Основы искусства святости, том 3

III. В чем состоит истинный прогресс?

• Что о прогрессе и культуре говорит Господь? Вещи неутешительные, жесткие и неотменяемые.

1. Все наши знания и науки, по апостолу, «не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная — уи%1кп (психическая), бесовская — 5ai^oviro5n?; (Иак. 3,15). (Действительно, то, что она есть плод умственного расстройства, мы

38

видели уже в начале книги .)

2. Культура думает, что избыток и целесообразное распределение хлеба, и вообще питательных продуктов, и других благ она получит исключительно от успешного и рационально поставленного сельского хозяйства, умелого проведения социальной и аграрной реформ, от своих технических изобретений в области земледельческих орудий и прочего. «А не знала она, — говорит Господь, — что Я, Я давал ей хлеб и вино и елей, и умножил у нее серебро и золото» (Ос. 2, 8; ср.: Руф. 1, 6), как равно: «И Я призвал засуху на землю, на горы, на хлеб, на виноградный сок, на елей и на все, что производит земля... И удерживал от вас дождь за три месяца до жатвы; проливал дождь на один город, а на другой город не проливал дождя; один участок напояем был дождем, а другой, не окропленный дождем, засыхал» (Агг. 1, 11; Амос. 4, 7).

3. И Господь заранее предсказал, что такое устроение человечества не исцелимо и чем дальше, тем будет хуже. «Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?» -спрашивает Он Сам (Лк. 18, 8). Ясно, что нет. Посему приговор культуре, и нынешней и прошлой, столь суров. «И как было во дни Ноя, так будет и во дни Сына Человеческого: ели, пили, женились, выходили замуж, до того дня, как вошел Ной в ковчег, и пришел потоп, и погубил всех. Так же, как было и во дни Лота: ели, пили, покупали, продавали, садили, строили; но в день, в который Лот вышел из Содома, пролился с неба дождь огненный и серный и истребил всех; так будет и в тот день, когда Сын Человеческий явится» (Лк. 17, 26-30).

-29-

• Какой культуры Бог требует от человека?

Христос жил в век самого блестящего развития греко-римской культуры, но пользовался ли Он ее плодами и указывал ли Своим последователям на необходимость сближения с нею и работы в пользу дальнейшего ее развития? — Наоборот:

1. Господь Сам родился в яслях, жил в бедности, не имел, где главу преклонить.

2. Господь учил: «Не можете служить Богу и маммоне», «...не заботьтесь... что вам есть и что пить», «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его», «...какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мф. 6, 24, 25, 33; 16, 26).

3. Когда же Его хотели заставить высказаться прямее, дабы вовлечь в мирскую суету и даже обвинить в стремлении ниспровергнуть существующий государственный строй (и установить лучший, для иудеев более приемлемый, чем римский, порядок), то Господь решительно отверг само это предположение. Он

отвечал прямо и определенно: «Кто поставил Меня судить или делить вас?», «Царство Мое не от мира сего» (Лк. 12, 14; Ин. 18, 36).

4. Своим последователям Он завещал не рай земной, не «мягкие одежды» (Мф. 11, 8) и «вся благая» вместе с ними (Лк. 16, 25), но крест, скорби, гонения, муки, страдания (Мф. 10, 35-39; Ин. 16, 1-2; 20, 33).

5. А что требует или, по крайней мере, советует Он через Своего апостола? — Отказаться от сладости (даже законной, то есть в браке), до которой так падок мир. Это совет для неженатых. А кто уже имеет семью, тот пусть живет так, как будто бы ее у него нет. Но ведь это же — самые настоящие монашеские требования, и притом обращенные ко всем живущим в миру?! Так пусть же миряне не порицают монахов, убегающих от соблазнов мирских в пустыню: Господь предлагает первым едва ли не большее — жить по-монашески, но посреди мира (1 Кор. 7, 24, 26-27, 29, 40). Таким образом, Бог требует от человека подчинения не нашей индустриальной культуре, а культуре духовной. Отказ от окружающего комфорта и сластей мирских, отказ вплоть до прохождения через Голгофу страданий, поможет человеку достичь истинного прогресса духа. «Будьте святы —(кедошим), аугог, — потому что Я [Господь, Бог ваш] свят» (Лев. 11, 44; 1 Пет. 1, 16).

