• Против того, что музыка обладает страстным характером, не спорят и самые рьяные ее защитники. Даже такие авторы, как Bloch, и то советуют пользоваться ею с осторожностью, так как она может вызвать сильные эмоции (как, например, музыка Вагнера). Э. Фукс59, про которого уже никак нельзя сказать, что он умеет отличать вещи целомудренные от бесстыдных в христианском смысле, и тот говорит про оперу (увлечение которой признается ныне верхом культурного лоска): «Опера — сконцентрированная чувственность. Каждое слово, каждый звук, каждый ритм, каждая линия, каждое красочное пятно — все в ней насыщено чувственностью, эротикой. Ее содержанием является исключительно чувственность, эротика, любовь, сведенная на сладострастие. Вокруг сладострастной любви вертится основная мысль сюжета, ею напоена любая ария, которая поется, и ничего, кроме сладострастной любви, не символизируют тысяча изворотов и арабесок балета. Другими словами: все в ней сконцентрированная обнаженность, физически — в костюме и движениях, духовно — в диалоге. Она не второстепенная в ней черта, а единственная сознательная цель. Не простая случайность поэтому, что во всех классических операх балет играет такую большую роль. Балет — просто неотделим от оперы, так как в нем чувственность линий и движений находит свое утонченнейшее выражение».
Правы поэтому были наши предки, наши древние святители, преподобные, церковные проповедники и даже светские люди, когда безбоязненно обличали игру на музыкальных инструментах и приписывали ей характер бесовский. Они имели на то глубокое основание, потому что воочию и непосредственно имели дело с самими, невидимыми, вдохновителями этого искусства, тогда как нынешние люди не только не видят демонов, но и того, что делается в собственной душе. Приведу несколько примеров.
Преп. Исаакию, затворнику Печерскому (XII в.), бесы являются с музыкальными инструментами (сопелями, бубнами и гуслями) и играют на них60.
Св. Кирилл, еп. Туровский (+ 1183 г.), называет в своих проповедях музыкальные орудия сатанинскими — «сопели сотонинския»61.
«Смеха бегай лихаго, скомороха... и гудця и свирця не
-50-
уведи у дом свой глума ради, поганьско бо то иесть... дьяволи бо то суть», — поучает черноризец Григорий62 (по списку XIII века).
«Сопели, гусли... собирают около себе студные бесы, держай же сопельника, в сласть любуй гусли... чтить темнаго беса», — говорится в «Слове о русалиях»63.
«Не люби игры, да не обрящешися тамо с бесовскими слугами», — говорит митрополит Даниил64 в своем поучении.
От трапезы, за которой происходят гудение, плясание и игры, ангелы Божий «отъидут скорбни», а «нечестивии де-мони возрадуются, видя волю свою содевающу безумнии християне», — говорит Домострой65, произведение XVI века, изящное по языку и мыслям.
Когда однажды преп. Феодосии Печерский захотел отдохнуть после вечернего правила, то вдруг «слышаше глас хлопота в пещере от множества бесов... в тимпаны биющем, и инем в сопели сопущем»66.
Св. Церковь от лица священника спрашивает на исповеди кающихся: «слушал ли гусельников, или пел еси песни бесовские, или слушал поющих?»67
Даже плата, даваемая игрецам, считается жертвой диаволу, то есть тяжким грехом (теперь это можно сравнить с покупкой билета на концерт, в театр, в кинематограф). «За кую вину, — восклицает автор «Слова о русалиях»68, — даеши сребро свое дьяволу в жертву, велику пагубь души своей творя, а дьяволу же радость».
Если же перейдем от древней церковной литературы к светской тогдашнего времени, увидим тот же взгляд: музыка — дело бесовское. Так, например, в былине о Садко69, когда под звуки гуслей этого игреца расплясалось и расскакалось все подводное царство, расходилось бурное море, потопляя корабли без
счету, герою былины является старик «седатый», или «Никола Можайский», или «старчище», и обращается к нему с такими словами:
Полно тебе играть в гуселки яровчаты,
Полно губить людей бесповинных.
