Осколок (Лэнс Спектор, № 5)

OceanofPDF.com

27

Валентина почувствовала внезапный холодок, пробежавший по ее спине, странное предчувствие, словно она только что пересеклась с привидением, но когда она обернулась, позади ее машины переходил дорогу только старик в фетровой шляпе. Она оглядела улицу, но ничего необычного не увидела. Люди сновали в медленном потоке машин, пробираясь между машинами и такси, которые подъезжали к станции метро. Женщины осторожно шли по слякоти, стараясь не испачкать обувь. Трамвай остановился, и из него вышла толпа пассажиров и поспешила на станцию. Тогда Валентина решила изменить планы. Она протянула водителю немного денег и открыла дверь такси. Через мгновение она оказалась на улице среди толпы пассажиров, позволяя потоку унести себя в метро к эскалаторам.

Дойдя до турникета, она перепрыгнула через него и пошла дальше. Над эскалатором была металлическая стена, служившая зеркалом, и она, спускаясь, смотрела на своё отражение, словно ястреб. Если бы кто-то перепрыгнул через турникет позади неё, она бы увидела.

И тут она действительно увидела. Она не могла разглядеть детали, но фигура в чёрной куртке определённо перепрыгнула через ворота. Она начала спускаться по эскалатору быстрее, протискиваясь между людьми перед ней. Она видела сквозь стальную стену, что мужчина позади неё делал то же самое, хотя и прилагал меньше усилий, чтобы оставаться незаметным. Она совершила ошибку, обернувшись через плечо, и их взгляды тут же встретились. Они увидели друг друга. Погоня началась.

«Уйди с дороги», — сказала она, отталкиваясь от эскалатора и выходя на платформу. Это был открытый вестибюль с большими колоннами посередине, закрывавшими обзор, и рельсами по обеим сторонам.

На платформе было много людей, и она слегка присела, держа голову ниже уровня толпы. Добравшись до ближайшей из толстых колонн, она нырнула за неё и сняла куртку. Маскировка была не из лучших: рубашка под ней тоже была чёрной, но она закатала рукава и завязала куртку на талии, чтобы хотя бы придать себе другой силуэт. Она также собрала волосы в хвост и надела солнцезащитные очки, которые были у неё в кармане. Рядом с колонной стоял торговый автомат, и она осторожно выглянула из-за него.

Сердце замерло, когда она увидела его лицо. Это был румын из ячейки, которой Шипенко пользовался, когда, так сказать, не хотел макать ручку в служебные чернила. Ячейка должна была быть секретной, но в ГРУ слухи об иностранной команде зачистки распространялись быстро. Валентина видела этого человека на видеозаписи, которую ей видеть не полагалось.

Она знала, что в этой работе что-то не так. Теперь у неё были доказательства, и она поняла, что попала в гораздо более серьёзную ситуацию, чем думала.

Румынская камера использовалась только для одной цели — для уборки. Если они были здесь, значит, она была причиной беспорядка.

Она отступила за торговый автомат, когда мужчина – люди знали его как Сплинтера, но она слышала, как его однажды называли Константином – проходил мимо колонны. Она отступила на другую сторону колонны, прежде чем он её заметил. Он смотрел вверх и вниз по платформе, отчаянно пытаясь увидеть её до того, как следующий поезд прибудет на станцию. А это было совсем скоро. Она уже слышала его приближение, как менялось давление воздуха в туннеле. В дальнем конце платформы находился второй ряд эскалаторов, ведущих обратно со станции. Он, должно быть, тоже следил за ними.

Она оставалась на месте, избегая внимания толпы. Когда поезд въехал на станцию, она знала, что Константину потребуется внимание, чтобы убедиться, что её нет среди садящихся. Двери открылись, и люди хлынули на платформу. Валентина присоединилась к ним, позволив толпе унести её обратно к эскалатору, с которого она только что спустилась. Она старалась не высовываться, но всё время, что она находилась на эскалаторе, – а это были самые длинные тридцать секунд в её жизни, – она подавляла желание оглянуться и проверить, не заметил ли он её. В этом вагоне не было стальной стены, чтобы разглядеть отражение.

в этот момент он мог оказаться прямо за ней, направив пистолет ей в затылок, но она оставалась неподвижной, глядя вперед, не проталкиваясь сквозь толпу и не спеша.

Поднявшись наверх, она вздохнула с таким облегчением, что чуть не заплакала. Затем она вышла на улицу и остановила первое попавшееся такси.

«Куда?» — спросил водитель, садясь в машину.

Она понятия не имела, куда идти. Шипенко напал на неё. Она не могла поверить, как быстро всё произошло. Она не выполнила один приказ, всего один раз замешкалась, и румыны уже были на свободе. Она задумалась, не планировал ли он это всё это время.

"Водить машину!"

«Куда, леди? Я не могу просто…»

Она сунула руку в карман и бросила ему несколько мятых купюр. «Просто езжай», — рявкнула она. «Вытащи нас отсюда. Сейчас же!»

Водитель съехал на полосу, которая, казалось, немного освободилась, и они пересекли перекрёсток, где регулировал движение полицейский. Она прижалась к сиденью. Они проехали мимо оперного театра. Сердце колотилось в груди. Теперь она была снаружи. Ей было холодно. Она была хищником. Теперь она стала добычей. Она оглянулась через заднее стекло.

Ничего.

«Мне действительно нужно знать направление», — сказал водитель, приближаясь к опорам подвесного моста.

Она всё ещё не знала, что сказать. Ей нужно было перевести дух. «Продолжай», — сказала она. «Перейди реку». Она снова посмотрела в заднее стекло. Оно всё ещё было чистым. Она развязала куртку на талии и надела её. Сняла солнцезащитные очки. Ей нужно было взять себя в руки, и сделать это нужно было быстро.

«Куда ведет нас эта дорога?» — спросила она.

«Это мост Главка», — сказал водитель. «За рекой — Голешовице». Она знала это. Она помнила наизусть планы всех крупных городов Европы. Она заставила себя сосредоточиться. Это был один из главных мостов через Влтаву.

«Хорошо», — сказала она. «Продолжай».

«Лучше бы это не было чем-то вроде...»

«Ничего особенного, — сказала она. — Просто езжай».

Она не могла позволить себе ни единой ошибки. Шипенко гнался за ней. Это было словно нож к горлу. Одно неверное движение, и оно станет последним. Теперь она была одна. Каждый актив, каждый ресурс, каждая квартира, каждый тайник с оружием и банковский счёт, которые её учили использовать в чрезвычайных ситуациях, теперь могли потенциально убить её. Каждый человек, с которым она когда-либо пересекалась, представлял потенциальную угрозу. Она взглянула на водителя, но тут же выбросила эту мысль из головы. Она начинала нервничать.

Он посмотрел в зеркало заднего вида, и она спросила: «Что такое? На что ты смотришь?»

"Ничего."

«Не лги мне», — сказала она, оглядываясь назад, чтобы увидеть все своими глазами.

Примерно в трёх машинах позади неё ехал чёрный внедорожник «Мерседес», лавируя между потоками машин, чтобы догнать её. Возможно, она видела его раньше, у посольства, подумала она.

«Поехали!» — закричала она. «Поехали, поехали, поехали!»

Водитель нажал на педаль газа, но его мастерство не шло ни в какое сравнение с преследователем. Мост был широким, с тремя полосами движения в каждом направлении, разделёнными трамвайными путями. Внедорожник выехал на обочину и выехал на трамвайные пути, разгоняясь и обгоняя всё ещё разделявшие их автомобили.

«Тебе нужно ехать быстрее», — сказала Валентина.

«Я не знаю, что происходит», — закричал водитель, начиная паниковать.

Они пересекли реку и как раз съезжали с моста, когда Валентина увидела выход.

«Вот», — сказала она, наклоняясь вперёд. «Вытащите нас оттуда».

Водитель резко вырулил на встречную полосу, игнорируя хор гудков, и чуть не столкнулся с машиной, которую подрезал. Затем они уже неслись по спиральному пандусу на улицу. Внедорожнику пришлось съехать на обочину с трамвайных путей и проскочить три полосы движения, чтобы последовать за ними. Валентина смотрела в заднее стекло, ожидая увидеть его в любую секунду, но он так и не появился.

«Туда!» — сказала она, указывая водителю путь в переулок. Если бы он точно следовал её указаниям, они могли бы оторваться от преследователя, но как только она произнесла это слово, водитель резко затормозил, и такси резко остановилось.

«Что ты делаешь?» — отчаянно прошептала она. «Тебе нужно продолжать ехать. Тебе нужно вести машину».

«Вам нужно выйти из моего такси», — сказал он.

Валентина посмотрела на него. Времени на споры не было. Она оглянулась через заднее стекло, затем открыла дверцу машины и со всех ног побежала к узкому переулку на другой стороне улицы.

Она увидела шпиль церкви в конце переулка и решила, что это, должно быть, Антоний Падуанский. На площади перед этой церковью пересекались четыре трамвайных пути. Ей нужно было сесть в один из этих поездов.

Из конца переулка позади неё раздался визг шин. Она оглянулась и увидела преследователей, двух мужчин, которые смотрели на неё через лобовое стекло чёрного внедорожника. Машина была слишком широкой, чтобы преследовать её по переулку, и она продолжала бежать.

В воздухе раздалось два выстрела.

Они промахнулись, но ненамного, отскочив от стен зданий и взметнув осколки камня в воздух. Валентина инстинктивно потянулась к своему пистолету, но тут же вспомнила, что его нет.

Машина рванула с места, ещё раз взвизгнув резиной. Она знала, что машина объезжает квартал, чтобы перехватить её до того, как она доберётся до церкви. Она могла бы вернуться тем же путём, которым приехала, но трамваи были её единственной надеждой.

Она бежала изо всех сил, вдыхая холодный воздух, на полной скорости пролетая над заснеженной улицей. Она выскочила из переулка на церковную площадь, даже не обернувшись на внедорожник, который, как она уже знала, уже мчался к ней.

Улица шла вдоль одной стороны площади, но ряд каменных ограждений не позволял машинам въезжать на саму площадь. Она пробежала между двумя из них и продолжала бежать, пока внедорожник мчался по улице. Раздалось ещё два выстрела. Она приготовилась к жгучей боли от удара, но её так и не случилось. Впереди, прямо перед церковью, останавливался трамвай. Ей нужно было успеть, прежде чем он уедет.

Она задыхалась, продолжая бежать. Сто ярдов. Пятьдесят. Двадцать. Пять.

Затем раздался еще один выстрел, прогремевший над площадью, словно удар кнута.

Она приготовилась, но тут же споткнулась, когда булыжники площади приближались к ней. Впереди трамвай начал трогаться с остановки, водитель, несомненно, был встревожен выстрелами. Она не успеет. Она знала это. Она падала. Но затем, каким-то чудом, ей удалось удержаться на ногах, спотыкаясь, когда ещё один выстрел пролетел мимо неё, разминувшись всего в нескольких дюймах и попав в бок трамвая. Трамвай набирал скорость, но она протянула руку, ухватилась обеими руками за стальной поручень задней двери и подтянулась к ступеньке. Двери были заперты, но…

Неважно. Она могла держаться за подножку и ехать на ней. Пассажиры смотрели на неё через окно, как на дикого зверя. Она держалась, пока они набирали скорость.

Константин смотрел ей вслед, как она набирает скорость. Он замер на другой стороне площади, словно принимая её побег, но лишь на секунду. Затем он побежал – не к ней, а обратно к внедорожнику. Он не мог преследовать её напрямую: трамвайные пути проходили за церковью и обратно к мосту, на возвышении, куда внедорожник не мог заехать, но Валентина знала, что защита продлится недолго. Он выедет на мост Главка, направляясь обратно к центру города, а между трамвайными путями и автомобильными полосами не было ничего, кроме нескольких дюймов бетона. Если Константин успеет вовремя, она станет лёгкой добычей.

Трамвай разогнался примерно до сорока миль в час. Она не видела внедорожник позади себя, но знала, что он близко. Впереди был светофор, где трамвайная линия снова вливалась в обычный поток, и она молилась, чтобы они не перестроились. Остановка там была бы для неё концом. Она смотрела на маленькие белые сигнальные огни, когда они приближались, и, к её облегчению, водитель проехал перекрёсток и въехал на мост, не сбавляя скорости. Как только они оказались на мосту, она услышала позади себя звон разбитого стекла. Она оглянулась и увидела, как внедорожник врезался в бордюр, разделяющий трамвайную линию с автомобильными полосами. Внедорожник пытался забраться на бетонный выступ трамвайных путей, но он оказался слишком высоким, и машина чуть не смялась, врезавшись в ограждение. От удара пассажирское стекло разбилось. Одно из передних колес потеряло равновесие, но машина всё же смогла проехать дальше, проехав на красный свет перекрёстка и едва избежав прямого столкновения с пересекающим движением. Но тут на перекресток выехал автобус, который мчался вниз по склону от моста, сигналя и визжа тормозами, и задел задний угол внедорожника, заставив его развернуться на целых шестьдесят.

Валентина не могла поверить своим глазам. Она была спасена. Она осмелилась вздохнуть с облегчением, и тут, словно машина для убийства из фильма ужасов, Константин выскочил из дымящихся обломков машины и побежал за ней. Он был весь в крови, ранен, походка его была кривая, но это его не останавливало.

Она потянулась к плечу и посмотрела на руку. Кровь.

Её всё-таки ударили, а она даже не поняла. Константин всё ещё продолжал

Погоня. Он её не догонял, он определённо был ранен, но трамвай замедлялся. Он догонит её на следующей остановке, сразу за мостом.

Он был вооружён, а она — нет. У неё не было выбора. Она смотрела вниз, пытаясь уловить момент, когда скорость машины стала меньше скорости её бега, а затем приземлилась.

Она тяжело приземлилась, больно перекатилась, ударилась локтем о бордюр, затем вскочила на ноги и продолжила бежать. Она резко свернула влево, на три полосы встречного движения. Машины вильнули, сигналя, едва избежав столкновения с ней. Каким-то образом она всё ещё была жива на другой стороне. Выбежав на тротуар, она услышала ещё один выстрел. На этот раз он, казалось, прозвучал дальше.

Но боль не прошла. Это было очень близко. Она вытянула обе руки, чтобы смягчить падение, когда ударилась о землю.

Вот и всё, подумала она, вот как она встретила свой конец, застреленная на улице чужого города, как собака. Она с трудом поднялась на ноги, хватаясь за бетонную стену у моста. На мосту были люди, пешеходы, но они в тревоге от неё отступали.

