Ошибка исправлена

За высоким забором

Поздно ночью, когда семья Бочаровых крепко спала, а в ставни стучал дождь, раздался громкий лай собаки. Зинаида подумала, что вернулся из командировки муж, и встала, чтобы открыть дверь. Вся мокрая и дрожащая, перед ней стояла измученная женщина в легком платье.

— Пустите, пожалуйста… Плохо мне… Начинаются роды…

— Заходите скорее, — еле удерживая собаку, крикнула хозяйка.

Тяжелой поступью перешагнула незваная гостья через порог. Ветер с силой рванул дверь, и в сени вместе с холодом ворвался дождь.

С трудом закрыв дверь на крючок, Зина вошла в комнату и услышала стон женщины и слабый крик новорожденного.

Расстелив на полу матрац, она уложила мать с младенцем и побежала к соседям вызвать по телефону скорую помощь.

— Пить, — прошептала роженица, когда вместе с врачом вернулась Зина.

К засохшим губам ее поднесли стакан с водой и осторожно переложили на носилки.

…Прошел год.

Однажды к Бочаровой пришла молодая женщина и, смущенно улыбаясь, спросила:

— Не узнаете?

— Нет. А кто вы?

— Помните, ночью, в дождь, вы меня пустили. Дочку я у вас родила…

— Неужели это ты? — изумилась Зина. — Я думала, пожилая женщина была, а ты вон какая верба! — и она невольно залюбовалась, окинув взглядом стройную, миловидную женщину.

— Да что мы стоим-то? Пойдем в дом. Чаем угощу, — хватилась хозяйка.

Долго сидели они за столом, разговаривая, как подруги, не видевшие друг друга много лет.

— В один месяц я двух детей похоронила. А в ту ночь выгнали меня свекровь с мужем, как собаку выгнали, — смахнув слезы, тихо рассказывала Варя. — Вот так и живу. Три снохи до меня не выдержали… Ушли. А я все боюсь дочь без отца оставить. Пилят меня день и ночь, то не так выстирала, то не так обед сварила, то не так прошла, взглянула не так.

— А ты что молчишь?

— Попробуй скажи им. Загрызут, а то бросят в лицо чем попало. Квартирантов, и тех держат в страхе. Поздно не приди, рано не встань. Дом ведь почти в центре, а люди на окраину переезжают, чтобы не терпеть. А Прокопий ей не прекословит. Что мать сказала — все. Сколько раз я ему говорила: «Уйдем, Проша, на квартиру. Сам видишь — нет больше сил терпеть. Что ни сделаю, как ни стараюсь — все ей плохо». Да что там! Ответ у него один:

— Вас много, а мать одна. Не нравится — уходи. Держать не будем. Только алиментов не жди, не получишь.

С получки всегда пьют. Вдвоем пьют, гостей не зовут. Тут лучше сразу убегай. Если успею, схвачу дочку и в чем попало — из дома. То у соседей, то на чердаке ночую. Бегством только и спасаюсь от кулачищев его да от проклятий.

Не зная, верить или не верить услышанному, Зина недоумевала, что есть еще в наше время такие люди.

— Да как ты, милая моя, живешь с ними? Ты молодая, здоровая, руки есть, работа есть, а ты терпишь, унижаешься! А зачем?

— Семья все-таки! — возразила Варя.

— Семья! Да разве это семья? Да кому нужна такая семья? У меня вот четверо детей, а я бы терпеть не стала! Ушла бы я, честное слово, ушла бы, — уверяла Зина.

С тех пор они встречались часто. Вместе с Бочаровыми ездила Варя на неделю за ягодами. Собрав по ведру малины, усталые и довольные, останавливались они у ручья. Холодная и прозрачная вода снимала усталость, унося ее мимо густых кустов смородины и малины.

Ночевали в деревне. По вечерам на кострах варили варенье и долго, пока не гасли последние угольки, разговаривали. Ночной холодок прогонял спать. Свежее сено на сеновале душисто пахло, кружило голову. Накрывшись одним хозяйским тулупом, они и здесь перешептывались, пока не просыпался кто-нибудь из Зининых детей. Встречались и в городе. Иногда, идя на рынок или в магазин, Варя забегала к Бочаровым, но никогда не приглашала к себе. Зина не придавала этому значения. Да и семья большая — некогда по гостям ходить.

