Ошибка исправлена

Отцовский подарок

Жил Володька, как все мальчишки. После школы играл в футбол, ходил в кино, читал книжки про войну и втайне мечтал стать моряком.

Только отцу мог он открыть свой секрет. Разве мать поймет? Начнет ворчать: «У всех дети, как дети, а этот что-нибудь да придумает… Море ему надо!» Нет, тут нужен мужской совет, настоящий разговор. Но отца нет. После фронта не вернулся домой, уехал во Львов.

Мать хранила его портрет, а по ночам, думая, что сын спит, плакала. Володька не плакал. Он по-своему тосковал об отце: во сне ходил с ним на охоту, сидел у костра, переплывал реку.

Отец платил алименты, иногда присылал поздравительные телеграммы, А однажды проездом попал в Челябинск, побывал у сына и подарил ему привезенный с фронта немецкий пистолет.

— Не забывай, сынок, береги отцовский подарок!

О подарке отца на второй день узнали все соседские мальчишки. Один из них, Юровин, попросил показать пистолет своему приятелю.

— Выдумал тоже! — возразил Володька.

— Так он же взрослый, заслуженный человек! Он настоящий капитан! У него два ордена, а медалей сколько, если бы ты видел! Он не важничает, как все взрослые, а дает закурить. Меня даже в ресторан водил. Пирожными я обожрался! Три дня живот болел! А денег у капитана — куры не клюют. Хочешь, я тебя с ним познакомлю?

Володьке очень хотелось познакомиться с таким человеком, но он стеснялся. Капитан же, узнав, что у него есть настоящий пистолет, сам предложил дружбу, назвав Володьку «настоящим парнем». Так мальчишку еще никто не называл. «Лучше бы, конечно, если бы отец услышал, что такой заслуженный герой считает меня «настоящим парнем», — подумал он. Правда, есть выход — можно отцу написать об этом. И целый вечер он сочинял письмо, то и дело заглядывая в орфографический словарь.

Отправить письмо не удалось, так как отец забыл, видно, оставить адрес. Это возмутило парнишку:

— Ну ладно, сменял нас с тобой на какую-то Фыру Ивановну рыжую! А адрес-то мог оставить?! — жаловался он матери.

— Да ты, сынок, не огорчайся! Идем ужинать! А завтра запросим адресный стол и узнаем адрес.

— Так когда он получит?

— Недели через две, — прикинула мать.

…Однажды летом, когда Володя, лежа в кровати, перечитывал Жюля Верна, в дом ввалилась целая ватага ребят — все они проживали по соседству.

— Через час отправляется поезд на Дальний Восток. Раздумывать некогда. Хочешь поступить в морское училище, собирайся! Только на всякий случай возьми пистолет и аккордеон! — скомандовал Юровин.

Володька растерялся.

— Пошли, ребята! — сказал кто-то из компании. — Это же маменькин сынок! Разве он поедет? Его же мамочка не пустит!

Все захохотали и направились к двери. Кровь бросилась Володьке в лицо. Это он-то маменькин сынок?! Да его сам капитан назвал «настоящим парнем»! Нет, он еще докажет им всем, какой он на самом деле смелый и решительный, и смеяться над собой не позволит.

Он положил пистолет в карман, достал со шкафа аккордеон, разбил копилку, набив мелочью полные карманы, и побежал догонять ребят.

Его вопрос, сколько стоит билет на Дальний Восток, вновь рассмешил всех.

— На что нам такая роскошь? Залезем в товарняк — доберемся, не спеша, — пояснил Юровин.

В товарный поезд вскочили почти на ходу. Пока Володька старался поудобней улечься на уголь, кто-то из ребят успел в одном из вагонов выкрасть пять меховых телогреек.

Мелькали станции, озера, реки. Неожиданно на маленьком полустанке раздался голос:

— Эй, кто там, слезайте!

Все притихли.

— Ваши документы! — настаивал милиционер.

Юровин огрызнулся:

— Паспортов мы еще не получили.

— А ну, слезай! Все, все слезайте! Ишь вы, путешественники беспаспортные! Телогреечки захватите с собой! Как инкубаторные, у всех одинаковые.

— А они не наши. Здесь они лежали, в вагоне, — соврал старший из парней.

— Там разберемся, кто их вам под бочок положил…

Все потом произошло, как во сне. Когда их вели в милицию, двое набросились на сотрудника милиции, отобрали пистолет, выстрелом ранили его в ногу, а сами кинулись в лес. За ними побежали остальные.