Движение по-прежнему было оживленным, но автомобилисты замедляли ход, чтобы увидеть, что происходит.

И тут появился Константин, все еще бежавший по трамвайным путям с пистолетом в руке.

Он замедлил шаг, переводя дыхание. «Да брось ты!» — крикнул он через всю дорогу.

У неё не было выбора. Он победил её. Она нарушила единственное правило, по которому жили убийцы ГРУ. Она сбежала. И наказание было только одно: смерть. Она знала это так же хорошо, как и он.

Он поднял пистолет. «Это конец, Валентина».

«Давай», — сказала она тихо, чтобы он не услышал. Это был приказ, адресованный только ей. Вызов судьбе. Она была готова. «Сделай это», — прошептала она. «Нажми на курок».

OceanofPDF.com

28

Константин с опаской смотрел на Валентину с другой стороны улицы. Он расставил пули аккуратно, чтобы задеть только плечо и бедро. Теперь она была раненой птицей. С крыльями. Она выживет, но не сможет летать.

И она была безоружна.

Он был удивлён. Он ожидал большего. Как она позволила себя застать врасплох? Он был почти разочарован.

Движение замедлилось, люди пытались разглядеть, что происходит, и он легко пересёк три полосы, приближаясь к ней с пистолетом наготове. Он оставался осторожным, наготове. Она упала, но он знал, что она всё ещё опасна, даже сейчас. Она посмотрела на него, и он увидел ярость в её глазах, как у тигра в клетке. И он знал, что это было по-настоящему. Одно неверное движение, и она набросится на него. Он видел это раньше. Эти женщины-убийцы ГРУ, если уж на то пошло, были ещё более смертоносными, чем их коллеги-мужчины. Их тренировали более сурово. От них ожидали большего. Если бы он хоть на секунду потерял бдительность, так близко, в пределах досягаемости, ему бы свернули шею прежде, чем он понял бы, что происходит.

«Посмотри на себя сейчас», — сказал он, крепко держа пистолет перед собой.

«Знаменитая волчица, Волчица, покоится в грязи, словно рычащий, попавший в силки, никчемный кусок...»

«Вот именно», - выплюнула Валентина, - «смотри, пока можешь, потому что даю тебе слово, ты за это заплатишь».

Он рассмеялся. У неё есть яйца. Он бы ей это дал. «Правда?» — спросил он.

«Простите, если я не дрожу от страха».

Он смеялся, но не забывал о риске, которому подвергался. Она практически рычала, словно хищник, готовый к прыжку. Её называли волчицей, но, глядя на неё сейчас, он находил в ней что-то отчётливо кошачье. Она была ранена, силы на исходе, истекала кровью, задыхалась, холодный воздух клубился у неё перед ртом, когда она жадно хватала воздух. И всё же он знал, что она была самым опасным человеком, к которому он когда-либо приблизится.

Их разделял только пистолет, и в пылу погони он забыл пересчитать патроны. Он бы с удовольствием проверил сейчас, но это было бы серьёзной ошибкой. Любой намёк на сомнение, любой признак слабости — и Валентина воспользуется этим. Было слишком поздно. Он должен был использовать это как шанс.

Шипенко велел ему привести её живой, если это возможно, и он знал, чего она ожидает. Иначе он бы уже убил её. Она знала, что ждёт её в Москве. Изнурительные допросы, наказания на Лубянке, пытки.

И было бы ещё кое-что. Неофициальные действия. То, что Шипенко делал с женщинами, когда подвешивал их за запястья. Если Константин слышал эти слухи, то Валентина точно слышала. Она сбежит сейчас или погибнет, пытаясь. Но всё же он должен был попытаться её принять.

«И что это?» — выплюнула она, прикрывая рукой в перчатке пулевое ранение на задней части бедра, чтобы замедлить потерю крови.

«Ты знаешь, что это такое».

«Но почему ты там был? Почему ты за мной наблюдал?»

Константин обычно не был любителем болтать, он предпочитал поскорее покончить с работой, но у каждого были свои причины тянуть время. У неё не было выбора. Он хотел, чтобы подкрепление прибыло прежде, чем он попытается её удержать.

«Четыре минуты», — сказал Бадеа в трубке на ухо Константину.

Константину хотелось бы оглянуться и посмотреть, идет ли Стэн...

Он не знал, насколько сильно пострадал в аварии, но не смел отвести глаз от Валентины.

«Что я сделала не так?» — спросила Валентина. «Это ты мне точно можешь сказать».

«Тебе бы не понравилось, если бы я рассказал».

«Я знаю, как работает Шипенко, — сказала она. — Тебя бы здесь не было, если бы не нужно было убирать бардак».

«А как бы вы это назвали?»

«Ты был здесь до этого».

«Ты побежал».

«Ты уже наблюдал за мной».

Он невесело рассмеялся. «Возможно, он знал, что ты сбежишь».

«Потому что именно этого он от меня и хотел. Он вынуждал меня совершить ошибку».

«Я уверен, он сам вам все объяснит».

«У него не будет такой возможности», — сказала она.

Константин улыбнулся.

«Три минуты», — сказал Бадеа в наушнике.

«Хочешь знать, почему это происходит?» — сказала Валентина. «Потому что я не стала с ним спать. Меня повесят и будут пытать, потом изнасилуют, а потом убьют — и всё из-за этого».

«Понятно», — сказал Константин, слушая вполуха. Он прикидывал время. Если полиция прибудет раньше Бадеи, ему придётся её убить.

«Это тебя не беспокоит?» — выплюнула она.

Он ничего не сказал.

Она покачала головой. «Нет», — сказала она. «Конечно, нет. Ты же его пёс, не так ли? Ты выполняешь его приказы, его грязную работу. Ты делаешь работу, которая не подходит для русских рук».

«Если бы всё было так просто», — сказал Константин. Вдалеке уже слышался вой полицейских сирен. Они прибудут раньше Бадеа.

Валентина тоже слышала их. Он смотрел на неё, её разум охотника перебирал варианты. Её инстинкты, скрытые под поверхностью, искали в нём слабость, возможность побега. Если бы она хоть на секунду подумала, что у него кончились патроны, она бы уже нанесла удар.

«Две минуты», — сказал Бадеа в наушнике.

Константину нужно было, чтобы она продолжала говорить. «Шипенко использовал тебя как приманку», — сказал он.

"Приманка?"

Он кивнул.

«Для кого?»

«Какой-нибудь американец», — сказал Константин, пожав плечами. «Кто-то очень ценный».

«Актив?»

«Я так полагаю».

Валентина кивнула, её мозг ящерицы просчитывал последствия. «Вот почему я убивала этих женщин».

«Теперь понятно?»

Она кивнула ему с сожалением.

«Ты расстроена».

«Да, я расстроен».

«Тебе не нравится убивать людей?»

«Не в этот раз».

«Одну минуту», — сказал Бадеа.

«Полиция приближается», — сказал Бок, наблюдая сверху.

«Он мстительный сукин сын, — сказала Валентина. — Когда-нибудь ты сам это увидишь. Придёт и твой черёд».

Он внимательно посмотрел на неё. Он знал, что она права. Он уже это видел.

Она хотела что-то еще сказать, но остановилась.

«Что такое?» — спросил он. Сирены уже почти настигли их.

«Почему ты не нажал на курок?»

«Тридцать секунд, босс», — сказал Бадеа.

Константин улыбнулся. Они были близки к этому. Медленно переместив свободную руку за спину, он потянулся за тактический нож и схватился за рукоять.

«Я должен привести тебя живым».

Она покачала головой. «Этого не произойдёт».

«Может быть, и нет».

«Вы когда-нибудь видели Шипенко?» — спросила она.

«Не лицом к лицу».

«Тогда тебе повезло».

Он кивнул. «Но я знаю, кто такие монстры. Поверьте мне».

Одной рукой он положил палец на спусковой крючок. Другой сжал нож. Если бы он щелкнул, он бы вонзил кинжал ей в живот прежде, чем она успела бы понять, что происходит.

Первая полицейская машина въехала на возвышенность у северного конца моста и с визгом остановилась примерно в ста ярдах от него. Она находилась на другой стороне дороги, на шести полосах движения и трамвайных путях, что не давало полицейским возможности выстрелить по ней.

«Твое время истекло», — сказала Валентина, и каждый мускул её тела был напрягся. Она была похожа на кошку, готовую к прыжку.

Через мост полицейский сделал предупредительный выстрел в воздух. Он был прикрыт дверью своей машины, а к нему подъезжала другая полицейская машина.

За ним. «Брось пистолет!» — крикнул он по-чешски. «Брось пистолет сейчас же!»

«Я тебя вижу», — сказал Бадеа по рации.

Константин тоже увидел его, мчавшегося к нему с южного конца моста на седане BMW. Но было слишком поздно. Валентина не допустит этого теперь, когда на месте происшествия уже была полиция. Она заставит его убить её.

Он взглянул на неё в последний раз, на её глаза, такие прекрасные, такие юные, это было преступление. Гримаса пробежала по его лицу, когда он нажал на курок.

Следующая секунда была размыта. Она двигалась так быстро, что в это невозможно было поверить. Если бы он видел запись, он бы не поверил, что это реальность. Его пистолет щёлкнул, и она схватила его за запястье, вывернув его так сильно, что он выронил его. Одновременно она подбросила ногу под него и сбила с ног. Прежде чем он понял, что происходит, он уже лежал на спине, глядя в небо. Над ним пронесся вихрь падающих снежинок, и быстрее, чем он успел среагировать, чёрная фигура Валентины перемахнула через него и перелетела через мост. Бадеа трижды выстрелил из машины, но его пули попали в бетонные перила, подняв осколки камня в воздух.

Константин вскочил на ноги и перегнулся через перила, глядя вниз на замёрзшую реку, как раз в тот момент, когда тело Валентины проломило тонкий слой льда на поверхности воды. Не успев опомниться, как он уже оказался на перилах, готовый последовать за ней. Его остановила только Бадеа.

«Ты с ума сошёл», — сказал Бадеа.

Константин смотрел на лёд, туда, где провалилась Валентина, и ждал, когда она вынырнет. Но она не вынырнула. Бадеа палил по полицейским, всё ещё находясь на другой стороне моста, совершенно не заботясь о том, кого или что он поразит. Приближались новые сирены, и Бок сказал по рации: «Вам нужно уходить, немедленно».

«Видишь её?» — крикнул Константин, но Бадеа не смотрел. Он всё ещё сдерживал полицию.

Константин наблюдал за поверхностью льда пять секунд, десять, двадцать, тридцать.

«Пойдем», — сказал Бадеа, стреляя вслепую в полицейских.

Константин в последний раз взглянул на лёд. По-прежнему никаких следов, никаких трещин, кроме той, что она проделала при падении. Она, должно быть, умерла.

Бадеа сел в машину. «Константин!» — крикнул он в открытое окно, нажимая на газ. — «Нам действительно нужно ехать».

Константин оторвался от стены и сел на пассажирское сиденье, когда в машину ударили два выстрела полицейских. Он даже не успел закрыть дверь, как машина рванула вперёд, заносясь и сжигая резину, разгоняясь по мосту, пролетая мимо ещё четырёх полицейских машин на противоположной стороне трамвайной линии.

«У нас есть хвост?» — спросил Бадеа, переключая передачи.

Дорога, казалось, была усеяна мигающими синими и красными огнями. За ними, должно быть, мчалось восемь патрульных машин.

«У нас хвост», — сказал Константин, забирая у Бадеа пистолет и стреляя один раз, чтобы разбить заднее стекло. Бадеа был хорошим водителем, и он умело использовал ручной тормоз, чтобы развернуться на сто восемьдесят градусов, переключить передачу на пониженную, а затем резко въехать на пандус в неправильном направлении. В этот момент Константин стрелял не по полицейским машинам, которые всё ещё были слишком далеко, чтобы попасть в зону досягаемости, а по обычным машинам на дороге, заставляя их скользить, сталкиваться и блокировать полосы движения.

«Есть вертолеты?» — закричал Бадеа, резко виляя, чтобы избежать столкновения с машиной, поднимающейся по пандусу.

«Никаких вертолётов», — сказал Константин. «Пока нет».

OceanofPDF.com

29

Бэдеа заехал на машине под эстакаду и застрял между двумя мусорными контейнерами. Они были скрыты от посторонних глаз, но при этом могли видеть все машины, съезжавшие по пандусу.

«Что ты делаешь?» — спросил Константин.

«Поверь мне», — спокойно сказал Бадеа. Он завёл двигатель и держал руки на руле, готовый тронуться с места.

Шесть полицейских машин колонной с включенными проблесковыми маячками и сиренами съехали с пандуса, после чего разделились на две группы и двинулись по шоссе вдоль реки в обоих направлениях.

«Мы не можем здесь оставаться», — сказал Константин.

Бадеа ничего не сказал, и ещё четыре полицейские машины съехали с пандуса, на этот раз рассредоточившись по местным улицам. Он наблюдал, пока они все не скрылись из виду, а затем медленно тронулся с места. Словно ночной бродяга, выслеживающий добычу, они ехали по улице шагом, мощный двигатель машины гудел. Он провёл их мимо огромного здания Европейского спутникового агентства, а затем по узкой мощёной улочке, тянувшейся вдоль шоссе. Высота шоссе давала им некоторое укрытие, и они ехали по нему до главной железнодорожной линии, ведущей на север из города. Когда шоссе свернуло с путей, улица была перекрыта сетчатым забором и повернула на девяносто градусов на север. За забором, насколько хватало глаз, тянулись железнодорожные пути и товарные вагоны.

Бадеа прошёл вдоль забора несколько сотен ярдов, пока не добрался до места перехода на подъездную железную дорогу. Рядом с путями стояло заброшенное здание вокзала и несколько старых железнодорожных переездов.

«Если в воздухе появится птица, они заметят вас за секунду», — сказал Бок по радио.

Бадя взглянул на небо, но продолжил путь, перейдя через пути в старую промышленную зону. Там был железнодорожный указатель станции Голешовице, но добраться до неё на машине было невозможно.

«Стэн?» — сказал Константин в рацию. «Ты слышишь?»

Ответа не было.

«Он не выходил на связь, — сказал Бок, — но скрылся. Я видел, как он садился в трамвай».

«Он был ранен?»

«Он был на ногах, но, полагаю, его рация сломалась».

Они медленно ехали по выбоинам между двумя кирпичными складами, и Бадя повернулся к Константину. «Что ты скажешь нашему другу?» — спросил он, имея в виду Шипенко.