-30-

Святость — вот в чем состоит настоящий прогресс и цель жизни человеческой. И она заповедана всем.

• Неизбежен ли культурный прогресс?

Если взаимная цель Бога и человека состоит в установлении на земле царства благодати и святости, то понятно, что осуществляться она должна свободно. Всякое насилие недостойно этой цели, потому что высшее достоинство и благо человека — в его свободе. Но истинная свобода заключается в освобождении от страстей (ср.: Ин. 8, 32-36). Отсюда следует:

1. Наша культура, провозглашающая культ плоти, находится в жестоком рабстве, гораздо более жестоком, чем скованные каторжники в рудниках или на галерах, чем в свое время негры в Америке, потому что рабство ее есть рабство духа, а не плоти³⁹.

2. Прогресс, как его понимают люди XX века, не является неизбежным. Он не может нарастать механически, с течением времени, как это делают сталактиты или простая сосулька в оттепель. Ибо для тех, кто не признает христианской свободы, остается только произвол⁴⁰, который несовместим с безусловным прогрессом и постоянно противодействует ему. Хочет человек — ведет себя хорошо, не хочет — расшатывает жизнь тайными пороками, наживает неврастению, кончает самоубийством, не находя смысла в жизни и в культурном прогрессе. Увеличение преступности при развитии и «усовершенствовании» юриспруденции, умножение числа малокровных, чахлых, больных - при ежедневных «успехах» медицины; увеличение убийств, ненависти к себе подобным братьям, войн при наличии обществ, покровительствующих даже животным, - это ли не диавольская — мефистофельская, как говорят цивилизованные люди, — насмешка над идеей прогресса?.. Посему, с христианской точки зрения, да и с точки зрения самой культуры, ни о каком беспрерывно продвигающемся вперед культурном процессе речи быть не может, ибо всякому непредубежденному человеку видно, что род людской духовно

вырождается. Можно только говорить о частичном и добровольно-свободном совершенствовании некоторых людей, верующих во Христа. И таких сравнительно мало.

-31-

• Выводы

1. Человечество само по себе, собственными силами, не может устроить свою жизнь на земле. Оно нуждается в помощи Бога. Поэтому все необходимое для поддержания своих телесных сил человек должен, прежде всего, просить у Бога и Его же всегда за все благодарить. Все необходимо делать во славу Божию. «...Едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию», — заповедует апостол (1 Кор. 10,31).

2. С объективной точки зрения прогресс есть осуществление при помощи благодатных средств Царства Божьего на земле. В этом лишь случае он приемлем для христианина, и только в этом случае он действительно осуществляется постоянно в мире, хотя и в очень малых размерах (Лк. 12,32).

§ 3. Срамное направление (эротизм) в науке и искусстве.

I. О различных действиях блудной страсти

Бес блуда действует на человеческую душу иногда грубо, иногда тонко, смотря по устроению человека. «Когда диавол видит, что кто-нибудь не хочет согрешить, — говорит преп. авва Дорофей¹, — то он не столько неискусен в делании зла, чтобы стал внушать ему какие-либо явные грехи, и не говорит ему: иди, сотвори блуд... ибо он знает, что мы этого не хотим, а он не считает нужным внушать нам то, чего мы не хотим. Но находит в нас одно пожелание... и тем под видом доброго вредит нам». Отсюда берут начало два направления в эротике; одно соответствует прямому внушению демона: «иди и сотвори блуд», другое — ограничивается «пожеланиями» и принимает на себя личину «добра».

1. Возьмем отношение поклонников первого направления к так называемой обнаженной натуре, «la nue», в искусстве. Для них это - «соблазнительная голизна», может быть, низкая, неприличная, но островозбуждающая, пикантная. Афродита Праксителя есть только «голая баба», при виде которой похоть поднимается.

2. Представители второго направления обо всем этом выражаются иначе, а именно: «Нагота возвышенна... академична, классична... целомудренна... она возводит ум и

-32-

чувство к премирному, горнему, потустороннему», «Нагота обладает самодовлеющей ценностью красоты», «Можно без конца упиваться красотой Венеры Капитолийской или Луврской» и так далее.

Вообще, демон, как искусный рыбак, обычно предлагает ту наживку, на которую может клюнуть выбранная им жертва. Христианину нужно зорко следить за собою, чтобы «под видом добра», как говорит авва Дорофей, не восприять лживого обольщения невидимого сопротивника. Как развертываются наши страсти в этих двух направлениях и в каких формах они проявляются, я сейчас укажу.