Три дня скрывались они в лесу, питаясь, чем придется, а потом решили добираться пешком до Челябинска. Шли по путям. На разъезде их ждала засада. Троих задержали, а Юровин и Володька, отстреливаясь, снова убежали в лес.

Костра не зажигали, боялись, что их могут обнаружить. Спали ночью в шалаше, прижавшись друг к другу. Вот тогда и рассказал ему Юровин под большим секретом, что капитан вовсе не капитан и никакой он не заслуженный, что ордена и медали у него краденые, что с ним не один грабеж совершили ребята. Тогда же сообщил он, что есть такая статья в уголовном кодексе, когда все бандиты отвечают в банде друг за друга.

— Вот ты и я были с бандитами, спали на краденой телогрейке, отстреливались, бежали от милиции. Мы с тобой тоже бандитами стали. И никуда теперь не деться. Нам с тобой, как и капитану, грозит расстрел, — объяснил дружок.

Володьке хотелось кричать, что он не такой, что он не бандит. Но кричать было бесполезно. Здесь, в лесу, его мог услышать только Юровин.

Через несколько дней, в дождливую ветреную ночь, усталый, голодный и оборванный, постучал Володька в окно родного дома. Мать, не спросив, кто, сразу открыла дверь, будто не спала, а специально ждала сына.

Пока горели в печи его лохмотья и грелась вода для мытья, он жадно ел гречневую кашу. Всю ночь сидела у кровати сына мать. Он рассказал все — как бежал, как стрелял в воздух, как на станции продали аккордеон и, наконец, то, что узнал в лесу о Юровине и «капитане».

— Завтра эти бандиты придут за мной. Я теперь у них в руках. Что мне делать, мама? Что делать?

— Спи! Завтра решим. Я пойду пистолет в реку брошу, пока темно. Додумался, подлец, подарочек такой мальчишке подарить.

Утром в окно постучали. Сквозь сон Володька слышал, как мать громко говорила кому-то, что сына нет дома, что его на «скорой помощи» увезли в больницу, а в какую, она сама еще не знает.

Пока Володька спал в закрытой на замке квартире, мать первый раз в жизни стояла на толкучке, продавая все, что можно было унести из дома в двух чемоданах. За полцены ушли два ее пальто, часы, платья и даже чемоданы. Лихорадочно работал мозг. Только бы успеть, только бы не дать сыну встретиться с бандитами. Спасти, спасти, спасти — стучало в мозгу. К вечеру с билетом в кармане я двумя стами рублей пришла она домой.

— Вставай, сынок, скоро отходит поезд. Поедешь к отцу во Львов. В адресном столе узнаешь адрес. Вот, я записала все об отце, где и когда родился, место рождения. Пусть он тебя в морское училище устроит или к кому-нибудь из родни пошлет. Да скажи ему от меня спасибо за подарочек. А я отсюда тоже уеду. Ты мне писем не пиши. Перехватят письмо — и узнают, где ты, — тихо говорила мать, хотя в комнате, кроме них, никого не было.

…Отец встретил сына неприветливо:

— Откуда адрес узнал?

Дождавшись, наконец, ухода мачехи из комнаты, Володька, сбиваясь и то и дело поглядывая на дверь, рассказал отцу о беде.

— Зачем ты матери сказал о пистолете? Дурак! Отца родного продал! Знаешь, что меня из-за тебя, щенка, посадить могут?

Лицо отца перекосилось в злобе. Таким Володька его никогда не видел.

— Если тебя арестуют и спросят, скажешь, что пистолет нашел. Понял?

Да, сын понял. Понял, что мог простить отцу многое, но только не трусость. Может быть, в ту минуту умерла в нем слепая любовь к отцу. Может быть, в тот день решил сын, что обязательно сменит отцовскую фамилию.

— Какая противная у тебя фамилия! — сказал он отцу утром. — В учебнике зоологии сказано, что пасюк — это вид какой-то крысы.

Это было последней каплей, переполнившей терпение отца. Казалось, он готов броситься на сына, растерзать его. Скрипнув зубами, отец зло бросил в лицо, что лучше носить крысиную фамилию, чем быть бандитом.