Константин вздохнул. Он проверил бардачок и вытащил пачку сигарет. «Хочешь покурить?»

Бадеа покачал головой.

Константин закурил и открыл окно. «Я скажу ему, что она умерла».

« Но это она?»

Константин взглянул на него на секунду, прежде чем ответить. «Лучше бы ей быть здесь», — сказал он. «Ради всех нас».

«Я знаю», — сказал Бадеа.

«Хорошо, потому что если он хоть на секунду подумает, что мы потерпели неудачу...»

«Он собирается попросить показать ему тело».

«Тело обязательно найдётся», — сказал Константин. «Полиция его найдёт».

«А если нет?»

«Они будут», — сказал он и глубоко затянулся сигаретой. Бадеа был обеспокоен. Это было видно по его лицу. Константин вздохнул. «Да ладно тебе», — сказал он. «Ты же видел реку. Если бы она всплыла на поверхность, мы бы увидели, как она пробивает лёд».

Бадеа развёл руками. «Ты здесь главный», — сказал он. «Надеюсь, наш друг это поймёт».

Константин выключил сигарету и достал телефон. Никаких уведомлений. «Нам нужно бросить эту машину», — сказал он. «Возвращайтесь в отель».

«Местная полиция тебя поймает».

Константин вздохнул, затем неохотно набрал код доступа Шипенко.

«Все готово?» — спросил Шипенко, как только взял трубку.

«Готово», — сказал Константин.

«Я сейчас получаю спутниковую передачу. Она упала в реку?»

«Она это сделала».

«Значит, она пыталась сбежать?»

«Она так и сделала», — повторил Константин. «Я погнался».

«Она нужна мне живой».

«Я знаю, что она нужна тебе живой», — сказал Константин, пытаясь скрыть разочарование в голосе.

«А ты уверен, что она мертва?»

Константин закурил ещё одну сигарету. Бадеа, слышавший разговор, взял у него пачку и закурил сам. «Буду спокоен, когда полиция найдёт тело».

«Тогда вы точно не знаете», — сказал Шипенко. Это был не вопрос.

«Вы сами все увидите, когда получите отснятый материал», — сказал Константин.

«Она провалилась под лёд. Она так и не выплыла. Нет никаких шансов, что она выжила».

«Она скользкая, Константин. Скользкая, как угорь. И она любит воду».

«Не эта вода».

Шипенко на мгновение замолчал.

Константин добавил: «Я знаю, что нам нужно дождаться, пока тело поднимут, но через несколько часов моё лицо будет на всех местных телеканалах. Нам нужно уезжать из страны».

Шипенко коротко рассмеялся. «Никуда ты не пойдешь, мой мальчик. Мне хотелось зрелища. Я его и получу».

«Какое шоу?»

«Президент сказал мне отвлечь американцев».

«То, что произошло сегодня, не было отвлечением?»

«То, что мы планируем, потребует чего-то большего, чем несколько шальных пуль, Константин».

Константин нервно посмотрел на Бадею. «И что ты задумал?» — спросил он, зная, что ответ не будет хорошим.

«Я хочу, чтобы ты закончил работу, которую не сделала Валентина».

«Вы хотите, чтобы мы ударили Кармен Линдер?»

«Я хочу, чтобы ты напал на посольство».

«Напасть на посольство?»

«Входите, палите из пушек, — сказал Шипенко. — Шумите. Тела оставляйте на полу».

«А как насчет Линдера?»

«Линдер, остальные, это неважно. Важно, чтобы вы высказали свою точку зрения».

«Наша точка зрения?»

"Да."

«И в чем наша суть ?»

«Ваша цель — пролить американскую кровь».

«То есть теперь мы террористы?»

«Ты будешь тем, кем я тебе скажу быть».

"Но-"

«Но?» — спросил Шипенко, и его тон изменился. «В чём проблема?»

«Нет, конечно, нет».

«Потому что у меня сложилось впечатление, что мы оба понимаем эти отношения».

«Да, конечно, да. Ради бога, конечно».

«Я отдаю приказы. Ты подчиняешься им. Как человек и собака».

«Я знаю», сказал Константин, взглянув на Бадеа.

«Хорошо», — сказал Шипенко. «Я уже начал беспокоиться за тебя. За твою семью».

«Вам не о чем беспокоиться».

«Ты уверен?»

Константин вздохнул. «Когда вы говорите об американской крови, — сказал он. — О каком количестве крови вы говорили?»

«Ну, американцы забрали в посольство весь женский персонал.

Это касается не только сотрудников ЦРУ. Женщины есть во всех отделах».

«Хорошо», — медленно сказал Константин.

«Так что почему бы тебе не перестать притворяться стервой и не пойти и не убить их для меня?»

Константин сглотнул. Он всегда понимал, что Шипенко ненормальный, но это был совершенно новый уровень развращённости. «Сколько их?» — слабо спросил он.

«Столько, сколько сможете».

«Я правильно понял?»

«Я думаю, что да, Константин».

«Это просто…»

«Не говори мне, что ты теряешь самообладание. Ты, Осколок Бухареста, потомок убийц и мучителей».

«Не говори о том, от кого я произошел».

«Не подвергайте сомнению мои приказы». Связь прервалась.

Константин посмотрел на Бадеа.

Бадеа затянулся сигаретой и промолчал. Он загнал машину в большой сарай и заглушил двигатель. На балке под крышей ворковали голуби.

«Бок», — сказал Константин в рацию.

«Я слышал это», — сказал Бок.

Бадеа снова взглянул на Константина. Сказать было нечего. Все они были в одной лодке. У Константина было не больше власти, чем у остальных, чтобы изменить факты.

«Мы бросаем машину», — сказал Константин Боку. «Стэна видно?»

«Ничего», — сказал Бок.

«Нам понадобится собрать всех на палубе», — сказал Константин. «Если мы хотим провернуть…» Он не закончил предложение.

«Пассажирская станция меньше чем в миле от вас», — сказал Бок. «Выходите из амбара и идите на юг».

Бадеа достал отвёртку из бардачка и начал снимать номерные знаки с машины. «Это развяжет войну»,

пробормотал он.

«Какое нам дело до того, что это произойдет?» — сказал Константин.

Бадеа невесело рассмеялся: «А Гаврило Принципу какое дело?»

«Нам платят в любом случае».

« Зарплата нам не поможет, — сказал Бадеа, — потому что мы не доживём до того, чтобы потратить эти деньги. Ты же знаешь, Константин».

«Я знаю, что мы мертвы, если не сделаем то, что он говорит».

«Он хочет, чтобы мы убивали женщин».

«Это то, чем мы занимаемся».

«Не так».

«Мы убиваем мужчин. Мы убиваем женщин. Это всё равно».

«Это будет бойня», — сказал Бадеа.

Константину хотелось блевать, но он не смел сейчас показать слабость.

Если он даст понять остальным, что сомневается в приказе, они взбунтуются. А если

Если бы это случилось, они бы все умерли. В этом он был уверен. «Все работы одинаковы», — повторил он. «А теперь давайте убираться отсюда к черту».

Он подошёл к машине и открыл топливный бак. Бадеа нашёл в углу сарая старую мешковину и заткнул ею горловину бака.

Они дали ему некоторое время, чтобы впитать топливо, как фитиль свечи.

Бадеа сказала: «Но ведь не все работы одинаковы, правда? Это здание полно невинных женщин. Уборщиц, секретарш и тому подобного.

Это бойня».

Константин резко обернулся и схватил Бадею за горло.

«Перестань говорить это слово».

Бадеа был застигнут врасплох. Мужчины время от времени спорили, дрались, но Константин не сдавался. Он не потерял самообладания. Он медленно поднял руку на запястье Константина и освободился от его хватки.

Никто из них никогда не говорил о том, что творили их отцы, будучи тюремными надзирателями. Ни в темноте камер все эти годы, ни в барах Ферентаря, пьяные в стельку. Они никогда не говорили об эксперименте, хотя все читали отчёт. Константин тоже не рассказывал им о своём деде. Он не говорил и о «Кэлэрашском экспрессе». Но не проходило дня, чтобы он не чувствовал себя проклятым. «Прости меня», — сказал он.

Бадеа поднял руки. «Эй, — сказал он, — для информации, я знаю, что ты прав. Я знаю, что у нас нет другого выбора».

«Если бы мы это сделали…»

«Мы этого не делаем».

Константин посмотрел на него и кивнул. «Мы спланируем это дело», — сказал он. «Мы его выполним. А потом уберёмся как можно дальше от этого места».

Бадеа кивнул.

«Бок», — сказал Константин. «Начинайте разрабатывать схемы для США».

Посольство. Что найдёте. Это старое здание, бывший дворец.

Что-то обязательно найдется в открытом доступе».

«Я этим займусь», — сказал Бок.

«И начните прослушивать частоты полиции. Я хочу знать, как только найдут тело Валентины».

«Да, босс».

«Если мы правильно разыграем свои карты, — сказал он, — мы сможем повернуть ситуацию в свою пользу».

«Как же так?» — спросил Бок.

«Как только мы выполним эту работу, мы станем бракованным товаром, — сказал он. — Мы не сможем путешествовать. Весь мир будет за нами охотиться. Мы будем во всех базах данных, во всех списках самых разыскиваемых преступников на планете. Нам конец».

«И это хорошо?»

«Это значит, что мы уйдём на пенсию пораньше», — сказал Константин. «Шипенко выделит деньги. Я позабочусь об этом». Он закурил ещё одну сигарету и поднёс её к мешковине, пока она не загорелась.

«Пошли», — сказал он.

Бадеа последовала за ним, осматривая небо в поисках вертолётов, прежде чем покинуть амбар. Они прошли около десяти ярдов, когда огненный шар шириной в три ярда поднялся до стропил амбара, подняв сотни голубей в воздух в какофонии крыльев и перьев.

OceanofPDF.com

30

Татьяна прошла таможню в пражском аэропорту, используя удостоверение ЦРУ, и сразу направилась в зал прилёта. Ей сказали, что Гилхофер будет её встречать, и она оглядела очередь водителей лимузинов и такси у выхода на посадку. Ни один из них не был Гилхофером.

Она села на скамейку с видом на вестибюль и позвонила Лорел по мобильному. «Это я», — сказала она, когда Лорел ответила. «Я в Праге».

«Гилхофер уже в пути», — сказала Лорел.

«Я могу вызвать такси».

«Нет, дай ему ещё минутку. Он скоро придёт. У них было суматошное утро».

"Что случилось?"

«Перестрелка в центре Праги. Похоже, целью был наш подозреваемый».

«Кто в этом участвовал?»

«Русский на русском, насколько мы можем судить. Цель совпадает с описанием женщины, которую видели с Арабеллой».

«А стрелок?»

« Стрелки », — сказала Лорел. «В деле участвовало по меньшей мере трое мужчин».

«А нам делали косметические процедуры?»

«Я всё ещё жду данные с чешских камер видеонаблюдения. Один из мужчин последовал за ней на станцию метро. На станции несколько камер, так что мы сможем что-то получить».

«А как насчет спутника?»

«Некоторые фрагменты. Спутник в тот момент находился почти прямо над головой, так что угол плохой. Я проверил полученные данные по базе данных ГРУ, но пока

ничего."

«Поэтому мы думаем, что это был русский на русском, потому что...»

«Потому что это были не мы», — сказала Лорел. «У кого ещё хватило бы смелости преследовать убийцу из ГРУ?»

«Понятно», — сказала Татьяна. «Значит, ты думаешь…»

«Мне кажется, кто-то в Москве зачищает дом. Эта убийца совершила что-то нехорошее. Она кого-то разозлила».

«Как вы думаете, она могла выйти из-под контроля?»

«Возможно», — сказала Лорел. «Что бы это ни было, её куратор недоволен».

«Возможно, эти удары вообще не были санкционированы», — сказала Татьяна.

«Это, безусловно, кое-что прояснит», — сказала Лорел. «В любом случае, мы узнаем больше, когда увидим записи с камер видеонаблюдения. Если эта женщина — та, за кого вы её принимаете, это уже будет началом».

«Это тот, о ком я думаю», — сказала Татьяна.

Лорел коротко рассмеялась. «Да, ну, посмотрим. Сейчас повешу трубку и отправлю данные».

Татьяна дождалась завершения передачи данных и открыла файл. Это была запись со спутника Keyhole в очень высоком разрешении, но, как и сказала Лорел, ракурс не позволял разглядеть лица. На записи было видно, как блондинка в чёрном бежит за трамваем, а за ней гнался внедорожник. Из внедорожника вышел мужчина и сделал несколько снимков. Татьяне показалось, что одна из пуль попала в цель, но женщина продолжала бежать. Она забралась в трамвай и, должно быть, была безоружной, потому что не открыла ответного огня. Трамвай набрал скорость и обогнул церковь сзади. Трамвай скрылся из виду, загороженный церковью, и снова появился на широком мосту через реку. Внедорожнику пришлось ехать к мосту другим путём, и он только начал нагонять трамвай, когда в него врезался автобус, пересекавший перекрёсток. Внедорожник закружился, стёкла разбились, но когда он остановился, из пассажирской двери выскочил мужчина и продолжил преследование. Женщина выскочила из трамвая и продолжила бежать, но мужчина выстрелил ещё раз. Один из выстрелов попал в неё. Она споткнулась и упала. Её дважды ранили, она упала, но не сдалась. Она пыталась встать, но стрелок медленно приближался к ней.

Он мог бы убить её, но не сделал этого. ГРУ хотел бы взять её живой.

Казалось, кто-то из них хотел что-то сказать, потому что они говорили около минуты. Без сомнения, они оба тянули время, но Татьяна задавалась вопросом:

Они знали друг друга. Она внимательно посмотрела на женщину. Это должна была быть она.

Тут прибыла полиция. Раздались новые выстрелы, но полиция уже была не на той стороне моста. Затем подъехала машина нападавшего, на которой он скрылся. Он попытался схватить женщину, и в этот момент она нанесла удар. Она двигалась быстро и точно. Даже раненая, она действовала безупречно. Она сбила мужчину с ног и в мгновение ока перелетела через мост. Она проломила лёд и скрылась.

Татьяна остановила запись. Мужчина упал на спину. Он смотрел прямо в небо. Она увеличила масштаб его лица. Бинго. Это лицо она никогда не забудет. Заноза. Константин. Глава румынского карательного отряда, который иногда использовал Главный Директорат. Если он был в Праге, значит, происходило что-то очень серьёзное.

