Ошибка исправлена

Случайный жених

Короткая июльская ночь уже растворялась в наступающем рассвете. Улицы были непривычно пустынными и тихими.

Но вот из-за угла появился начальник охраны Долгунов. Лениво шевеля вожжами, он подъезжал на своей двуколке к улице Сталеваров. Его небольшое морщинистое лицо было полусонным. В черной диагоналевой гимнастерке, вздувшейся складками на груди и плечах, он напоминал большую нахохлившуюся птицу.

«Время уже половина четвертого, — думал он. — Самый сон. Как-то там сторожа? Хорошо, что милиции не видно, можно проехать везде, не обращая внимания на запрещающие знаки. Проверю посты да и домой досыпать».

Лошадь бежала рысцой, не нуждаясь в понукании.

Большой промтоварный магазин, к которому подъезжал Долгунов, располагался на первом этаже в последнем на улице Сталеваров пятиэтажном угловом доме. Эта улица выходила пока на пустырь, за которым метрах в ста начинался березняк.

Магазин занимал весь первый этаж, выходя окнами на пустырь и на улицу Сталеваров. Вход в магазин был с улицы. Подъехав к магазину, Долгунов, не видя сторожа, забеспокоился.

Он хотел въехать во двор, но, начав быстро перебегать взглядом с одной витрины магазина на другую, внезапно почувствовал, как ему стало холодно. Его внимание привлекло небольшое окно, самое крайнее, обращенное к пустырю. Он несколько секунд неподвижно смотрел на него. Окно было одностворчатое. Створка его была полуоткрытой.

«Что такое?! Не кража ли? Да где же сторож Пысина?»

Долгунов, хлестнув лошадь, выехал на улицу Сталеваров. Уже сворачивая к арке дома и бросив взгляд вдоль тротуара, он увидел женщину в черном платье с винтовкой за спиной. Пысина стояла в конце квартала, у аптеки, и смотрела, как дворник широкими взмахами метлы чистил тротуар.

— Ох, какая безответственность! — прошептал Долгунов, поворачивая лошадь.

— Ты чего тут лясы точишь? — крикнул он подъезжая. — Где твое место? У тебя магазин обокрали, а ты тут мух ловишь! В магазине окно открыто, заходи и бери, что нужно! Ты как принимала под охрану объект?

— Как окно открыто? Не может быть! Когда я принимала, то все окна были закрыты, — растерялась Пысина.

Долгунов приказал Пысиной вернуться к магазину, а сам погнал лошадь в милицию.

Сторож, охнув и пробормотав что-то о господе боге, побежала к магазину, снимая на ходу винтовку.

Вскоре прибыли сотрудники милиции. Пысина пояснила, что магазин под охрану она приняла от дежурного продавца Квиритовой в шесть часов вечера. Почему же окно, к тому же расположенное так высоко, оказалось полуоткрытым, она не знает. Наверно, никакой кражи нет, а окно открылось само или его открыло ветром.

— Однако ночью ветра не было и сейчас нет, — заметил дежурный отделения милиции, пожилой капитан с худощавым лицом. — А если бы ветер был, то он мог бы открыть окно лишь тогда, когда оно уже было полуоткрыто, как, например, сейчас.

Пысина смутилась, хотела что-то сказать, но потом, видимо, передумала и, махнув рукой, тихо произнесла:

— Я не знаю, как это оно оказалось открытым, но никаких воров я не видела.

— Вы говорите «воров»? Почему вы думаете, что вор был не один? — придирчиво обратился к ней следователь Гибатуллин.

— Я не знаю. Я только думаю, что если была кража, то тут трудно одному справиться.

— А почему трудно одному? — не унимался Гибатуллин.

— Так высоко же!

— Ну и что, что высоко?

Осмотр прилегающего к магазину участка улицы и пустыря ничего не дал. Никаких следов или предметов обнаружено не было.

Все присели на крыльцо магазина, поджидая директора, за которым уже послали. Разговаривать никому не хотелось. Каждый строил молча свои догадки. Но пока слишком мало было данных, чтобы высказывать что-то определенное, делать какие-нибудь выводы.

Пришел директор магазина. Начальник отделения милиции майор Грошев, высокий полный мужчина, предложил открыть магазин. Директор кивнул головой, и вся группа направилась во двор дома.

В коридоре ничего подозрительного обнаружено не было. Коридор выходил в небольшую комнату. Дверь из нее вела в торговую часть, к прилавкам. Эта комната была без окон, как бы частью коридора, но шире, чем коридор. Слева вдоль стены находилась лестница с перилами, ведущая наверх.

— Там что? — спросил Грошев директора магазина.

— Мой кабинет.

— Завалов, осмотрите!

Дежурный по отделению, кивнув директору в сторону лестницы и пропустив его вперед, поднялся вслед за ним.

Грошев, бросив взгляд на измятую оберточную бумагу и фанерные ящики, сваленные в беспорядке под лестницей, прошел в торговую часть магазина.

Пол здесь чисто подметен. Медленно идя вдоль прилавков и как бы фотографируя взглядом лежащие на полках и висящие вещи, Грошев подумал: «Интересно. Внешне как будто все на месте».

В отделе готового платья висели костюмы, пальто и другая верхняя одежда. В текстильном отделе на прилавке и на полках лежали рулоны разнообразных тканей, причем отдельные куски, намотанные еще на фабриках на картон, аккуратно были сложены друг на друга, и каждый вышележащий кусок плотно прижимал загнутый конец ярлыка с ценой.

Туфли и ботинки разных размеров, симметрично расставленные, различная посуда из пластмассы и органического стекла, а также всевозможные галантерейные товары, фототовары и детские игрушки также были на своих местах. Никаких следов совершенной кражи и никакого беспорядка.

Следователь Гибатуллин, следуя за Грошевым, разочарованно смотрел на полки с товарами, заложив руки за спину. Его пышные каштановые волосы, выбившиеся с левой стороны из-под фуражки, и чуть заметные веснушки делали его мало похожим на работника милиции. Было что-то совсем мальчишеское в его облике, фигуре, манере держаться.

— Товарищ майор, разрешите осмотреть открытое окно, — проговорил Гибатуллин.

— Да, пожалуйста!

От пола до окна было около трех метров. Под окном стояло несколько велосипедов в заводской смазке, прислоненных друг к другу. Некоторые части велосипедов обернуты бумагой.

Гибатуллин, став на педаль крайнего велосипеда, затем на раму и переступив на седло стоявшего ближе всех к стене велосипеда, выпрямился. Его лицо оказалось несколько выше подоконника окна.

