило соблюдалось, имеется старший мастер.

— Это... какое правило?

— Непреложное.

— Слушайте, вы нам уже глаза намозолили, не только руки, — сказал Марен.

— Попрошу вас быть повежливей.

— Даже эта сволочь Арлан оставил нас в покое. Оставьте и вы.

— Я как раз собираюсь напомнить Арлану о его обязанностях, — сказал Дюдю.

— Работу свою мы выполняем, — сказал Марен. — А как мы это делаем — не ваша забота.

— Еще раз повторяю: продолжайте расчистку. Это приказ. Последний.

Карло снял руки с древка лопаты и, придерживая его локтями, поплевал в свои сухие ладони. Марен отбросил лопату в сторону.

— Ща будем бить вам морду, — предупредил он.

— Не надо, Марен... — тихо проговорил Карло.

— Если вы прикоснетесь ко мне, я буду протестовать, — сказал Амадис.

Марен сделал два шага и посмотрел на директора, потом сделал еще шаг и придвинулся к нему вплотную.

— Ух я и разукрашу ваш портрет, — сказал он. — Зря вы к нам прицепились. Ишь, одеколоном так и разит. Сразу видать, что педрила и засранец.

— Оставь его, Марен, — сказал Карло. — Начальство все-таки.

— В пустыне не бывает начальства.

— Здесь уже не пустыня, — иронически заметил Дюдю. — Вы когда-нибудь видели в пустыне железную дорогу?

Марен задумался.

— Пошли работать, Марен, — позвал Карло.

— Он пытается задурить мне голову своими фразочками, — сказал Марен. — Его послушаешь — он мигом вокруг пальца обведет. Сам знаю, что лучше с ним не связываться, но кажется, в морду я все равно ему дам. А не то он совсем меня заморочит.

— Ну что ж, — сказал Карло, — если ты решил вмазать ему как следует, я тебе помогу.

Дюдю сжался.

— Не смейте ко мне прикасаться, — сказал он.

— Если мы дадим вам трепать языком, то как пить дать останемся в дураках. Ясно?

— Вы скоты и остолопы, — сказал Дюдю. — Живо беритесь за лопаты, иначе не получите жалования.

— Да плевать на него, на это жалование, — сказал Марен. — У вас там наверху денег сколько хошь, а нам еще ни разу не заплатили. Вот пойдем и возьмем, сколько нам причитается.

— Вы еще и бандиты, — сказал Дюдю.

Кулак Карло описал в воздухе короткую дугу, жесткую и стремительную. В щеке у Амадиса что-то хрустнуло. Из груди вырвался стон.

— Берите свои слова обратно, — сказал Марен. — Еще немного — и вы труп.

— Бандиты! — уперся Амадис. — Никакие вы не работники, вы бандиты!

Марен изготовился для нового удара.

— Пусти, — сказал Карло. — Не вдвоем же его бить. Дай теперь я.

— Ты не в себе, — сказал Марен. — Убьешь.

— Может, и убью, — согласился Карло.

— Я тоже зол как черт, — сказал Марен, — но если его убить, то опять он в выигрыше.

— Куда как просто, если бы он испугался, — сказал Карло.

— Бандиты, — повторил Амадис. У Карло опустились руки.

— Эй вы, педераст вонючий, — сказал он. — Можете болтать, что вам вздумается. Чего нам от этого, убудет, что ли, если какой-то там педик будет языком трепать? Да вы со страху уже в штаны наложили.

— А вот и нет, — сказал Амадис.

— Ну погодите, я велю своей жене, она вами займется, — пообещал Марен.

— Ну хватит, — сказал Дюдю. — Принимайтесь за работу.

— Ах ты гад! — сказал Карло.

— Бандиты тупоголовые, — заключил Дюдю.

Марен ударил его ногой в пах. Амадис издал приглушенный крик и, согнувшись вдвое, рухнул на пол. Физиономия его стала совсем белой. И дышал он, как запыхавшийся пес.

— Зря ты, — сказал Карло. — Я уже совсем успокоился.

— Да ничего с ним не будет, — заверил его Марен. — Я несильно. Через пять минут забегает будь здоров. Сам напросился.

— Это точно, — согласился Карло. — Ты прав. Они подобрали лопаты.

— Теперь нас выпрут, — сказал Карло.

— Ну и ладно, — отозвался его товарищ. — Хотя бы отдохнем. Тут улиток до фига в этой пустыне, ребятня говорит.

— Ага, — согласился Карло. — Такую вкусноту из них сварганим.

— Вот только дорогу закончим.

— Ага, когда закончим. Издалека до них донесся гул.

— Тс-с-с, что это? — насторожился Марен.

— Грузовики небось приехали, — сказал Карло.

— Теперь балласт придется класть, — сказал Марен.

— По всей трассе, — откликнулся Карло.

Марен согнулся над лопатой. Гул грузовиков все нарастал, пока не дошел до высшей точки; потом резко взвизгнули шины и воцарилась тишина.

II

Аббат Грыжан схватил археолога за руку и пальцем указал ему на хижину.

— Вот мы и пришли, — сказал он.

— Отлично. Подождем ребят... — сказал археолог.

— О, я уверен, они прекрасно могут обойтись без нас, — сказал аббат.

Атанагор улыбнулся:

— Уж Анжель во всяком случае.

— Счастливчик! — вздохнул аббат. — Я охотно истратил бы несколько разрешений на эту девицу.

— Ну-ну, — остановил его археолог.

— Под моей толстой сутаной бьется мужественное сердце, — провозгласил Грыжан.

— Сердцем любите на здоровье... — сказал археолог.

— М-м... Да, конечно... — не стал возражать аббат.

Они остановились и теперь, если можно так выразиться, оглядывались назад — то есть назад по отношению к своим собственным фигурам за пять секунд до того.

— Вон они идут! — сказал Атанагор. — А где же Бронза?

— Это не Анжель, — сказал аббат, — это его приятель.

— У вас острое зрение.

— Не в зрении дело, — сказал аббат. — Вряд ли Анжель такой лопух, чтобы в два счета управиться с подобной девицей.

— Да, действительно не он, — подтвердил Атанагор. — А этого вы знаете?

— Немного. Он обычно либо спит, либо работает, либо упражняется с секретаршей того гомосексуалиста.

— Он бежит бегом... — сказал археолог. Анна быстро приближался.

— Красивый парень, — отметил Грыжан.

— Он ведь никогда нигде не бывает. Что это на него нашло?

— Видно, и впрямь события принимают непредвиденный оборот.

— Похоже, что так, — сказал археолог. — Бедный профессор Жуйживьом.

Они замолчали.

— Здравствуйте, — сказал Анна. — Меня зовут Анна.

— Здравствуйте, — ответил Атанагор.

— Как ваши дела? — с интересом спросил Грыжан.

— Уже лучше, — сказал Анна. — Я решил ее бросить.

— Кого? Вашу кралю?

— Ага, кралю. Она мне надоела.

— Так вы что же, ищете новую?

— Именно так, господин аббат, — ответил Анна.

— О, только пожалуйста, без этих претенциозных словечек! И потом... — Грыжан отошел в сторону и принялся описывать вокруг своих собеседников круги, сильно топая ногами и декламируя нараспев:

— Шел грек через реку, видит грек в реке рака!

— Сунул грек в реку руку... — подхватил археолог.

— Грек рака в руку хвать! — с готовностью закончил Анна, пристраиваясь в ногу с аббатом.

Грыжан остановился и почесал себе нос.

— Он тоже знаком с уставными формулами.

— Конечно, знаком... — подтвердил Анна.

— Так что ж, берем его с собой? — спросил Грыжан.

— Ну разумеется, — заявил Анна. — Я хочу увидеть негритянку.

— Вы негодяй, — сказал Грыжан. — Вам что же, так всех прямо и подавай?

— Вовсе нет. Ведь с Рошель у меня все кончено.

— Кончено, говорите?

— Кончено, на все сто. Аббат задумался.

— А она знает?

Анна как будто слегка смешался.

— Я еще не успел ей сказать...

— Насколько я могу судить, это одностороннее и скоропалительное решение, — сказал аббат.

— Я принял его, пока бежал за вами, — пояснил инженер.