Константин поднялся на ноги и около полуминуты наблюдал за льдом, ожидая, поднимется ли женщина, но она не поднялась. Тот, кто управлял спутником, знал, что нужно держать фокус на льду. Даже когда румыны уходили, объектив «Замочной скважины» продолжал следить за участком воды ниже по течению от моста. Он оставался на месте минуту, две, три. Никто не всплыл на поверхность.

Татьяна набрала короткое сообщение Лорел.

***

Нападавшие — это отряд убийц Главного управления. Кремль использует их для уничтожения агентов, вышедших из-под контроля. Это убийство было заказано Кремлем.

***

Она нажала «Отправить» и оглядела зал ожидания в поисках машины. Телефон завибрировал в ответ.

***

То есть убийство двух женщин не было санкционированным?

***

Она собиралась ответить, когда услышала свое имя.

«Татьяна?»

Это был мужчина в спортивной куртке, который приближался довольно робко.

«Татьяна Александрова?»

«Да», — сказала она. Это был он, тот самый офицер, который так яростно с ней препирался по телефону.

«Меня зовут Гилхофер. Я из посольства».

«Ты опоздал».

«Там была стрельба. Уверен, вы слышали».

«Я слышала», — сказала она, поднимаясь на ноги. «Я только что посмотрела запись». Она схватилась за ручку чемодана.

«Пожалуйста», — сказал Гилхофер, протягивая руку. «Позвольте мне». Татьяна позволила ему потянуть чемодан, а сама пошла за ним к машине — чёрному BMW с дипломатическими номерами. Он был припаркован вторым рядом с входом. «Клара в машине», — сказал Гилхофер. «Она на вызове».

«Клара?» — сказала Татьяна.

«Иссова, — сказал он. — Чешский полицейский, которому поручено это дело».

«Я думаю, что после того, что произошло сегодня утром, расследованием дела занялось гораздо больше чешских полицейских», — сказала Татьяна.

Он кивнул, открыл багажник и погрузил чемодан. Затем он открыл заднюю дверь и придержал её для Татьяны.

«Королевское обращение», — сказала она, садясь в машину.

«Просто из вежливости».

«При личном общении вы гораздо вежливее, чем по телефону».

«Вот и всё».

«Неважно», — сказала она. «Я уже здесь».

Клара сидела на переднем пассажирском сиденье, всё ещё разговаривая по телефону по-чешски. Она оглянулась через плечо и коротко кивнула Татьяне. Татьяна кивнула в ответ.

«Я могу отвезти вас прямо в посольство», — сказал Гилхофер, заводя мотор. «Если хотите, зарегистрируйтесь».

«Линдер меня спрашивал?» — спросила Татьяна. Будучи резидентом, Кармен Линдер была самым высокопоставленным сотрудником ЦРУ в стране.

«Я ее не видел».

«Куда вы с Кларой направляетесь?»

Клара успела повесить трубку как раз вовремя, чтобы ответить. «Это была криминалистическая лаборатория. У них были отличные снимки лиц с камер видеонаблюдения в метро».

«Тогда пойдем», — сказала Татьяна, доставая из пальто пачку сигарет.

«О», — неловко произнес Гилхофер, наблюдая за ней в зеркало заднего вида.

«Что?» — спросила Татьяна. «Не пытайся сказать мне, что в этой машине нельзя курить.

Пахнет как пепельница.

«Кларе это не нравится».

Татьяна выгнула бровь. «Ой», — сказала она с лёгким сарказмом в голосе. — «Прости, Клара».

«Это не имеет значения», — сказала Клара.

Татьяна неторопливо убрала сигарету обратно в пачку и посмотрела на проплывающий мимо город. Она хорошо знала Прагу, её здания, людей. Она взглянула на Гилхофера и Клару, сидевших впереди и смотревших перед собой. Казалось, между ними что-то было – то ли напряжение, то ли притяжение. Глядя на Гилхофера, она не могла представить, чтобы такая женщина, как Клара, могла быть слишком заинтересована.

«Кстати, — сказала Татьяна, доставая телефон из кармана. — Бандиты были из кремлёвской зачистки».

«Откуда вы это знаете?» — спросил Гилхофер.

«Я узнал стрелка».

«Значит, Кремль пытается ее убить?»

Татьяна кивнула. «Думаю, да».

«Значит ли это, что убийства не были санкционированы?» — спросила Клара.

Татьяна пожала плечами. «Пока рано об этом говорить. Очевидно, кто-то хотел их смерти».

«А если бы это был не Кремль?» — сказал Гилхофер.

«Мы этого не знаем», — сказала Татьяна. «Давайте подождём и посмотрим, что нам покажут эти кадры. Если я увижу лицо убийцы, у меня будет больше шансов понять, что она задумала». Она снова открыла файл, который прислала Лорел, и пересмотрела его. Участок берега реки ниже моста несколько раз проходил по течению. Там, где река сужалась, лёд уступал место открытой воде, а берега местами покрывались деревьями.

Но в воде никого не было видно, и уж точно не было никаких проломов во льду сразу за мостом. Она закусила губу, пытаясь понять, как кто-то мог пройти сквозь этот лёд и выжить.

Съезжая с шоссе, Гилхофер смотрел в боковое зеркало. Клара показывала ему дорогу в криминалистическую лабораторию. Она находилась недалеко от старой Петршинской радиовышки. Они свернули на боковую улицу и въехали на огороженную парковку. Она была окружена сетчатым забором, колючей проволокой и камерами видеонаблюдения.

Клара показала охраннику у ворот своё удостоверение. Это был полицейский участок, но, увидев её значок, он мгновенно изменился в лице. Татьяна же не успела разглядеть этот значок.

«В каком отделе, вы сказали, вы работаете?» — спросила она Клару, когда они нашли место для парковки.

«Я этого не делала», — сказала Клара, выходя из машины.

Они вошли в приземистое кирпичное здание правительства, в котором пахло хлоркой и формальдегидом, и которое напомнило Татьяне о ее школьных занятиях по естествознанию.

Лаборатория. Они зарегистрировались у стойки регистрации и последовали за Кларой по коридору, освещённому мощными люминесцентными лампами. В конце коридора находилась комната аудиовизуального оборудования, которая выглядела так, будто её перенесли прямиком из восьмидесятых. На стальных полках громоздились катушки с плёнкой, а всё оборудование и принадлежности, необходимые для анализа и монтажа аналогового кино, всё ещё были на месте, готовые к использованию. Техник, к которому они пришли, к счастью, сидел за компьютером, просматривая зернистые чёрно-белые записи с камер видеонаблюдения из разных точек города.

Он оторвался от экрана, и Клара показала ему свой значок. Татьяна увидела, что это значок BIS (Чешской разведывательной службы), а не полиции, как им сказали изначально.

«Я думаю, вы нас ждали», — сказала Клара по-чешски.

«Да», — сказал техник.

«А что у тебя есть?»

Он на секунду взглянул на Гилхофера и Татьяну, и Клара сказала:

«Они из посольства. Они со мной».

«Хорошо», — сказал он, показывая отснятый материал.

Татьяна вздохнула. На экране появились изображения, и она почувствовала внезапный озноб, пробежавший по спине. Это был тот, кого она ожидала увидеть. Тот самый, самый обычный, спускающийся на эскалаторе метро к платформе.

Гилхофер и Клара смотрели на нее.

«Ну?» — спросила Клара.

Татьяна кивнула. Внезапно её охватило чувство клаустрофобии, словно стены комнаты сжимались вокруг неё.

«С тобой всё в порядке?» — спросил Гилхофер. «Ты выглядишь так, будто только что увидел привидение».

«Мне кажется, что да», — сказала она.

«Очевидно, ты ее знаешь», — сказала Клара, проявляя меньше терпения.

«Я её знаю», — сказала Татьяна. «По крайней мере, знала. Прошло уже несколько лет».

«Она из ГРУ?»

Татьяна кивнула.

«Как мы и говорили с самого начала, — сказал Гилхофер. — Ворота российского посольства. На этом расследование заканчивается».

«Может быть», — сказала Татьяна, — «если мы не найдем ее раньше русских».

«Она мертва», — сказал Гилхофер. «Мы все видели кадры, как она проваливается под лёд».

«Что ты еще о ней знаешь?» — спросила Клара, внимательно разглядывая ее.

«Я могу вам сказать, что она не умерла», — сказала Татьяна.

«Почему вы так думаете?»

«Потому что я ее знаю».

«Ты знаешь ее имя?»

«Валентина Брик», — сказала Татьяна. Она невольно почувствовала, что Клара бросает ей вызов. На мгновение их взгляды встретились, пока Гилхофер не нарушил молчание.

«Похоже, ты ее не очень любил», — сказал он.

«Можно и так сказать».

«Это не объясняет, почему вы думаете, что она жива», — сказала Клара.

Татьяна вздохнула. «Я тренировалась с ней», — сказала она. «Нас отобрали для специального учения. Она… не умерла».

«Ладно», — сказала Клара, взглянув на Гилхофера. «Если она жива, то в бегах. Она в отчаянии. Она не может вернуться домой. Она не может вернуться к своим обычным возможностям. У неё нет союзников. Она совершит ошибку».

«И когда это произойдет», — сказал Гилхофер, — «мы будем там».

«Она опасна, — сказала Татьяна. — Самая безжалостная убийца, какую только можно найти».

«Работает в Главном управлении?» — спросила Клара.

«Да, но я не знаю, кто её главный агент. Когда я её знал, у неё не было агента».

«И вы хорошо ее знали?»

Татьяна покачала головой. «Я бы так не сказала».

Клара снова бросила на Гилхофера тот взгляд, словно все сказанное Татьяной исходило из сомнительного источника.

«Почему вы нам не сказали, что работали в BIS?» — спросила Татьяна.

Клара перевела взгляд с Татьяны на Гилхофера и сказала: «Ты знаешь почему».

«Выполняете приказ?» — спросил Гилхофер.

«Да, выполняю приказ. Моё правительство боится вызвать недовольство Москвы. Вы бы тоже оказались на их месте».

Татьяна кивнула. Она поняла. Никто в чешском правительстве старше определённого возраста не забудет колонны советских танков, прошедшие по Вацлавской площади во время Пражской весны.

«Знаете, что сказал мне мой босс, когда нашли Иветт Бантинг?»

сказала Клара.

Гилхофер пожал плечами.

«Он сказал, что поможет вам привлечь виновного к ответственности, если только...»

«Если только что?» — спросил Гильхофер.

«Если только виновник не русский».

«Что ж», — сказала Татьяна, — «я думаю, мы можем с уверенностью сказать, что виновник — русский».

«А если в этом замешан Генеральный директорат», — сказала Клара.

«Если в этом замешан Главный директорат, то здесь происходит больше, чем кажется на первый взгляд».

«Что вы можете рассказать нам о Валентине Брик?» — спросила Клара.

«Я думал, что не следует преследовать русских».

«Если за ней гонится кремлевский отряд убийц, я хочу знать, почему».

«Я не знаю, знаю ли я о ней что-то такое, что могло бы помочь»,

Татьяна сказала: «Она отлично обучена. Она опасна. Ты же это знаешь».

«Как вы думаете, она попытается выйти на контакт?»

«С нами?» — спросила Татьяна, ошеломленная самой мыслью о том, что Валентина Брик попытается перейти на другую сторону.

«Не так уж сложно представить, правда? За ней охотятся её же сородичи».

Татьяна на мгновение задумалась. Она вынуждена была признать, что это возможно, даже если предпочла бы не думать об этом. «Если это так, — сказала она, — это ловушка. Мы не можем доверять этой женщине».

«Кажется, у вас очень твёрдое мнение на этот счёт».

«Да, — сказала Татьяна. — И если тебе дорога твоя жизнь, ты меня послушаешь».

ее послушать ?»

«Вы говорите о том, чтобы настроить против себя Кремль. Нет более верного способа, чем обратиться к этому…»

«Это что?»

«Вот эта стерва », — сказала Татьяна.

Клара подняла бровь, и, что бы ни значил этот жест, он сильно разозлил Татьяну. «Хочешь что-то сказать?» — спросила Татьяна.

«Дамы», — сказал Гилхофер, вставая между ними.

«Нет», — возразила Татьяна. «Если ей есть что сказать, я хочу это услышать».

«Хорошо», — сказала Клара. «Ты говоришь нам не доверять ей, не разговаривать с ней, но кто-то же с тобой говорил, не так ли?»

Татьяна попыталась заговорить. Она собиралась сказать, что её ситуация была иной. Она собиралась сказать, что знала Лэнса, что они много раз встречались.

Ранее она говорила, что они поняли друг друга задолго до того, как она попросила его довериться ей. Но она ничего подобного не сказала.

«Я так и думала», — сказала Клара.

Татьяна не знала, что сказать. Спорить с Кларой было сложно, но и не поддаться искушению вырубить себе фары. «Я подожду у машины», — сказала она, вытаскивая из кармана пачку сигарет. Она прошла по коридору и прикурила сигарету ещё до выхода, а затем пронеслась мимо стойки регистрации, прежде чем охранник успел сказать ей, что это запрещено.

В голове проносились образы из её академии. Она знала Валентину, потому что их обеих отобрали для одного и того же специального учения. « Специальное учение» – так называлась серия испытаний, проводимых Главным управлением в ответ на критику, что женщины не подходят для работы активными убийцами. Женщин десятилетиями использовали в качестве ловушек, а также для менее рискованных убийств, таких как отравление или убийство целей во сне. В ряде служебных записок Главного управления их называли « убийцами из гостиничных номеров» или, более грубо, «убийцами со спущенными штанами», потому что они убивали цели только со спущенными штанами. Поэтому прямо перед тем, как им разрешили поступить на действительную службу, после многих лет интенсивной подготовки, по сравнению с которой даже самые элитные военные программы в мире показались бы летним лагерем, Валентину и Татьяну отправили в отдалённый военный лагерь на берегу Лены, самой большой и суровой реки Сибири. Река была настоящим монстром, эта русская Амазонка – бурлящий поток почти ледяной воды, местами шириной в пять миль, который протекал через две с половиной тысячи миль самых отдалённых территорий планеты, прежде чем влиться в Северный Ледовитый океан в дельте шириной в сто миль. Её масштабы и свирепость некоторых порогов почти не поддавались верованию. К северу от Якутска, то есть на большей части её длины, не было ни одного моста, пересекающего её. Единственный способ пересечь реку – на барже. Она была настолько далека, настолько неизведанна, что в её тёмных глубинах до сих пор плавали существа, которых раньше никто не видел. Постоянно открывались новые виды.

Татьяна затягивалась сигаретой, когда Клара и Гилхофер вышли из здания вслед за ней.