— Хороший вид на рощицу, — ни к кому не обращаясь и заправляя левой рукой волосы под фуражку, произнес Гибатуллин.

— Так, стекла все целы, — продолжал он. — Замазка на месте, старая, засохшая. На стеклах и раме легкий налет пыли. Следов никаких. Шпингалеты покрашены грязно-серой краской. Поверхность их шероховатая, в мелких крупинках, которые, наверно, были в краске, — повернув голову к Грошеву, пояснил он. — Внутренний подоконник покрыт слоем пыли, которая напротив открытой створки окна стерта.

— Посмотрите, а снаружи на раме есть какие-нибудь следы?

Гибатуллин, взявшись за подоконник, подтянулся, выглянул в окно и осмотрел раму.

— Нет, никаких следов не имеется, — лейтенант спрыгнул на пол.

— В кабинете директора все в порядке, товарищ майор! — сказал подошедший с директором Завалов. — Окно закрыто на шпингалеты. Сейф и его содержимое на месте. Следов никаких.

Директор магазина утвердительно кивнул головой. Договорившись о проведении ревизии, сотрудники милиции ушли.

К концу дня Гибатуллин и следователь Зубов, черноволосый, с глубоко сидящими глазами лейтенант, который помогал Гибатуллину допрашивать продавцов, вошли в кабинет начальника отделения милиции.

— Можно сказать, товарищ майор, — начал Гибатуллин, — кое-что уже есть. Больше всего тень ложится на продавца Квиритову. — Он, повинуясь жесту Грошева, сел на диван. — Квиритова была дежурной в этот день и во время обеденного перерыва из магазина никуда не отлучалась, а все остальные уходили в столовую. Она дольше других продавцов оставалась в магазине вечером после закрытия, а перед закрытием попросила уборщицу Щипцову запереть дверь, выходящую на улицу, сказав, что все покупатели уже ушли. Щипцова еще спросила Квиритову, проверила ли она, действительно ли все вышли из магазина. Квиритова ответила, что проверила и что никого в магазине, кроме них, нет.

К этому можно добавить, что у Квиритовой, по предварительным данным, есть нехватка товара в отделе. Вот так.

Грошев улыбнулся. Его улыбка на красивом лице была такой располагающей, что Гибатуллин и Зубов тоже невольно улыбнулись.

Потом сразу став серьезным, Грошев сухо обронил:

— Я смотрю, у вас уже сложилось определенное мнение, — проведя рукой по седеющим волосам и откинувшись на спинку стула, он внимательно посмотрел на Гибатуллина.

— Да, примерно сложилось. Судя по фактам… Квиритова весьма подозрительна. Ведь перечисленные мною факты кое о чем говорят, — Гибатуллин старался говорить не торопясь, спокойно и веско. Но, глядя на его слегка побелевшие пальцы, державшие уголовное дело, можно было догадаться, что он не так спокоен, как хотел бы это показать.

Грошев посмотрел на Гибатуллина и вспомнил недавно прошедшее дело в суде. Это была квартирная кража в бараке. Вся сложность дела заключалась в том, что обвинение пришлось обосновывать на косвенных уликах. Причем Гибатуллин считал, что лицо, которое было предано суду, не совершало кражи, и изменил свое мнение лишь тогда, когда, присутствуя в суде, сам увидел, как подсудимый бросился на колени перед судьями и, рыдая, начал торопливо рассказывать, как совершил кражу.

— Правильно. Любой факт о чем-то уже говорит, а совокупность фактов дает нам основание делать порой неоспоримый вывод, — задумчиво произнес майор. — Однако этот вывод будет неоспоримым, если он сделан на проверенных и подтвержденных фактах, и притом будет сделан правильно. А вы что скажете относительно уже имеющихся в наших руках фактов? — Грошев перевел взгляд на Зубова.

— Пока ни к какому выводу не пришел, — Зубов слегка смутился. — Нужно работать.

— Да, нужно упорно работать. Итак, во-первых, — Грошев поочередно посмотрел на обоих следователей, — необходимо установить, была ли действительно кража или только симуляция кражи. Во-вторых, если было хищение, то кто преступник. Эти версии необходимо отрабатывать одновременно.

Расследование по делу поручаю вам, товарищ Зубов. С вами будет работать оперуполномоченный Малинин. Я ему уже сказал. Сегодня он пока занят и не может здесь присутствовать. И вообще по любому вопросу всегда можете заходить прямо ко мне. А теперь обратимся к фактам, — начальник отделения повернул голову в сторону Гибатуллина и взял карандаш.

Он начал задавать то Гибатуллину, то Зубову короткие вопросы, делая отрывистые записи на листе бумаги.

Разобрав подробно показания всех допрошенных лиц и отметив недостатки и неточности, которые были допущены следователями, Грошев положил карандаш.

— Вот пока на первое время и все, — начальник отделения подал Зубову исписанный лист бумаги. — В первую очередь выполните то, что я здесь записал. Если у вас вопросов нет, то можете идти.

Следователи вышли.

Дальнейшее расследование давало мало ощутимых результатов. Малинин прилагал все усилия, чтобы нащупать конец нити в клубке следов. Его небольшую фигуру можно было встретить в любое время дня среди самых разнообразных людей, в самых разных местах города. Каждый раз, когда он заходил в кабинет Зубова и устало валился на диван, задавать вопрос: «Ну, что нового?» — было не нужно. Внешний вид Малинина был всегда красноречивее слов.

Проведенная в магазине ревизия установила, что не хватает товаров на две тысячи сто рублей. Не хватало: фотоаппарата «Киев-3», четырех золотых часов «Заря» с черными муаровыми ремешками и двух простых часов «Победа». При этом были обнаружены ручные часы иностранной марки, так называемая штамповка, которые никогда в магазин для продажи не поступали и никому из работников магазина не принадлежали. Не было на своих местах трех мужских костюмов, демисезонного мужского пальто, двух шелковых рубашек, двух платьев из искусственного шелка, фибрового чемодана и двухсот пятидесяти рублей денег, наторгованных продавцами после сдачи денежной сумки инкассатору. В отделе готового платья были обнаружены «лишние вещи»: сильно поношенные черные брюки, старая грязная мужская рубашка и пара дырявых хлопчатобумажных носков.

Никто из продавцов опознать этих вещей не смог.

Оттого, что расследование двигалось очень медленно, Зубов был мрачен и неразговорчив.

Так прошло несколько дней. Малинин, как всегда, вошел в кабинет внезапно. Шумно вздохнув, он грузно сел на диван, закрыв глаза и вытянув ноги в пыльных сапогах.

