Ошибочка вышла

Пятнадцать капель валерьянки

— Соня? Сонь! — Нина колотила в дверь туалета для персонала, а я стояла и в ужасе смотрела, как две тёмно-бордовые капли стекают вниз по стенке унитаза.

Приплыли.

Голова всё ещё кружилась, сердце стучало от страха так сильно, что шумело в ушах и почему-то горели огнём виски.

— Соня, блин!

Я на автомате потянулась и открыла дверь Нине, а та тут же залетела в кабинку, достаточно просторную для нас двоих, и заперлась, будто ничего особенного в этом нет.

— Ты чего?

Нина окинула меня взглядом, и только теперь, рядом с пробивной гиперактивной Ниной я поняла, что готова разрыдаться.

— Плохо? Голова? М… — она замолчала. — И?

Нина явно решила, что дело в банальных месячных, закатила глаза, вздохнула. В просторном туалете был даже шкафчик, где немногочисленная женская часть коллектива хранила всякие запасные предметы личной гигиены.

— Ну? Не ноем, всё решаемо!

— Нин…

— Так, на вот салфетки тут… прокладки или тампоны…

— Нин…

— А я думаю, куда ты делась…

— Нин, я беременна, — и я впервые произнесла это вслух.

До этого момента никогда не встречались вместе эти два слова. Никогда я не произносила “Я беременна”, и всё казалось проще, будто если молчать — оно исчезнет. Но теперь, когда воздух уже сотрясся, будто назад дорога закрылась, и появилось внутри сосущее чувство страха и пустоты. Понять бы от чего: от чёртовых капелек тёмно-бурой крови или от самого факта беременности.

— Ты… что? Тебе восемнадцать-то есть? — первое, что ляпнула Нина и тут же стукнула сама себя по губам. — Прости… прости, зайчик. Ты… как? Не важно! Ладно. Так. Ты прокладку держи, я сейчас тебе номер пустой найду и скорую вызову. Не бойся, ладно? Всё, давай… Не… не думай об этом, это ничего не значит.

Я кивнула, а Нина выскочила из туалета, чтобы вернуться меньше чем через минуту.

Она медленно вела меня в номер по пустым коридорам. Было уже достаточно поздно, чтобы постояльцы не бродили, и недостаточно поздно, чтобы возвращались те, кто коротал вечер в баре.

Нина открыла одну из дверей и завела меня туда. Уложила на кровать, и тут же головокружение стало отступать.

— Ты зелёная вся, зайка… что же это блин. Уф. Ладно, скорая в пути.

— Нин, всё ок, я всё равно хотела…

— Что? — она села возле меня, протянула бутылочку с водой, которую оставляли для посетителей.

— Я не планировала… его.

— И что?

— Разве это не важно? Я не должна переживать.

— Должна или нет, но ты переживаешь, я же вижу, — пухлая тёплая ладошка Нины стала гладить меня по голове, как ребёнка, а я снова почувствовала ком в горле, который уже не так просто оказалось проглотить.

— Ну и что, что переживаю… Переживу, — шепнула в ответ, не в силах даже смотреть на Нину, которая была такой доброй и будто бы готова была за меня радоваться.

— С чего ты вообще взяла, что всё решила правильно? Может…

— Нин, — я пресекла попытки уверить меня, что совершаю ошибку. — Я выросла в неполной семье, и единственное, чего всегда боялась, чтобы мой ребёнок жил в такой. Меня вырастил папа. Один. И я ни за что бы не отказалась от него, но мамы мне не хватало. Очень! И он мне её не заменил! И я такого не хочу. Потому что если бы я жила без него… я бы не хотела такое даже представлять. Он самое лучшее, что… — я сглотнула конец предложения вместе с жалостливой слезинкой и помотала головой.

— Знаешь что, дорогая, — неожиданно твёрдо заявила Нина. — А я вот выросла только с мамой! И хочу тебе сказать, что может папы мам заменять и не умеют, мамы вот пап заменяют превосходно! — и она улыбнулась. По-доброму, даже лукаво.

— Не смотри на меня так, — предупредила Нина. — Я серьёзно! Да, моя маман даст твоему папаше фору! Знаешь, какая боевая? И всегда мне говорила: мужики — слабые. Мы с ними горы свернём, а без них вдвое больше гор! Так что глупости ты городишь. Другой вопрос, что ты малолетка, и не спорь, я вижу. Тебе тут даже работать ещё нельзя! Но опять-таки… и что, что малолетка? — Нина будто говорила сама с собой, а я лежала и слушала вполуха её и вполуха себя.

Почему-то страшно боялась почувствовать, что это настоящее кровотечение и вот сейчас из пары капель оно превратится в настоящий водопад, как выражалась порой Мотя.

— Мне вообще кажется, что не бывает “готовых”, никто не готов и не может подготовиться! Да, рано. Да, денег нет. Да, студентка. Да, одна. Но это всё… такая проза. И я не утверждаю, что сама бы родила… вообще ни разу не утверждаю…

Нина щебетала и щебетала, а я думала о своём и думала. Скорее бы скорая. Скорее бы хоть что-то изменилось. Чего ж так страшно-то?

— Вы чего тут? — в номер заглянула белобрысая голова Лиды, второй барменши, которая присоединилась к Нине после полуночи.

— Да вот, Сонька беременна, а у неё кровь пошла, — вздохнула Нина. — Ты бар кинула что ли?

— Не, народ почти разошёлся, официантки встали. Тухло сегодня, а думали аврал… — задумчиво ответила Лида и вошла. — Спина болит? — спросила она у меня.

— Нет, — я уверенно помотала головой. Ничего не болело.

— Живот? Ноет как при месячных?

— Нет, не ноет.

— Тогда немного расслабься. Знаешь, как при выкидыше болеть должно, мама дорогая!

Я кивнула, а Лида будто потеряла ко мне интерес и обернулась к Нине.

— Скорую вызвали?

— Да, ждём.

— Пойду тогда их покараулю у входа… — и Лида убежала.

А я стала проговаривать про себя её слова, будто нуждалась в надежде (нет!): “Спина не болит. Живот не ноет. Спина не болит. Живот не ноет!”

***

Лев передал из рук в руки Геллу и теперь сидел за баром и пил чай. Домой не хотелось, а полупустые бары обладали неким шармом, хорошо в них было сидеть трезвому.

За стойкой крутилась официантка, исчезли все барменши.

— О, Лида, — он обернулся к блондинистой хорошенькой барменше, которая иногда помогала тут Нине. — А где все?

— Клиенты или бармены? — Лида забралась на высокий стул рядом с ним и достала сама себе бокал.

— Бармены.

— Да девчонка тут помогает нам, Сонька, ей плохо стало, скорую вызвали.

— А-а, — Лев кивнул и отвернулся.

Странная ночь.

Народу нет, Гелла напилась, какой-то барменше плохо.

— Как дела твои? Как сын?

— Да ничего, — улыбнулась Лида и тряхнула кудрями. Она была такой славной, хорошенькой, будто героиня романтической мелодрамы. Не роковая блондинка, как Гелла. — Сын клёвый… всем желаю сыновьёв, — хихикнула она. — Егор в восторге.

— О, скорая приехала, — кивнул на двери Лев.

— Блин, пойду их к другому выходу разверну. Не скучай, — Лида потянулась за своей шубкой, висящей на гостевой вешалке, и побежала на улицу, а Лев продолжил пить свой чай.