От твоих от игор от бесовскиих,
И от тьшх от плясок нечестивыих,
Океан сине море всколебалося.
• Про танцы, которые теперь обратились в целую науку (со своей собственной литературой), можно говорить
-51-
долго. Но и здесь я могу обрисовать лишь контуры предмета. Для моих целей будет достаточно, пользуясь высказываниями философов и писателей, раскрыть природу нынешнего светского танца, а потом на основании этого перейти к выводам.
Что такое танец?
Танец, по словам Платона, «подражает речам Музы».
Почти теми же выражениями говорит о нем Аристотель: «Ритмическими движениями он [танец] выражает обычаи, страсти, поступки».
Танец, считает Лукиан, «представляет собой изобразительное искусство, которое выражает идею и облекает в плоть невидимую мысль».
Но уже и в самое древнее время понятие о нем сужалось. «Есть танцы, -говорит Платон, - имеющие в виду преимущественно самое тело; назначение их — обнаруживать силу, гибкость, красоту; они заставляют каждый член тела сгибаться, разгибаться и послушно подчиняться, посредством легких и
70
гармоничных движений, любому положению» . Это, собственно, уже род гимнастики, но гимнастики ритмической (наподобие нашей гимнастики Далькроза).
Нынешние авторы высказываются яснее и расставляют все точки над i другими словами, подбираются ближе к самой сути <танцев>, к похоти.
«Естественным источником красоты танца, — говорит один из современных
71
авторов , — является выявляемое им совершенство человеческого тела. В этом выявлении — вся его задача и сущность».
Вот еще несколько поворотов той же мысли о чувственной основе танца (хотя и прикрытой всяким тряпьем из красивых фраз и мишурных блесток своеобразного псевдонаучного языка): Психология танца заключается в «эстетической возможности ощущать эмоцию красоты», в танце кроется «источник эстетических переживаний» и дается выражение «совершенства человеческих движений, страстей, порывов... в прекрасных и убеждающих формах
72
динамической пластики» .
Это «совершенство страстей» у цитируемого автора -бесподобно. Но горе тому человеку, для которого оно так «убедительно»! Нас должны убеждать не танцы, а страдания Иисуса Христа. Неужели христиане, если они в пол-52-
ном разуме, могут со спокойной совестью считать, что совместимы, с одной стороны, танцы с объятиями (подобные которым никакая честная девушка не позволит себе с чужим человеком не только на людях, но и наедине; а здесь почему же это можно? принято так? по необходимости?) и двусмысленными
разговорами, а с другой — плач Спасителя над Иерусалимом (Лк. 19, 41-47), Его муки: бичевание, терновый венец на челе (вместо бальной розы в волосах наших дев-христианок, так называемых барышень), и скорбный путь, политый кровью и потом, и святой Крест!?. Не хорошо и на бумаге сопоставлять такие вещи, а они ведь происходят в действительности!
Такова природа танцев по взглядам светских авторов -их ценителей. Если обратимся к церковной литературе и к древнерусской, то найдем там обличение того же бесовского характера танцев, каковой древние авторы находили и в музыке. С самых первых времен христианства Церковь стала открыто говорить об этом. Вот несколько примеров.
1. Один древний подвижник плел корзины и пел псалмы. Вдруг через окно вошел как бы отрок сарацин и стал плясать. «"Старик, хорошо ли я пляшу?" — спросил он меня (рассказывал после старец авве Павлу, настоятелю одного из иерусалимских монастырей того времени). Я ничего не отвечал. "Как тебе нравится моя пляска, старик?" — снова спросил он меня. С моей стороны ответом было полное молчание. "Что ж, по-твоему, негодный старик, ты что ли великое дело делаешь? Так я тебе скажу, что ты соврал в шестьдесят пятом, в шестьдесят шестом и в шестьдесят седьмом псалмах".