— Опять ничего, — устало проговорил он. — По другим делам кое-что есть, — после небольшой паузы, усмехнувшись, добавил он. — А по этому нет.

Зубов кивнул головой.

— Давай еще раз проанализируем, — после небольшой паузы произнес он, устремляя на Малинина глубоко сидящие глаза и ероша свою густую шевелюру. — Что нам говорит и кто говорит, что была кража? Во-первых, факт исчезновения вещей и денег. Во-вторых, показания продавцов. В-третьих, показания Пысиной и Долгунова. В-четвертых, обнаружение посторонних ношеных вещей, откуда можно предполагать, что преступник в магазине переоделся. В-пятых, стертая пыль на подоконнике и открытое окно.

Однако имеется ряд непонятных вопросов. Например, почему он взял только один фотоаппарат? Ведь это вещь ценная и небольшая по размеру? Почему он, переодеваясь во все новое, не захватил с собой новой кепки и не надел новых ботинок? Может быть, они у него самого были новые? Навряд ли. Иметь сильно поношенные брюки, рубашку и носки — и вдруг новенькую кепку и новые ботинки?! Может быть, не было нужного размера? Нет, все размеры кепок и ботинок в магазине были. Может быть, кража была до закрытия магазина? Нет, этого не может быть. Продавцы заметили бы исчезновение товаров и наличие чужих грязных вещей. Так, Миша? Я правильно рассуждаю?

— Так, Николай! Как будто все правильно, — по круглому бесстрастному лицу Малинина трудно было понять, как он относится к услышанному. — Хотя у меня есть еще несколько вопросов по этой версии. Каждый из них мы разберем отдельно.

— Теперь предположим, что была симуляция кражи. Из чего мы можем сделать такой вывод? Никто нам не говорит прямо об этом. Какими мы располагаем косвенными доказательствами? Во-первых, злополучное окно. На подоконнике стертая пыль. Стерли специально, чтобы мы подумали, будто стер вор, выбираясь через окно. Во-вторых, как утверждает сторож Пысина, продавец Квиритова, у которой она принимала магазин, вступая на дежурство, ничего из магазина не выносила. Вот и все. Мало? Верно, очень мало! Но при этой версии тоже возникает много непонятных вопросов. Например, кто открыл и, главное, как открыл окно в магазине? Ведь сторож Пысина, принимая объект под охрану, прошла с Квиритовой внутри магазина и сама убедилась, что окна закрыты и все запоры в исправности. Если симуляция, то почему пропажа вещей и денег произошла сразу у всех продавцов? Трудно поверить, чтобы все продавцы к этому дню имели недостачу и, по договоренности между собой, чтобы скрыть недостачу, решили устроить все вместе симуляцию кражи. Ну, предположим, договорились! Опять же, как было открыто окно? Здесь обязательно должна была быть договоренность со сторожем. Но ведь никто из продавцов с Пысиной не знаком! Или мы не точно установили это обстоятельство? Значит, что?

— Значит, кража?

— Да, больше данных за то, что была кража.

Анализируя имеющиеся факты, Малинин так же бесстрастно излагал свои доводы, как и слушал Зубова. Однако равнодушия в его голосе не чувствовалось. Было видно, что он заинтересован делом.

— Ну а кто все-таки совершил кражу? — продолжал он. — Квиритова поставила Щипцову за пятнадцать минут до закрытия магазина к входным дверям; когда все граждане из магазина ушли, двери были закрыты на замок. В магазине посторонних не осталось. Ведь продавцов несколько человек, и если бы кто-то посторонний был, его увидели бы. Значит, вор проник в магазин с улицы через окно?

— Как же это он поднялся на такую высоту? — возразил ему Зубов. — Ведь на улице до окна три с половиной метра! По лестнице? А где она? Унес с собой? Не может быть! Тащить чемодан с крадеными вещами да еще такую большую лестницу?! Сомневаюсь! После кражи у любого вора одна лишь мысль — как можно быстрее скрыться!

Ну а как же он ухитрился открыть шпингалеты на закрытом изнутри окне, не повредив стекол и замазки? Нет, Миша, попасть в магазин с улицы через окно он никак не мог!

— Так до чего же мы договорились? Симуляции кражи нет. Преступник оставаться в магазине до его закрытия не мог. И проникнуть в магазин с улицы после его закрытия тоже не мог. Ведь это же парадокс!

— Очевидно, Миша, мы где-то в своих рассуждениях ошибаемся, — устало откидываясь на спинку стула, произнес Зубов, доставая папиросу, — делаем неправильный вывод, не замечая того. Нам необходимо найти свою ошибку.

Они вновь и вновь начинали исследовать материалы уголовного дела. Брали каждый протокол, снова перечитывали его, снова осматривали вещи, оставленные преступником в магазине.

Зубов дополнительно допрашивал свидетелей, уточняя отдельные детали. В процессе расследования Зубов и Малинин все больше убеждались, что была все-таки кража.

Дело двигалось медленно, однако накапливание косвенных доказательств продолжалось. Почти каждый день давал что-нибудь новое.

— Уф! А вот и я! Гора с плеч! — проговорил приземистый Малинин, входя к Зубову. — Привел знаешь кого? Часовщика! Того самого с двойной фамилией, Сигизмундова-Гулевича, к которому я уже обращался по поводу краденых часов!

— Часовщика? Зачем? — удивленно спросил его Зубов.

— А вот послушай! — радостным голосом ответил Малинин, сев на диван и вытянув ноги. — Знаешь часовую мастерскую, которая напротив кафе «Осень»? Ну, так вот! Я же был там раньше и предупредил часовщика, что ему могут принести украденные часы. Дал ему номер часов, чтобы он немедленно сообщил мне, если таковые появятся. Сегодня я наведался к нему сам. Он сказал, что часы не приносили. Тогда я зашел к радиомастерам. У них в этом же домишке своя мастерская. Смотрю, там паренек один, Сережа. Интересуется радиоделом. Стал я с ним разговаривать. Спрашиваю: «Что ты, Серега, у часовщика заодно не поучишься?» А он говорит: «У него черта с два поучишься. И чего он такой не компанейский? Я ведь не собираюсь выведывать у него секреты, как обманывать заказчиков». Ну я и спрашиваю у Сереги: «А что, разве часовщик обманывает своих клиентов?» Серега говорит: «Конечно! Вот когда вы прошлый раз приходили и давали часовщику какой-то листок бумаги, то он обманул в тот день одного длинного парня». Я спрашиваю: «Как обманул?» Серега рассказал, что перед моим приходом в мастерскую зашел какой-то худой, длинный парень и подал часовщику двое часов в желтом корпусе. Часовщик открыл механизм часов, посмотрел и спрятал их у себя. «В это время, — говорит Серега, — вы зашли. Тогда парень вышел на улицу. Потом вы ушли, а парень снова зашел. Но часовщик желтые часы не вернул ему, а снял свои с руки и подал парню. Парень не брал, что-то говорил, а потом взял и злой ушел».

