Чёрная Мамба. Стрелы Эбиосо

Белый превосходит негра так же, как негр превосходит обезьяну, а обезьяна — устрицу.

Великий гуманист Вольтер. Метафизический трактат

— О ты, великий дух Земли Сакпата, повелитель чёрной оспы! О ты, хозяин ураганов Гбингбо! О ты, Аган Таньи, насылающий проказу! И ты, Йотону Каке, убивающий болезнью головы!.. — Жрица прервала бешеную пляску, судорожно вздохнула и струйкой из калебаса стала вычерчивать магический круг вокруг священного, обвитого змеёй жезла-гугбаса. — К вам я обращаюсь, Великие, вас я смиренно прошу: отворите пошире Им глаза, откройте Им уши до самого мозга! Чтобы Они услышали нас, увидели нас, проснулись и помогли…

Из калебаса текла горячая красная жидкость, густевшая и черневшая на глазах. Не только священный круг был вычерчен кровью — она покрывала едва ли не всё во дворе Абомейского Льва[45], где происходила церемония. Липкая, привлёкшая мух, вчерашняя, позавчерашняя… Ею были щедро умащены бронзовые головы предков нынешнего Льва, лики настенных барельефов и огромная латунная змея, скалившаяся на крыше у водостока. В воздухе, дрожавшем от рокота тамтамов, висел невыносимый смрад.

— И ты, могучий Дан, кусающий себя за хвост, ты, обвивший своим телом Землю, чтобы она не развалилась! — Пропуская между пальцами костную муку, жрица вычерчивала на земле священные знаки Силы. — Приди и разбуди Их, пускай Они помогут нам! К тебе я обращаюсь, о могучий Змей! К тебе, к тебе!

Широкие бёдра её ходили ходуном, крепкие ноги без устали пританцовывали, отбивая ритм.

— Да, да, могучий Змей, к тебе, к тебе, — подхватили минган, оба мео[46] и главная телохранительница. — Пусть Они помогут нам, пусть помогут нам! О могучий Змей, услышь нас!

Рокот тамтамов опьянял, будоражил, понуждал к движению, неподвижными оставались лишь сам Лев, его любимая жена да предназначенные в жертву. Обнажённые, крепко связанные, они висели вдоль стены вниз головой. Их были здесь многие дюжины, ибо нет слишком обильных жертв, если речь идёт о существовании державы, правителя и народа. И вот сверкнул ритуальный нож, и распалась плоть, и наземь водопадом хлынула новая кровь…

А сверху с безоблачного неба светило солнце, под пологом деревьев каритэ пели птицы, ветер доносил благоухание трав, приправленное океанской солью и животворным дыханием только что отгремевшей грозы. Закончился сезон дождей, и о злобном духе Ойе, насылающем из Сахары удушливый ветер харматанн, можно было на время забыть. Обновлённая природа торжествовала: буйно зеленели акации и тиковые деревья, бананы и кукуруза сулили обильный урожай, несчитаные антилопы бродили по саванне, а рыбаки несли на рынок телапий[47] в человеческий рост. Казалось бы, чего ещё желать? Живи и плодись, как велел Маву-Лиза, слушайся его детей, управляющих этим миром, устремляй свой ум к постижению гармонии сущего…

Так отчего уже третий день во дворе Абомейского Льва вместо гармонии царили ужас и смерть? Зачем взывали к мёртвым неутомимые жрицы, зачем волнами поднимался в небеса струящийся смрад?

А затем, что наступили злые дни и радужная дагомейская змея[48] корчилась в муках. Ей коварно и умело наступили на хвост проклятые йорубы — грязные дети гиены, вороватые обезьяны, вечно завидующие добрым абомейцам.

Три полнолуния назад во дворец ко Льву прибыли белые люди. Их Большой Вождь, живущий за океаном, предлагал дружбу и мир. Но Абомейасий Лев был не только свиреп, как голодная пантера, но ещё и мудр, как насытившаяся кобра. А потому он сказал:

— Никогда небо не соединится с морем, гиена с антилопой, а белое с чёрным. Я не строю дорог и не рою каналов, ибо желаю, чтобы на моей земле обитало только мое племя. Идите с миром, белые люди. Я дружу с моими Богами, и мне довольно этой дружбы.

Да, так ответил им Лев, ибо отлично знал, что вместе с белыми людьми приходят войны неизвестно за что и болезни, от которых нет снадобья. Там, где белые, льётся огненная вода и рождаются дети, отвергаемые отцами. Пришельцам нужна не дружба абомейцев, а пальмовое масло, сверкающие каменья и золото. А главное — рабы.

Абомейские Львы возвышали державу, во множестве продавая белым торговцам как пленных йорубов, так и собственных подданных. И выпускать из рук эту торговлю они не намеревались.

— Мы услышали тебя, о Лев, — почтительно ответили белые. — И просим тебя об одном: не спеши, подумай ещё. Мы вскоре вернёмся. С богатыми дарами.