Тогда я встал и повергся пред Богом, и он тотчас исчез». Здесь необходимо обратить внимание на то, что,
во-первых, бес входит не как все, а вычурно, и в виде иноверного, «нехристя»; во-вторых, хочет пляскою отвлечь внимание молящегося, занимающегося «умным деланием»;
в-третьих, демон все время, только невидимо, следил за подвижником и за каждым словом Псалтири, которую тот читал наизусть;
в-четвертых, демон не терпит усиленной, соединенной с крестным знамением молитвы, потому что старец повергся, очевидно, по примеру древних отцов, на землю крестообразно;
в-пятых, на мытарствах все эти мелочи, которые бесы замечают за нами и только иногда говорят, по промыслу -53-
Божьему, великим святым, чтобы те имели возможность покаяться в своей человеческой немощи, — все эти мелочи демоны предъявят людям. И после этого вспомним, как мы стоим в храме и на молитве! Что с нами будет на Страшном
Суде?73
2. В «Повести о девицах смоленских, како игры творили» (по списку XVII
74
века) говорится о бесовском сборище, нелепом и скверном, накануне Иванова дня: «...эти окоянные бесом научены были».
75
3. В стихах о грешной душе говорится о разных ее прегрешениях, а также и об участии ее в танцах и плясках, за что она осуждается на вечные муки:
По игрищам душа много хаживала,
Под всякия игры много плясывала,
Самого сатану воспотешивала...
Провалилася душа в преисподний ад,
Век мучиться душе и не отмучиться...
Отношение к танцам с точки зрения здравого смысла и церковных канонов
1. Христианин должен строго помнить следующее правило (62) святых отцов VI Вселенского Собора76 и принимать его как Слово Самого Господа в Евангелии (ср.: Деян. 15,28):
«Так называемые календы, вота, врумалиа77, и народное сборище в первый день месяца марта [ср. наши «маевки» в день «1 мая»] желаем совсем исторгнуть из жития верных. Также и всенародные женские плясания, могущие наносить великий вред и пагубу, равно и в честь богов (ложно так еллинами называемых) производимые мужским или женским полом плясания и обряды, совершаемые по некоему старинному и чуждому христианскому житию обычаю, отвергаем и определяем: никакому мужу не одеваться в женскую одежду, ни жене в одежду, свойственную мужу; не носить личин [масок] комических, или сатирических, или трагических; при давлении винограда в точилах не произносить гнусного имени Диониса [по-нашему, можно приравнять к «черному» слову]... Посему тех, которые отныне, зная это, дерзнут делать что-либо из вышесказанного, если они — клирики, повелеваем извергать из священного сана, а если миряне — отлучать
78
от церковного общения»* . (*перевод исправлен епископом Варнавой. — Прим, составителя.)
-54
2. В одном древнерусском поучении XVII века проповедник так говорит о танцах: «Многовертимое плясание отлучает человеки от Бога и во дно адово влечет. Пляшущи убо жена невеста нарицается сотонина, любодейца дияволя, супруга бесова. Не токмо сама будет пляшущая сведена во дно адово, но и ти, иже с любовью позоруют (смотрят. -Еп. Варнава) и в сластех раздвизаются на ню с похотию... Пляшущия бо жена многым мужем жена есть; тою диявол многых прельстит во сне и на еве (наяву). Вси любящий плясание со Иродиею в негасимый огнь осудятся. Грешно бо есть и скверно и скаредно своему мужу совокуплятися с таковою женою... Того, братие и сестры, блюдитеся и не любите беззаконных игор бесовских, паче же удаляйтеся плясания, да не зле в муку вечную осуждени будете»79.
3. «О, злое проклятое плясание! — восклицает иной. -О, лукавыя жены многовертимое плясание! Пляшущи бо жена — любодейница диаволя, супруга адова... Вси бо любящий плясание безчестие Иоанну Предтече творят — со Иродьею негасимый огнь и неусыпаяй червь осудит!»
4. Даже смотреть на пляски грех: «Не зрите плясания и иныя бесовских всяких игор злых прелестных, да не прельщены будете, зряще и слушающе игор всяких бесовских; таковыя суть нарекутся сатанины любовницы»80.