• Возбуждение от созерцания эротических произведений искусства как одно из извращений скрытого религиозного чувства

Если вообще всякое искусство во многих своих проявлениях нечисто и содержит в основе исковерканную истину³, то его эротические формы представляют высшую степень падения человеческого духа, когда в них хотят видеть «божественную» и «самодовлеющую красоту», влекущую человека «вперед и ввысь по пути его развития»⁴, и когда, вместо Нетленной и единой Истинной Красоты — Бога, почитается (и на все манеры изображается)

«величайшая краса» мира — «женщина в бесконечных ее видоизменениях»⁵. Но

6

одни люди видят в этом грех, другие — нет .

Примером последнего случая может служить «большая, страдальческая душа Глеба Успенского, который, подобно Гаршину и некоторым другим, несомненно страдал от несоответствия своего интеллигентского мировоззрения религиозным запросам души. Успенский рассказывает, как в деревне глухой зимой вспомнились его герою (то есть ему самому) впечатления от Венеры Милосской, виденной им в Париже, и как это воспоминание "выпрямило" душу (очерк так и называется «Выпрямила»!). Это трогательные признания интеллигентской души, тоскующей о Боге и не сознающей действительной природы своей тоски». Так говорит один ученый , тоже «выпрямившийся» интеллигент.

«С первого момента, как только я увидел статую, — приводит он слова Глеба Успенского, — я почувствовал, что со мною случилась большая радость... Что-то, чего я понять не мог, дунуло в глубину моего скомканного, искалеченного, измученного существа и выпрямило меня, заставило всего -33-

хрустнуть именно так, когда человек растет... Я чувствовал, что нет на человеческом языке такого слова, которое могло бы определить животворящую тайну этого каменного существа... Разбить это! да ведь это все равно, что лишить мир солнца, тогда жить не стоит...»

Что сказать на все это? — Да разве только то, что в свое время перед этим идолом не всякий язычник имел подобные чувства⁸. Бежим, братия, от этой стремнины, куда может упасть и христианская душа!..

Другая разновидность защитников эротики в искусстве, открыто признающих, что она возбуждает в них чувственность, оправдывает себя, выдвигая следующие ложные принципы.

1. Показать порок во всей наготе и мельчайших подробностях (ср. Золя, который больше протоколист, чем художник) — значит наполовину его уничтожить⁹. Таков был схоластический прием и средневековых католических проповедников, учивших: «Изображай диавола, но изображай также при этом и сладострастие». Не отстают от них и французские романисты, да и русские, когда они, вместо того чтобы просто назвать порок по имени, заставляют читателя пройти целый ряд страниц подготовительного характера, описывающих, например, процесс раздевания (Мопассан особенно¹⁰ смакует последнее). Невольно напрашивается сравнение с историей одного похождения кронпринца саксонского Августа, сообщенной Пельницем. Последний ядовито говорит, что когда кронпринц оставил сеньору Матеи и заменил ее монашенкой из обители в Мурано, то он «был вынужден подчинить свою любовь целому уставу.

Монашенка заставила его проехать вдоль и поперек всю страну Нежности, прежде чем ввела его в столицу Наслаждения»¹¹.

2. Многие ценители эротического искусства утверждают и другим навязывают следующее правило, которое, не свернув себе головы, никто еще не смог выполнить: содержание и даже идея произведения, по их мнению, могут быть открыто и грубо безнравственными, но исполнение сюжета, наоборот, должно быть высокохудожественным. Нужно создать картину, где «целомудрие и похоть» находились бы «в удивительном взаимодействии». «Конечно, — сознаются они сами, — такие картины непригодны для школьной хрестоматии». Позиция, как видно даже всякому

-34-

простецу, выбрана очень удачно для тайного удовлетворения своего сластолюбия. Грубый по идее «Выезд куртизанки» гениального, если угодно,

12 13

японского художника Утамаро , офорт Кнобельсдорфа «Сцена в парке», «Шествие вакханок» Мантеньи¹⁴ — одинаково, по мнению этих учителей, могут быть подведены под категорию «наивысших проявлений художественного гения»; а для непонимающей черни (misera plebs)* (*Жалкий народ (лат.)) и для нежелающих признавать в подобной художественности воспитательную идею par excellence* *,(**По преимуществу (франц.)) — советует один из них, — можно наклеивать под такими картинами этикетку: quod licet Jovi, non licet bovi***(*** Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку (лат.)) — другими словами, «что доставляет наслаждение знатоку, то недопустимо для массы, если мы желаем ей добра». Последняя фраза, сорвавшаяся с уст Бредта¹⁵, очень характерна. Ею сами себя обличают подобные господа.