Сергей все это видел через стеклянную перегородку, разделяющую домишко на две части. Но о чем часовщик разговаривал с парнем, не слышал, потому что все время пробовал приемник.

— Интересно, — пробормотал Зубов.

— Да. Узнав все это, я взял с собой милиционера и опять к часовщику. Он был спокоен и вежлив, как всегда. Начали обыск. Он стал возмущаться, так как знал, что мы ничего не найдем. А когда ему сказали, чтобы он вел нас к себе на квартиру, то сразу присмирел и уже не склонял слово «право» во всех падежах. Пришли на квартиру — и вот результат!

Малинин положил на стол перед изумленным Зубовым двое золотых часов с черными муаровыми ленточками.

— Здорово! — воскликнул Зубов. — Ты спрашивал, откуда у него эти часы?

— Спрашивал. Он говорит, что это не его часы, что эти часы принадлежат его матери. И ты представляешь?! Ведем мы Сигизмундова-Гулевича в отделение, а навстречу — его мать. Сначала ничего не поняла, а потом кинулась, давай кричать на нас. Я ей сказал, что если она будет собирать публику, то я объявлю во всеуслышание, что ее сын преступник, и ей же будет стыдно. Она сразу замолчала и пошла за нами. Сейчас сидит в приемной у начальника отделения. Очевидно, намерена жаловаться.

— Да, я забыл тебе сказать. Когда мы подходили к отделению, какой-то мужчина, увидев часовщика рядом с милиционером, сказал: «Наконец-то попался! Теперь не будет заменять детали в часах».

— А длинный парень действительно был у часовщика, когда ты в первый раз приходил к нему?

— Да, но я его в лицо не запомнил.

В это время в коридоре послышался крикливый женский голос, который приближался к кабинету Зубова. Дверь открылась, и вошла женщина среднего роста, склонная к полноте, с хозяйственной сумкой из клетчатой материи. Ее слегка навыкате глаза быстро перебегали с одного предмета на другой. Следом за ней вошел начальник отделения милиции.

— Я еще раз спрашиваю, что это значит? Почему моего сына забрали в милицию? Что он сделал? Если кому-нибудь плохо отремонтировал часы, то ведь это не дело милиции! Как по-вашему? Или вы думаете, я плохо знаю своего сына?! Кто, как не мать, лучше всего знает своего ребенка, а?

— Тихо, тихо! Спокойно, гражданка! — Грошев недовольно перебил женщину, видя, что она не проявляет ни малейшего желания прекращать свою бесконечную тираду. — Сейчас разберемся. Садитесь, пожалуйста!

— Разрешите, товарищ майор, задать женщине несколько вопросов, — обратился Зубов к Грошеву.

Грошев кивнул головой и сел на диван.

— Почему вы не носите своих часов?

— Каких часов? У меня нет часов! Недаром говорят, что сапожник ходит без сапог, а часовой мастер без часов. И хотя мой сын часовой мастер, у меня нет часов.

— Как же нет? А куда же вы девали свои часы?

— Какие часы? Я никогда не имела часов!

— Вы спрашиваете, какие? Да те двое золотых, которые вы покупали по сто тридцать рублей каждые?

— Что он говорит? — опять воскликнула мать Сигизмундова-Гулевича, всплеснув руками. — Я никогда золотых часов не покупала! И откуда же я возьму такие деньги?!

— Может быть, сын покупал такие часы?

— Нет, он не покупал, но у него есть двое золотых часов. Он мне сказал, что отдал за них свои. Я еще спросила у него: «Неужели не перевелись еще дураки, чтобы совершать такой обмен?» А сын рассмеялся и ничего не сказал.

— Все?

— Все. А что еще?

— Подождите немного в коридоре.

Мать Сигизмундова-Гулевича, притихшая и, очевидно, начавшая что-то понимать, вышла.

— Разрешите, товарищ майор, допросить задержанного, и тогда вам все будет ясно без наших объяснений!

— Это по краже в магазине? — спросил Грошев.

Получив утвердительный ответ, он кивнул головой.

Вошедший Сигизмундов-Гулевич был, не в пример матери, робок и тих.

— Ну! Сразу будете рассказывать, не ожидая наводящих вопросов?

— О чем рассказывать? Я ни в чем не виноват.

— Придется напомнить вам кое-что! Расскажите о золотых часах, «золотых дел мастер». Кстати, есть свидетели, которые видели, как вы получали эти часы. А ваша мать, кстати, не подтверждает ваших слов о том, что найденные при обыске в вашей квартире двое золотых часов принадлежат ей. Так что вам лучше честно признаться и рассказать обо всем, — глядя в глаза часовщику, произнес Зубов.

Весь вид Сигизмундова-Гулевича выражал растерянность и испуг.

— Я виноват! Я польстился на эти золотые часы, хотя и знал, что они краденые. Но это первый раз в жизни! — подавшись вперед и широко раскрыв глаза, быстро заговорил он. — Я прошу учесть это, и потом часы ведь уже изъяли! Я ничем не попользовался! Наоборот, я потерпевший!

— Что же заставило вас встать на преступный путь? — спросил его Грошев.

— Думал, что никто не узнает.

— «Никто не узнает», «потерпевший», — с негодованием повторил майор.

— Я не думал… Я не знал… Вышло так, что…

Начальник отделения с презрением махнул рукой.

— Уведите задержанного! — сказал Зубов, обращаясь к вошедшему по его вызову дежурному.

Они вышли.

— Ну, товарищи, теперь мы уже многим располагаем! Конец нити в наших руках. Скоро будет размотан клубочек.

— Обязательно, товарищ майор! — весело отозвался Малинин.

В воскресенье, во второй половине дня, когда Зубов, сложив бумаги в сейф, хотел было пойти обедать, в кабинет стремительно вошел Малинин.

— Кое-что есть! Хотя я тине совсем уверен, что-это имеет отношение к нашему делу. Ты что? На обед?

— Обед подождет. Рассказывай.