Но когда Варя внезапно перестала приходить, Зина заволновалась, не случилось ли чего? И очень пожалела, что не знала ни адреса, ни фамилии подруги. Сбегала бы к ней или старшую дочку послала, да не знает, где найти подругу. Город большой. Много в нем живет Варвар. Как разыщешь?

Думала она, думала, и пошла в городской роддом. А там выяснилось, что в тот месяц, когда Варя родила дочь, двадцать одна Варя в городе стала мамой.

Восемнадцать адресов выписала Зина. Три адреса и писать не стала — мальчишки там родились, а у Вари дочь.

Накормив семью и проводив на работу мужа, Зина с младшей дочкой на руках уходила на поиски подруги. Одних Варвар она встречала дома, к другим приходилось заходить на работу, но все напрасно. Надежда была на последний день.

С волнением проснулась Зинаида утром. Солнечный зайчик, прошмыгнув через ставень, оставил светлую полосу. Тысячи точек плясали, прыгали, притягивали глаз. Беззаботно и сладко спали дети. Будить их было жаль. Оставив соседскую бабушку посмотреть за детьми, Зина поехала на автобусе к семнадцатой Варе, которая оказалась пожилой и очень любопытной женщиной.

Восемнадцатый дом встретил Зину недружелюбно: закрытыми ставнями, высоким забором и дощечкой на калитке с надписью: «Злая собака». Сколько ни стучала в ворота и ставни, ей никто не открыл, но и лая злой собаки не было слышно. Хозяев пришлось ждать долго. Присесть возле дома было негде.

Зина решила прийти вечером. Только перешла дорогу, неожиданно услышала скрип калитки, из которой в низко повязанном белом платочке вышла старуха.

Поправив на голове платок, она закрыла калитку на палку, ловко просунув сухую жилистую руку в отверстие ворот.

— Бабуся, — обратилась к ней Зина, — где Варя? Мне письмо ей нужно передать.

— Давай сюда. Я передам…

— Мне ее лично нужно, — замялась Зина.

Старуха, колюче взглянув из-под бровей, буркнула:

— Не живет она здесь. Со шпаной уехала. А мне нянчиться с ее выродком приходится, — и она прошла мимо, ни одним взглядом не удостоив больше Зину.

«Врет старая. Не могла ей Варя дочку свою оставить», — подумала Зинаида и пошла к соседям. Может, они что-нибудь знают о подруге?

То, что она услышала, насторожило ее и заставило обратиться в прокуратуру.

Нашли Варю через несколько месяцев. Нашли мертвой. Останки трупа вытащили из заросшего камышом озера. Помогло найти убийц найденное на их чердаке Варино бархатное платье, подаренное ей еще матерью на свадьбу. Только в суде узнала Зина, что за день до Вариной смерти стоял в доме Приданниковых настоящий содом. Свекровь буйствовала, выгоняя Варю из дома. «Не уйдешь, сама убью, если этот дурень не решится», — кричала она, швыряя в сноху чем попало.

Муж замахнулся утюгом, но отошел, увидев, что жена не прячется, не плачет, как обычно, а с презрением смотрит на него. Смотрит и молчит. Такого взгляда не видел он раньше. Глаза жены всегда были послушными и боязливыми. Съежился Прокопий, как-то сразу став меньше.

А Варя пошла к плачущей дочке, взяла ее на колени, приласкала, успокоила. Задумавшись, долго сидела она, не слыша колючих слов свекрови, ее брани. Переполнилась чаша. Хватит. Ничего хорошего не видела в этом доме.

Осторожно положила дочку на кровать, прикрыв пуховым платком. Тихо вышла из дома. Все! Больше терпеть она не будет. Дочь сама воспитает. Неправда, не пропадет! Дочку можно в ясли устроить. На работе всегда ей пойдут навстречу. Комнату дадут со временем…

Внезапно ее мысли прервал запыхавшийся от быстрого бега Прокопий.