И действительно, вскоре Большой Вождь, живущий за океаном, собрал обещанный караван. Десять его соплеменников и двести сорок чёрных носильщиков отправились в путь… Только дары белых не попали ко двору Льва — эти дети гиены, эти пасынки обезьяны, эти трусливые йорубы напали на караван. Да ещё и обставили дело так, будто гнусное предательство совершили добрые дагомейцы. От наточенных ассегаев и отравленных стрел спаслось только четверо белых. Чудом выжив в джунглях, они добрались до прибрежного порта и дали знать о случившемся своему Большому Вождю. Тот пришёл в ярость и послал через океан железную лодку, огромную, будто десять Мокеле-Мбембе[49]. С рыком, пуская страшные дымы, она вошла в устье Вемы и принялась подниматься вверх по течению. Вскоре оттуда передали языком тревожных тамтамов, что лодка изрыгала из железных хоботов стрелы Эбиосо.

А целью её была, похоже, столица…

Стало ясно, что спасти славную Дагомею и её Льва могло лишь одно — вмешательство предков. Грозных, но справедливых, повелевающих духами всех стихий… Однако предки всегда требовали жертв, и вот уже третий день воительницы Льва сгоняли ко дворцу обречённых. Жертвы пели песни и несли в руках связки ракушек каури и калебасы с брагой тафией — плату за переход в другой мир, к лику предков.

Приняв плату, их подвешивали на стену пятками вверх…

Прибоем рокотали тамтамы, свирепые телохранительницы Льва обмакивали в тягучую кровь безжалостные копья. Их губы кривились в судорогах, выплетая заклятия.

— О великий Дан, о разноцветный Змей…

Бешено плясавшая жрица вдруг захрипела, замерла, безвольно закатила глаза и, неестественно выгнувшись, рухнула всей тяжестью на землю. Её пальцы мяли слипшийся от крови песок, ноги чуть заметно подергивались, не в силах оставить ритм танца, на посеревшем, как у мёртвой, лице обильно заклубилась пена. Казалось, она сама была готова вот-вот отойти к предкам.

— Свершилось! — обрадовалась главная телохранительница и, ликуя, крутанула в воздухе ассегай. — Духи услышали её!

— Да, да, свершилось! — хором подхватили воины и с новой силой повели священный танец. — Они слышат её! Они слышат её! Её Они слышат! Слышат!

— Свершилось! Воистину, — подтвердил Лев.

Минган, наследники и оба мео вздохнули с облегчением. Хвала радужному Змею, всё кончилось благополучно. Предки приняли жертву. И что теперь какие-то белые люди с их железной лодкой? Пусть, пусть приходят.

— Да, Они слышат нас! Слышат! — громко повторил Король. — Предки открыли свои уши. Они не оставят нас…

В этот самый миг, словно подтверждая его слова, ткань вселенной разорвал чудовищный грохот. С таким звуком мечет огненные стрелы грозный Эбиосо, так гремит, извергая палящие тучи, подпирающий небо Катомби, священный вулкан южных племён. Небо лопнуло, точно скорлупа кокоса, потом наступила тишина, и в уши ввинтился ужасный вой, близившийся со стороны реки. Начавшись за деревьями, он стремительно нарастал, заполняя все небеса, хотелось исчезнуть, превратиться в ничтожную мошку, зарыться с головой в землю. Казалось, сам Гбингбо-погубитель мчался ко дворцу на огненных крыльях…

— Во имя прародителей, — вскочил с трона Лев, да так, что испуганный раб еле успел отдёрнуть от царственной головы опахало, — это ещё, что за…

Он не договорил. Посредине двора вдруг расцвёл огромный огненный цветок. Яркое пламя резануло по глазам, сразу погасив все краски мира, и тотчас раскатился жуткий гром. Может, что-то подобное слышали в свои последние мгновения те, кого накрывали палящие тучи Катомби. Вздрогнула, взметнулась к небу земля, беззвучно закричали люди, и рваные ошмётки железа в один миг сделали работу десяти жриц. А на реке вновь коротко проговорил Эбиосо, и небо снова наполнил вой, и во дворе расцвёл ещё один огненный цветок. А за ним — ещё, ещё, ещё…

— Спасайтесь, о люди! — закричал Абомейский Лев. — Духи на службе белых людей злы и могущественны!

— Да, да, духи, духи… — Минган, наследники и оба мео устремились под защиту стены. — Злые духи могучи!

— Духи, злые духи! — дрогнула, пришла в движение стража, с криком рванулись со двора палачи, и лишь отчаянные телохранительницы плотно окружили своего повелителя.

Опять и опять вспыхивали разрывы, летучий металл крушил камень, рвал людские тела…

Только жрица ничего не видела и не слышала. Лёжа на земле, она внимала голосам духов. Вернее, голос был только один, причём новый и незнакомый. Он вещал ясно и громко, заглушая речи могучего Да Зоджи[50], ужасного Да Лангана[51], смертоносного Аган Таньи и даже самого Эбиосо.

— Ты будешь моей правой рукой, моей карающей палицей, стрелой моего лука, ядом на её острие, — гулко, словно в пещере, отдавалось каждое слово. — Забудь своё прежнее имя, да, забудь его навсегда, отныне ты — Мамба. Да, Мамба, безжалостная и смертоносная, да, Чёрная Мамба, подгоняющая острым жалом белое стадо. Сегодня тебя ожидает дальняя дорога, вставай, Мамба, вставай, о выразительница моей воли. Вставай и иди…

— Да, господин, я слышу тебя, — без слов ответила ему жрица. Послушно поднялась и, переступая через тела, по щиколотку в крови пошла со двора.

Латунная змея обрушилась с водостока и глубоко воткнулась в песок на том месте, где она только что лежала.

Загрузка...