— Слушай и давай оценим вместе. Сегодня торговый день на вещевом рынке, и я решил там побывать. Еду в трамвае. Народу полно. И вот, когда подъехали к рынку и народ стал выходить, слышу — впереди меня, человека через два, какая-то женщина, продолжая с кем-то разговор, говорит: «Ты знаешь! У Вальки, ну, у кондукторши трамвая, золотые часы появились. И откуда только она их взяла? Ведь у них из вещей ничего нет, хоть шаром покати, а тут — на тебе, золотые часы!»

Я сначала не обратил внимания на эти слова, а потом сердце у меня екнуло. Начал я протискиваться вперед, но безуспешно. Женщина, чувствую, уже вышла из трамвая. Когда я оказался на улице, то, разумеется, ее не нашел. Народу много. Все снуют взад и вперед. Пойди найди ее!

— Да-а-а… — разочарованно протянул Зубов. — Кондуктор вполне может купить золотые часы в магазине. Тоже мне, добыл сведения! Один шанс против ста на успех!

— Вот и надо проверить этот шанс, — сказал Малинин, отходя к окну.

— Проверить не мешает, конечно, хотя это и похоже, с нашей стороны, на излишнюю подозрительность. Ну, что ж, я сейчас съезжу в диспетчерскую, — кивнув головой, ответил Зубов.

Здание диспетчерской располагалось за трамвайным кольцом, недалеко от заводоуправления. Небольшой домик, аккуратно обшитый шпунтовыми досками, окруженный березками, стоял как бы на пути движения трамвая. Рядом находился небольшой павильон для ожидания. Казалось, потому и было устроено здесь кольцо, что дальше некуда было прокладывать рельсы: мешали домик, павильон и березки.

В диспетчерской было шумно. Слышался смех. В помещение входили и выходили разные люди. Заметив нескольких девушек с кондукторскими сумками, Зубов подошел к ним.

— Здравствуйте, девушки! На смену или со смены? — спросил он.

— На смену, — ответила одна из девушек, высокая стройная шатенка, подмигнув остальным. — Что это вы интересуетесь нашей сменой? — лукаво спросила она. — Или хотите к нам в компанию? Наверно, денег нет, а ехать надо! Ишь, какой ласковый!

Все дружно рассмеялись.

— Вот ведь какая догадливая! Не в бровь, а в глаз! Вам бы, девушка, извините, не знаю, как вас зовут, в цирке работать! Ах, Нина! Очень приятно! Знаете, Нина, есть такие артисты, которые угадывают чужие мысли на расстоянии. Вы не собираетесь переквалифицироваться? Могу помочь!

Все опять дружно рассмеялись.

— А вы что? В цирке работаете? — быстро заговорила другая девушка, потряхивая кудряшками. — Тогда давайте договоримся! Мы вас провезем до цирка бесплатно, а вы нас тоже бесплатно в цирк проведете!

— А я ведь тороплюсь, — не ответил на вопрос Зубов. — Сколько сейчас времени?

Девушки, как по команде, глянули на свои часы и, перебивая друг друга, затараторили:

— Без десяти!

— Нет, без двенадцати!

— Без девяти минут!

Зубов, скользнув взглядом по часам и не увидев среди них золотых, широко открыл глаза и с деланным ужасом протянул:

— У-у! У всех разное время! Сколько часов, столько и точных времен! Кому же верить?! Не иначе, как нужно обратиться к золотым часам! Они, наверно, будут самые точные!

— Подумаешь, золотые! — Нина махнула кондукторской сумкой, сунув ее затем под мышку. — И золотые часы могут подвести, как и любые простые!

— А у кого-нибудь есть золотые часы? — как бы вскользь проговорил Зубов, стараясь заставить девушек вести разговор ни интересующую его тему. — или они вам не по карману?

— Как сказать, по карману или не по карману. Есть у нас золотые часы только у Вали Плинтусовой, но она их не купила, а ей их подарили.

— Вот как? Кто же это ей преподнес такой дорогой подарок? Наверно, богатый родственник ко дню рождения?! — Зубов замер в ожидании ответа.

— Да нет! И совсем не родственник, а просто один ее знакомый, и они должны скоро пожениться, — уже серьезно, перестав дурачиться, сказала Нина.

— Он не только ей часы подарил, но и два платья крепдешиновых и две косынки шелковые, — подтвердила девушка с кудряшками, встряхивая опять головой.

— Вот как?! И откуда только вы знаете об этом?

— Сами видели. Он пришел сюда в диспетчерскую с новым черным чемоданом. Этот чемодан такой, как будто из очень твердой толстой бумаги сделан.

— Фибровый? — затаив дыхание, бросил Зубов.

— Да, да, фибровый. Он его открыл и достал оттуда все эти вещи, — проговорила девушка с кудряшками.

— Он, наверно, фотограф, потому что на груди у него висел на ремешке фотоаппарат, — сказала Нина.

Зубова бросило в жар. Стараясь не выдать ничем своего волнения и чувствуя, как у него пересохло в горле, он, делая вид, что о чем-то вспоминает, прищурив глаза, спросил:

— А как его зовут? Я всех фотографов знаю.

— Валя нам не говорила.

В это время в помещении появилась полная женщина, которая, махнув ключом, зажатым в руке, крикнула:

— Эй, девушки, пошли! Смена приехала!

Девушка с кудряшками, сказав «до свиданья», и еще одна, которая не принимала участия в разговоре, пошли вслед за женщиной.

— Где у вас тут начальник, покажите, — обратился Зубов к Нине.

Они вошли в кабинет начальника, и Зубов, протянув ему свое удостоверение, спросил:

— Плинтусова сейчас на работе или отдыхает? Если отдыхает, то дайте мне ее адрес, а я пока поговорю с этой девушкой, — кивнул он в сторону Нины.

— Пожалуйста, пожалуйста! Располагайтесь! Я сейчас уточню в отношении Плинтусовой, — начальник трамвайной службы, среднего роста человек в черной гимнастерке, с аккуратным пробором волос на голове, засуетился, убирая со стола какие-то бумаги.

Бросив любопытный взгляд на Нину, он вышел.

— Я не работник цирка, я сотрудник милиции, — обращаясь к Нине, сказал Зубов. — Прошу садиться.

Он достал из внутреннего кармана пиджака несколько бланков протоколов допроса и положил их перед собой на стол.

Нина, слегка растерявшись, села на стул и уставилась на Зубова.

В это время дверь открылась, и в кабинет вошел начальник трамвайной службы. Положив перед Зубовым на стол бумажку, он тихо вышел.

Зубов снял трубку телефона.