— Куда ты, Варька? В суд жаловаться пошла, а? Посадить, значит, хочешь? Смотри, Варвара!

Посмотрела она в его бегающие глаза и твердо ответила:

— Нет, вперед к врачу схожу. Пусть он синяки посчитает да сколько ребер ты мне сломал посмотрит, а в суд завтра успею. Хватит терпеть. Рассчитаться нам с тобой надо.

Трусливо оглядываясь по сторонам, муж стал ее уговаривать:

— Брось, Варвара! Давай лучше уедем в другой город. Жить будем, как люди. Дочь у нас. Чего людей-то смешить?

С открытыми глазами пролежала она до утра, не зная, верить или нет таким обещаниям. А утром, вымыв пол и приготовив завтрак, Варя надела бархатное платье, собралась к отъезду. Чтобы не слышать, как свекровь швыряет горшки у печи, вышла на улицу, за ворота, поджидать там мужа.

Соседка, что на суде потом стала основным свидетелем, пошутила:

— Не на бал ли, Варечка, снарядилась с утра пораньше?

— Не говори! Мы с Прошей решили уехать от матери, сегодня поедем. Ой, Настенька, неужели я из этого ада выберусь? Даже не верится.

— Да… И он хорош! Зря ты ему веришь! Ты думаешь, первые твои детишки своей смертью умерли? Заморила их старая ведьма и простудила. Каши сварить и то не хотела. Холодной водой поила, а молоком торговала. Все ей, кулачке, богатства мало. Ты в роддоме лежала последний раз, я твоему-то возьми, дура, да пожалуйся, так, мол, и так, а он на меня же и накинулся: что, говорит, ты в чужое семейное дело суешься? Я зря промолчала тогда. Надо было в прокуратуру сходить.

— Что ты, Настя, — вступилась за мужа Варя, — девочки-то от воспаления легких умерли!

— Холодной водой поить, как не будет воспаления? Звери они, а не люди. Уходи ты от них совсем!

Из калитки выглянула свекровь, и Варя быстро отошла от Насти. Больше никто в городе не видел Вари. На поезд они с мужем опоздали, а ближайший состав шел через пять часов.

— Пойдем, Варвара, пешком. До города-то всего пятнадцать километров. Дорога лесом. По пути два озера. Покупаемся, отдохнем, — уговаривал муж.

И она пошла, взяв его за руку. С самой свадьбы не ходили они так.

— Жалко, дочку не взяли. Хорошо-то как! Я бы ее сама всю дорогу несла. Озеро бы она посмотрела, еще ни разу не видела, — сказала Варя.

Прокопий молчал.

У озера они сели отдохнуть. Он достал из кармана пол-литра водки. Варя развернула хлеб, колбасу, сыр. Привычным движением он выбил пробку и жадно припал к бутылке. Пил через горлышко, временами останавливаясь, чтобы передохнуть.

— Что глаза пялишь? — повернулся он к Варе. — Что, посадить меня задумала, паскуда? Не выйдет! Жить с тобой не буду. Мне мать похлеще тебя бабенку высватала… Думаешь, алименты с меня получишь? Фигу!.. — он с яростью набросился на жену.

Разбив висок бутылкой и ударив в лицо сапогом, он еще долго глумился над безжизненным телом. Опомнившись, понял, что она мертва. Стянув бархатное платье с трупа, поволок мертвую жену в камыши, зайдя по пояс в озеро с вязким дном…

Когда суд ушел в совещательную комнату для вынесения приговора, в зале царило гробовое молчание. Одни думали о погубленной молодой жизни, другие — о предстоящем приговоре, а те, кто знал Варю, — о том, что в ее гибели есть доля и их вины.

Разве они, соседи, не слышали через высокий забор Приданниковых душераздирающий крик? Разве не видели синяков на Варином лице, разве не к ним с ребенком на руках, ночью, в одной сорочке, прибегала Варя, спасаясь от кулаков мужа?

Да, не случилось бы беды с Варей, если бы вовремя заглянули люди за высокий забор, за закрытые ставни, за калитку с надписью «Злая собака».

Е. СЕЛИВАНОВА