Атанагор насупился.

— А вы не церемонитесь, — сказал он. — Как еще воспримет это Анжель?..

— О чем речь! — воскликнул Анна. — Он будет счастлив. Ведь Рошель теперь свободна.

— А что она сама об этом думает?

— Откровенно говоря, не знаю. Она вообще как-то не склонна думать.

— Лихо сказано... Анна потер себе щеку.

— Ну, пожалуй, это ее немного огорчит, — проговорил он. — Впрочем, меня лично это нисколько не волнует, я не могу заниматься ее чувствами.

— Ловко вы устраиваете свои дела, — сказал Грыжан.

— Я инженер.

— Да будь вы хоть архиепископ, это еще не повод бросать женщину, даже не предупредив ее. Тем более, если вы с ней спали еще вчера вечером.

— Вернее, сегодня утром.

— Вы дождались момента, когда ваш товарищ Анжель нашел наконец путь к умиротворению, и собираетесь снова ввергнуть его в пучину неопределенности, — сказал аббат Грыжан. — Нет никакой гарантии, что он захочет свернуть с этого пути ради какой-то девицы, по которой вы прошлись, как молотилка.

— Что это еще за путь к умиротворению? — спросил Анна. — Что он такое учудил?

— Он отхватил себе отпадную подружку! Свинтус эдакий! — воскликнул Грыжан, прищелкнув языком, но тут же опомнился и перекрестился. — Я снова употребил запретное слово, — сказал он, извиняясь.

— Ничего, ничего, продолжайте, — рассеянно сказал Анна. — А какая она из себя, эта женщина? По крайней мере, это не негритянка?

— Конечно, нет, — сказал Грыжан. — Негритянка закреплена за отшельником.

— Значит, есть еще кто-то? И она хороша собой?

— Послушайте, оставьте вашего друга в покое, — посоветовал Атанагор.

— Но он так меня любит. Он не будет возражать, если я заберу эту девицу себе.

— Вы говорите очень несимпатичные вещи, — заметил археолог.

— Да он же будет счастлив, как молодой предприниматель, когда узнает, что Рошель свободна!

— Не думаю, — сказал археолог. — Слишком поздно.

— Вовсе не поздно! Она еще очень ничего. И даже научилась кой-чему.

— Для мужчины это не слишком приятно. Такой парень, как Анжель, не нуждается в уроках подобного рода.

— Да? — удивился Анна.

— Занятно, — сказал Грыжан. — Время от времени вы довольно интересно говорите, но при этом становитесь невероятно гнусным.

— Видите ли, женщины... — начал Анна, — я делаю с ними все, что полагается, но на том и конец. Я их очень люблю, но в остальное время предпочитаю общество друзей. Хочется ведь иногда и поговорить с кем-нибудь.

— Вероятно, Анжель устроен иначе, — сказал Атанагор.

— Надо помочь ему выкарабкаться, — сказал Анна. — Пусть себе спит с Рошель, это скоро ему наскучит.

— Анжелю нужно совсем другое, — сказал Грыжан. То же, что я ищу в религии... в общем... собственно говоря... хоть я и позволяю себе иногда кое-какие безобидные отступления от общего правила... Но это ничего, я отчитаю потом свои пятьдесят искупительных молитв... Я сказал пятьдесят... но это означает три.

— То, что вы ему предлагаете, отдавая Рошель, — сказал археолог, — он может получить от любой другой женщины. И он это уже получил.

— Но каков свин! — вскипел Анна. — И ничего мне не говорил. Вот вам и хваленый Анжель!

— Ему нужно совсем другое, — повторил Грыжан. — Вам лишь бы перепихнуться посмачней. А ведь кроме этого... — он замолчал, соображая, что же еще есть кроме этого. — Не знаю, — сказал он наконец. — В отношении женщин я, скорее, разделяю вашу точку зрения. Они для того и существуют, чтобы их потискать. Но думать можно и о другом.

— Совершенно с вами согласен, — вставил Анна. — Как я уже говорил, для другого я предпочитаю друзей.

— То, что нужно Анжелю, трудно выразить словами, — сказал Атанагор. — Чтобы понять, вы должны хотя бы иметь об этом представление. Мои слова ничего вам не скажут, потому что вам не с чем их сопоставить внутри вас.

— И все же попробуйте, — предложил Анна.

— Мне кажется, он ищет как бы ориентир, — сказал Атанагор. — Ему нужен кто-нибудь, кто бы хорошо его знал и кому он был бы небезразличен, чтобы соотносить с этим ориентиром свои поступки, не вдаваясь в самоанализ.

— Почему же ориентиром не стала эта новая женщина? — спросил Анна.

— Потому что сначала он любил Рошель. И тот факт, что она его не любила, казался ему залогом беспристрастности ее суждений. Ему нужно было заинтересовать ее, чтобы сделать своим ориентиром.

— Анжель — клевый парень, — сказал Анна. — Жаль, что у него мозги набекрень. Впрочем, он всегда был слегка малахольным.

Археолог с минуту поколебался, потом сказал:

— Может быть, это моя фантазия, но мне кажется, что на самом деле все еще сложнее.

— Что значит — сложнее?

— Сомневаюсь, чтобы перспектива любить Рошель без помех могла теперь обрадовать Анжеля. Мне кажется, эта девица вызывает у него скорее отвращение.

— Да нет, вряд ли.

— Вы истаскали ее, — сказал Грыжан. — И потом, может, она вовсе не захочет поменять вас на вашего друга.

— Ничего страшного, — возразил Анна, — я все ей объясню.

— Не пойти ли нам дальше? — предложил Грыжан.

— Я иду с вами, — сказал Анна.

— Хочу попросить вас об одной вещи, — начал археолог.

Они снова пустились в путь, на этот раз втроем. Анна возвышался над своими спутниками на целую голову. На свою собственную, если быть точным до конца.

— Я хочу попросить вас ничего не говорить Анжелю, — сказал археолог.

— Не говорить о чем?

— Что Рошель свободна.

— Но ведь это его обрадует!

— Мне бы хотелось, чтобы Рошель узнала об этом первая.

— Почему?

— Потому что такая уж это деликатная вещь, — сказал археолог. — Я думаю, если сказать Анжелю сейчас, то это не решит проблемы.

— Да? Ну хорошо! А потом-то я могу ему сказать?

— Само собой, потом можно, — согласился археолог.

— В целом картина такая: сначала я предупреждаю Рошель, а затем только ставлю в известность Анжеля, верно? — спросил Анна.

— Да, именно так и надо поступить, — вмешался Грыжан. — Представьте себе, что, обрадовав Анжеля и не успев еще ничего сообщить Рошель, вы неожиданно передумаете. Вам-то что, с вас как с гуся вода. А для Анжеля это будет новым ударом.

— Да-да, конечно, — согласился Анна.

— По правде говоря, не в этом истинная причина, — сознался археолог, — но истинную причину вам знать необязательно.

— Ничего, с меня и этого довольно.

— Благодарю, — сказал Атанагор. — Так я рассчитываю на вас.

— А теперь пойдемте смотреть негритянку, — сказал Анна.

III

Рошель увидела входящего Дюдю. Скорчившись от боли и держась рукой за низ живота, другой он опирался о дверной косяк и стены. Кое-как доковыляв до своего кресла, он рухнул в него без сил. Глаза директора часто мигали, а лоб собирался в складки, морщившие привычную вялую гладь кожи.

Рошель бросила работу и встала. Она не любила Дюдю.

— Чем я могу вам помочь? — спросила она. — Вам плохо?

— Не прикасайтесь ко мне, — поспешил остановить ее Амадис. — Меня ударил один из рабочих.

— Может, вам лучше лечь?

— Вы мне ничем не можете помочь. Физически. Все остальное подождет. — Он осторожно пошевелился. — Я так хотел встретиться с Дюпоном.

— Кто это, Дюпон?

— Повар археолога.

— Где же мне его искать?

— Он, должно быть, все еще с этим пакостником Жирдье... — с трудом выговорил Дюдю.

— Не хотите ли чего-нибудь выпить? — предложила Рошель. — Я могу заварить вам чай из эдреантов.