— Малинин! Немедленно сходи по адресу… — Зубов прочитал вслух адрес, записанный на бумажке. — Там живет Плинтусова Валентина Николаевна. Приведи ее в отделение. Она должна быть дома. Если ее не будет, сделай так, чтобы она ни с кем не встретилась раньше тебя. Понял? Да, есть хорошие новости. — Он повесил трубку.

Закончив допрос Нины, Зубов вернулся в отделение милиции.

Войдя в кабинет Малинина, он увидел, что тот разговаривает со скромно одетой девушкой. Ее и без того невзрачное лицо с длинным носом портила прическа: гладко зачесанные назад волосы, плотно облегающие голову и напоминающие парик. На руке у нее были золотые часы на черной муаровой ленточке.

— Валентина Николаевна Плинтусова, — указывая Зубову в сторону сидящей девушки, сказал Малинин. — Мы с ней пока тут разговариваем о разных случаях из жизни вообще и семейной в частности.

— Из семейной жизни? — переспросил Зубов, подавая Малинину протокол допроса Нины.

Пока Малинин читал протокол, Зубов достал из кармана пачку папирос, не торопясь, закурил.

— А вы замужем? — обратился он к Плинтусовой.

— Нет.

— Но, наверное, знакомые ребята у вас есть?

— Есть один знакомый.

— Как он, хороший по характеру человек?

— Я его как следует не узнала. Мы с ним знакомы недавно, недели две.

— Как его зовут?

— Саша.

— А как его фамилия?

— Не знаю.

— Где он живет?

— Тоже не знаю. Он говорил, что где-то в общежитии, а в каком — не сказал.

Малинин прочитал протокол допроса и теперь с интересом прислушивался к разговору.

— А вы сами с кем живете?

— Я живу с матерью, отчимом и сестренкой.

— Как ваши родители смотрят на Сашу? Они видели его?

— Видели. Он у нас ночевал, когда подарил мне вот эти часы.

— Что еще подарил вам Саша?

— Одно креп-сатиновое и одно крепдешиновое платье, две шелковые косынки и одну простую.

— Расскажите подробнее, когда подарил он вам все эти вещи.

— Это было ночью, когда я, закончив смену, зашла в диспетчерскую. Вдруг пришел Саша. В руках у него был черный чемодан и демисезонное пальто. Он открыл чемодан, достал все эти вещи и подарил мне. Я спросила, где паспорт от часов. Он сказал, что оставил дома. Я его тогда спросила, почему он раньше всегда одевался плохо, а сейчас одет очень хорошо. Он сказал, что едет в командировку, а это вещи брата. Я удивилась и спросила его, зачем же он тогда так хорошо оделся и берет с собой фотоаппарат. Он ответил, что там ему не придется работать, и попросил проводить его.

Я поехала с ним на трамвае на вокзал. На вокзале он мне сказал, чтобы я подождала его, а сам, взяв чемодан, ушел. Через некоторое время он вернулся без чемодана и сказал, что сдал его в камеру хранения, а ехать сегодня раздумал, поедет завтра. Мы сели в такси и поехали к нам домой. Я зашла сначала одна. Отчим увидел у меня часы и другие подарки и спросил, где я все это взяла. Я вспомнила, что он меня укорял, что никогда не выйду замуж и сказала, чтобы удивить отчима, что это подарил жених, что мы уже подали заявление в ЗАГС, и попросила разрешения, чтобы он у нас переночевал. Отец так удивился, что не возражал. Я легла с матерью, а Сашу уложили на раскладушке. Утром Саша с отчимом сходили за вином и выпили, а потом мы с Сашей поехали на вокзал. Я, не выходя из трамвая, попрощалась с ним, и он уехал.

— Куда же он уехал?

— Он не сказал.

— А на какой срок?

— Я его спросила, на какой срок он едет. А он почему-то усмехнулся и сказал, что срок определит тот, кому это положено.

— Где он работал?

— Этого я тоже не знаю. Он мне не говорил.

— Опишите нам его внешний вид, — обратился к ней Малинин.

— Он худощавый, высокого роста, ну и… — она запнулась.

— Ну и что еще?

— Больше ничего в нем особенного нет.

— Его возраст?

— Он с 1936 года. Это точно. Я с ним как-то ходила в парк и накинула его пиджак себе на плечи. В кармане оказался паспорт. Я открыла его и успела заметить только, что он с 1936 года. Тут он вырвал паспорт у меня из рук. Я его спросила, почему он говорил, что родился в 1930 году. Он сказал, что год рождения у него записан неправильно.

— Так, может быть, его по паспорту не Саша зовут?

— Может быть, — охотно согласилась Плинтусова.

— А вы разве не удивились, когда он подарил вам такие ценные вещи?

— Нет, не удивилась. Когда я с ним была в парке, то сделала ему замечание, что он плохо одет, и шутя сказала, что он, наверно, мало зарабатывает и не сможет мне хорошего подарка сделать. Он сначала обиделся, а потом сказал, что подарки мне сделает на днях, и дорогие.

— Еще что можете рассказать?

— Больше ничего.

— Ну хорошо. Если еще что-нибудь вспомните или если он появится у вас, немедленно сообщите нам, — сказал Зубов.

— Скажите, а почему вы интересовались Сашей? Что случилось? — продолговатое лицо Плинтусовой было растерянным.

Зубов усмехнулся.

— Чтобы ответить на ваш вопрос, нам нужно встретиться с Сашей. А теперь пойдемте к вам на квартиру. Мы должны изъять все вещи, которые он вам подарил.

Индивидуальный домик, где проживали Плинтусовы, не отличался от других домов, построенных по одному типовому проекту. И палисадники с деревьями, и дворовые постройки, и приусадебные участки у всех домов были одинаковы.

«Наверно, и обстановка во всех домах тоже одинаковая», — невольно подумал Зубов, входя вслед за Плинтусовой в дом.

Мария Егоровна, мать Валентины, с таким же, как у дочери, но уже морщинистым лицом, была озадачена появлением сотрудников милиции и не знала, как себя держать. Отчим вместо приветствия вопросительно уставился на вошедших и сразу помрачнел, узнав, что это посещение связано с появлением у падчерицы подарков. Заправляя в брюки серую хлопчатобумажную рубаху, он хмуро побрел вслед за Зубовым в другую комнату. Затем, что-то вспомнив, повернулся к кровати, вздувшейся от большой перины и нескольких пухлых, как бы надутых воздухом, подушек. Достав из-под кровати старые тапочки со стоптанными задниками, надел их на босу ногу и скрылся в соседней комнате.

Мария Егоровна, поминутно поправляя на себе передник, подтвердила показания дочери.

— А вы случайно не заглядывали в его паспорт? — спросил ее Малинин.