3. Наконец, есть еще третий сорт людей, и таких немало, которые уже без всяких оговорок, пользуясь «научным методом», бесстыдно защищают в эстетике принцип «чувственного воздействия художественно воспроизведенных эротических мотивов на зрителя» и узаконивают сему право гражданства и силу. Они, во-первых, доказывают на фактах¹⁶, что чувственность, «заразительна, когда действует на нормального (конечно, в их смысле. — Еп. Варнава) человека и когда ее действие соответствует его культурному уровню», и «чувственное воздействие... не подлежит никакому сомнению»;

во-вторых, признают только следующее определение настоящей

художественности: «Чем интенсивнее это (то есть чувственное. — Еп. Варнава) воздействие, тем крупнее и значительнее художественная ценность. Это тоже должно быть признано внутренней и безусловной необходимостью»;

в-третьих, раз «чувственность сама по себе представляет нечто безусловно нормальное и потому здоровое», то задаются вопросом, «какой именно род чувственности имеет право на существование».

Отвечая на последний вопрос, эти господа утверждают, как незыблемое, следующее положение: «Право на сущест--35-

вование имеют все те формы проявления чувственности, в которых обнаруживается творческий момент жизненного закона, ибо именно они влекут

17

человека вперед и ввысь по пути его развития» — и прочий набор красивых фраз, с которыми мы уже сталкивались.

Кажется, скажу вместе со св. Василием Великим , «нам нет нужды обличать их учения; их самих достаточно друг для друга к собственному низложению». «Подобно тому как, — приведу еще сравнение св. Иринея Лионского (t 202 г. по Р. X.)¹⁹, — относительно хищного зверя, скрывающегося в лесу и оттуда нападающего и многих умерщвляющего, тот, кто вырубает и обнажает лес и открывает самого зверя, не усиливается поймать его, видя, что этот зверь — лютый зверь; ибо все могут видеть этого опустошительного зверя, избегать его нападений, стрелять в него со всех сторон, ранить и совсем убить; так и мы, коль скоро обнаружим их [этих ученых] сокровенные и втихомолку хранимые таинства, не будем иметь нужды опровергать пространно их учения».

• Оскорбление половой стыдливости и «открытие» (ср.: Лев. 18, 7-17) наготы в медицине, гигиене, скульптуре, живописи

Обвинения в этом грехе должны быть предъявлены со стороны тех лиц,

которые чаще всего его совершают, то есть со стороны врачей. Один из них,

20

некто В. Смидович (литературный псевдоним — Вересаев) , издал не книгу, а, как говорили в то время критики, «стон чуткой, совестливой души, которую

нещадно язвили роковые противоречия жизни медицинской профессии... Это

21

была слишком глубоко и серьезно выстраданная исповедь» . Она породила гро-

22

мадную литературу , причем общественное мнение (а не врачи, которые,

23

конечно, не имея смирения христианского, изо всех сил старались оправдаться) оказалось на стороне автора. Слишком остро и очевидно были вскрыты им самые животрепещущие вопросы, касающиеся не столько тела человека, сколько его духа. Вот, в передаче Вересаева, главные ненормальные и нетерпимые явления, иллюстрирующие и выявляющие конкретно поставленную мною в заголовке тему.