Володьке, как когда-то в лесу, захотелось крикнуть, что он не бандит и бандитом не будет никогда… Но разве этот чужой человек мог понять его? Нет! Володьку могла в эту минуту понять только мать. Всю ночь он не сомкнул глаз. Что делать дальше — не знал. Оставаться в доме отца нельзя. Из шепота отца с мачехой понял, что решили они его «сплавить» к каким-то родственникам. «Пойду я лучше учеником на завод. Общежитие дадут!» — решил Володька.

— Буди своего лоботряса! — услышал бы Володька голос мачехи, если бы не ушел ранним утром из дома отца навсегда, оставив на столе записку:

— Баба с возу, кобыле легче! — сказал отец, прочитав записку.

Без отрыва от производства окончил Володя девятый и десятый классы. Потом служил в военно-морском флоте. Заочно учился в юридическом институте.

В части его любили. Никто не мог так играть на аккордеоне, никто не мог состязаться с ним за шахматной доской. Многим казалось, что все ему дается легко, что он прямо-таки звезды с неба хватает. Удивляла одна странность — ему никто не писал писем.

— У тебя нет родных? — спросил как-то Владимира капитан.

По тому, как помрачнело лицо, по тому, как сжались кулаки, капитан понял, что у парня какое-то горе на сердце.

Несколько дней ходил Володя темнее тучи, а потом сам пришел к капитану и все, что было на душе, рассказал.

— А теперь сообщите обо мне прокурору. Если вы этого не сделаете, вам грозит судебная ответственность. Есть такая статья в уголовном кодексе.

— Брось, друг, дело тут не в статье. Дело в том, что невозможно всю жизнь носить на душе такой груз. А потом мать? Почему ты о ней не подумал? — перебил его капитан.

— Мать жалко… Как вспомню о ней, так тоска гложет, хоть волком вой. А к прокурору я много раз ходил. Иногда даже до самых дверей доберусь, очередь отстою. Но как прочитаю табличку с надписью «Прокурор», так ухожу обратно.

— А, может, трусишь, Пасюк? — спросил капитан, положив руку на Володино плечо.

В тот день в кабинет прокурора вошли двое. Высокий юноша, сняв бескозырку, отрапортовал:

— Владимир Пасюк, старший матрос, явился с повинной…

Первое письмо от сына мать получила неожиданно после многих лет разлуки. Письмо пришло в Челябинск, куда она вновь вернулась. Тысячи раз перечитывала она долгожданные строчки.

В том же конверте лежало письмо капитана. Мать была счастлива, читая его. Незнакомый человек сообщал о сыне много хорошего. И дело, конечно, было не в том, сколько почетных грамот и наград получил ее сын, а в том, что сын ее, Володька, не пропал, что стал он честным человеком.

«Кого благодарить мне за тебя, сынок?» — шептала мать, склонившись над ответным письмом сыну. «Кого благодарить?..» — думал сын, читая весточку от матери.

Очень много хороших людей встретилось на его пути. Каждый из них помогал от чистого сердца.

С тех пор, как Владимир парнишкой уехал из Челябинска, прошло двенадцать лет. Недавно он встретился с матерью. Долго целовал он ее морщинки, которых много скопилось у самых глаз. Долго гладил ее седую голову, просил простить за прошлое. А она? Она простила ему давно, на много лет раньше, чем это сделал областной суд, применив к нему амнистию и сняв судимость.

Обо всем рассказал сын матери, а закончил тем, как с трудом перешагнул он порог прокурорского кабинета.

До рассвета сидели они, перебирая документы, рассматривая фотографии. Среди них был снимок жены Владимира и его дочки Иринки.

Два диплома лежало на столе. Десятки почетных грамот.

На улице совсем рассвело. Проснулся город, побежали трамваи и троллейбусы.

Обо всем переговорили мать и сын в эту ночь, а ей не давал покоя еще один вопрос — последний. Владимир чувствовал это.

«Не бойся, мать, задай, — говорил его взгляд. — Я скажу тебе все. Разве могу отказать тебе в чем-то?..» Нет, не лежит теперь на его душе черное пятно. Оно смыто двенадцатью годами честной жизни, упорным трудом, мучительными часами глубокого раздумья. А что сын четыре года носит фамилию жены, так это вовсе не потому, что пасюк — вид какой-то серой крысы. Нет, он не хочет носить фамилию своего отца потому, что право быть отцом имеет не каждый, кто дарит подарки и платит алименты.

Е. СЕЛИВАНОВА