— Заглядывала. Утром, когда он еще спал. Родился он в Курганской области, а в каком районе, не запомнила. Если мне назовут, то я вспомню.

— Хорошо. А как его фамилия, имя?

— Фамилия короче у него, чем имя. А в имени две буквы «з», но как точно, я не помню.

— Минуточку! В имени две буквы «з»? Значит, он не русский?

— Да, да! Он не русский и зовут его по паспорту не Саша, хотя называл он себя Саша.

— Так что же вы сразу не сказали об этом? — возмутился Малинин.

— Вы же не спрашивали!

— Вот тебе и раз! Как же я могу знать все подробности, какие вы знаете? Я же вас просил рассказать об этом Саше все, что вам известно! Опишите мне его лицо!

— Лицо как лицо. Глаза, правда, маленькие, вроде бы подслеповатые. Волосы вьются немного, цветом почти каштановые.

— Вот это другое дело! Еще что?

— Больше я ничего не знаю.

— В понедельник утром прошу вас зайти в отделение милиции.

Отец Валентины, которого тем временем допрашивал Зубов, ничего нового не сказал.

В понедельник, когда Мария Егоровна Плинтусова пришла в отделение, Малинин, достав из стола объемистую книгу, сказал:

— Ну, Мария Егоровна, слушайте внимательно. Я буду называть районы, которые есть в Курганской области, и как только дойду до того, который записан в паспорте Саши, сразу остановите меня.

Открыв книгу, он начал читать.

— Альменевский, Батуринский, Белозерский, Варгашинский, Галкинский, Глядянский, Долматовский… — Голос его звучал громко и уверенно, он с удовольствием произносил названия районов, — Кетовский, Кировский, Косулинский… — Малинин продолжал называть районы, а Плинтусова, сидевшая на стуле напротив него, никак при этом не реагировала. Малинин бросил на нее быстрый взгляд, чтобы убедиться, слушает ли она. Интонация его голоса стала сухой: — Ольховский, Петуховский, — продолжал уже монотонно Малинин, — Половинский, Сафакулевский, Укс…

— Погодите! — остановила его Плинтусова. — Как вы сказали?

— Половинский, Сафакулевский…

— Вот, вот! Вот этот и есть, Сафи… — она смущенно замолчала.

— Сафакулевский?

— Да, да!

— Ну вот и все, Мария Егоровна, спасибо. Можете идти. Если будут какие-нибудь новости, заходите! — сказал ей на прощание Малинин.

Когда Плинтусова ушла, Малинин направился в кабинет к Зубову.

Вместе с Зубовым они поднялись на второй этаж, в кабинет начальника отделения милиции.

Зубов доложил о вновь полученных сведениях.

— Нужно ехать в Курганскую область, побывать в Сафакулевском районе и попытаться выяснить фамилию этого Саши и его настоящее имя, — сказал Грошев. — Поедут Малинин и Гибатуллин, который хорошо знает татарский язык. Все. А вы, Зубов, пока продолжайте работать над тем, что есть.

Зубов с нетерпением ожидал результатов командировки и, когда из окна своего кабинета он увидел подходивших к отделению милиции высокого и стройного Гибатуллина и маленького крепыша Малинина, у которого в руках был черный чемодан, не выдержал и бросился к ним навстречу.

— Ну как? Ну что? Нашли что-нибудь? Выяснили? Да что я спрашиваю! Ведь и так по чемодану видно, что нашли!

Малинин и Гибатуллин загадочно улыбались и не отвечали на вопросы.

— Что узнали? Какие новости? — не унимался Зубов, торопливо доставая спички, заметив, что Малинин неторопливо открывает пачку папирос.

— А погода хорошая. Ишь, какие облака! — глубоко затягиваясь и задрав голову вверх, лениво проговорил Малинин.

— Да-а-а, — протянул Гибатуллин. — Мечта!

Они также не спеша закурили, перекидываясь ничего не значащими фразами и не обращая внимания на Зубова. Докурив папиросы, громко рассмеялись. Малинин хлопнул Зубова ладонью по спине:

— Пошли к майору! Там все узнаешь!

Они вошли в кабинет Грошева, который что-то говорил сидевшим напротив него двум сотрудникам.

— Разрешите доложить, товарищ майор! — произнес Малинин.

— Пожалуйста! — ответил Грошев, глянув на чемодан.

— Фамилия преступника Нафиков, имя Абдулгазиз. За два дня до нашего приезда в Сафакулево он уехал из села, пробыв там три дня и оставив привезенные с собой вещи. Привез Нафиков в село одни золотые часы, мужское демисезонное пальто, мужской темно-синий бостоновый костюм, мужской темно-серый костюм из трико, четыре шелковых рубашки разных цветов, брюки шерстяные черные, вот этот фибровый чемодан и другие более мелкие вещи. Все это нами изъято. Вот только где фотоаппарат и двое простых часов, пока неизвестно.

— Садитесь, рассказывайте подробности.

— Подробности такие, какие только в оперетте бывают, — улыбнулся Малинин. — Настоящий анекдот!

Приехали мы в Сафакулево, зашли в районное отделение милиции, поговорили с начальством и — в паспортный стол. Просим работника показать нам картотеку. Он смутился, начал бормотать, что он здесь ни при чем, и вообще как-то странно вел себя. Мы ничего не могли понять.

Оказывается, он нас принял за проверяющих из областного управления милиции, а когда узнал, кто мы и что нам надо, облегченно рассмеялся. Оказывается, он всю картотеку вынес в конюшню, потому что в кабинете очень тесно. Ну, а лошадь, ясное дело, изжевала ее почти всю.

Дружный хохот присутствующих прервал рассказчика.

— Да, — продолжал Малинин, — но нам там было не до смеха. Я страшно разозлился, наговорил кучу неприятных слов этому незадачливому работнику. В конюшне просмотрели оставшиеся карточки и нашли такую, где фамилия короче имени, а в имени две буквы «з». Это оказался Нафиков Абдулгазиз. Из карточки узнали, из какого он села, и поехали туда. Там, оказывается, живет его мать.

Гибатуллин сразу расположил к себе старушку. Она расчувствовалась и рассказала, что сын ее приезжал на днях из Челябинска, прожил три дня и уехал обратно, так как его призывают в армию. Вещи, которые он привез, просил мать сохранить до конца его службы. Вот такие подробности.

— Ну что же. Все ясно. А теперь идите-ка отдыхать, а мы с Зубовым сходим сейчас в военкомат, — подытожил Грошев.