«Извини», — сказала Клара, прежде чем Татьяна успела что-либо ей сказать. «Мне не следовало позволять себе…»

«Понимаю», — сказала Татьяна. «Я русская. Я этого заслуживаю».

«Никто этого не говорит», — сказал Гилхофер.

«Прошу прощения», — снова сказала Клара. «Правда».

Татьяна оглядела её и вздохнула. «Ты спросил, откуда я знаю Валентину».

«Да», — сказала Клара.

«Отлично, мы тренировались вместе. Нас с ней отобрали для специальной программы. Нас привезли в Сибирь и с вертолётов спустили в реку Лена. Стоял апрель, и в воде всё ещё плавали глыбы льда размером со школьный автобус. Из-за этого река, которую мы видели сегодня утром, казалась надувным бассейном».

«Хорошо», — сказала Клара.

«Они высадили нас над водоёмом, настолько разбухшим от весенней оттепели, что целые острова оказались под водой. Они не рассчитывали, что мы выживем. Река сужалась в ущелье в нескольких милях ниже по течению, и они установили там сети и спустили спасательное судно, чтобы выловить наши тела».

«Какой в этом был смысл?» — спросила Клара. «Зачем рисковать жизнями двух высококвалифицированных оперативников?»

«А какой в этом смысл?» — спросила Татьяна. «В чём он вообще? Они хотели проверить, умрём ли мы».

«Хорошо», — сказала Клара.

«Они выдали каждому из нас охотничий нож, небольшой набор для выживания и компас и сказали, что наша задача — добраться до контрольно-пропускного пункта в тридцати милях севернее».

«Не хочу утверждать очевидное, — сказал Гилхофер, — но я предполагаю, что вы оба выжили».

«Мы выжили, — без тени иронии сказала Татьяна, — хотя нам этого не следовало делать. Это был тест, разработанный в восьмидесятые, во время Афганской войны. Война шла не очень хорошо, и 40-й армии требовалось всё больше людей для групп «Альфа» и «Зенит». Предполагалось, что это будут высококвалифицированные спецподразделения, но бойцы умирали быстрее, чем академия успевала их заменять».

«Значит, они сбросили их в реку?» — недоверчиво спросила Клара.

«Так и было», — сказала Татьяна. «Только вместо апреля они делали это летом, и не с двухсот футов, как у нас, а с девяти. Выживаемость была шокирующе низкой, но всех выживших зачисляли в элитную 459-ю роту спецназа и отправляли в Афганистан».

«Итак, они сбросили тебя в реку», — сказал Гилхофер. «Что это говорит нам о Валентине?»

«Что она умеет плавать», — сказала Клара.

Она сказала это с сарказмом, но Татьяна проигнорировала тон. «Именно», — сказала она.

«Я не понимаю, как можно провести тест…» — сказала Клара, но Татьяна перебила ее.

Одно только падение должно было нас убить. Валентина чуть не погибла. Я же говорил, что в воде были огромные глыбы льда. Не знаю, ударилась ли она об одну из них, когда приземлилась, или она ударилась об неё уже после, но когда я всплыл на поверхность, она изо всех сил пыталась удержаться на плаву, и в воде было так много крови, что я даже видел её цвет.

«Ты ей помог?»

Татьяна покачала головой. «Я пыталась, мы должны были добраться до контрольно-пропускного пункта вместе, если получится, но течение было таким сильным, а вода такой холодной, что я изо всех сил пыталась не утонуть. Я потеряла её из виду и смирилась с неизбежным. Я была уверена, что она мертва. Она должна была быть мертва».

«Но это не так», — сказала Клара.

«Мне потребовались все мои силы, каждая капля, чтобы добраться до берега. Я не думал, что доберусь. Даже сейчас я не знаю, как я выжил. Я посмотрел данные о температуре реки в то время года, скорости течения, размерах реки. Шансы на выживание исчезающе малы. Мы должны были погибнуть в этом испытании. Главное управление не хотело, чтобы мы прошли. Политические интриги, ловушки, компромат, лёгкие цели — это одно. Но активные агенты? Нет.

Они этого не хотели. Я должен был умереть, и Валентина, раненая и борющаяся, конечно же, должна была умереть».

«Тогда почему она этого не сделала?»

Татьяна пожала плечами, затянула сигарету и отбросила её. «Хотела бы я знать».

«Что именно вы пытаетесь сказать?» — спросила Клара.

«Я ничего не пытаюсь сказать. Ты спросил, что я о ней знаю. Я тебе говорю».

«Так это всё?» — спросила Клара. «Старые воспоминания об академии? А ты знаешь что-нибудь ещё? Что-нибудь, что мы действительно можем использовать?»

Татьяна вздохнула. «Ну, я добралась до восточного берега реки примерно через восемь минут после того, как меня выбросило из вертолёта. Я была близка к тому, чтобы…

К тому моменту я уже почти переохладился. Я оглянулся на воду, но Валентину никак не мог разглядеть. Река была настолько широкой, что я даже не видел другого берега. А пейзаж был таким чуждым, таким необитаемым, таким негостеприимным, словно я находился на поверхности другой планеты. Так далеко на севере – это совершенно другой мир. Всё здесь по-другому.

— растения, деревья, животные. Нет никаких человеческих поселений. Нет дорог. Нет линий электропередач. Человечество словно бы и вовсе не существует. Волки водятся стаями, которые больше, чем когда-либо видели южнее за тысячу лет. Там водятся тигры, настоящие тигры, крупнее всех, кого можно встретить сегодня в Индии.

Существует подвид леопарда.

— А Валентина? — нетерпеливо сказала Клара.

«Вот что я и пытаюсь сказать. Я оставался на берегу реки несколько часов. Мне нужно было развести костёр, чтобы согреться. Мне нужно было высохнуть.

Все остальное было бы самоубийством».

«Она появилась?»

«Нет. Она так и не сошла на берег. Если бы она это сделала, то почувствовала бы запах дыма и подошла бы ко мне. Ей тоже нужно было согреться. Я был у костра четыре часа, а она так и не появилась. У меня не было ни малейшего сомнения в её смерти».

«Вы сказали, что вам нужно добраться до контрольной точки в тридцати милях отсюда», — сказала Клара.

«Да, именно так я и сделал. Местность была несложной. Было холодно, а с наступлением сумерек становилось ещё холоднее, но меня к этому готовили. Я шёл вдоль реки, и последние мили или около того я даже видел огни военного лагеря за широкой излучиной реки».

«Это был большой лагерь?»

«Он был не очень большой, но там были лодки. Вертолёты. Его было легко заметить».

"Хорошо."

«К тому времени уже стемнело. Я замёрз, измучен, совершенно истощён, как морально, так и физически. Но конец был уже близок».

«Но что-то случилось?» — сказал Гилхофер.

«Я увидел силуэт фигуры, пересекающий пространство между моим местоположением и светом лагеря».

«Цифра?»

«Женщина, похожая на меня, одетая как я, как Валентина».

«Это была она?»

«Да, и она шла в том же направлении, что и я, к лагерю. Я хотел позвать её, не мог поверить, что она здесь, но что-то меня остановило».

«Что вас остановило?»

«То, как она двигалась, приседая, возможно, крадучись. Словно она выслеживала добычу. В этом было что-то животное».

«Ты за ней пошла?» — спросила Клара.

«Да. Берег реки стал каменистее. Он круто поднимался по обеим сторонам. Я стоял на узком уступе. Вода бурлила, примерно в шести метрах внизу. Я видел её впереди, а потом она исчезла. В темноте я потерял её».

Клара пристально посмотрела на неё. «Что потом?» — спросила она.

«Я замер. Я прислушался».

«Ты ее боялся?»

«Я вытащила нож», — сказала Татьяна.

«Ты думал, она нападет на тебя?»

«Не знаю, о чём я думал. Я молча крался вперёд. Осторожно. Мы были так близко к лагерю. Не знаю, почему мы не смогли вернуться вместе».

«Ты же сказал, что не звал её, — сказала Клара. — Может быть, она боялась тебя так же, как ты её».

«Возможно», — сказала Татьяна. «Могу лишь сказать, что я действовала инстинктивно.

Моя интуиция подсказывала мне, что не стоит кричать».

«Что произошло дальше?»

«Уступ был узким, как я и говорил. Я продолжал ползти вперёд. Это был единственный путь. Я практически продвигался вперёд потихоньку».

"А потом?"

«Я услышал что-то вроде хруста ветки».

«Это была она?»

«Это была растяжка. Она соорудила ловушку. Из скалы, быстрая, как стрела, торчала палка, а на конце её был прикреплён нож Валентины».

«Это тебя задело?»

Татьяна задрала рубашку, обнажив шрам — разрез шириной пять сантиметров, чуть ниже грудной клетки. «Это был мерзкий сукин сын», — сказала она.

«Создано, чтобы убивать. И это почти произошло. Я упал со скалы в воду, и меня тут же подхватило течение».

«Но ты не умерла», — сказала Клара.

«Ты кажешься почти разочарованным».

Клара покачала головой, но Татьяну это не убедило. «В тот момент река была практически ущельем», — сказала она. «Берега были такими крутыми, почти отвесными. Я не могла выбраться из воды. Я бы точно утонула, если бы не спасательные сети, которые военные установили, чтобы выловить наши тела. Я запуталась в сетях и каким-то образом сумела вынырнуть из воды и издать достаточно шума, чтобы солдаты на баржах меня услышали».

«Что вы им сказали?» — спросил Гилхофер.

«Я им ничего не сказал. А что им было говорить?»

«Они могли увидеть, что у тебя ножевое ранение».

«Они действительно видели, — сказала Татьяна. — У меня не сложилось впечатления, что это их удивило».

«Что ты сказала Валентине?» — спросила Клара.

«Я её так и не увидела. Меня отвезли в лазарет. Когда я вышла, Валентину уже увезли».

«Она знала, что ты жив?»

Татьяна пожала плечами. «Не знаю. Не знаю, было ли ей вообще до этого дело. Позже она узнала бы, что я работаю в Главном управлении, но какое это имело значение?»

«Вы не виделись с ней после того, как начали работать?»

«Я этого не сделала. Мне отвели традиционную женскую роль. Я была приманкой.

Подбираться к целям, спать с ними, собирать компромат».

«Ты была убийцей, спустившим штаны », — сказала Клара с легкой ухмылкой на лице.

«Полагаю, я провалила тест», — сказала Татьяна. «Может быть, именно поэтому Валентина так поступила».

«Чтобы заставить вас потерпеть неудачу?» — сказал Гилхофер.

«Чтобы показать ГРУ, — сказала Клара, — что она справится с этой работой».

«В любом случае, — сказала Татьяна, — она стала самым жестоким убийцей, какого только знало Главное управление. Её называют волчицей».

«А как тебя называют?» — спросила Клара, и в ее глазах читался тот же дерзкий вызов.

Татьяна посмотрела на нее, прикусила язык и промолчала.

OceanofPDF.com

31

Леви Рот отрезал сигару и уронил кусочек табака себе на колени. Это был никарагуанский «Падрон», обычно один из его любимых сортов, но сегодня он боялся его. Он проснулся с ощущением недомогания, и к концу дня это состояние только ухудшалось. Курение, особенно в столь ранний час, стало бы последним гвоздём в крышку гроба.

Он ехал на заднем сиденье своего правительственного усиленного Cadillac Escalade в сопровождении двух патрульных машин с мигалками, приближаясь к контрольно-пропускному пункту Белого дома на 17-й улице. Водитель остановился у контрольно-пропускного пункта, опустил стёкла, и Рот показал ему своё высшее удостоверение сотрудника ЦРУ.

«Господин директор», — коротко сказал охранник, — «президент ожидает вас в здании Эйзенхауэра».

Рот кивнул ему, и водитель проехал по углублённой, укреплённой подъездной дорожке, которая вела к служебному входу на нижнем этаже. Он сунул незажжённую сигару в рот и вошёл в здание через стальные двери, обшитые дубовыми панелями восемнадцатого века. Здание было чрезвычайно внушительным сооружением, соответствующим своему первоначальному предназначению: штаб-квартира Военного, Военно-морского и Государственного департаментов. Оно было построено в стиле Французской Второй империи и включало более двух миль витиеватых коридоров и сотни комнат. Идя к библиотеке, он не мог не вспомнить о событиях, которые происходили под её крышей. Это был Пентагон своего времени, резиденция американских вооружённых сил, эпицентр их власти. Именно в это время Соединённые Штаты поднялись из колониального захолустья до геополитического гегемона.

Он находился в самом сердце самой могущественной державы, когда-либо украшавшей анналы истории, и именно в этом здании зародилась эта исключительность. Трудно было не ощутить всю тяжесть всего этого, приближаясь к дверям библиотеки, где, как он знал, пылает огонь и его будет ждать президент.

Это было излюбленное место встреч президента, когда необходимость соблюдать конфиденциальность была особенно важна, и они проводили немало зимних вечеров у камина в библиотеке, потягивая скотч или коньяк и куря сигары. Те вечера были уютными, заговорщическими. Сегодня всё было иначе.

Во-первых, они встречались средь бела дня, и, хотя обстановка была одинаковой, оба понимали, что им не о чем беспокоиться. На горизонте маячила серьёзная угроза, и если они не отреагируют в ближайшее время, то рискуют остаться в стороне. Рот опасался, что грядёт первая крупная война в Европе после падения железного занавеса. Молотов готовился к войне.

«Сюда!» — проревел президент, когда Рот распахнул тяжёлые двустворчатые двери. Сотрудник спецслужб остался в коридоре. Дальше он не прошёл.

Рот увидел президента в его привычном кресле, прямо под огромной люстрой с сотней лампочек, подвешенной на латунной цепи к потолку четырьмя этажами выше. Люстра, весившая, должно быть, больше тонны, выглядела так, будто её повесили над ним, словно искушая судьбу.

«Господин президент», — сказал он.

Президент указал на стул рядом со своим, и Рот снял пальто и перчатки, прежде чем сесть. В камине пылал яркий огонь – большие круглые брёвна, которые президент привёз на грузовике из леса Кэмп-Дэвида, расположенного в шестидесяти милях отсюда.

«Не стесняйтесь», — сказал президент, закуривая пятнадцатилетнюю сигару Gurkha.

Рот закурил и устроился в кресле, сдерживая сильное желание выкашлять лёгкие. Он уже чувствовал, как подступает тошнота. На столе стояла хрустальная бутылка односолодового скотча, и Рот, не дожидаясь просьб, налил две щедрые порции.

«Вы хотите пить», — сказал президент.