1. Постыдное состояние действующего субъекта. Когда Вересаев, будучи студентом, впервые увидел в клиниках -36-

обнаженную грудь женщины, пришедшей на позор²⁴ всех студентов только потому, что «дома нет средств лечиться», то, как он говорит, ему «кровь бросилась в лицо». «Я сидел весь красный, — продолжает он, — стараясь не смотреть на больную; мне казалось, взгляды всех товарищей устремлены на меня... Было ли во мне какое-нибудь сладострастное чувство в то время, когда больная обнажалась на наших глазах? Было, но очень мало: главное, что было, — это страх его. Но потом, дома, воспоминание о происшедшем приняло тонкосладострастный оттенок, и я с тайным удовольствием думал о том, что впереди предстоит еще много подобных случаев... Подойдешь к ней [к молодой больной], -она послушно и спокойно скидывает рубашку и сидит на постели, обнаженная до пояса, пока мы один за другим выслушиваем ее. Я старался смотреть на нее глазами врача, но я не мог не видеть, что у нее красивые плечи и грудь...»²⁵ Бывает и еще худшее отношение к больным, и до того чудовищное, что сами профессора, у которых подобное происходит под боком, отказываются верить этому. Профессор Московского университета Л. Мороховец²⁶ передает: «Мне рассказывали, что в терапевтической клинике одного из наших университетов ассистенты заставили больную красавицу принять ванну и сами подглядывали в щели, изображая нескромных селадонов».

2. Мучительное состояние пассивного объекта, терпящего не иначе как надругательство над христианским целомудрием. «Но кому особенно приходится терпеть из-за того, что мы принуждены изучать медицину на людях, — это лечащимся в клинике женщинам... Ассистент побежал за ширму. Больная стояла одетая и плакала. Он заставил ее раздеться до рубашки. Больную положили на кушетку и, раздвинув ноги, стали осматривать: ее осматривали долго -

27

осматривали мерзко, гнусно» .

3. Нравственное растление души человеческой. Это понятное и неизбежное следствие всего предыдущего. Однажды Вересаева, теперь уже врача с семилетней практикой, пригласили «к заболевшей курсистке». Далее он рассказывает: «Чтобы увидеть розеолы, необходимо было обнажить живот. Я на мгновение замялся — мне и до сих пор тяжело и неловко предъявлять такие требования. "Нужно поднять рубашку?" — просто спросила девушка, догадавшись, чего мне нужно. Она подняла»²⁸. Еще несколько слов к характе-

-37

29

ристике подобной «девушки» : «Она свободно и не стесняясь говорит с ним [с мужчиной] "в терминах научного материализма" о зачатии, о материнстве, — "и в то же время ни одни мужские губы не касались даже ее руки!.."»³⁰ * (*Здесь Вересаев цитирует очерк из книги французского писателя П. Бурже «Profils perdus», где говорится об одной русской девушке. — Прим, составителя.)

Какой вывод из всего этого? Что касается Вересаева, то, очевидно, дело его, по существу, правое. Это доказывает уже прежде всего то, что врачей, а особенно — что очень характерно — «жрецов» науки, самих «эскулапов», профессоров и ученых, его книга «задела за живое», сильно «уязвила». Следовательно, нашла больное место, ибо тяжелая научная артиллерия даром снаряды не тратит, но только в самых опасных случаях, и ученые, подобно погруженным в прелестный экстаз йогам, не удостаивают своими ответами простых смертных, да еще в популярных журналах. Что же это за больное место, на которое Вересаев капнул горячим сургучом? Он сознательно или бессознательно, но слишком близко подошел к разрешению некоторых вопросов со строго христианской точки зрения, осветив их, словно прожектором, потому что христианство действенно даже в неверующих руках. А «жрецы», окружив христианскую истину пушкинским «возвышающим обманом», приучили публику верить в то, что все «так и надо», «для вашей же пользы», для «науки», а мы, дескать, выше этого... Что же именно «так и надо»? -Раздеваться таким образом, как эти пациентки не делают и перед своими мужьями; позволять себя ощупывать сотне студентов, из которых не все и курс-то кончают, следовательно, в конечном счете, понапрасну, «даром» (ради науки); принимать воспитанной интеллигентной девушке такие

31

позы, от которых любая проститутка покраснеет и придет в ужас?.. И вдруг, когда дело было налажено, в университетской аудитории, как разорвавшаяся бомба, зазвенели вересаевские слова: «Пройдет ли для нее — этой

32

восемнадцатилетней девушки, которую вы осматриваете, — все это даром?» Вот совесть-то у них и заговорила**. (**Конкретно-то, может быть, они и теперь не задумываются, как и никогда ранее не задумывались, каким образом отразится это на девушке, не покатится ли она по плоскости вольного обращения и т. п. (но сургучом-то все же прижгли ей душу)). Ведь совесть — это глас Божий, таинст-

33

венное наставление и обличение ангела-хранителя .