В военкомате было людно. В коридоре группами стояли призывники. Слышались шутки и смех. Среди шумной молодежи выделялись своим спокойствием пожилые мужчины и женщины, которые, как видно, пришли провожать сыновей.

Отдельными парами стояли парни и девушки, о чем-то перешептываясь друг с другом.

«Интересно, чем кончится наше посещение, — подумал Зубов. — Может быть, вон тот шатен, беспечно и с излишней щедростью предлагающий ребятам папиросы из большой яркой коробки, или вон тот, бросающий острые взгляды на всех проходящих по коридору, и есть Нафиков?»

Военкома, подполковника Черненко, в кабинете не оказалось. Он присутствовал на медицинской комиссии. Выйдя по вызову Грошева в коридор и поздоровавшись, он зашагал по коридору крупными шагами, твердо ставя ноги и приглаживая на ходу редкие волосы на голове.

Войдя в кабинет, молча указал сначала на один диван, стоящий у стены, а затем на другой, у противоположной стены.

— Сейчас выясним, — сказал он, выслушав Грошева.

Дав задание лейтенанту, Черненко, подвинув ближе к себе папку и положив на нее руки со сцепленными пальцами, медленно и четко заговорил:

— Служба в Советской Армии — честь и долг каждого советского человека. Но эту почетную обязанность надо еще и заслужить…

Грошев продолжил его мысль:

— Да, почетная обязанность, но для воров не может быть места в армии. Наша армия представляет народ, наше государство, нашу совесть, в конце концов. Что можно ожидать в армии от вора или бандита, не считающегося с общественными интересами, с личными интересами граждан? Все можно ожидать!

Конечно, нельзя сказать, что все молодые люди, попав в армию, остаются тем, кем были, не поддаются воспитанию и перевоспитанию. Нет, конечно! Но все же службу в Советской Армии надо заслужить!

В это время в кабинет вошел лейтенант, которого вызывал военком, и доложил:

— Призывник Нафиков Абдулгазиз есть! Зачислен для отправки в команду! Я привел его, он ожидает в коридоре!

— Пусть войдет сюда!

— Зайдите! — крикнул лейтенант, приоткрыв дверь.

В комнату вошел высокий, худой парень с впалой грудью. Маленькая голова его быстро повернулась влево и он, скользнув взглядом по фигуре Зубова, замер на какую-то долю секунды. Делая неуверенные шаги в сторону военкома, он бросил взгляд вправо на Грошева, также сидевшего на диване, и остановился.

— Фамилия? — голос Черненко прозвучал глухо.

— Нафиков Абдулгазиз.

Медленно поднимаясь со стула и не спуская с Нафикова глаз, Черненко начал выходить из-за стола.

— В какой род войск назначен? — слова Грошева прозвучали так участливо-дружелюбно, что Зубов улыбнулся.

— В пехоту, — повернув голову к Грошеву, нехотя ответил Нафиков.

— В команду на отправку уже зачислен?

— Зачислен.

Зубову показалось, что Нафиков, отвечая Грошеву, смотрит на его погоны и что-то мучительно обдумывает.

— А не придется ли тебя в другую команду переназначить? — на этот раз слова Грошева прозвучали отчужденно-холодно.

Слегка прищурившись, он встал с дивана. Зубов тоже поднялся.

Быстро переводя взгляд с Грошева на Черненко, а затем на Зубова и снова на Черненко, Нафиков начал отступать назад, но натолкнулся на молча стоявшего у двери лейтенанта. Маленькие, будто подслеповатые глазки его совсем спрятались в щелки. Голова инстинктивно втянулась в плечи, как бы ожидая удара. Лейтенант, очевидно, поняв, в чем дело, взял Нафикова за плечо.

— Ну, Нафиков, теперь мы, — делая ударение на слово «мы», — сказал Грошев, — будем определять вас в команду. Догадываетесь, за что?

— Да. Не надо ничего говорить, — еле слышно проговорил Нафиков. — Я сам все расскажу.

— Рассказывайте.

— Я пришел в магазин перед его закрытием, прошел за прилавок между отделом готового платья и отделом шерсть-шелк. Там как раз колонны стоят и можно незаметно для продавцов пройти. Во внутренней части магазина под лестницей увидел пустые ящики. Там спрятался. Когда из магазина все ушли, я пошел по отделам, переоделся во все новое, только ботинок не смог подобрать, сорок шестой ношу. Взял чемодан, наполнил его вещами, взял четверо золотых часов, двое простых, а свои оставил. Взял фотоаппарат. В отделе культтоваров, под окном, которое выходит на пустырь к лесочку, стояли велосипеды. Я поставил сверху какой-то ящик, залез на него, открыл окно, выкинул на улицу чемодан, а потом вылез сам. Ящик отбросил ногой в сторону.

— А куда вы дели часы?

— Одни подарил кондуктору Вале, одни оставил матери, двое продал часовому мастеру. А двое простых и фотоаппарат продал на рынке.

— Какому часовому мастеру?

— Его мастерская напротив кафе «Осень». Зашел я туда и предложил часовщику за сорок рублей. Он посмотрел у обоих механизмы и спросил: «Где взял?» Я ему ответил: «Если хочешь, покупай, а расспрашивать нечего». В это время в мастерскую зашел какой-то мужчина и подал часовщику листок бумаги. Потом спросил у мастера: «Такие есть?» Мастер посмотрел на меня, потом на того, улыбнулся и ответил, что нет. Мне стало не по себе, и я вышел на улицу. Через некоторое время этот мужчина вышел и куда-то ушел. Я подождал немного и опять к часовщику.

Он увидел меня, заулыбался и говорит: «Так вот ты какой парень, с хвостиком! Часы-то ворованные, и тебя уже ищут!» Я и сам догадался… Он тогда снял с руки свои часы и подал мне. Я ему сказал, что мне деньги нужны, а он ответил: «А может, позвоним в милицию?» Я тогда взял его часы и ушел, а мои остались у него.

— Что же вас толкнуло на кражу?

— Я вначале обиделся на Валю, когда она сказала, что я плохо одет, наверно, мало зарабатываю и не смогу сделать ей подарка. Я по глупости пообещал ей подарок, а заодно решил удивить ее подружек. Ну, а где взять денег — не знал. Заработать не мог, потому что уволился, когда повестку в армию получил. Вот и решил совершить кражу. Все краденые вещи я хотел оставить у Вали. Но ее отец недоверчиво отнесся ко мне и поэтому мне не понравился. Я отвез вещи своей матери в деревню.

Нафиков замолчал. Молчали и все остальные…

Г. ФИЛИМОНОВ