Рот проигнорировал комментарий и сделал большой глоток.

«Что ж», — сказал президент, — «думаю, я должен сказать, что вы были правы с самого начала».

«Эти слова я слышу нечасто».

«Всё, что происходит в Праге, — дымовая завеса. Пентагон подтвердил всё, что рассказал нам ваш человек в Ростове».

Рот кивнул. Речь шла о бывшем британском спецназовце по имени Крейг Риттер. Он находился в России под видом торговца оружием и тайно собирал разведданные для Рота.

«Это крупнейшее сосредоточение российской бронетехники со времён СССР», — продолжил президент. «Двести тысяч человек. Не менее пятидесяти тактических групп. Мы никогда не видели ничего подобного. Они могут поглотить целую страну, прежде чем мы успеем отреагировать».

Рот кивнул. Он передавал всю эту информацию неделями.

Он настойчиво выступал за более жесткие меры реагирования, но все — от Пентагона и АНБ до советников президента в Белом доме — были на стороне осторожности.

«Риттер говорит мне, что наращивание сил растёт с каждым днём», — сказал Рот. «С тех пор, как Лэнс Спектор сорвал их усилия на границе с Латвией, они ищут новую цель. Если мы не проявим силу, они пересекут границу соседней страны. Это не отвлекающий манёвр, сэр. Это не поза. Прага — это отвлекающий манёвр».

Президент кивнул. Рот знал, что были возражения. Не все были готовы смотреть на вещи глазами Риттера. Ему не доверяли.

Он был наёмником, британцем, а русские активизировали военную активность в десятках других округов в тринадцати часовых поясах. Невозможно было точно сказать, что они задумали. У каждого была своя теория.

«АНБ заявляет, что им нужно больше времени для анализа переписки», — сказал президент. «Они убеждены, что в Праге что-то происходит».

Рот вздохнул. « Что-то , конечно, есть, но в лучшем случае это второстепенная задача. Мы имеем дело с двумя погибшими оперативниками. Сравните это с двумястами тысячами надвигающихся солдат».

«Не просто оперативники, — сказал президент. — Женщины. Две погибшие женщины. Это как-то привлекает внимание людей».

«Вот почему русские это сделали. Они знают, в каких условиях мы находимся. Громкие заявления. Заголовки. Шестичасовые новости. Они знают, что как только станет известно об убийстве двух американок, как только...

Люди увидят эти улыбающиеся фотографии, эти красивые светлые волосы, и вся медиамашина заработает на полную мощность. Мы не сможем сосредоточиться ни на чём другом».

«Возможно, таков их план, — сказал президент, — но Катлер показал мне цифры. Если в Праге будут новые нападения, мне придётся отреагировать. Я не могу быть президентом, который отправляет американок за границу, чтобы им перерезали горло».

«Ну, я далек от мысли спорить с цифрами », — сказал Рот, не пытаясь скрыть своего презрения.

«Утренняя перестрелка. Ячейка убийц Главного директората. Что-то должно произойти в Праге, Рот. Не отрицай этого».

Рот затянулся сигарой, и дым застрял у него в горле. Он закашлялся так сильно, что президенту пришлось наклониться и похлопать его по спине.

«Ты в порядке, мужик? Ты выглядишь неважно».

"Я в порядке."

«Хотите, я кому-нибудь позвоню?»

«Нет, мне просто нужно хорошо выспаться».

«Ну, надеюсь, ты понял».

Рот прочистил горло и сделал ещё один глоток скотча. «Вряд ли», — сказал он. «По крайней мере, пока Россия готовит нападение».

«Они всегда готовят атаку. Они готовили атаку ещё до того, как мы родились».

«Это другое дело, сэр. Нам нужно действовать быстро. Все должны быть наготове».

«Что ты имеешь в виду?»

«Американские войска должны быть на территории Украины как можно скорее.

Нам нужно послать Москве сигнал: если они нападут на своих соседей, мы их защитим».

«Вся моя Третья воздушная армия находится в состоянии боевой готовности в Рамштайне. Это, конечно, сигнал».

«Они в сотнях миль отсюда, сэр. Это сообщение, но не то, которое мне бы хотелось».

«И тридцать тысяч военнослужащих, готовых к развертыванию за двенадцать часов?

Что это такое?"

«Этого недостаточно, сэр».

«77-й полк полевой артиллерии готов к выдвижению, — сказал президент. — У них есть реактивная система залпового огня M270 и высокомобильная артиллерийская реактивная система M242, готовые к выступлению».

Рот вздохнул. Он знал, какими силами президент располагает в Европе. Это были хорошие, закалённые в боях подразделения, но они находились в Германии и мало что могли сделать, чтобы удержать российских солдат от пересечения украинской границы. «Господин президент, — сказал он, — если мы согласны, что Прага — это всего лишь второстепенное событие, попытка отвлечь наше внимание…»

«Я не готов сказать, что мертвые американские девушки — это второстепенное событие, Леви».

«Никто не говорит, что нужно прекращать расследование. Татьяна на месте преступления.

Она лично знает убийцу. Если она не погибла сегодня утром в реке, Татьяна её найдёт.

«Я думал, ты прислал Лэнса Спектора».

«Спектор занимался чем-то другим».

«Ни одного из его диких гусей...»

«Нет», — сказал Рот. «Что-то для меня. В Лондоне».

«Что-то?»

«Что-то связанное с Риттером. Я дал ему гарантии, когда брал его на работу. Я обещал заботиться о его семье. О его жене».

«И для этого нужен был Спектор?»

«Он занимался этим до того, как возникла эта ситуация в Праге».

«Наш рыцарь в сияющих доспехах снова спешит на помощь».

"Что это значит?"

«Да ладно тебе, Леви. Ты же знаешь, что это значит».

«Нет, не знаю».

«Ты заставишь меня произнести это по буквам?»

Рот сделал ещё глоток скотча и потянулся за бутылкой. «Ты думаешь, он…»

«Это не вопрос того, что я думаю», — сказал президент.

Рот вздохнул. «Там есть травма. Признаю. Это рана».

«Он — бракованный товар, Леви. У него огромная слепая зона. Всякий раз, когда девица в беде, единственное, на что можно рассчитывать, — это то, что он появится, как по расписанию».

«Он оказал мне услугу. Должен напомнить, что он даже не работает на ЦРУ».

«Но он носит твою воду».

"Иногда."

Президент вздохнул и попыхтел сигарой. «Мы всё ещё планируем эвакуировать наш женский персонал?»

«Из Праги?»

«Конечно, Прага. О чём мы говорим?»

«Я хотел бы поговорить об Украине. У нас есть союзник, которого нужно поддержать.

У нас на горизонте вторжение».

«Давайте не будем забегать вперёд, Леви. Некоторые передвижения войск по его собственной территории — это едва ли не самое угрожающее деяние президента Молотова».

«Это мобилизация, сэр».

«Я знаю, ты так думаешь, Леви. И поверь мне, я тебя услышал. А теперь двигайся дальше».

Рот понял, что ему нужно остановиться. Он сделал ещё глоток скотча. Он чувствовал, что он ударяет ему в голову, но в то же время чувствовал себя лучше.

«Итак, — сказал президент, — эвакуация в Праге. Где мы находимся?»

«Это не обсуждается», — сказал Рот. «Угроза не оправдывает это. Если бы мы уходили из европейских столиц, поджав хвосты, каждый раз, когда ЦРУ несло две потери…»

«Согласен», — сказал президент. «Это слишком слабо».

«Они даже не пошевелились с Кармен Линдер», — добавил Рот. «Она ехала на обычном такси всю дорогу от аэропорта, и никто не услышал ни звука».

«То есть вы считаете, что угроза, возможно, миновала?»

«Я бы пока так не говорил, но если Кремль пытается устранить своего собственного убийцу, значит, кто-то где-то напортачил».

«Ну, скажи Татьяне, что мне больше не нужны трупы. Я хочу, чтобы ситуация была урегулирована, пока пресса не подняла шум».

Рот затянулся сигарой, и вокруг него клубился густой синий дым. Он снова кашлянул и отпил ещё скотча. Президент сделал то же самое, и на мгновение в комнате повисла тишина.

«Вы все еще думаете об Украине», — сказал президент.

«Извините», сказал Рот, «просто…» Он замолчал.

«И что именно?» — спросил президент.

«Мне надоело одно и то же. Мы знаем, чего хочет Молотов.

Мы знаем, что он настроен добиться этого».

«Он хочет, чтобы НАТО убралось со своего заднего двора».

«Нет», — сказал Рот более решительно, чем намеревался.

Президент поднял взгляд от своего стакана.

«Извините, — сказал Рот, потирая виски, — но дело не только в расширении НАТО. Чего он хочет , чего он действительно хочет, так это полного восстановления статуса России как сверхдержавы. Он хочет воссоздать Советский Союз. Он хочет империю».

«Мы не можем быть уверены...»

«Он это сказал», — сказал Рот. «Он это признал. И всё, что он делает, это подтверждает. Даже возражения против расширения НАТО требуют определённого мировоззрения. Мировоззрения, в котором наши интересы и интересы России — единственные, которые имеют значение. Иран не любит НАТО, Северная Корея — нет, Китай — нет, но они не претендуют на то, чтобы влиять на решение других стран о вступлении в альянс.

Кремль считает, что имеет право диктовать что угодно. Для Молотова Украина — не суверенное, равноправное государство, а шахматная фигура. Это пешка, и это его пешка».

«В игре, в которую он играет против нас», — сказал президент.

«Да», — сказал Рот, обрадованный тем, что кто-то наконец его слушает.

«Понимаю, Леви. Ты хочешь сказать, что Молотов считает мир игрой, в которой участвуют только два игрока».

«Точно, но если это игра, то не шахматы. Это домино. И если мы позволим Украине пасть…»

«Тогда мир падет», — сказал президент, отпивая свой напиток. Он долил Роту и посмотрел на него с лёгким недоумением.

«Что?» — спросил Рот.

«Я с вами не спорю, я знаю, что Советскому Союзу нравилось быть одним из полюсов в биполярном мире. Я знаю, что Молотов помнит те времена.

Но я думаю, было бы немного преувеличено говорить, что нам придется перерисовывать всю нашу оборонную стратегию в соответствии с принципами холодной войны».

«Разве будет драматично сказать, что так или иначе, рано или поздно, между нами и Кремлем произойдет столкновение?»

«Это риск...»

«Это точно. Он будет расширяться. Если мы не остановим его здесь, он будет делать это снова и снова, пока мы не будем вынуждены действовать. Так или иначе, в этом году, в следующем или через десять лет, контакт будет. Он должен быть».

«И вы, я полагаю, хотели бы сделать это раньше?»

«Хотелось бы, чтобы всё было на наших условиях, хотя бы раз», — раздраженно сказал Рот. Головная боль пульсировала. Ему хотелось бы выйти из комнаты и подышать свежим воздухом, но он не хотел, чтобы президент подумал, что они поссорились.

«Ты говоришь...»

«Я говорю, что он мобилизован на войну. По крайней мере, нам следует сделать то же самое».

«Проблема в том, — сказал президент, — что вы забываете, с кем разговариваете. У меня нет таких возможностей, как у Молотова. У меня нет даже таких возможностей, как у тебя, Леви. Я не могу игнорировать реальность своего положения в Конгрессе, или тот факт, что менее тридцати процентов американцев поддерживают военное вмешательство в Европу, или то, что моя собственная партия разгромит меня на праймериз, если я хоть на секунду упомяну, что рассматриваю возможность отправки наших ребят за границу».

«Ваше положение сложное, — сказал Рот. — Я понимаю».

«Сложно? Нет, Леви, всё просто. Очень просто».

«Я скажу вам просто, господин президент. Мы идём к войне».

«Знаешь, что сказал мне мой предшественник, когда встречал меня в Белом доме, Леви? Он сказал мне то же самое, что сказал ему его предшественник, и то же самое, что сказал ему его предшественник».

«Что было?»

«Что главная задача любого американского президента — не допустить полномасштабного конфликта с Россией. Вот и всё. Короче говоря, вот в чём суть работы.

Если вы сделаете это и потерпите неудачу во всем остальном, вы преуспеете как президент, и знаете почему?»

«Нет», — сказал Рот. Ему действительно нужно было выбраться из этой комнаты.

«Потому что в конце вы сможете передать ключи следующему президенту».

Рот вздохнул. Он поднял руки, признавая поражение. «И что теперь? Мы позволим им нападать на более слабые государства? Мы позволим им получить то, что они хотят? Мы позволим им грабить, насиловать и разрушать? Мы позволим им стать сильнее? А потом позволим им делать это снова и снова, пока они не окажутся на нашей границе?»

Президент покачал головой. Он понимал, что говорит Рот. Он понимал аргумент. Он просто не был готов столкнуться с непреодолимым, думать о немыслимом. Он не был готов к войне между двумя ядерными державами. «Давайте не будем терять голову, Леви».

«Простите меня за эти слова, господин президент, но как глава ЦРУ я обязан говорить вам то, что вы не хотите слышать».

«Полагаю, я не смогу уговорить тебя не делать этого?» — сказал он, поднимая коробку из-под сигар.

Рот покачал головой. «Должен сообщить вам, господин президент, что предпринимаемые нами шаги не позволяют нам быть готовыми к любым ситуациям, если вдруг возникнет такая необходимость».

Президент кивнул. Он достал из коробки ещё одну сигару и наполнил стакан Рота. «Я понимаю, что ты должен выполнить свой долг, Леви. Как и я свой». Он обрезал сигару и сунул её в рот. У него была привычка смачивать кончик, словно он сосал конфету. «А моя работа говорит мне, что я не могу позволить давлению дойти до критической точки. Этого не произойдёт. То, о чём вы говорите, — это подготовка к Третьей мировой войне. В этой войне я не смогу выиграть, потому что её невозможно выиграть. Если Россия вторгнется на Украину, мы будем ныть и жаловаться, мы введём против них санкции и отнимем их яхты, но мы не начнём войну. Я просто не могу к этому подготовиться, потому что не могу допустить этого».

«Они почувствуют нашу нерешительность, сэр».

«Прости, Леви. Украина у них на заднем дворе».

«Они на этом не остановятся».

«Может быть, ты прав».

«Знаешь, что сказал мне мой предшественник? — спросил Рот. — Когда я принял эту должность?»

«Я так не считаю», — сказал президент.

«Он сказал мне: мы не выбираем войны, в которых сражаемся».

«Как бы то ни было, — заявил президент, — на украинской земле не будет американского сапога».