Книгу Вересаева «светила» науки хотели дискредитировать во мнении общества, называя ее автора дегенератом с извращенным половым чувством³⁴: у нас-де, нормальных людей, «этого» не бывает. На что нужно им выписать следующее положение аскетики: если помыслы, то есть эротические представления, нас не тревожат, то это значит, что или мы исполняем страсть на самом деле, или стяжали полное бесстрастие. О последнем случае говорить здесь не

35

приходится , что же касается первого, то его сделают понятным следующие примеры.

1. Почему на монахов постоянно нападают помыслы, о которых они только и говорят (чтобы их выслушивать, существует целый институт старцев); миряне же спокойно проводят жизнь свою, никакие срамные мысли их не мучают, они даже и не замечают их? Потому что монах борется с тем, что ему ежеминутно демон насильно вбивает в голову, а мирянин, если ему что и захочется, не только не собирается отвергать это, но и малейшего промедления в исполнении своего желания не хочет иметь — к чему «упускать случай», раз и жена под боком. Где есть большая причина, там в меньшей нет нужды. Пусть ученые наши дадут себе труд последить за помыслами и побороться с ними, и откуда что возьмется у них тогда! Увидят, что постоянно в срамоте пребывают.

2. Почему у докторов не возникает похотливых чувств, как в этом они стараются уверить общество? Потому что они, как говорится, уже виды видали, все «это» им приелось, надоело — каждый день одно и то же. А ведь Вересаев что говорит? «Мне кровь бросилась в лицо, — это был первый случай, когда перед

36

нами вывели молодую пациентку» . Но тут я сам встану на сторону ученых эскулапов: ведь если бы они при всей своей долголетней практике, в которой

37

число пациентов определяется десятками тысяч , стали еще приходить в возбуждение, то что за чудовищное устроение души они имели бы! Да и как после всего этого можно еще им говорить что-нибудь в свое оправдание? Но все-таки прибавлю — эти эскулапы не имеют ни малейшего понятия об истинном христианском целомудрии, когда могут открыто называть себя «чистыми» и «безупречными», не замечая в себе грубого возбуждения, «буящей, крепцей

38

сущей плоти», как выражается св. Иоанн Лествичник (либо их помыслы молчат, «спят», как говорят свя--39-

тые отцы). Но истинно целомудрен тот, у кого помыслы не спят, а умерщвлены³⁹. Позволительно, однако, усомниться: умерли ли эти ученые в отношении блудных помыслов или, выражаясь их же собственным языком, сделались ли они хотя бы импотентами от подобного «бесстрастия»? Нет, конечно. Речь ведь идет только о бесстрастии врачей в отношении пациентов в клиниках и в аудиториях при демонстрации больных. Посему довольно уже рассуждать об этом. Впрочем, добавлю еще одно слово.

3. Замечать в себе дурные мысли — это настоящий подвиг и добродетель, которая при дипломе доктора медицины не прилагается в виде премии. Известен еще из Писания путь жены блудницы: яже егда сотворит, и измывшися, ничтоже, рече, содеях нелепо (Притч. 30, 20).

Но что говорят обо всем этом святые отцы и жены, учителя истинного и непревзойденного целомудрия? Как бы они вели себя в данном случае? Вот несколько примеров.

Пример первый (иллюстрирующий слова Вересаева: «...но потом, дома, воспоминание о происшедшем приняло тонкосладострастный оттенок»).

Один брат, — рассказывается в патерике⁴⁰, — находился в пути; с ним была мать, уже старуха. Когда они подошли к реке, старуха не могла перейти. Сын, взявши мафорий⁴¹, обернул свои руки, дабы не коснуться тела матери, и, таким образом подняв ее, перенес на себе на другую сторону. Мать спросила его: «Для чего ты обернул свои руки, сын мой?» «Для того, — сказал он, — что тело женщины -огонь. Из того самого, что я прикоснусь к тебе, придет мне на мысль другая женщина».