— Ничего не надо, — сказал Дюдю.

— Как хотите.

— Спасибо.

— О, я предлагаю это вовсе не для того, чтобы сделать вам приятное, — сказала Рошель. — Я совсем вас не люблю.

— Знаю, — сказал Амадис. — Хотя принято думать, что женщинам нравятся гомосексуалисты.

— Разве что тем, которые не любят мужчин. Или которые склонны обобщать.

— Говорят также, будто женщины проникаются к ним доверием, потому что могут не опасаться приставаний с их стороны и всяких прочих неожиданностей.

— Ну, если они красавцы, то может быть, — сказала Рошель. — Только я ничуть не опасаюсь приставаний. Мне нравится, когда ко мне пристают.

— Кто же еще, кроме Анны, имеет на вас виды?

— Вы задаете бестактные вопросы.

— Теперь это не имеет значения, — сказал Дюдю. — И Анна, и Анжель стали для меня обыкновенными людьми. Я их уволил.

— Анна вовсе не пристает ко мне, — объяснила Рошель. — Он со мной спит. Он меня трогает. Мнет.

— Значит, это Анжель к вам пристает?

— Да, — сказала Рошель, — с моего на то согласия. Он, правда, с виду не такой силач, как его друг. И потом, вначале мне больше нравился Анна. Потому что он не такой сложный.

— Вы находите Анжеля сложным? А по-моему, он лодырь и кретин. Но внешне куда приятней, чем Анна.

— Он не в моем вкусе, — возразила Рошель. — Хотя в целом он тоже ничего.

— И вы могли бы с ним спать?

— Разумеется, могла бы! — сказала Рошель. — Теперь уже могла бы. От Анны больше ничего не добьешься. Еще немного, и он совсем выдохнется.

— Я вас так подробно расспрашиваю, потому что вы для меня являетесь частью совершенно чуждого мне мира. Я пытаюсь понять.

— Вспомнили, что вы мужчина, потому что получили по тому месту? — спросила Рошель.

— Мне очень больно, и сейчас я невосприимчив к иронии, — сказал Дюдю.

— Можно подумать, все только и ждут, чтобы над вами посмеяться. Если хотите знать, мне это глубоко безразлично!

— Замнем для ясности, — сказал Дюдю. — Так вы говорите, что Анжель пристает к вам? Скажите, вам это неприятно?

— Нет. Он мне нужен как бы про запас.

— Но он, наверно, страшно ревнует.

— С чего вы взяли, что он ревнует?

— По аналогии. Я очень хорошо знаю, что бы я сделал с Жирдье, будь моя воля.

— Что бы вы сделали?

— Убил бы. Забил бы до смерти. Бил бы его ногами в живот, пока всего бы не размазал.

— Анжель не похож на вас. Он не такой горячий.

— Вот тут вы ошибаетесь. Он не простит Анне. Рошель посмотрела на директора с беспокойством.

— Вы ведь не взаправду так думаете?

— Взаправду. Есть только один выход. Да мне-то какое до этого дело? Вы что думаете, я нарочно вас пугаю?

— Вы так говорите, будто и впрямь знаете, — сказала Рошель. — Наверное, вы хотите поймать меня на удочку. Имейте в виду: загадочным видом меня не проведешь.

— Да нет у меня никакого загадочного вида. Просто мне больно, и я кое-что понимаю. Кстати, как там ваша работа?

— Все готово, — сказала Рошель.

— Сейчас будет другая. Возьмите блокнот.

— Вам, кажется, лучше?

— Балласт прибыл, — сказал Дюдю. — Надо выписать шоферам зарплату и предложить им работу на железной дороге.

— Они откажутся, — сказала Рошель.

— Берите карандаш и пишите, что я скажу. Можно так предложить, что не откажутся.

Рошель сделала несколько шагов по комнате и вооружилась блокнотом и карандашом. Водрузив локти на стол и обхватив голову руками, Дюдю немного помедлил и начал диктовать.

IV

— Вот это я понимаю, — сказал аббат Грыжан. — Действительно первоклассное святое деяние.

Анна, археолог и аббат неспешно возвращались из хижины отшельника.

— А негритянка-то, негритянка... — говорил Анна. — Святые угодники!

— Ну-ну, успокойтесь, — сказал археолог.

— Клода Леона не трогайте, — предупредил аббат. — С негритянкой он и сам неплохо управляется.

— О, я бы охотно протянул ему руку помощи, — сказал Анна.

— Рука — это не совсем то, чем он орудует, — заметил аббат. — Надо было смотреть внимательней.

— Ого, ну ничего себе!.. — воскликнул Анна. — И вообще, давайте поговорим о чем-нибудь другом. Я уже не могу идти.

— Не спорю, это очень впечатляет, — сказал аббат. — Хорошо, что на мне сутана.

— Что нужно сделать, чтобы стать священником? — спросил Анна.

— Вечно у вас семь пятниц на неделе, — сказал Грыжан. — То вам одно подавай, то другое. То вы ахинею несусветную несете, то умные вещи вроде говорите. Сегодня вы чуткий и ранимый, завтра — негодяй отпетый, торговец скотом, думающий только о случке. Простите мне резкие выражения, они куда низменнее, чем мысли, их вызвавшие.

— Ничего-ничего, — сказал Анна. — Я все понимаю. — Он рассмеялся и взял аббата под руку. — Знаете, Грыжан, вы настоящий мужчина, самец, можно сказать.

— Благодарю, — ответил аббат.

— А вы, — продолжал Анна, обращаясь к археологу, — вы — лев. Я счастлив, что с вами познакомился.

— Я состарившийся лев, — сказал археолог. — Ваше сравнение было бы точнее, если бы вы выбрали какое-нибудь землероющее животное.

— Что вы! Ваши раскопки — это так, для отвода глаз. Вы о них только говорите и никому ничего не показываете.

— А вы хотели бы посмотреть?

— Ну конечно, о чем речь! — сказал Анна. — Меня интересует решительно все.

— Вас немного интересует решительно все, — поправил Грыжан.

— Это вообще свойственно людям, — парировал Анна.

— А куда вы запишете профессионалов? — спросил Атанагор. — Мой скромный пример, разумеется, ничего не меняет, но археология для меня — все.

— Неправда, — сказал Анна. — Это всего лишь стиль.

— Что вы такое говорите! — возмущенно воскликнул Атанагор.

Анна только рассмеялся.

— Тогда я вас засуну в ящик, — сказал он. — Точно так же, как вы рассовываете по ящикам фаянсовые горшки, которые ничего дурного вам не сделали.

— Молчите, вертопрах! — сказал археолог. Но он не сердился.

— Что же дальше? — спросил Анна. — Мы идем смотреть ваши раскопки?

— Пойдемте, — поддержал его Грыжан.

— Ну что ж, давайте, — согласился археолог.

V

Анжель шел им навстречу. Шагал он неуверенно, еще не вполне остыв от объятий Бронзы. Она уже оставила его и вернулась к Брису и Бертилю, чтобы помочь им копать. Она знала, что не стоит долго оставаться около этого растревоженного мужчины, который только что так бережно, так нежно, боясь сделать больно, овладел ею в песчаной ложбинке. Она бежала и смеялась. Ее длинные, пружинистые ноги взлетали над белесым песком, а тень танцевала рядом, рисуя ей четвертое измерение.

Приблизившись к путникам, Анжель с прилежным вниманием поднял на них глаза. Он не стал извиняться за свое отсутствие. Он увидел Анну, бодрого и веселого, как до связи с Рошель. Значит, с Рошель все кончено.

До стоянки Атанагора оставалось совсем немного. Путники теперь лишь перебрасывались репликами, а события уже готовились свершиться.

Потому что Анжель познал Бронзу и разом потерял все, чем Анну одаривала Рошель.

VI

— Я полезу вперед, — сказал Атанагор. — Будьте осторожны. Там, внизу — груда камней, которые предстоит упаковать.

Он втиснул свое тело в жерло колодца, и ноги его сразу же нащупали надежную опору серебряной ступеньки.

— Прошу вас! — сказал Анна, пропуская аббата вперед.