«Пожалуйста, сэр. Давайте не будем притворяться. Если они двинутся, мы тоже двинутся.

Другого пути нет. Что бы мы сказали, если бы позволили им вторгнуться в демократическую страну-союзника на границе НАТО?»

«Перестаньте называть их союзниками».

"Кто они такие?"

«Они…» — президент развёл руками. «Я не знаю, что это такое, но если мы ввяжемся в это, если он войдёт на Украину и мы выступим против него, выхода не будет. Ни для нашей страны. Ни для нашего народа».

Я видел прогнозы. Моделирование. Даже в лучшем случае, без ядерной эскалации, даже если мы ограничимся авиаударами и предоставим наземную борьбу украинцам, этого, по всей вероятности, будет недостаточно, но даже тогда мы всё равно останемся в проигрыше. И знаете, кто победит?

«Не Россия».

«Китай, — сказал президент. — Вот в чём суть. Они — единственные, кто выходит вперёд. В этом нет никаких сомнений. Если мы столкнёмся с Россией, мы потеряем своё место в иерархии. Мы станем первыми, и…

Даже если мы надерём русским задницы, даже если мы отправим их обратно в каменный век, мы выйдем из этой битвы вторыми. Мы вступим первыми, мы выйдем вторыми. Россия не займёт наше место. Наше место займёт Китай».

Рот откинулся назад. Он понимал, что говорит президент. Он видел, как разыгрываются те же военные игры. Он знал, что Россия, вероятно, прибегнет к той или иной форме ядерного сдерживания, когда её прижмут к стенке, и знал, что даже если она этого не сделает, даже если просто по-старинке будет ругаться, к моменту окончания конфликта Китай уже овладеет Тайванем, предъявит претензии к Японии и укрепит свой контроль над Южно-Китайским морем.

«Достижения Пекина будут постоянными, — заявил президент. — Мы не сможем их повернуть вспять, даже если будем готовы испачкать руки в крови».

«Не знаю, что на это сказать», — сказал Рот. «Кроме того, я считаю, что нам нужно противостоять нашим врагам такими, какие они есть. А не такими, какими нам бы хотелось, чтобы они были».

Мы не можем бороться с Россией, не упуская из виду Китай. Нам нужно с этим смириться».

«У вас есть своя позиция, — сказал президент, — у вас есть своя реальность.

У меня есть свое».

Рот вздохнул. Сигара у него погасла, и он бросил её в огонь. «Ну что ж, тогда позвольте мне дать вам третичную часть. «optio », — сказал Рот, имея в виду латинскую максиму — третий вариант. Она применялась в случаях, когда два предпочтительных варианта — дипломатия и военная сила — оказывались недостаточными.

«И какой же это вариант?»

«Я могу увеличить стоимость этого для россиян».

«И как вы предлагаете это сделать?»

«Риттер составляет список имен».

«Имена людей, которых вы хотите убить?»

«Я бы предпочёл не говорить, сэр, но одно могу вам обещать. Это будет связано с Лэнсом Спектором».

OceanofPDF.com

32

Лэнс поймал такси на Хакни-роуд. Если водитель поторопится, он ещё успеет на рейс до Праги.

Они выехали на дорогу, которую местные называли Хайвей — магистраль, идущую с востока на запад через Лаймхаус и финансовый район Лондона. Это была крупная транспортная артерия, по две полосы в каждом направлении, но это было всё, что угодно, только не шоссе. Движение было плотным, и Лэнс наклонился вперёд и спросил водителя: «А вы можете как-нибудь довезти меня до Хитроу меньше чем за час?»

Водитель посмотрел на него так, словно тот только что предложил слетать на Луну.

«Я могу заплатить, — сказал Лэнс, — если ты сможешь на него наступить».

«Вы уже платите», — сказал водитель.

Лэнс достал бумажник и отсчитал шесть пятидесятифунтовых купюр. Он положил их в жёлтый лоток для оплаты и сказал: «Твои, если поторопишься». Результат не заставил себя ждать. Водитель выехал на автобусную полосу, не обращая внимания на камеры, и они проехали мимо остальных машин. «Вот так-то оно так», — сказал Лэнс, откидываясь на спинку сиденья. Он только начал расслабляться, когда зазвонил телефон. Это была Пуджа. Когда он ответил, у него похолодело.

«Пуджа?»

«Сообщение от отца. Он хочет, чтобы ты позвонил домой».

«Хорошо», — сказал Лэнс, повесив трубку. Он сразу же набрал номер Рота. Он собирался скоро избавиться от этого телефона, так что это не имело значения. «Это я», — сказал он, когда Рот взял трубку.

"Где ты?"

«Еду в аэропорт».

«Вы решили эту проблему?»

«Думаю, да. Она ушла к сестре. Он не собирается её преследовать».

«Лучше бы ему этого не делать. Риттер следит за ними в соцсетях. Малейший признак того, что дела идут плохо, — и он начинает нервничать».

«Это его семья», — сказал Лэнс, понизив голос, чтобы водитель не услышал.

«Знаю», — сказал Рот. «Я просто надеюсь, что на этот раз его женщина возьмётся за ум».

Они проходили мимо Тауэра, и Лэнс взглянул на башни моста. «Итак, — сказал он, — чем я обязан удовольствию этого визита?»

«У меня заправка самолета в Фарнборо».

«Для кого?»

«Ты и он направляетесь в Россию».

"Почему?"

«Еще одна услуга», — неуверенно произнес Рот.

"Я понимаю."

«Я бы не спрашивал, если бы это не было важно».

«Однажды все эти одолжения достанутся и вам».

«Я знаю», сказал Рот, «но сейчас это долг, который я готов накопить».

Лэнс вздохнул. Он понимал, в каком положении оказался Рот. Все остальные Активы погибли несколько недель назад. Потребуются годы, чтобы найти им замену. «Так что же случилось с Прагой?»

«Ты так и не поехал», — сказал Рот, кашляя.

«Я думал, ты собираешься пойти к врачу».

«Ничего страшного. Президент заставил меня выкурить сигару».

«Я уверен, что ему не пришлось слишком сильно выкручивать вам руку».

«Я не мог отказаться», — продолжил Рот, откашлявшись прямо в трубку. «В любом случае, Прага пока под контролем».

«Вы поймали убийцу?»

«Убийца, вероятно, мертв. Убит своими. Татьяна в стране. Она её знала. Они вместе тренировались в России».

"Как ее зовут?"

«Убийца?»

"Да."

«Почему? Ты тоже с ней знаком?»

«Может быть, если вы скажете мне ее имя».

«Валентина Брик. Ваши пути пересекались?»

«Я так не думаю».

«Если бы они это сделали, вы бы это запомнили».

«Конечно, я бы так и сделал. Значит, Татьяна контролирует ситуацию?»

«Надеюсь. Она знала эту женщину. Видимо, у них была стычка».

«Врыв?»

«Она пыталась убить Татьяну во время учений».

"Я понимаю."

«Мы до сих пор не знаем, что происходило. Возможно, Валентина действовала вне рамок своего командования. Это единственная причина, по которой ГРУ, на мой взгляд, могло её преследовать».

«Может быть», — сказал Лэнс.

«Кажется, вы не убеждены».

«Я ничего об этом не знаю. Я никогда не слышал о Валентине Брик. Она могла замышлять что угодно».

«Возможно, она планировала связаться с нами».

«Ну, если она думала о дезертирстве, то убийство наших двух агентов было не лучшим началом».

«Нет», — ответил Рот. Голос его звучал рассеянно и устало.

«Ты уверен, что всё в порядке? Ты говоришь как старик».

«Очень забавно, — сказал Рот. — Честно говоря, мне не по себе. Всё в Праге меня отвлекало».

«Из скопления войск?»

«Русские готовы поглотить Украину».

«А президент?» — спросил Лэнс. «Что он об этом говорит?»

«У него и так дел по горло».

«Не говорите мне, что он слишком занят, чтобы заметить российское вторжение в Европу».

«Не настолько занят, чтобы это заметить», — вздохнул Рот. «Просто слишком занят, чтобы что-то с этим сделать».

«Ты думаешь, он позволит этому случиться?»

«Я думаю, когда Молотов проведет парад Победы на главном бульваре Киева, наш президент будет среди зрителей, размахивая маленьким российским флагом, и охранять мир».

«Он не может стрелять в каждую цель, которую перед ним ставят».

«Да, но в этого он должен стрелять».

«Он, конечно, знает, что Молотов не остановится на Украине».

«Он беспокоится о Китае».

«Если он ничего не предпримет, Китай только осмелеет. Если они решат, что мы потеряли самообладание, то в Азии игра окончена. Они будут добиваться всего».

«Он боится сражаться с обеими. Он не хочет войны на два фронта».

«Он совершает ошибку. Проявление слабости — последнее, что он может себе сейчас позволить».

«Вот почему мне нужно, чтобы ты отправился в Россию. На самолёте есть документация и оборудование. Он довезёт тебя до Ростова-на-Дону. Как только прибудешь, свяжись с Риттером. Он составляет список целей».

«Список?»

«Да», — сказал Рот, снова прочищая горло.

«Я думал, мы договорились, что со списками покончено».

«Это особые обстоятельства».

«Все обстоятельства особенные».

«Лэнс. Я не собираюсь усложнять тебе жизнь. Ты мне нужен».

«Леви, нам нужно поговорить».

«Я знаю, Лэнс. Я знаю, это не то, чего ты хочешь».

«Дело не в том, чего я хочу».

«Вы хотя бы сядьте в самолёт. Мы сможем обсудить детали, когда вы свяжетесь с Риттером».

«Леви. Ты меня не слушаешь. Не думаю, что я сейчас смогу работать со списком. Не думаю…»

«Я знаю, Лэнс».

«Я не думаю, что смогу с этим справиться».

«Могу ли я сказать Риттеру, что вы уже в пути?»

Лэнс вздохнул. Он знал, какую работу задумал Рот. Это будет настоящая череда убийств. Список имён, которые ему придётся перечислить, по одному за раз, пока он не доберётся до конца. Лэнс уже проходил через это. Он знал, каково это, знал, какую цену это даёт, и не был уверен, что сможет её оплатить.

«Лэнс, я серьёзно. Президент позволит русским сделать всё по-своему. И если они добьются своего, то почувствуют вкус. Мы — последняя линия обороны. Больше никого нет».

Лэнс промолчал. Он наблюдал за движением транспорта за окном. Движение становилось всё интенсивнее.

«Ты там?» — спросил Рот.

Лэнс не ответил. Он постучал по пластиковой перегородке между собой и водителем.

«Да?» — сказал водитель, откидываясь назад.

«План изменился, — сказал Лэнс. — Мы теперь летим в Фарнборо, а не в Хитроу».

Водитель кивнул. «Меня устраивает. В любом случае, это А4».

«Спасибо», — сказал Рот.

«Не благодари меня», — сказал Лэнс, повесив трубку.

Маршрут пролегал прямо по Пикадилли, мимо Букингемского дворца и Гайд-парк-Корнер. Лэнс смотрел на знаменитые достопримечательности. Он знал, что у Рота были веские причины поручать ему эту работу. Он также знал, что справится. Чего он не знал, и что его сейчас беспокоило, так это то, как он будет жить с самим собой после этого. Он собирался вытащить сим-карту и аккумулятор из телефона, но по какой-то причине вместо этого набрал номер Лорел.

OceanofPDF.com

33

Когда Лара пришла домой, её кот жалобно мяукал у двери. «Бедняжка», – сказала она, наклоняясь к нему. Она отнесла его на кухонный стол и открыла банку с кормом. «Вот так», – сказала она, наблюдая, как кот ест. «Мама уже здесь».

Работа Клары не позволяла ей подолгу бывать в квартире, и она начала задумываться, не была ли кошка ошибкой. Она купила её несколько недель назад, просто из прихоти, но теперь даже это казалось слишком серьёзным обязательством для её несуществующей личной жизни. Это не сулило ничего хорошего её замужним перспективам, но она старалась не думать об этом. Она подошла к холодильнику и поискала там что-нибудь хоть отдаленно съедобное. Там остались остатки еды на вынос, купленные накануне вечером, индийской, и она разогрела их в микроволновке. Затем она пошла в ванную и долго принимала душ.

Пока вода омывала её, мысли её обратились к Татьяне. Она не любила её, хотя и не могла понять, почему. Во всяком случае, это было нечто большее, чем простое соперничество. Её мысли обратились к Гилхоферу. Он должен был нравиться ей ещё меньше, но, несмотря на его недостатки, почему-то не нравился.

Она, возможно, даже зашла так далеко, чтобы сказать, что он к ней растёт. Она доверяла ему, чего нельзя было сказать о многих людях. Были офицеры, с которыми она проработала много лет, но к которым она не испытывала подобных чувств. Однако что-то в Гилхофере было другим. Это заставляло её думать, что он на её стороне.

Она вспомнила их совместный завтрак. Казалось, прошла целая вечность, но ей он понравился. Наслаждалась компанией. Она не привыкла к...

чувствую себя именно так.

Она вышла из душа, завернулась в халат и пошла к микроволновке за ужином. Она также взяла из холодильника пиво, подошла к дивану и села.

Кот подпрыгнул и подскочил к ней.

«Ты скучала по мне?» — спросила она, чувствуя себя немного нелепо из-за того, что разговаривает с ней. У неё никогда раньше не было кошки, она никогда не была с ней связана и начинала понимать, что сейчас уже слишком поздно начинать. Кошка посмотрела на неё непонимающим взглядом, и она тихо сказала про себя: «Так и было». Она подумала, принимает ли магазин возврат. Она прожила у неё всего неделю.

Она посмотрела на часы. Было поздно, но, пожалуй, ещё не поздно зарегистрироваться. Её начальник, Поборский, был заядлым курильщиком, суровым ветераном, работавшим в агентстве ещё со времён Советского Союза. Он отдал работе два брака и сердечный приступ и, казалось, жил за своим столом. Он даже обедал за ним.

«Ты все еще там», — сказала она, когда он поднял трубку.

«Где же мне еще быть?»

«Честно говоря, я не знаю», — сказала она. «Может быть, дома?»

Он хмыкнул, резюмируя своё мнение об этом варианте, и сказал: «Это ты звонишь после девяти. Разве ты не должен жить своей жизнью, как говорится?»

«Я не могу перестать думать об убийце».

«Вы видели запись, — сказал он. — Эта женщина мертва как птица додо».

«Тогда где ее тело?»

«Мы продолжим поиски завтра. Она должна появиться».

«Если бы она это сделала, мне было бы гораздо спокойнее».