Почему у нас теперь столь же сильно не говорят проповедники? Тогда не было в этом такой необходимости, сердце народное было мягче, религиознее, проще, а в настоящее время и такими обличениями не выжмешь ни одной слезы... Легкомысленно было бы думать, что относиться так к танцам заставляло духовенство его официальное положение, обязанность учить народ по старым, замасленным книжкам с медными застежками и никак иначе. Даже язычники классического времени, и не какие-нибудь, а выдающиеся умы древности, писали вещи, едва ли не превосходящие вышеуказанные своею резкостью, с не
допускающей двусмысленных толкований определенностью. Для образца я
81
приведу только одно изречение на этот счет знаменитого Цицерона . «Ни один
порядочный, трезвый человек, - говорит он, — если только он в здравом уме, не станет плясать, — ни наедине, ни на скромной пирушке, ни в честной компании. Пляска — спутница лишь роскошных пиров, разгульных увеселительных мест и чувственных удовольствий».
-55-
Действительно, посмотрите непредубежденно, хотя бы и глазами человека с Марса (как теперь говорят), на то, как не пять пар на домашней вечеринке, а 200300 танцующих пар вертятся в столичном клубе. Как все они в один такт пристукивают ногами, размахивают руками, поводят головой; как от них, словно от какого-то стада животных и вьючных скотов пахнет потом, перемешанным с окислившимися, хотя бы и дорогими, духами и спертым (несмотря на электрическую вентиляцию) воздухом, — и все это создает какую -то вонючую и смрадную, в прямом и переносном смысле, атмосферу!.. И представьте себе, с другой стороны, благоуханные луга и свежий простор полей, изумрудные опушки красивого бора и среброкованную чешую чистой, красивой речки и прочую благодать Божьего мира! Спросите наивно кого-нибудь из этих пляшущих, почему они так мучают себя, исскакавши с вечера до утра пространство в общей сложности в не один, вероятно, десяток верст? Может быть, кто-нибудь заставил их в наказание исполнять этот тяжелый труд и странные телодвижения, скакать то на одной, то на другой ножке, вместо того чтобы ходить прямо? Попросите заодно объяснить, почему не стыдно посредством таких прыжков, шуток, смеха, веселья, собирать деньги в пользу «пострадавших от пожара», «бедных семейств погибших на войне», «в пользу раненых», которые в это же самое время, может быть, сидят голодные или льют горькие слезы. Ведь если вы хотите им помочь и притворяетесь сердобольными и сострадательными, то собрались бы и, вместо ведения похабных разговоров, сговорились, какую кому семью посетить, разделили, соответственно нуждам каждой из них, принесенные деньги и разошлись бы, неся помощь в подвалы и чердаки с утешением, лаской и приветом... Указывают на о. Иоанна Кронштадтского, что он, уже будучи старцем, в конце жизни ходил в шелковых рясах, но почему-то не вспоминают, как он в молодости, на протяжении двадцати-тридцати лет, ходил как раз по чердакам и грязным подвалам, по рабочему, нищему люду и оставлял у них свои последние сапоги и верхнюю одежду. Но благодарный верующий народ не забыл этого и слезно просил, чтобы он принял их дары...
• Еще большим злом является театр, открытая сцена, оперетка, скачки, клубы и прочие «зрелища». Об этих предметах много пишут, весь мир наполнен книгами и журнала-56ми, восхваляющими эти вещи. Каждая газета уделяет им несколько столбцов. Я же ограничусь выписками из святых отцов и учителей Церкви первых веков христианства, касающимися данной темы.
1. Иоанн Златоуст так обличал в свое время своих пасомых: «Многие, думаю, из тех, которые недавно оставили нас и ушли на зрелища беззакония, сегодня находятся здесь. Я хотел бы видеть их своими глазами, чтобы изгнать из священного притвора — не с тем, чтобы они навсегда остались вне его, но чтобы исправились и потом вошли сюда снова... Но если не можем рассмотреть их чувственными глазами, то слово отметит их и, коснувшись их совести, легко убедит их добровольно выйти (из церкви), внушая то, что внутри (ее) находится только тот, кто имеет расположение духа, достойное пребывания здесь, а тот, кто приходит в это священное собрание с развращенными нравами, хотя и входит сюда телом, извержен (отсюда) и удален гораздо более тех, которые стоят за дверями и не могут быть причастниками священной трапезы*...(*Речь идет о кающихся; о древнем чине покаяния (е^о^оХоупоц) см.: "Основы" Отдел III. Гл. 7. § 4. О покаянии. — Прим. еп. Варнавы.)