— Дурацкий вид спорта, — сказал Грыжан. — Эй вы, там, внизу! Вверх не смотреть! Не положено! — Он подобрал сутану и поставил ногу на первую ступеньку.

— Вроде получается, — сказал он. — Спускаюсь. Анна и Анжель остались наверху.

— Там глубоко, ты не знаешь? — спроси Анна.

— Не знаю, — ответил Анжель сдавленным голосом. — Кажется, глубоко.

Анна склонился над ямой.

— Ни фига не видать. Грыжан, наверно, уже внизу. Теперь пора.

— Нет, погоди... — сказал Анжель с отчаянием в голосе.

— Да пора же, говорю тебе.

Анна стоял на коленях над скважиной колодца и вглядывался в непроглядный мрак.

— Нет, — повторил Анжель, — подожди еще. Голос у него был тихий, будто от страха.

— Надо лезть, — сказал Анна. — Ты что, сдрейфил?

— Нет, я не боюсь... — еле слышно проговорил Анжель.

Рука его коснулась спины друга. Внезапно он толкнул его в пустоту. На лбу Анжеля выступили капельки пота. Несколько секунд спустя из колодца донесся приглушенный хруст и испуганные крики Грыжана.

Колени у Анжеля подгибались и пальцы дрожали, когда он нащупывал верхнюю перекладину лестницы. Ноги сами привели его вниз, а тело было податливым и тяжелым, как холодная ртуть. Горловина колодца еле заметно синела в чернильной темноте у него над головой. Внизу, в подземелье, слабо мерцал свет; Анжель полез дальше. Слышно было, как Грыжан монотонно произносит какие-то слова. Анжель старался не смотреть.

VII

— Это я во всем виноват, — сказал археолог Грыжану.

— Нет, тут и моя вина, — сказал аббат.

— Лучше бы он признался Анжелю, что Рошель свободна.

— Тогда на его месте был бы сейчас Анжель, — сказал Грыжан.

— Но почему надо было выбирать?

— Потому что всегда приходится выбирать. Как ни печально, но это факт.

Тело Анны лежало на камнях со сломанной шеей. Лицо было безучастно. Лоб пересекала широкая ссадина, наполовину скрытая перепутавшимися волосами. Одна нога была подогнута.

— Надо забрать его оттуда и положить как следует, — сказал Грыжан.

Сверху спустились ноги Анжеля, затем все его тело. Потом и сам Анжель неслышно подошел к ним.

— Я убил его, — сказал он. — Он мертв.

— Вероятно, он слишком низко наклонился над колодцем, — сказал археолог. — Не стойте там.

— Это я... — сказал Анжель.

— Не трогайте его, — сказал Грыжан. — Не нужно. Произошел несчастный случай.

— Нет, — сказал Анжель.

— Именно: несчастный случай, — повторил археолог. — В этом вы не можете ему отказать.

Анжель плакал, лицо его было горячим.

— Подождите нас там, — сказал Атанагор. — Идите вперед по коридору.

Он подошел к Анне, бережным движением пригладил светлые волосы и посмотрел на жалкое, сломанное тело.

— Он был молод, — проговорил археолог.

— Да, — вздохнул Грыжан. — Они все молоды.

— И все умирают... — отозвался Атанагор.

— Не все... Кое-кто все же остается. Вы и я, к примеру.

— Мы высечены из камня, — сказал археолог. — Камень не в счет.

— Помогите мне, — сказал Грыжан.

Они с большим трудом приподняли обмякшее, отяжелевшее тело, но оно все равно волочилось по земле. Ноги Грыжана не находили опоры на рыхлом полу подземелья. С грехом пополам Анну стащили с груды камней и положили около стены.

— Стоило мне отвернуться... Это я во всем виноват, — сказал Атанагор.

— Повторяю: вы здесь ни при чем, — возразил Грыжан. — Что мы могли поделать?

— Это ужасно: ведь и мы приложили к этому руку.

— В любом случае нашим надеждам не суждено было сбыться, — сказал Грыжан. — Так уж вышло: безнадежность взяла нас за живое. Это очень тяжело, но тем быстрее забудется.

— Забудется вами, — сказал Атанагор. — Он был красивый.

— Они тоже красивые. Те, кто остался.

— Вы черствый человек, — сказал археолог.

— Священник не должен быть мягкосердечен, — заметил Грыжан.

— Я хочу его причесать. У вас есть расческа?

— Не имею в заводе. Оставьте его, не стоит. Пойдемте отсюда.

— Я не могу его так оставить.

— Не распускайте нюни. Он всегда будет с вами, потому что он мертв, а вы немолоды. Но он все-таки мертв.

— А я стар и все-таки жив, — сказал археолог. — И Анжель остался совсем один.

— Не будет теперь у него друга, — добавил Грыжан.

— Но мы будем с ним рядом.

— Нет, — сказал аббат. — Он уедет отсюда. Уедет один. Все не уляжется так просто. Мы еще не дошли до развязки.

— Что же еще может случиться?.. — спросил Атанагор усталым, надтреснутым голосом.

— Случится... — сказал Грыжан. — Работа в пустыне не обходится без последствий. Тут все так запуталось... Это очевидно.

— Просто вы привыкли к трупам. А я нет. Я имел дело только с мумиями.

— Вы не посвящены в таинство, — сказал аббат. — Вы способны только страдать и ничего не можете извлечь из своих страданий.

— А вы можете?

— Я? Я просто не страдаю. Пойдемте.

VIII

Анжеля они нашли в галерее. Глаза его были сухи.

— Ничем нельзя помочь? — спросил он Грыжана.

— Ничем. Только сообщить остальным, когда пойдем обратно.

— Хорошо. Я им скажу. Раскопки смотреть будем?

— Разумеется, — сказал аббат. — Для того и пришли. Атанагор не проронил ни слова, только сморщенный подбородок его дрожал. Он прошел вперед и встал во главе колонны.

Втроем они пробирались по извилистому коридору, который вел в забой. Анжель внимательно разглядывал потолок и опоры подземелья, пытаясь определить, в каком направлении ведутся раскопки. Вскоре они вышли в центральную галерею, на другом конце которой через равные промежутки светились точки: это были осветительные приспособления. Анжель остановился у поворота.

— Она там? — спросил он.

Атанагор, не понимая, посмотрел на него.

— Ваша подруга, она там? — снова спросил Анжель.

— Да, она работает, — сказал археолог. — С нею Брис и Бертиль.

— Я не могу с ней встречаться, — сказал Анжель. — Не могу. Я убил Анну.

— Прекратите, — оборвал его Грыжан. — Если вы еще раз повторите эту глупость, мне придется самому вами заняться.

— Я убил его, — повторил Анжель.

— Это не так, — сказал Грыжан. — Вы лишь подтолкнули его, а умер он, когда приземлился на камни. Это несчастный случай.

— Вы иезуит... — сказал Анжель.

— Я, кажется, уже упоминал о том, что воспитывался у эвдистов, — невозмутимо проговорил Грыжан. — Если бы вы хоть иногда прислушивались к тому, что я говорю, вам бы от этого не поплохело. Еще не так давно вы правильно реагировали на происходящее и вдруг ни с того, ни с сего опять скисли. Предупреждаю, что не позволю вам распускать нюни. Вышел месяц из тумана...

— Вынул фигу из кармана... — машинально ответили Анжель и археолог.

— Думаю, продолжение вам известно, — сказал Грыжан. — Значит, на том и остановимся. К тому же я вовсе не намерен насильно тащить вас смотреть на этих троих в забое. Я же не палач.

Атанагор многозначительно кашлянул.

— Именно так, — сказал Грыжан, оборачиваясь к нему. — Я не палач.

— Кто же в этом сомневается? — сказал археолог. — В противном случае ваша сутана была бы красной, а не черной.

— Ночью все равно, — нашелся Грыжан.

— Слепому — тоже, — заметил археолог. — Вы сегодня исходите банальностями...

— Ну и задира же вы, — сказал Грыжан. — Я всего лишь пытаюсь взбодрить вас обоих.

— И весьма в этом преуспели. У меня уже почти возникло желание послать вас по известному адресу.

— Когда вы всерьез этого захотите, я скажу, что добился своего.