«Я вызвал водолазов, но их проклятый профсоюз не пускает их под лед».

«Я хотела спросить», — сказала Клара, — «помимо поиска тела, искали ли мы на берегу реки следы того, что кто-то вылезал?»

«Вылезаешь?»

«Воды».

«Клара!»

«Парк, — сказала она, отбивая его возражения. — Деревья там растут.

Она могла бы выбраться незамеченной.

«Для этого ей нужно было быть живой».

«А если бы это было так?»

«На таком холоде? После того, как в меня дважды выстрелили?»

«Похоже, у этой женщины есть какие-то весьма специфические таланты».

«Ну, патрули вверх и вниз по реке, а также на острове Штванице не обнаружили никаких следов».

«Нам нужно пешком проверить берег реки, — сказала Клара. — И не только на предмет тела. Нам нужно искать следы того, что кто-то вылезает из воды. Мы должны серьёзно отнестись к возможности того, что она ещё жива».

«Хорошо, — сказал Поборский. — Утром я отдам приказ о поиске. Ночью посылать их бесполезно».

«Из того, что рассказала мне Татьяна Александрова, чтобы убить эту женщину, одного окуивания в холодную воду будет гораздо больше».

«Кстати, что еще сказала Татьяна?»

«Кроме того, что я вам уже рассказала?» — сказала Клара. «Не знаю. Она опознала Валентину Брик. Подтвердила, что боевики были из карательного отряда ГРУ».

«Она наверняка знает больше».

«Не намного больше».

«Сверхдержавы устраивают перестрелки прямо на наших улицах, — сказал Поборски. — Кто-то знает, что послужило причиной».

«Я не думаю, что этот кто-то — Татьяна».

«Подождём и посмотрим», — сказал Поборски. «Но не спускайте с неё глаз».

«Я намерен это сделать».

«Можете называть меня старомодным, но что-то в перебежчике из ГРУ-киллере не внушает мне доверия».

«Я присмотрю за ней», — сказала Клара. «Но ты тоже должен прикрыть мою спину».

"Что ты имеешь в виду?"

«То есть, есть что-то, о чём ты мне ещё не рассказал? Что-то, что наша сторона уже узнала?»

«Клара, ты знаешь, я...»

«Я знаю, что ты не выдаешь свои карты за чистую монету, Поборский».

«Как и следовало бы».

«Но если есть что-то, о чем мне нужно знать...»

«Я бы тебе сказал. Ты же знаешь».

«Не дайте мне попасть в засаду», — сказала она. «Не дайте мне ступить на минное поле, не заметив этого. Особенно на верхнем этаже». Она не была уверена, чего именно боится, но ситуация была деликатной, когда Кремль…

была в этом замешана, и Поборски была посвящена в политические соображения, которые были выше ее уровня оплаты.

«Вы знаете, я бы никогда не позволил этому случиться», — сказал он.

«Просто убедитесь, что вы этого не сделаете».

«Я знаю, о чем ты беспокоишься», — сказал он.

«И что это?»

«Вы думаете, они собираются развалить дело?»

«Ну и что?»

"Еще нет."

«Ты не боишься того, что я найду?»

«Они всегда нервничают, когда ГРУ действует».

«Но я могу продолжить это?»

"Да."

«Вы уверены?»

«Ну, — сказал он, — если хотите знать правду, они на самом деле хотели бы, чтобы всё это поскорее закончилось. Никто не хочет, чтобы Прага стала местом, где Москва и Вашингтон сводят счёты».

«Но в то же время мне дан зеленый свет?»

«Ты права, Клара. Кто-то убил двух американок на нашей территории.

Вашингтон хочет знать, кто это сделал, и будет правильно, если мы поможем ему.

Они наши союзники. Надежные союзники. Именно с ними и связаны наши отношения».

"Хорошо."

«Это то, что вы хотели услышать?»

«Так и есть. Я боялся, что вы отстраните меня от дела».

«Ну, это рассматривалось. Не буду врать. Когда связь с ГРУ подтвердилась, некоторые занервничали».

«Что ж, я рад, что смелые голоса одержали верх».

«То, что убийцу, похоже, отреклись, тоже не повредило», — сказал он.

«И эти бандиты — не граждане России. Так что, пока это не приведёт вас в штаб-квартиру гестапо, можете делать всё, что считаете нужным».

Штаб-квартира гестапо была, так сказать, эвфемизмом для российского посольства. Она располагалась в роскошной вилле к северу от реки, на краю парка Стромовка. Вилла когда-то принадлежала еврейскому банкиру, но была конфискована нацистами в 1939 году. Затем Гитлер превратил её в пражскую штаб-квартиру гестапо, основательно её укрепив и выкопав под ней огромный подземный комплекс. Гестапо удалось уничтожить только в конце войны.

После этого к власти пришли коммунисты, и русские выбрали это место для своего посольства, одного из крупнейших в мире. Они расширили и модернизировали подземный комплекс гестапо, превратив его в один из важнейших объектов КГБ за пределами Советского Союза. Он стал отвечать за координацию действий КГБ по всей Западной Европе, включая деятельность отдела «Линия X» Первого главного управления. Чехи презирали этот комплекс, и Бюро международных расследований (БМР) ежегодно тратило значительные ресурсы на мониторинг и сдерживание его деятельности.

Клара откусила кусочек. «Не думаю, — сказала она, — что русские что-то сообщали обо всём этом?»

"Что вы думаете?"

Она вздохнула.

«Просто держись своей полосы, Клара. Это опосредованная битва. Мы в ней не участвуем. Помни об этом. Тебе не нужно попадать под перекрёстный огонь».

«Та перестрелка на мосту...»

«Клара, послушай меня. Каким-то чудом ни один из наших граждан не погиб в этой ситуации. Пусть так и останется. Помоги своему американскому другу, но не высовывайся».

«Он мне не друг».

«Ты в этом уверен?»

«Конечно, я уверен».

«Я думал, вы двое нашли общий язык».

«Он даже не моего уровня».

«Если вы так говорите».

«Он мне в отцы годится».

"Едва."

«Ну, по-моему, так оно и есть».

«Я думала, тебе нравятся люди постарше...»

«Почему ты не занимаешься своими делами?»

«Я просто подшутил. Кажется, я задел за живое».

«Ты ничего не задел».

«Совершенно верно. Прошу прощения».

«Меньше всего мне нужно, чтобы распространялись подобные слухи».

«Это была шутка, Клара».

«Шутки должны быть смешными».

«Я сказал, что мне жаль».

«Моя карьера не выдержит еще одного скандала».

«Ты слишком строга к себе, Клара. Никому бы не было дела, если бы ты…» Он позволил фразе оборваться. Он знал, что сломлен.

Она промолчала. Скандал, о котором она упомянула, был самым большим унижением в её профессиональной жизни. Роман с начальником — директором отдела экономической разведки по имени Форманек. Он был старше, примерно ровесником Гилхофер, и был женат. Он обещал уйти от жены, и, по какой-то непонятной ей причине, Клара поверила ему на слово. Она возлагала на это надежды. Строила планы. Утратила бдительность.

Роман длился два года. Все знали.

Прошло больше времени, чем обещали, но Форманек всё же ушёл от жены. Только на этот раз он ушёл не к Кларе, а к одной из молодых секретарш её отдела.

Клара этого не ожидала.

«Дело в том, — сказал Поборский, и его тон стал более заговорщическим, —

«Есть кое-что, с чем на верхнем этаже надеялись, что вы поможете».

«Почему у меня такое чувство, что ты собираешься сказать что-то, что мне не понравится?»

«Нет, ничего подобного».

"Как что?"

«Просто они надеялись, что ты сможешь использовать свою женскую силу. прелести ».

«Мое что?»

«Я не говорю, что тебе нужно спать с...»

"Ты шутишь, что ли?"

«У нас есть веские основания полагать, что он подвержен ...»

«Брось это. Прямо сейчас. Я серьёзно».

«Он одинок, и если бы у нас был постоянный доступ к данным спутникового наблюдения Keyhole над Прагой...»

Она повесила трубку, швырнула телефон на диван, а затем изо всех сил ударила подушку рядом с собой. Она была в ярости. Она посмотрела на еду перед собой. У неё внезапно пропал аппетит.

OceanofPDF.com

34

Лорел закончила плавать и вышла из бассейна. Она проводила там всё больше времени. Казалось, это единственное место, где её мысли не были в постоянном напряжении. Она посмотрела на часы – её время на круге становилось всё лучше, – затем пошла в раздевалку и сняла купальник.

В рабочее время здесь было довольно многолюдно, но сейчас было безлюдно. Она обмоталась полотенцем, прошла в сауну и включила нагрев на максимум. Как только она вошла в маленькую кедровую комнату, ей стало спокойнее. Там было тихо. Темно. Укромно. Даже когда к ней присоединялись другие люди, что случалось редко, что-то в этом пространстве заставляло её чувствовать себя одинокой. Она легла на скамейку и уставилась в потолок. Затем закрыла глаза. Должно быть, она ненадолго задремала, потому что, когда открыла их, сильно вспотела.

Она долго принимала прохладный душ, а когда вернулась к своему шкафчику, увидела голосовое сообщение. Оно было от Татьяны, отмеченное как несрочное. Она слушала его, вытираясь полотенцем.

***

Лорел, мне удалось получить доступ к базе данных Главного управления. Там нет никаких записей о Валентине Брик, что наводит меня на мысль, что её кто-то увёл в сторону. Скорее всего, кто-то важный.

Возможно, «Мёртвая Рука». Дам знать, когда узнаю. В любом случае, помните, что я сказал ранее. Если она выйдет на контакт, не доверяйте ей. Она настоящая змея.

А пока, если понадоблюсь, я в посольстве. Всех сотрудниц попросили переночевать здесь. Похоже, меня, в том числе, тоже. У меня койка и три переводчика. Как в летнем лагере. Ладно, ладно, мне пора.

Пока меня не забанили за нарушение комендантского часа. Но если Валентина выйдет на связь, не верьте ни единому её слову.

***

Лорел положила телефон в карман и быстрым шагом пошла через двор к своему зданию. Прохладный воздух после сауны был приятным. Она прошла мимо стойки охраны и взяла кофе из киоска Starbucks в вестибюле. Она собиралась подняться наверх, но вместо этого села за один из столиков кафе. Наверху её никто не ждал, и двадцать из последних двадцати четырёх часов, то есть практически всё время, что она не была в бассейне или сауне, она провела либо глядя в экран компьютера, либо урывками вздремнув на диване в офисе.

Она взглянула на баристу, парня лет двадцати с небольшим, из Техаса или откуда-то ещё, и их взгляды встретились. Она тут же отвела взгляд. Они играли в эту игру уже несколько дней, переглядываясь и отводя взгляды, не обмениваясь больше пары слов. Лорел не хотелось думать о том, что он, должно быть, видел, глядя на неё. Она была всего на несколько лет старше его, они могли бы столкнуться в любом баре города, и это было бы совершенно естественно, но здесь, в офисе, со всеми формальностями Агентства, нависшими над ними, они чувствовали себя представителями двух разных видов.

«Всё в порядке?» — спросил бариста.

«Да, конечно», — сказала она, ненавидя, как напряжённо звучал её голос. Она чувствовала себя так неловко. На нём была белая футболка, открывающая его толстые, татуированные руки. На ней были строгая тёмно-синяя юбка и блейзер, которые, как ей вдруг показалось, прибавили ей лет десять.

Он пожал плечами и вернулся к работе, чистя блендер, который они использовали для коктейлей и фраппе, но она не могла оторвать от него взгляда. Место было безлюдным, и, если не считать нескольких охранников в дальнем конце вестибюля, они были одни. Он снова посмотрел на неё, поймав её прежде, чем она успела отвести взгляд. Она вытащила телефон, чтобы прикрыться, притворившись, что её вдруг очень заинтересовало что-то на экране. Она снова невольно взглянула на него и тут же пожалела об этом. Он смотрел прямо на неё, и она поняла, что он вот-вот подойдёт и что-то скажет.

Она вздохнула, готовясь к неловкости, но в этот момент зазвонил телефон.

«Лэнс?»

«Удобное время? Я не помешаю…»

«Нет», — смущённо ответила она, переводя взгляд с баристы на чашку на столе перед собой. «Сейчас самое время. Я просто хотела выпить кофе».

«Ты еще не в офисе?»

«Где же мне еще быть?»

«Ты ведь не уходил с тех пор, как все это началось, да?»

«Моя золотая рыбка умерла, Лэнс. Мне незачем уходить».

«Вам действительно нужно добиться баланса в своей жизни».

Она решила, что сейчас неподходящее время говорить ему, что она там спала. Она даже подумывала переоборудовать часть шестого этажа в своего рода квартиру. Она уже связалась с управляющей компанией и отделом технического обслуживания, чтобы узнать, что можно сделать. Они так и не ответили.

Она взяла свой кофе и пошла к лифту.

«Ты уверена, что сейчас подходящее время для разговора?» — спросил он. «Ты кажешься…»

«Я могу говорить. Я как раз вхожу в лифт». Она подождала, пока двери закроются, а затем сказала: «Это не похоже на тебя — звонить по личным делам».

«Кто сказал, что это личное дело?»

«Вы спрашивали о моей золотой рыбке».

«Я не спрашивал», — сказал он с непривычной игривостью. «Ты просто поднял эту тему, как гром среди ясного неба».

«Ну, тогда», — сказала она, подражая его тону, — «если дело не в рыбе, то в чем же тогда дело?»

«Я почувствовал, что мне нужно связаться с ним. Я поговорил с Ротом».

Двери лифта открылись, и перед ней раскинулся пустой офис, безмолвный, если не считать тихого гудения вентиляции. Она прошла в конференц-зал и села на диван. Её пиджак, который она надела вчера, всё ещё был перекинут через спинку, сильно помятый от использования в качестве одеяла.

«Для двух людей, которые больше не работают вместе, — сказала она, — вы двое слишком много разговариваете».

«Нам есть о чем поговорить».

Она откинулась на диване и вытянула ноги. Она бы ни за что не призналась, но разговор был ей очень приятен. Она была рада, что есть с кем поговорить. «Просто скажи. Ты скучаешь по нему».

Лэнс помолчал немного, а затем сказал: «Может быть».

Это её удивило. Он нечасто признавался в подобных вещах. Даже в шутку.

«Мне чего-то не хватает », — добавил он.

Она ничего не сказала, и молчание, казалось, тянулось всё длиннее, пока она не сказала что-то, чтобы нарушить его. «О чём вы говорили?»