Но настолько ли важный грех, скажешь, сделали эти люди, чтобы за него изгнать их из этой священной ограды? А какой нужен тебе другой больший грех, когда они, сделав себя совершенными прелюбодеями, бесстыдно, как бешеные псы, устремляются к этой священной трапезе? И если хочешь ты узнать и самый способ прелюбодеяния, то скажу тебе слово — не мое, но Самого Того, Кто будет судить всю нашу жизнь. Всяк, говорит Он, иже воззрит на жену, ко еже вожделети ея, уже любодействова с нею в сердце своем (Мф. 5, 28). Если случайно встретившаяся на площади и одетая, как попало, женщина своим видом может иногда уловить человека, который из любопытства посмотрит на нее, то как могут сказать о себе, что смотрели не с похотствованием те, которые идут в театры не просто и не случайно, но для этого именно и с таким рвением, что небрегут и о церкви, проводят целые сутки, пригвоздившись глазами к бесчестным женщинам, где развратные речи, блудные песни, любострастный голос, подкрашенные брови, нарумяненные щеки, наряды, подобранные с особенным искусством, поступь, исполненная очарования, и множество других приманок
-57-
для обольщения и увлечения зрителей; где и душа зрителя в беспечности и великой рассеянности, и самое место возбуждает к любострастию; где мелодия предшествующих и последующих песен, выигрываемых на трубах, свирелях и других подобных инструментах, очаровывает и расслабляет силу ума, подготовляет души находящихся там к обольщениям блудниц и делает их легко уловимыми. Если похоть часто, как какой-нибудь хитрый разбойник, тайно входит и здесь, где псалмы и молитвы, и слышание божественных слов, и страх Божий, и великое благолепие, то как могут быть свободны от злой похоти те, которые сидят в театрах и ничего не видят и не слышат, а будучи исполнены гнусности и беспечности, подвергаются воздействию чрез все чувства, — и чрез слух, и чрез зрение? Если же они не свободны от этого, то как могут когда-либо освободиться и от вины прелюбодеяния? А несвободные от вины прелюбодеяния, как могут, без покаяния, вступить в этот священный притвор и участвовать в этом прекрасном собрании?
Поэтому увещеваю и прошу их наперед очиститься исповедью и покаянием и всеми другими способами от греха, сделанного ими на зрелище, и тогда уже слушать божественные слова. Грех этот не маловажен; это всякий ясно увидит из примеров. Если бы какой слуга в тот ящик, где хранится дорогая раззолоченная господская одежда, положил грязное и покрытое вшами служительское платье, перенес ли бы ты, скажи мне, равнодушно такое оскорбление? Или если бы кто в золотой сосуд, в котором постоянно держались благовонные мази, влил помет и грязь, не применил ли бы ты даже побоев для наказания виновного в этом? Так неужели о ящиках и сосудах, одеждах и благовонных мазях у нас найдется столько заботливости, а душу свою мы почтем хуже всего этого, и туда, куда влито духовное миро, будем влагать диавольские внушения, сатанинские басни и песни блудные? Как, скажи мне, потерпит это Бог? А между тем, не так велико расстояние между благовонною мазью и грязью и между одеждою господскою и служительскою, как между духовною благодатию и этим злым делом. Ужели не боишься ты, человек, одними и теми же глазами смотреть и на сцену в театре, где представляются гнусные действия прелюбодеяния, и на эту священную трапезу, где совершаются страшные таинства? Одними и теми же ушами слушать и сквернословящую блудницу, и поучающего
-58-
тебя тайнам пророка и апостола? Одним и тем же сердцем принимать и смертоносный яд, и страшную святую жертву? Не отсюда ли развращение жизни, расстройство брачных союзов, распри и ссоры в семействах?.. На самую Церковь будешь смотреть с большим неудовольствием, а слова о целомудрии и чистоте слушать с досадою; они являются для тебя не поучением, а осуждением; впавши мало-помалу в отрицание, наконец ты совсем удалишься от этого общеполезного учения. Поэтому прошу всех вас о том, чтобы и вы сами избегали гибельного пребывания на зрелищах, и посещающих отвлекали от них. Ведь все, что бывает там, доставляет не развлечение, а гибель, муку и осуждение... Посмотри на самого
себя, каков бываешь ты по возвращении из церкви и каков по выходе из театра;
82
сравни оба эти дня, и тебе не будет нужды в наших словах» .