Анжель все время молчал и вглядывался в конец галереи; теперь он отвернулся и посмотрел в другую сторону.

— Какое вы направление выбрали для раскопок? — спросил он Атанагора, сделав над собой усилие, чтобы говорить спокойно.

— А кто его знает, — сказал Атанагор. — Где-то в двух измерениях к востоку от меридиана...

— Что?.. — сказал Анжель, остолбенев.

— Решайтесь наконец, — поторопил их Грыжан. — Мы идем или нет?

— Мне необходимо взглянуть на мои расчеты, — проговорил Анжель.

— А в чем дело? — спросил археолог.

— Так, ни в чем. Одна догадка. Я не пойду туда.

— В таком случае, поворачиваем, — сказал Грыжан. Все повернулись на пол-оборота.

— Вы идете со мной в гостиницу? — спросил Анжель у аббата.

— Я провожу вас, — ответил тот.

Теперь археолог шел позади всех, и тень его казалась совсем маленькой по сравнению с тенями его спутников.

— Мне нужно спешить, — сказал Анжель. — Я хочу увидеть Рошель. Я должен сказать ей.

— Если хотите, я сам скажу, — предложил аббат.

— Пошли скорей, я должен ее увидеть. Я хочу увидеть, какая она стала.

— Да-да, пошли скорей, — встрепенулся Грыжан.

Археолог остановился.

— Я не иду с вами, — сказал он.

Анжель вернулся и. встал перед Атанагором.

— Я должен попросить у вас прощения. И еще сказать спасибо.

— За что спасибо? — грустно сказал Атанагор.

— За все... — сказал Анжель.

— Все случилось по моей вине....

— Спасибо вам... Скоро увидимся.

— Возможно, — сказал археолог.

— Давайте-давайте, пошевеливайтесь; счастливо, Ата! — закричал Грыжан.

— Счастливо, аббат! — сказал археолог.

Он подождал, пока они дойдут до конца галереи и повернут за угол, потом побрел за ними. Анна лежал один и ждал, прижавшись к холодной скале. Анжель и Грыжан скользнули мимо и поднялись по серебряной лестнице. Атанагор вернулся к колодцу, он опустился перед Анной на колени и стал на него смотреть, потом уронил голову на грудь. Он думал о старых, забытых вещах, очень нежных, почти истощивших свой аромат. Анна или Анжель — зачем нужно было выбирать?

IX

Амадис зашел в комнату Анжеля. Тот сидел на кровати, а рядом желтым взрывом била в глаза одна из рубашек Жуйживьома. Дюдю часто заморгал, пытаясь притерпеться, но вынужден был отвести взгляд. Анжель молчал и едва повернул голову на звук открывшейся двери. Он не двинулся даже тогда, когда Дюдю присел на стул.

— Вы не знаете, куда делась моя секретарша? — спросил Амадис.

— Не знаю, — сказал Анжель. — Я не видел ее со вчерашнего дня.

— Она очень болезненно отреагировала на события. А у меня почта не отправлена. Могли бы и подождать с вашими похоронными известиями.

— Это Грыжан ей все рассказал. Я тут ни при чем.

— Вам следует пойти к ней прямо сейчас, утешить ее, убедить, что только в работе она найдет успокоение.

— Как вы можете говорить такое? Вы прекрасно знаете, что это ложь.

— Это бесспорный факт. Работа является очень сильным отвлекающим средством, дающим человеку возможность хоть ненадолго забыть о бремени будничных забот...

— Нет ничего более будничного... Вы меня просто дурачите. Вы смеетесь надо мной.

— Смеяться я давно разучился, — сказал Амадис. — Я бы очень хотел, чтобы Рошель забрала у меня письма и чтобы приехал 975-й.

— Пошлите такси, — посоветовал Анжель.

— Уже послал. Но я жду не дождусь, чтобы оно поскорей вернулось.

— У вас, должно быть, с головой не все в порядке.

— Добавьте к этому, что я грязный педрила.

— Да сколько же можно, в конце концов! — сказал Анжель.

— Ну так что, скажете Рошель, что у меня для нее работа?

— Сейчас не могу. Поймите, ведь Анна только вчера умер.

— Я прекрасно это знаю, — продолжал Амадис. — Умер, не дождавшись зарплаты. Я бы очень хотел, чтобы вы сходили к Рошель и сказали ей, что почта ждать не может.

— Я не смею нарушить ее одиночество.

— Смеете. Идите. Она у себя.

— Тогда почему вы спрашиваете, где она?

— Чтобы вы немножко поволновались.

— Я и так знаю, что она у себя.

— Значит, моя хитрость не удалась, вот и все.

— Хорошо, я схожу к ней. Только она не придет.

— Придет.

— Она любила Анну.

— Она бы и с вами согласилась спать. Вчера она сама мне об этом сказала.

— Вы негодяй, — сказал Анжель.

Амадис не ответил. Казалось, ему было все равно.

— Она бы согласилась спать со мной, если бы Анна был еще жив, — сказал Анжель.

— Вовсе нет. Она бы согласилась и теперь.

— Вы негодяй, — повторил Анжель. — И грязный педераст.

— Ну вот! Все же скатились к общему месту. Это значит, что вы пойдете за ней. После обобщений всегда тянет к частностям.

— Хорошо, я пошел. — Анжель встал, и пружины кровати тихонько пискнули.

— У нее кровать не скрипит, — сказал Амадис.

— Довольно... — прошептал Анжель.

— Теперь мы квиты.

— Довольно... Я не желаю больше вас терпеть. Убирайтесь отсюда.

— Ишь ты! — сказал Амадис. — Значит, сегодня вы знаете, чего хотите?

— Просто Анна умер.

— И от чего же он избавил вас своей смертью?

— От меня самого. Я проснулся.

— Нет, это вам только кажется. Вы и сами прекрасно знаете, что сейчас пойдете и покончите с собой.

— Я действительно думал об этом, — сказал Анжель.

— Только сначала приведите мне мою секретаршу.

— Я иду за ней.

— Можете даже не торопиться. Если, скажем, вы хотите ее утешить... или что другое. Только не очень ее утомляйте. У меня почты — горы непочатые.

Анжель, не глядя, прошел мимо Дюдю. Директор оставался сидеть на стуле, пока дверь не закрылась.

Один конец коридора обрывался теперь в пустоту. Прежде чем отправиться к Рошель, Анжель подошел к краю. Между расчлененными половинками отеля сверкал на солнце железнодорожный путь; коридор продолжался по ту сторону разреза и вел к уцелевшим еще комнатам. В прогалинах меж рельсов и шпал чистые серые камни балласта вспыхивали в ярком свете своими слюдяными чешуйками.

Дорога терялась вдали по обе стороны от фасадов отеля, а нагромождения строительного материала вдоль трассы практически исчезли — Анжель не видел их с места своего наблюдения. Двое из привезших балласт шоферов заканчивали сборку вагонов и локомотива, уже поставленных на рельсы. Деликатный лепет шкива на небольшом подъемном устройстве мелодично вписывался в ровное урчание мазутного двигателя, приводившего его в движение.

Анжель вернулся; пропустив две двери, он остановился перед третьей и постучал.

Голос Рошель пригласил его войти.

Ее комната, как и все остальные, была обставлена просто и скупо. Рошель лежала на кровати. На ней было вчерашнее платье; постель была не разобрана.

— Это я.. — сказал Анжель.

Рошель села и посмотрела на него. Черты ее лица заострились, глаза потухли.

— Как это случилось? — спросила она.

— Я не смог зайти к вам вчера, — сказал Анжель. — Я думал, Грыжан все вам рассказал.

— Он упал в колодец, — сказала Рошель. — Вы не смогли его удержать, потому что он очень тяжелый. Я знаю, какой он тяжелый. Но как это могло с ним произойти?

— Это я во всем виноват.

— Нет. Вы недостаточно сильный, чтобы удержать его.

— Я так безумно вас любил.

— Знаю. Вы все еще любите меня, очень.

— Именно поэтому он и упал. Мне так кажется. Чтобы я мог вас любить.

— Слишком поздно, — сказала Рошель, слегка жеманясь.

— Раньше тоже было поздно.

— Тогда почему же он упал?