42

Пример второй. Брат Василия Великого св. Григорий, епископ Нисский , передает о своей родной и старшей сестре преп. Макрине, что «однажды, когда появилась [у нее на груди] болезненная опухоль и угрожала опасность разрезать эту опухоль, иначе болезнь сия вполне и совершенно обратилась бы в неисцельную, если бы дошла до близких сердцу мест, мать долго просила и умоляла ее воспользоваться пособием врача, так как и это искусство, говорит она, дано Богом на пользу людям. Но она, считая обнажение какой-нибудь части тела пред чужими глазами болезненнее самой болезни, по наступлении вечера... удалившись в святой храм, всю ночь припадает с молитвой к Богу Целителю и, текущую из глаз воду смешав с землею,

-40-

сию слезную грязь употребляет вместо лекарства против своей болезни; когда же мать скорбела духом и снова просила ее прибегнуть к врачу, она сказала, что достаточно для нее будет того лекарства против болезни, если мать своею рукою оградит место больное святым знамением. Как скоро мать вложила свою руку в недра ее, чтобы оградить эту часть крестным знамением, болезнь, по совершении сего знамения, исчезла».

Пример третий. Знаменитая диаконисса, св. Олимпиада, в баню не ходила. Если же была ей нужда ради недуга вымыться, то она в хитоне — в рубашке, чтобы понятней было, — входила в наполненную теплой водой ванну и мылась, не снимая этой одежды. Не только прислуживавших ей женщин, «но и сама себе

43

стыдяшеся, ни хотяше зрети наготы своего тела» .

Пример четвертый. Вот что рассказывает св. Афанасий Великий⁴⁴ про нитрийского отшельника Амуна. «Однажды настала Амуну нужда переправиться через реку... Было же тогда полководце. Амун стал просить бывшего с ним Феодора отойти дальше, чтобы не видеть им друг друга обнаженными, когда будут переплывать реку. Потом, когда Фе-одор удалился, Амун устыдился также сам себя увидеть обнаженным. Но пока боролся со стыдом и беспокоился, внезапно перенесен был на другой берег».

Итак, куда же деваться больному роду человеческому? Не лечиться и не учиться?

1. Болезнь есть наказание за грехи. Кто слаб верою, тот, что ему ни говори, пойдет ко врачу, да, может быть, и хорошо сделает. И то поругание, которое ему еще прибавится к болезни, то есть открытие своей наготы, вменится ему в умаление грехов. Пусть он вспомнит, как мучеников и мучениц раздевали донага

и это вменялось им в еще большую похвалу на небе. Лишь бы душа в это время самого человека была кротка и смиренна, то есть не роптала и терпела, но и не была дерзостна. А на большее подвигнуться, как Бог благословит. Конечно, указанный путь невысокий.

2. Что касается до изучающих медицину, то для них вопрос обстоит сложнее. Кто хочет подвижничать, тому, понятно, гинекологическая и венерическая клиники или родильный дом — плохое поприще для начала спасения. Но ведь желающий стяжать полную чистоту сердца туда и не пойдет. А кто о ней не имеет понятия, тот скоро привык--41-

нет ко всем голым телам, как повар — к печным горшкам. Да еще будет вместе с вышеуказанными профессорами обличать других, краснеющих при раздевании в присутствии посторонних, в извращенном чувстве. Но и то хорошо, если он на этом остановится. От блудницы, живущей в публичном доме, не требуют стыдливых манер институтки, и если она ведет себя на улице внешне прилично, считают это достаточным. Если же таковой человек оградит себя страхом Божиим, то скоро на своем поприще найдет удобную стезю для спасения. Бог не оставит без милости. Открый ко Господу путь твой и уповай на Него, и Той сотворит, — говорит пророк (Пс. 36, 5).

Того же самого, чего требуют от больных врачи, хирурги и терапевты, того же домогаются для себя и их коллеги-гигиенисты и сродные им лица⁴⁵. Вся разница только в том, что ратуют они за это по другим причинам и доказывают необходимость сего иным образом. Сюда же примешались скульпторы, художники. Так как принципиально данный вопрос мной уже решен, то не составит труда каждому и самому разобраться, как поступить ему в аналогичном случае.

Наконец, чистый эротизм насаждает целая отрасль медицинской науки, совершенно новая, так называемая сексология, представляющая собою выделившуюся в самостоятельную дисциплину часть психиатрии — половую психопатологию. То, что печатается в этой области, безусловно, не может помочь делу исцеления недугов падшего человечества, растравить же его раны способно в высшей степени. И что для этой именно цели — не избавиться от зла, а научиться ему — раскупаются подобные книги, претендующие на научность, отлично показывают цифры их тиражей, выражающиеся обычно в десятках тысяч. Я не буду больше о них ничего говорить, потому что это не наука, а клоака мерзости. С формальной стороны, с точки зрения культуры, некоторые из этих изданий, конечно, отвечают самым высоким требованиям. Но мы духовного ищем.