2. Еще сказал: «Ходить на зрелища, и смотреть на конские ристалища, и играть в кости — для многих не кажется преступлением, но все это вводит в жизнь тысячу зол. Пребывание на зрелищах порождает прелюбодеяние, невоздержность и всякое бесстыдство; от смотрения на конские ристалища заводят споры, брани, удары, обиды, вражды постоянные; любовь к игре часто бывает причиною злословия, убытка, гнева, брани и тысячи других, еще более тяжких,
83
зол» .
3. Вот еще прекрасное место: «Вот уже время поста склоняется у нас к концу... Прошу всех вас и молю, пусть каждый в своей совести рассмотрит свою торговлю постом... Пока стоит ярмарка, станем торговать для приобретения большей прибыли, чтобы не уйти нам с пустыми руками, чтобы, подъявши труд поста, не лишиться награды за пост... Как? Когда от пищи мы воздерживаемся, а от грехов не удерживаемся; когда мяса не едим, а поедаем домы бедных; когда вином не упиваемся, а упиваемся злою похотью; когда весь день проводим без пищи и весь же день бываем на бесстыдных зрелищах. Вот и труд поста, и никакой награды за пост, когда ходим на зрелища беззакония... Какая выгода постящимся ходить на зрелища беззакония, посещать общее училище бесстыдства, публичную школу невоздержания, восседать на седалище пагубы? Да, не погрешит тот, кто сцену, это пагубнейшее место, полное всякого рода болезней, эту вавилонскую печь, назовет и седалищем пагубы, и школою распутства, и училищем невоздержания,
-59-
и всем, что ни есть постыднейшего. Действительно, диавол, ввергнув город в театр, как бы в какую печь, затем поджигает снизу, подкладывая не хворост... не нефть, не паклю, не смолу, а что гораздо хуже этого, любодейные взгляды, срамные слова, развратные стихотворения и самые негодные песни... Горящие в этом огне даже и не чувствуют, потому что если бы чувствовали, то не производили бы громкого смеха при виде того, что происходит. А это-то хуже всего, когда больной не знает даже и того, что он болен, и сгорая жалким и бедственным образом, не чувствует воспалений. Какая польза в посте... когда целые дни просиживаешь в театре, смотря на посрамление и унижение общей человеческой природы, на жен-блудниц, на актеров, которые, собирая все, что есть худого в каждом доме, представляют зрелища любодеяния? Да, там можно видеть и блудодеяния и прелюбодеяния, можно слышать и богохульные речи, так что болезнь проникает в душу и чрез глаза, и чрез слух; там лицедеи представляют чужие несчастия, от чего дано им и позорное имя... Какими глазами посмотришь ты на жену после тех зрелищ? Как взглянешь на сына, как на слугу, как на друга? Надобно или быть бесстыдным, рассказывая о том, что бывает там, или молчать, краснея от стыда. Но отсюда уходишь не таким; нет, ты можешь дома смело пересказывать все, что здесь говорится, — вещания пророческие, учения апостольские, законы Господни, — можешь предлагать всю трапезу добродетели; а таким повествованием жену ты сделаешь более целомудренною, сына более разумным, друга более искренним, да и самого врага заставишь прекратить
84
вражду» .
4. Наконец приведу еще одну фразу Златоуста: «Много зла причиняют городам зрелища, зла великого, мы даже и не знаем, насколько великого»85.