— Он не мог сам упасть, — сказал Анжель. — С Анной этого не могло случиться.

— Да, — сказала Рошель, — это просто несчастный случай.

— Вы совсем не спали?

— Я подумала, не следует ложиться. Ведь к смерти принято относиться с почтением.

— Но потом все же заснули... — сказал Анжель.

— Да, аббат Грыжан дал мне капли.

Она протянула ему флакон. Он был полон.

— Я приняла пять капель. И очень хорошо спала.

— Вам повезло, — сказал Анжель.

— Когда люди умирают, слезами горю не поможешь, — сказала Рошель. — Знаете, мне очень тяжело.

— Мне тоже, — сказал Анжель. — Я не знаю, как мы сможем жить дальше.

— Вы считаете, это дурно?

— Не знаю, — сказал Анжель и посмотрел на флакон. — Если бы вы выпили половину этой бутылочки, вы бы уже не проснулись.

— Мне снились чудесные сны. В меня были влюблены двое, они сражались из-за меня. Это было чудесно. Это было так романтично.

— Понимаю.

— Может быть, еще не слишком поздно... — сказала Рошель.

— Вы видели во сне Анну?

— Нет!.. Не говорите мне о нем, я не хочу. Я не буду об этом думать.

— Он был красив, — сказал Анжель. Рошель посмотрела на него с тревогой.

— Зачем вы мне все это говорите? Мне было так покойно, а вы пришли и пытаетесь меня напугать, взбудоражить. Я не люблю вас, когда вы такой. Всегда печальный. Не нужно думать о том, что случилось.

— Вы можете заставить себя не думать?

— Это может каждый. Я живая. И вы тоже живой.

— Мне стыдно оставаться в живых... — сказал Анжель.

— Скажите, вы действительно очень меня любите?

— Действительно. Очень.

— Пройдет немного времени, и я утешусь, — сказала Рошель. — Я не умею горевать долго. Но я, конечно, буду часто о нем вспоминать.

— Обо мне вы будете вспоминать реже...

— Ах, какой вы несносный. Ведь мы же с вами остались жить. — Она потянулась.

— Дюдю хочет, чтобы вы пришли за почтой, — сказал Анжель и горько усмехнулся.

— Мне не хочется, — сказала Рошель. — Я вся какая-то потерянная от этих капель. Лучше я разберу постель и лягу.

Анжель встал.

— Вы можете остаться, — сказала она. — Я вас не стесняюсь. После всего, что случилось, ни к чему церемонии. — И она начала расстегивать платье.

— Я испугался, что вы превысили дозу, — сказал Анжель, все еще сжимая в руке флакон.

— Ну вот еще! Аббат Грыжан предупредил меня, что больше пяти капель принимать нельзя.

— Если вы превысите допустимую дозу, знаете, что будет? — спросил Анжель.

— Конечно, тогда заснешь очень надолго. Это опасно. Можно даже умереть. Делать этого не следует.

Анжель смотрел на нее. Она скинула с себя платье. Ее пышное, крепкое тело упруго вздымалось, но в деликатных местах было отмечено где складочками, где изломом, на первый взгляд почти неразличимыми. Чуть опавшие груди натягивали тонкую, белоснежную ткань бюстгальтера; на мясистых ляжках уже проступил замысловатый узор синих прожилок. Встретив взгляд молодого человека, Рошель с улыбкой потупилась и поспешно юркнула под простыню.

— Сядьте со мной рядом, — попросила она.

— Если каждый из нас выпьет половину бутылочки... — пробормотал Анжель. Он сел около кровати и продолжал: — Это ведь тоже выход.

— Какой еще выход? Жизнь так прекрасна.

— Ведь вы любили Анну...

— Ну и что? Опять вы за свое. Разве вы не видите, что мучите меня, когда все время говорите о прошлом?

— Я уже не в силах выносить эту пустыню; здесь всем нам крышка.

Рошель опустила голову на подушку.

— Не всем.

— Всем. Сначала Жуйживьом, Пиппо, потом практикант, Анна, инспектор... и мы с вами.

— Мы с вами — нет. Мы будем жить.

— Как в романах: умереть вместе, друг подле друга... — говорил Анжель.

— Нежно обнявшись, — подхватила Рошель. — Какая прелестная картина, правда? Я тоже читала.

— И вот так, друг за другом...

— Это только в романах. В жизни так не бывает.

— И все же было бы здорово... — сказал Анжель. Рошель задумалась, скрестив руки под головой.

— Это было бы как в кино. Вы думаете, так действительно можно умереть?

— Возможно, что и нет. А жаль, — сказал Анжель.

— Я видела в каком-то фильме, — сказала Рошель, — они умирают от любви друг возле друга. А вы могли бы умереть из любви ко мне?

— Сначала, кажется, мог бы.

— Правда могли бы? Надо же...

— С этими каплями вряд ли что-нибудь получится, — сказал Анжель, откупоривая флакон.

— Не получится? Мы всего лишь заснем?

— Вероятно.

— А что, если попробовать? — предложила Рошель. — Как было бы славно теперь заснуть. Мне бы хотелось снова увидеть тот сон.

— Существуют наркотики, от которых всегда снятся такие сны.

— Правда? Может быть, это и есть тот наркотик?

— Возможно.

— Ах, я хочу, — сказала Рошель. — Я хочу увидеть мой сон. Сама заснуть я не смогу.

Она испытующе посмотрела на Анжеля. Тот сидел свесив голову и пристально глядел на флакон.

— Давайте отопьем каждый понемногу, — сказала она.

— Это ведь тоже выход, — повторил Анжель.

— Ужасно забавно, — сказала Рошель, садясь. — Люблю такие вещи. Чуть-чуть опьянеть или принять наркотик — и ты уже сам не знаешь, что творишь.

— Я думаю, Грыжан преувеличивает, — сказал Анжель. Если мы выпьем каждый по половине, то увидим потрясающие сны.

— Значит, вы останетесь со мной?

— Но... ведь так не принято...

— Какой вы глупый, — засмеялась она. — Кто же сюда войдет?

— Вас ждет Дюдю.

— О, — простонала Рошель, — после всего, что я перенесла, я не буду работать. Дайте флакон.

— Осторожно, — сказал Анжель, — все пить нельзя: опасно.

— Мы разделим!..

Она взяла капли из рук Анжеля и поднесла бутылочку к губам. На мгновение замерла.

— Так вы остаетесь?

— Остаюсь... — сказал Анжель. Он был белым как мел. Рошель отпила половину и вернула флакон.

— Ужасная гадость. Теперь вы.

Анжель держал флакон в руке и не сводил с Рошель глаз.

— Что с вами? Вам нехорошо? — спросила она.

— Я думаю об Анне...

— О, черт возьми! Опять!.. Воцарилась тишина.

— Пейте, — сказала она. — Потом ложитесь со мной рядом. Мне уже хорошо.

— Сейчас, — сказал Анжель.

— Долго ждать, пока заснешь? — спросила Рошель.

— Недолго, — ответил он совсем тихо.

— Идите сюда, — позвала Рошель. — Обнимите меня. Он сел на кровать и просунул руку ей под спину. Женщина с трудом приподнялась.

— Я не могу шевельнуть ногами, я их не чувствую, — сказала она. — Это не больно. Приятно.

— Вы любили Анну? — спросил Анжель.

— Любила. Но я и вас люблю. — Она едва заметно пошевелилась. — Я тяжелая.

— Вовсе нет.

— Я любила Анну... — тихо оказала она, — но не так уж сильно. Какая я глупая...

— Вы не глупая, — так же тихо проговорил Анжель.

— Глупая... Вы будете пить?

— Да, сейчас выпью.

— Держите же меня... — произнесла она, выдыхая. Она уронила голову на грудь Анжеля. Он видел сверху ее тонкие, темные волосы, уложенные в тяжелые пряди, сквозь которые просвечивала более светлая кожа. Отставив флакон, который он все еще держал в левой руке, Анжель взял ее за подбородок. Он приподнял ей голову и убрал руку. Голова безжизненно упала.

Он вытащил руку из-под Рошель и положил женщину на кровать. Глаза ее были закрыты.