• Научные и художественные произведения как средства для возбуждения чувственности

Все, о чем до сих пор говорилось в этом параграфе, - проповедь страстей средствами культуры и науки — имело -42-

вид серьезного дела: люди хотели оправдать свои нравы высшими, иногда даже «неземными» интересами, придать им самодовлеющую ценность. И мы также видели, что иное дело — внешне красивые слова, а иное — самые дела с их неприглядной сущностью. У тех, кто успокаивает себя словами, поступая вопреки им, раздвоена совесть, они живут самообманом, но, по крайней мере, с долей искренности. Большинство же людей, к сожалению, сознательно используют возможности цивилизации и культуры для достижения собственных грубых и циничных целей. Большинство пользуется ими для возбуждения только своей похоти. «Блуднику сладок всякий хлеб; он не перестанет, доколе не умрет» (Сир. 23, 23). И у большинства все в дело идет: наука, литература, искусство. Но еще более гнусными предстают не столько «пользующиеся», сколько «пользующие».

1. Поль Бурже в посвящении («Юноше») своего романа «Ученик»⁴⁶ обращается к представителю молодого поколения со следующими словами: «Когда ты читаешь книги, в которых мы изображаем ужасы преступных страстей, не стремишься ли ты любить лучше, чем любили авторы этих книг?» Это речь наивного идеалиста (см. пункт 2 на с. 28), о котором речь была выше. А вот речь практика, который приложил совет к делу. Герой этого романа в своем дневнике сознается, что, начитавшись запретных книг, начиная с «Шагреневой кожи» Бальзака и кончая «Цветами зла» Бодлера (не говоря уже о поэмах Гейне и

47

романах Стендаля), он потерял последние остатки детской веры . После этого «все добродетели, которые мне восхваляли с детства, стали такими маленькими, убогими, жалкими, по сравнению с великолепием, роскошью и безумием некоторых грехов»⁴⁸. Теперь спрашивается: зачем писатель сказал несколько полезных слов в предисловии и потом показал всю их тщету на многих страницах своего романа?

2. Вот еще один тип «пользующихся». Наш писатель Д. Фонвизин⁴⁹ кается всенародно в своей «Исповеди»: «Узнав в теории [из книг] все то, что мне знать было еще рано, искал я жадно случая теоретические мои знания привесть в практику. К сему показалась мне годною одна девушка, о которой можно сказать: толста, толста! проста, проста!» Дальнейшее можно не выписывать, уже и так ясно, что должно было случиться. Вот это-то событие, приключившееся с ним, впоследствии заставило Фонвизина ради сво-

-43-

ей душевной пользы пренебречь собственным стыдом (рассказав полностью то, о чем я упомянул кратко) и воскликнуть: «О вы, коих звание обязывает надзирать над поведением молодых людей, не допускайте развращаться их воображению, если не хотите их погибели!»

3. Можно не описывать отношение толпы к эротическому искусству, оно достаточно очевидно, но о том, что серьезные и подлинно благочестивые сюжеты, становящиеся предметом изображения в искусстве, возбуждают у некоторых похоть, стоит упомянуть. Обойду молчанием надпись, кощунственно увековеченную неким современником Джорджоне на оборотной стороне его Мадонны⁵⁰, и укажу только на появление иногда и у глубоко верующих людей так называемых хульных помыслов.

4. Еще упомяну о «пользующих». Выпишу красноречивое свидетельство из одного ученого сочинения (которое само требует критического разбора). «Есть, к сожалению, издательства, печатающие только "исторические" книги об однополой любви, убийствах, сладострастии и жестокости, - все это под флагом научности и, само собой разумеется, в расчете на чувственность. Чтение подобных произведений, конечно, посодействует воспитанию флагеллянтов, любителей сечения мальчиков и т. п.» Еще несколько слов оттуда же: «К сожалению, люди науки, чьи произведения, написанные ради серьезных целей,

перелистываются непризванными из любопытства и чувственности, служат нередко источниками для популярной псевдонаучной литературы, преспокойно выбирающей из них главным образом то, что может подействовать на чувственность»⁵¹.