5. Климент Александрийский, учитель еще более раннего времени, пишет: «Не без права ристалища и зрелища можно назвать гнездилищами заразы (Пс. 1, 1). Ибо здесь против Мужа Праведного* (*Т. е. против Христа. В Деян. 3, 14 Он называется Святым и Праведным. Ср.: Тертуллиан. De spectac. Cap. 3. — Прим.
Н. Н. Корсунекого.) как бы злой совет составляется; посему это собрание и проклятию предается. Они полны беспорядочности и беззакония; и предлоги к составлению их — пошлого рода. Перемешиваются на этих собраниях
-60-
между собой и мужчины и женщины, чтобы взаимно себя видеть*; (*Ср.: «Всякий, отправляясь на зрелище, прежде всего о том думает, чтобы себя там показать и других увидеть». (Тертуллиан. De spectac. Cap. 25). — Прим. Н. Н. Корсунского.) и так бывают они причиной беспорядочности. Здесь говорит и действует собрание совета нечестивое. Взоры питаются чувственностью, разгораются пожелания и праздные глаза, имея случай пристальнее разглядывать соседей, воспламеняются чувственными пожеланиями. Воспрещенными для себя поэтому должны считать мы публичные зрелища и представления с их вздорным прокудничеством и пустословием**.(**Ср.: Постановления апостольские. Кн. VIII. Гл. 32. — Прим. Н. Н. Корсунского.)
Потому что каких только грязных деяний на этих сценах не представляется, каких только бесстыдных слов здесь скоморохи не произносят! Но кто в этих пошлостях находит удовольствие, тот приносит образы их с собою и домой... Но даже и в том случае, если бы кто такие зрелища за шуточные считал, за устраиваемые для развеселения духа, я утверждаю, что немного же ума у заправил тех городов, где заботятся о забавах как бы о каком важном деле. Да и не суетное ли это дело серьезно заниматься вещами пустыми и ничтожными? Они питают собой безрассудное честолюбие, и силы здесь расходуются бессмысленно... Человек разумный никогда не предпочтет приятного доброму. Но говорят: "Не всем же быть философами". Неужели? А разве не все мы стремимся к вечной жизни? Что скажешь ты на это? Зачем же ты и веру принял? Можешь ли Бога любить и ближнего, не философствуя? "Да я и читать-то не умею", — быть может, скажет кто-нибудь. Если читать не умеешь, чем ты защитишься, если не слушаешь? Слушанью ведь не нужно учиться. Впрочем, вера вовсе и не есть достояние мудрых мира сего (1 Кор. 1, 26-27), а мудрых в Боге. Бога и не зная грамоте можно познавать; свиток, содержащий положения сей веры и обращенный к людям хотя простым и несведущим, есть, однако же, Божественный. Это — Божественное самосвидетельство, именуемое Божественной любовью, это — книги печати духовной. Но можно слушателем Божественной мудрости быть и вместе с тем своему гражданскому положению соответствовать; ничто ведь не препятствует и дела мирские вести правильно и богоугодно»86.
-61
6. Еще сказал: «И мужчины, Христу себя посвятившие, во всей своей жизни должны не казаться лишь, а и быть столь же степенными и благопристойными, в каком виде и в церквах они оказываются: столь же скромными, богобоязливыми, любвеобильными. Но я недоумеваю, отчего это с переменой места они меняют и внешний вид свой и поведение... Оставляя церковное собрание, отлагают они в сторону и святые чувства, навеянные в церкви Духом Божиим, и уподобляются большинству, среди которого вращаются. Или лучше сказать: как скоро отлагают напускную и лицемерную эту степенность, делается очевидным, что на истинной их духовной физиономии она была лишь маской. По-видимому с благоговением выслушавши слово Божие, они оставляют оное там, где выслушали, а вне церковного собрания, как бы с ума рехнувшись, в обществе нечестивцев себя не помнят от удовольствия; внимая игре арфистов и арфисток, из себя они выходят при выслушиваньи их любовного чириканья, приходят в исступление от пения под игру на флейте, хлопают в ладоши, выпивают, позволяя себя осыпать и опакощивать всякого рода и другим сором и мусором, наметенным, натащенным
87
и накиданным течением и веянием времени» .