Перед окном, испещряя темными пятнами залитую солнцем комнату, бесшумно размахивала оранжевыми цветами ветка гепатроля.

Анжель взял в руки темный флакон и встал у кровати. Он с ужасом смотрел на тело Рошель и чувствовал в правой руке то усилие, которое сделал, чтобы приподнять это тело. Усилие, которым столкнул Анну в пустоту.

Он не слышал, как вошел Грыжан, но уступил напору пальцев, которые взяли его за плечо и увлекли прочь из комнаты.

X

Они сошли вниз по остаткам лестницы. Анжель все еще сжимал в ладони маленький темно-коричневый флакон. Грыжан молча шел впереди. Пространство между двумя половинами отеля было заполнено ароматом красных цветов. Последняя ступенька упиралась теперь в рельсы, и, спустившись, они заковыляли по острым камням. Анжель пытался наступать на шпалы, более удобные для ходьбы из-за гладкой поверхности. Грыжан спрыгнул с рельсов на песок пустыни, Анжель последовал за ним. Он наблюдал за тем, что происходит вокруг, всей своей головой, а не только глазами; и чувствовал, что просыпается. Оцепенение собиралось где-то внутри, готовое выплеснуться наружу, но кто-нибудь должен пробить оболочку. Грыжан непременно это сделает, и тогда можно будет выпить содержимое флакона...

— Что вы намереваетесь делать? — спросил аббат.

— Вы должны мне подсказать...

— Никто, кроме вас, не может найти ответ. Когда вы найдете, я с удовольствием его одобрю — это входит в мои профессиональные обязанности. Но искать вы должны сами.

— Я не могу искать, не проснувшись. Я все еще сплю. Как Рошель.

— Стоит кому-нибудь преставиться — и вас немедленно тянет разглагольствовать.

— Это естественно, если я причастен к смерти.

— А вы считаете, вы к ней причастны?

— Разумеется, — сказал Анжель.

— Значит, убить вы можете, а проснуться — нет?

— Это не одно и то же. Я убил их во сне.

— Ничего подобного, — сказал Грыжан. — Вы неправильно формулируете. Они умерли для того, чтобы вы проснулись.

— Знаю, — сказал Анжель. — И все понимаю. Я должен выпить то, что осталось в пузырьке. Но сейчас я спокоен.

Грыжан остановился, повернулся к Анжелю и впился глазами ему в переносицу.

— Что вы сказали?

— Что я выпью это. Я любил Анну, любил Рошель. Но они оба умерли.

Грыжан поглядел на свою правую руку, несколько раз сжал и разжал кулак, потом засучил рукав и сказал:

— Берегитесь!

Анжель увидел черную массу, летящую ему прямо в лицо, пошатнулся и сел на песок. Голова зазвенела чисто и радостно, будто серебряный колокольчик. По верхней губе заструилась кровь.

— Черт возьми!.. — сказал Анжель в нос.

— Так лучше? — спросил аббат. — Позвольте, — сказал он, доставая четки. — Сколько искр вы увидели?

— Триста десять.

— Хорошо, положим... четыре. — И с виртуозной быстротой, не раз демонстрируемой им в подобных ситуациях, он отсчитал на четках четыре костяшки.

— Где моя бутылка? — вдруг спросил Анжель.

Коричневый флакон валялся на песке, и под горлышком растекалось влажное пятно. Песок в том месте, где пролилась жидкость, почернел; над ним вилась ехидная струйка дыма.

Анжель свесил голову над расставленными коленями и кропил песок темными каплями крови.

— Спокойно! — сказал аббат. — Вам мало? Хотите еще?

— Какая разница? Умереть можно и другим способом.

— Совершенно верно. Схлопотать по морде — тоже. Я вас предупредил.

— Вы же не станете ходить за мной по пятам.

— Безусловно. В этом не будет надобности.

— Рошель... — тихо проговорил Анжель.

— Ну и видок у вас: шепчет женское имя, а у самого кровища из носа так и хлещет. Нет больше Рошель, и хватит об этом. Зачем, по-вашему, я ей флакон этот подсунул?

— Не знаю, — сказал Анжель. — Я что же, тут ни при чем? Опять ни при чем?

— Вам что-то не нравится? — спросил аббат.

Анжель попытался задуматься. Мысли в голове мелькали не слишком быстро, но так толпились и толкались, что узнать их было практически невозможно.

— Почему вы не выпили сразу? — спросил аббат.

— Я опять начну...

— Ну что ж, валяйте. Вот вам другой флакон, — и Грыжан, пошарив в кармане, извлек на свет темно-коричневую бутылочку под стать первой.

Анжель протянул руку, взял бутыль, вынул пробку и несколько капель пролил на песок. На дюне остался темный след; желтая струйка дыма закрутила в неподвижном воздухе ленивый завиток.

Отбросив пробку, Анжель зажал пузырек в руке. Он утер рукавом нос и с отвращением посмотрел на кровавый след. Из носа течь перестало.

— Высморкайтесь, — сказал Грыжан.

— У меня нет платка.

— Пожалуй, что вы правы, — сказал аббат. — Вы мало на что способны, а в придачу еще ничего не видите.

— Я вижу этот песок, — сказал Анжель. — Вижу железную дорогу... Балласт... Отель, перерезанный пополам. Я вижу никому не нужную, бесполезную работу.

— Можно и так повернуть. По крайней мере, хоть что-то.

— Еще я вижу... Не знаю даже... Анну и Рошель... Вы мне сейчас опять нос расквасите.

— Не расквашу, — пообещал Грыжан. — Еще что видите?

Лицо Анжеля как будто слегка просветлело.

— Там было море... Когда мы сюда ехали. И дети на палубе. И птицы.

— А если будет только это солнце? — спросил аббат. —

Вам будет достаточно?

— Это тоже неплохо, — медленно проговорил Анжель. — Тут есть отшельник. И негритянка есть...

— И подружка Атанагора...

— Дайте подумать... — сказал Анжель. — Еще так много всего надо увидеть. — Он посмотрел на флакон. — Но Анну и Рошель я тоже вижу, — пробормотал он удрученно.

— Люди видят то, что хотят видеть, — сказал аббат. — И вот еще: видеть, конечно, хорошо; только этого мало.

— Наверно, можно делать что-нибудь... — сказал Анжель. — Например, помогать людям... — Он усмехнулся. — Только сразу арестуют. Понимаете, ведь убить Анну и Рошель тоже можно...

— Очевидно, — согласился Грыжан.

— И строить никому не нужную железную дорогу...

— Разумеется.

— И что же тогда?

— Тогда, выходит, вы ничего больше не видите? — Грыжан сел рядом на песок. — В таком случае пейте. Если вашего воображения ни на что больше не хватает.

Они оба замолчали. Анжель напряженно думал; лицо его осунулось.

— Я в затруднении, — сказал он наконец. — Я знаю, что нужно увидеть, что почувствовать, но я не знаю пока, что надо делать. И я не могу забыть то, что я уже сделал.

— Вы мне осточертели, — сказал аббат. — Не тяните резину. Пейте.

Анжель выпустил из рук пузырек. Грыжан и пальцем не шевельнул, чтобы его поднять; флакон быстро опустел. Анжель сидел, сжавшийся, напряженный. Потом вдруг мышцы его расслабились, руки бессильно повисли. Он поднял голову и потянул носом воздух.

— Не знаю, — повторил он. — Для начала все же надо увидеть. Кто ничего не хочет, далеко видит.

— А вы уверены, что видите? — спросил Грыжан.

— Я столько всего вижу. Мне столько всего еще нужно увидеть...

— Кто многое видел, знает, что делать, — заметил аббат.

— Знает, что делать... — повторил Анжель.

— Чего уж проще, — сказал аббат.

Анжель не ответил. Он раскручивал в голове какую-то мысль.

— Профессор Жуйживьом ушел в черную зону, — сказал он.

— Это приблизительно то же, как если бы вы выпили. Видите, и это можно сделать.

— А так лучше? — спросил Анжель.

— По-моему, это серьезный промах, — сказал аббат. — Впрочем, сойдет для примера. Иллюстрации промахов тоже нужны.

Грыжан собрался с мыслями.

— Не хотите ли прочесть молитву? — предложил он. —

Ехали татары...

— Кошку потеряли, кошка сдохла, хвост облез...

— Кто первым засмеется, тот ее и съест. Аминь, — заключил аббат.

— Это для Дюдю надо спеть, — сказал Анжель.

— Сын мой, вы, оказывается, насмешник и злопыхатель.

Они встали. Прямо перед ними на рельсах разлегся почти готовый поезд. Водители грузовиков лупили здоровенными молотами по железному корпусу топки, и черная сталь гулко гудела на солнце.

XI

Поезд состоял из двух вагонов. Директор Дюдю созвал на перрон весь персонал. На временной платформе, спешно сооруженной Мареном и Карло, толпились люди. Карло и Марен тоже были там, каждый во главе собственного семейства; а еще эта сволочь Арлан, три водителя грузовиков (из коих один уже кидал в топку уголь), сам Дюдю и Дюпон, чернокожий прислужник Атанагора. Дюпон получил особое приглашение и страшно волновался, потому что для него было зарезервировано отдельное купе, в котором ему предстояло остаться с Амадисом наедине. Раздался громкий свисток, и публика ринулась на штурм вагонных ступенек.

Анжель и Грыжан взирали на происходящее с вершины холма. Атанагор со своими помощниками не пожелал оторваться от раскопок, а отшельник должен был трудиться над негритянкой.

Директор Дюдю показался в окне отдельного купе и трижды махнул рукой, давая сигнал к отправлению. Вскрикнули тормоза, пыхнул пар, и, радостно поскрипывая, состав тронулся с места. В окнах замелькали носовые платки.

— Вам тоже следовало там быть, — сказал Грыжан.

— Я больше не числюсь в Обществе, — ответил Анжель. — Мне противно смотреть на этот поезд.

— Согласен: абсолютно бесполезная вещь.

Они наблюдали за тем, как локомотив протиснулся меж двух половинок разрушенного отеля. Солнце искрилось на лакированных вагонных крышах, а гепатроли пунцово вспыхивали на изуродованном фасаде.

— Почему колеса так гулко стучат по рельсам? — спросил Грыжан. — Точно там внизу пустота.

— Это обычный резонанс, создаваемый балластом, — объяснил Анжель.

Поезд скрылся из виду, только дым взлетал в воздух белыми ватными клочьями.

— Он вернется, — сказал Анжель.

— Так я и предполагал, — ответил аббат.

Они ждали молча, сосредоточенно прислушиваясь к затихающему вдалеке учащенному дыханию паровоза. Через некоторое время шум вновь стал нарастать.

В тот момент, когда поезд, пятясь, въезжал в отель, что-то глухо загудело. Состав дрогнул, рельсы просели. Мгновение — и паровоз исчез в провале. Гигантская трещина прошла по всей длине пути, раздвинулась, засасывая вагоны. Тяжело бухались глыбы, крошились камни, дорога медленно тонула, как тропа, заливаемая приливом. Песчаные насыпи сползали косыми складками, зыбились волнами, рожденными в глубине, спешащими добежать до вершины, пока маленькие желтые песчинки катятся вниз по склону.

Аббат в ужасе схватил Анжеля за руку. На их глазах гигантская, только что разверзшаяся впадина начала исчезать, засыпаемая неумолимым песком. Последний толчок встряхнул гостиницу; в воздух беззвучно взлетели облака дыма и пара; песчаный дождь обрушился на строение и вмиг поглотил его. Солнце скрылось за пыльной пеленой, и острые зеленые травы чуть всколыхнулись от движения воздуха.

— Так я и знал, — сказал Анжель. — Ведь я догадался об этом еще на днях... и совсем забыл.

— Они построили дорогу прямо над ямой, — сказал Грыжан.

— Прямо над раскопками, — уточнил Анжель. — Все правильно... В двух измерениях от дуги меридиана... и Рошель тоже умерла... а я совсем забыл про это.

— Мы бессильны им помочь, — сказал Грыжан. — Будем надеяться, что Атанагор сумел спастись...

— Это я во всем виноват, — сказал Анжель.

— Перестаньте навешивать на себя ответственность за все на свете, — сказал Грыжан. — Вы за себя-то отвечаете лишь отчасти, с вас и того довольно. Они виноваты не меньше вашего. И Амадис виноват, и археолог. И Анна тоже. Пошли поглядим, остался ли кто в живых.

Анжель побрел за Грыжаном. Глаза его были сухи. Силы, похоже, возвращались к нему.

— Пойдем... — проговорил он. — Пойдем до конца.

XII

Анжель ждал 975-го автобуса. Он сидел на земле, прислонясь к столбу с табличкой. Спиной к нему, в той же позе, сидел аббат Грыжан. Они беседовали, не глядя друг на друга. При себе Анжель имел чемодан и внушительных размеров пакет с письмами и отчетами, найденными на столе Дюдю.

— Жаль, что археолог не пришел меня проводить, — сказал Анжель.

— У него работы по горло. Вся техника загублена. Счастье еще, что ни он, ни его рабочие не пострадали.

— Да, я знаю. Приехал бы, что ли, автобус!..

— Последнее время его не видать, — сказал Грыжан.

— Рано или поздно приедет, — сказал Анжель. — У водителя, наверно, отпуск был.

— Да, сейчас время отпусков... — сказал аббат. Анжель покашлял, прочищая горло. Он был взволнован.

— Я вас больше не увижу, — сказал он. — Хотелось вас поблагодарить.

— Пустяки, — сказал аббат. — Вы еще вернетесь.

— Можно задать вам один вопрос?

— Задавайте... Я знаю, о чем вы спросите.

— Вам и положено знать. Скажите, почему вы носите сутану?

Аббат тихонько засмеялся.

— Я ждал этого вопроса... Ну что ж, скажу вам. Это такой современный метод.

— Метод чего?

— Метод внедрения и подрыва... — объяснил аббат.

— А, понятно... — сказал Анжель. Они услышали шум мотора.

— Едет, — сказал Грыжан и встал. Анжель тоже поднялся.

— До свидания... До скорого, — сказал аббат.

— До свидания, — сказал Анжель.

Аббат пожал ему руку и не оглядываясь двинулся прочь. Он высоко подпрыгивал при каждом шаге, чтобы придать подолу сутаны форму колокола. Фигура его казалась совсем черной на ярком песке.

Дрожащим пальцем Анжель потрогал ворот желтой рубашки и поднял руку. 975-й встал перед ним как вкопанный. Кондуктор крутил ручку механической балалайки, и она выводила красивую мелодию.

В автобусе сидел только один пассажир. Он держал в руках аккуратный портфельчик, помеченный инициалами А.П.: Антенна Перно. Одет он был как в присутствие. Легко и непринужденно он промчался по салону и спрыгнул на землю. Там он нос к носу столкнулся с водителем, который вылез из своей кабины и пришел посмотреть, что происходит. На глазу у него чернела повязка.

— Ни хрена себе! — сказал шофер. — Один слез, а другой уж садится! А шины? Не-е, я с перегрузкой не поеду! Не имею права.

Человек с портфелем посмотрел на него в замешательстве. Воспользовавшись тем, что водитель принялся вставлять себе глаз (что он проделывал с помощью ерша для трубки), пассажир бросился наутек.

Водитель постучал пальцем по лбу.

— Я начинаю привыкать. Это уж второй, — сказал он и вернулся в кабину.

Контролер помог Анжелю сесть в автобус.

— Давайте, давайте, — приговаривал он. — Не толкаться! Покупаем билетики!

Очутившись внутри, Анжель поставил чемодан на площадке.

— Весь багаж в салон, пожалуйста! — провозгласил кондуктор. — Не загораживайте проход!

Он несколько раз повис на ручке и закричал:

— Все места заняты!

Мотор хрюкнул. Автобус тронулся. Анжель затолкал чемодан под сиденье и вернулся на заднюю площадку.

Над песком и травами горело солнце. Кое-где из земли торчал scrub spinifex. На горизонте смутно и неподвижно чернела мертвая полоса.

Кондуктор подошел к нему.

— До конечной, — сказал Анжель.

— Вы попали пальцем в небо... — ответил кондуктор, поднимая указательный палец.